Глава 3

Прежде чем он успел окликнуть патруль, его кобыла, почуяв лакнийских скакунов, заржала. Налетевший неожиданно ветер тряхнул сумрачное степное небо, обнажив полную луну, – в ее свете Николас увидел, как рейтары разворачивают к нему коней.

Он подозревал, что в императорской армии существует система паролей или специальных приветствий, поэтому не стал искушать судьбу и просто молча поднял обе безоружные руки вверх. Рейтары, подстегнув коней, поскакали ему навстречу. Они не отреагировали на его знак, будто вовсе не заметили: на скаку они выстроились подковой, словно готовясь, догнав, окружить Николаса. Заскрипели рычаги арбалетов – это арьергард приготовился стрелять; рейтары, мчавшиеся впереди, опустили пики.

Такого Николас не ожидал.

Никаких вопросов, никаких переговоров, никакого предупреждения – патрульные почему-то увидели в нем врага, которого необходимо немедленно уничтожить. Восемь против одного! Лакнийцы всегда чтили традицию честного поединка, и сейчас их поведение просто ошеломило Николаса.

Он рванул лошадиную гриву, повернул кобылу и с силой пришпорил ее по мускулистым бокам. Визгливо заржав от боли, она метнулась назад.

Через несколько секунд Николас обернулся – лакнийцы неотвратимо настигали его. Еще минута, и «подкова» превратится в «клещи». Он еще раз пришпорил лошадь, хлестнул ее открытой ладонью по шее. Коротконогая степная кобылка могла бы потягаться в гонке с северными белогривыми скакунами, не будь она измучена многочасовым переходом. Да еще эта поклажа… По бокам лошади стучали два мешка, связанные друг с другом недлинной веревкой; в одном из мешком помещалась шкатулка с эльваррумом, в другом – вяленое мясо и бурдюки с водой.

Острия пик приближались, угрожающе покачиваясь. Круглые металлические шлемы и кольчуги рейтаров сверкали ярче лунного света. Патруль был уже так близко, что Николас отчетливо видел рукояти тяжелых двуручных мечей за спинами передних воинов. Где-то совсем рядом, может быть, вон за тем пологим холмиком бредут сюда лошадки отца Матея и Янаса.

Коротко и упруго треснули тетивы арбалетов. Николас распластался по спине кобылы. Две стрелы свистнули над ним, третья вскользь рассекла левое плечо, четвертая под острым углом влетела ему в спину, оцарапав ребро и пронзив легкое. Почувствовав кровь во рту, Николас выругался. Что происходит, черт возьми? Неужели Император отдал приказ уничтожать всякого, кто хотя бы на тысячу шагов приблизится к заставе?! Не может этого быть… Здесь что-то еще, что-то другое…

Извернувшись, он выдрал стрелу из своего тела, сорвав при этом с себя и черный плащ. Рейтары мгновенно – все как один – засвистели и закричали…

«Все, – промелькнуло в голове Николаса, – они не оставили мне выбора…»

Стиснув лошадиный круп ногами, он потянулся к мечу. План его рушился, не успев начаться, но за мгновение до того, как решиться принять бой, он вдруг, осененный неожиданной мыслью, оставил меч в покое и дернул за левое ухо кобылку. Она, едва не споткнувшись, сменила направление и резко ушла влево.

Рейтары, ломая построение, помчались наискосок. Николас повернул вправо, затем снова влево – и оглянулся.

Он потерял всякое преимущество в расстоянии, зато лакнийцы, отвечая на его маневры, полностью разрушили свою «подкову» и настигали его беспорядочной и тесной лавиной. Копыта их скакунов грохотали прямо за спиной Николаса. Если бы они могли перезарядить арбалеты на скаку, то нашпиговали бы его стрелами. Впрочем, вряд ли бы стали тратить стрелы. Еще несколько рывков – и в ход можно будет пустить пики.

Николас сдернул с кобыльего крупа поклажу – веревка, на каждом конце которой были прочно прикреплены тяжелые мешки, взлетела в воздух. Коротко крутанув веревку, Николас швырнул ее назад и вниз.

Бросок вышел точным. Утяжеленная мешками веревка оплела передние копыта ближайшего рейтарского скакуна. Отчаянно заржав, конь кубарем покатился по земле, и, прежде чем лакнийцы успели понять, в чем дело и придержать неистовый бег коней, еще четыре скакуна, хрипя, забились в облаке пыли.

Погоня рассыпалась. Животные и люди, спутавшись в единый ком, орали от боли и испуга. Трое всадников избегнувших западни, осадили коней. Трижды отрывисто лязгнула сталь – двуручные мечи покинули ножны.

