Чего ради, если нигде не бывает? Другая бы давно рукой махнула. И красный халат - плащ тореадора. Что за коррида может быть в пустой квартире? Налицо явная, вопиющая сексуальная неудовлетворенность. Оно и понятно: зачем мужику старая, опротивевшая за тридцать лет баба, когда он шутя может завести себе хоть десять молодых. И он ей не просто пренебрегает, а пренебрегает демонстративно. Подвернется случай, и в отместку она его сдаст с потрохами, за грош продаст и глазом не моргнет.
      - Стоит ли так переживать? - спросил участливо. - Ничего ведь страшного не случилось.
      Она пожала плечами, очевидно, таким образом выразив свое несогласие, а, может, безразличие, и стала разливать кофе. Спросила:
      - Вам печенья или конфет?
      - Лучше бутерброд какой-нибудь, - нахально попросил Горелов и похвалил: - Кофе у вас божественный получается. Моя почему-то так не может. Халат на вас красивый. За границей, наверное, покупали.
      Женщин надо хвалить, говорить им комплименты, и все будет просто замечательно.
      - Нет, что вы, я не езжу за границу.
      Она украдкой глянула на свое отражение в полированной дверце шкафа. Горелов улыбнулся. Все нормально, теперь надо ненавязчиво взять в свои руки нить разговора и аккуратно тянуть на себя.
      Когда кофе был допит, Горелов в точности мог представить картину происходившего здесь этой ночью. Серафим выглядел абсолютным дерьмом. Ничего странного, просто был самим собой. А женщина только кажется такой забитой. Похоже, не отказывает себе в удовольствии представить мужа в истинном свете.
      В прихожей Будякин прощался с милиционерами. Горелов поднялся, взял чистую чашку и слил из кофейника остатки кофе, для Будякина. Улыбнулся женщине:
      - Шли бы вы спать. Чего зря мучаться? Завтра, небось, рано вставать.
      - А вам что, не надо? - возразила.
      - Мне за это деньги платят, такая работа.
      - Мне тоже, - усмехнулась она, но глаза оставались серьезны, и пояснила: - Профессия - жена. Оплата сдельно-премиальная.
      Больше всего Горелова волновало, а не ляпнул ли чего лишнего Будякин телевизионщикам, какую-нибудь глупость? Но тот божился, что ограничился одной фразой, мол, завтра все разъяснится и будет устроена пресс-конференция.
      Само по себе ночное происшествие могло пойти на пользу, если правильно подать его через средства массовой информации. У нас ведь за одного битого двух небитых дают. Так что представив Будякина жертвой провокации, можно не только лишний раз привлечь к персоне кандидата внимание избирателей, но и вызвать у них сочувствие.
      Усевшись в кабинете, Будякин и Горелов быстро определили линию поведения и соответственно интерпретировали ночной скандал со стрельбой. Горелов быстренько накидал черновой текст заявления для печати, он же текст для листовки. Начиналось заявление так:
      В наше время стрельбой никого не удивишь, но эти выстрелы всколыхнули весь город. Совершена чудовищная по своему цинизму провокация. Кто-то пытается запугать кандидата в депутаты Серафима Будякина, а в его лице всех честных граждан.
      Дальше шли призывы сплотиться, дать отпор мафии, обличалось бессилие властей и заканчивалось все вполне логичным призывом отдать голоса за подлинно народного представителя, бескомпромиссного борца с беспределом всех мастей. Подробности "циничной провокации" деликатно опускались. Граждане могли сами пофантазировать на эту тему, пугаться и негодовать. Текст ещё должен был подработать один из сотрудников "Быро социальных технологий", а затем готовое заявление следовало растиражировать.
      Будякин также представил свою версию ночного происшествия. Получалось, что в окно кто-то пытался влезть, вот жена и пальнула сдуру. Если бы милиция была порасторопней, этого незваного гостя удалось бы захватить. "Что ж ты мне-то мозги пудришь?" - подумал Горелов, но вслух ничего такого не сказал.
