Мне было очень холодно, так холодно, что замерзшие ладони уже не согревал пар дыхания, белым облачком вырывающийся изо рта. Иней посеребрил ресницы и сковал суставы, не давая идти. Ног я уже не чувствовала, да и кистей рук тоже. А вокруг на многие сотни километров не было ни единой души. По крайней мере я не чувствовала присутствия жизни в этой бескрайней снежной пустыне. Вьюга с завываниями гнала по ее поверхности льдинки снега, сбивая с ног и путаясь ветрами среди изломов деревьев, лишь чудом все еще стоявших на своих обледенелых корнях. Хотя, наверное, я просто слишком замерзла, чтобы чувствовать жизнь, капля за каплей покидавшую мое несчастное тело.

У самого сердца что-то кольнуло, и я кое-как закутала небольшой теплый бугорок на груди в полы куртки. Мягкий шарик чуть пошевелился и ободряюще ткнулся носом мне в шею. Я надсадно закашлялась и снова, уже в сотый раз, поднялась на ноги, упорно продолжив путь в никуда и уже не чувствуя, как стягивают обветренную кожу лица льдинки слез.

Вьюга взвыла сильнее, швыряя снегом в глаза, забивая рот и пытаясь прокрасться под куртку. Чтобы там, в глубине, найти и заморозить еще одну еле теплящуюся жизнь. Я только крепче сжала зубы. Осталось идти недалеко… минут тридцать. Потом я упаду.

Сильный рывок за шкирку, как котенка, вырывает из такого мягкого и теплого сугроба. Чьи-то руки больно хлещут по щекам, а затем острым лезвием разжимают стиснутые до ломоты зубы, пытаясь влить в рот что-то теплое и противное. Мычу и старательно уворачиваюсь, пытаясь выплюнуть гадость и снова заснуть. Но мне не дают, и до желудка все-таки доходит небольшая часть этой бурды. Внутренности мгновенно взрываются пламенем, и я уже ору от дикой, невыносимой боли, снова начиная чувствовать сначала тело, затем плечи. Потом кисти, ступни… Но они так пылают, так невыносимо жгутся, что лучше я их не чувствовала бы вовсе. Бо-ольно!!

Сажусь на снег, тряся головой и разлепляя скованные льдинками глаза. Щурюсь, пытаясь хотя бы не скулить и начиная понимать, где я и кто я. Правда… пока с трудом. Сон все еще ждет меня в свои вечные объятия, но не вполне унявшаяся боль мгновенно разогретых мышц пульсирующими волнами активно мешает заснуть.

Он склоняется надо мной: черные волосы, такие же по цвету глаза, без наличия белков. И шрам, рваный косой шрам, пересекающий всю правую половину лица, – старая рана, чудом не изувечившая глаз. Щурюсь, моргая от яркого света солнца, искрящегося в тысячах белых снежинок, и медленно растягиваю все еще непослушные губы в улыбке.

Как это ни странно, но мы его нашли.

Из-за воротника высовывается сонная пушистая мордочка белого летучего мыша Оськи. Oн удивленно разглядывает Оську, пытаясь понять, кто это такой.

– Ты лорд Печальных земель?

Взгляд из любопытного мгновенно становится острым и настороженным, буквально впиваясь в глаза, проникая в разум. Я облегченно вздыхаю. Ошибки нет. Как я ни сомневалась, но меня послали в нужное место и время. Что ж, теперь можно и отдохнуть.

И сознание, обрадованное полученным разрешением, немедленно вырубает свет.

Треск поленьев в очаге, приятный запах булькающей похлебки и тепло, прошедшееся отражением пламени по векам… Как хорошо. Медленно открываю глаза и с любопытством оглядываюсь. Небольшая хижина: деревянные стены, потолок и даже пол! Много шкур везде: на полу, вдоль стен, одна даже распята на двери и теперь поблескивает синими искрами. Я же лежу на высокой и очень теплой печи, закутанная с головы до ног в шкуры и тряпки. Под головой довольно большая, набитая пухом подушка, а в ногах остывает обернутый в тряпки кирпич.

