Над дорогой, среди подгоняемой ветром листвы, вился белый лист бумаги, за которым маленький мальчик – тот, кому привиделся за деревом дух, устроил настоящую охоту. Но едва он подбегал к нему, пытаясь им овладеть, как очередной порыв ветра подхватывал листок и гнал его дальше. Мальчику никак не удавалось добиться своего, пока наконец он не догадался накрыть непослушную находку шляпой.
      Это был красивый чистый лист бумаги, и мальчик, зная что бережливый отец, который использует в хозяйстве каждую мелочь, похвалит его, принёс ему свою добычу.
      Когда Вейт развернул листок, он узнал в нём свою собственную расписку, оставленную три года назад горному духу. Вверху листок был надорван, а внизу Вейт увидел приписку: «Благодарю, уплачено». Эти слова глубоко и искренне тронули его.
      – Радуйся, дорогая жена, и вы, дети, радуйтесь, – восторженно воскликнул он. – Хозяин гор видел нас и слышал нашу благодарность. Наш добрый покровитель незримо был рядом с нами и убедился, что Вейт честный человек. Я выполнил своё обещание и со спокойной совестью могу вернуться домой.
      Родители и дети пролили ещё много слёз радости, прежде чем вернулись к своей повозке. Жене очень хотелось увидеть своих жадных родственников и похвастать перед ними своим богатством. Эти скряги после рассказа мужа вызывали у неё возмущение и злобу.
      Повозка быстро покатила под гору и под вечер, добравшись до деревни, остановилась у того крестьянского двора, откуда три года назад выгнали Вейта. На этот раз он смело постучался и спросил хозяина. На стук появился совершенно незнакомый человек. От него Вейт узнал, что богатые родственники жены уже не хозяйничают здесь. Один умер, другой разорился, третий уехал и местопребывание его общине неизвестно. Переночевав у гостеприимного хозяина, Вейт с женой и детьми на следующий день вернулся домой к своим занятиям. Он ещё больше увеличил своё состояние и до конца своих дней оставался честным и зажиточным крестьянином.

       ЛЕГЕНДЫ О РЮБЕЦАЛЕ
 
       Легенда четвёртая
       Как ни старался трудолюбивый крестьянин скрыть своё приключение в горах, дело, в конце концов, получило огласку, ибо если мужская тайна висит у женщины на губах, достаточно малейшего дуновения ветерка, чтобы она слетела, как мыльный пузырь с соломинки.
      Жена Вейта доверила тайну одной молчаливой соседке, та куме, кума – крестнику, деревенскому парикмахеру, а тот всем своим клиентам. Слух о щедрости горного духа разнёсся по деревне, а там и во всём приходе.
      Толпы разорившихся крестьян, бездельников и тунеядцев хлынули в горы. Там они сначала дразнили и оскорбляли гнома, а потом заклинали его помочь им. К ним присоединились кладоискатели и путешественники, исходившие здесь всё вдоль и поперёк, в надежде найти пивной котёл с деньгами.
      Поначалу Рюбецаль позволял им делать всё что они хотели, – стоило ли сердиться на этих глупцов? Лишь иногда, в ночную пору, проделывал он над ними разные шутки: то тут, то там зажигал голубые огоньки, а когда кладоискатели подходили к ним, набрасывали на них свои шляпы и принимались копать, незаметно подсовывал тяжёлый горшок с деньгами. Обрадованные, несли они находку домой и, не говоря никому ни слова, прятали в потайном месте. Когда же по истечении девяти дней приходили взглянуть на своё сокровище, то вместо денег находили в горшке источающие смрад нечистоты или черепки да камни. Однако назойливые гости никак не хотели угомониться и продолжали безобразничать. Их бесцеремонность наконец надоела гному. Разозлившись, он осыпал беспутный сброд градом камней и прогнал прочь со своей земли. После этого он стал ещё более жестоким и злобным со всеми, кто попадался ему на глаза. Не было такого путника, который не испытал бы страх, вступив во владения Хозяина Гор. Редко кому из них удавалось избежать его побоев. Скоро имя горного духа совсем перестали произносить в Исполиновых горах.