Николас спрыгнул на землю.

– Остановитесь! – крикнул он, правую руку воздевая к небу, а левой незаметно стягивая пониже перевязь меча. – Во имя Императора!

Всего трое… Он бы легко справился с ними, пока остальные пятеро приходят в себя. Но не стоило обнажать меча, когда оставалась еще малейшая надежда на иной исход. Хотя надежды, кажется, не было… Разгоряченные погоней северяне, возможно, даже не услышали его. Спешившись, они с двух сторон бежали к нему, и каждый обеими руками сжимал длинный массивный меч.

– Стойте! – в последний раз выкрикнул Николас.

Рукоять меча скользнула ему в ладонь. Сейчас нырнуть под замах первого, всадить ему меч в середину грудной клетки, обратным движением разрубить голову тому, кто сунется следующим…

– Сдохни, исчадие Преисподней! – прохрипел, приближаясь, один из лакнийцев.

Николас вдруг с удивлением заметил, что меч тот держит перед собой, обхватив латными рукавицами лезвие посередине. Крестом, образованным гардой и длинной рукоятью, будто пылающим факелом, готовится сделать выпад ему, Николасу, в лицо. Но долго раздумывать об этом было некогда. Николас развернулся к остальным – они-то мечи держали как полагается…

– Святые угодники! – раздался позади него прерывающийся сиплый тенорок. – Мои глаза лгут мне, или славные сыны Лакнии действительно хотят напасть на императорского посланника?! Опомнитесь, несчастные остолопы!

– Еще двое! – воскликнул воин с «крестом».

Топорик выглядывал из-за лошадиной шеи, глаза его были расширены от страха. Отец Матей напротив – настроен был весьма решительно: с риском для равновесия он воинственно размахивал откупоренным кувшином.

– Священник… – изумленно проговорил кто-то из лакнийцев.

Трое спешившихся опустили мечи. Николас медленно отступал, не выпуская из поля зрения рейтаров: троих прямо против него и еще четверых, успевших подняться с земли и растащить покалеченных лошадей. Один рейтар лежал поодаль, морщился, баюкая обеими руками согнутую в колене ногу. Смертельно бледное его лицо подергивалось, из закушенной губы сочилась кровь, но он не стонал.

– Дуболомы! – постаравшись придать своему голосу начальственную строгость, рявкнул Николас. – Вас для того сюда поставили, чтобы вы нападали на слуг Императора?! В Герлемоне мне говорили, что лакнийцы доблестные воины, но теперь я вижу – все это ложь! Ввосьмером бросаются на священника, безусого мальчишку и государственного служащего – и даже их не в силах одолеть! Поклажа, сброшенная с удирающей лошади, напугала вас больше, чем аркебузира – пушечное дуло неприятеля… – Он сознавал, что говорит уже лишнее, но ничего другого императорский посланник сказать и не мог.

– Я ему сейчас заткну пасть! – Ррейтар без шлема, с окровавленной головой, двинулся было вперед, но его остановили.

– У нас приказ от капитана Балбрака, – неуверенно начал воин с «крестом», – он…

– Балбрак! – завопил отец Матей. – Балбрак Раблл! Этот старый одноглазый пердун еще в строю?! А я-то думал, он давно уже воюет только с пивными кружками! Тащите его сюда, и, может быть, я уговорю господина императорского посланника не сообщать командованию о том бардаке, который он развел в своем гарнизоне!..

Трое с мечами переглянулись и опустились перед Николасом на колени.

При одном взгляде на капитана Балбрака сразу становилось ясно – этот воин, хоть и стар, еще не скоро уйдет на покой. Был он огромен и кряжист, как медведь. Всклокоченная седая борода покрывала нижнюю половину его лица, а верхняя была обожжена и иссечена. На облысевшей голове пятна ожогов и змеистые вздутые шрамы образовывали жуткую мешанину, перебитый во многих местах нос был сильно скошен набок, на месте правого глаза зияла черная дыра, но левый – живой и блестящий – глядел цепко, как у молодого. От капитана горячо пахло дубленой кожей, лошадиным потом и сладковато-терпкой вражьей кровью. Не без внутренней дрожи подавал ему Николас бумагу с печатью.

Балбрак принял бумагу волосатыми лапищами бережно, словно бабочку, склонился над ней и надолго замолчал. Николас тем временем осматривался.