Приподняв встрепанную голову и отбросив назад безнадежно запутавшиеся волосы, с интересом высовываю нос наружу и оглядываюсь по сторонам. У огромного, сделанного из дерева стола на не менее внушительной лавке сидит Он, а на самом столе, обнимая обеими лапами краюху хлеба, сидит мыш и сосредоточенно ее поедает. Неподалеку стоит еще одна кровать, разобранная. Видимо, на ней Он и спал, а в углу громоздятся шкафы рядом с еще одной небольшой дверью, занавешенной довольно-таки застиранными, но тем не менее чистыми занавесками.

Он поднял голову и с интересом уставился на меня. Я вздрогнула, но глаз не отвела, дав ему вдосталь насладиться расплавленным золотом своих радужек, пересеченных обычными кругляшками человеческих зрачков. Мне перед отправкой умудрились сделать даже белки, заключив золото глаз в небольшие, по моему мнению, золотые ободочки вокруг зрачков. Ширину их я регулировала сама, и потом Васька полдня истериковал, что у меня глаза раза в полтора больше самых крупных человеческих. И это как минимум! Гм… глаза я уменьшить себе не дала, заявив, что и так пожертвовала нимбом, а потому пущай кто хочет, тот и удивляется! Меня чуть не убили, грозя срывом миссии и неделей без полетов, но я всех уговорила, помирила и все-таки смогла пробиться…

– Кто ты?

Я легко и плавно сползла на пол. Слишком плавно, чуть не воспарила над ним, как привыкла. Та-ак… ходить, оказывается, тоже придется учиться. Тем более что теперь у меня есть вес, с коим я старательно и поковыляла к столу, делая вид тяжелобольного голодного человека.

– Кто ты?

Оська изо всех сил вцепился в хлеб, даже и не собираясь делиться, но я была сильней, так как больше, и в итоге мне досталась аж треть его запасов. Возмущенный писк и след от зубов на пальце я перенесла стоически.

– Ты глухая?

Ам. Мням… гм?!!

С трудом проглотив отвоеванное и запив водой из стоящего неподалеку кувшина, я все же ответила:

– Меня зовут Лирлин, для друзей – просто Ирлин. И я искала тебя.

На этом мой запас красноречия иссяк, и я предприняла еще одну отчаянную попытку воззвать к совести мыша. Мыш упорно жадничал и жутко ругался, наотрез отказываясь делиться. Я попыталась выдрать хлеб силой, но в итоге мне прокусили еще два пальца и, пока я на них дула, булка упрыгала под стол, а оттуда срочно перебазировалась в ближайший угол. Там Оська обосновался около какой-то норки в стене и, устроившись поудобнее, продолжил трапезу. Правда, вскоре на запах хлеба из норы высунулась обалделая мышь и даже попыталась утянуть нежданный подарок к себе в норку, но получила по носу, была покусана за ухо и срочно скрылась с места происшествия, попискивая от боли.

Мы с лордом, все это время наблюдавшие за Оськой, все-таки опомнились, а лорд даже сходил и принес-таки из очага уже готовый наваристый суп, который немедленно был разлит по трем тарелкам. Оська, учуяв суп, тут же сорвался с места и немедленно взлетел на стол, громко требуя свою порцию, а в это время за его спиной из норки высунулась тонкая серая лапка, пошарила вокруг, нащупала огрызок горбушки и… мгновенно утянула его к себе в нору. Я решила Оську не расстраивать, тем более что рот был занят поистине волшебным блюдом (это после трех дней вынужденной голодовки).

Закончив, я с трудом сдержалась, чтобы не вылизать тарелку. Мыш валялся неподалеку, сыто поглаживая себя по животику.

– Итак, теперь, когда ты сыта, может, расскажешь мне, что значит твоя недавняя таинственная фраза? Откуда ты меня знаешь?

Мне почему-то очень хотелось спать, даже глаза слипались. Но, взглянув на лорда, я поняла, что временно сон откладывается. А вот на сколько – зависит только от меня. Что ж, придется объяснять.

– Гм, ну… как бы тебе объяснить?

Лорд невозмутимо ждал.