      Однажды дух грелся на солнышке у ограды своего парка, как вдруг его внимание привлекла странная процессия, состоявшая из маленькой, хрупкой на вид женщины и четверых её детей. Женщина держала одного младенца у груди, другого несла за спиной, третьего вела за руку, а четвёртый, старший, с порожней корзиной, в каких обычно носят листву для скотины, и граблями в руках шагал рядом с ней.
      «Мать действительно доброе создание, – подумал гном. – Тащиться с четырьмя детьми и при этом безропотно выполнять свою работу… А ведь ей предстоит ещё нести тяжёлую корзину с листвой. Вот как дорого приходится платить за радости любви!» Открывшаяся перед хозяином Исполиновых гор благостная картина придала ему добродушное настроение и вызвала желание завести с женщиной беседу.
      Тем временем мать усадила детей на траву и стала собирать листья. Малюткам скоро наскучило сидеть, и они громко заплакали. Женщина тут же оставила работу и принялась с ними играть. Она забавляла их; взяв за руки, кружилась, пела и шутила, а потом, убаюкав, вернулась и опять принялась за работу. Но вот маленьких сонь стали одолевать комары, и они снова затянули свои симфонии. Не выказав ни малейшего нетерпения, мать побежала в лес, набрала земляники и малины старшим, а маленького приложила к груди.
      Такое терпеливое обхождение понравилось гному. Однако упрямый и своенравный мальчуган, прибывший на материнской спине, никак не хотел угомониться. Он бросал землянику, которую мать с любовью предлагала ему, и орал, будто его резали. Наконец, терпение матери истощилось.
      – Рюбецаль, – позвала она, – приди и съешь этого капризу!
      На зов тотчас же явился в образе угольщика дух и, подойдя к женщине, сказал:
      – Я здесь, что тебе нужно от меня?

      Мать пришла в неописуемый ужас, но, бойкая и храбрая женщина, она не растерялась и, собрав всё своё мужество, ответила:
      – Я позвала тебя, чтобы только успокоить моих детей, но теперь они молчат, и мне больше ничего не нужно, спасибо тебе.
      – Разве ты не знаешь, – воскликнул гном, – что меня нельзя вызывать безнаказанно? Ловлю тебя на слове, – давай твоего малыша, я его съем. Такой лакомый кусочек мне давно не попадался, – и он протянул чёрную от сажи руку, намереваясь схватить дитя.
      Как наседка, что, заметив парящего высоко в небе коршуна или разыгравшегося на дворе пса, тревожным квохтаньем сзывает цыплят в надёжное укрытие, а сама, взъерошив перья и распластав крылья, вступает в неравный бой с врагом, женщина яростно вцепилась чёрному угольщику в бороду и закричала:
      – Чудовище! Скорее ты вырвешь сердце из материнской груди, чем отнимешь у меня дитя!
      Рюбецаль никак не ожидал такого дерзкого нападения и робко отступил назад. Никогда ещё, изучая человеческую натуру, он не сталкивался с такой осязаемой реакцией людей при общении с ними. Гном дружелюбно улыбнулся:
      – Не сердись, я не людоед и вовсе не собираюсь причинить зло ни тебе, ни твоим детям. Но всё же оставь у меня мальчика, мне нравится этот крикун. Он будет жить, как барчук, ходить в шелку и бархате. Я сделаю из него честного парня, и когда он вырастет, то будет кормить своих родителей и братьев. Хочешь, я заплачу за него сто гульденов?
      – Ха! – засмеялась бойкая женщина. – Вам нравится мой мальчуган? Да это настоящий дьяволёнок, ни за какие сокровища мира я не отдам его!
      – Чудачка, – возразил Рюбецаль, – разве тебе мало ещё троих детей? Разве не будут они тебе в тягость? Или тебя не пугают вечные заботы о том, как накормить их? Подумай, ведь с ними придётся мучаться день и ночь!
      – На то я и мать, и это мой долг. Верно, с детьми много хлопот, но зато они доставляют столько радости.
      – Хороша радость! Целыми днями возиться с такими озорниками, водить их на помочах, чистить и мыть, терпеть их шалости и капризы.
      – Видно вы, сударь, не знаете, что такое материнская радость. Все заботы и всю тяжесть труда скрашивает один единственный ласковый взгляд, милая улыбка и лепет маленького невинного создания. Вы только взгляните, как он, моё золотко, виснет на мне! Маленький подлиза, будто это вовсе и не он кричал. Ах, если бы у меня было сто рук, чтобы работать на вас, милые крошки!
