Когда молодая дама услышала в трубе шум и, вслед за тем, совершенно неожиданно увидела две барахтающиеся, высунувшиеся из камина ноги, то от страха опрокинула горшок с шоколадом и, поражённая неожиданным визитом, без чувств опустилась в кресло. Рейнальд тряс её, пока она не пришла в себя. Очнувшись, Берта спросила слабым голосом:
      – Несчастный, кто ты и откуда? Как осмелился ты вступить в это подводное жилище? Разве ты не знаешь, что эта дерзость принесёт тебе неизбежную смерть?
      – Не бойся, – ответил храбрый рыцарь. – Я твой брат Рейнальд, прозванный Вундеркиндом. Никакая опасность, ни даже смерть не страшат меня. Я пришёл в этот лес, чтобы разыскать своих сестёр и разрушить сковавшие их узы могущественных чар.
      Берта нежно обняла брата, но всё её стройное тело дрожало от страха за него. Уфо-Дельфин, её супруг, иногда тайно посещал дом своего тестя и недавно принёс весть, что Рейнальд уехал из дома на поиски сестёр. Ему было жаль смелого юношу. «Если его, – говорил он, – не разорвёт зять-медведь и не выклюет глаза зять-орёл, то проглотит зять-дельфин. Я боюсь, что после превращения, в припадке ярости не смогу побороть животный инстинкт и проглочу его. И если бы ты, моя любимая, попыталась защитить брата в своих нежных объятиях, я разрушил бы твоё хрустальное жилище и устремившийся внутрь поток поглотил бы тебя, а его я похоронил бы в моём животе. Знай, что после превращения наше жилище ни для кого не должно быть доступно».
      Обо всём этом прекрасная Берта рассказала брату, ничего при этом от него не утаив.
      – Разве ты не можешь спрятать меня от глаз морского чудовища, чтобы я переждал здесь, пока не исчезнут чары? – спросил Рейнальд.
      – Ах, – возразила сестра, – как я могу тебя спрятать? Ты же видишь, что это жилище из хрусталя, и все его стены прозрачны, как ледяное небо .
      – Неужели в этом доме нет ни одного непрозрачного уголка? Или ты единственная женщина, которая не знает, как отвести глаза собственному мужу?
      Прекрасная Берта была совершенно не опытна в этом искусстве. Она мучительно думала и, к счастью, наконец вспомнила о маленьком дровяном чуланчике, куда можно было спрятать брата. Такая находчивость сестры воодушевила Рейнальда. С мастерством, не уступающим трудолюбивому бобру, он сложил в прозрачной каморке клетку из дров и спрятался в этом надёжном укрытии. Берта же поспешила заняться своим туалетом: выбрала лучшие украшения, надела самое красивое платье, подчёркивающее стройность её фигуры, и пошла в гостиную. Там, в ожидании супруга, она и осталась – прелестная, как одна из трёх воспетых поэтом граций. Пока действовали колдовские чары, Уфо-Дельфин мог ежедневно наслаждаться красотой любимой, любуясь ею только снаружи, сквозь прозрачные своды хрустального дворца.
      Вскоре, после того как прелестная Берта вошла в гостиную, вода в озере забурлила, гулко ударяясь о стеклянные стены, и в этом кипящем водовороте неожиданно показалась огромная рыба. Морское чудовище замерло и, с шумом втягивая в себя потоки воды и извергая их обратно, в немом изумлении вытаращив выпученные, цвета морской воды глаза, уставилось на красавицу-жену. Чем больше добрая Берта старалась выглядеть непринуждённой, тем меньше ей это удавалось. Хитрость и притворство были ей совершенно чужды, и сейчас её сердце трепетало и сжималось от страха; грудь высоко и часто вздымалась и опускалась; щёки и губы то пылали, то вдруг бледнели.
      Дельфин, который на самом деле больше походил на огромную рыбу, всё же был не так уж глуп, чтобы не почувствовать за всеми этими признаками душевного смятения супруги что-то неладное. Скорчив отвратительную гримасу, он стремительно исчез. Бесконечное число раз винтом кружил он вокруг дворца и поднял такое волнение, что его хрустальные стены дрожали и сотрясались, угрожая разлететься на куски. Но всё было напрасно. Ничего подозрительного он так и не обнаружил. К счастью, в своём неистовстве он так замутил воду, что не мог видеть, в каком состоянии находится испуганная хозяйка дворца. Вскоре чудовище уплыло, и Берта начала приходить в себя от пережитого страха.
      Рейнальд проводил время в дровяном чулане, стараясь не выдавать своего присутствия, хотя, судя по всему, подозрения дельфина не исчезли совсем. При каждом приближении к замку он никогда не забывал трижды проплыть вокруг него, пристально вглядываясь во все уголки хрустальных комнат, но уже так не бушевал.
      Час превращения освободил наконец терпеливого узника из его уединённой дровяной камеры. Однажды, проснувшись, он увидел себя в королевском дворце на маленьком острове. Здания, парки, базары – всё, казалось, плавало на воде. Сотни гондол сновали по каналам. Всё жило и двигалось под открытым небом в радостном деловом оживлении. Одним словом, замок зятя-Дельфина являл собою маленькую Венецию. Юному рыцарю был оказан такой же сердечный и дружеский приём, как и в первых двух дворцах. Уфо-Дельфин каждый седьмой месяц освобождался от колдовских чар. От одного полнолуния до другого всё здесь пребывало в состоянии безмятежного покоя и благоденствия. За это время Рейнальд успел сойтись с зятем Уфо ближе, чем с другими зятьями. Ему давно не терпелось узнать тайну колдовства, которое тяготело над тремя принцами, и он старался выведать что-нибудь об этом у сестры. Но Берта ничего не могла ему рассказать. Уфо тоже соблюдал таинственное молчание.
      Между тем дни радости проносились, обгоняя друг друга на крыльях ветра. Месяц потерял свои серебряные рога и с каждым днём всё более и более округлялся. Однажды, во время вечерней прогулки, Уфо напомнил гостю, что через несколько часов им предстоит расстаться, и посоветовал ему вернуться к своим родителям, которые очень тревожатся за него – особенно мать, безутешная, с тех пор как во дворце стало известно, на какое опасное дело отважился её сын. Рейнальд спросил, далеко ли ещё простирается лес, и услышал в ответ, что как раз здесь его граница. Он узнал также, что освободиться от волшебных чар можно, если отыскать ключ от колдовства и разрушить могущественный талисман.
      – Но, – дружески прибавил Уфо-Дельфин, – последуйте доброму совету, молодой человек, и не забывайте, что только благодаря удачному стечению обстоятельств и покровительству ваших сестёр вы не стали жертвой вашего безрассудства, странствуя в этом завороженном лесу. Довольствуйтесь славой, добытой вами, и возвращайтесь к родителям. Расскажите им обо всём, что видели и слышали здесь, а когда настанет час, проводите добрую мать до края могилы, куда она унесёт свою печаль и скорбь, если не дождётся вас.
      Рейнальд обещал так и сделать, но про себя решил поступить по-своему, ибо сыновья господ, как только вырастают и становятся большими и озорными, вскакивают на бешеных коней и мало обращают внимания на материнские слёзы. Уфо, однако, догадался, о чём думает юноша. Достав из бумажника три рыбьих чешуйки, он протянул их гостю как подарок и сказал:
      – Если вам когда-нибудь понадобится помощь, потрите их руками и ждите.
      Рейнальд сел на прекрасную позолоченную гондолу и велел двум гондольерам грести к берегу. Едва он ступил на твёрдую землю, как исчезла гондола, замок, сады и базары. От всего великолепия остался только пруд, заросший высоким камышом, шелестевшим на прохладном утреннем ветерке. Рейнальд опять стоял на том же месте, откуда три месяца назад смело прыгнул в воду. Щит и латы лежали там, где он их оставил, а рядом торчало воткнутое в землю копьё. Рыцарь поклялся не отступать, пока ключ от колдовства не окажется в его руках.

       Книга третья
      «Кто укажет мне верный путь и направит мои шаги туда, где меня ждёт чудесное приключение в этом бескрайнем заколдованном лесу? О вы, невидимые силы! Если сыну земли суждено разрушить могущественные чары, то помогите мне стать этим счастливым смертным!» – так говорил погружённый в свои мысли Рейнальд, пробираясь нехоженой тропой через непроходимую лесную чащу. Семь дней бродил он по бесконечной глуши, не ведая страха и робости, и семь ночей спал под открытым небом. Уж и оружие его заржавело от ночной росы. Но вот, на восьмой день, он взобрался на скалу и, словно с вершины Сен-Готарда, окинул взглядом раскинувшуюся перед ним неприветливую бездну. Внизу открывалась покрытая зелёным барвинком долина, окружённая гранитными скалами, возвышающимися над канадскими соснами и печальными кипарисами. Вдали, за высокой насыпью, виднелось какое-то строение, напоминающее пантеон. Две исполинские мраморные колонны с бронзовыми капителями поддерживали дорическую постройку, примыкающую к отвесной скале, и бросали тень на увешанные тяжёлыми цепями железные ворота. На поляне, недалеко от портала, пасся чёрный бык. Он грозно водил пылающими глазами и, казалось, оберегал вход.
      Рейнальд не сомневался, что нашёл то, о чём говорил ему зять Уфо-Дельфин. Не раздумывая, он решил идти навстречу опасности и осторожно спустился с вершины скалы в долину. Ему удалось приблизиться к быку на расстояние выстрела из лука, прежде чем тот заметил его. В ярости заметался он взад и вперёд, готовясь вступить в бой с рыцарем; сопел в землю, поднимая вверх облака пыли; бил копытами так, что содрогалась под ногами земля, и ударял рогами о скалу, отламывая от неё куски. Рыцарь тоже приготовился к схватке, и, когда бык помчался на него, ловко увернувшись от грозных рогов, как храбрый Скандеберг с такой силой ударил чудовище мечом по шее, что будь то обыкновенное животное, его голова наверняка отлетела бы от туловища. Но… О горе! Шея быка оказалась неуязвимой для стального клинка, – меч разлетелся на куски, а в руках рыцаря осталась одна рукоятка. Для защиты оставалось только кленовое копьё со стальным наконечником, но и оно при следующем столкновении переломилось, как тонкая былинка. Бык поддел беззащитного юношу рогами и словно пушинку швырнул высоко в воздух, подстерегая его падение, чтобы снова поймать на рога и растоптать копытами.
      По счастливой случайности, Рейнальд, падая, попал в развилку двух ветвей дикой груши, которые его благополучно задержали. Хотя у него и трещали все рёбра, но всё же хватало ещё сил крепко держаться за сучья, в то время как разъярённый бык наносил своим медным лбом такие удары о ствол дерева, что его корни приподнимались из земли и оно готово было вот-вот упасть. Когда страшный бык в очередной раз изготовился для разбега, чтобы нанести мощный удар, Рейнальд вдруг вспомнил о подарках. Нащупав в кармане завёрнутые в бумагу медвежьи волоски, он достал их и изо всех сил потёр руками… В тот же миг, откуда ни возьмись, появился свирепый медведь и начал жестокую борьбу с быком. Наконец, медведь одолел своего противника и разорвал его на куски. Из распоротого брюха с громким криком вылетела испуганная утка и полетела прочь. Рейнальд догадался, что колдовские силы насмехаются над ним, унося добытую медведем победу. Быстро схватил он три орлиных пера, потёр их, и тотчас же в небе появился могучий орёл. Почувствовав опасность, утка скрылась в кустах. Не видя её, орёл парил высоко в небе, высматривая добычу, но тщетно. Тогда рыцарь вспугнул утку и продолжал преследовать её, пока та не вылетела на открытое место. Стремглав полетела она прямо к пруду, Но орёл из-под облаков ринулся вниз, схватил и растерзал её могучими когтями. В предсмертной агонии утка выронила в пруд золотое яйцо, но Рейнальд был уже готов к этому обману и знал что делать. Он быстро потёр руками рыбьи чешуйки, и в тот же миг из воды показалась огромная рыба-дельфин. Поймав своей широкой пастью яйцо, дельфин выплюнул его на берег. Не долго думая, рыцарь расколол яйцо камнем, и оттуда выпал маленький ключик. Не трудно было догадаться, что это и есть ключ от волшебства.
      Вне себя от радости, Рейнальд бросился к железным воротам. Казалось, маленький ключик не подойдёт к массивному висячему замку, но тот сам открылся, едва ключ коснулся его. Сами собой отодвинулись тяжёлые засовы и распахнулись железные ворота. С трепетным чувством спустился он в мрачный грот. Семь дверей вели в семь прекрасно обставленных и великолепно освещённых спермацетовыми свечами подземных комнат. Рейнальд обошёл их и, выходя из последней, попал в маленькую каморку, где увидел лежащую на софе девушку, которая спала непробудным, волшебным сном. При виде этой трогательной картины, в груди юного рыцаря зародилась любовь. Поражённый, он тихо стоял перед спящей красавицей, не в силах отвести от неё глаз. Рейнальд был совсем неопытен в любовных делах. В наш просвещённый век современный юноша, конечно, совсем иначе использовал бы подобную счастливую ситуацию.
      Придя в себя от изумления, рыцарь оглядел комнату и увидел рядом с кушеткой алебастровую доску с чудесными таинственными знаками. Он подумал, что в этом талисмане и заключена волшебная власть над лесом. В справедливом негодовании Рейнальд сжал в кулак руку в железной перчатке и изо всей силы ударил по доске. Спящая красавица вздрогнула, проснулась, бросила испуганный взгляд на доску и снова погрузилась в наркотическую дремоту. Рейнальд снова ударил, и опять повторилось то же самое. Тогда он решил разбить талисман, но у него не было ни меча, ни копья – ничего, кроме двух сильных рук. Рыцарь схватил с высокого постамента магическую доску и с такой силой бросил её на мраморный пол, что она разлетелась на куски. В то же мгновение девушка снова пробудилась от мёртвого сна и только теперь заметила присутствие юного рыцаря, почтительно опустившегося перед ней на колено. Но, прежде чем Рейнальд начал говорить, она закрыла своё очаровательное личико покрывалом и гневно вскрикнула:
      – Уйди прочь от меня, гнусное чудовище! Даже в образе прекрасного юноши ты не обманешь ни мои глаза, ни моё сердце. Ты знаешь моё решение! Пусть лучше я буду спать беспробудным сном, в который ты погрузил меня своим волшебством.
      Рейнальд догадался, что девушка заблуждается и не удивился её словам.
      – Прелестная фрейлейн, не сердитесь, – возразил он. – Перед вами не страшное чудовище, удерживающее вас здесь, в плену. Я граф Рейнальд, по прозвищу Вундеркинд. Посмотрите, – мне удалось разрушить чары, затуманившие ваше сознание.
      Девушка чуть приподняла покрывало и, увидев осколки разбитой алебастровой доски, очень удивилась смелому поступку юноши. Она ласково посмотрела на него, – а надо заметить, Рейнальд ей сразу понравился, – дружески протянула ему руку и попросила подняться с колен.
      – Если это так, как вы говорите, благородный рыцарь, то завершите начатое дело и выведите меня из этой ужасной пещеры. Я хочу увидеть божественное солнце, если сейчас день на дворе, или золотые звёздочки на небе, если сейчас ночь.
      Рейнальд подал ей руку, чтобы провести через те семь роскошных комнат, через которые перед тем прошёл сам, но за дверью каморки их встретила такая египетская тьма, какая только была, наверное, до сотворения мира, пока не зажёгся первый солнечный луч: все свечи погасли, и хрустальная люстра больше не лила мягкий свет с высокого купола базальтового свода. Долго блуждала благородная пара в темноте, прежде чем нашла проход в этом лабиринте и увидела впереди дневной свет, проникавший сквозь бесформенное отверстие в скале. Выйдя из пещеры и оказавшись среди всеоживляющей природы, освобождённая от чар пленница ощутила целительный прилив сил и с восхищением вдыхала аромат цветов, принесённый лёгким зефиром с цветущих лугов. Она села рядом со стройным рыцарем. Девушка была прекрасна, как обладавшая совершенной красотой первая женщина, сотворённая Богом из адамова ребра. Однако ещё больше Рейнальда мучило страстное желание узнать, кто она, эта прелестная незнакомка, и как её заворожили в этом лесу. Он осторожно спросил её об этом и фрейлейн, раскрыв свои алые губки, рассказала ему вот что:
      – Меня зовут Хильдегард. Я дочь Радбора, князя Померании. Лужицкий князь Цорнбок потребовал у отца, чтобы тот отдал меня ему в жёны. Это был отвратительный великан и язычник, о котором ходила молва, будто он могущественный волшебник, владеющий искусством чёрной магии. Поэтому ему отказали, сославшись на мой юный возраст. Язычник пришёл в такую ярость, что в схватке убил моего доброго отца и завладел его княжеством. Я спаслась бегством и укрылась у моей тётки, графини Фобург. Три моих брата – все статные рыцари – в это время были в походе за пределами страны. Моё местопребывание не могло долго оставаться скрытым от колдуна. Завладев землёй моего отца, он решил похитить и меня, что для такого искусного мага было совсем нетрудно.
