В этой повести описываются не столько физические, сколько психические проявления чернобыльских аномалий. Главным героем повести взят человек, поначалу далекий духом от Зоны, чтобы читатель вместе с ним начал постепенное погружение в альтернативную реальность. Я постарался отразить, каким я представляю игровой процесс Сталкера, пытался не зацикливаться на одном-единственном событии, сделать ход повести таким, чтобы у читателя возникло ощущение нелинейности: словно то, что прочитает он в следующею секунду, будет напрямую зависеть от того, как он воспринял только что прочитанное. Ход событий подобен геймплею будущей игры — каждый персонаж самостоятелен, и не ждет, когда он появиться в поле зрения героя, но с каждой минутой события переплетаются все гуще, чтобы потом единым потоком влиться в финал. Какой? А это никому не известно. Press "New Game"!
       Зона — это не только тридцать квадратных километров, обнесенных колючей проволокой. Зона не привязана к какому-либо географическому объекту. Ее не нужно искать. Свою Зону мы всегда носим с собой. В нашем сердце.
       Эпитафия на могиле неизвестного сталкера.

      Сегодня утром мне довелось быть свидетелем одного прелюбопытнейшего диалога. Дело в том, что, несмотря на грядущий юбилей (в декабре мне исполнялось шестьдесят, и мы готовились закатить с бывшими сослуживцами культурную попойку в "Хромите" по этому случаю), я по-прежнему обладал довольно крепким телом и даже пробегал по паре километров перед завтраком, чтобы не потерять форму. Вот и сегодняшним утром, совершив необходимый моцион, я присел на лавочку и стал оглядывать прохожих опытным взглядом бывшего помощника следователя по особо важным делам. Поверьте мне, я вовсе не вмешиваюсь в чью-то личную жизнь. Это просто безобидное хобби, и я не могу без него. Вот, кстати, идет парочка. Парень с девушкой. Он, размахивая руками во все стороны, рассказывает ей про своего дурака-шефа, который заставляет их вкалывать до позднего вечера. Ну зачем же так врать, молодой человек? Кто же вам поверит с такими зрачками? Солнце уже поднялось, а зрачки почему-то широкие-с… Вы уж поосторожнее с девушками, они существа такие, им полиграфа не надо, и специальных навыков, у них детектор в крови, так сказать, заложен. Но я не люблю таких сцен, поэтому переключаю свое внимание на других персонажей спектакля "утро" на сцене нашего маленького проспекта.
      Наблюдать за собачниками — тоже увлекательнейшая вещь, причем полезная. Наслушавшись их бесед друг с другом, я накопил превосходную теоретическую базу и, со временем, наверное, заведу себе ротвейлера.
      Сегодня, однако, моему взору предстала лишь пожилая напомаженная мадам из соседнего подъезда с брехливой кудлатой собачонкой неопределенной породы. Остальные собаководы, вероятно уже выгуляли своих питомцев, а может быть, перенесли сегодня место прогулок. Скорее последнее, потому что все немногочисленные фонарные столбы поражали необыкновенной для такого "собачьего" времени сухостью у основания, подумал я и усмехнулся профессиональной догадке. Именно в это самое время до меня донеслись обрывки диалога:
      — Ну, что же, уважаемый Петр Николаевич, тут мы и обсудим все детали предстоящего дела.
      Я чуть повернул голову и обомлел. Скамейка, по которой я скользнул взглядом секунд десять назад, теперь была занята двумя мужчинами представительного вида. Готов поклясться, что мгновенье назад проспект был практически пуст, что прослеживалось почти на полкилометра (не считая дамы с собачонкой). Между тем мужчина, названный Петром Николаевичем, запахнул полы широкого черного пальто и надвинул шляпу на глаза.
      — Я одобряю ваше место в плане свежего воздуха, дорогой Аркадий Сигизмундович, но случайные слушатели все-таки нежелательны.
      — Об этом можете не беспокоится, — я увидел, как Аркадий Сигизмундович похлопал себя по нагрудному карману пиджака, — я отвел им глаза. Для всех мы сейчас — пустое место.
      Это становилось интересным. Медленно, делая вид, что разглядываю проезжающие машины, я повернулся таким образом, чтобы слышать этот разговор лучше, и напряг слух…
      — Новая партия пойдет через несколько дней. Мы как раз успеем реализовать предыду…
      Очень некстати застучало сердце и зашумело в ушах. Я привлек на помощь самовнушение, и боль улеглась. А ведь все-таки надо будет показаться врачу…
      Тем временем эти двое закончили обсуждение и обменялись пухлыми конвертами. Тот, которого звали Аркадием Сигизмундовичем, встал и зашагал к черной "Волге" с тонированными стеклами и заляпанным грязью номером, припаркованной около продуктового магазина "Алмас". Едва он занял место рядом с водителем, как тот дал по газам и машина унеслась. Петр Николаевич проводил ее взглядом, потом как будто что-то вспомнил, осекся и посмотрел на часы. Выждав еще две минуты, он встал, отряхнул пальто и неспешным шагом направился к остановке, что-то насвистывая. Я не удержался и пошел следом.
      Мне сразу не понравились эти люди. Что бы они не обсуждали, это вряд ли укладывалось в рамки закона. Весь этот маскарад, странные фразы, неожиданное появление на пустом проспекте… я решил, что нелишним будет проследить за одним из них, а в случае чего звякнуть моему преемнику Косыгину и подбросить ему интересное дело. Хотя Косыгин и собака порядочная. Простите, я не хотел обидеть благородное животное.
      Петр Николаевич минул автобусную остановку и вошел во двор. Неужели он живет в моем доме? Нет, он вошел на территорию детского садика, видимо, сокращая путь до кучки пятиэтажек, прозванных в народе "шоколадными", так как все дома были обклеены соответствующего цвета мелкой плиткой. Я, дабы не привлекать внимания, шел за территорией садика, наблюдая за выпасаемым объектом поверх труб отопления, протянутых вдоль всего участка, и поэтому успел заметить лишь в какой дом и подъезд тот вошел. Бежать стометровку в надежде углядеть квартиру у меня не хватило бы сноровки, и я остановился взглядом на окнах, в надежде, что Петру Николаевичу придет в голову включить свет. Однако этого не произошло. Простояв еще минут пять, я вздохнул и отправился готовить завтрак, грозящий перерасти в ранний обед.
      Изучив просторы холодильника, я остановился на яичнице. Кто-нибудь тотчас сразу съехидничает насчет холостяцкой лени, и будет неправ. Яичница — потрясающе вкусная и до безобразия полезная штука. Надо только уметь ее готовить. Я — умел. Сначала растопил на сковородке приличный ломтик сливочного масла. Кто сказал "Рама"? Молодой человек, раз вы не пробовали ничего, кроме этой гадости — вон из кухни со своим "мягким маслом"! Только сливочное! Растительное, в крайнем случае.
      В масло я уложил нарезанные помидоры и минуты три ворошил сочные ломтики лопаткой. Потом нашинковал сардельку тоненькими кружочками и отправил туда же. Кипящее масло, смешанное с красным помидорным соком, блаженно окутало мороженые пластинки плеядой пузырьков. Нужно подождать еще минуты три, а потом перевернуть кусочки сардельки, чтобы они лучше пропитались этим соусом. Потом достать три яйца и залить белком всю поверхность. Желтки надо ляпнуть посередине, стараясь не нарушить их форму. Потом посолить и накрыть сковородку крышкой.
      Пока в сковородке весело скворчало, я нарезал черный хлеб, достал из холодильника банку консервированного зеленого горошка, а из кладовки — початую бутылку вина, приготовленного моим соседом-молдаванином по особой рецептуре в домашних условиях. Когда пришло время, я снял крышку и некоторое время разглядывал получившееся произведение искусства. Тогда я еще не знал, что сему блюду перестоит стать знаменитой "яичницей по-сталкерски", или фирменным "печеным мутантом", поэтому просто с аппетитом позавтракал и засел за свой старенький "Пентиум 4" (Мне не нужен было мощный зверь типа продвинутого Atomic Athlon-bio, хотя скромной пенсии полковника в отставке хватило бы на это дело). Давно нужно было разгрести почту и написать пару статеек, чем я сейчас и занялся.
      Дождавшись вечера я, сгорая от нетерпения, принес из кухни табуретку, взгромоздился на нее и дотянулся до верхней антресоли. Там, среди всякого хлама, стояла картонная коробка из-под старой магнитолы. Я открыл коробку и достал оттуда фирменный "Двойной горизонт" со стотдвадцатикрытным увеличением. Это не тот "Горизонт", которым любят прихвастнуть "крутые" туристы, а самый настоящий "Двойной", позволяющий видеть искривленные лучи, тем самым, расширяя кругозор наблюдателя в два раза. Сейчас, правда бинокль не мог показать себя во всей красе, так как панораму загораживали дома, но этого от прибора мне в данный момент и не требовалось. Я укрепил штатив на балконной раме и уселся на шаткий стул.
      Начало темнеть. Я прильнул глазами к окулярам и дотронулся пальцем до рычажка позиционирования. Поршни штатива тихо зашипели, медленно ведя бинокль по прямой траектории. Стоп! Вот дверь подъезда! Я зафиксировал контроллер "право-лево" на качание в полградуса (от самого левого окна до самого правого), и начал медленный подъем вверх. Окна первого этажа. Ни одно не горит. Второй. Первое окно — занавески, второе — темнота, третье — проглядывается пустая комната, четвертое — темно. Ладно. Третий этаж. Занавески, тюль, темно, занавески. Ладно. Четвертый. Первое окно. Чернота. Второе — тоже. За третьим окном вижу захламленную комнату, стол и компьютер, обставленный периферией по самое "не хочу". За столом сидит щуплый паренек лет двадцати пяти и бойко строчит по клавиатуре. Бинокль вполне позволяет прочитать текст с экрана монитора, но я веду поиск дальше. И вот, на следующем окне мне везет. Я обнаружил Петра Николаевича, курившего на балконе. За двойными стеклами лоджии угадывалась гостевая комната с дорогим мягким уголком, хрустальной люстрой и модным стеклянным столиком. На столике стояла бутылка водки, коньяк, нарезанный лимон на блюдечке, тарелка с креветками, пепельница. Очевидно, Петр Николаевич ждал гостя. Вдруг наблюдаемый вздрогнул, и сигарета выпала у него изо рта. Он покинул балкон, закрыв его на щеколду, и пошел в коридор. Я потерял его из виду, но ненадолго. Через полминуты он вошел снова, вместе с человеком, очень похожим на Александра Македонского, каким того обычно изображают на портретах и скульптурах. Оба уселись в кресло, причем гость положил себе на колени папку из коричневой кожи. Разговор их был, естественно, не слышен, по губам я читать, к сожалению, не умел, но, судя по напряженному лицу Петра Николаевича, было понятно, что затронута далеко не самая приятная ему тема.
      И тут зазвонил телефон. От неожиданности я толкнул локтем бинокль, сбив все настройки. Чертыхаясь, я дотянулся до радиотрубки и щелкнул кнопку вызова.
      — Алло?
      — Я разговариваю с помощником следователя по особо важным делам, господином Решиловым Вадимом Георгиевичем?
      — Да, — сказал я и тотчас поправился, — с бывшим помощником.
      — Ну, это не меняет дела, — сказали на том конце провода.
      — Что это значит?
      — Вы были хорошо знакомы с Анатолием Чугуновым?
      Я был в прекрасных отношениях со своим бывшим шефом, следователем прокуратуры, правда не знал, где тот сейчас находился. Он вышел на пенсию за год до меня и уехал куда-то в Россию, где, по слухам, потихоньку писал мемуары о своем славном прошлом. Но я вовсе не собирался распространяться на отдельные темы с совершенно незнакомыми собеседниками.
      — Кто вы? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно ненавязчивей.
      — Пока это не имеет значения. Анатолий Степаныч дал мне ваш номер, сказав, что вы единственный, на кого я могу рассчитывать в свете сложившейся ситуации.
      Совершенно случайно я глянул в сбившийся бинокль и снова увидел паренька-компьютерщика. На его голову были нахлобучены наушники с микрофоном, провода от которых тянулись к системному блоку. На мониторе можно было разглядеть знакомый интерфейс программы для анонимизиции телефонных переговоров, защиты от прослушивания и системой изменения голоса. Эдакий многофункциональный скремблер. У наших экспертов были такие же.
      — Если вы представитесь и предъявите убедительные доказательства знакомства с Чугуновым, я, так и быть, подумаю, стоит ли нам говорить. В противном случае, я сам выложу всю вашу подноготную, — сказал я как можно коварнее. Подействовало. Паренек заерзал на стуле, и тут же я услышал в трубке:
      — Не пугайте меня, Вадим Георгиевич. При всем желании, даже ваши былые связи не помогут. Я учился у Анатолия Степановича и знаю толк в ваших штучках.
      Но я тоже учился у того же самого человека, поэтому притворно вздохнул (мол, вот упрямый орех попался), и спросил, не протекают ли трубы в его замечательной квартире по адресу такому-то и такому-то… паренек замолчал. Я добавил увеличение бинокля и спросил, почему он использует в качестве квази-коммутатора регистратуру поликлиники (все это отображалось на мониторе). Паренек замолчал всерьез и надолго. Я даже испугался за него, поэтому немного приоткрыл карты:
      — Слушай, как тебя там? Вас вообще учили занавешивать окна?
      Реакция компьютерного гения была мгновенной. Стул полетел в сторону, гений — на пол. Трубку из рук не выпустил. Я понял, что был с ним слишком резок.
      — Ну, вот что, друг хороший. Я наблюдаю за тобой вовсе не сквозь снайперский прицел, а через обычный бинокль. Да и не за тобой вовсе, а за твоим соседом. Так что все элементарно…
      Над подоконником поднялся карандаш с привязанным к нему носовым платком.
      — Не стреляйте, у меня есть доказательства!
      — Ну так доказывай, парламентер!
      На столе показалась рука, схватила мышку и утянула ее вниз. Я уставился на экран. Курсор, бесцельно побродив по экрану, ткнулся в некую папку, где взору моему предстал большой список документов, озаглавленных просто: дело №…
      — Вот, пожалуйста, — раздалось в трубке, — Дело номер 667.
      Документ распахнулся на экране.
      Я просмотрел первую страницу. Электронная подпись стандартного формата, принятого в 2006 году, индивидуальный код Чугунова, все совпадало, но…
      — Это еще ничего не доказывает.
      — Да-да, конечно. А вот это специально для вас.
      Экран занял другой документ. Это было письмо, адресованное мне. Чугунов действительно просил о содействии этому пареньку, фотография которого прилагалась ниже. Все скрытые намеки письма подтверждали его подлинность.
      — Но почему он не прислал письмо сразу мне?
      — Ваш почтовый ящик под контролем.
      — Тогда…
      — Да, да, именно! — Денис (я прочитал имя в письме) поднялся с пола и помахал мне в окно, — нам нужно встретиться.
      — У кого?
      — Лучше если на нейтральной территории. Вы знаете компьютерный клуб "Шымболат"?
      — Ну, что-то такое слыхал.
      — Завтра, в час дня.
      — Хорошо.
      — Значит, договорились. — Денис одним рывком зашторил окно и отключился.
      Я положил телефон на место. Интересная получается история. Сегодня утором я наблюдаю странную встречу, вечером оказываюсь втянутым в темное дело. Я не верю в случайности. Но, как говорил Анатолий Степаныч, случайностям абсолютно пофиг, верят в них или нет. Кстати, как там поживает Петр Николаевич?
      Я восстановил положение бинокля и чуть не ахнул. Петр Николаевич теперь сидел на стуле, обмотанный телефонным проводом, а вокруг него ходил гость, похожий, как я сказал, на Александра Македонского, и о чем-то расспрашивал. Связанный отрицательно махал головой. "Македонский" остановился, нахмурился и вытащил из кармана мобильник. Сказав в него пару слов, он оттащил Петра Николаевича в угол, а сам принялся рыться в шкафах, вытряхивая содержимое прямо на пол. Боковым зрением я увидел яркие вспышки и взглянул на дом поверх бинокля. У подъезда остановились "Уазики", из которых повыскакивали люди в камуфляже. Я перевел взгляд на окуляры. Спецназ ворвался в квартиру и принялся сноровисто ее прочесывать, не церемонясь особо с вещами. Один, видимо, командир, подошел к "гостю" и что-то ему доложил, козырнув рукой в черной армейской перчатке. Гость что-то ответил ему, показав на часы. Видимо, у них было мало времени. Через минуту все спецназовцы вернулись в комнату, разводя руками. "Гость" указал на дверь, и люди в черных масках один за другим покинули здание. Последним вышел Македонский. Он на секунду задержался в дверном проеме, повернувшись и кинув в Петра Николаевича какой-то клубок.
      И тут я не выдержал. Вскочил и бросился к антресолям, без всякого стула дотянулся до потайного шкафчика, выломал дверцу с мясом, схватил именной "Макаров" и, не одеваясь, только впрыгнув в ботинки, бросился вниз по лестнице.
      Триста метров с барьерами и в темноте я преодолел меньше чем за минуту, но во дворе, на мое счастье, уже никого не было. Я взбежал на четвертый этаж, где столкнулся нос к носу с Денисом, с коим уже имел виртуальный контакт.
      — Ой, — удивился Денис, пряча за спину монтировку, — Куда вы?
      — Думаю, что туда же, куда и ты. Давай монтировку мне, а то, сдается мне, сам уж очень долго провозишься.
      Дверь мгновенно поддалась. Не хочу хвастать, но нужно очень хорошо знать, к какому месту приложить усилие. Прислонив дверь к стеночке, я достал пистолет и вошел внутрь. Денис поплелся за мной.
      В квартире творился страшный кавардак. Осторожно переступая через книги и дорогие хрустальные бокалы, я обошел все комнаты, потом заглянул в гостевую… и встретился с кошмаром.
      Петр Николаевич лежал на полу, привязанный к стулу. На лице его застыло такое выражение, будто его живьем пропустили через мясорубку. Весь его пиджак был забрызган кровью, пальцы сжаты в кулаки и покрыты сильнейшими ожогами, а тело помимо провода, обвито какой-то дрянью, напоминающей рыжий мех.
      — Не подходите! — воскликнул Денис, — это Ржавый Клубок!
      Я отступил на шаг.
      — Что еще за клубок?
      — Смотрите.
      Денис достал из кармана мелкую монетку и кинул ее на тело, прямо в гущу этого странного "меха". Монета звякнула, словно задела металл. Поднялось облачко черного дыма. Через полминуты монета потемнела и на ее серебристой поверхности начали проступать точно такие же хрупкие кристаллы, напоминающие волосы.
      — Тот, кто их коснется, получит сильнейшие химические ожоги. Это в природе. А тщательно отобранная культура, помещенная в нужный раствор, способна убить человека за пару секунд.
      Я понял, что мне многое недоговаривают.
      — Какая культура? Кем отобранная? Где? И, наконец, зачем?
      Денис посмотрел мне прямо в глаза.
      — Отвечаю сегодня в последний раз. На все вопросы. По порядку: Ржавые волосы, сталкерами, в Зоне, а зачем… Это и многое другое предстоит выяснить нам.
      Мне захотелось оказаться где-нибудь подальше отсюда. Но я не был волшебником, поэтому сделал лишь то, что мог сделать. Я обошел Петра Николаевича и принялся стучать по противоположной стене.
      — Что вы делаете? — спросил пораженный Денис.
      — Объясняю. Этот гость, похожий на Македонского, что-то искал. Но не нашел. Значит, это найдем мы. Вопрос только, что это…
      — Это не вопрос. Петр Николаевич Сывченко работал на высокой должности в нашем ведомстве, и имел доступ к архивам. Аркадий Сигизмундович Северный использовал его в качестве курьера и информатора. Я был приставлен Чугуновым следить за его квартирой. Буквально сегодня утром я получил информацию, что Северный заказал ксерокопию дела, ведомого Ведомством, простите за каламбур, по делу проекта "Святогор". Сывченко выполнил просьбу, но, очевидно, в последний момент передумал и спрятал документы в надежном месте.
      — И ты молчал?
      Денис удрученно вздохнул.
      — Я наблюдал за их беседой через видеожучок, установленный у Сывченко в лампочке, пока не понял, что документы Петр Николаевич не отдаст. Цепочка нарушалась, и пришло время действовать по плану "Б". Звонить вам. План предполагал, что после того, как шестерка Северного покинет квартиру, мы с вами возьмем Сывченко в оборот. Теперь же, когда мы потеряли последнюю ниточку в нашем городе, нам остается только одно. Отправляться в Зону, к Чугунову. Там, конечно не сахар, но и тут оставаться опасно, а в Зоне вы, да с вашим опытом принесете огромную пользу.
      — Хорошо, — ответил я на полном автомате, — Сколько у нас времени?
      — Около полусуток. За билеты не беспокойтесь. С собой берите только самое необходимое. Встречаемся там же. В компьютерном клубе. Час дня. А теперь уходим.
      — Подожди, вот только возьму вот это…
      Я вытащил из мини-бара, встроенного в комод, несколько сложенных вчетверо листов.
      — Почитаю перед сном.
      Денис опять вытаращил глаза.
      — Как вы…
      — Интуиция, друг мой. Я возьму их с собой, мне нужно во всем разобраться.
      Я немного кривил душой, когда притворялся, что слышу обо всем впервые. Чугунов несколько раз намякивал перед отъездом, что оный (отъезд) связан с очень деликатными делами и что со временем может понадобиться моя помощь. Но никаких документов по этому поводу я не читал. Этот пробел я и решил сейчас восполнить.
      Дверь квартиры я даже не захлопнул, когда бежал вниз, но это было даже и к лучшему, потому как ключей я тоже не захватил. Я потушил во всей квартире свет, зашторил все окна, собрал в дорожный рюкзак "все необходимое" и уселся на бортик ванной, развернув таинственную ксерокопию.
      Листов было двадцать, и все пронумерованы. Я отыскал номер первый. Страница повествовала о ядерном взрыве в чернобыльской зоне в далеком две тысячи шестом году. Причем текст изобиловал такими подробностями, какие клеймятся обычно грифом "Совершенно Секретно". Вторая страница описывала процесс появления Зоны, территории, зараженной взрывом. Далее следовали отчеты о погибших экспедициях и о росте Зоны. Лишь на пятом листе рост Зоны прекратился, и местность была оцеплена военными силами. Страница шесть проливала свет на события, последовавшие за этим. Зона, помимо огромной опасности предоставляла огромную научную ценность, и немногие правительственные экспедиции не могли удовлетворить спроса на таинственные артефакты. На странице семь было принято судьбоносное решение — искусственно ослабить бдительность блокпостов, чтобы привлечь в зону частных охотников за неведомым, или попросту говоря, сталкеров. Дело стало приносить неплохую прибыль, и поэтому стали находиться люди, которые решили, что одному правительству жирно будет получать все артефакты и что ему надо потесниться. Нелегальный вывоз научных ценностей превысил в денежном эквиваленте весь оборот наркотиков из Афганистана. Все остальные страницы были посвящены Аркадию Сигизмундовичу Северному и проектам, финансируемым лично им. Отдельную колонку занимал проект "Святогор", проект по созданию идеальной машины для убийств. Я не дочитал еще до конца, но уже понял, в какое предприятие ввязался. Это и было незавершенное дело моего бывшего шефа Чугунова. Северный не зря хотел получить документы. Ему нужно было по новому проложить маршруты следования различных грузов, потоки капиталов — все то, о чем следствию было известно. Как говорил один японский полководец — знай то, что знает про тебя твой враг, и победишь…
      Я сжег все, устроив костер в раковине, и завалился спать. Завтра трудный день…

      Компьютерный клуб "Шымболат" располагался в обыкновенной пятиэтажке на первом этаже. Когда я там появился, народу было немного, несмотря на выходной день. Щуплый мальчуган за ближайшим компьютером накликал своему варвару очередную порцию опыта и теперь, сморщив лоб, распределял навыки, два лохматых пятиклассника резались в неизменную контру, а в вип-салоне, судя по доносившимся оттуда звукам, группа подвыпивших студентов играла в StarCraft на раздевание.
      Денис сидел сразу у входа и приветственно помахал рукой, заметив меня. Я сел рядом.
      — Значит, так. Я отправил Чугунову сообщение, его люди нас встретят. Вот только что, — он указал на экран, — пришло подтверждение. Билеты у меня. Это ваш. Мы будем в разных вагонах, чтобы избежать подозрений. Билет до конечной, но сойдем часа за три. Станция Чернореченская. Запомните?