      – А разве у твоего мужа нет рук, чтобы работать?
      – О да, руки у него есть! И он ими здорово орудует, я иногда чувствую это на себе.
      – Как, твой муж осмеливается поднимать на тебя руку, на такую жену? – возмутился дух. – Да я ему, мерзавцу, шею сверну!
      – Право, – улыбнулась женщина, – если наказывать всех мужчин, которые бьют своих жён, то многим пришлось бы тогда свернуть шеи. Мужья – скверный народ, недаром говорят: «Супружество – мука, но уж, если вышла замуж, терпи!»
      – Раз ты знала, что мужья скверный народ, то с твоей стороны было неразумно выходить замуж.
      – Может быть, но Стефан расторопный малый, хорошо зарабатывал, а я была бедная девушка, без приданого. Когда он пришёл свататься, то подарил мне талер с изображением дикого человека. Я тут же дала согласие, и сделка состоялась. Талер он потом отобрал, а дикий муж у меня и по сей день.
      – А не твоё ли упрямство сделало его таким диким? – рассмеялся дух.
      – О, упрямство он уже давно из меня выбил. Но Стефан скряга, и когда я требую у него праздничную монетку для детей, он бушует у себя в доме сильнее, чем иногда вы в горах, и всякий раз попрекает меня бедностью. Тогда я должна молчать. Ах, если бы у меня было приданое, я держала бы его в руках.
      – Каким ремеслом занимается твой муж?
      – Торгует стеклом. Ему ведь тоже приходится лезть из кожи вон, ради заработка. Из года в год таскает бедняга тяжёлый груз из Богемии, а если стекло разобьётся в дороге, я и мои бедные дети расплачиваемся за это. Но побои милого не долго болят.
      – Как, и ты любишь мужа, который так издевается над тобой?
      – Почему же не любить? Разве он не отец моих детей? Вырастут они, станут хорошими людьми и, быть может, вознаградят нас за наши труды и заботы.
      – Жалкое утешение! Дети отблагодарят родителей за труды и заботы… Да они из тебя последний грош выжмут, если не найдут смерть в далёкой Венгрии, куда кайзер пошлёт их воевать с турками.
      – Тут уж ничего не поделаешь. Если им суждено погибнуть, то умрут они, выполняя свой долг, за кайзера и отчизну. А посчастливится, так вернутся с богатой добычей и станут утешением в нашей старости.
      Дух попытался было снова затеять торг, но женщина не удостоила его ответом, сгребла листву в корзину и, посадив сверху маленького крикуна, крепко привязала его поясом. Рюбецаль повернулся, собираясь уйти, а женщина попробовала поднять тяжёлую корзину, но не смогла. Тогда она снова окликнула духа.
      – Я вас ещё раз позвала, – сказала она. – Помогите мне, пожалуйста, поднять корзину, а если хотите порадовать мальчика, который так понравился вам, подарите ему праздничную монетку – мы попросим отца принести нам из Богемии белого хлеба и булочек.
      – Помочь я тебе, пожалуй, помогу, – ответил дух, – но раз ты отказываешься продать мне мальчика, то пусть и он тогда остаётся без подарка.
      – Воля ваша! – проговорила женщина и пошла своей дорогой. Но, чем дальше она шла, тем тяжелее становилась ноша. Женщина изнемогала под её тяжестью и через каждые десять шагов останавливалась перевести дух. «Что-то здесь неладное… Может, Рюбецаль разыграл со мной злую шутку и подложил под листву камни?» – подумала она.
      На ближайшей полянке женщина сняла корзину и опрокинула её, но оттуда высыпались одни листья, никаких камней не было. Наполнив корзину наполовину, она, сколько могла, захватила листвы ещё в передник и пошла дальше. Но, пройдя немного и почувствовав, что ноша опять становится непомерно тяжёлой, ещё отсыпала немного листвы.
      Женщину взяло сомнение. Ведь она часто носила туго набитую листвой корзину и никогда так не уставала.
      Придя домой, она сразу принялась за работу: бросила листья козе и козлятам, накормила ужином детей и уложила их спать, прочла вечернюю молитву и вскоре сама заснула крепким, здоровым сном.