      - А давай напишем, что это мне в окно стреляли, убить хотели? - вдруг предложил Будякин. - Покушение на кандидата. Отличный ход. А то у нас в заявлении ни то, ни се. Как-то все слишком обтекаемо, жидковато как-то.
      - Это мы с липовым покушением жидко обделаться можем, - возразил Горелов. - Врать - пожалуйста, завираться нельзя. Я не стал уж вас выспрашивать, о чем вы с милицейскими полковниками беседовали, но они предпочтут лучше вас в это жидкое мордой ткнуть, чем свой мундир испачкать. Не забывайте, что общественность потребует от них найти и наказать стрелка. А где они его возьмут? Давайте-ка лучше подумаем, какие ещё провокации может устроить Черный Паук. Хорошая кампания по запугиванию пойдет вам только на пользу.
      - Что-то я не совсем понимаю, - поморщился Будякин.
      - Это от бессонной ночи, - нахальным тоном объяснил Горелов. - Я хочу сказать, что ребятам Старкова давно пора прекратить дразнить пауков. Пусть они организуют на вас настоящее покушение, бомбу в машину подложат, что ли. В общем, мысль понятна?
      - Мысль понятна, - кивнул Будякин, - мне башку оторвет, а избиратели со слезами пойдут за гробом?
      - Где-нибудь, возможно за городом, производится взрыв. Машина съезжает в кювет, воронка дымится. Короче, имитируется покушение. Пострадавших нет, милиция никого не находит. Все говорят только о вас. - Принялся объяснять Горелов. - Прием старый, все им пользуются. Потом можно совершить погром в вашем избирательном штабе. Не у меня в "Бюро", а в официальном, в Доме политпросвещения. Разбить пару стульев, телефон и ксерокс, порвать плакаты, украсть книгу с рабочими записями, дать кому-нибудь в морду. И свалить все это на недругов.
      - Ладно, - согласился Будякина, - потом обсудим на свежую голову. Я имею в виду, погром обсудим, а не покушение, пусть даже и фальшивое. Знаешь, всякие накладки случаются, вдруг да ненароком переборщат ребята с динамитом.
      На этом ночные события исчерпали себя, и появившийся кстати Старков снова должен был везти Горелова, только в обратном направлении. Правда, он успешно уклонился от этой обязанности, отправив на джипе одного из своих бойцов. Горелов всю дорогу дремал и ничуть не горевал, что не с кем поговорить в пути.
      Будякин так больше и не заснул, видать, стресс оказался слишком сильным. Зато потом весь день ходил сонный и плохо соображал. Между тем ночная нервотрепка естественным образом переросла в утреннюю и плавно перешла в дневную. Ему пришлось поехать в свой предвыборный штаб, чтоб лично сориентировать работников и помощников, принять сочувствие и посидеть у телефона, на всякий случай. Так ему порекомендовал Горелов. И вовсе не потому, что в трудную минуту надо быть с народом или так называемыми соратниками, а просто следует ожидать многочисленные телефонные звонки от журналистов, политиков и властей.
      Действительно, прямо с утра в штаб принялись названивать представители средств массовой информации. Одним вместо ответов на вопросы зачитывали по бумажке текст заявления, другим кое-что добавляли с другой бумажки, а особо доверенные получали доступ к самому Серафиму Будякину. Он давал короткое телефонное интервью. Потом и телевизионщики начали подъезжать на пару слов для вечерних новостей. В первую очередь их вели к окну и показывали сидящего на наружном стекле пластмассового паука. Поскольку рамы уже месяц как заклеены на зиму, совершенно очевидно, паука подсадили с улицы. Еще одна провокация недоброжелателей, стремление оказать давление и запугать сторонников Будякина.