      Я кивнул.
      — Значит, расходимся?
      — Подождите, сейчас только закончу червя…
      — Кого?
      Денис ничего не ответил, а только пулеметом застрочил по клавишам. Сзади вдруг раздался удивленный вопль. Я обернулся. Оба контрстрайщика лежали с нулевым здоровьем на бетоне, а посреди фонтана возвышался лавровый голем из пятого "Серьезного Сэма" и сыпал в них файерболами.
      — Вот теперь можно идти.
      Мы выскользнули на улицу. Я повернулся, чтобы спросить у Дениса, как он проделал эту штуку, но того уже и след простыл. А ведь из парня выйдет толк, это как пить дать.
      Придя к такому умозаключению, я зашагал к автостанции.
      "Газель" была полупустой, поэтому я удобно расположился в глубине салона, спрятавшись за фиолетовыми занавесками от пялящего полуденного солнца. Пассажиры — в основном челноки с полупустыми баулами. Что пассажиров мало — досадно. Поезд из Актюбинска отходит через два часа. Из Хромтау ехать — час двадцать. Если "газель" не тронется, я просто-напросто опоздаю.
      В заднее стекло рядом с моим сиденьем кто-то постучал. Я отодвинул занавеску. Русый, приземистый, под метр шестьдесят толстячок показал мне связку ключей с брелком в виде глобуса, махнул головой назад, показал сначала один палец, потом три. Это был частный извозчик, что толпами собирались на подъезде к станции. На их жаргоне все эти знаки означали следующее: Чего долго ждать "Газели", коли машина тебя уже ждет (Всего одного человека не хватает), плюс по городу доставим куда попросишь (это ключи и глобус), и плата за такое удовольствие всего триста тенге (распальцовка). Неплохо. Я, делая вид, что хочу просто подышать свежим воздухом, незаметно накинул на плечи куртку, спрятав под ней чемодан, и начал выбираться наружу. У выхода я столкнулся с одним чрезвычайно противным мужиком, который тотчас состроил на лице гримасу улыбки и спросил:
      — Места есссссь?
      Я оглядел полупустой салон и ответил утвердительно.
      — Вы не уходите?
      Вот привязался… Я ответил "нет", потому что мог не договориться с частником.
      — Тогда мой чемоданчик посторошшшите, — попросил мужик, кидая огромный кожаный портфель рядом с моим местом, — я ссскоро приду.
      Я хмыкнул что-то неопределенное и зашагал к бежевой "девятке". Договорились мы быстро, я сел на переднее сиденье рядом с довольным водителем. Задние сидения заняла интеллигентная семья (папа, мама, дочка с пекинессом в корзиночке), и мы тронулись. Когда машина выруливала на трассу, я заметил краем глаза того самого противного мужика, с которым столкнулся на выходе. Неужели он раздумал ехать? А почему он без своего портфеля? Тут я постарался успокоиться и мысленно обругал себя за излишнюю подозрительность и манию преследования. Как оказалось, зря. Едва мы отъехали от Хромтау, как нас догнала "газель" и пристроилась сзади. Я не понял сразу, что случилось. Дошло через минуту. "Газель" почему-то вихляла из стороны в сторону. Водитель что нас вез, молодец, поддал газу, и мы чуть-чуть оторвались. Вовремя. "Газель" вдруг резко затормозила, дверца открылась, и из машины на асфальт градом посыпались люди. Они падали, вскакивали и снова бежали, бросая свои сумки. А газель встала на дыбы.
      То есть мне так сначала показалось. На самом деле днище машины пропороли гигантские зеленые щупальца, буквально разорвавшие "газель" на две части.
      Как только пригорок скрыл от нас эту ужасную картину, раздался взрыв. Только бы все успели выскочить!
      Звонко лаял пекинесс.
      И водитель, и пассажиры решили, что это была бомба, а щупальца им почудились. Я же понял, ЧТО лежало в кожаном портфеле отставшего. Очередная гадость, вывезенная из Зоны. И предназначалась она, по всей видимости, для меня. Лестно, конечно, но когда ОНИ (Северный и его люди) успели меня вычислить? И как там Денис? Меня-то спасло везение, всегда просыпавшееся в экстренных случаях, а не случилось ли чего с моим новым товарищем? Надо будет найти его в поезде. С этими мыслями я задремал.
      Мне снился странный сон. Будто я опять младший лейтенант, сижу у себя в районном участке и допрашиваю взятого за хулиганство в нетрезвом состоянии гражданина Диноиса. Дионис сидит передо мной в белоснежной тунике с вышивкой в виде виноградных лоз, и почему-то в клетчатой кепке. Глядит на меня жалостливо-насмешливым взглядом. Но я — непоколебим.
      — Итак, гражданин Дионис, он же — Вакх, он же — Бромий, он же известен как Бассарей. Фамилия?
      — Хроновичи мы.
      — Отчество?
      — Зевсович по батюшке, царство ему Олимпное.
      — Так и запишем. Вы раскаиваетесь в содеянном?
      Дионис хмурит брови.
      — Да ты скажи, начальник, какая вина на мне?
      — Не вина, а вино. Есть у вас лицензия на распространение ликероводочной продукции?
      — Да она мне сроду не положена!
      — А массовые беспорядки? Это ведь вы организовали массовое шествие козлов, которые бегали по улицам и орали всю ночь "Вакх, Эвое"?
      — Ну, во-первых, начальник, это были не козлы, а сатиры. Фавны, если угодно. "Вакх, Эвое" — священный клич, посвященный мне. Еще вопросы есть?
      Я немного озверел.
      — Гражданин Дионис, не забывайте, что вы задержаны. Я запросто могу добавить к вашему послужному списку попытку бегства при задержании. Кто помог вам снять наручники?
      — Сами свалились.
      — А опергруппа? Ими занимается сейчас наш штатный психолог. Оперативники твердо уверены, что они — дельфины. Что вы на это скажете?
      — Дионис выразительно покрутил пальцем у виска.
      — Психотропные вещества? — предположил я. Дионис вскочил со стула.
      — Слышь, начальник, ты мне чужие грехи не шей. Я этим фуфлом не занимаюсь. Ты лучше у Морфея спроси.
      — У Морфеуса? — переспросил я.
      Дионис громко выругался.
      — Во милиция пошла. Ты еще "Нео" скажи, не к ночи будь помянут. Морфей, его еще Гипносом кличут — первый авторитет во всех психотропных штучках. Я за него не в ответе. Ищите, спрашивайте, а я пошел.
      Дионис повернулся к двери, намереваясь уйти, но я схватил его за вышитый золотом пояс.
      — Не так быстро. Вам инкриминируется хулиганство и торговля спиртным без лицензии. Посидите у нас, потом наведаетесь в налоговую.
      Я позвал младшего сержанта Лычко, и мы препроводили товарища Вакха в "апартаменты". Он оглядел исцарапанные стены камеры и вздохнул.
      — Ну что поделаешь, придется перекантоваться здесь. Вот сюда я повешу лозу с синим виноградом, сюда — с желтым. Потолок украшу изюмом, выложу узоры — цветы и бабочек, — все это тотчас материализовалось прямо из воздуха. Дионис оглядел свои творения, лег на койку и, как-то странно уставившись на меня, сказал чужим голосом:
      — Эй, дед, это тебе не гостиница "Космос". Вылазь, а то на поезд опоздаешь.
      И я проснулся.
      "Вылазь" говорил водитель девятки. Машина уже припарковалась на стоянке около вокзальной площади. Я обиделся на то, что меня назвали дедом. Видимо, за годы пенсионного существования я потерял былую харизму и молодцеватость. Нужно было срочно возобновить тренировки по системе Чугунова. Мой шеф занимался контролем тела по особой методике, сам эту систему модифицировал под восточно-славянский генотип и два года назад в свои семьдесят два выглядел сорокалетним атлетом, как физически, так и морально. Я тоже был не лыком шит, но до подобных высот не дотягивал. Хотя мог запросто подтянуться сорок раз на перекладине или попасть из последенй модели "Макарова" в спичечный коробок со ста метров. Так что слова водителя я воспринял как личное оскорбление. Я протянул деньги.
      — Вот и ладненько, дедуля. Поезжай в свой пансионат. Только головку не напеки.
      Этого я не мог вынести. Медленно, соблюдая собственное достоинство, я выбрался из салона и обошел машину сзади. Нагнулся к капоту и привычным мысленным приказом велел мышцам сгруппироваться. Взялся руками за днище и, немного приподняв зад машину над землей, развернул ее на девяносто градусов. В салонном зеркале отразились очумелые глаза водителя, вцепившегося в баранку. Под аплодисменты вокзальных пацанов-попрошаек я вошел в прохладное каменное здание вокзала. За спиной раздался приглушенный детский шепот: "Наверное, из цирка…".
      Я всегда говорил, что лучшие в мире зрители — дети.
      Конечно, через полчаса я войду в нормальный ритм и свалюсь, как после марафонского бега, но тогда я буду уже лежать на откидной полке и разгадывать кроссворды, а еще лучше — спать без задних ног. Главное сейчас — побыстрее найти вагон.
      Громкоговоритель гнусаво объявил о начале посадки на нужный поезд, билет проинформировал о номере вагона (тринадцать) и о том, что расположусь я с относительным удобством — в СВ. Я протиснулся в вагон и нашел свое место.
      Правая полка уже была занята лысым детиной фундаментальной толщины, в спортивном костюме и кожаных шлепанцах. Детину стройными рядами окружали всевозможные сумки и пакеты, большинство из которых источали сильный аромат копченостей. Очевидно, это был торговец, промышлявший икорно-балычным бизнесом, и путь его на родину шел аж от самого Каспия, реанимированного в две тысячи седьмом году по программе "Гринписа".
      — Будем знакомы, Я — Толян, — представился балычный предприниматель и протянул мне потную засаленную ладонь.
      — Вадим.
      — Вот и ладненько, — Толян присел на свою койку и вытер пот со лба, — сразу видно культурного человека. А то мне обычно невезуха прет по черному. Каждый раз, как за товаром еду, думаю — авось пронесет на этот раз. Ан нет. Возвращаюсь обратно — из раза в раз попутчики ну как на одно лицо. Одно слово — стакеры.
      — Сталкеры, — машинально поправил я. Толян подозрительно нахмурился.
      — А ты откудова знаешь?
      — Да почти на каждом вокзале кто-нибудь про них чешет, — вывернулся я.
      Толян достал из сумки бутылку минералки, отхлебнул сразу пол-литра ледяной пузырящейся воды и поставил остатки на столик перед окном.
      — Ты, Вадим, как хочешь, а я вздремну часок. Уж больно умаялся свое барахло тащить, — с этими словами он отвернулся к стенке и почти сразу захрапел.
      Мне тоже требовался отдых, так что я последовал его примеру. Поезд неторопливо тронулся, и я уснул под мерный стук колес. Сны мне не снились.
      Проснулся я в девять вечера. Толян, уже успевший поужинать рыбкой, сидел, уткнувшись носом в пачку газет бессмысленного содержания. Я умылся, вытерся вафельным полотенцем из бельевого комплекта (есть не хотелось совершенно) и пошел искать Дениса. Но дойти даже до середины поезда я не смог. Дорогу мне и многим другим пассажирам преграждал здоровенный шкаф в армейском хэбэ и автоматом наперевес.
      — Куда прешь, придурок? — вежливо обратился он ко мне. Дверь тамбура распахнулась, и оттуда выглянула широкая морда в пятнистом берете. Морда оглядела меня, четырех стоящих на очереди в туалет пассажиров, и ухмыльнулась:
      — Сейчас и до вас дойдем, — после чего скрылась в тамбуре.
      Я мысленно пожал плечами и пошел обратно. Но тут, как на беду, развязался шнурок на дорожном полуботинке, поэтому пришлось наклониться и некоторое время мучиться со сложной шнуровкой. В результате я стал свидетели диалога двух молодых парней с верхней полки плацкарта:
      — Опять они?
      — Да уж, вляпались по самое не хочу. Куда только органы смотрят?
      — А этим-то что? Полчаса, и уже в другом государстве. У них бизнес широко поставлен: Заходит, значит, в вагон группа. Предъявляет корочки. Специальная служба по борьбе с наркомафией. Выгоняют в коридоры, руки на голову, и начинают шмон. Возвращаешься — сумки на три-четыре кило легче, деньги там, часы, фотоаппараты — всё! А если начнешь права качать — у тебя в кармане пакетик с героином "случайно" найдут. И прямо в вагоне — допрос с пристрастием. Чтобы другим неповадно было. Раньше раз в неделю такое было, а сейчас — чуть ли не через день. Проводники с ними, естественно, заодно. Я все свои деньги скотчем к шторе прилепил, а ты?
      Да уж ситуация паршивая. Догадываюсь, что тут и в купе не спрячешься. Дадут очередь из "калаша" поверху — откроешь как миленький. Я опять распустил только что завязанный шнурок и вытащил его из ботинка полностью, обмотав вокруг ладони.
      "Шкаф" стоял как прежде, водя дулом автомата из стороны в сторону. Очередь в туалет отсутствовала. Я подошел поближе.
      — Можно я схожу в туалет? — спросил я самым жалостливым голосом, подмечая меж тем, на каком уровне он держит ствол.
      Шкаф смерил меня оценивающим взглядом, не нашел во мне ничего опасного, и чуть-чуть посторонился, пропуская к заветной двери, впрочем, не сводя с меня дула и держа палец на курке. Я заперся и достал шнурок с уже готовыми петельками. Теперь — только накинуть их на крючки для полотенец на двери и над умывальником. Теперь можно. Я взгромоздился с ногами на раковину (та зловеще затрещала), откинул запор на двери и крикнул погромче:
      — Эй, господин хороший, а вас никто еще с бритым трицератопсом не сравнивал?
      Глупо, конечно, но на большее у меня не хватило сейчас фантазии. Нет, бывают, конечно, случаи, когда я выдаю потрясающие экспромты и каламбуры, но сейчас хватило и этого. В дверной проем сразу просунулось дуло автомата и злобный бас проорал:
      — Заткнись,…, пока я…, из… в… на… через… под… за…, — после чего распахнул дверь настежь, жаждая моей бесславной кончины на вагонном толчке. Результат превзошел все мои ожидания. Сверхпрочный нерастягивающийся шнурок не подвел и, благополучно натянулся на уровне лица "шкафа", соответственно, увлекая за собой и автомат. Когда калаш, против воли хозяина, взял на прицел лампочку на потолке, я резво спрыгнул (раковина выдержала!), и отвесил "шифоньеру" смачную оплеуху, после чего вырвал из его рук автомат и дал прикладом под дых. Не дав очухаться, я запихнул его в сортир и приложил еще раз об стульчак, после чего вымыл руки с мылом и вышел в тамбур, закрыв за собой дверь.
      В тамбуре я столкнулся нос с носу с широкомордым. Его рука метнулась в кобуре, но я оказался проворнее. Широкомордый охнул от боли, и немудрено — я вывернул ему руки чуть ли не до плеч, а к затылку приставил трофейный автомат.
      — Ты чего, мужик, совсем…, что ли? — сдавленно прохрипел широкомордый, — посмотри в левом кармане, там корочки.
      Я щелкнул затвором, чтобы кое-кто не трепыхался и достал из его кармана ксиву и фонарик. Так, фонарик в зубы, поглядим…
      — Ну, что? — спросил широкомордый уже более наглым тоном.
      — Что я могу сказать… Документ хороший, не хуже настоящего. — Я сунул "корочки" ему за шиворот. — Сколько вас там?
      — Да пошел ты.
      Я хорошенько встряхнул его и развернул лицом.
      — Значит, так. Сейчас ты открываешь дверь и приказываешь своим людям остановиться, бросить оружие и лечь на пол. Все понял? — я пихнул его автоматом в сторону двери. Широкомордый выплюнул выбитый зуб и открыл дверь вагона. Я шагнул за ним.
      В вагоне вовсю хозяйничали четверо мускулистых быка. Автоматы закинуты на плечи, они вооружились сейчас ножами и вспарывали сумки путешествующих граждан в поисках наживы. Сами граждане сгрудились в противоположном углу и с ужасом смотрели на творящийся беспредел. Среди них я узнал и Дениса. Сторожил граждан пятый боевик, сидевший на опрокинутом чемодане. Я пустил очередь в потолок в сантиметре от уха широкомордого, и тот заорал благим матом:
      — Сева, Горик, Жбан, Казинак, кончайте! Валите сюда, дело есть.
      Эти мордовороты бросили еще неизученные сумки и повернулись лиц… передней частью головы к нам. И… Денис правильно воспользовался моментом. Честно говоря, я бы в одиночку и без жертв вряд ли справился, а тут… Я толкнул широкомордого вперед, прямо на Казинака, сам в это же время достал Жбана носком ботинка. Денис схватил первый попавшийся баул и швырнул его в Севу. Сева заорал матом и пустил очередь из калаша во все стороны, чудом никого не задев. Денис успокоил его чемоданом. Единственный уцелевший из группы, Горик, сообразив, куда идет дело, сам бросил автомат на пол и лег рядом, заложив руки за спину.
      Я не стал церемониться и рванул на себя дверцу купе проводника.
      Проводник делал вид, что спал. Я стащил с него одеяло и заорал прямо под ухом:
      — Где ключи от дверей вагона?
      Проводник спал почему-то в верхней одежде, ботинках и с монтировкой. Я отобрал инструмент (а то еще ударится об него ненароком) и повторил насчет ключей. Под моим пристальным взглядом проводник вытащил из кармана связку ключей и дал мне. Я вышел в коридор. Денис исправно караулил "борцов с наркомафией", не выпуская калаша из рук. Я повозился со ржавым замком и открыл дверь. В вагон ворвались порывы ветра.
      — Первый пошел! — я схватил за плечи первого и сообщил ему землестремительное ускорение коленом, отправив грешного в мир ночи. Широкомордый взвизгнул и закувыркался по насыпи. С интервалом в полминуты его примеру последовали и остальные бандиты. Когда с ними было покончено, я выждал ровно пять минут и повыкидывал из вагона все оружие, предварительно сотря "пальчики" с тех, которых касались мы с Денисом. Через полчаса последняя перед таможней стоянка в пять минут, этим парням нас не догнать. А рацию их я кокнул.
      Ну, что ж. Я раскланялся и, под аплодисменты толпы, вернулся в свой вагон. Толян истрактовал мое отсутствие по-своему:
      — Иш как тебя прихватило. Я вот тоже однажды купил в поезде дыню, да она оказалась, как на грех, залежавшейся. Я тогда два рулона бумаги за сутки истратил. Проводница орала, аж уши закладывало! — и Толян опять принялся за свои копчености.
      Мне лень было его разубеждать, и поэтому я просто улегся на койку.
      — Слышь, — опять заговорил мой словоохотливый попутчик, — тут сейчас, говорят, натуральный шмон начнется. Ты бы это, ну, типа, спрятал тоже все ценное, а?
      — Знаешь, что-то мне подсказывает, что шмона сегодня не будет. Может, у них выходной. Может, вообще, отпуск на курорте "Комариный рай" под открытым небом.
      Толян насупился.
      — Не болтай ерундой. Я лучше знаю, чай ведь постоянно езжу. Не хочешь, не прячь, себе дороже будет. А я не дурак.
      Я полностью игнорировал его ворчание, и даже немного уснул. Проснулся я в тот самый момент, когда поезд уже начинал тормозить около станции "Ильтын". Было очень забавно наблюдать за физиономией Толяна, выражающей безмерное удивление и радость.
      — Нет, в натуре… мне же один человечек из головного вагона шепнул, что они уже заявились! Они ж ваще никогда не бросали поезд, пока весь не обчистят. Я, блин, в непонятках…
      Оставив купе на попечение счастливого Толяна, я вышел в коридор, к раскрытому окну, выходящему на платформу. Как всегда, вне зависимости от времени суток, всяческие бабульки и подростки торговали здесь мороженым, пивом, минералкой и чебуреками из отставших пассажиров. (Если вы не поняли, это я так шучу. Привыкайте уж, вам мои воспоминания еще читать и читать).
      Внимание мое привлек черный автофургон, припертый почти вплотную к продуктовому ларьку. Рядом с фургоном стоял и курил мрачный тип, все время поглядывающий то на часы, то на поезд. Очевидно, это был бригадир, готовый забрать доблестных "наркоборцев" с добычей и увезти на шалман. Не дождется он их, по крайней мере, еще часа три…
      Следующие двое суток прошли тихо и мирно. Я любовался проплывающими за окном пейзажами, изредка навещал Дениса, и прятался от желающих пожать мне руку — не хотелось светиться. я желал сппокойно добраться до пункта назначения.
      Мечтам моим не суждено было сбыться.
      До Чернореченска оставалась всего пара часов, когда я сложил все вещи в сумку и сдал белье, объяснив дотошному Толяну, что не хочу мучаться с вещами в последний момент. Толян похвалил меня за предусмотрительность и вгрызся зубами в балык. А я присел на свою койку, прислонившись головой к стене и ловил последние минуты дорожного настроения.
      Колеса стучат так мерно… тук, тут, потом пять секунд тишины, потом опять — тук, тук. Вагон, повинуясь прихотям ландшафта, плавно взлетает то выше, то ниже. Колеса стучат так мерно…
      … я находился словно бы в огромной стеклянной банке с закупоренным горлышком. Стенки банки были мутные и грязные, и сквозь них нельзя было ничего толком разглядеть. Только какие-то странные пузатые фигуры, похожие на космонавтов, вели вокруг банки хоровод, побивая в деревянный там-там. Тело, управляемое не мной, а барабанной дробью, раскинуло руки и зашлось в диком танце. Я мог сам лишь вращать глазными яблоками и, проделав это, заметил вокруг множество таких банок, разбросанных во всех трех измерениях. Мне это не нравится! Не нравится!!!
      Крик словно оборвал ниточки невидимого кукольника. Я ощутил, что тело снова подчиняется мне. Я начал раскачивать банку, пока та не упала набок. Крышка сорвалась и унеслась в неизвестном направлении. Я высунул голову наружу, но тут сразу вокруг меня сгрудились эти космонавты и начали заталкивать меня обратно. Я сопротивлялся, но их было много. Чьи-то руки заботливо вернули крышку на место. Раздался лязг металла об металл… и банка превратилась в купе.
      Но что это было за купе! Я сидел на широченной койке, слева и справа уходящей в бесконечность. Вторая койка было отделена огромным каньоном, на дне которого покоились маленькие, меньше песчинки, шлепанцы Толяна. Я встал, отчего невообразимо далекая светящаяся точка на потолке с бешеной скоростью понеслась вниз, становясь все больше и больше. Когда я встал, лампа сияла над головой до границы горизонта. Справа должна быть дверь. Я сделал шаг к двери, отчего та понеслась на меня, как реактивный самолет, увеличиваясь до тех пор, пока не предстала стоэтажным небоскребом. Я потянул руку к запору и похолодел от ужаса. Моя рука стала огромным длинным щупальцем с уродливыми присосками на конце. Я невольно дотронулся другой рукой (такой же ужасной) до своей ладони и почувствовал облегчение. На ощупь рука ничем не отличалась от обычной. Галлюцинации! Словно меня накачали каким-нибудь сильнодействующим препаратом. Но кто? И что мне делать?
      Ясно было, что очнулся я в тот момент, когда вокруг меня появилось купе. С того момента я взирал на мир как бы сквозь диковинную призму, очевидно, препарат, который мне ввели, как-то воздействовал на хрусталик глаза, деформируя его некоторым образом. Но это было поправимо.
      Я закрыл глаза и вызвал в голове образ нормального купе. Я представил его себе так отчетливо, что смог с закрытыми глазами дотянуться до каждого знакомого предмета и потрогать его, убедившись в правильности формы. Открыв глаза заново, я убедился, что хрусталик уже приспособился к заданной мозгом картине и принял нормальное положение. О моем состоянии напоминали теперь только редкие разноцветные круги перед глазами и руки, которые хоть и вновь стали нормальными, но отказывались беспрекословно мне повиноваться. И еще странный гул и глухие удары. Что бы это могла быть? Я прикинул время, через какое время раздаются удары, и вышло следующее — удар, потом пять секунд гула, снова удар, и через минуту — снова два удара с таким же промежутком. Странные сигналы, хотя…
      Да ведь это же стук колес! Стук колес поезда о сочленения шпал! Это же элементарно! Выходит, что эта дрянь здорово колбасит нервную систему, заставляя ее гореть синим пламенем. Я сумел противостоять ей, но как там остальные?