      Утренняя заря и громкий крик проснувшегося малютки, требовательно возвестившего о том, что ему пора завтракать, разбудили хлопотливую хозяйку, призывая её заняться повседневными домашними делами. Первым делом, она, как обычно, отправилась с подойником к козам. О, какая ужасная картина предстала перед её глазами! Старая коза, – здоровое упитанное животное, – лежала, вытянувшись, взъерошенная, окоченевшая и бездыханная. Козлята же, высунув языки, страшно закатывали глаза, но сильные судороги были последним проявлением жизни гибнувших животных. Такого несчастья ни разу ещё не знала добрая женщина, с тех пор как стала хозяйкой в этом доме. Потрясённая, она опустилась на устланный соломой пол и закрыла лицо передником, не в силах смотреть на мучения издыхающих козлят.
      – Ах, я несчастная! – тяжело вздыхала она. – Что мне теперь делать и что сказать строгому мужу, когда он вернётся домой? Ах, нет мне божьего благословения на этом свете.
      Но тут же упрекнула себя за эту мысль: «Разве скот – это всё, что у тебя есть? А Стефан? А дети?» – и ей стало стыдно за своё малодушие.
      «Пусть исчезнут все богатства мира, – думала она. – У тебя есть муж и четверо детей. Ведь не иссяк же ещё молочный источник для милого малютки, а для старших есть вода в колодце. Если даже мне и придётся выдержать бой со Стефаном, и он сильно побьёт меня, ну так что ж, – всё это не более чем неприятный миг супружеской жизни. Я же не нищая. Наступит время жатвы, – я буду жать, а зимой – прясть до глубокой ночи. На козу я как-нибудь заработаю. А будет коза, будут и козлята».
      Эти размышления снова вернули ей бодрость и жизнерадостность. Осушив слёзы, она посмотрела перед собой и увидела у самых ног ярко сверкнувший листочек, такой блестящий, будто он весь был из чистого золота. Женщина подняла его и осмотрела. На вес он оказался необычайно тяжёлым. Вскочив на ноги, она побежала к соседке-еврейке и, не скрывая радости, показала ей свою находку. Та подтвердила, что листок и вправду сделан из чистого золота и уговорила оставить его ей за два талера наличными, которые тут же выложила на стол.Куда девалось сердечное горе. Таких денег бедная женщина ещё никогда не держала в руках. Она побежала в пекарню, купила штрудель и сдобный крендель детям, а Стефану, зная что он придёт под вечер домой усталый и голодный, решила подать на ужин баранью ножку.
      Как запрыгали малыши, когда, вернувшись с покупками, мать весело раздавала им необычные гостинцы. Она вся светилась материнской радостью, видя с каким аппетитом налегала на еду её голодная ребятня.
      Теперь первой её заботой стало убрать животных, издохших, как она думала, по наговору колдуньи, и скрыть от мужа случившееся несчастье. Как же удивилась Ильза, когда, случайно заглянув в кормушку, увидела в ней ворох золотых листьев. Если бы она знала греческие народные сказания, то легко бы догадалась, что её любимые животные издохли от несварения желудка – болезни короля Мидаса .
      Во всём этом была какая-то тайна. Быстро наточив нож, Ильза вспорола брюхо старой козе и нашла у неё в желудке ком золота, величиной с яблоко. У козлят желудки тоже оказались набиты золотом.
      Итак, Ильза неожиданно разбогатела. Но вместе с богатством пришла и угнетающая забота о нём. Ильза стала беспокойна, пуглива; сердце её учащённо билось. Она опасалась воров и не знала, запереть ли сокровища в сундук или закопать в погребе. Кроме того, ей не хотелось, чтобы скряга Стефан сразу обо всём узнал. Побуждаемый духом наживы, он мог забрать всё золото себе, предоставив ей с детьми и дальше терпеть нужду. Она долго думала, как ей всё лучше устроить, но так ничего и не придумала.
      Пастор села, где жила Ильза, был заступником всех угнетённых женщин и по доброте своей или из расположения к женскому полу, как более слабому, благоволил к ним и не позволял грубым мужьям жестоко обращаться с его духовными дочерьми. Если ему поступали жалобы, он всегда брал сторону женщины, на беспутного же домашнего тирана налагал строгую епитимью. Не было от него пощады и угрюмому Стефану, когда тот вымещал свою злобу на жене. Не раз, защищая добрую женщину, пастор выкуривал сатану из супружеской спальни.