      Неожиданно много оказалось звонков от сочувствующих избирателей. Будякин ушам своим не верил, но дежурный по штабу фиксировал все звонки и заносил суть сообщений в специальный журнал. Так что Серафим перестал жалеть о деньгах, которые отдавал Горелову с его "Бюро". Социальные технологии и в самом деле подействовали - избиратели не просто поверили Будякину, они его начинали любить. И это было чистой правдой.
      Появившийся в штабе после обеда Горелов, выспавшийся и бодрый, принял восторги своего работодателя как должное. На то оно и манипулирование общественным сознанием, чтобы вдолбить в закостенелые обывательские мозги нужные мысли. И телефон предвыборного штаба в каждой листовке напечатан не напрасно. Одобрительно глянув на Будякина, похвалил за измученный вид и красные глаза. Это именно то, что следует показать по телевидению. Пусть люди проникнутся его состоянием и посочувствуют, особенно женщины.
      К обеду были отпечатаны на ризографе первые тысячи листовок с текстом заявления предвыборного штаба Будякина. В них выражалась решительная поддержка народному кандидату и решительный протест против наглого нападения и бездействия властей. Кончалось все, естественно, призывом отдать свои голоса за самого честного и достойного - Серафима Будякина. Несколько десятков активистов из Союза защиты прав ограбленных вкладчиков кинулись оклеивать улицы этими листовками. Каждый знал свой участок и работал на совесть. Ведь за это начислялись очки, давались премиальные бонусы и коэффициенты, которые затем должны были быть пересчитаны в наличные рубли.
      Работу расклейщиков контролировали "начальники участков", ответственные за свои сектора избирательного округа. Ведь листовки следует лепить не куда попало, а в определенных местах, где они могут дать максимальный эффект. Это, прежде всего, места массового скопления народа: остановки общественного транспорта, торговые точки, телефоны-автоматы и тому подобное. А также наиболее оживленные пути движения людей. Скажем, если вдоль забора весь микрорайон ходит, то на заборе через каждые полметра на уровне глаз должна висеть листовка. Народ идет и машинально читает, главное, чтобы шрифт был крупным, а текст достаточно понятным и коротким.
      Горелов запретил экономить на бумаге - только качественная, белая, чтобы текст даже в сумерках можно было прочитать. Многие только на остановке трамвая и читают, когда утром на работу едут или вечером домой возвращаются, они серую бумагу просто не разглядят. Опять же среди дюжины висящих на стене листовок выберут в первую очередь ту, которая приятней для глаза.
      В расклеивании листовок есть и своя тактика. Очень важно опередить всех конкурентов. Только зарегистрировали Будякина, а на следующий день уже по всему избирательному округу его листовки красовались. Естественно, люди проявили любопытство. Через неделю, когда все кандидаты бросились стены оклеивать, любопытство уже никого не мучило, и большую часть листовок не стал читать никто. Настало время плакатов с минимальным текстом. Цветные глянцевые листы с мужественным и мудрым ликом Серафима Будякина по отечески взирали на прохожих, а ярко-красные буквы отпечатывались в мозгах автоматически: "Серафим Будякин - народный кандидат".
      Самого Серафима коробило от столь наглого рекламного слогана, но Горелов был невозмутим и ссылался на психологию обывателя. Объяснял:
      - Напишем "наш кандидат", скажут: "Ваш, так ваш, сами и голосуйте". Напишем "ваш кандидат", реакция отторжения будет ещё сильней: "А кто решил, что он наш?" "Народный кандидат" звучит как бы нейтрально и в то же время вызывает положительные эмоции. И вообще эпитет "народный" привычен, и сочетание это через неделю всем примелькается и войдет в обыденное сознание. А так как каждый обыватель в глубине души считает себя народом, значит, вы и есть его кандидат.
      Последнюю массированную листовочную атаку следует делать накануне выборов. Довольно много избирателей делает свой выбор в самые последние дни. Тут они и должны натолкнуться на нужную информацию, на каждом углу, при входе в собственный подъезд, в транспорте. Все ранее расклеенные листы давно сорваны, испорчены погодой и людьми, вот и надо обновить экспозицию. Конкуренты тоже, конечно, постараются, но у них нет столько расклейщиков. Обычно они охватывают только наиболее оживленные места. Следовательно, в эти места надо наведываться каждый день и клеить, клеить, клеить.
      Нынешняя расклейка шла вне графика. Грех было бы упустить такой случай. Пока у людей интерес к событию, надо его эксплуатировать. Пусть читают, крепче запоминают фамилию, приобщаются к праведному гневу группы поддержки.
      Несмотря на разыгравшуюся головную боль и полусонное состояние Будякин пребывал в благодушном настроении. Он уже верил, что может выиграть выборы. Поэтому, когда местные телевизионные каналы начали передавать дневные выпуски новостей, попросту оцепенел от увиденного и, особенно, от услышанного. Его откровенно пытались выставить на посмешище. Особенно постарались ребята из "Ночных новостей", которые от заката до рассвета рыщут по городу в поисках сенсаций.
      Обычно они своей собственной передачей ограничиваются, а тут поделились материалами с другими новостными программами. И вот предстал на экране какой-то милицейский майор и заявил, мол обстреляли квартиру Будякина. Затем из-за приоткрытой двери появился сам кандидат, всклокоченный, с перепуганным лицом. Мало того, ещё и пиджак оказался наброшен поверх полосатой пижамы, а над плечом дважды возникло глупое лицо жены с всклокоченными кудряшками. Будякин как попугай повторил несколько раз: "Никаких комментариев, завтра будет пресс-конференция, там все узнаете".
      После этого показали историю с телекамерой: крепкие ребята в камуфляже вырывают её из рук оператора, тот не отпускает и ему дают в глаз. Он падает, его для острастки пинают в бок и уносят камеру в подъезд. Один из "старфорсов" (а это, понятное дело, они "окорачивают" репортеров) замечает, что вся сцена снималась со стороны и бежит прямо на объектив. Изображение резко прыгает и, поблуждав, показывает бегущего парня уже сквозь заднее стекло автомобиля. Закадровый голос:
      - Только быстрые ноги и автомобильные колеса смогли уберечь оператора "Ночных новостей" от расправы. Кто же эти качки, любители помахать руками, с такой ненавистью кидающиеся на журналистов? Не только нас волновал данный вопрос. Но лишь вмешательство группы быстрого реагирования позволило найти ответ.
      Далее последовала сцена захвата трех "старфорсов" омоновцами. Теперь уже их били в глаз и тащили в тюремный автобус под дулами коротких автоматов.
      - Агрессивные молодые люди оказались телохранителями Серафима Будякина, сотрудниками охранного агентства "Старфорс". Здесь же на месте был составлен протокол о хулиганских действиях, так что ретивым молодым людям придется ответить в суде за нанесенные телесные повреждения и воспрепятствование выполнению журналистского долга. К сожалению, сам кандидат в депутаты не дал надлежащей оценки поведению своих опричников. Кстати, налогоплательщики хотели бы знать, кто оплачивает труд этих многочисленных молодчиков.
      Первым порывом Будякина было выключить телевизор, но взглянув на напряженно-недоумевающие лица своих предвыворных активистов, понял, что эта недосказанность будет их угнетать до вечера. Потом они дома и так все увидят, только уже без личных комментариев босса. И хотя активисты трудились за зарплату, а не по велению сердца, можно было бы и наплевать на их мнение, Будякин почувствовал потребность оправдаться. Возможно, он уже настолько вошел в роль народного кандидата, что постоянно ощущал себя на встрече с избирателями и агитировал за себя. Но дальнейший ход передачи окончательно испортил настроение.
      - Многих удивило, - сказал комментатор, делая наивное лицо и нагло сверкая очками, - что при столь многочисленной охране кто-то посмел выстрелить в окно высокопоставленного кандидата. Между тем, наши источники в милиции утверждают, что выстрел произошел внутри квартиры. Из охотничьего ружья стреляла супруга Будякина. Не исключено, что в собственного мужа. Многие, знающие о сложностях супружеских отношений внутри семьи Будякиных, вполне допускают столь скандальную версию. Смотрите вечерний выпуск нашей программы. К тому времени мы постараемся узнать подробности.
      - Учитесь господа красиво подавать дезинформацию, - неожиданно взял в свои руки инициативу Горелов. - Смотрите, как тонко извращены события. Все эти словесные украшения типа: "вполне допускаю", "не исключено" и тому подобное в памяти не задерживаются. Большинство зрителей останется в полном убеждении, что Будякина хотела застрелить собственная жена. А глумливая интонация?
      - Мы можем как-то отреагировать? - нервно спросил Будякин. Потребовать возмещения морального ущерба, опровержения?
      - Проблема в том, что никаких оскорблений или обвинений в ваш адрес не прозвучало, - Горелов попытался остудить его пыл. - Можно и даже нужно сделать ещё одно заявление. Надо самим атаковать, а не опровергать и уж тем более не оправдываться. Обвиним врагов и конкурентов в развязывании грязной кампании, в клевете, в провокациях и так далее. Эта телекомпания работает на губернаторскую команду, на их кандидата. Естественно, что им не нравится ваша популярность. Кстати, на других каналах будет тоже самое. Прикиньте, кто из ваших конкурентов входит в число учредителей телекомпаний прямо или опосредованно, и сразу все станет ясно. Теперь они вцепятся в эту историю и все дни, оставшиеся до выборов, послушные им телекомпании и газеты будут трепать имя Будякина, делая из него клоуна, компрометируя в глазах избирателей. И наша задача сейчас - нейтрализовать эти нападки.
      Пришлось срочно мобилизовать весь штаб, лучшие умы и перья, и сочинять текст нового заявления, изобретать свою версию случившегося. В конечном счете ночное ЧП стало выглядеть так: кто-то пытался проникнуть в квартиру, и верная супруга, взяв ружье мужа, выстрелила в тень на фоне окна. Бескомпромиссный борец с мафией Серафим Будякин живет под прицелом и потому вынужден ночью возле кровати ставить заряженное ружье. Сегодня мужественная супруга спасла ему жизнь. Вот настоящая русская женщина, верная спутница жизни, любящая и преданная жена.
      Телерепортеров самих обвинили в агрессивности и даже выставили сообщниками неизвестных преступников. А как ещё объяснить их появление среди ночи сразу после происшествия? Только одним - были предупреждены заранее. И помешали подоспевшей охране преследовать нападавших. А за это можно и в глаз схлопотать. Общественность выражает гнев и возмущение. Попытка покушения на народного кандидата сорвана, не хотелось привлекать внимание, чтобы не мешать следствию, но раз народ хочет знать правду, он её получит. Доверенные лица кандидата Будякина и он лично приглашают журналистов в квартиру.
      Вечером несколько телегрупп отсняло болтающийся в окне кусок веревки с привязанным паучком - явное свидетельство попытки проникновения. Остальных пауков уже сняли милиционеры, чтобы приобщить к делу, как вещественные доказательства. Одного оставили на всякий случай. К сожалению, прокуратура отказалась возбуждать дело о покушении, только в райотделе милиции начали дело о хулиганстве, считая, что на более тяжелую статью развешивание игрушек не тянет.
      Супруга Будякина тоже явилась пред ясные очи телекамер, принаряженная, умело загримированная опытным визажистом. Она великолепно сыграла роль отважной, но скромной русской женщины. Репортеры даже не заметили, что разговор вошел в чисто бытовое русло, и забросали жену большого человека вопросами о мелочах семейной жизни. В этих мелочах и растворилась репортерская неприязнь и предвзятость. Потом всех пригласили к большому столу, накрытому гостеприимной хозяйкой, и все смогли убедиться, что готовит и стряпает она просто великолепно.