      Мой дядя – граф – увлекался охотой, и я часто сопровождала его. Все рыцари двора наперебой старались предложить мне лучшую лошадь. Однажды незнакомый конюший подвёл ко мне великолепного белого, в серых яблоках жеребца и попросил принять его как подарок от своего господина. Я спросила имя его господина, но конюший, извинившись, что не может ответить на этот вопрос прежде, чем я испытаю коня, обещал по возвращении с охоты всё объяснить, если подарок понравится. Я не могла отказать просьбе. Жеребец был так великолепно убран, что привлек к себе взоры всего двора: пурпурного цвета чепрак был богато украшен золотом, драгоценными камнями и чудесной вышивкой; красная шёлковая уздечка шла от мундштука к шее; стремена и удила были из чистого золота и густо усыпаны рубинами.
      Я села в седло и сама гордилась собой. Бег благородного коня был таким лёгким и плавным, что, казалось, он едва касается копытами земли. Грациозно перескакивал он через канавы и кусты, оставляя позади себя самых отчаянных рыцарей. Потревоженный охотой белый олень, за которым я погналась, увлёк меня в глубь леса, и я оставила далеко позади свиту и охотников. Чтобы не заблудиться, пришлось прекратить погоню и повернуть к месту общего сбора. Но жеребец вдруг словно взбесился – вставал на дыбы, тряс гривой и не хотел повиноваться. Я пыталась успокоить его, но вдруг с ужасом увидела, что белый, в яблоках конь превращается подо мной в пернатое чудовище: передние ноги расширились в пару крыльев, шея удлинилась, из головы вытянулся широкий клюв, и я увидела длинноногого гиппогрифа, который, разбежавшись, поднялся вместе со мной в небо и меньше чем через час перенёс меня в этот лес, опустившись перед стальными воротами античного замка.
      Первый страх, от которого я ещё не успела прийти в себя, ещё больше возрос, когда я увидела конюшего, приведшего мне утром белого в яблоках. Он почтительно приблизился, чтобы помочь мне сойти с седла. Ошеломлённая от ужаса и негодования, я молча позволила провести себя через множество великолепных покоев замка и в конце концов оказалась в обществе парадно разодетых дам, встретивших меня как свою повелительницу. Все они старались друг перед другом мне услужить, но никто из них не хотел сказать, где и в чьей власти я нахожусь.
      На меня нахлынула немая тоска, прерванная однажды появлением чародея Цорнбока, принявшего образ смуглого цыгана. Он упал к моим ногам, умоляя о любви. Я встретила убийцу моего отца так, как подсказывало мне сердце. Нрав изверга был буйным, и он легко приходил в ярость. Страсть бушевала в его груди, но ему так и не удалось преодолеть моё отчаянное упорство. «Пусть лучше исполнится угроза чародея, и мне суждено будет умереть под развалинами разрушенного отцовского дворца, чем он получит власть надо мной», – думала я. Но Цорнбок вдруг быстро покинул меня. Через семь дней он снова повторил своё ненавистное предложение. С презрением я указала ему на дверь, и он в бешенстве бросился вон из комнаты.

      Вскоре земля содрогнулась. Казалось, замок проваливается в бездну. Я опустилась на софу и лишилась чувств. Из этого мёртвого забытья меня вывел страшный голос волшебника:
      «Проснись, любимая, и скажи мне: за семь лет сна смягчило ли благодетельное время твою ненависть к верному паладину? Зажги в моём сердце хоть маленький луч надежды, и этот печальный грот превратится в храм радости!»
      Я не удостоила гнусного колдуна ни ответом, ни взглядом, окутала лицо покрывалом и заплакала. Моё горе, казалось, тронуло его. Он просил, умолял, унижался, извиваясь как червь у моих ног, пока наконец его терпение не истощилось. Тогда чародей быстро вскочил на ноги и сказал:
      «Хорошо, пусть будет так! Через семь лет мы продолжим этот разговор.»
      Он поднял алебастровую доску на постамент, и тотчас же непреодолимый сон сомкнул мне веки до тех пор, пока злодей опять не прервал мой покой.
      «Бесчувственная, – заговорил он, обращаясь ко мне, – если ты по-прежнему жестока со мной, то подумай хотя бы о своих братьях. Мой неверный конюший рассказал им о твоей судьбе, но он, предатель, наказан. Несчастные пришли с войском, чтобы вырвать тебя из моих рук, только руки эти оказались для них слишком крепкими, и теперь, превращённые в чудовищ этого леса, они жалеют о своём безрассудстве».
      К этой жалкой лжи злодей прибёг, чтобы сломить мою стойкость, но он лишь сильнее ожесточил против себя моё сердце. Усмешка и глубокое презрение были ему ответом.
      «Несчастная, – взорвался язычник, приходя в ярость, – твоя судьба решена! Спи до тех пор, пока невидимые силы будут покорны этому талисману!»
      С этими словами он подвинул алебастровую доску на прежнее место, и магический сон похитил мою жизнь и сознание. Вы разбудили меня, благородный рыцарь, разрушив волшебные чары, но я не понимаю, как вам это удалось, и что могло помешать колдуну одолеть вас. Наверное, Цорнбока нет в живых, иначе вы не смогли бы безнаказанно посягнуть на его талисман.
      Прелестная Хильдегард была совершенно права. Злодей во главе лужицко-сербских войск вторгся в Богемию в ту пору, когда той страной правила Либуша, ведущая свой род от лесной нимфы, и нашёл в ней сильную соперницу. В чародействе, он был не более чем ученик, по сравнению со знаменитой богемской правительницей. Она настолько превзошла его в этом искусстве, что Цорнбок не устоял на поле битвы перед доблестным рыцарем, в руках которого её магическое оружие было неотразимым.
      Хильдегард умолкла, и тогда Рейнальд рассказал ей обо всём, что с ним произошло. Услышав о заколдованных в лесу принцах, девушка очень удивилась, ибо теперь не оставалось никаких сомнений в том, что слова колдуна не были пустой ложью. Рассказ юного рыцаря подходил к концу, когда в горах вдруг послышался шум, радостные крики, и вслед за тем из лесу выехали во главе своих отрядов три всадника, в которых Хильдегард узнала своих братьев, а Рейнальд в их жёнах – своих сестёр. Чары леса были разрушены. После взаимных объятий и радостных возгласов караван покинул эту расколдованну печальную страну и направился в старый лесной замок. В резиденцию графа были посланы гонцы с радостным известием о скором прибытии детей.
      Двор находился в глубоком трауре. Оплакивали юного графа, которого родители уже не надеялись увидеть живым. Заколдованный лес, думали они, навеки поглотил их сына. Для несчастной матери оставалось в этом мире единственное утешение – устраивать поминки по пропавшим детям. Она только что собиралась отслужить погребальную литургию в память о Рейнгальде, когда пришла радостная весть, всё изменившая в замке графа с быстротой, какой мог бы позавидовать даже знаменитый фокусник и иллюзионист Николини . Всё вокруг заискрилось торжеством радости жизни. Через несколько дней почтенные родители наслаждались счастьем обнимать своих детей и внуков. Среди этого веселья, по поводу счастливого возвращения детей, не забыли отпраздновать и бракосочетание Рейнальда с прекрасной Хильдегард. Целый год прошёл в веселье и забавах, пока наконец принцы не решили, что от слишком долгого безделья можно растерять былую силу и отвагу, да к тому же в резиденции графа стало слишком тесно от такого большого придворного штата.
      Три зятя вместе с семьями стали готовиться к отъезду. Рейнальд больше не покидал родителей и, когда пришло время, как благочестивый сын закрыл им глаза. Альбрехт-Медведь вступил во владение Асканией и основал там город Бернбург; Эдгар-Орёл отправился в Гельвецию и у подножия высоких Альп построил на берегу безымянной реки город Арбург. По имени этого города впоследствии была названа и река. Уфо-Дельфин предпринял военный поход в Бургундию, овладел частью этого государства и дал завоёванной провинции имя – «Дельфинат». Назвав так города и владения в память о заколдованном лесе, три принца изобразили на своих гербах сохранившиеся и по сей день символы: медведь в золотой короне украшает герб города Бернбурга, орёл – Арбурга, дельфин – провинции Дельфинат.
      Что касается драгоценного крупного жемчуга, которым на торжественных балах украшает себя весь Олимп земных богинь, принимая его за восточное украшение, то на самом деле он лежал когда-то на дне пруда в завороженном лесу, потом был уложен в три полотняных мешка, откуда и разошёлся по всему свету.

       РИХИЛЬДА
 
      Граф Гундерих из Брабанта, по прозвищу «Друг Попов», жил во времена Крестовых походов и отличался такой примерной набожностью, что мог бы, пожалуй, заслужить имя святого с не меньшим на то основанием, чем император Генрих Хромой.