      И на этот раз Ильза прибегла к помощи духовника. Не таясь, она рассказала ему обо всём, что с ней произошло, а также о том, как Рюбецаль щедро одарил её.
      В подтверждение своих слов она выложила перед пастором на стол всё принесённое с собой золото и попросила совета, как ей быть с этим неожиданно свалившимся на неё богатством. Пастор истово перекрестился, услышав о чудесном приключении, и в то же время искренне обрадовался счастью бедной женщины. Теребя на макушке скуфейку, он стал придумывать, как без шума и, не привлекая внимания, Ильза могла бы спокойно пользоваться своим богатством, и как сделать, чтобы скупой Стефан не овладел им. Наконец, после долгого раздумья, он сказал:
      – Слушай, дочь моя, я дам тебе хороший совет. Взвесь всё золото и отдай его мне на хранение. А я напишу тебе на итальянском языке письмо такого содержания: будто бы твой брат, уехавший несколько лет назад в чужую страну, плыл на судне из Венеции в Индию и дорогой скончался, оставив тебе, по завещанию, своё состояние, с условием, что твоим опекуном будет назначен настоятель прихода и что всё состояние будет принадлежать только тебе и никому другому. Я не требую у тебя за это ни вознаграждения, ни благодарности, – обещай только за благословение, ниспосланное тебе Небом, церковное облачение в ризницу Святой Церкви.
      Совет духовного наставника Ильзе очень понравился, и она охотно его приняла. Пастор добросовестно взвесил в её присутствии всё до последней крупинки золото и положил его в церковную казну, а Ильза, простившись с ним, ушла весёлая и довольная.
      Рюбецаль, как и добродушный деревенский пастор, тоже мог считать себя защитником женщин. Правда, пастор почитал весь женский род, ибо к нему принадлежит Пречистая Дева, и ко всем женщинам относился одинаково, не оказывая предпочтения ни одной из них, дабы клеветнические языки не могли пустить молву, навлекающую подозрение на его доброе имя. Рюбецаль же, напротив, ненавидел весь женский род из-за одной девушки, когда-то обманувшей его. Но иногда воспоминание о принцессе становилось причиной благодушного настроения горного духа, и тогда он готов был взять под свою защиту одну из представительниц слабого пола и услужить ей.
      Насколько честная крестьянка с её образом мыслей и поведением завоевала его расположение, настолько он был зол на грубого Стефана. Гном загорелся желанием отомстить за добрую женщину. Он решил разыграть с ним злую шутку, да такую, чтобы тот присмирел и покорился жене, которая после этого могла бы вертеть им по своему усмотрению.
      Рюбецаль оседлал быстрый утренний ветер и помчался через горы и долины, как дозорный, высматривая на всех перекрёстках и дорогах, ведущих из Богемии, путника с грузом на спине, и, если замечал такого, то догонял и острым взглядом таможенника осматривал ношу. К счастью, ни один путник на этих дорогах не нёс стекла, иначе ему пришлось бы претерпеть насмешки и понести убытки без всякой надежды на их возмещение, даже если бы он и не был тем, кого искал Рюбецаль. При таком тщательном досмотре тяжело нагруженный Стефан, конечно, не мог ускользнуть от него.

      Под вечер на дороге показался здоровый, крепкий мужчина с тяжёлым грузом на спине. При каждом его шаге, твёрдом и уверенном, в ящике позванивала поклажа. Завидев Стефана издали, а это был он, Рюбецаль обрадовался и приготовился учинить над ним задуманную шутку. Задыхаясь под тяжестью груза, Стефан с трудом поднимался в гору. Оставалось преодолеть ещё один подъём, а там начинался спуск к родной деревне, поэтому ему не терпелось скорее выбраться наверх. Но гора была крутая, а груз тяжёлый, и ему пришлось несколько раз останавливаться, чтобы немного передохнуть. Подставив узловатую палку под ящик и разгрузив плечи, он вытирал крупные капли пота, катившиеся со лба. Напрягая последние силы, он достиг наконец перевала, откуда вниз вела прекрасная прямая дорога. Посреди дороги лежала спиленная сосна, а рядом торчал пень от неё, прямой как свеча, и гладкий как стол. Вокруг зеленела трава – лошадиный щавель и дикий лён. Это место было таким манящим, таким удобным для отдыха, что утомлённый Стефан, не долго думая, снял со спины тяжёлый короб, поставил его на пень, а сам растянулся в тени на мягкой траве и предался размышлениям, прикидывая в уме, сколько на этот раз чистого барыша принесёт товар. По его точным расчётам выходило, что если из этих денег он ничего не оставит для дома, предоставив заботы о питании и одежде прилежным рукам жены, то денег как раз хватит, чтобы купить на рынке в Шмидеберге осла. Стефану, все плечи которого были стёрты до крови, мысль о том, как навьючив на серого осла груз, сам он налегке пойдёт рядом, придавала столько бодрости, что войдя во вкус, он пошёл в своих мечтах ещё дальше.