      Горелов следил за происходящим через приоткрытую дверь соседней комнаты, словно режиссер из-за кулис, и довольно потирал руки. Ему стоило труда убедить зашуганную мужем Будякину сыграть эту роль. То, что она прирожденная актриса, неоткрытый талант, он почуял интуитивно, и сейчас, глядя на разыгрываемую сцену, понял, что дамочка не так проста, как кажется. Более того, она только играет роль простушки.
      Выпивающие и закусывающие репортеры много шутили, хотя скепсиса не скрывали. Какое же это нападение, если неизвестный придурок морозной ночью лепил пластмассовых страшилок на окна? Больше смахивает на студенческий розыгрыш, на хохму, чем на покушение. Вот если бы на веревках гранаты висели или дохлые кошки с высунутыми языками...
      - Конечно, - саркастически заметил Серафим Будякин, демократично закусывающий вместе со всеми, - а если бы ещё эти гранаты взорвались, да мы бы сейчас тут на пару валялись дохлые с высунутыми языками, вот бы вы поснимали, вот бы порадовались, живодеры.
      Все предпочли расценить это как удачную шутку, и ужин прошел в теплой, непринужденной, можно сказать, дружеской атмосфере.
      * * *
      У команды спецназовцев Старкова день тоже как-то не сложился. Дверные замки рассыпались, стоило только вставить ключ. А пауки, подвешенные к дверным ручкам, своим ехидным колыханием вывели всех из равновесия. Тревожила вовсе не наглость Славки-Паука, а его информированность. Получалось, что он прекрасно знает, кто напал на мастерскую художника, и даже отследил адреса. И не только продемонстрировал свою осведомленность, а ещё и дал понять: могу открыть любую дверь. Действительно, очень противно проснуться ночью после истерического звонка босса и обнаружить, что дверь на лестницу распахнута сквозняком, а вместо замка горсть ржавчины.
      Квартиры без присмотра бросить не рискнули, оставили дежурных. Соответственно, увеличилась нагрузка на остальных. Надо было и Будякина охранять, и новые замки вставить, и разобраться, как веревки оказались приклеены над окнами. Поневоле приходилось верить легенде о способности Черного Паука свободно ходить по стенам. Во всяком случае, с крыши он не спускался. На плоскую кровлю будякинского дома имелись два выхода, и оба, можно поручиться, не открывались с лета. И на самой крыше, запорошенной свежим снежком, не обнаружилось никаких следов присутствия человека и навески снаряжения.
      Хуже всего, что, не понимая всех этих фокусов с ночным хождением по стенам, Старков не мог гарантировать безопасность Будякина. По этому поводу они с полчаса совещались с глазу на глаз. Кандидат в депутаты сделал из ночной истории правильный вывод: не надо трогать Паука. Черт с ним, пусть убирается, куда захочет, живет как хочет, лишь бы не мешал в оставшееся до выборов время.
      Штатный состав охранного агентства "Старфорс" сократился за последние дни сразу на четыре единицы (один застрелен в больнице, трое погибли при штурме мастерской), да ещё двое получили серьезные химические ожоги лица и рук и не могли нормально работать. С оставшимся коллективом трудно обеспечить круглосуточную охрану драгоценного босса, где уж тут ещё и Славку Пермякова ловить, неизвестно куда спрятавшегося.
      Пережитый ночью стресс весь день держал Будякина в нервном напряжении. Хоть и улыбался, старался виду не подавать и вести себя непринужденно, сердчишко-то екало и пикало. Он был уверен, что не сможет спокойно уснуть, будет мучиться до утра, опасаясь, что за окном прячется проклятый Паук. В итоге разругался с женой, дескать распускала тут перья перед журналюгами, как индюшка. Та расплакалась, мол, сам же заставлял комедию ломать. Но Серафим никакие оправдания не стал слушать, заявил, что ночевать будет в более безопасном месте и с легкой душой отправился к любовнице. Благо, её квартира, не подверглась набегу. Похоже, Паук не знал о её местоположении.
      * * *
      Одиночное пребывание даже в благоустроенной больничной палате кого угодно может свести с ума, а уж молодую девушку тем более. Телевизор целый день смотреть - это какую выдержку иметь надо. Когда каждые десять минут тебе показывают жвачную девицу с полным ртом "Дирола", очарованную подкладкой с крылышками, и тут же начинают пугать кариесом, перхотью и прыщами - повеситься можно.
      Безделье томило Виолетту, ей хотелось на работу. Тем более, что дела, которые она вела, все равно оставались за ней, а прокурор мог и не продлить сроки следствия, определенные законом. Поэтому Виолетта позвонила своему соседу по кабинету следователю Яшухину. Раздались приглушенные гудки и какое-то пиканье.
      - Привет, Александр Михалыч.
      - А! Привет, привет! - Яшухин узнал её голос. - Как драгоценное? Восстанавливается потихоньку?
      - Вот именно, что потихоньку, - пожаловалась Виолетта. - А что это телефон у нас не своим голосом отзывается?
      - Да это я свой принес. Наш-то совсем сдох, а на новый, как известно, денег не дают. Отнес ребятам в техотдел, может, отремонтируют, а пока на день из дома свой беру. Вечером обратно забираю, очень удобно.
      - А если письменный стол сломается, тоже свой носить станешь туда-сюда? - не удержалась Виолетта, но сразу переменила шутливый тон на более серьезный. - Михалыч, ты сделал, что я просила?
      - Постановления о проведении экспертиз я подготовил, но ведь твои подписи нужны...
      Минут пять они обсуждали насущные проблемы. Яшухин сообщил, что дело о покушении на следователя Водянкину забирает прокуратура. Скоро, надо полагать, прокурорские явятся в больницу с разговорами, заново будут показания снимать. А пока никакого движения в расследовании, зацепок нет, концы отыскать невозможно. На том и распрощались.
      Виолетту насторожила новость о передаче дела следователям прокуратуры. Ей не хотелось, чтобы всплыл Славка с неучтенным пистолетом. Да и ей самой пришлось бы не сладко, если бы прокурорские докопались, что она скрыла важные подробности, переводящие дело в иную плоскость. Ухватив за ниточку, можно было бы вытащить на свет всю историю с выпавшими из окон и сгинувшими в огне. Славка мог бы за этих негодяев сам схлопотать максимальный срок без всяких шансов выжить на зоне. Ее размышления прервал телефонный звонок.
      - Алло, Петрова позовите, - требовательно и деловито прозвучал молодой мужской голос.
      - А это кто? - спросила Виолетта. - Вы куда звоните?
      - В больницу. А куда я попал?
      - В больницу и попали. - Разговор показался девушке забавным. - Только это палата.
      - Ну и что? - удивился неизвестный мужчина. - Вам трудно Попова позвать?
      - Так Попова или Петрова? - рассмеялась Виолетта.
      - Да какая разница! - вскричал невидимый собеседник. - Можете обоих позвать.
      - Не могу, это женское отделение, - разочаровала его Виолетта. Мужчин здесь вообще нет.
      - Так что ж вы мне голову морочите, занимаете телефон! - раздался вопль возмущения, и трубку бросили.
      Глупый разговор отвлек от дурных мыслей. А вскоре позвонил Славка и сказал, что придет в четыре часа, поинтересовался, что принести. Но Виолетта от всяческих приношений отказалась, заявив, что у неё ещё то не съедено, и вообще в платной палате кормят нормально. Забеспокоилась она в половине пятого, когда Славка так и не появился.
      * * *
      Как ни в чем не бывало Славка пришел к четырем часам в больницу. Сойдя с автобуса, он по уже укоренившейся привычке огляделся, но ничего подозрительного не заметил. Комплекс больничных зданий окружала бетонная стена с несколькими всегда распахнутыми воротами и парой проломов для короткого пути.
      Возле амбулатории стоял микроавтобус "Скорой помощи" и несколько легковушек. Немного в стороне приткнулся темно-синий "москвич" с дремлющим водителем. Как обычно в это время дня, начинали подтягиваться посетители, навещающие своих близких. Предъявив пропуск, Славка стал подниматься по общей лестнице, поскольку лифтом не пользовался принципиально. Да и по местным правилам лифт предназначался исключительно для больных и обслуживающего персонала.
      На площадке девятого этажа топтались двое парней в камуфляже. Странно, но раньше здесь никакой охраной и не пахло.
      - Простите, вы к кому? - загородил дорогу один из охранников.
      Второй незаметно переместился вдоль стены и оказался у Славки за спиной.
      - В четырнадцатую палату.
      Недоуменно пожав плечами, Славка расстегнул куртку, чтобы достать пропуск. Только сейчас он удосужился бросить взгляд на цветные нашивки, украшающие камуфляж парня. На нагрудных карманах, рукавах и поперек плеча красовалось полдесятка ленточек, табличек и шевронов, на все лады и на разных языках трактующие понятие "Служба безопасности". Последнее, что успел уловить взглядом Славка, оказался расшитый звездами щиток с огненной надписью латинскими буквами: "STAR FORS". В этот самый момент ему в живот уперся пистолетный глушитель.
      - Молчать, - прошипел в ухо второй "старфорсовец", выворачивая ему руку.
      Но у Славки и так уже язык отнялся и горло высохло. Его ткнули грудью в стену, схватили за волосы, запрокинули голову. Ни о каком сопротивлении и речи быть не могло. Он даже пошевелиться был не в состоянии, словно связанный. Малейшее движение причиняло боль в вывернутых суставах. Его быстро обхлопали со всех сторон, но пистолетов и ножей не обнаружили. Да их при нем и не было.
      Славка слегка успокоился. Если бы собирались прикончить, то не стали бы долго возиться, пальнули в лобешник, и - свободен, отдыхай. Но тут же другая мысль обожгла: а что, если они прикрывают вторую группу, которая сейчас убивает Виолетту?
      - Разверни, - негромко скомандовал один из охранников.
      Славка тут же оказался к ним лицом. Теперь можно было подробней разглядеть друг друга. Оба парня оказались молоды, чуть старше двадцати. Но их облик был отмечен особой армейской печатью, которую накладывает настоящая боевая служба. В глазах светилась спокойная решимость, готовность убивать и умирать не раздумывая. Редкие, но не по годам глубокие морщины деревянили грубо обтесанные лица, делали их похожими на потресканные чурбаки.
      Один из парней вынул из кармана помятую фотокарточку и, взглянув на нее, утвердительно покивал головой. Славка видел только белую оборотную сторону, но сразу догадался, что ребята пришли персонально за ним, а снимок ещё тот, взятый из его разгромленной квартиры. Сразу сделалось тоскливо до невозможности.
      Тот, что повыше, похоже, главный в маленькой команде, спрятал фотографию и вытащил наручники. Чувствуя упертый под мышку пистолетный ствол, Славка безропотно подставил руки. Но "старфорс" сначала стянул с него куртку, только потом защелкнул на запястьях стальные браслеты. Куртку положил поверх скованных рук и скомандовал:
      - Идешь за мной и не дергаешься, тогда ещё поживешь. Но если только так сразу. Понял?
      - Понял, - с трудом разлепил Славка спекшиеся губы.
      Он напрасно надеялся, что кто-нибудь выйдет на лестницу. Девятый этаж с коммерческими палатами был почти пуст, дневные осмотры и процедуры давно кончились, остался только дежурный персонал - пара медсестер и санитарка. Только двумя этажами ниже начали попадаться люди. Ходячие больные спускались вниз для свидания с близкими, поднимались посетители с сумками, полными гостинцев.