– Да, кстати, а имя у тебя есть? А то как-то неудобно: я представилась, а ты – нет.

– Можешь звать меня Дик.

– Дурацкое имя, – подал голос Оська и сыто рыгнул.

Я старательно не обращала на него внимания, улыбаясь во весь рот. Дик ждал.

– А, гм, хм… Ну короче…

Я тяжело задумалась, пытаясь сообразить, как бы покорректнее сообщить, кто мы и откуда свалились на его голову.

– Короче, – внезапно сел мыш, – вот она – ангел, а я – Ося. И ее задача – охранять тебя от нижнего мира. А моя – охранять и направлять ее в этом мире.

По лицу лорда я поняла, что он и впрямь все понял и я теперь прочно записана в ряды как минимум сумасшедших, как максимум – идиоток.

– Ты тоже считаешь себя ангелом? – Его правая бровь выразительно выгнулась дугой.

Я старательно чертила пальчиком узоры на столешнице, совершенно не представляя себе, что надо говорить в таких случаях.

– Ну ладно, сейчас все ложимся спать, утро вечера мудренее, а завтра решу, что мне с вами делать.

– Как хочешь, – пожал плечами Оська и взлетел мне на плечо, задумчиво дергая за спутанную прядь золотистых волос. – Только все уже давно решено за тебя: ты от нас теперь так просто не отделаешься, и не надейся.

Но Дик не обратил никакого внимания на последние слова Оськи. А зря.

Забравшись на печку, я с восторгом закуталась в одеяло и еще две шкуры, чувствуя тепло, исходящее от горячих кирпичей. Оська возился с моими волосами, старательно их то ли распутывая, то ли еще больше запутывая. Ну и ладно, какая разница в конце-то концов. Спать, спать, спать. Завтра мне понадобятся силы. А треск поленьев так убаюкивает, особенно на фоне завывающего в трубе холодного, зимнего ветра.

Утро нового дня встретило меня сопением Оськи и светом, падающим из окна. Окно было довольно большим, и краешек солнца теперь упорно согревал мой нос, щекоча ресницы. Я сонно потянулась и, зевнув, села. Оська ворча закрылся одеялом с головой, устраиваясь поудобнее на освободившейся полностью подушке.

Спрыгнув на пол, я почувствовала обжигающий холод половиц, так что пришлось срочно искать тапки или хотя бы носки. Нашла валенки, валявшиеся до этого под кроватью и по виду чересчур большие для моих маленьких ножек. И все же я радостно их надела, а заодно и замоталась в покрывало, стянутое с постели, с любопытством при этом оглядываясь по сторонам и ища Дика. Но тут со скрипом распахнулась входная дверь, впуская в натопленную комнату морозный пар, и на пороге появился Дик собственной персоной с тяжелой охапкой дров в руках.

– А, ты уже встала?

Я радостно ему улыбнулась. На печке из-под одеяла появилась встрепанная голова мыша.

– Хорошо, сейчас поедим и ты мне по-быстрому объяснишь, где живешь. Я провожу тебя до дома, а дальше каждый пойдет своей дорогой.

Я закусила нижнюю губу, не представляя, как ему еще раз все объяснить. Одно ясно: если я опять начну вещать про ангелов и облака, меня, как ненормальную, выслушают, а потом все равно доведут до ближайшей деревеньки, где и сдадут с рук на руки старосте.

Оська взмахнул крыльями и перелетел ко мне на колени, поблескивая черными глазками. Я осторожно погладила его по ушастой голове, с улыбкой глядя, как он щурится от удовольствия.

– Ну вот. Обед готов. – На столе уже расположились круглая и свежая головка сыра, хлеб, пара луковиц и мешочек с солью.

– А откуда здесь свежий сыр? – удивилась я, подсаживаясь к столу.

– Из деревни. Она тут неподалеку, этот дом просто стоит на окраине.

Я нахмурилась. Интересно, и зачем надо было меня выбрасывать на землю так далеко, если деревня совсем рядом с домом?

Оська такими вещами не интересовался, уже вовсю поглощая отломанный кусок сыра и не обращая никакого внимания на лук. Я возмутилась и решительно полезла с ножом, чтобы разрезать ценный продукт. Оська спросонья решил, что я его вознамерилась зарезать, подавился и довольно долго кашлял, вися вверх ногами на люстре и не даваясь в руки. Объяснять, что я просто хотела разрезать сыр, пришлось долго.

Деревня и впрямь расположилась совсем неподалеку. Небольшие приземистые дома были по самую крышу занесены снегом, и от дверей некоторых из них мужики хмуро расчищали дорожки, искоса поглядывая на нас. Я шла чуть позади Дика в найденных недавно валенках, надетых прямо на мои легкие сапожки, и кутаясь в огромный теплый тулуп, явно недавно отпраздновавший столетний юбилей. Оська сидел у меня за пазухой, выставив на мороз только голову с большими мягкими ушками, похожими на лопухи. Он постоянно теребил нос лапкой и старательно его грел, но любопытство не давало нырнуть обратно в тепло и уют.

– Эй, не подскажете, где у вас дом старосты? – Дик обратился к ближайшему работяге, стоящему неподалеку и живописно опирающемуся на лопату.

Нас окинули ленивым и довольно-таки пренебрежительным взглядом, но все-таки ответили:

– А вона, тама, третий дом налево. А чего такое? На хрена вам Федот?

– Да вот, девушку вчера неподалеку откопал, чуть насмерть не замерзла, думал, может, ваша?

Мужик принял значительный вид и решительно бросил явно опостылевший инструмент, важно зашагав в мою сторону. Мы с Оськой подозрительно за ним наблюдали.

Минут пять меня осматривали со всех сторон, а потом из дома выбежала румяная женщина, увидела, чем занимается ее муж, и с криком: «Ах ты, козел, опять заместо работы на баб смотришь!» – отвесила ему увесистую оплеуху мокрой, предположительно половой тряпкой. Мужик возмущенно завопил и, тыча пальцем в Дика, принялся объяснять, что он занят важным делом. Баба продолжала орать, не вникая в суть. А мы с Оськой уже медленно пятились назад, дурея от количества новых впечатлений. Но тут лорд не выдержал и так гаркнул на обоих, что мгновенно наступила полная тишина, а я от испуга чуть не рухнула в снег.

– Повторяю в последний раз, эта девушка из вашей деревни?

На меня неуверенно посмотрели.

– Нет, – после секундной паузы все-таки выдала женщина, – не нашенская она. Да ты и сам посмотри, охотник. Глазищи во! Волосы пылают, да и бледная она чересчур… Нет, ты как хошь, а только не человек энто. Может, эльфа, а может, и еще чье отродье, а только не нашенская она.

На этой убийственной ноте она развернулась, еще раз треснула мужа по башке, в целях профилактики, и уволокла его пить чай, пока горячий. Мы остались стоять снаружи. Дик с удивлением меня разглядывал при свете дня, а я упорно размышляла: все ли люди такие шумные и грубые или это только здесь и только утром.

– Ну и что мне с тобой делать?

Я перевела взгляд на Дика.

– И впрямь глаза чересчур большие. И красивые.

Я смущенно покраснела.

– Если оставлю тебя в деревне, то приют-то тебе дадут, а вот житья не будет. Может, сама скажешь, откуда пришла? Не с неба же ты, в самом деле, упала.

Я растерянно молчала, не зная, что сказать. Зато мыш знал, но я вовремя успела закрыть ему рот (иногда он бывает уж слишком не сдержан, особенно тогда, когда ему категорически отказываются верить).

Через полчаса я сидела на скамейке в доме старосты и прислушивалась к голосам, доносящимся из соседней комнаты. Дик явно решил от меня избавиться, несмотря ни на что, и оставлял хозяину дома довольно значительную сумму на мое дальнейшее содержание хотя бы до весны. Напротив меня сидел на ковре большой черный кот и заинтересованно смотрел на сидевшего у меня на коленях Оську. Оська кота прицельно игнорировал, но глаз с него не сводил, на всякий, так сказать, случай.

Вскоре хлопнула входная дверь, и я поняла, что Дик ушел не попрощавшись, зато в дверях появился толстый лысый тип и, довольно улыбаясь, начал разглядывать меня с ног до головы.

– Ну что, девка, теперь ты живешь у меня! До весны – точно, а посему делать будешь все то, что я тебе говорю. А теперь – марш на кухню да приготовь чего-нибудь, потом вместе и отведаем. – И он довольно неуклюже потрепал меня своей жирной рукой по щеке.

– Вы ошибаетесь, – радостно улыбнулась я ему, – я ухожу с Диком. – И не успел он ничего сказать, как моя фигурка просто растворилась в воздухе, оставив на лавке возмущенно пискнувшего мыша.

Пока староста, открыв рот, смотрел на пустое место, шаря по нему руками и обалдело хлопая глазами, кот с воинственным криком ринулся на Оську. Мыш взвизгнул и рванул вверх, вцепился в рубаху человека и повис на воротнике. Кот в азарте рванул следом, старательно выпуская когти.

Остановившись на улице, сразу за невысокой оградкой, я услышала грохот посуды, вой и ругань старосты, после чего в окно вылетел утюг, а следом сквозь дыру в стекле выпорхнул жутко довольный Оська. Заметив меня, он радостно приземлился на плечо и, пока я пробиралась сквозь сугробы к вытоптанной в снегу дорожке, с гордостью принялся рассказывать о своей героической победе. А вслед нам грустно смотрел сидящий на подоконнике кот, провожая взглядом такую вкусную с виду мышь.

Дика я нагнала не скоро. Ходить по сугробам очень трудно, и я устала, запыхалась и уже хотела плюнуть на маскировку и распахнуть крылья, как вдруг увидела его фигуру, шагающую впереди. Радостно вскрикнув, я тут же телепортировалась рядом с ним. Мыш догнал позже, высказав мне все, что он думает о моем способе перемещений. Дик же просто ошарашенно глядел то на меня, то на цепочку только своих следов позади.

– Ты как здесь очутилась?

– Я же говорила, мы теперь неразлучны, по крайней мере пока ты будешь нуждаться в моей защите.

Мыш старательно пролезал в ворот рубахи, громко возмущаясь тем, что тут так мало места.

Я покраснела до кончиков ушей, но Дику сейчас явно было не до мыша. Он был в бешенстве.

– Откуда ты взялась на мою голову? Почему не осталась в деревне и как ты здесь оказалась?!

– Ты не переживай, – заволновалась я, – просто я должна быть всегда с тобой рядом. Но если мой вид тебе неприятен, то я могу сделать вот так.

Миг – и вот уже на снегу остались только мои следы, сама же я просто исчезла.

Дик протянул вперед руку и тут же ее отдернул: на пальце появились две небольшие ранки – мыш не любил, когда меня щупали просто так.

– Так, ладно, проявляйся обратно, немедленно.

Я послушно снова стала видимой, с любопытством глядя на него.

– Скажи, мне от тебя теперь совсем никак не избавиться?

Я помотала головой, отчего с макушки слетела голубая шапочка, а серебристое золото легких волос искрящимся водопадом рассыпалось по плечам.

– В одном тот мужик был определенно прав: ты слишком хороша, чтобы быть человеком. Ладно, пошли, но только предупреждаю: в будущем будешь слушаться только меня, и беспрекословно.

И он размашисто зашагал вперед, оставляя на снегу глубокие отпечатки ног. Я тут же пристроилась следом, стараясь попадать в его следы, для чего приходилось каждый раз подпрыгивать.

– Ты поняла? – Он обернулся.

Я кивнула, стараясь не промазать при следующем шаге. Дик только усмехнулся.

– Ты хоть знаешь, чем я занимаюсь?

– Конечно, – удивилась я, – ты выполняешь заказы на нечисть, убиваешь только мертвых и никогда живых. Путешествуешь между мирами, но у тебя есть свой дом в межмирье, куда ты изредка возвращаешься. Друзей у тебя нет, работаешь всегда один.

Он удивленно покосился на меня.

– Что ж, все верно, ты достаточно хорошо изучила меня. Может, теперь и о себе расскажешь?

– Конечно! Я – Лирлин, ангел, ты – мое первое задание. Вскоре тебя попытаются или убить, или перевербовать наши враги, а я должна тебя защитить хотя бы в течение следующего месяца. Потом тебе назначат более сильного ангела-хранителя, не чета мне, и я исчезну из твоей жизни навсегда.

– Гм, то есть ты – мой ангел-хранитель?

– Нет, – качнула я головой, – я только учусь на него. И если честно, учиться мне еще очень и очень долго, поэтому-то мне и дали в помощь Оську. – Из-за воротника тут же высунулась любопытная мордочка. – Ты не смотри, что он маленький, он много чего умеет.

Оська тут же надулся, бросая на Дика горделивые взгляды.

– Ну хорошо, а почему мне сразу не могли дать толкового хранителя, а выделили тебя?

Я снова покраснела. Так, с этим надо что-то делать.

– Понимаешь, я сама попросила. Это мой выпускной экзамен. И если я его сдам, то…

– То она не вылетит из школы, – радостно закончил мыш.

На моих щеках можно было яичницу жарить.

Дик скептически на меня посмотрел.

– Ладно. Если ты и сумасшедшая, то вроде бы не буйная. А месяц я тебя, так уж и быть, вытерплю как-нибудь. Ты хоть знаешь, куда мы идем?

Я отрицательно мотнула головой.

– Тогда слушай и запоминай. В лесу у лесника я оставил лошадь. Вроде бы у него есть и еще одна – как раз для тебя сойдет. Потом выедем на главную дорогу и доскачем до Аскольда. Там меня уже ждет наниматель: Понятно?

Я кивнула, жутко счастливая, что прогонять меня больше не будут и первая часть плана мною, хоть и коряво, но все-таки выполнена. А там, глядишь, и все остальное будет не так уж сложно. Ведь в месяце всего лишь тридцать дней. Как-нибудь справлюсь.

Шли мы довольно долго. Мороз слегка пощипывал нос, холодил щеки и упрямо забирался под куртку, где сидел мыш. Мыш высказал по этому поводу кучу предложений, вроде использования заклинания вечного тепла или горящего золота. В крайнем случае – создать лето в радиусе полукилометра, а то очень уж холодно. Но я только качала головой, раз за разом сообщая, что до такого уровня меня еще не доучили.

– Чему тебя там вообще научили? – надулся Оська, ежась и выглядывая из-за ворота куртки.

Я закатила глаза вспоминая. Лорд размашисто шагал впереди, его широкая темная спина мелькала между деревьев.

– Ну я могу развести костер, если есть дрова…

– Гениально! – не дослушал мыш. – Я тут должен помирать от холода, а она еще и дрова требует! Где я тебе их найду?

– Ну не знаю, – смутилась я, оглядываясь по сторонам.

– А вон, кажется, есть что-то похожее.

Свернув вбок и прекратив прыгать по глубоким следам Дика, я тут же по пояс провалилась в сугроб, но упрямо пошла дальше. Между деревьев проступал смутный силуэт то ли поваленного дерева, то ли просто коряги, а в ухо нудил голос замерзшего мыша, грозившего околеть и бросить меня на произвол судьбы. Бедненький, он же всю жизнь провел на небесах, а потому совершенно не привык к холоду, вылетая на задания только в теплые миры и времена.

– Вот! – радостно возвестила я, тыкая пальцем в корягу.

Мыш отвлекся от стенаний и с удивлением на нее уставился.

– Что «вот»?

– Сейчас я тебя согрею, – вдохновилась я, подпрыгивая на месте и постоянно забывая, что крылья временно скрыты.

– Да? Ну давай грей…

Я кивнула и быстрым, слегка неуверенным движением нарисовала в воздухе кривоватую руну света, вспыхнувшую над корягой и рассыпавшуюся быстро затухающими искрами на промерзшее дерево. Мы с мышом, затаив дыхание, ждали.

Миг ничего не происходило, а потом на корягу запрыгнул появившийся откуда-то сзади Дик и громко поинтересовался, какого хрена я тут делаю.

Пока я пыталась вспомнить, что такое хрен, коряга мягко засветилась слегка голубоватым светом, а потом с жутким треском взорвалась столбом ревущего пламени.

Тяжелой волной горячего воздуха меня отшвырнуло назад. Дику повезло меньше, он в это время как раз стоял на коряге, а потому, дымящийся и очень черный, теперь валялся неподалеку, упорно пытаясь встать и выдавая такие слова, что я заподозрила лорда в знании чужого, непонятного мне языка.

Ахнув, я, не обращая внимания на вопли слегка погоревшего мыша, рванулась к Дику, предлагая помощь. Меня куда-то послали и попытались ударить. Мыш ощетинился и что-то глухо вякнул, лорда подняло и с треском впечатало в дерево неподалеку.

– Ой, – сказала я.

Лорд вздрогнул и медленно поднял руки, чертя знак отрицания, после чего молча рухнул в снег, замерев на его фоне темным пятном.

– Оська! – горестно вскрикнула я. – Ну зачем?!

– Он пытался колдовать против тебя, – возмутился мыш, осторожно щупая обожженный нос.

Я только вздохнула и медленно подошла к лорду, присев рядом на корточки. Он не подавал признаков жизни, но вроде бы еще дышал. Я осторожно дотронулась до него, а потом положила узкую холодную ладошку на лоб, пытаясь излечить и помочь, уже. привычно чувствуя, как сквозь тело проходят волны чужой боли и уходят в землю. Мыш вылез на плечо и что-то возмущенно бормотал. Ему никогда не нравилось, когда я использовала силу себе во вред, а сейчас я именно этим и занималась.

На лбу выступили мелкие бисеринки пота, холод, осторожно пройдясь по коже, вполз глубже, исследуя сосуды, замораживая кровь. Внутренний голос нашептывал, сколько еще времени мне можно колдовать, после чего наступит остановка сердца, но тут его глаза распахнулись и он посмотрел на меня. Я вздрогнула и отдернула руку, покачнулась от слабости и плюхнулась в снег. Он оперся руками о землю и с трудом сел, встряхнулся, сбрасывая черные капли воды, и уже более уверенно встал на ноги.

– Что это было?

На меня смотрели требовательно и даже зло. Мыш зашипел, распушив шерсть, и теперь очень похожий на меховой шарик с крыльями.

– Я хотела согреться.

Прищур черных глаз, резкий разворот – и вот он уж вновь удаляется, бросив меня на произвол судьбы. Я поняла, что если не смогу встать, то так и замерзну здесь с мышом, а он и не подумает вернуться. Что ж, хорошо хоть убить не пытался.

– Вставай, – заволновался Оська, прыгая и кусая за ухо. Боль отогнала сон и вернула ясность голове. – Вставай! А то замерзнешь и провалишь первое задание, но это еще не самое страшное!

– Что же самое страшное? – Я уже с трудом вставала, цепляясь руками за кору дерева и пытаясь контролировать постоянно разъезжающиеся ноги.

– Могу замерзнуть я, – хмуро просветили меня. И мыш снова полез за пазуху.

Догнать лорда я так и не смогла, но, к счастью, снег не забыл его следы, и они вели меня за собой, указывая верное направление. Пришлось прыгать, а то самой разгребать снег уже не было сил. Мыш, кажется, уснул, зато я довольно быстро согрелась от прыжков и смотрела на мир веселей, радуясь тысячам искр, отраженных в рассыпанных под ногами бриллиантах, и щурясь от яркого света лучей. Деревья застыли снежными великанами, укрытые тяжелыми покрывалами снега, изредка я видела пробегающего мимо зайца, а пару раз даже пообщалась с лисой, просто выбежавшей мне навстречу и радостно затявкавшей на своем лисьем языке. Пришлось остановиться и выслушать плутовку, а потом еще и поделиться припасами, так как охота у нее нынче не задалась. Но тут вылез мыш, увидел, что я делаю с колбасой, и с громким боевым писком напал на бедняжку, вопя, что его обокрали. Бедная лиса, сжимая в зубах колбасу, тут же скрылась за деревьями, а я выслушала целую лекцию о том, как не надо обращаться с продуктами.

– Если тебе нужно кого-то пожалеть и накормить, то для этого есть я! – верещал надутый пушистик, прыгая по голове и грозно зыркая по сторонам. Я только улыбалась, сосредоточившись на том, чтобы передвигать быстро наливающиеся свинцом ноги.

Как же это трудно – ходить, спина буквально ныла от желания полетать, да и живот свело почему-то. Не сразу я сообразила, что просто хочу есть, а когда поняла, то достала из мешка еще пару колбасок и, сунув одну в зубы разглагольствующему мышу, впилась в другую, чувствуя, как тут же по телу прошлась волна удовольствия, а нытье в животе превратилось в тихое ожидание праздника.

Гм, в том, чтоб быть человеком, есть и положительные качества, пришла жизнерадостная мысль.

И тут же нога обо что-то споткнулась, и я рухнула в сугроб, подняв вихри взметнувшегося снега, немедленно заполнившего нос и рот и холодной ватой набившегося под воротник и куртку.

Но этих плюсов не так уж и много.

Мыш уже сидел на ветке соседнего дерева, с интересом за мной наблюдая и жуя колбасу.

– Ну ты встаешь?

Я кивнула и поудобнее села, принявшись пальцами выковыривать снег из голенищ сапог.

– Давай вставай, я уже вижу домик лесника, и, судя по тем двум лошадям, что привязаны неподалеку, Дик все еще там.

Я тут же поднялась и заозиралась по сторонам, пытаясь взглядом найти то, о чем говорил мыш. Темное покосившееся строение, по недоразумению названное домом и чуть ли не погребенное под высоким сугробом снега на крыше, и впрямь виднелось неподалеку. Радостно вскрикнув, я тут же телепортировалась внутрь.

Посреди невысокой грязной комнатенки за огромным дубовым столом сидели двое мужчин и торговались. Один из них – сильно обгоревший высокий человек, с черными, как смоль, волосами и глазами под стать, нахмурившись, пытался сбить цену второго – дородного пузатого весельчака, с хитро поблескивающими глазками и обликом самого настоящего лешего. И вот в самой середине переговоров прямо па столе вспыхнул воздух и перед их удивленными лицами появилась изящная встрепанная фигурка невысокой девушки, с огромными золотыми глазами и радостной улыбкой на удивительно красивом, нет, даже скорее одухотворенном, лице, будто никогда не знавшем ни боли, ни горя.

– Кто ты? – ахнул леший, оглаживая тяжелую зеленую бороду и с интересом рассматривая странную гостью.

Лицо же второго спорщика приняло такое выражение, как будто его заставили целиком разжевать зеленый лимон.

– Меня зовут Лирлин, – весело сообщила она и ткнула тонким пальчиком с золотистым ноготком в сторону обгоревшего человека. – Я его хранитель.

Леший хмыкнул, но тут дзинькнуло разбитое окно (между прочим, единственное!), и в комнату влетел встрепанный летучий мыш с белой шерстью и черной мордочкой. Приглядевшись, леший понял, что тот тоже где-то сильно обгорел. Странная компания интересовала его все больше и больше.

– Ирлин! – пискнул мыш, возмущенно разглядывая меня и хлопая в воздухе кожистыми крыльями. – Ты опять меня бросила! Кошмар! А если бы меня съели?

Мне стало стыдно, а мыш перевел взгляд на кислую физиономию Дика.

– А ты чего вылупился? Я тебе уже говорил, что хрен ты от нас отделаешься. Вот и нечего комплексовать, что не смог бросить в лесу слабую девчонку… которую после того, как она передала тебе почти всю свою силу на излечение от ожогов – ошарашенный взгляд в мою сторону и мои ярко пылающие щеки, – ты закопал в сугробе, а потом еще и быстро упрыгал к леснику, явно мечтая о нашей скорой и жуткой смерти!

Мы с лешим впечатленно молчали, на парня уже смотрели не столько сочувствующе, сколько возмущенно. Я попыталась поймать мыша, но тот уже вошел в раж.