      «Осла, – думал он, – в скором времени можно будет поменять на коня, а будет в стойле конь, найдётся и акр земли, чтобы посеять для него овёс. Где один акр – там и два, где два – там и все четыре, а потом и целая гуфа, и наконец крестьянская усадьба. Вот тогда, пожалуй, можно будет купить Ильзе новое платье».
      Дальнейшие рассуждения Стефана прервал Рюбецаль, который закрутил вокруг пня такой вихрь, что короб со стеклом опрокинулся, и весь хрупкий товар разбился вдребезги. В то же мгновение Стефан услышал вдали громкий злорадный хохот, если только это не было эхо, повторившее звон разбитого стекла. Словно молния поразила сердце бедного парня. Невероятной силы ураган показался ему подозрительным. Когда же он осмотрелся и увидел, что и пень, и дерево исчезли, то сразу понял, кто виновник его несчастья.
      – О Рюбецаль! – вскричал он. – Как ты жесток! Что сделал я тебе, что ты отнял у меня кусок хлеба – мою кровь и пот! Эх, пропащий я человек!
      Стефана охватил бешеный гнев и, желая отплатить горному духу, он стал осыпать его бранью:
      – Мошенник, вор! – кричал он. – Если ты отнял всё, так задуши и меня!
      В этот миг жизнь для Стефана и в самом деле была не дороже разбитого стекла. Что до Рюбецаля, то его и след простыл. Возвращаться домой с пустыми руками не хотелось, поэтому разорившийся торговец собрал осколки, рассчитывая потом обменять их на стекольном заводе хотя бы на несколько штук мелкого стекла и начать дело заново. В глубоком раздумье, будто судовладелец, чей корабль вместе со всем живым и мёртвым грузом поглотил прожорливый океан, Стефан спускался с горы. Одолеваемый тысячью тяжёлых мыслей и прикидывая, как возместить убытки и возобновить торговлю стеклом, он вдруг вспомнил о козах, которых жена держала в хлеву. Правда, Стефан знал, что она любит их не меньше собственных детей, да и в хозяйстве без них не легко обойтись, но делать нечего, придётся пойти на хитрость. «Если ничего не говорить жене о своей потере и прийти домой не днём, а в полночь, то можно будет незаметно увести коз на рынок в Шмидеберг, продать их и на вырученные деньги купить новый товар, после чего, вернувшись домой, затеять с женой ссору из-за украденных коз, за которыми она будто бы не доглядела в его отсутствие».
      С этими радужными мыслями несчастный стекольщик спрятался со своими осколками в кустарнике вблизи деревни и в тоскливом нетерпении стал ждать наступления ночи, чтобы обокрасть самого себя. Едва пробило двенадцать, как он по-воровски перелез через плетень и с бьющимся сердцем пробрался в хлев. Он очень боялся, как бы жена не застала его за таким позорным делом. Против обыкновения, хлев не был заперт, что его удивило и одновременно обрадовало, так как в этой небрежности Стефан усмотрел хороший повод для осуществления своего плана. Но хлев оказался пуст: никаких признаков жизни – ни козы, ни козлят. В первое мгновение он испугался и подумал, что другой, более удачливый вор опередил его. Ошеломлённый, опустился он на соломенную подстилку и предался тупому отчаянию, ибо последняя попытка вновь привести в движение торговлю не удалась. Беда ведь редко приходит одна.
      Вернувшись в весёлом настроении от пастора, Ильза принялась готовить к приходу мужа хороший ужин, на который пригласила и духовного заступника женщин. Пастор пообещал принести с собой кувшинчик столового вина и за пирушкой, когда стекольщик будет навеселе, сообщить ему о богатом наследстве его жены и о том, на каких условиях им сможет пользоваться и он.
      Близился вечер. Ильза то и дело выглядывала в окно и смотрела, не идёт ли её Стефан. В нетерпеливом ожидании, она выбегала за околицу деревни, смотрела на дорогу и очень беспокоилась, что его так долго нет. Поглощённая тревожными мыслями, она уже перестала думать об ужине.
      Бедному Стефану тоже было не легко в козьем хлеву. Досада и скука охватили его. Он был так подавлен, что не решался войти в дом. Наконец, выйдя из сарая, Стефан робко постучал в дверь и позвал унылым голосом:
      – Дорогая жена, проснись и открой своему мужу.
      Как лёгкая серна, Ильза вскочила на ноги, услышав голос супруга и, открыв дверь, радостно бросилась ему на шею. Но он холодно и безучастно отнёсся к её сердечным излияниям и, сняв со спины короб, угрюмо опустился на деревянную скамью. При виде его унылой физиономии, сердце женщины пронизала жалость.
      – Что за беда случилась, Стефан? – с беспокойством спросила она, но бедняга только стонал и вздыхал в ответ, не в силах произнести ни слова. Всё же Ильзе скоро удалось выведать у него причину его горя, ибо он был так переполнен им, что не мог больше ничего скрывать от доброй жены. Узнав, какую злую шутку сыграл Рюбецаль с её мужем, Ильза без труда догадалась о его благих помыслах и не могла удержаться от улыбки, за которую в другое время Стефан здорово бы ей всыпал. Но он не обратил внимания на очевидное легкомыслие жены и только робко спросил о козах. Она поняла, что её хозяин уже всё обследовал.
      – Что ты так беспокоишься о моей скотине? Ты бы лучше спросил о детях. И напрасно тебя огорчают козни Рюбецаля. Кто знает, может он или кто-то другой с лихвой возместят нам наши потери.
      – Долго же тебе придётся ждать, – ответил безнадёжно Стефан.
      – О, счастье часто приходит неожиданно, – возразила жена. – Не падай духом, Стефан. У тебя сейчас нет стекла, а у меня коз, зато у нас четверо здоровых детей и две пары крепких рук, чтобы прокормить ими себя и малышей.
      – Сохрани боже! – вскричал совсем подавленный муж. – Если у нас нет коз, то остаётся только побросать всех четверых малышей в воду, прокормить их я не смогу.
      – Ну, так я смогу, – сказала Ильза.
      При этих словах в комнату вошёл любезный пастор, который до этого стоял за дверью. Он слышал, о чём говорили супруги, и вмешался в их разговор. Пастор прочёл Стефану длинную проповедь о том, что скупость – источник всех зол и, после того как достаточно вразумил духовного сына, рассказал евангельскую притчу о богатом наследстве его жены; потом извлёк из кармана и зачитал итальянское письмо, из которого следовало, что приходской пастор их деревенской церкви назначен исполнителем завещания.
      Ошеломлённый Стефан стоял молча и неподвижно, как истукан, только по временам кивал головой, когда при упоминании светлейшей республики Венеции пастор почтительно дотрагивался пальцами до скуфьи. Придя в себя от первого потрясения, Стефан упал в объятия верной жены и сделал ей второе признание в любви, такое же горячее, как и первое, хотя на этот раз явно из других побуждений, но Ильза приняла его с тем же удовольствием. С тех пор Стефан стал покладистым, услужливым мужем, любящим отцом и при том прилежным и аккуратным хозяином, – праздность никогда не была в его характере.
      Честный пастор постепенно обменял всё золото на звонкую монету и на эти деньги купил большую крестьянскую усадьбу, на которой Стефан и Ильза хозяйничали всю свою жизнь. Излишки денег он отдавал под проценты и распоряжался капиталом духовной дочери так же добросовестно, как и церковной казной, не беря за это никакой платы, если не считать подаренного Ильзой церковного облачения, оказавшегося таким великолепным, что одеть его не постыдился бы ни один архиепископ.