Жилище гарнизонного капитана напоминало нечто среднее между оружейной и трапезной. Большую часть единственной комнаты занимал длинный стол из неоструганных досок, заваленный пустой посудой, среди которой преобладали кружки и кувшины. Еще наличествовали прибитые к полу лавки и простая деревянная лежанка без всяких признаков постели – вот и вся мебель. На бревенчатых стенах поблескивали громадные четырехугольные щиты с императорскими золотыми скипетрами и гербами Лакнии (медведь с оскаленной пастью, вставший на задние лапы), двуручные мечи, топоры с широкими двусторонними лезвиями, наискось – от пола до потолка – перекрещенные длинные пики и тяжеленные шипастые булавы. Окон здесь не было, комнату освещала дюжина масляных светильников, тут и там расставленных на столе. Николас перевел взгляд на капитана.

– Ты на человека смотри! – захлопал Балбрака по плечу неугомонный проповедник. – На человека, а не в бумажку! Господин Николас – во какой! Я в нем по… полностью уверен! Как в себе самом! Он знаешь какой человек?! Спасая мне жизнь прошлой ночью, он дрался как лев, он раскидал толпу из двадцати… нет, тридцати… нет, сорока… Да что там! Полсотни оголтелых язычников он одолел!

Николас торопливо плеснул в кружку отца Матея еще пива.

– Пьяные крестьяне, – сказал он, пока проповедник блаженно булькал, заливая пивом себе грудь. – Их было не больше десятка. Эти грязные твари разбегаются в разные стороны, стоит их хоть немного припугнуть.

Капитан кивнул, не отрывая взгляда от бумаги. Николас с опаской подумал: а, может, он и впрямь обучен грамоте и, дочитав документ, сейчас встанет, усмехнется и скомандует:

– А ну-ка, взять этого самозванца!

Но Балбрак положил бумагу на стол:

– Господин посланник, кажется, ранен?

– Пустяки, – ответил Николас, – царапина, не заслуживающая внимания.

– Мои ребята стреляют хорошо, – прищурил единственный глаз капитан.

– Недостаточно хорошо.

– Хм… Ну, ладно. Какие указания привез господин императорский посланник Высшей Канцелярии?

Николас откинулся на спинку стула:

– Никаких, – нарочито лениво выговорил он. – Я здесь проездом. Мой путь лежит по ту сторону Северных гор, и миссия моя секретна.

Балбрак повел себя так, как и всякий служака, узнавший о том, что важный человек появился в его владениях не по его душу. Он с готовностью покивал и тут же перевел разговор на другую тему:

– Как поживает государь Император?

– Государь Император, – ответил Николас, – бьется в неустанных заботах, как ястреб в тенетах. Лишь на нем одном, на нем, да еще на матери нашей Святой Церкви возлежит ответственность за спасение народа великой Империи от козней врага рода человеческого.

Балбрак аж крякнул.

– А генерал Гальбар? – спросил он.

Тут следовало надменно прищуриться и смерить собеседника пренебрежительным взглядом. Николас именно так и поступил:

– Генерал Гальбар хорошо поживает. Дай бог каждому – так поживает мой друг генерал Гальбар. По крайней мере, мне так показалось, когда я обедал у него последний раз… Не понимаю, какое дело гарнизонному капитану до славного генерала Гальбара?

Балбрак приподнялся, наливаясь пунцовой кровью.

– Мы! – заревел он. – Сыны Лакнии! Испокон веку сражаемся во имя Господа нашего Иисуса Христа! Потому что небесным провидением ниспослан нам этот путь! И не чины и серебро, а честное имя воина может служить нам наградой! Какое мне дело до того, что сын сестры моей матери стал генералом?! Какое ему дело до того, что сын сестры его матери носит звание капитана?! Все ты врешь, вонючка, не друг он тебе! Гальбар из рода Рабллов никогда не пустит на порог своего дома такого, как ты! И Балбрак из рода…

– Сядь! – Это слово прозвучало негромко, но капитан почему-то осекся на полуслове и медленно опустился за стол, моргая и непроизвольно потряхивая головой, будто освобождая ее от невидимой паутины.

– Может быть, Балбрак из рода Рабллов объяснит, почему его люди, словно головорезы с большой дороги, беспричинно нападают на невинных странников?

Николас перевел дыхание и отвел глаза, и капитан наконец проморгался. Это стоило больших усилий – «удержать» взглядом такого исполина. Второй раз такой фокус мог и не получиться. Поэтому сейчас важно было не давать Балбраку опомниться.

– Всадники… – хрипло выговорил капитан.

– Что еще за всадники?

– Местные их так называют – Всадники. Должно быть, они приходят из самой Преисподней. Это не люди, господин императорский посланник, это демоны. Они принимают обличье человека в черных одеждах на черном коне. Появляются только по ночам, как и полагается нечисти. Поодиночке, по двое, по трое… Габл, внук моего дяди, как-то раз видел сразу шестерых – и совсем недалеко от заставы.