      Едва у меня мелькнула эта мысль, как я вылетел из купе в коридор вагона. Правда, больше всего это напоминало марш-бросок улитки сквозь густой туман, если не хуже.
      Коридор был пуст. За окном медленно проплывали пасторальные пейзажи. Я рванул на себя дверь одного купе, другого… Все они были пусты. То тут, то там валялись сумки и чемоданы — запакованные и полупустые. Через каждый шаг я натыкался на чей-нибудь ботинок. Но — ни одного человека. Я схватил свои нехитрые пожитки и бросился искать Дениса.
      Двери между вагонами послушно распахивались от пинка ногой. Я вбежал уже в четвертый вагон, но нигде никого не встретил. Вокруг были только брошенные вещи, словно все спасались бегством. Постепенно я начал замечать, что бегу все быстрее и быстрее, видимо, действие галлюциногена с каждой секундой ослабевало.
      Вот и последняя дверь. Ручка заляпана чем-то синим. Стараясь не задеть это руками, я толкнул дверь…
      Денис лежал на полу, раскинув руки так, словно решил позагорать. Прямо рядом с ним лежал длинный стеклянный баллон, разбитый надвое. Из баллона натекла синяя лужа, от которой шел черный дымок. Точно такие же синие пятна украшали потолок над баллоном. Денис лежал почти в луже, касаясь баллона левым плечом. Я наклонился над ним. Слава богу, дышит. От моего прикосновения Денис дернулся и открыл глаза. Глаза его, с совершенно синими белками, долго блуждали, пока не остановились на мне.
      — Г… де… м… мы? — с трудом разобрал я звуки, вылетающие из уст Дениса.
      — Мы в поезде.
      — Н… ннн… не… нельзя здесь ос… таваться… по…следние се…
      Денис тяжело задышал и замолчал. Глаза его оставались открытыми, и неестественная их синева была просто пугающей. Я взвалил Дениса на плечи, и несколько капель синей жидкости брызнули мне в лицо. Опять все поплыло. Кое-как я добрался до выхода и заметил, что поезд почти остановился. Дверь поддалась без труда. Я буквально вывалился наружу, в кусты. Денис, кажется, престал дышать. Я подхватил его, как ребенка, и пошел вперед, по рельсам, оставляя поезд за собой. Я будто бы видел себя со стороны, из глубин космоса. Я как наяву ощущал вокруг вселенскую пустоту, и где-то в ней — маленький шарик с материками, а на нем — тончайшая ниточка железной дороги, и я иду по ней, под палящим солнцем, а вокруг тишина, да такая, что чуть не лопаются барабанные перепонки. Солнце прожарило меня насквозь, и обугленное тело уже давно должно было упасть на сверкающие рельсы, но я иду. Тело уже не принадлежит мне, оно остается на рельсах там, затерянное на маленькой планетке. Да и какое это имеет значение мне, продукту термоядерной реакции в недрах седьмого Солнца созвездия Кассиопеи, плывущему строго по курсу своих собственных мыслей… -- О, герой, очнулся! — раздался голос откуда сверху. Куда уж выше? Я открыл глаза, словно примитивный биологический организм. Я лежал на горизонтальной плоскости, как же ее, а, вспомнил — кровать! Надо мной склонились двое. В одном из них я узнал Чугунова.

      — По-моему, он в порядке, — сказал Чугунов своему спутнику, и они обменялись красноречивыми взглядами
      — Что с Денисом? — спросил я. Чугунов присел на краешек кровати, а тот, второй, вышел в коридор, что-то пробурчав под нос.
      — Видишь ли, Вадим. Он плох. Очень плох. Его, как и тебя, отравили Синей Смертью.
      — Он будет жить?
      — Мы всячески поддерживаем его организм, но это — все, что мы можем сделать. Его разум все еще находиться под Пвоздействием препарата. Денис, если можно так сказать, заключен внутри себя самого в мир своих собственных иллюзий. Любая мозговая активность перехватывается остаточной энергией Синей Смерти и возвращается обратно в устрашающе искаженном виде. Лишь единицы смогли вырваться из этого плена. Ты — один из них.
      — Значит, и Денис тоже может?
      — Ты отделался сравнительно малой дозой, кроме того, твои умения помогли тебе.
      — Это тебе я должен сказать спасибо, сэнсей.
      — Оставим. Анализы показывают чудовищный коэффициент вложенности иллюзий…
      — Что это значит?
      — Это значит… очень плохо, проще не сказать. Тебе никогда не снился сон, в реальности которого ты не сомневался?
      — За кого ты меня принимаешь?
      — Ты видишь страшные кошмары, и вдруг просыпаешься, и испытываешь огромное облегчение, что все позади, а они начинаются снова, и предыдущие по сравнению с ними — просто детские игрушки? И ты просыпаешься снова?
      — Да, подожди, что-то такое было. В детстве.
      — Такое случается с КАЖДЫМ. Но не все помнят "многоэтажные" сны. Но факт остается фактом. Это задокументированное явление. Именно на этом эффекте и основано действие Синей Смерти. Предельный уровень — семь. Доза, полученная Денисом, превышает ее. Но он еще держится.
      — Я могу увидеть его?
      — Доктора запретили входить даже мне. Он максимально изолирован от всех раздражителей — света, звука… Но от себя самого нет преграды. И… хватит, Вадим, об этом. Не для того парнишка пострадал, чтобы ты тут разлеживался. Ты уже абсолютно здоров. Ну-ка, вставай! Чего бы ты сейчас хотел?
      Я ответил честно:
      — Котлету. С картофельным пюре.
      Через полчаса я уже уплетал заказанное, сидя за широким столом в просторном, но немного пыльном кабинете. Чугунов сидел рядом на диванчике для посетителей.
      — Прежний хозяин этого кабинета был арестован нашим Ведомством за пособничество некоторым делам Аркадия Северного. Он, конечно, отпирался и, естественно, на Северного нас не вывел, но кое-какие ключи к загадкам обнаружились. Здание это теперь наше, и мы облазили почти каждый уголок, но пока ничего интересного не нашли. Сейчас мне придется тебя покинуть, а ты порыскай пока в этом кабинетике. Мы в нем еще не смотрели. Может, найдешь чего, а я пришлю тебе парня потолковее, он введет тебя в курс дела. Если что произойдет по твоей специальности, я тебе сообщу, займешься. Я знаю, у тебя куча вопросов, но мы еще встретимся, а пока…
      Чугунов ушел, оглядел помещение и вздохнул. Началась работенка…
      …Я рылся в бумагах прежнего хозяина, когда в дверь постучали. Вошел молодой парень с очень спокойными глазами и представился Семеном.
      — Меня Чугунов прислал, — сказал он.
      Я осмотрел его с ног до головы и остался доволен.
      — Ну, вот что, — сказал я Семену, — Твой рост нам поможет. Видишь эти полки? Мне нужно разобрать все, что на них накопилось. Вот тебе табуретка. Дотянешься?
      — Ну а куда же я денусь, — вздохнул Семен и полез на антресоли. В этот момент заверещал телефон.
      Я зажал радиотрубку между плечом и ухом и принял из рук Семена первую пачку запыленных фолиантов, обтянутых потрескавшейся коричневато-красной кожей и других, совсем новый изданий в глянцевой обложке.
      — Слушаю, — крикнул я в трубку, подавив желание чихнуть от поднявшейся пыли.
      — Вадим, ты? — Спросила трубка голосом Чугунова.
      — Еще утром был им, сейчас не знаю.
      — Ну, хватит. Семен у тебя?
      — Да.
      — Свободны?
      — Вполне. Только вот останки библиотеки Конгресса нашли.
      — Какой библиотеки, что ты мелешь? Библиотеку Конгресса уже год как всю оцифровали, а книги продали во время благотворительной акции!
      — Ну да, и часть книг осела здесь. Семен, читани-ка заголовки.
      Семен мягко спрыгнул на пол с новой пыльной стопой.
      — Значит, так. "Поединок" Куприна тысяча девятьсот тридцатого года издания, "ЖЗЛ", том первый, под редакции Горького, Большая Советская Энциклопедия, буква "К", справочник по ядерной физике две тыщи седьмого года, подшивка статей Ландау, переписка Энгельса с Каутским, "Спектр" Лукьяненко на японском языке, с автографом автора, кстати.
      — Все?
      — Нет, еще "Муха-цокотуха" на эстонском, Книга о вкусной и здоровой пище, "История Космонавтики", "Двадцать тысяч лье под водой", вот компьютерные книги пошли: "Windows Z-8 для чайников", "Редко используемые команды Ассемблера", "Текстовый редактор ЛЕКСИКОН", ну ни фига себе подборка! Почти все назвал, хотя нет — еще в правом углу, сейчас дотянусь!
      Страшный грохот потряс пространство кабинета. Чугунов на том конце провода всполошился:
      — У вас там все в порядке?
      — Семен сверзился с табуретки, — объяснил я, расшвыривая станинные и современные издания в поисках своего напарника. Семен лежал практически в другом углу комнаты, прижимая к груди с такими трудностями добытые книги. Ухватившись за протянутую мной руку, он встал и продемонстрировал мне обложки:
      — "Алгоритмы низкоуровневого шифрования", плюс "Мастер и Маргарита" в мягком переплете, издательство "Художественная литература", серия "Классики и современники", тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год, цена один рэ восемьдесят ка — Семен раскрыл книгу наугад и прочитал с выражением: — Итак, прошло со времени подъема процессии на гору более трех часов, и солнце уже снижалось над Лысой горой, но жар еще был невыносим, и солдаты в обоих оцеплениях страдали от него, томились со скуки и в душе проклинали трех разбойников, искренне желая им скорейшей смерти!
      — Значит так, — железным голосом произнес Чугунов, едва только Семен закончил, — ты, Вадим, даже не представляешь, ЧТО ты тут нарыл. Не приди тебе в голову проверить антресоли, мы бы еще с полгода ломали бы себе головы.
      — Над чем?
      — Извини, пока я не могу тебе этого сказать, так как не знаю сам. Вот что: я посылаю сюда группу экспертов, а вы с Семеном отправляетесь в бар "У погибшего Сталкера"…
      — С моей-то печенью — и в кабак?
      — Ну, положим, печень у тебя как у спортсмена, только идете вы туда исключительно по служебной части. Поступил вызов от хозяина заведения — у него там какое-то ЧП. Прогуляетесь, подышите свежим воздухом, а заодно заглянете в бар. Все ясно?
      — Все, — признал я. Чугунов тотчас отключился. Я повернулся к Семену, вовсю углубившемуся в роман Булгакова:
      — Пошли. Чугунов дал задание.
 

***

 
      Злачное заведение "У погибшего сталкера" находилось на тридцать пятом километре трассы некогда международного значения. Сейчас по трассе не сновали фуры с рыбой и мандаринами, но и без дальнобойщиков "погибший Сталкер" не пустовал.
      Снаружи это была обычная двухэтажная хибарка, в стиле "после артналета". Над входом, обычной дверью обычного подъезда сверкала фосфоресцирующей краской покосившаяся вывеска с названием, а рядом, на верхушке пирамиды, искусно выложенной из обломков панелей, покоилось чучело монстра, похожего на кабана с полуметровыми клыками. Монстр дожевывал сталкерский комбинезон, а из магнитофона, спрятанного внутри огромной пасти, несся голос, отдаленно напоминающий Расторгуева:
      "Эх, судьба-а, не сложилсь на э-этот раз, он проме-е-едлил, и ста-алкера нет!"
      У основания пирамиды храпел массивный бородач с АКС в обнимку.
      Аккуратно обойдя бородача, я толкнул дверь и вошел внутрь заведения. Концентрация спиртовых паров была такая, что капли целительной жидкости бисером покрывали обшарпанные стены. Бар представлял собой широченный коридор со столами вдоль стен и стойкой с барменом в противоположном от двери углу. Из коридора выходило еще несколько дверей — к лестницам на следующий этаж и местам общего пользования. На верхнем этаже, очевидно, держали комнаты для постояльцев и бесед без лишних ушей.
      Жизнь на первом этаже кипела, переливаясь через край. Прямо у входа на деревянном трехногом табурете сидел сталкер лет двадцати пяти. Взгромоздив ноги в шикарных туристических ботинках на стол, он тренькал на старенькой гитаре и напевал на весь бар:
      — А я в Зону войду! А я в Зону войду! У-у-у! У!
      Чуть поодаль от него сидела группа более тихих сталкеров, склонившихся над столом, всю поверхность которого занимала детальная карта некой местности, испещренная пометками. Завидев нас, один из сталкеров тотчас подвинулся левее, загородив карту от нашего взора. Семен хмыкнул.
      В центре бара было оборудовано нечто вроде тира — отгороженное пространство, полочка у стены, на которой выстроился ряд бутылок. И зачем-то — мощный компрессор с кучей шлангов, раструбы которых зафиксированы проволокой и нацелены в разные стороны. Я бы еще долго гадал, но тут к "тиру" подошли пятеро сталкеров, каждый с огромной кружкой пива, обхватили друг друга за плечи и затянули: Ва-ажней все-е-евоооо удача в Зоне, А все иное — е-рунда! И чтоб себя в ней не угро-обить, Прибегни, сталекр, к помощи болта, после чего повытаскивали из карманов железные болты и гайки и начали кидать ими в бутылки. Тут-то и заработал компрессор. Мощные струи воздуха, случайным образом бьющие из шлангов, изменяли полет болтов и гаек, придавая игре должную остроту. Я даже залюбовался и облокотился локтем на стойку, как заправский ковбой.
      — Я могу вам чем-нибудь помочь? — раздалось у меня под самым ухом. Я развернулся и тут… здоровенная гайка на бешеной скорости впечаталась мне в затылок. Было больно. Бармен (а это именно он) начал изо всех сил извиняться, хотя мне стоило бы его отблагодарить от всего сердца, потому как если бы я не повернулся на его крик, гайка бы влетела мне в глаз или висок.
      Пробормотав еще с десяток любезностей, бармен Гриша (имя потрясающе шло к его внешности и манерам, являя миру простую русскую душу, да не просто так, а с криком "ой ты гой еси, добрый молодец!" и хороводом с песнями и плясками). Пшеничные кудри, собранные в хвост на затылке, кирзовые сапоги выше колен, щербатая улыбка, нос картошкой, рубашка с широким воротом и непременный для бармена фартук со множеством карманов — точнее описать Гришу Рукодельникова было просто невозможно. Я принял из рук Гриши высокий узкий стакан напитка с интригующим названием "Обратного хода нет" и приготовился выслушать повествование. Семен тихонько сидел рядышком, попивая апельсиновый сок. От предложенного "Обратного хода" наотрез отказался. А Гриша начал рассказывать:
      — Позавчера пришли ко мне двое. Показали все документы надлежащие, никакого злого умысла либо обмана я не усмотрел. Все чин-чином. Напротив — предложили мне дело дельное, с пользой обоюдною. Институт они какой-то представляли, какой, сейчас уже не упомню, но визиточку ихнюю я храню до сих пор. Но дело не в этом, главное дальше. Как положено, подрядил я сталкеров на задание, самых удачливых, ибо сроки поджимали, а деньги за хабар сулили немерянные. Как сейчас помню — пустышек десять штук да вечных огоньков на три унции, Дыру-С-Палочкой и двух Тушеных броненосцев. Аванс я взял, как положено. На него и накупил оборудования, батарей, костюм новый — все, что на данный момент требовалось, и отпустил сталкерам под выручку. Которым доверяю, естественно. И — не поверишь — в течение суток всё нарыли! Один за другим приходят и на стойку складывают. Я им наливаю на радостях, объясняю — дескать, так, мол, и так, деньги только завтра будут. Сложил я все барахло в сейф, и спать пошел. Наутро пришли эти, из института. Я гордый, как буревестник, рею над стойкой и веду их к сейфу… открываю, а там НИЧЕГО! Ничегошеньки! Я бегом к морозильнику — Броненосцы тоже пропали. Те двое говорят — хорошо, мы завтра подойдем. И ушли. Зато пришли сталкеры. С похмелья и злые. С порога сразу — где деньги? А аванс-то уже израсходован! Как они на меня не бросились — то мне не ведомо. Я родил в себе Карнеги — убедил подождать до завтра. На вас вся надежда! Найдите хабар! Отблагодарю, чем смогу!
      Гриша разрыдался, наклонившись через стойку и обняв меня за шею.
      — Ну, ну, Григорий, успокойтесь и постарайтесь сосредоточиться. Скажите, имел доступ к сейфу еще кто-нибудь, кроме вас?
      — Нет.
      — А не встречали ли вы в последнее время подозрительных личностей?
      — Смеетесь? Почитай, каждый второй.
      Семен встал.
      — Пожалуй, я отойду, послушаю, о чем народ думает, может, чего интересного нарою.
      Я не придал значения этому странному словесному обороту "послушаю, о чем народ думает", и преспокойно начал выяснять у Гриши все подробности кражи. Гриша провел меня в комнатку за стойкой, оттуда спустился вниз, в подвал отодвинул несколько ящиков пустых бутылок в сторону и показал скрывавшуюся за ними дверцу сейфа, вмонтированного в стену. Я мысленно похвалил конструкцию — прочно, замок надежный. Вместимость — полкубометра. Дверцу выломать или подпилить практически невозможно. То есть вскрывали родным ключом. Я изложил свое мнение Грише, и тот тотчас показал мне ключ, висевший у него на шее и сообщил, что спит чутко и снять ключ незаметно никто не мог. Однако, это произошло, и факт отрицать не будем. Гриша выдал еще несколько ничего не значащих фактов, и тут к нам спустился Семен.
      — Я проверил, из присутствующих никто ничего не знает о краже. Все поголовно уверены, что заказчики тянут с выплатой.
      — Ты, что умеешь читать мысли? — съязвил я.
      — Да, — ответил Семен. Я прикусил язык.
      — Телепат?
      — Нет, экстрасенс. Просто я перехватывал сигналы от нервной системы "собеседников" и примерял их на себя. Все чисто. Об ограблении никто не знает.
      — В номерах кто-нибудь есть? — спросил я Гришу. Тот закивал:
      — Да, трое.
      — Пошли.
      Первым в списке оказался биатлонист-пограничник, мастер парашютного спорта, решивший попытать счастья в поисках артефактов. Он приехал третьего дня и сам находился пока на стадии накопления информации. Ничего путного он нам не сообщил. Днем знакомился с завсегдатаями, интересовался насчет несложных заданий, ночью спал как убитый. Семен незаметным кивком головы подтвердил правоту его слов. Мы вежливо извинились и попросили Гришу отвести нас к следующему постояльцу.
      — А этот, второй, давно тут обитает? — поинтересовался Семен, пока мы топали в другой конец длинного узкого коридора.
      — Почитай, уже с месяц. Странный он, непонятный. За хабаром ходит редко, но уж если пойдет, то непременно принесет столько, что все только диву даются. Последний раз даже Клинский Бряк принес.
      — Что принес?
      — Пластина такая, зеркальная. Хрупкая очень. Разбить легко. Но ежели потом кусочки собрать и строго на свое место другу к другу приложить — ни следа от разлома не останется. А еще: если несколько человек с собой по кусочку возьмут, то никогда друг друга даже в глухом лесу не потеряют. До Пржевальского, этого сталкера так зовут, до него, значит, три таких Бряка по рукам ходило. Их не продают — либо в споре выигрывают, либо дарят, редко, правда, либо одалживают на день-два. В Зоне такие места встречаются — там ни радио, ни джипиэс не действуют, только на Клинский Бряк и надежда. Кусочки тянутся один к другому, и тех, у кого они в руках, тоже тянет. Много сталкеров своей жизнью Бряку обязаны. Да вот мы и пришли — Гриша указал на дверь номер восемь. Я постучал. Дверь скрипнула и открылась сама.
      — Не заперто! — запоздало донеслось из комнаты. Мы вошли и взору нашему предстал невысокий тщедушный усатый мужичок в серой штормовке, камуфляжных штанах, подвернутых до колен, и пачкой ассигнаций в руках. Он сидел на незаправленной кровати и пересчитывал купюры, время от времени слюнявя палец. Увидев нас, он как-то скукожился, в его глазах мелькнуло удивление вкупе с подозрением, потом он заметил Гришу, и напряжение мускул его лица мгновенно спало. Да, я не экстрасенс, как Семен, но в микромимике разбираюсь прилично. Многое могли бы сказать и его зрачки, но постоялец так сильно щурил глаза, что ненавязчиво оценить их не представлялось возможным.
      Продолжая щуриться, он убрал купюры во внутренний карман штормовки и протянул мне руку.
      — Арчибальд Галлилеевич Пржевальский, к вашим услугам-с.
      — У вас в роду не было князей? — поинтересовался я, пожимая руку.
      — Так точно-с, — поклонился Арчибальд, — я пра-правнук Купца Пржевальского, Федора Давыдовича, сына Драгунова Измаила, любимого племянника Терентьевой Софьи Карловны, двоюродной сестры князя Лоджинского… а, нет! Балконского!
      "Эх, Андрюха Болконский, ну и потомки у тебя" — пожалел я толстовского героя, а вслух спросил:
      — Где лечились?
      Пржевальский, не ожидая подвоха, среагировал совершенно машинально, чего и следовало ожидать.
      — Областная психиатрическая, два месяца… (секундная пауза) Да вы не подумайте чего! Это завистники! Они всю мою сознательную жизнь постоянно строили мне козни. И я решил тогда! Да, я решил! Я пойду и покажу им! Я им покажу! Они думали, я ни на что не способен! А я! Я! Я — смог! Я еще и не так смогу!
      Пржевальский подбежал к окну и взмахнул руками:
      — Я принесу свет в это гиблое место! Я разгадаю все загадки, постигну все тайны, я…
      Изображающие ветряную мельницу руки окрыленного мечтой снесли с приоконного столика фарфоровый заварочный чайник. Гриша вскрикнул и бросился собирать осколки:
      — Что ж это такое делается! Дал клиенту чайник свой любимый, тетушкин подарок на именины, а он — разбивать вздумал! Да еще напихал в него всякой гадости!
      — Что? — Очнулся от своих мыслей Арчибальд и посмотрел на распластавшегося на полу бармена, собирающего осколки любимого чайника, — это не гадость, а Клинский Бряк!
      — Позвольте, — попросил Гришу Семен, и бармен неохотно отодвинулся. Семен разгреб кучу осколков и извлек из-под них несколько плоских металлических пластинок ломаной формы. Одну пластинку протянул мне.
      — Только осторожно, скол очень острый, — предупредил он.
      Я взял пластинку за манер сюрикена из арсенала ниндзя — большим и указательным пальцем за центр. Поверхность пластинки напоминала поверхность двухтеррабайтного черного DVD-диска для российских плееров "Сатурн" — темно-зеркальная, с расплывчатым дифракционным узором. Место же скола выделялось пронзительно черной полосой, настолько черной, что казалось — она полностью поглощает попадающий на нее свет. Семен протянул мне еще один кусочек, и я увидел, что они подходят друг к другу, как кусочки паззла. Я сложил кусочки вместе — надо же, подошли. Раздвинул их обратно… вернее, попытался это сделать. У меня ничего не вышло. Я держал в руках одну цельнолитую пластину — об ее двойственном происхождении не напоминал даже стык. Абсолютно гладкая поверхность. Семен улыбнулся, а князь Арчибальд внезапно оживился:
      — Это еще не самое интересное. Я только вчера увидел одну штуку — если бы кто другой рассказал — сам ни за что бы не поверил, Смотрите! — князь взял с пола два черепка от чайника, сложил их вместе, подержал, отпустил один, потряс совмещенными осколками…
      — Я как Бряк нашел, хранил его в чайнике, — заговорщицким шепотом начал объяснять князь, — так что пролежали пластинки в нем почти два дня. А вчера приспичило мне ночью за сигаретами подняться — я в темноте чайник-то и зацепил! Засветил лампочку, собрал осколки, Бряк по кусочкам сложил в тряпочку. И все, что от чайника осталось, рядом положил (Гриша всхлипнул). Разложил и думаю — жалко чайник, может как-то починить? Совместил две большие черепушки, третью приложил — вроде на чайник похоже, собрался клей искать. Встал, отпустил — а они стоят, как влитые! Ну, ёпсель-мопсель, думаю, вот тебе, Санта-Клаус, и Christmas day! Чайник от Клинского Бряка чем-то напитался, и теперь сам из кусочков собирается. Такая вот история.
      Гриша тут же бросился восстанавливать чайник, а я сел за стол и начал собирать Клинский Бряк. Дело продвигалось быстро. Пока Арчибальд Галлилеевич курил у раскрытого окна, я собрал почти что всю пластину. Размером она была где-то тридцать на тридцать сантиметров. Приложив последние три кусочка, я получил нечто вроде щербатой улыбки в центре. Одного кусочка не хватало.
      — Где? — спросил я, подняв Бряк перед собой и указав пальцем на отверстие. Неожиданно князь покрылся испариной.
      — Н-н-не имею-с представления… может, из кармана вывалилось…
      — Врет, — вынес свой вердикт Семен, но мне и так было все ясно.
      — Значит, так, твое, блин, высокоблагородие, — громко сказал я и, подойдя вплотную, положил руку ему на плечо, — Мне твои легенды очень не нравятся. Главным образом из-за их недостоверности. Я предлагаю тебе альтернативу. Либо ты нам СЕЙЧАС рассказываешь все как на духу, либо мы отводим тебя в наше ВЕДОМСТВО (это слово я постарался произнести как можно зловеще), и там ты, рано или поздно, точно также все расскажешь. Но перед этим ты будешь просто мечтать о своей областной психиатрической, это я тебе гарантирую!
      Князь Пржевальский позеленел (очевидно, мой психологический трюк прошел на "ура"). Он бухнулся на кушетку, прислонившись головой к стене, оклеенной серенькими дешевыми обоями, и прошептал:
      — А мне это зачтется, как явка с повинной?
      — Естественно. Давай с самого начала, — сказал я, доставая блокнот и карандаш.
      — Я сам из Астрахани, — пустился в рассказ Пржевальский, — и о Зоне слышал только по телевизору. Да и то — только официальная хроника. В общем, существовал я спокойно. Жилплощадь сдавал постояльцам. Квартира у меня большая, а живу один — вот и сдаю две комнаты. В основном челноки всякие, кому перекантоваться в городе, пока товар закупают. А тут один странный человек позвонил по объявлению, пришел, снял обе комнаты и жил целую неделю. Молчаливый, скрытный. Почти все время у себя сидел, и изредка звонил по телефону. Через неделю пропал почти на сутки. Вернулся весь никакой, пьяный в стельку, но не буянил. Опять пил, и все приговаривал, что надо ему исчезать, что его рассекретили, и он уже не жилец. Про Зону что-то пытался рассказывать, про сталкеров, показывал мне какие-то прозрачные камешки, потом лег спать. Я утром к нему зашел — а его уже и след простыл. Вещи он свои взял, только маленькую сумку-карман в шкафу забыл. Я не утерпел, глянул, — а там те самые камушки и карта, а на ней некоторые места крестиками помечены. Я камушки поразглядывал, подумал, и решил показать одному знакомому ювелиру. Тот посмотрел, потом как-то позеленел, и спрашивает, за сколько мне их продали, я-то, типа, ему сказал, что ими со мной за сделку рассчитались. Ну, я от балды говорю — по десять штук рублей каждый. Тогда этот ювелир мой засмеялся, и говорит: "Арчибальд, хоть эти камушки к ювелирному хозяйству вовсе не относятся, настоящая их цена раз в пять выше." Начал что-то объяснять про коротковолновые передатчики, про мгновенную связь, но я ничего не понял. Спросил, купит ли он их у меня за полцены, настоящей цены, конечно. Согласился, да с каким рвением! А я дома сижу, деньги пересчитываю, и лезут мне в голову всякие разные мысли. Только гляну на карту, где крестики, и вижу я там не топографические знаки, а горы банковских билетов России, новенькие тысячерублевки в банковской упаковке. Я все вспомнил — и как надо мной коллеги смеялись, называли "человеком в футляре" за нерешительность, и как Нострадамус, сосед по палате, ну… вы знаете, в какой, говорил, что никакого успеха я в жизни не добьюсь. И такая меня злость взяла! Захотелось вот прямо сейчас доказать им! Взять и уехать к этим сталкерам, а потом вернуться богатым и опытным искателем приключений… ну, или хотя бы просто богатым. Купил внедорожник, карабин, припасов всяких, и поехал, благо, где Зона находиться, ни для кого не секрет.
      — И вот прямо так легко влились в общество? — недоверчиво сощурился Семен.
      — Ну, конечно, были кое-какие проблемы. Сначала меня уговаривали ходить за какой-то слизью, по сто рублей баночка. Оно мне надо? Я в первый же день начал разбираться с картой, проплутал полдня, но оказалось, что первый крестик указывает на место совсем рядом с заграждением. Я чуть не порвал куртку на колючей проволоке! Нашел то место, где крестик. Это было дерево, даже не просто древо. Натуральный баобаб! И там дупло, метрах в пяти над землей. А в дупле — целый лабаз с горами всякой чертовщины! Я выбрал, что попроще, и вернулся. Вернулся. Деньги, конечно, не как за камушки, но тоже приличные.
      — Ну, естественно. Когда хабар утекает их Зоны, то увеличивается в цене в геометрической прогрессии, — заключил я.
      — А в баре я объявил, что по случаю удачного дня всех угощаю, и таким образом расположил некоторых к себе. И выспросил у них, что больше всего цениться. Тогда и рассказали мне про Клинский Бряк. Через несколько дней опять пошел я к дуплу и нашел там два Бряка. Вот, собственно и все.
      — Нет, не все. Где карта?
      — А карту я в том же дупле спрятал.
      Я повернулся к Семену.
      — Слушай, по-моему, он держит нас за дураков. На кой ему надо оставлять карту в том месте, на которое она указывает?
      — Ключ в сундук не закрывают! — подтвердил Гриша, любуясь восставшим из черепков чайником. Но Семен не согласился.
      — Это, конечно, странно, но князь говорит абсолютно искренне.
      — Искренне. Искренне! — заволновался Арчибальд — я вам все как на духу выложил — страшно мне стало, опасно это, не по мне. Завязать я решил, и карту я специально оставил, чтобы соблазна не возникло, а без карты баобаб и не найти, он хоть и велик, но место там запутанное…
      — Место, говоришь, запутанное, — я снова взял в руки пластину Клинского Бряка с отсутствующим осколком, — значит, говоришь, кусочки тянутся друг к другу…
      Пржевальский сглотнул и закивал, а мне действительно показалось, будто меня тянет влево. Я сделал шаг, и вдруг ясно понял, куда идти. Положил Бряк на стол — наваждение пропало.
      — Вот так-то, гражданин товарищ князь. Видим, как вы завязали. Советую некоторое время посидеть тут и не высовываться. Григорий, давайте опросим третьего постояльца, и мне нужно будет наведаться к шефу.

      Бармен Гриша проводил нас к соседней двери.
      — Тут живет Критик, его так все называют. Скандальная личность. Я думаю, что уж он-то в чем-нибудь да замешан.
      — Не будем делать опрометчивых высказываний, — сказал я. Семен постучал. Ответа не последовало.
      — Может, его нету?
      — Как же нет, я видел, как он заходил к себе, когда мы шли к Пржевальскому, — ответил Гриша и почему-то обиделся.
      — А обратно никто не выходил, я все время поглядывал в коридор, — добавил Семен.
      — Ключи от комнаты есть? — спросил я у Гриши. Тот покопался в карманах и выудил разнокалиберную связку.
      — Вот этот, с короткой бородкой.
      Ключ никак не мог войти в скважину, а когда, наконец, мне удалось его протолкнуть, по ту сторону двери что-то звякнуло. Я отворил дверь и поднял с пола точно такой же ключ.
      — Эй, есть тут кто?
      Молчание. Я прошел в комнату, Семен и Гриша последовали за мной. В комнате было намного уютнее, чем у князя. Толстый ковер на полу, массивная мебель на гнутых ножках, светильник с двумя десятками лампочек в форме свечей, тяжелые бархатные портьеры, создающие в комнате полумрак. И роскошный камин, в котором весело играли языки пламени.
      — Это люкс? — спросил я Гришу. Тот ответил не сразу. Челюсть его некоторое время балансировала на связках, готовая вывалиться, а сам Гриша пребывал в состоянии прострации. Пересилив себя, бармен открыл рот, но смог лишь выдавить:
      — Нет… я это все впервые вижу. Еще вчера…
      Неожиданно из-за окна донеслись голоса. Я прислушался.
      — Как же он так?
      — А я знаю? Я сам только подошел!
      — Я видел! Он окно распахнул и как закричит: "Но пассаран!" И сиганул вниз!
      — "Они не пройдут"? Кто? Что бы мелешь?
      — Я что видел, то и говорю.
      — И ведь угораздило его именно на забор свалиться!
      Я выглянул в распахнутое окно. Под окнами столпились несколько сталкеров. Они стояли около забора, выполненного из металлических штырей с фигурными башенками на верхушках. На одном из таких штырей покоилось чье-то окровавленное тело. Покрасневшая фигурная башенка торчала у него из спины. Очевидно, несчастный, прыгая из окна, не разглядел, на что он может приземлиться. Я повернулся к Грише.
      — Это Критик?
      Гриша замотал головой.
      — Не имею представления. Отсюда не видно. И… и… я не могу на это смотреть.
      — А придется. Или… Кто-нибудь, его еще опознать сможет?
      — Да, любой, почитай.
      — Ладно. Семен, отведи Гришу вниз, а потом дуй ко мне. Комнату закрой, оба ключа возьми с собой. Я буду снаружи.
      У злосчастного забора скопилась целая толпа, располагавшаяся по форме полукруга. В центре, у самого забора стоял высокий худой тип в клетчатом костюме и дурацких очках. Толпа слушала его, как зачарованная.
      — У меня на глазах все произошло! Я иду, и вдруг — бац! Выскакивает из окна и грудью на штырь! У меня до сих пор шок! Я… а он… и… — Клетчатый разрыдался. Я подошел и тронул его за рукав.
      — Насколько я понимаю, вы — свидетель?
      — Что? — поднял голову клетчатый, — ах, да, конечно, свидетель. Свидетелем чего я только не был! Вот, например, когда один мой знакомый переходил Рубикон…
      — В данный момент меня интересует только что случившееся событие.
      Клетчатый достал огромный носовой платок и громко высморкался.
      — Я сейчас, Вадим Георгиевич! Пять минут, и я буду готов! Вы пока можете позвонить из бара Чугунову.
      Откуда он знает мое имя? А про Чугунова? Я собрался было спросить его об этом, но… клетчатый куда-то делся. Я постоял-постоял… и пошел звонить.
      Гриши в баре не оказалось, Семена тоже. У стойки расположился странный мужчина в сером костюме классического покроя и заломленном набок берете. Я по привычке глянул в его глаза и вздрогнул. Правый глаз был иссиня-черным, левый зеленым и с вертикальным зрачком. Незнакомец сразу напомнил мне актера, игравшего Воданда в последней экранизации романа "Мастер и Маргарита", две тысячи пятого года, режиссер Сопецикй, если не ошибаюсь.
      Я огляделся по сторонам в поисках Семена, но незнакомец криво усмехнулся и сказал:
      — Он с барменом уехал сразу же после звонка вашего шефа. Телефон после этого вышел из строя, но если вы желаете позвонить, то…
      "Воланд" протянул мне большой мобильник Kulibin, который был почему-то с дисковым номеронабирателем. Я, просовывая палец в узкие отверстия диска, набрал номер Чугунова и стал ждать. Через два гудка генерал взял трубку.
      — Да?
      — Толя, ты?
      — Я. Как у тебя дела, Вадим?
      — Все нормально, но есть трупы.
      — Да, Семен мне говорил.
      — Ты его вызвал?
      — Да. И ты мне тоже нужен.
      — Хорошо. А как Де…
      Но Чугунов уже повесил трубку. Воланд достал из кармана доисторическое пенсне, нацепил его на нос и сказал:
      — Если вы хотели поинтересоваться здоровьем вашего друга Дениса, то должен вас обрадовать — он успешно преодолел седьмой уровень иллюзий, и коэффициент опустился до шести.
      — А кто вы, собственно такой, и откуда все это знаете? — я подозрительно сощурился.
      — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо.
      — А если без цитат, маэстро?
      — Если без цитат, то — вот, — маэстро протянул мне черную визитку с серебристой готической буквой "W". А откуда знаю? Знаю, что немедленная смерь ему более не грозит, и больше ничего.
      — У вас есть доказательства?
      — И доказательств никаких не требуется. Все просто — в белом плаще…
      В белом плаще с кровавым подбоем, легкой и неслышной походкой, свойственной любому жителю северных районов Империи, поздним вечером третьего числа шестой фазы Луны в императорские покои вошел истинный лонд пятого игарра Ариэн Саотран. Склонившись пред Императором на одно колено, он сцепил пальцы в ритуальном жесте приветствия и пожелал правителю долгих лет жизни. Когда с церемониями было покончено, Ариэн встал и покорно начал ожидать разрешения говорить.
      — Что привело тебя ко мне, лонд? — вопросил Император. Ариэн, согласно этикету о прошении, смотрел императору прямо в глаза, и речь его лилась из уст ровно и плавно и разум его был доступен, как открытая книга, дабы не смутить высокое лицо сомнениями в искренности просящего:
      — Великий Император Калагарры и Самонны и прилегающих к ним островов, наделенный властью безграничной над людьми Империи и над нелюдьми, милостивый и справедливый! Я, верноподданный твой, прошу высочайшего позволения.
      — Я слушаю тебя, Ариэн.
      Император назвал его по имени! Это сулило большую удачу! Но Ариэн тотчас отбросил предательскую мысль подальше и сосредоточился на словах:
      — Третий месяц минул с тех пор, как мою возлюбленную, прелестную Ниару, держит в заточении чернокнижник Зинеус. Готов был я идти хоть на другой край света, лишь бы наказать колдуна за его злодеяния. Но никто не мог сказать мне, где стоит его Синяя башня. Она появлялась из ниоткуда и пропадала вновь, чтобы появиться через недели за тысячи лиг отсюда. Но вчера я услышал о том, что Башня стоит ныне на Линжамском холме, и что огромная армия дьявольских порождений скопилась подле нее. Слышал я и том, что ты, император, собираешь войска для отражения атаки. Прошу тебя, отправь меня в первый отряд! Я буду сражаться за четверых, и маг проклянет тот день, когда его переманил темная сторона!
      Император распрямил плечи.
      — Я ощущаю в тебе невиданную храбрость, лонд. Опасаюсь, что она погубить тебя может, но отказать не могу. Благословляю Ариэна, сына Зиннара, на священный бой с дьявольскими отродьями. Подойди ближе.
      Ариэн повиновался. Император жестом подозвал советника и шепнул ему пару слов. Советник удалился и через минуту вернулся с большим промасленным свертком. Император самолично развернул тряпицу и в свете тысячи факелов в его руках ослепительно засиял невиданной красоты клинок. О, нет! Даже не драгоценная инкрустация давала эту красоту. Весь вид, исполнение, изгибы меча сливались в единой гармонии друг с другом.
      — Теперь этот меч принадлежит тебе, лонд, — провозгласил Император. Ариэн с замирание сердца принял дар и отсалютовал клинком. Взмах был плавным и легким.
      — Имя мечу — Гамадрил, — молвил Император, — его выковал двести лет назад лучший кузнец Самонны… Ариэн? В чем кроется причина твоей ухмылки?
      Ариэн бросился ниц.
      — Прошу простить меня, Император. При упоминании имени меча в моей памяти отчего-то возник образ странного пушистого существа. Я прошу прощения за неслыханную дерзость.
      — Я прощаю тебя, лонд. А теперь иди. Армия выходит в полдень, чтобы к утру завтрашнего дня быть на месте.
      Истинный лонд пятого игарра Ариэн Саотран развернулся и своей неименной пружинящей походкой покинул покои Императора, а вскоре в сад устремились и вся многочисленная дворцовая свита — император пожелал некоторое время побыть в одиночестве. Было около десяти часов утра.
      — Да, было около десяти часов утра, Вадим. Вадим, ты что, спишь? — удивился Чугунов.
      Я машинально потер глаза и уставился на собравшихся. Я сидел в уже знакомом кабинете в податливом кресле, напротив меня сидели Чугунов и Семен.
      — Я говорил, что убийство сталкера по кличке "Критик" произошла около десяти часов утра. Эксперты установили это.
      — Но ведь мы видели его входящим к себе далеко после полудня! — удивился Семен, — и забор мы тоже видели. И свидетели…
      — Установили, что, будучи сброшен на штыри, Критик уже был мертв несколько часов.
      Семен задумался.
      — Выходит, либо его кто-то сбросил, либо… он был зомбирован?
      — А ты что считаешь, Вадим?
      А что считал? Я считал, что помаленьку схожу с ума.
      — Толик, будь другом, безо всяких вопросов — скажи, что я делал последние три часа?
      — Без вопросов? Ладно. Сразу после моего звонка вы с Семеном провели поверхностный обыск у убитого, получили от Пржевальского письменные показания, встретили специальную следственную группу и доставили к нам бармена "Погибшего Сталкера". Мы решили, что он в опасности. Потом ты помогал разбирать книжные шифровки, найденные на антресолях, рассказал мне про Клинский бряк, который приведет к огромному складу хабара, а потом я пригласил вас с Семеном ко мне, чтобы рассказать, что я узнал от экспертов. Вадим, что с тобой?
      В голове шумело. Неужели я начал терять рассудок? Вряд ли. Мне сказали, что действие Синей Смерти полностью прошло. Но что тогда означает весь этот маскарад? При чем тут Воланд и эта примитивная фэнтезийная сказка? Может, это "обратный ход" сказался? Но я только чуть-чуть пригубил… Не в силах более держать все в себе, я выложил свои подозрения. Чугунов ничуть не удивился.
      — Извини за кощунство, Вадим, но я склоняюсь к тому, что это больше благо, нежели зло. Ты словно обрел новое зрение, позволяющее предугадывать. Ведь то, что тебе маэстро сказал про Дениса — правда. Он покинул критический уровень, притом в лучшую сторону.
      — Коэффициент шесть?
      — Именно. Постарайся контролировать свой разум, не выпускай его из-под контроля, но к таким подаркам относись с должным уважением.
      — Хорошо. Когда в следующий раз встречу магистра Йоду, подробно расспрошу о том, как спасти галактику.
      — Спроси, — совершенно серьезно сказал Чугунов и улыбнулся, — А ведь бармен Григорий, между прочим, дал нам в руки ниточку, ведущую к тому, кто устроил в поезде пиршество Синей Смерти. Мы знаем кличку и местоположение того, кто монополизировал добычу ингредиентов этого психотропной гадости.
      — Ну как зовут этого монстра?
      — Подожди, — остановил меня Чугунов и крикнул за дверь, — ввести арестованного.
      В кабинет вошел молодой лейтенант, а за ним в наручниках — очень неприятный тип в кожаной жилетке и наколками в виде виноградных лоз на предплечьях.
      — Познакомься, Вадим, это гражданин Дионов, оптовый торговец спиртными напитками, обслуживает в том числе и "Погибшего Сталкера". Был задержан нами по наводке бармена, но доказал свое алиби и дал имя реального виновника аварии поезда.
      И арестованный Дионов, словно подтверждая мой диагноз, сказал, глядя в потолок.
      — На мне вины нет. А стоит за этим Аркадий Северный. По кличке Морфей.

      Разумеется, причастность Северного к этому делу меня совершенно не удивила, но Морфей… Не пора ли проверить концентрацию мидихлорианов в крови? (шутка). Если честно, то я просто попытался отбросить эту головную боль в сторону и вплотную заняться подготовкой к моему первому походу в Зону под чутким инструктажем Семена. Чугунов дал добро на проверку таинственного склада и определил главным меня. Из его рук я получил отличный пристрелянный "Макаров" и корочки полковника ФСБ, дабы чувствовать себя уверенно при встрече с военными, которым мы формально подчинялись, а на самом деле, как он объяснял мне, контора наша получала распоряжение с "самого-самого верха" и от главного координатора. Насчет личности этого самого координатора генерал молчал как каменный. Зато, ко всему прочему, презентовал мне ключи от бронированной "Нивы".
      Семен ждал меня у гаража. Я сел на место водителя, Семен — рядом. Автомат Семен положил на колени, компактные вещевые мешки забросил на заднее сиденье.
      — Ну, что тронулись?
      Семен кивнул. Я вывел машину из гаража, двери его автоматически закрылись, и "Нива", выбросив из-под колес фонтанчики осенней грязи, выскочила на дорогу.
      — Едем до четвертого километра, потом сворачиваем.
      — Как скажешь, мистер гид.
      Семен не отреагировал, и я целиком отдался вождению. Машинка была послушна, скорость — просто замечательна, и лишь становящийся все мрачнее окружающий пейзаж начинал понемногу давить на нервы. Во-первых, куда-то исчезли все яркие краски осени. Листья на деревьях, казалось, обратились в серую пыль, покрывшую стволы сверху донизу. Дом стали попадаться все как-то больше разрушенные, а вон БТР вдалеке стоит…
      — Сворачиваем… — крикнул мне Семен чуть ли не в ухо.
      — Так еще только третий километр!
      — У четвертого оцепление!
      — Но ведь мы…
      — Чем меньше народу знает о нашей деятельности, тем лучше для всех. У Северного везде уши, а у нас сейчас такая операция, что…
      — Ладно, я тебя понял. Сворачиваю.
      Я крутанул руль, и машина резво запрыгала по кочкам в сторону лесной стены. Поздно — прямо перед нами остановился приземистый "Черокки", из которого выскочили добры молодцы в масках (где-то я подобное уже видел), увешанные оружием по самое "не хочу". Заученным движением рванули на себя дверцы, однако "Нива" была сработанна на совесть. Тотчас в бронированные стекла уперлись дула автоматов. Последним из "Черокки" вальяжно вышел холеный тип в форме лейтенанта и подошел к нашей "Ниве".
      — Кто такие? — сказал он, вроде бы ни к кому не обращаясь, но рядовые тотчас вытянулись по швам, а один доложил:
      — Не можем знать! Не открывают!
      — Ах, вот какие они у нас непослушные! Непорядок! Закон не уважают, а он для всех одинаков. А ну вытащить их из машины, не через окно же мне с ними общаться!
      Может, стекло и выдержало бы автоматную очередь, но отсиживаться за ним было действительно глупо. Я щелкнул блокиратором, и нас с почестями выволокли наружу, представив пред очами лейтенанта. Дали прикладом под ребра. Я попытался было огрызнуться, но явственно услышал где-то в мозгу голос Семена: "Не дай своим чувствам овладеть над разумом. Используй Силу. Конец связи." Вот спасибо, советчик нашелся.
      Лейтенант долго изучал нас. Мне же хватило одного взгляда, чтобы понять, что он натуральная сволочь, продажная и властолюбивая. Маленький царек на своей территории. Терпеть таких на могу. За время первой чеченской я таких повидал около дюжины. Могу полность предугадать его монолог.
      Лейтенант не обманул моих ожиданий.
      — Папаша, ты, я вижу, не знаком с общими правилами. Как всякий сталкер…
      — Я признаю свою вину и глубоко раскаиваюсь. Отведите меня к вашему командованию.
      — Иш какой выискался! Да копай хабар, сколько влезет, только получи специальную лицензию.
      — Что-то я не слыха…ох!
      — Значит, теперь услышишь. Значит, так, дедуля, объясняю специально для тебя и твоего молокососа. Пришел, заплатил, вошел, вышел, половину отдал — пошел дальше. Все понял?
      Я решил дать лейтенанту последний шанс:
      — Господин хороший, потрудитесь представиться по форме, когда говорите со страшим по званию!
      — Значит, не поняли, — со вздохом заключил лейтенант, — значит, сегодня мы найдем взорвавшуюся машину с двумя неопознанными трупами на борту. Есть что сказать на прощание?
      — Да.
      — Интересно, что же?
      — May be force with you…
      — Что? А нельзя ли по-русски?
      — Можно. Да пребудет с тобой масса на ускорение!!! — громко выдал я и закатил лейтенанту жесткий тобе майя гери в подбородок. Холеная лейтенантская масса, ускоренная моей правой ногой, по всем правилам гравитации поцеловалась с близрастущим деревом. Два тычка указательными пальцами в особые точки на шее у двух автоматчиков, и громилы, побросав оружие, начали корчиться на земле. Остальные двое присоединились к ним на полсекунды позже. Ничего, через пять минут оклемаются.
      Я подошел к лейтенанту, отобрал у него пулемет "узи" и две чешские гранаты "бодичка", прострелил у "Черокки" все шины, затем, приведя мерзавца в сознание, поднял на ноги, приставил ему ко лбу пистолет и скомандовал:
      — Веди к БТР, пикнешь, пристрелю. Говорить будешь только по моей команде. Я даже мерзавца могу пощадить, если он патриот, а ты… "Черокки", "Узи", а за "крышу", небось, тугрики берешь?
      — Только республиканские даталии, — прохрипел лейтенант.
      — Надо же. Ну тогда веди, и помни — Сила в тебе, и во мне, но остерегайся ее темной стороны!
      — Есть! — сглотнул лейтенант и мы пошли к бэтээру. Зрелище, открывшееся за поворотом, потрясло меня до глубины души. Подле боевой машины пехоты валялось десятка два стонущих солдат, а рядом на пеньке сидел Семен. Напротив него высилась куча всякого хлама, большая часть которого представляла собой переломленные пополам автоматы.
      — Ну и что это за народное творчество? — спросил я Семена. Тот сделал обиженное лицо и скромно заявил:
      — Это не я.
      — Это не он, — подтвердил огромный лысый детина в лопающимся от мускул хэбэ и здоровенным фингалом под глазом.
      — А кто тогда? — спросил я, укладывая лейтенанта в тенек, чтобы напек и без того сбрендившую головку.
      — Черный Сталкер.
      — Ктоооо?
      — Черный Сталкер, — повторил детина и для убедительности выплюнул выбитый зуб, — Командир к только вам отъехал, а он из кустов ка-ак броситься! Мы даже ничего сделать не успели. Он на всех так бросается, и то, что мы живы — просто чудо!
      Семен что-то пробормотал. Я напряг слух и до меня донеслось:
      "Душегуб и меня посчитал душегубом, как проникся он сим заблужденьем сугубым…"
      — Семен, что ты бормочешь?
      — А, извините, Вадим Георгиевич, это из Омара Хайяма.
      Я посмотрел на часы.
      — Ну вот, из-за вас полчаса потеряли. Мы уходим, чего и вам советуем. Поймаю еще раз — вы у меня оторванными погонами не отделаетесь. А это на память. БТР пустой?
      — Пустой…
      Я достал гранату, вырвал чеку, и бросил рубчатый шарик в открытый люк. Вояки, позабыв про ранения, попрыгали в кювет. Прогремел взрыв, и обильно запахло чем-то приторным.
      — Кока, — определил Семен, потянув носом воздух. Лейтенант, подняв из грязи лицо, прошепелявил нам вслед:
      — Я, падла, твое имя узнаю…
      — А я не скрываюсь от общественности. Меня зовут Бонд. Брук Бонд. В гранулах. Сценический псевдоним — Барбара Брыльска, для друзей я — Мёрфи, близкие же называют меня просто — Наш Ильич. Счастливо оставаться.
      — Ловко вы их, — польстил мне Семен, когда мы углубились по проселочной дороге почти на километр.
      — А ты-то? Как уложил этих в штабеля?
      — Вадим Георгиевич! Я совершенно не причем. Я тихо подбирался к ним, уповая на эффект внезапности, но, когда выглянул из-за дерева, убедился в бессмысленности моих действий. Мне оставалось лишь собрать то, что осталось от оружия.
      — Звучит не очень убедительно. Но примем это как запасной вариант. Отсюда вытекает второй вопрос — если не ты, то кто же?
      — Черный Сталкер.
      — Когда я был маленьким и ездил на летние каникулы в пионерский лагерь… Кстати, знаешь, что это такое? Семен покачал головой:
      — Что-то читал, сейчас не вспомню.
      — Значит, когда я был в лагере, у нас в группе всегда находился кто-нибудь, кто каждую ночь рассказывал в палате страшилки. Про Черную Руку, Зеленые Глаза и Синие Ножницы в Желтом Чемоданчике. Некоторые пугались до ночных кошмаров и мокрой кровати.
      — И что? — заинтересовался Семен.
      — А ничего. Я все понял. Ты гипнотически внушил им появление этого самого Черного Сталкера, и они наложили в штаны, так как верили этим легендам. Дешево и сердито.
      — А если он действительно существует? И, между прочим, я не контроллер и внушать ничего не умею.
      — Тогда, боюсь, нам надо держаться от него подальше. Скорее всего, это просто сталкер, который сошел с ума.
      — Пусть будет по-вашему, — согласился Семен. Некоторое время мы ехали молча.
      Внезапно Семен скомандовал:
      — Стойте!
      — Что такое? — всполошился я.
      — Приехали.
      — Хорош пугать-то.
      — Бряк у вас с собой?
      — Естественно.
      — Тогда сейчас наденем костюмы и начнем искать.
      — Что за костюмы?
      — А вот, — Семен покинул салон "Нивы", подошел к ней сзади и выудил из недр машины два объемистых свертка, — Совместный продукт фабрики "Заря" и компании "Адидас"! А если серьезно — незаменимая для сталкера вещь. Защита от излучения, большинства кислот, встроенный счетчик Гейгера и коротковолновый передатчик. Который имеет обыкновение отказывать.
      — А почему мы не облачились в них сразу? Хотя, можешь не отвечать, я понял. Конспирация.
      И действительно — не узнать в обладателе этим костюмом бравого сталкера было невозможно. Примерно в такой форме ходил каждый второй завсегдатай небезызвестной таверны. Плотный, облегающий тело материал, множество карманов в самых неожиданных местах (Это я сначала счел, что неожиданных, а потом оказалось, что расположение их строго коррелированно с реакцией подсознания, что здорово помогает в тех случаях, когда и доли секунды оказываются решающими). Удобный капюшон застегивался на магнитную пряжку и имел дополнительную прозрачную подкладку, которую можно было вывернуть наружу и прикрыть ею глаза. На спине, локтях, коленях и запястьях я обнаружил плоские черные полосы, которые оказались емкостями со сжатым воздухом, при определенных манипуляциях расширяющимся. При плавании, а то и при жестком падении на землю, эти полосы выполняли амортизирующую функцию. При ранении они автоматически схватывали поврежденную конечность на манер жгута, дабы предотвратить потерю крови.
      Семен деловито защелкнул на мне все карабины, облачился сам, достал из салона рюкзаки принялся сноровисто набивать свои и мои карманы всякой всячиной, большинство из которой было мне знакомо не понаслышке, и лишь некоторое — внушало недоумение. Полупустые рюкзаки мы закинули на плечи, машину отогнали в овраг, замаскировали ветками, и лишь потом двинулись вглубь густого зеленого леса.
      Странно! Еще метров сто назад на деревьях было не листика. Здесь же нас поглотило просто пиршество красок и звуков! Лес шумел тысячей голосов, тот тут, то там, сквозь древесные кроны проклевывались тонкие лучики света, заставляющие мельчайшие пылинки искриться в воздухе, и скрывать от нас, подобно невесомой парандже, накинутой на смущенное лицо лесной богини, всю красоту этого девственного уголка… (Обладатели всевозможных Riv' TNT и прочих бюджетных модификаций могут пропустить эти строки, а вместо этого пусть лучше бегут в ближайшую аптеку, чтобы получить по рецепту раствор же-форсина с суспензией эфиксата в количестве не мене 5200 единиц. Спешите лечиться, а то в марте следующего года начнется эпидемия).
      Любуясь на симпатичные картины из жизни флоры, но не забывая об опасности, мы достигли высокой бетонной стены с прокопанным под нею лазом. Лаз был затянут колючей проволокой, обильно покрытой обрывками ткани и бурыми пятнами. Пролезть сквозь проволоку не составило труда, сказалась превосходная ткань костюма, которая абсолютно ни за что не цеплялась. С рюкзаками было сложнее, но эту и проблему мы преодолели быстро. По ту сторону стены лес ничем не отличался оттого, что остался за спиной. Так же красиво и в то же время настораживающе. Семен сделал жест, означающий "шаг в шаг", и я пошел за ним, удвоим бдительность.
      Ветер тихонько качал ветви, пылинки искрились в лучах солнца, и я готов был поклясться, что угол падения лучей изменился на несколько градусов, словно солнцу приспичило вернуться на то место, где оно сияло два часа назад. Возможно, здесь такая рефракция атмосферы. Раз Семен молчит, значит, опасности пока нет.
      Словно в ответ на мои мысли, Семен остановился и присел. Я последовал его примеру. Семен показал пальцем вперед, и я продолжил эту линию взглядом, стараясь понять, что же привлекло его внимание. На первый взгляд вроде ничего. Утоптанная тропа петляет меж деревьев, ведет к поляне, кажется. В метрах десяти от нас деревья не растут, и лишь через пятнадцать метров снова появляются новые проблески растительности. Но есть пни. Ну-ка, ну-ка…
      Я достал "двойной горизонт", который взял с собой из дома, и навел его на мертвый круг. Деревья были словно неумело выкорчеваны и брошены на полпути, пни были совершенно не тронуты гнилью. Что за неведомы лесоруб тут порезвился? Я добавил увеличения и уперся взглядом в первый попавшийся пенек. Ничего примечательного. Я навел окуляры на следующий пень, на который падали косые лучи света, и обомлел от увиденного. Пресловутая лесная пыль не висела спокойно в воздухе, и не кружилась, подхватываемая порывами ветра. Нет. Она находилась словно в невидимой центрифуге, ее швыряло из стороны в сторону совершенно непедсказуемым способом.
      — Комариная плешь, — сказал негромко Семен, когда я дал ему бинокль, — Держите.
      Он вернул бинокль мне, а сам достал из кармашка горсть болтов и гаек с привязанными разноцветными ленточками, взял другой рукой один болт, подержал его немного, а потом умело бросил его в круг.
      Болт, не долетев до круга полметра, круто сменил свою траекторию, тюкнулся в ствол дерева, отскочил, оставив в стволе солидную выщерблину, понесся назад, но мгновенье спустя полетел в кусты.
      — Так вот, Вадим Георгиевич. Гравитация тут с ума сошла. Чтобы пройти, нужно покидать гайки, таким образом мы найдем-таки обходной путь. Вы только скажите, в какую нам сторону?
      Я нащупал в кармане кусочек Клинского Бряка и сжал его в кулаке. Тотчас захотелось идти строго вперед, появилось такое ощущение, что там меня просто ждут не дождутся… я отпустил обломок.
      — Да, нам прямо.
      Семен коротко размахнулся и послал гайку чуть правее. Затем — еще десяток в других направлениях. Выяснилось, что придется обойти Плешь слева от места падения гаек с синими лентами. Пока походили это гиблое место, Семен рассказал мне о том, что произойдет, попади в Комариную Плешь человек. Удивительно, как смог пройти через нее Пржевальский? Может, повезло, а может, он нам наврал, и нет никакого тайника. Но тут я возразил сам себе: "А как же Клинский бряк, что нас ведет?" "А может, это ловушка?" — парировал я-второй. Но дискуссии с самим собой мне удалось избежать, так как совершенно неожиданно мы увидели прямо перед собой ствол дерева неимоверной толщины. Дерево опоясывала толстая цепь из желтого металла. Верхушку невозможно было разглядеть, даже запрокинув голову, и я шагнул назад, чтобы получить более широкую картину. И баобаб пропал. Без следа. Растворился среди мелкого кустарника, некогда боязливо жавшегося к мощным корням гиганта.
      — Что за чертовщина?
      Я снова шагнул вперед, и баобаб предстал передо мной во все красе. Шаг назад — и снова появилась пред нами миниатюрная полянка. Семен молча повторял все мои телодвижения.
      — Гайку!
      Семен молча вложил мне в протянутую ладонь блестящую гайку с красной ленточкой. Я без замах послал ее в центр "поляны". Гайка пролетела три метра и пропала. Полсекунды спустя раздался стук, как об дерево, ленточка с привязанной к ней гайкой заалела у меня под ногами.
      — Камуфляжное поле, — сказал Семен, — уже с месяц слухи про него ходили, но никто его прежде не встречал.
      — А я встречал, пожалуй…
      — Где?
      Я рассказал Семену о тех событиях, что предшествовали переменам в моей жизни, вспомнил про продажного Сывченко и про Северного, который говорил о том, что отвел наблюдателям глаза. Из всего вышеизложенного Семен сделал резонное предположение, что камуфляжный прибор невелик размером и на разных людей влияет с разной силой, о чем владельцы прибора (или артефакта, что более вероятно) не подозревают. Гипотезу мы тут же проверили на практике. Оказалось, что я вижу дерево в трех с половиной метрах, Семен — в полутора, но продолжает ощущать его контуры экстрасенсорно на расстоянии до десяти метров. Далее флюиды куда-то улетучивались и Семеном опознаться не могли. На этом наши эксперименты с тонкой материей были завершены и мы начали обыскивать ствол на предмет полостей. Во время поисков я услышал мяуканье и поднял голову. По желтой цепи на бешеной скорости несся огромный черный котяра. Внезапно он сорвался с цепи и бомбой полетел в кусты. Что-то задело меня по носу звякнуло под ногами. А куст полыхнул пламенем и мгновенно сгорел. Я наклонился и подобрал с земли гривенник, бывший в ходу в начале прошлого века.
      Искомое дупло обнаружилось быстро. От земли было метров пять, но кора так сильно слоилась, что забраться наверх, хватаясь за широкие выступы, не составило труда. Внутри пещерки размером где-то два на три да на полтора в высоту было чисто, но мокро. Видимо, капли дождя, стекающие с кроны, проникли и сюда. Кроме того, дупло было абсолютно пусто. Лишь гора сена валялась в дальнем от входа углу. Я протянул забирающемуся Семену руку, но тот фыркнул и легко вскочил сам.
      — Надул нас князь. Нет тут никакого хабара, — вздохнул Семен, — больше похоже на лежбище Желтой Кассандры.
      Я не стал выяснять, кто такая эта Кассандра, ясно, что не Мерлин Монро, а вместо этого ногой расшвырял сено. Под сеном обнаружился самый обыкновенный люк, из тех, что ведут в погреб с малосольными огурчиками и квашеной капустой в бочках. Я показал люк Семену, а он показал мне большой палец.
      — Пошли, что ли, за огурчиками.
      Люк поддался без труда. Вниз вела самая обыкновенная деревянная лесенка. В помещении, в которое мы спустились, было жутко темно, и я машинально пошарил по стене в поисках включателя и, что самое интересное, нашел его. Древесные недра осветились тусклым светом шахтерского фонаря, прикрученного под потолком, и нам оставалось только дивиться окружающим нас предметам. То тут, то там стояли всевозможные коробки, ящики и банки, в которых что-то поблескивало, побулькивало и фосфоресцировало.
      — Во имя великого Хайяма, что тут твориться!!! — воскликнул Семен, бегая от одного артефакта к другому, — Это же… а вот это.. опа! Смотрите!
      Я подошел поближе, чтобы посмотреть, что же так удивило Семена. На мой взгляд, ничего особенного. Раскрытый вещмешок типа "сидор", из которого Семен достал по очереди: десяток прозрачных маленьких цилиндров, стеклянную банку, в которой ярко искрился золотом мелкий порошок, нечто, напоминающее гироскоп и два продолговатых свертка, пахнущие горелым мясом.
      — Вам это ничего не напоминает? — спросил Семен, указывая на разложенные вокруг мешка предметы.
      — Так, дай подумать. Если скрестить дедукцию с интуицией, помноженной на логику, то… цитирую: "пустышек десять штук да вечных огоньков на три унции, Дыру-С-Палочкой и двух Тушеных броненосцев". Перед нами — пропажа нашего уважаемого бармена Гриши! Можно считать дело успешно раскрытым, осталось только выяснить, кто хозяин этого схрона и…
      - -…Вернуться назад живыми, — закончил мою фразу Семен, и мне показалось, будто снаружи кто-то залаял. Я мысленно плюнул через левое плечо и поинтересовался:
      — Со всем этим добром что будем делать?
      — А что с ним делать? Прихватизируем на нужды конторы. Сейчас возьмем по паре безопасных штучек, ну, плюс то, что нужно вернуть Грише. Вот только, что делать с Гончими…
      — С какими Гончими?
      — Со Слепыми Гончими. Я чувствую, что рядом с дубом их скопилось не менее двадцати.
      — Да, и я слышал лай.
      — Откуда они здесь? Вроде как кроме пустырей и свалок, их нигде встретишь…
      Мы взобрались наверх, в "промежуточное" дупло, и увидели оттуда множество огромных собак, неистово рычащих и царапающих кору когтями у подножия дуба. Больше всего они походили на догов, только трупно-коричневой окраски. Снизу до нас долетел резкий запах гнили.
      — Я не спрашиваю у тебя, какова история их появление, я не спрашиваю, в результате каких экспериментов Зона обрела этих существ, я спрашиваю одно — "калаш" их берет?
      — Берет, — подтвердил Семен, и мы, передернув затворы, начали прицельно гасить Гончих одну за другой. Я наловчился до того, что иногда начал укладывать зверину с трех патронов — в голову, центр позвоночника и круп. Если пуля не прошивало хотя бы одно из этих мест, Гончая продолжала бросаться и рычать, как ни в чем не бывало, даже с половиной обоймы в голове. Семен не отставал, хотя мазал чуть чаще. Итого на пристрелку у меня ушло полторы обоймы, успел я при этом уложить лишь троих. Остаток второй я с толком потратил на казнь еще четверых собачек, третья уменьшила количество монстров на восемь. Итого пятнадцать. Семен к концу третей обоймы увеличил нашу суму еще на десять, но Гончие все пребывали, словно им тут было медом намазано. Новоприбывшие бросались на ствол, подпрыгивая чуть ли не на три метра, иногда останавливались и пожирали трупы своих расстрелянных собратьев, потом, накопив силы, снова и снова делали попытки достать нас. Я отбросил бесполезный ныне автомат и достал "Макаров". Семен предостерегающе взял меня за руку.
      — Не стоит тратить патроны сейчас. Нам придется расстреливать тех, кто сможет запрыгнуть сюда.
      — А будут и такие?
      Семен промолчал. Да, вопрос, конечно, риторический. В чём можно быть уверенным, находясь в Зоне? Правильно — ни в чём. Я снял пистолет с предохранителя и сел так, чтобы люк был слева и сзади. Так Гончая, если она сюда запрыгнула бы, то оказалась в невыгодном положении. Семен сел справа от дупла и взял автомат с последним рожком наизготовку. Потянулось нудное молчание. Нарушил его опять же Семен:
      — Вадим Георгиевич, мы сожжем друг другу нервы. Молчать в данной ситуации просто невозможно. Бдительность от этого только страдает. Лучше скажите, вам и правда шестьдесят?
      — Абсолютная чушь! Шестьдесят мне исполнится лишь в декабре, а пока я нормальный пятидесятидевятилетний гражданин суверенного Казахстана.
      — И все-таки я поражаюсь. В ваши ше… пятьдесят с лишним вы мало чем отличитесь от сорокалетнего спортсмена, Чугунову — вообще под семьдесят, а на него переводчицы из европейской делегации засматривались.
      — Эта наша с Толей тайна, — заупрямился я лишь для проформы, прекрасно зная, что Семен возразит:
      — Может, через полчаса вы эту тайну уже никому никогда не расскажете.
      — Ну ладно, черт с тобой. Слушай…
      …Я познакомился с Чугуновым в первую чеченскую. Тогда я служил в военном госпитале хирургом. Как сейчас помню — весь состав больницы целый месяц поплевывал в потолок, на пятьдесят коек было лишь двое больных, страдающих дизентерией. Я сдал дежурство своему коллеге Василию, а сам отправился в свою комнатушку во флигеле, где собирался наверстать упущенные часы полноправного отдыха. Но поспать в эту ночь мне не удалось. Ночную тишину нарушил взрыв где-то неподалеку, я инстинктивно бросился на землю, и надо мной тотчас засвистели пули. Я тогда оружие-то держал с опаской, не говоря о том, чтобы его применять, поэтому решил не геройствовать и ползком вернулся обратно в больницу. Там выстрелы тоже услышали и погасили свет. Наш главврач Скабичевский отпер дверь подвала и согнал весь персонал туда. На мое робкое предложение подготовить все необходимое для оказания первой помощи ответил трехэтажным матом, чего раньше за ним почти не водилось. Мы сидели в подполе и слушали выстрелы. Через полчаса выстрелы затихли. Зато затренькала старенькая рация. Из динамика донесся сдавленный крик:
      — Кто-нибудь! Я в квадрате десять, к северу от госпиталя! Нужен врач!
      Тут я наплевал на указания Скабичевского, схватил аптечку первой помощи и пулей вылетел из подвала. За мной бросились и два санитара, прихватив носилки. Сразу за холмом мы увидели… последствие Ледового побоища. Море крови и несколько десятков трупов. Боевики и наши. Все они были мертвы. Чтобы понять это, достаточно было взглянуть на те раны, которые они получили. Но кто же вызвал помощь? Я бегал от одного тела к другому, и вдруг услышал слабый стон, доносившийся из-под тела мертвого сержанта. Осторожно перевернув сержанта и приложив его к камню, я увидел живого.
      Но какой это был живой! Казалось, он получил больше пуль, чем все остальные участники перестрелки, вместе взятые! И, тем не менее, у него был пульс, глаза его бесцельно блуждали, а из горла вырывались хрип вперемешку с бульканьем. В судорожно сжатой руке была рация. Я оценил ситуацию как крайне тяжелую, хотя вряд ли бы нашелся тот, кто оценил бы его состояние по-другому.
      — В операционную, быстро!
      Санитары, молодцы, среагировали быстро, положили носилки напротив раненого, со всеми мыслимыми предосторожностями подняли его с земли, уложили на носилки и доставили в госпиталь.
      В дверях меня ждал разгневанный Скабичевский, но я отстранил его и проследовал в операционную.
      Пока я мыл руки, а раненого освобождали от окровавленной одежды, Скабичевский терся неподалеку. Санитар Василий протянул мне красные корочки из кармана раненого, и я проглядел их. Пациента моего звали Анатолием Чугуновым и было ему сорок пять лет. Я сначала не поверил, как любой бы на моем месте. Весь мой профессиональный опыт вопил, что раненому от силы лет тридцать, и у меня проскользнула предательская мысль, что, возможно, документы майора Чугунова поддельные. Однако клятва Гиппократа и моральные принципы возобладали. Я убрал документы в ящик письменного стола и начал делать свое дело. Краем глаза я заметил, что Скабичевский открывал ящик и внимательно изучал корочки.
      Операция длилась почти три часа. К счастью, в теле застряло всего три пули, остальные прошли навылет и касательно. Кости не были задеты и, в общем, ситуация была менее устрашающей, чем показалось вначале. Но лежать Чугунову под врачебным контролем нужно было никак не меньше месяца…
      На следующее утро я сам навестил Анатолия, и тот, что поразительно, уже пришел в себя. Услышав, как я вошел, он повернул перелинованную голову и спросил:
      — Кто вы?
      — Полевой хирург Вадим Решилов. А вы, как я понимаю, майор ФСБ Чугунов?
      — Можно сказать и так. Вадим, у меня к вам просьба.
      — Все, что в моих силах.
      — Попросите, пожалуйста, персонал, чтобы они не кололи мне всякую гадость. У меня в кармане куртки есть фляжка. Десять капель в стакан воды два раза в сутки.
      — Что там?
      — Экстракт тибетского чертополоха. Не бойтесь, это не наркотик, а мощнейшее противовоспалительное средство. Мне мой се… друг подарил. И.. еще… позвоните по телефону… (Чугунов назвал номер) и скажите любому, кто возьмет трубку: "Адмирал без парохода".
      Настойку я разводил сам, и в обед дал Чугунову. Он с жадностью выпил и тотчас спросил, когда будет перевязка. Я объяснил ему, что до этого еще далеко. Он, однако, сказал, что после чертополоха ненадолго увеличится метаболизм, и старые клетки будут выводиться наружу. Я решил проверить, не шутит ли он и перевязку провел сам, хотя это противоречило правилам — ткани просто не могли еще зажить. Но мои опасения оказались беспочвенными — омертвевшие участки растворились, превратившись в бурую густую жидкость, а вместо них на теле розовели новые ткани, как после полумесяца интенсивного восстановления. Я был поражен, но, не подавая виду, закончил перевязку и выкинул старые бинты в ведро. Чугунов горячо поблагодарил меня и сам, без посторонней помощи, дошел до палаты.
      Вскоре прибыл армейский отряд на двух БТР-ах. Они забрали тела, расспросили персонал о подробностях, а командир минуты две говорил с Чугуновым. Затем они уехали, оставив в больнице двух автоматчиков для охраны.
      Я стал все чаще и чаще заходить к Чугунову. Он, похоже, проникся доверием ко мне, так как иногда рассказывал о некоторых моментах своей биографии. Но все же, я полагал, что о чем-то более важном он пока умалчивает.
      И вот однажды, во время вечернего обхода, Чугунов спросил меня, страдаю ли я каким-нибудь недугом. В свои тридцать семь меня время от времени доставал остеохондроз, о чем я доверительно сообщил. Чугунов попросил принести его фляжку. Я, ухмыляясь, спросил, не живительный ли там эликсир, на что Чугунов ответил, что чудодейственных эликсиров не бывает, и это — всего лишь каталитический препарат. Простое использование его ничего не даст, и для эффекта нужно производить специальные упражнения, о которых он мне и поведал. Я решил попробовать — хуже-то все равно не станет. Принял четыре капли с минералкой и вышел на закате во двор. Тогда я чувствовал себя немного чокнутым, стоя лицом на запад, раскинув руки. Я не знал тогда о том, что ультрафиолетовые лучи, пронизывающие воздушный слой Земли именно под таким углом, обладают особыми свойствами. Поэтому я постоял минут пять, ничего не почувствовал и пошел спать. Но в ту ночь я не спал. Меня восемь часов подряд выворачивало в сортире, и я, кажется, похудел килограммов на пять. К утру рвота прекратилась и я, обессиливший, кое-как добрался до кровати и заснул.
      Проснулся я в начале одиннадцатого. Таким свежим и бодрым я не чувствовал себя уже лет пять. Я распахнул окно, и в комнату ворвался вихрь забытых ощущений — зрительных, звуковых и осязательных. Как будто я провел несколько лет с берушами в ушах, шерстяном кусачем свитере и запыленном водолазном шлеме, и неожиданно все это с меня сняли. Я вдыхал ароматы природы и наслаждался внутренними ощущениями — позвоночник абсолютно не напоминал о себе, и недавних перебоев в сердце я, профессиональный врач, не обнаружил.
      Чугунов выслушал все и удивился. Он предполагал, что результат наступить только через несколько дней. Но, тем не менее, предупредил, если я хочу поддержать совет тело в такой, или даже лучшей форме, то должен проводить тренировки регулярно. Потом помолчал немного… и рассказал мне ГЛАВНОЕ.
      Два с половиной десятка лет назад простой парень Анатолий Чугунов, родом из приморского поселка "Луговой", неподалеку от Находки, поступил в гуманитарный институт на юридический факультет. На третьем курсе у них появился новый учитель философии Григорий Тен, обрусевший кореец. Чугунову предмет давался легко, и он частенько спорил с учителем, не соглашаясь с тем или иным утверждением, и этот факт педагог вовсе не пресекал, а всячески поддерживал. Постепенно у них сложились дружеские отношения, и однажды Тен признался Анатолию в том, что ему шестьдесят девять лет, а не сорок два, как указанно в паспорте. Паспорт поменять ему помогли в одной организации, потому что никто не верил, что моложавый подтянутый брюнет без единого седого волоска родился в первой половине двадцатого века. А поддерживать такую форму ему помогли специальные тренировки по тибетской, не имеющие никакого отношения к той или иной религии, а основанные на знаниях и науке древних цивилизаций, ныне почти утратившихся. Но не совсем. С тех пор на протяжении десяти лет Тен передавал свои знания Чугунову, и тот, как настоящий падав… пардон, как настоящий Ученик, не только усвоил знания, но самостоятельно развил их, в частности, перестроил систему тренировок под восточнославянский генотип. Потом Григорий Тен куда-то пропал, а следователь районного отдела милиции продолжал совершенствовать систему. В начале первой чеченской войны вызвался в особую группу, которая проводила секретные операции и выявляла офицеров, торгующих с боевиками крупными партиями оружия. После ряда успешных операций капитан Чугунов получил звание майора и особые полномочия. Естественно, его деятельность была не в радость коррумпированным чиновникам, под чьим неусыпным руководством проходили незаконные торговые операции, поэтому последняя вылазка чуть не оказалась для Чугунова роковой. На него и его друга и соратника Никодима Варачинцева была устроена западня, куда они явились по ложной наводке о готовящемся обмене оружием между боевиками и военными. И те, и другие там действительно присутствовали, по двое от каждой стороны, и Чугунов готовился брать их живыми, однако замаскировавшиеся боевики в количестве не менее двадцати и открыли огнь сразу, как Анатолий и Никодим появились рядом, минув несколько десятков умело поставленных растяжек. Никодиму не повезло — зацепив пятерых, он получил пулю в лоб. Из всей заварушки живым вышел только Анатолий, вооруженный ножом и модифицированным сорокапатронным "Макаровым". Собрав последние силы, он достал рацию и послал сигнал о помощи. Вот и вся история.
      Я поверил Чугунову безоговорочно. От него исходила такая могучая уверенность и непоколебимость, что быть неправдой это просто не могло. Я спросил, сможет ли он научить меня этой системе, и он ответил, что я — самый лучший кандидат из всех, кого ему приходилось встречать.
      …Той ночью я дежурил, и телефон зазвонил прямо у меня под ухом. Трубка властным голосом осведомилась о самочувствии нашего недавнего пациента. Я завуалировано ответил, что ситуация очень сложная и я не могу сказать ничего определенного. На том конце провода ответили, что мне нужно подготовиться к приходу важных гостей и повесили трубку…
      — А потом что? — спросил Семен, когда я сделал минутную передышку для голосовых связок.
      — А потом всё уложилось в пять минут. Подъехали два джипа с недобитыми торговцами госимуществом, вырубили охранников и вломились в дверь, намереваясь прикончить Чугунова. Он отметелил двух гипсом, а я, вспомнив приемы самбо, уложил еще одного, не дав ему выстрелить. После этого мы отобрали у них автоматы и вышли во двор, обезоружив тех, кто оставался в машине. Вот. Потом оказалось, что навел их на больницу Скабичевский. Я начал помогать Чугунову раскручивать дело нашего главврача, и там такое раскрылось! Но это уже другая история…

      — Интересное кино, — согласился Семен, отодвигая ногой от себя тело третей Слепой гончей. За время моего рассказа четверо самых прыгучих собак буквально влетали в наше дупло. К счастью, Гончая не успевала затормозить и несколько секунд по инерции бежала вперед, что нас и спасало. Но патронов становилось все меньше. К тому же рация, естественно, не работала. Лай внизу становился все громче, и помощи было ждать неоткуда. Я уж было хотел предложить спуститься вниз и поискать что-нибудь типа оружия среди запрятанных артефактов, как вдруг лай прекратился, сменившись протяжным воем. Я, не выпуская из рук пистолета, выглянул из дупла. Семен пристроился сбоку. Около огромной стаи собак стоял человек.
      Собаки и не думали на него нападать. Они сгрудились в кучу и лишь немного подвывали. Человек, что стоял внизу, не был похож на обычного сталкера. Во-первых, он был без защитного костюма. Черные вытертые джинсы и черный же свитер с закатанными до локтей рукавами. Через грудь на спину шел кожаный ремень, и сзади к нему была приторочена какая-то палка. И… лицо. Лицо и руки его было темно-зелеными, болотного оттенка, и шли по ним черные ровные полосы, как обычно раскрашиваются коммандос для сокрытия в джунглях.
      — Черный Сталкер… — прошептал Семен, и я почувствовал легкий озноб. Тот самый ужасный Черный Сталкер, бесчеловечный монстр и неуловимый мародер, о котором болтают в барах? Нет. Глядя сейчас на него, я не чувствовал никакой агрессии, я был АБСОЛЮТНО уверен, что все, что говорят про него — ложь. Откуда у меня взялась эта уверенность я сказать не мог. Все-таки, что-то от него исходило. Что-то, что я некогда почувствовал в Чугунове…
      Черный Сталкер сделал шаг вперед, и Гончие, поджав хвосты, отпрыгнули на пару метров. Вдруг монотонный вой прорезал какой-то звук, не высокий и не низкий. Он был слышен даже не ушами, скоре — нервами. Какой-то ультразвуковой поросячий визг, от которого Гончие встрепенулись и зарычали. Обнажив острые клыки и припав на передние лапы, они некоторое время вращали головами, словно выискивая источник запаха, а потом бросились на Черного Сталкера.
      Сталкер мгновенно отшатнулся и первая, самая смелая собачка схватила зубами воздух. В руках у сталкера оказалась та самая палка, что была приторочена к ремню. Длиной она была около полутора метров, из темного дерева, с рубчатой поверхностью, чтобы можно было крепко держать ее за любое место. На конце — короткое, сантиметров двадцать и чуть загнутое узкое лезвие. "Глефа!", — вспомнил я название этого холодного оружия.
      Сталкер взял глефу за центр и рубанул ближайшую тварь наотмашь. Гончую разрезало напополам. После этого собаки взбесились и бросились все разом. Глефа замелькала с убийственной скоростью. Я едва успевал фиксировать удары — блокирующий, режущий, классический "падающий лист", шинковка… Глефа словно ничего не весила, порхала из одной руки в другую, вонзалась лезвием в горло одной собаке, и оглоушивая древком вторую. Сейчас Черный Сталкер больше всего напоминал известного Корвиуса из второго Херетика, компьютерной игры, вышедшей около двадцати лет назад. А может, и не Корвиуса, я играл в не давно и точно имени не помню.
      Глефа словно обвилась вокруг пояса Сталкера, а потом вновь перекочевала в левую руку. Сталкер прочертил вокруг себя круг, контуры которого на мгновение обозначились кровавыми фонтанами и вогнал лезвие хребет самой крупной особи. Она оказалась последней. Я обернулся и увидел торжествующее лицо Семена, а когда повернулся, поляна была пуста. Лишь гора собачьих трупов гнила у подножья дуба. Семен тронул меня на плечо.
      — Вадим Георгиевич, вы спрашивали меня про главного координатора. Вот! — Семен повернул ко мне плечо, и я увидел, что на костюм нашит зеленый вымпел, на котором чернел силуэт автомата Калашникова, скрещенного с шитой серебром изогнутым лезвием глефы.
      — Это наш вымпел. А Главный Координатор — он. Черный Сталкер.
      Когда мы вернулись из зоны в родную контору, Чугунов нас не встретил, но мы были не гордые. Засунули в сейф и в специальные контейнеры образцы артефактов из дупла, Семен взял мешок с Гришиным добром и отправился в бар — возвращать, взяв с собой двух новобранцев, чтобы те последили за подозрительными покупателями, что должны были подойти за хабаром вечером. Я же загорелся идеей посмотреть на процесс вербовки и, порыскав, нашел на первом этаже скромный кабинет с табличкой на внешней двери "Требуются". Стукнув по двери согнутым пальцем, я вошел.
      Два Капитана, как их тут называли, Гоша Проценко и Ахмет Ясавин, друзья не-разлей-вода, "обрабатывали" двух новеньких. Ахмет проверял досье первого парнишки через Интерпол, а Гоша проводил со вторым инструктаж:
      — Значит, так. Теперь ты в нашей конторе. Твои обязанности — четко выполнять возложенные на тебя задачи, импровизацию применять по мере надобности. Халтуру брать можно, но не ущерб работе. Не бойся, первое время будем давать что попроще. И еще о халтуре — будешь раз в сутки приходить и просматривать ориентировки — если среди слухов или предложений всплывет какой-то криминал, дашь нам знать. Деньги будешь получать невеликие, мы все-таки на госбюджете (я хмыкнул), но артефакты принимаем легально, а мундир и аркебузу можешь получить прямо сейчас на складе. Все понял?
      — Да, — ответил новоявленный член конторы и получил направление на склад. Скользнул по моему костюму завистливым взглядом и вышел. Зато открылась внутренняя дверь, и на пороге появился Чугунов.
      — Вадим! А я тебя ищу! Семен мне уже рассказал о ваших похождениях. Пойдем ко мне, я тебе кое-что покажу.
      Мы вернулись в генеральский кабинет, и Чугунов достал из кармана сложенный вчетверо листок из факса.
      — Представляешь, завтра опять прибывает комиссия из европарламента, хорошо хоть, не экологическая, как прошлый раз, а по вопросам энергетики. Это не по нашему профилю, и экскурсии им будут устраивать научники из пятого отдела. На нас — только общее обеспечение безопасности, но и это, скажу я тебе — не сахар. Ну да выдюжим, и не таких терпели. Кстати, как тебе собачки?
      — Хороши, ничего не скажешь. А ваш… наш Главный Координатор…
      Чугунов тяжело вздохнул.
      — О личности Координатора даже в нашей конторе знают лишь несколько человек. Если хочешь, я могу рассказать тебе историю появления нашей организации и самого Черного Сталкера. Не ту, что треплют в барах, а реальное положение вещей.
      — Буду рад послушать.
      — Две тысячи одиннадцатый год. Тогда Зона еще была абсолютно неизведанной, и все сталкеры бродили по ней исключительно в поисках всевозможных панацей и ключей к управлению миром. Счастье всем и недорого, прочая ерунда. Профессионалов были единицы, как и сегодня, впрочем. Я тогда с Зоной сталкивался дистанционно, расследуя дела, связанные с контрабандой артефактов в страны Бенелюкса через наш Казахстан. Зачем такой крюк? А все за тем же. Зона далеко, и таможня еще не ученая. Я этим сразу стал заниматься, когда мы в Казахстане служить начали. Но, прости, не посвящал тебя.
      И вот однажды расследовал я одно дело, а информации было — кот наплакал. Еще чуть-чуть — и контрабандиста отпустили бы за недоказанностью, но я — бац, и обнаружил у себя в элпочтовом ящике такую инфу, что крыла все козыри адвокатов сплошными джокерами. Там же и обнаружилась ниточка к Аркадию Северному, уроженцу Актюбинска, местному олигарху и криминальному воротиле. Он отмазался, но я продолжал копать. Информации скапливалась все больше, таинственный адресат присылал мне все новые и новые документы и фотоснимки из Зоны, описания сделок Северного, его счета и каналы переправки артефактов. Сам я вычислил стукача, работающего на Северного в особом отделе КНБ. Я избежал двух покушений, но дело не бросил. Выйдя на пенсию, я поехал в Зону и встретился там с моим информатором. Это и был Черный Сталкер. Причем письма он отправлял мне безо всякого компьютера, просто усилием мысли. С ним и несколькими моими сослуживцами со времен первой чеченской мы организовали нашу контору, получив финансирование от спецллужб, вполне официально занимаясь расследованиями утечек артефактов и, в особенности — делами Северного. Все остальные контрабандисты против него — мелочь пузатая. Сывченко переселился из областного центра в Хромтау, и Северный частенько его навещал. Мои люди установили у Сывченко жучок и вели постоянное наблюдение.
      — Я помню. Денис.
      — Да, Денис. А тебя я берег, как козырь. Ты понадобился — и ты пришел. Я благодарен.
      — Иначе и быть не могло. А что Черный Сталкер?
      — Одна из самых известных бригад, работающих на Северного, отправилась в Зону за особой травой. Трава эта — сильнейший канцероген, а дым ее обладает зомбирующим эффектом. С группой отправился "крот", правительственный сотрудник. Но обман раскрылся, и его утопили в болоте. Как потом оказалось, его подставили свои же. Но… недельное нахождение тела в облученном водоеме дало поразительный эффект — "крот" вновь ожил, не потеряв при этом рассудка. Он получил необыкновенную ловкость, способность общаться с существами Зоны и воздействовать дистанционно на электрические приборы, дышать под водой и обходиться без пищи, используя в качестве энергии гамма-излучение. Неизвестно, чья прихоть вернула его к жизни, но он использует этот дар, чтобы закончить свое последнее задание. С тех пор и бытует легенда о Черном Сталкере, не знающим пощады. Хочешь верь словам, хочешь не верь, но когда увидишь его силуэт на фоне заходящего солнца, знай, что действительно не будет тебе пощады, коли ты этого не заслуживаешь, и нет для тебя ничего опасней, чем лезвие его глефы у твоего горла.
      — Да ты, Толя, прямо поэт! — восхитился я последними строчками.
      — У него научился. Он через каждое слово Омара Хайяма цитирует.
      — Да, дела…
      — Кстати. У меня для тебя новость.
      — Хорошая?
      — Четыре.
      — Что "Четыре"?
      — Коэффиент четыре. Денис выкарабкался еще из двух видений. Сейчас он находится на четвертом измерении иллюзий.
      — Он выдержит?
      — Как сказать. Здесь случай играет главенствующую роль…
 

***

 
      — Здесь случай играет главенствующую роль. Он всегда и всем диктует свое мнение, не разделяя по каким-либо признакам — расовым, национальным или религиозным. Он вводит в заблуждение и делает черное — белым, холодное — горячим, а маленькое — гигантским. Случай проистекает из планомерного…
      Учитель бубнил в микрофон и голос разносился по оптоволоконным кабелям во все уголки просторного кабинета. Голос навязчиво звучал из динамиков парт, но его никто не слушал. Урок парапсиметрии был, пожалуй, самым скучным уроком в авигазии. Круссанты десятого "инь" жасса откровенно игнорировали основную модель поведения на уроке, и занимались Авигак знает чем.
      Саммуль приконнектился т-лучом к кабинке Инкаввы и послал приветственный импульс. До самого окончания урока они вели обоюдный диалог на ллемерском диалекте, так как только они двое из всего жасса имели иммунитет к лингво-вирусу, и могли изучать инопланетные языки без ущерба для здоровья. Нельзя сказать, будто им это было не в радость — ведь они могли спокойно болтать в людном месте на любые темы, не опасаясь, что их подслушают. Сегодняшний их диалог выглядел таким образом:
      — Привет!
      — Я тебе желаю того же.
      — До чего этот Гуллан зануден! Я просто не могу его слушать.
      — Неужели он думает, будто кому-нибудь из жасса понадобиться эта дурацкая парапсиметрия? Нам она — как карзону тапочки.
      — С тех пор, как я твердо решил встать на путь биоцентрографии, я не желаю заниматься бесполезными занятиями. Я думаю отправить петицию Верховному Кацферу с просьбой пересмотреть в следующем году образовательную систему.
      — Саммуль, ты такой храбрый? Неужели ты напишешь ему?
      — А то как же!
      — И прямо от руки, без клавиатуры?
      — Обязательно!
      Инкавва от гордости за друга покрылась зелеными пятнами, чего педагог не смог не заметить. Он так сверкнул в ее сторону всеми четырнадцатью глазами, что та мгновенно уткнулась в монитор и начала усиленно вглядываться в кольчатые графики распределения случайностей до тех пор пока препод не отвернулся. тогда Саммуль восстановил коннект.
      — Инкавва, я хочу тебе кое-то рассказать. Важное. Я сегодня видел сон.
      — Ух ты? Двуформатный?
      — Да что там двуформатный! Там главное было не тип, а содержание! Представляешь, я был во сне двуногим и кислорододышашим!
      — Так не бывает!
      — Но это же сон! Там все были такие. И меня они называли Ариэн Саотран.
      — Как красиво!
      — То-то же! И я был очень знатным, и особо приближен к их Императору…
      — Кому?
      — Ну, что-то вроде нашего Кафцера, только тоже двуногий.
      — А дальше-то что?
      — А дальше я отправился выручать свою возлюбленную из рук злого волшебника. Это такие существа, которые могут оперировать Верхней материей. Я сразил его и только отворил дверь темницы, как вдруг у меня в голове стукнуло — я ведь никакой не Ариэн Саотран, а обыкновенный круссант Саммуль, и до того это меня потрясло, что я проснулся. Проснулся, и все равно некоторое время мне казалось, будто я впервые вижу свой дом. А потом все прошло.
      Инкавва хотела еще раз восхититься удивительным сновидением, но тут урок закончился, и все круссанты поплыли в направлении кабинета биоцентрографии. Саммуль с удовольствие присоединился к однокруссам, но был остановлен нехорошим стереофоническим ультразвуком препода Гуллана:
      — А вас, Саммуль, я попрошу остаться.
      Саммуль замер на полпути к двери.
      — Круссант Саммуль, с вами хотят пообщаться залганы из Департамента Заботы о Реальности.
      — Со мной? — адекватно удивился Саммуль. Гуллан покачал головой с севера на юг.
      — Мне не известно, что вы натворили, но раз за вами пришли из департамента, то, склонен считать, вы произвели нечто деструктивное. Я прав?
      Саммуль недоуменно развел щупальца в стороны.
      — Меня попросили не присутствовать, и я удаляюсь. Вот, кстати, и они.
      В кабинет величественно выплыли три здоровенные амебы, в полтора роста Саммуля каждая, хотя тот был в жассе далеко не последним. Весь их вид, движения, количество ложноножек, приживленных щупалец-манипуляторов и выращенных глаз говорило о высочайшем статусе. Саммуль так разволновался, что на время забыл о термобалансе, за что чуть не поплатился тепловым всплеском. Однако, один их представителей Департамента предотвратил всплеск единым ментальным усилием. Саммуль благодарно заморгал.
      — Ты знаешь, что такое Департамент? Саммуль начал лихорадочно вспоминать ненавистные уроки политократизма.
      — Департамент создан как единая организация, поддерживающая мир и защищающая планетарные системы от внешнего вторжения, что жизненно необходимо для всеобщего процве…
      — Довольно, Саммуль, ты не на уроке. Спрашиваю еще раз: ты знаешь, что такое Департамент НА САМОМ ДЕЛЕ?
      — Неееет.
      — И никто из простейших не знает. Наши исторические заклятые враги с дальних Систем — язуриты, палкоханы и туберкулли, все они — ничто по сравнению с новым врагом, врагом, который за всего лишь пять поколений своего существования доставил больше хлопот, чем все остальные, вместе взятые. И для борьбы с этим бедствием мы решили использовать то, чем и занимался наш Департамент все основное время. Планетарная максимизация. Ты знаешь, что все амебы состоят из атомов?
      Все преподы в один голос утверждали обратное! Выходит, круссантов обманывали? Выходит, мы состоим из атомов, как неживые вещества? Какой позор!!!
      — Успокойся, Саммуль. На то была своя причина. Мы не могли говорить вам правду. Прости. Но сейчас нет иного выхода — ты единственный из доступных нам особей, обладаешь всеми параметрами для проведения над тобой планетарной минимизации. Минимальные составляющие твоего организма адекватно совпадают с космическими единицами — солнцами и вращающихся вокруг них планетами. Мы преобразуем тебя таким образом, чтобы ты увеличился до астрономических размеров и спас нас.
      — Но как?
      — Наши враги имеют ту же технологию. Они уже создали несколько планетарных организмов, что дрейфуют в пространстве в поисках наших систем. Если они нас найдут, то мы даже не успеем ничего почувствовать — просто миллиарды огромных солнц и планет ворваться в наше пространство, и цивилизация погибнет.
      — А я должен их остановить? Но как? Я тоже стану галактикой?
      — Нет. Сейчас ты услышишь еще один шокирующий факт. Мы — микромир космоса. А все солнца и вращающиеся вокруг них планеты — элементарные единицы иной материи. Теперь я вынужден буду повторить несколько раз слово "который". Вселенная — это живые существа и иная материя, состоящая из атомов, которые мы называем солнцами, вокруг которых крутятся планеты, на которых обитает наш народ…
      Саммуль подумал, что сейчас распадется на элементарные частицы от ужаса.
      — Мы дадим тебе необходимые инструкции по поведению. Ты способен к языкам, ты полиморфен, ты сможешь полностью адаптироваться и найти в Макромире агентов нашего врага, и нейтрализовать их.
      — Вот именно, нейтрализовать их! — подтвердил Семен. Я открыл глаза.
      Чугунов посмотрел на меня и спросил:
      — Ты согласен с Семеном?
      — Да, конечно, на все сто. А в чем согласен?
      — Ты что, спал?
      — Если совсем честно, то да. Когда ты рассказал про Дениса, меня сморило, и я увидел совершенно дикий сон. В духе фантастики шестидесятых.
      — Погоди! Еще минуту назад ты участвовал в дискуссии на тему "что делать с комиссией Европарламента", выдвигал идеи… погоди… СНОВА ОНО?
      Я кивнул и выложил все начистоту. Правда, на откровения Нострадамуса это не походило, но Чугунов отнесся к моим словам со всей серьезностью, заставляя повторять отдельные моменты по три раза. Когда с моим видением было покончено, мы вернулись к тому, что обсуждали — к приезду комиссии Европарламента. Оказалось, что они тоже наслушались лживых историй про Черного Сталкера, и решили, что он представляет большую опасность для европейских лабораторий у территории Зоны, поэтому вместе с комиссией пребывает специальный элитный отряд для отлова столь опасного субъекта. Семен с негодованием предлагал отметить им на карте самые гиблые места, чтобы они знали, как лезть не в свое дело, Чугунов настаивал на том, что даже элитный отряд нашего Координатора не обнаружит. Тут Семен с ним полностью соглашался. Пришли мы примерно к тому, с чего и начинали, после чего Семен в ярких красках расписал, как благодарил его Гриша за возвращенный хабар. Несколько неприметных сталкеров-новичков уже караулили заказчиков, небольшая группа новобранцев во главе с опытным сталкером отправилась в лес, к дубу-баобабу, забрать несметные сокровища, и, конечно, для меня у Чугунова тоже нашлось задание.
      — Этой ночью мы должны будем проникнуть почти в центр Зоны, к главному мосту реки Припять. От главного координатора поступили данные, что именно там, в бывшем здании мэрии, Северный должен устроить конференцию с представителями своих торговых партнеров. Только себе и тебе я могу доверить эту операцию. Мы должны установить наблюдение за конференцией, чтобы вычислить координаты заказчиков, и, что особенно важно — Северный на этой конференции должен анонсировать свою важнейшую разработку, опытный образец из проекта "Святогор". Мы должны увидеть это, во что бы ни стало. Я думаю, сдюжим. А?
      — А то! — воскликнул я и пожал Анатолию руку. Ему я верил безоговорочно.

      Тщательность, с какой мы экипировались, привела бы восторг любого нейрохирурга. Эти два костюма стоили целое состояние, но купить их даже за самые бешеные деньги на черном рынке было невозможно. Потому что их было только два — у Чугунова и у меня. Помимо стандартного комплекта костюмы имели кислородные баллоны с запасом оного на девять часов, совершенно потрясающий шлем с голографическим интерфейсом и массу других причиндалов. О каждом приборе я выслушал краткую лекцию и вполне мог пустить любое из устройств в ход без риска для себя.
      Ровно в полночь около блокпоста мелькнули две тени. Я проводил этих крыс-мутантов взглядом, недоумевая, почему их так мало. А вот и ответ на вопрос: Вслед за ними из дыры в стене повалила вся крысиная стая. Блокпост засуетился. Патрульные сноровисто развернули турели, огнеметчики заняли позиции, и принялись косить крыс под корень.
      — Пора, — сказал Чугунов и метнулся к наиболее низкой части стены. Военные, занятые истреблением мутантов, совершенно не заметили, как две "кошки" с крепкими торсами зацепились за верхушку бетонного ограждения. Десяток подтягиваний — и мы наверху. Костюм смягчил падение с пятиметровой высоты по ту сторону Зоны. Мы внутри.
      Голографический экран мгновенно выдал тучу из сотни стрелочек прямо перед нами. Это была комариная плешь, и каждая стрелочка указывала определенное направление каждого гравитационного вектора. Над тучей зажглась надпись, сообщающая размеры плеши и расстояние до нее. Это вам не гайки кидать! Чугунов, держа FN2000 наготове. Полупрозрачный целеуказатель у меня перед глазами метался туда-сюда, но опасности не находил.
      Мы двигались тихо, но быстро. Безмолвие ночи окутало нас, приглушив даже ожесточенную битву за стеной. Трава шелестела, но так, словно боялась потревожить чей-то чуткий сон, деревья склонились так близко к земле, будто старые перечницы, вышедшие посидеть на лавочке и обменяться последними сплетнями. Даже в огромной, метров пятьдесят, черной трубе, возвышавшейся вдалеке, чувствовались некоторые флюиды сонливости. Огромная черная труба неизвестного завода всем своим видом говорила: Вот она я, некогда коптившая воздух здесь, где не было ни одного тихого уголка на многие километры вокруг. Только лязг, грохот и непрерывный гул, так свойственный огромным мегаполисам и промышленным предприятиям, вынесенным за пределы жилых кварталов. Теперь труба стоит памятником тем временам и несет лишь покой и умиротворение. Ведь нет на свете более мирных картин, чем остов гигантского стодвадцатипушечного фрегата, покоящегося на дне моря, чем обоюдоострая секира, застрявшая в гранитной глыбе многие века назад, чем проржавевший насквозь пулемет, наполовину засыпанный песком времени. Когда-то они несли ужас, хаос и разрушения. Сейчас они олицетворяют собой мир, где сеющее смерть — мертво. Где проклевываются ромашки из-под ржавой турели, где глубоководные обитатели устраивают себе жилище в корабельных пушках, где на рукоять меча забирается ящерица, желающая погреться на солнышке. Где все уже забыли о том, что произошло когда-то. Очень давно…
      Труба находилась в центре города, некогда славившегося на весь СССР своими калошами, болотными сапогами и прочими изделиями из резины. Однако, когда вопрос экологии встал ребром, то как всегда, не нашлось средств, а завод начал выпускать продукцию, пользующуюся громадным спросом у населения. Это были противогазы и респираторы.
      После распада СССР завод и вовсе пришел в упадок, большинство жителей уезжало оттуда, бросая свои квартиры — их никто не хотел покупать. В две тысячи четвертом году завод приобрел преуспевающий бизнесмен и наладил боле или менее сносное производство. Старожилы вздохнули с облегчением, в город потянулась рабочая сила из прогнивающих окрестных поселков. Город начал бы новый этап своего существования, но…
      "2006 год. 12 апреля, 14:33. Чернобыльская зона осветилась ярчайшим, нестерпимым светом. На серебряном от света небе испарялись облака. После мгновения полной тишины, пришел грохот и землетрясение. Люди падали на землю, зажимая кровоточащие глаза и уши. Сияние появилось над огромной территорией. Кто мог, тот бежал, спасая свою жизнь". Взрыв застал людей у станков, что многих и спасло. Почти все жилые дома были разрушены, но завод строили на совесть, и он выдержал. Почти. Около трети населения погибло сразу, обуглившись под нестерпимым светом. Кто-то лишь продлил свои мучения, оказавшись внутри зданий. Немногим больше повезло тем, кто успел добраться до бомбоубежища под заводом. Обломками завалило вход, и спасшиеся от радиации все равно были обречены на долгие мучения. Город прекратил свое существование, как и множество других небольших населенных пунктов, разбросанных прихотью судьбы вокруг чернобыльской зоны.
      Все это поведал мне Чугунов, когда мы входили в покинутый город. Мы вошли с той стороны, где разрушения были не так заметны, где город почти не отличался от обычного провинциального городка семидесятых годов прошлого века. Казалось — он просто спал. Сейчас, совсем скоро, город проснется, и начнется новый день. Побегут по рельсам трамвайчики, поедут машины. Ранние пешеходы будут, зевая, плестись на работы, а дети в школу. Но это обманчивое впечатление. Утро в этом городе не наступит никогда…
      Здание мэрии располагалось, естественно, в центре, совсем рядом с заводом. Градообразующее предприятие стояло монолитом, его не побеспокоило даже землетрясение, мэрия же в левом ее крыле представляла собой нагромождение строительного мусора. Однако в правом крыле горел свет.
      — Подойдем поближе? — предложил я. Чугунов отрицательно покачал головой.
      — Нет. Там, скорее всего, куча следящей аппаратуры и целый взвод вооруженных людей. Не для встречи с нами, а от монстров. Но для нас исключение не сделают.
      — Тогда что?
      — Видишь эту девятиэтажку напротив? Мы засядем где-нибудь на четвертом этаже, где послушаем и посмотрим их беседу через мой "двойной горизонт".
      — Почему это только через твой? Я свой тоже взял.
      — Тогда тем более пошли.
      Подъезд встретил нас запахом сырости и захлости. Потолки в подъездах были затянуты густой паутиной, плетеной, скорее всего, не простыми пауками, а их собратьями-мутантами. Анализаторы, покряхтев, проинформировали нас о том, что опасности поблизости нет. Мы поднялись на четвертый этаж, где нас встретили три дверных проема — два заколоченных и один заложенный кирпичом. Чугунов что-то просчитал в уме.
      — Лучшими для наблюдения были бы окна вот этой квартиры, кирпичом заложенной, центральная вообще не подойдет, там можем обозревать только другую сторону дома, а окна левой квартиры, как я помню, загораживают ветки. Будем ломать?
      Будем, так будем. Сломали. Кирпич клали, естественно, через одно место, и раствор для их скрепления, похоже, брали оттуда же. Я видел раньше, как Чугунов ребром ладони ломал кирпичи, но поверьте — с кирпичной стенкой этот трюк выглядел куда впечатляюще. Два точных удара ребром ладони — и в стенке обозначилась чуть заметная выемка. Удар ботинком с разворота в ту же точку — и верхняя половина стены провалилась внутрь. Чугунов ввинтился в полуметровую дыру, я последовал за ним, лишь чуть зацепив кислородным баллоном обломок кирпича.
      Квартира не была пуста. Кухня сохранилась практически полностью. Там стоял стол, два стула, плита, на полу валялся утюг. Из окон кухни не было видно здания мэрии, и мы пошли в зал. Там было пусто, за исключением разного строительного мусора и двух гантелей, сиротливо лежащих на полу. Я выломал хлипкую дверь и вошел через образовавшийся проход на балкон. Сквозь фильтры комбинезона повеяло ночной свежестью, после затхлого подъезда особенно ощутимой. Я достал свой "двойной горизонт" и укрепил штатив на раме. Чугунов пристроился рядом. Я быстро нашел правое крыло и активировал ультразвуковую приставку. Теперь бинокль будет считывать колебания оконных стекол и преобразовывать их в звук. Я навел объектив на первое окно. Изображение отличное, будто я сам прилип носом к окну. За ним — стол, за которым сидят пятеро охранников и режутся в карты. На столе, рядом с прикупом, стоит маленький магнитофончик, из которого льется: "Из дальнего Уэльса течет река Темза, течет река Темза, конца и края нет", песня из репертуара Лидии Зикинсон. Охранники тихо переругиваются. Ну их.
      Следующие пять окон все принадлежат одному помещению. Скорее всего, раньше оно предназначалось для различных совещаний и конференций. Сейчас похоже… для того же самого. Т-образный стол, на столе — минералка, пластиковые стаканчики, тонкие пачки распечаток. За столом сидят люди. Разные. В военных мундирах и строгих черных костюмах, в зеленых беретах и шелковых чалмах, в белых перчатках и с четками в руках. Позади каждого стоят вооруженные до зубов телохранители и худощавые очкастые парни, видимо, толмачи. Во главе стола сидит великолепного телосложения человек с длинной черной шевелюрой, ниспадающей на плечи. Вылитый Киркоров, только глаза у него пустые, неживые словно.
      — Это Северный, — шепчет Чугунов.
      Северный поднялся со своего места, и все взгляды устремились на него.
      — Господа! — начал он, — я рад, что ваши страны заинтересовались моими заманчивыми предложениями и прислали вас для участия в аукционе. Хочу сделать вам сюрприз — после аукциона вас ожидает маленькая демонстрация, которую я планировал провести несколько позже, но… хе-хе, так сложились обстоятельства, что опытный образец "Святогора" уже практически готов к испытаниям.
      Гости одобрительно зашумели, обсуждая услышанное. Аркадий Северный поднял руку, призывая к тишине.
      — Господа, господа! Первым делом — аукцион. Итак, лот номер один — безразмерный ржавый клубок. Может распространяться по трубам канализации с помощью отростков со скоростью до двадцати километров в час. Максимальный радиус ветви — тридцать километров, максимальное количество ветвей — восемь. Объем в зародышевом состоянии — один литр. Новая, улучшенная формула — теперь с синильной кислотой. Начальная цена — семьсот тысяч! Итак, кто предложит больше?
      — Восемьсот! — крикнул бородач в чалме.
      — Девятьсот! — крикнул переводчик какого-то европейского генерала, когда тот кивнул ему головой.
      — Один миль-он двьести тысьятч! — сказал чопорный джентльмен в белых перчатках.
      — Два! — гневно воскликнул бородач. Северный стукнул маленьким молоточком по столу.
      — Два миллиона раз, два миллиона два, два миллиона… три! Продано нашему уважаемому гостю из солнечного…
      Очень некстати в окно ткнулась ветка и зашелестела по окну листьями. Ничего не было слышно. Пока порывы ветра не прекратились, Северный успел реализовать несколько пробирок с чем-то, наводящим подозрение о синей Смерти, два небольших, кажется, металлических, шара и невзрачное растение в горшочке.
      — Ничего, — сказал Чугунов, — мы идентифицируем всех по изображениям. Я снял с полсотни кадров. Это же представители его главных покупателей! Теперь они от нас точно не уйдут…
      Тем временем ветер стих, я мы снова могли слушать. Аркадий Северный снова встал, привлекая всеобщее внимание. Наше — особенно.
      — Господа! — опять сказал он, — Как уже было обещано, сейчас я продемонстрирую тестовую версию "Святогора". Мои ученые сделают все приготовления в течение пяти минут. У вас есть вопросы?
      — Вопросы есть у мня, — поднялся китаец в черных очках, — Намерены ли вы продавать технологию производства?
      — Никогда. Я даже не собираюсь реализовывать дружину. Все, как я говорил раньше — исключительно наем для конкретных боевых действий. Приобрести Святогора-богатыря не по средствам даже Альянсу.
      Встал еще один человек, самый неприметный.
      — Вам известно, что ваши отношения с Альянсом резко ухудшаются и что скоро вы можете лишиться членства?
      Северный улыбнулся.
      — Меня это мало волнует. Совсем скоро Альянс будет сам умолять меня о сотрудничестве, так что вы не сможете меня сейчас запугать. Я тоже не буду прибегать к столь низким средствам… я просто покажу вам Святогора. Все готово?
      — Да, — раздалось откуда-то сверху, и с лестницы спустились двое. Первого я раньше не видел, а второй… это же Скабичевский! Главврач в чеченском госпитале! Вот так встреча!
      Северный подошел к спустившимся.
      — Позвольте познакомит вас со своими лучшими специалистами — профессорами Скабичевским и Персиковым. Во всем мире найдется едва с десяток ученых такого класса. Ну, господа, пожалуйте наверх. Там, на крыше оборудована удобная смотровая площадка. Мы сейчас подойдем.
      Гости поднялись по мраморной лестнице наверх, Там был еще один этаж, только со стеклянным куполом вместо крыши. Северный отошел с профессорами вглубь зала, и мне пришлось добавить громкости на регуляторе, чтобы все расслышать. Говорил Персиков.
      — Аркадий Сигизмундович! Это просто неслыханно! Вы говорили мне, что Святогор предназначен в первую очередь для патрулирования границы Зоны и борьбы с особо опасными мутантами!
      — Ну, ну, профессор, все в этом мире течет, все изменяется. Сегодня то, завтра это… Мы не всесильны и не можем предугадывать, как все обернется!
      — Не пытайтесь меня одурачить! Я с самого начал знал, что вы собираетесь делать!
      — И молчали. И будете молчать. А почему? А потому что ничего не скажете. И не бросите работу. Вам себя не жалко, но дочь вы любите очень сильно. И сделаете все, чтобы ни один волосок с ее головы не упал. Так ведь?
      — Гады… — проскрипел зубами Персиков, — знал бы, вообще ничего вам про Луч не сказал.
      — Но почему же? Луч послужит и благим целям — лечению рака, например. У меня есть предчувствие, что месяца через три число желающих воспользоваться услугами аппарата только в Китае превысит пять миллионов. Можно будет неплохо заработать… тем более, что артефакт есть только у нас…
      Персиков, с трудом сдерживая себя, повернулся и пошел наверх. Скабичевский проводил его взглядом.
      — Он нам еще нужен? — спросил он Северного.
      — Пока да. Святогор еще не закончен. Вот, после финального испытания за пределами Зоны…Тогда его можно убрать. Но мы что-то заболтались. Эти денежные мешки ждут преставления, и они его получат. — Северный со Скабичевским пошли наверх. Поднимаясь, Северный пробурчал себе что-то под нос, я разобрал только "как же, из Альянса выгонят, тоже мне, напугали", а потом потерял его из виду. Пришлось перевести бинокль наверх, на этаж, накрытый стеклянным колпаком. Это стекло совершенно не вибрировало, поэтому изнутри не доносилось ни звука. Было только видно, как Северный взял в руки пульт и нажал на кнопку. Все, находящиеся под куполом, уставились… на нас. То есть мне так вначале показалось, что на нас. На самом деле все происходило на пустыре, разделяющим наш дом и здание мэрии. Десятки прожекторов устремили свои лучи к центру пустыря, где стоял большой контейнер. Я повернул свой бинокль на контейнер, Чугунов продолжил наблюдать за куполом.
      — Северный опять нажал кнопку, — сказал он, и я тотчас увидел, как одна из стенок контейнера начинает отходить вбок. Из черноты ящика показался человек.
      Он вышел и огляделся. Я же оглядел его. Ничем не примечательный представитель европеоидной расы. Никаких ярко выраженных мускулов. Короткая черная стрижка, кольчуга на голое тело, меч. И кольчуга, и меч, какие-то бутафорские. Ненастоящие.
      — Опять нажимает кнопку, — оповещает Чугунов. А я вижу. И слышу. Откуда-то из темноты доноситься протяжный рев, и на свет выбегают пять волосатых двуногих монстров трех метров в высоту и с когтями, как мачете — длинными и острыми. Они, не долго думая, бросаются на "богатыря". Богатырь поворачивается и атакует первую обезьяну мечом. Меч вонзается в череп и ломается пополам. Тогда богатырь берет гориллу за лапу и спокойно отрывает ее. Потом так же, с секундными промежутками — остальные конечности и голову напоследок. Перед тем, как бросить конечность наземь, богатырь держит ее в руке, отчего та скукоживается, как выжатый лимон, а по руке богатыря толчками вздуваются жилы, словно что-то перегоняя в тело.
      Когда рыцарь бросил голову гориллы себе под ноги, он почти достигал роста своих противников. Те, однако, не смутились и бросились на него все четверо. Богатырь не действовал молниеносно — две обезьяны вспороли ему когтями живот, третья — схватила за горло. Четвертая же попала ему в руки и тотчас была разорвана пополам. Богатырь раскинул руки в стороны — и три остальных гориллы сами в панике отпрыгнули — из его туловища то тут, то там повыскакивали длинные тонкие иглы с огоньками на концах. На некоторых иглах висели капли крови. Раны же богатыря затянулись мгновенно. Иглы втянулись обратно, а богатырь посмотрел на врагов, не отводя глаз, и те бросились друг на друга. В считанную минуты все было кончено. На землю упали два трупа. Последний, еще живой монстр, размахнулся, всадил когти себе в грудь и упал вместе с ними. Богатырь подошел и точно так же высосал из них все соки. Ростом он был уже метров пять, и кольчуга его давно лопнула.
      Как по команде, на свет выскочили несколько десятков людей, вооруженных пулеметами ХМ-134 и открыли по богатырю огонь. От него летели кровавые ошметки, которые, как примагниченные, отказывались улетать, а липли к телу, впитываясь в него. Сверху завис вертолет, который вылил на богатыря целую тонну какой-то жидкости, сразу воспламенившейся. Напалм! Богатырь замер. Словно окаменел. По его телу прошла дрожь, и он рассыпался на мелкие кусочки. Нет, нет, не рассыпался! Просто с него свалилась горящая скорлупа, словно засохшая короста, и он снова стоял — целый и невредимый.
      — Северный что-то говорит и простирает руки в нашу сторону, — сказал, не отрываясь от бинокля, Чугунов, а я крикнул:
      — Толя, бросай бинокль! Он идет к нам!

      Мы бежал целый час, спотыкались и падали, и снова бежали. Не знаю, как Чугунову, а мне ежесекундно чудился рев за спиной. Я не знал еще тогда, что звук, издаваемый детищем Северного, заставляет вибрировать каждую клеточку тела в течении долгого времени. Я бежал, не обращая внимания на показания приборов и, быть может, в некоторых местах чуть ли не касался аномалий. Мне было все равно. Лишь бы подальше отсюда.
      Мы бежали, ломились через кусты, перепрыгивали через овраги, и ушах у меня звенел пронзительный клич Святогора, а в глазах мелькали картины рушащейся девятиэтажки…
      …Мы выскочили из окна и спустились вниз по дождевой трубе, когда здание затряслось. На нас посыпалась каменная крошка и битые кирпичи. С трудом уворачиваясь в темноте от падающих обломков, мы с Чугуновым побежали прочь, поминутно оглядываясь. Тогда-то нас и настиг Глас Святогора…
      …Мы пришли в себя только на дороге. Ни я, ни Чугунов, не помнили, какими путями мы выбрались из Зоны, и не имели никакого представления о том, где мы сейчас находимся. Сигнал со спутника был настолько слабым, что вычислить по нему наше местоположение не представлялось возможным. Тьма была кромешная, небо — затянуто облаками. Куда не кинь взгляд — с одной стороны лес, с другой — степь с чахлыми кустиками. И… не может быть! Огонек!
      Чугунов достал свой "горизонт", при свете фонарика критически оглядел его и засунул в рюкзак. Я осмотрел свой. При бегстве мы сильно побили аппаратуру, но мой бинокль выдержал, только левая главная линза чуть треснула. Я навел бинокль на огонек и чуть не вскрикнул от радости — то светились милым, знакомым, ласковым светом окна таверны "У погибшего сталкера"!!!
      Мы преодолели этот километр за пять минут. Двери были приветственно распахнуты. Мы ввалились туда, и сразу почувствовали облегчение.
      "Погибший сталкер" не пустовал, равно как и в любое другое время суток. Опять тренькала гитара, опять удачливые на сей раз искатели артефактов отмечали свое возвращение. Тир не работал, но подле него сидело с десяток как всегда пьяных в стельку сталкеров, травящих анекдоты. Когда мы проходили мимо, я смог разобрать под непрерывным гоготом обрывки фраз:
      - -…Винни-Пух с Пятачком возвращаются из Зоны, а ослик Иа им и говорит…
      - -…Кирпич, не долетев до лысины Мюллера, остановился и помчался назад. Комариная плешь, подумал Штирлиц…
      - -…Свалился как-то Василий Иванович в Ведьмин Студень, и кричит Петьке…
      - -…Врезался как-то сталкер на Ниве в БТР, и оттуда вылезают…
      Гриша увидел нас и бросился навстречу с распростертыми объятьями:
      — Батюшки! Какие гости! Добро пожаловать! Рад я вам завсегда, а со вчерашнего дня — особенно! Удружили, ну, удружили — и помощью, и своим появлением! Вы просто так али стряслось чего?
      Вопрос был риторическим. Оглядев нас, оборванных, измазанных грязью с головы до ног, Гриша предложил нам согреться, и мы прошли за стойку, в каморку-склад. Гриша, извинившись, сказал, что у него много клиентов и попросил подождать десять минут, на что мы ответили согласием. Бармен нацедил десяток кружек и как-то умудрившись подхватить их все сразу, понес в главный зал.
      — Пленка-то хоть цела? — поинтересовался я у Чугунова. Тот продемонстрировал мне черную маленькую видеокассету. Отлегло. Хоть не зря ходили.
      — Сегодня же я отправлю копию пленки в Интерпол, пусть ищут. Теперь только комиссию европарламента перетерпеть.
      — Прорвемся, — согласился я, — Однако в желудке пусто. Гриша нас обещал приютить для рассвета, а как насчет кормежки?
      Чугунов пожал плечами. Я встал и прошел на кухню. Там, на большой электрической плите стояла сковородка с горелой картошкой. Я понюхал ее и накрыл крышкой. Пошуровав в холодильнике, я обнаружил там все, что требовалось — три больших помидора, яйца и ветчину. Достав из буфета чистую сковородку, я отодвинул позавчерашнюю картошку в сторону и принялся за дело. Ровно через пять минут яичница была накрыта крышкой и весело скворчала. Я вернулся обратно к Чугунову, чтобы сообщить, что скоро мы поужинаем (или позавтракаем, не знаю, что у нас обычно бывает в три часа ночи), как вдруг вернулся Гриша. Насвистывая, он достал пять тарелок, вилки и металлическую лопатку. Открыл крышку МОЕЙ сковородки и, не глядя, начал раскладывать дымящуюся яичницу по тарелкам. От возмущения я потерял дар речи. Гриша каким-то немыслимым образом подхватил все пять тарелок и понес в зал. Я помчался к выходу и там столкнулся нос к носу с Гришей.
      — Как это понимать? — возмущенно начал я. Гриша испугался моего тона.
      — Да я вот, завертелся. Я… там к сорокаградусной картошечки попросили…
      — Картошечки? — я подвел его к сковородке, где лежали остатки яичницы.
      Гриша недоуменно уставился на сковородку, потом посмотрел по сторонам и увидел картошку, отодвинутую в сторону, отчего густо покраснел. Мне стало его жалко.
      — Ну, извини, тут тоже моя вина. Давай выйдем и извинимся перед клиентами.
      Однако извиняться нам не пришлось. Пятеро сталкеров, отодвинув от себя абсолютно пустые тарелки, громко стучали вилками по дощатому столу и кричали:
      — По-ва-ра! По-ва-ра.
      Когда вышел Гриша, его подхватили на руки и начали качать. Вот уж не думал, что обычная яичница пройдет на "бис"…
      Я подробно описал Грише способ приготовления, отчего тот готов был целовать мне ботинки, перекусил с Чугуновым еще одной новоиспеченной порцией и отправился к себе в контору — Чугунов встретил в баре своего знакомого и тот согласился нас подбросить.
      В своем кабинете я обнаружил Семена, храпящего за столом. На столе лежала все та же "Мастер и Маргарита", открытая на странице девяносто пять. я нагнулся и прочитал:
      "Весть о гибели Берлиоза распространилась по всему дому с какой-то сверхъестественной быстротой, и семи часов утра к Босому начали звонить по телефону, а затем и лично являться с заявлениями, в которых содержались претензии на жилплощадь покойного. И в течение двух часов Никанор Иванович получил таких заявлений тридцать две штуки"
      Сразу вспомнился Критик и странно обставленная комната в "погибшем Сталкере". Жаль, что не вспомнил раньше, нужно будет кого-нибудь послать, что там сейчас твориться.
      В это время проснулся Семен.
      — Доброе… утро, Вадим Георгиевич. Как вылазка?
      Я рассказал ему, как прошла "вылазка".
      — Ёшкин свет! Значит, Святогор уже существует?
      — Значит, Так.
      — А что это за Альянс?
      — Не знаю. Чугунов обещал навести справки.
      — Так давай его спросим!
      — Подожди, мне нужно надавать несколько поручений.
      Пользуясь своими полномочиями, я снарядил двух новеньких сталкеров к Грише, а еще одного, имевшего в военном патруле брата-близнеца, послал узнать, не болтают ли рядовые военные о странных происшествиях в районе реки.
      Чугунов ждал нас, и глаза его горели. Он явно хотел сообщить нам что-то очень важное. Он уже давно освободился от комбинезона и щеголял в парадном генеральском мундире со всеми своими наградами.
      — В чем причина такой торжественности? — удивился я, — К приезду комиссии Европарламента или как?
      — Или как, — уклончиво ответил Чугунов, и в его глазах запрыгали чертики, — в наше отсутствие произошли удивительные вещи!
      — Какие же?
      — Наши люди проследили за "Торговыми агентами", которые рассчитались с Гришей и забрали свой заказ. Как ты думаешь, куда они пошли?
      — К Невидимому дубу! — воскликнул Семен.
      — Нет. К нам в управление. Зарегистрировали акт купли-продажи. Мой зам по внешним делам связался с институтом, который они представляли, все чин-чином. Никакого криминала!
      — Если бы было все так просто, ты бы нам этого не рассказал.
      — Да, не рассказал бы. А дальше было вот что: зам мой их спрашивает, нужна ли им охрана для транспортировки артефактов. Они говорят: сорри, в ваших услугах мы не нуждаемся, за нами сейчас вертолет королевских ВВС прилетит. Ну, вышли их провожать. Вертолет точно в назначенный срок явился. Из него элитные дяди повыскакивали, чемоданы взяли — со всей осторожностью. Покупатели только-только на ступеньку ногу поставили, как вдруг из-за кустов выскочил урод, другим словом его нельзя назвать. Те наши ребята, что там были, они в Зоне огонь и воду прошли, а такого, говорят, в жизни не видели. Прозрачный шар, словно холодец, внутри всякая гадость плавает, от шара присоски всякие расходятся шевелящиеся, глаза на отростках по всему телу — ужас! И этот урод бросился на вертолет и давай его щупальцами кромсать! Элитные королевские войска, естественно, за свой Оксфорд горой — рассредоточились, и давай в него палить. Да только уроду как-то все равно — пули проходят как сквозь воду. Ребята уже было на склад побежали за огнеметом, как вдруг выскакивает еще одна такая же тварь — ну вылитая копия, только размером меньше раза в полтора. Все, думают, хана. И тут эта, вторая, бросилась на первую. Вокруг сразу озоном запахло, а эти чуть ли не в комок слиплись, и дерутся, да так, что клоч… нет, капли летят во все стороны. Ребята с огнеметом возвращаются, смотрят — большая уродина по траве лужей растеклась, а маленькая рядом стоит, и щупальца вверх протягивает, и говорит человеческим голосом: "плиз донт килл ми!". Хорошо, нашелся среди новичков паренек смышленый, достал электромагнитную сетку и накинул на зверушку. Потом, под прицелом огнемета, ее препроводили в лабораторию. Научники взвыли от радости! Пойдем, посмотрим?
      Отказаться, значит было сделать непоправимую ошибку. Я и Семен последовали за Чугуновым, который повел нас длинными коридорами с дверями без табличек. Мы спустились по крайней мере на пять этажей под землю, когда Чугунов наконец остановился перед белой круглой дверью.
      — Святая святых, — торжественно произнес он, и набрал на стенной клавиатуре хитрую комбинацию. Дверь медленно и величественно распахнулась.
      Именно такими изображают лаборатории в голливудских блокбастерах про НЛО и опасные вирусы, тут я солидарен с кинематографом. Огромные залы, заставленные всякими приборами и сосудами, по которым живописно течет какая-нибудь гадость. В центре — прозрачный трехметровый купол, от которого к приборам тянутся километры трубок и проводов. Вокруг купола суетятся люди в непременно белых халатах и обязательно с масками на лицах. А в центре стеклянного купола сидит пойманное существо. Я подошел ближе и остолбенел. НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!
      — Саммуль? — чуть ли не закричал я. Существо направило на меня все свои три десятка глаз и усиленно заверещало щупальцами.
      — Оно что-то говорит! — оповестил нас один из научников, сидящий за монитором.
      — Ну так дайте звук!
      — Даю.
      Научник щелкнул каким-то тумблером, и из динамиков послушалась скрипучая, но вполне разборчивая речь.
      — Я хочу говорить с этим человеком, — произнесло существо, указывая на меня щупальцами, — он поймет меня и все объяснит вам.
      Чугунов сказал пару слов научникам, те усадили меня в кресло и дали в руки микрофон. Я постучал по нему пальцем и громко сказал "Раз, раз!". Существо за стеклом встрепенулось.
      — Здравствуй. Ты — разумный? — как можно тактичнее начал я. Существо помолчало и ответило:
      — Да.
      — Тебя действительно зовут Саммуль?
      — Да.
      — Расскажи о причине твоего появления здесь.
      — Я преследовал своего врага. Я почти настиг его, когда он бросился на особей вашего мира. Я не мог допустить жертв, и поэтому попытался остановить его.
      Среди научников пронесся восторженный гул. Я сделал жест, призывающий к тишине, и продолжил:
      — Как ты попал сюда?
      — Результат Планетарной Максимизации. Наши Враги сумели преобразовать минимальные частицы нашей материи в минимальные частицы вашей. То же самое сделали и наши ученые, преобразовав меня.
      — Погоди. То, что МЫ называем молекулой, вы называете…
      — Планетарной Системой.
      Научники взревели и начали биться головами о стены от избытка чувств. Я же, почему-то, был абсолютно спокоен. Может, всему виной де жа вю?
      — Твои цели?
      — Ликвидировать опасность — Преобразованных, и поделиться с лучшими представителями вашей цивилизации знаниями, накопленными нашим народом.
      — Каким образом будет выполнена задача?
      — Я должен встретиться с местными существами и попросить помощи. Плата за помощь — информационный носитель с нашими знаниями.
      — Твои действия по окончанию задачи?
      — Преобразоваться обратно.
      Я немного подумал.
      — Мы согласны предоставить помощь. Покажите информационный носитель.
      Саммуль завибрировал. Несколько его щупалец воткнулись в прозрачное тело и ухватили какой-то продолговатый предмет. Щупальца, преодолевая силу поверхностного натяжения, выволокли этот предмет наружу.
      — Вот носитель.
      Саммуль осторожно поместил металлическую пластинку в контейнер-приемник.
      — На пластину нанесены последовательно элементы периодической таблицы. Каждому элементу соответствует свой цвет. Отношения элементов к цветам даны на обратной стороне. На лицевой — несколько тысяч схем, чертежей и изображений.
      — Я все понял. Можно еще несколько вопросов?
      — Да.
      — Тебе сняться сны?
      — Да.
      — Ты видел сон перед Преобразованием?
      — Да. Я был в нем гуманоидом.
      — Его звали Ариэн Саотран?
      — Да! Откуда вы располагаете такой информацией?
      — Я сам затрудняюсь в ответе. Саммуль, ты помнишь какие-нибудь особенности сна?
      — Да. Мне почему-то казалось, будто я сплю, но не я-круссант, а я… человек. И мне кажется, что я вас тоже узнаю!
      Мой лоб мгновенно покрылся испариной.
      — ДЕНИС!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
      Саммуль замер, и стал напоминать стеклянную статую. Сердце мое бешено колотилось, и я не сразу услышал, что по всему залу раздается резкий звук зуммера. Научники, доселе находившиеся в состоянии прострации, разом повскакивали с мест и начали о чем-то переговариваться и тыкать пальцами в мониторы. Один подбежал к Чугунову и что-то прошептал ему на ухо.
      — Что, черт возьми, происходит? — взъярился я, не понимая причины суеты.
      — Денис пришел в себя.

      "Палата" Дениса была недалеко, на том же, минус пятом этаже. Когда мы пришли туда, его уже вынули из медицинского бокса и уложили на кровать. Он был худ и бледен, но одежда, в которой я его запомнил, хоть и отдающая запахом стерильности, была быта на него и поэтому Денис не казался чужим. Глаза его были открыты, взгляд — осмыслен. Появление наше он воспринял довольно спокойно.
      — Вадим Георгиевич, здравствуйте. Я рад, что с вами все в порядке.
      Я сел к нему на кушетку, подвернув одеяло.
      — Я тоже рад видеть тебя целым и невредимым. Как ты себя чувствуешь?
      — Я… нормально. Только я немного путаюсь.
      — В чем?
      — В том, где моя жизнь, и где… тоже моя, только не эта… Я сам не могу объяснить! Когда ЭТИ ворвались в поезд и обработали вагоны Синей Смертью, я пытался что-то предпринять, но не смог. Постепенно я пришел к выводу, что все это глупости и бессмысленная чушь, которая мне приснилась. Истинный лонд пятого игарра не должен искать надуманного смысла в глупых галлюцинациях.
      — То есть…
      — То и есть! Я был Ариэном Саотраном всегда, сколько я себя помнил. С три тысячи девятьсот двенадцатого года по летоисчислению Империи. Я должен был идти в тот день на встречу с Императором, а странные видения посетили меня в ночь перед встречей. Я не мог появиться перед Императором психически неуравновешенным, поэтому постарался выкинуть весь этот бред из головы. Но не смог. Я вспоминал иные толкования, иные названия предметов, и ничего не мог с этим поделать. И на бой с некромантом я пошел, испытывая огромное облегчение от того, что это отвлечет меня от моих мыслей. За себя я совершенно не боялся.
      — Ты победил его? — с самым серьезным выражением лица спросил я.
      — Да. И нашел темницу, в которой томилась моя возлюбленная. Я сорвал замки и ворвался в подземелье. Я увидел ее… и не узнал. Зато понял, какой же я урод — с двумя руками и двумя ногами, вытянутой формы — вылитый гуманоид. Разве круссанты бывают такими? Нет. Но Круссанты любят сны — они так редко их видят. А в этом сне я хоть и урод, но субъект довольно интересный. И я подумал, что Инкавве будет интересно послушать мой рассказ. Вот. С этими мыслями я и проснулся. И поплыл в школу.
      — Так, подожди, дорогой. Я знаю, что было дальше. В школе тебя встретили высшие чины из Департамента Заботы о Реальности.
      — Точно… А как вы… А! Вы просматривали мою энцефалограмму?
      — Нет, друг мой. Как мне объяснили, снять ее с тебя было практически невозможно. По крайней мере так, чтобы она имела смысл.
      — Тогда откуда?
      — У меня были приступы… дубльвариантности (это я только что придумал название для моих психически раздвоений)
      — А… — протянул Денис, как будто ему все было ясно, и замолчал на время, пока один из врачей делал ему инъекцию. Согнув руку в локте, Денис продолжил:
      — Они предложили мне спасти наш… их цивилизацию.
      — Да, я знаю, планетарное преобразование.
      — Вы знаете, как это происходило? Меня перебросили в космической капсуле на невообразимое расстояние от нашей молекулы и я синтезировался из микроэлементов в Макромире. Я нашел там таких же существ, как тот двуногий Ариэн, подслушивал их разговоры и научился их языку. Такой круссант, как я, очень способен к языкам. Не помню точно, но они перемещались по воздуху в вертолете и говорили по-английски.
      — Продолжай, — попросил я, вспомнив элитный спецназ королевских ВВС.
      — Я следовал за вертолетом по магнитным полям, круссанты умеют скользить по ним. Я уже было собирался войти с ними в контакт, как вдруг на них набросилась одна из девяти моих целей. Я сделал то, для чего был послан — уничтожил ее. И вошел в контакт с людьми. Я выучил их язык, пока сидел в изолирующем кубе. Я все время чувствовал, что меня что-то тревожит, и это что-то было за стеной.
      — А за стеной в таком же изолирующем боксе лежал ты сам!
      Денис улыбнулся.
      — Ну ни фига себе… так это Вы со мной общались?
      — Да.
      — Так это я Вас узнал! Вадим Георгиевич, если бы не вы… я просто вас иденти… иде…, тьфу, понял кто вы и сразу пришел в себя. Так медики говорят!
      Дениса еще с полчаса погоняли по всяким тестам, взяли полный спектр анализов и… отпустили. Под мою ответственность. После всего случившегося авторитет мой возрос неимоверно, и приближался к авторитету Чугунова, который вообще слыл живой легендой.
      Так что встречать специальную комиссию Европарламента мы вышли все вместе — Денис, в новеньком сталкерском прикиде, Семен — в более строгом костюме военно-спортивного покроя, Чугунов — в парадном мундире, и ваш покорный слуга в махровом халате и тапочках на босу ногу. Шучу, я оделся, как Чугунов, по форме. Все-таки тоже официальное лицо.
      Иностранцы приехали на восьми джипах и одном микроавтобусе со сьемочной группой. Руководил делегацией некий господин Зингельшман, пожилой бюргер с прекрасным русским произношением. Чугунов дал несколько команд своим подчиненным, и те живо приготовили нам машины. Наша, дополнительная охрана делегации, выстроила свои уазики по бокам, а мы с Чугуновым заняли места в джипе вместе с Зингельшманом. Семен с Денисом пристроились в уже известной вам бронированной "Ниве" (ее уже вернули в гараж после нашей поездки).
      Наша кавалерия тронулась.
      Согласно договору, мы должны были сопровождать их до окрестностей реактора. Так как все проходило на высшем уровне, ни о каких дырах в заборах не могло быть и речи, и мы отправились на заставу, куда уже было отправлено распоряжение с "самого, самого верха". Придирчивые военные проследили, чтобы каждый надел защитный костюм, после чего вывели из гаража приганную специально для этого события шести колесную платформу, на которую был установлен мощнейший агрегат, определяющий большинство аномалий на расстоянии до четырех километров. По все тому же приказу "свыше" к нам приставили еще человек двадцать охраны со стороны военных. Таким образом, к реактору начала двигаться пятидесятиметровая колонна. Я лично не одобрял весь этот балаган, но вступать в споры с правительством не собирался. И, нисколько не удивился, когда в полуразрушенном городке, сквозь который мы проезжали, нас тепло встретили. Этим должно было кончиться.
      Слева и справа плотно стояли дома. Улица была узкой, не более десяти метров в ширину. Наша колонна почти проехала ее и уже приближалась к площади, как вдруг, один за другим, раздались два взрыва — спереди и сзади. Две девятиэтажки обрушились на мостовую, полностью отрезав нам пути к отступлению. А из подъезда дальнего от нас дома вышел Святогор. Он был таким, как и в прошлый раз — невысоким, ничем не примечательным. Один из снайперов-военных не выдержал и пустил ему пулю в лоб. Богатырь упал, но тут же снова встал. Кровотечение мгновенно прекратилось. Вытекшая кровь впиталась в тело. Святогор подошел к колесной платформе и одним движением оторвал левой переднее колесо. Тогда все, кто был вооружен, повыскакивали из машин, заняли позиции у подъездов, в канавах, и открыли огонь. Богатырь, не ощущая свинцового дождя, вытащил из кабины управления платформой пилота и напитался его энергией, став на полметра выше и шире. Он шутя выломал двери одного из джипов, и еще два несчастных стали его жертвами. Святогор уже было развернулся в сторону основной массы людей, сгрудившихся во дворе дома, как вдруг откуда-то сверху донесся громкий крик:
      — Стой!
      Все начали искать глазами источник звука. Взгляды остановились на верхушке развалин взорванного дома. Там, на груде панелей, на фоне голубого неба, виднелся силуэт Черного Сталкера с серебряной глефой в руках. Черный Сталкер в два прыжка достиг подножия горы хлама, и они встали лицом к лицу. Черный Сталкер и Святогор под три метра ростом. Но стояли они так не больше секунды.
      Я не буду описывать их бой, потому что сам мало что разглядел. Только помню — Святогор брал силой, а Черный Сталкер — ловкостью и подвижностью. Он всегда умудрялся уходить с траектории удара, а его глефа вообще носилась как молния нанося страшные удары в самые разные участки тела богатыря. Но Святогор все еще стоял, и не думал сдаваться.
      А из дальних домов начала валить всякая гадость — слепые Гончие, сотни Зомби, саблезубые кабаны и длинные кольчатые черви. Отдельно от них, в метре над землей, плыли восемь прозрачных студенистых шаров. Преобразованные враги круссантов!
      — Рассредоточиться! — закричал Чугунов. Что же. В данной ситуации это было бы наилучшим решением. Толпа вооруженных людей с ними не справиться. Другое дело — рой. Когда жалит каждый угол, когда толпа разбита на маленькие мобильные группы.
      Мы разбежались. Европолитики забежали в магазинчик с разбитыми витринами и встретили бросившихся туда Гончих слаженными очередями. Надо же!
      Наша четверка собралась было отстаивать подступы к Дому Культуры, но Семен вдруг замер и показал рукой на трехэтажное здание гостиницы:
      — Северный — там. Я его чувствую.
      И мы бросились через всю улицу, давя ботинками остолбеневших от такой наглости крыс. Действительно — вход в гостиницу охраняли два десятка вооруженных наемников. Чугунов бросил гранату, а я расстрелял в упор тех, кто поднялся после взрывной волны. Семен и Денис прикрывали нас сзади и укокошили не один десяток саблезубых кабанов.
      В фойе было тихо, но мы не купились на обманчивую безмятежность. И правильно — навстречу нам выступили два контроллера с целым взводом солдат в подчинении. Я почувствовал в своей голове ковыряние контроллера, но сумел сдержать его, а Семен, как я понял, вообще дал такой метальный отпор, что второй контроллер упал на мраморный пол без чувств.
      Патроны тратить не пришлось, мы порубили зомбей штык-ножами. Через пять минут вы вбежали на второй этаж.
      Там нас ждали. Но, что интересно — там был только один человек. Аркадий Северный.
      Он сидел за столом и курил гаванскую сигару. услышав наши шаги, он отвлекся от созерцания полномасштабной резни за окном и повернулся к нам.
      — А, вот и вы. Я же предупреждал Альянс, что "фи" по отношению ко мне может плохо кончиться.
      — Альянс — это Европарламент? — поинтересовался я, не убирая палец с курка. Северный захохотал.
      — Нет, конечно же, нет! Альянс — сообщество настоящих правителей государств, эдаких серых кардиналов. Многие из тех, что приехал с комиссией — заместители, вице-президенты — это они и есть. Кстати, оружие можете выкинуть, оно вам не поможет — вокруг меня действует искривленное магнитное поле, и до меня ничто не долетит — ни пули, ни осколки гранат. Сложите оружие.
      Денис бросил автомат.
      — Не надо… — начал было я, но Денис, не слушая меня, спокойно подошел к ухмыляющемуся Северному и заехал кулаком ему в рожу. Длинные черные волосы Аркадия Сигизмудровича рассыпались в лохматую шевелюру?
      — Что? Как ты… — прохрипел он, пытаясь защититься, но Денис Добавил ему вторично:
      — Научился обходить магнитные поля у круссантов. Говори, откуда столько монстров?
      — Ничего я вам не… ахрр!!!… только не нос! Дочка Персикова!
      — Что дочка Персикова?
      — Она может управлять существами Зоны на расстоянии.
      — Дальше!
      — Персиков верил, что они со временем наладят с ними контакт, но… не надо!!! Это все Скабичевский, это его идея! Он ввел ее в гипноз и диктует ей свою волю. Через нее он велел монстрам со всей Зоны идти сюда. Откликнулось около двадцати тысяч… вам не выдержать…
      — Где сейчас Скабичевский?
      — Далеко!!!
      — Он врет, — подал голос Семен.
      — Я… аааааа! Не надо! Да, они здесь, на третьем этаже!
      Денис отправил Северного в нокдаун.
      Скабичевский был в номере триста одиннадцатом. Он сидел в кресле, скрестив руки и нацепив на нос что-то, напоминающее очки с очень толстыми синими стеклами. Рядом, на широком дииване, лежала девушка лет двадцати, одетая в черный брючный костюм. На нее была направлен раструб какого-то прибора.
      Денис с двух выстрелов разнес прибор, вырубил Скабичевского, и бросился к девушке. Чугунов схватился за голову.
      — Что ты наделал, дубина! Ее может разбудить только гипнотизировавший!
      — А то я, истинный лонд пятого игарра, не знаю, что делаю! — воскликнул Денис и поцеловал спящую. Девушка открыла глаза.
      — Кто ты? — спросила она.
      — Я тебе скажу, но сначала вели всем монстрам убраться отсюда.
      — Ну ладно, — она кокетливо зевнула и что-то зашептала. Я выглянул в окно. Монстры перли обратно, непостижимым образом минуя развалины. Зато Святогор возвышался над всеми, достигая метров шести в высоту. Лицо его было на уровне окон третьего этажа, и он заметил нас. Рука его потянулась к окну, но остановилась на полпути — Черный Сталкер подпрыгнул на несколько метров и пронзил глефой руку богатыря. Насквозь. И тут Святогору удалось схватить Черного Сталкера. Богатырь швырнул его на землю и придавил ногой. По его мускулам побежали волны удовлетворения.
      Зона затряслась, и под Святогором разверзлась земля. Огромное тело с чмоканьем погрузилось в землю, и пласты сошлись снова. Да… не выдержала земля Святогора-богатыря. Я обошел целующихся Дениса и дочку профессора, прошел мимо Семена, с интересом изучающего очки Скабичевского, мимо Чугунова, вяжущего Скабичевскому руки, мимо бредящего Северного, вышел из гостиницы, мимо военных, запевающих победную песню, мимо делегатов Европарламента. Все было кончено. Так быстро и так нелепо.
      Но многое осталось неясным — что именно стряслось с Святогором, существовал ли мир круссантов на самом деле, и какие тайны скрывали книги, найденные на антресолях? Десятки, сотни неразрешенных вопросов. Я чувствовал себя персонажем компьютерной игры, который прошел ее на едином дыхании, марафонским забегом. Но, может, еще не поздно начать все сначала? Если я — всего лишь персонаж, чего стоит игроку нажать "New Game" и начать все сначала? Хотя бы в компьютерных играх мы, люди, обладаем такой привилегией…