– Чушь! – через силу фыркнул Николас. – Сказки все это!

– Сказки?.. – вдруг оторвался от выпивки отец Матей.

– Я и сам не верил, – буркнул, передернув плечами, Балбрак. – Но Балг и Грабл двенадцать ночей тому назад, не сказавшись никому, выехали в степь. Они тоже не верили… С тех пор их никто не видел. Я надеюсь, они умерли как воины. Две ночи спустя нашли их коней, без седел, с обугленными спинами. Балг был внуком моей старшей сестры, а Грабл – сыном моего сына… мой внук… совсем юный. Тогда я и отдал приказ. Простите, господин императорский посланник, но я и подумать не мог, что кому-то придет в голову скакать ночью на черном коне, закутавшись в черный плащ. Все в округе знают про Всадников…

– Это точно… – процедил Николас. – В округе знают…

– Вот собаки! – расхохотался проповедник. – Вот же собаки так собаки!.. Я ведь тоже, слышал краем уха о Всадниках. Только сейчас вспомнил! В деревне говорили, что они – души воинов, умерших без покаяния в этих степях. Это, конечно, вредное суеверие, – спохватился отец Матей, – глупое и нечестивое. Распр… распро… странителей которого ждет ви… виселица или костер.

– Тебе, капитан, известен этот указ Императора? – присовокупил Николас.

Балбрак снова полностью овладел собой. Редко встретишь человека, одновременно сильного и телом, и духом – так подумал про него Николас. Капитан скрестил мощные руки на выпуклой груди.

– Тогда Императору придется перевешать всю заставу, – сказал он. – Гарнизонная служба скучна; что ребятам еще делать, кроме как травить байки?

– О чем же еще, кроме этих Всадников, травят байки твои ребята?

– А то господин императорский посланник не знает, – хмыкнул Балбрак. – О Черном Козле – деревянном истукане, в которого невежественные дикари халийцы своими нечестивыми заклинаниями приманивают самого дьявола. Мне рассказывали, что как-то ночью близ заставы видели громадный черный силуэт с копытами, хвостом и ветвистыми рогами. Черный Козел сидел на вершине холма и выл на луну… Много о чем говорят. О Ключнике, конечно, говорят, о чем же еще. О последней части святого пророчества, которая еще не сбылась. Теперь все об этом говорят. Посудите сами: пылающая звезда слетела с полуденной мглы на землю? Слетела. Чума, погубившая добрую половину жителей Империи, была? То-то… А чем занимаются выжившие? Режут друг друга. Брат брата, сын отца. Кто-то еще блюдет верность Императору, а кто-то переметнулся на сторону Пелипа. Сейчас, хвала Спасителю, вроде смута притихла, но – того и гляди – вспыхнет вновь. Пелип сидит на севере Лакнии – и ни гу-гу… Ничего о нем не слышно пока. А в Империи… – капитан покрутил большой головой, – неспокойно… Ну, да вы сами знаете. Эти обедневшие дворянишки – как псы. Пелип показал им кость, и они теперь не успокоятся, пока ее не заполучат. Или пока им железной палкой ребра не пересчитают…

– Ключник? – заинтересовался Николас.

– Сдается мне, что эта персона – тоже глупое и нечестивое суеверие, – сказал капитан с видимым удовольствием. – Не полагается нам с вами о нем разговаривать. Да, должно быть, господин императорский посланник наверняка знает о Ключнике побольше меня и моих ребят. Так ведь, господин императорский посланник?

«Он совсем не так прост, как кажется с первого взгляда, этот капитан Балбрак Раблл», – подумал Николас, и вслух сказал:

– Несомненно, так.

Отец Матей громогласно икнул.

– К-ключник! Какой такой Ключник? Это про которого в святых письменах говорится? Эх, господа, господа! Если у кого спрашивать про Ключника, так это у меня! Сколько угодно! Я вам сейчас все по-по… по полочкам разложу. Вам про какого Ключника? Вот, пожалуйста, первое, что вспомнил: жил-был гномий князь Ффахур. Он на ключ, выточенный из драконьей лапы, запер в подземном дворце несметные богатства своего Королевства, а ключ спрятал в яйце красноголового ящера, а я… яйцо в брюхе песчаного червя. Каждый год Шестого месяца шестого дня за шесть минут до рассвета червя можно увидеть в песчаном вихре, если до этого съесть яйцо из-под черной курицы, снесенное в ночь с пятницы на субботу… Хм, не подходит… Тут есть ключ, но нет ключника… Ящер ведь не считается – нужен человек!

– Матей! – предостерегающе произнес Балбрак, но Николас перебил его: