«ДЕВЧАТА»

В 1959 году на экраны страны вышел фильм Юрия Чулюкина «Неподдающиеся», в котором Надежда Румянцева сыграла героиню Надю Берестову. В этой картине раскрылось дарование актрисы, её умение сочетать в одном образе лирику и юмор. Но очень скоро новая роль, новая героиня полностью завладела вниманием и сердцем Румянцевой.

Фильм «Девчата» по повести Бориса Бедного собирался ставить все тот же Чулюкин. Это история неказистой Тоськи, наивной, ничем не примечательной, которая силой своего характера, настойчивостью, принципиальностью, человеческим достоинством и верой в добро добивается успеха в жизни.

Чулюкин понимал, что лучшей исполнительницы, чем Румянцева, на роль Тоськи ему не найти. Но режиссёра терзали сомнения, а вдруг Румянцева повторится. По рекомендации «Мосфильма» пробовали на роль штатную артистку студии Валентину Малявину. Некоторые из претенденток были протеже руководителей Госкино, однако Чулюкин забраковал всех.

Надежда Румянцева на пробах была такой заводной, непосредственной и очаровательной, что её удаюсь утвердить без особых споров. Худрук фильма Михаил Ромм принял решение: «Играть будет эта „пичуга“».

Героиня Румянцевой почти подросток с детским и в то же время серьёзным лицом. Тося Кислицына приезжает в суровый край из далёкого Симферополя, где она жила в детском доме и училась на повариху. Логика её поведения проста и естественна: она входит в незнакомое общество, как к себе домой. Актриса показывает Тосю простой и одновременно очень сложной, мечтательной и решительной, бесконечно трогательной, беззащитной и сильной.

Как же работала Надежда Румянцева над ролью, какими путями искала характер Тоси, что помогло ей в работе?

Казалось, всё уже было готово к съёмкам: грим в меру смешон, в меру трогателен и обаятелен, костюм, предложенный художницей, удовлетворял самый требовательный вкус. На другой день пробы должны были утверждаться на худсовете. Но Румянцевой хотелось большей внешней выразительности, и здесь на помощь пришла неожиданная гостья. Вот что рассказывала сама актриса:

«Вечером в дверь моей квартиры постучалась… Это была одна из тех девочек, которые пишут длинные письма, иногда приходят посоветоваться, — словом, моя зрительница. Она в смущении остановилась, не зная, что сказать. На заячьем воротнике коротенького пальто таял первый снег, около школьных ботинок натекла лужица.

Мы сидели с ней на кухне и пили горячий крепкий чай. Это была большеглазая и худенькая девочка, но очень самостоятельная и решительная. Повесив своё кургузенькое пальтишко, она так и осталась в смешной рваной ушанке и так сидела передо мной, рассказывая о своих горестях и заботах. Она была из детского дома, училась на ткачиху…

Утром я была у Наумовой. И всё началось сначала! Да, Тоська должна быть именно в узеньком лёгком пальтишке (она ведь приехала с юга, откуда у неё тёплая зимняя шуба?), в ботиночках, и только в ботиночках — маленьких и холодных; конечно, на ней должна быть эта большая старая заячья шапка с торчащими в разные стороны ушами».

Напрасно Румянцеву убеждали, что нельзя сниматься в ботинках и лёгком пальто, она настояла на своём. В костюмерной сшили новое пальтишко, даже без подкладки, чтобы казаться тоньше, а нужную ушанку Надежда выменяла у племянника.

В «Девчатах» маленькая Тоська по уши влюбляется в красавца Илью, бригадира лесорубов, влюбляется, едва увидев его портрет в клубе. Но Илья жестоко просчитался, начав улаживать за девушкой привычными методами, — она каждый раз ставила его в тупик. А потом пришла настоящая любовь. Илья, внимания которого добивались самые хорошенькие девушки посёлка, почувствовал себя действительно счастливым, когда Тоська наконец милостиво разрешила ему поцеловать её один раз в щеку. Тоськина беззащитность и беспомощность оказались её силой.

Актёра на роль Ильи искали уже под Румянцеву. Юрия Саранцева забраковали именно из-за того, что он «не смотрелся» рядом с Надеждой. Проба Виктора Борцова не понравилась худсовету. Режиссёр хотел снимать в главной роли Вячеслава Шалевича и, не дожидаясь проб, отбил ему об этом телеграмму. Но потом по-дружески попросил у актёра прощения: «Слава, понимаешь, Коля Рыбников умудрился за две недели похудеть аж на двадцать килограммов и теперь выглядит для этой роли идеально!» Шалевич не обиделся и сказал, что считает похудание Рыбникова верхом героизма. В фильме, как известно, Илью сыграл Николай Рыбников.

По сценарию в одной комнате с Тосей живут четыре девушки: серьёзная, сосредоточенная Вера — «мама Вера» (Н. Меньшикова); весёлая, ладная Катя (Л. Овчинникова); эгоистичная красавица Анфиса (С. Дружинина) и Надя-невеста (И. Макарова). Влияние Тоси на них огромно. Надя решительно порывает со своим старым, нелюбимым, расчётливым женихом Ксан Ксанычем, Вера становится мягче, легкомысленная Катя — задумчивее, а Анфисе, признанной красавице и сердцеедке, пришлось поразмыслить над своей жизнью.

Кинопробу Валентины Талызиной на роль Нади забраковали сразу — она не попала в типаж. Режиссёр хотел снимать Маргариту Криницыну, с которой был знаком ещё со ВГИКа. Но её кандидатуру отклонил худсовет.

Роль Нади в фильме досталась Инне Макаровой. На книжных страницах отношения Нади с женихом внутренне нелегки и не просты. На экране же все сводится к тому, что высказано в объяснении Анфисы: «В таком возрасте хоть за кого пойдёшь».

В романе Надя так и не выходит замуж за Ксан Ксаныча. В последний момент она просит прошения, но отказывается от брака, понимая, что он никому не принесёт счастья. Оказывается, что такой эпизод был и в картине, однако его вырезали, причём не из-за низкого качества актёрской игры. Наоборот, эти кадры отличались большой выразительностью. Просто Чулюкину показалось, что такой поворот некомедиен.

Люсьена Овчинникова говорила, что сыграла в фильме саму себя. «Режиссёр так нас и подбирал — чтобы были похожи по характеру на героинь. Снимались легко, радостно, с удовольствием. Мы по фильму дружили с Тосей — Надей Румянцевой, и я с ней и в жизни очень дружила».

Михаил Кокшенов снялся в «Девчатах» в эпизодической роли, но запомнил съёмки на всю жизнь. Юрий Чулюкин заставил его выпить залпом из графина всю воду. Остановил съёмку, только когда актёр начал давиться. Киногруппа потом долго не могла отыскать Кокшенова…

А у Пуговкина — коменданта никак не получался эпизод, когда ему надо было бросить подушку на кровать так, чтобы она легла углом. Снимали полдня. Наконец артист швырнул её не глядя — и точно попал.

Очень многое решалось прямо на съёмках, почти все основные сцены актёры импровизировали. Особенно мучили актрисы сценариста Бориса Бедного; они старались уточнить свою роль и всё время приставали к нему: «А можно так? А если сделать по-другому?» Бедный очень ревниво относился к своему произведению, но не мог подчас ничего возразить актёрам. Но, когда и Румянцева попросила у него что-то переделать в сценарии, он возмущённо закричал: «Как, и вы туда же?! Хоть вы-то молчите, у вас, кажется, в сценарии есть всё, что только может пожелать актриса!» И Надежде пришлось отступить, так как она и сама считала, что о лучшей роли нечего и мечтать.

Экспромтом родилась и одна из самых интересных сцен в фильме — лезгинка. А дело было так.

Отсняли эпизод возвращения Тоси после свидания с Ильёй; это был довольно долгий и серьёзный разговор с мамой Верой. Режиссёр был доволен. Актёры разошлись, но Румянцева по какой-то причине задержалась на съёмочной площадке. К ней подошёл Юрий Чулюкин: «Надюша, как вы считаете, а не могла ли Тося в этой сцене запеть? Ну, например, что-нибудь детское, простое и очень счастливое. Вспомните, что вы пели от радости в детстве, когда вы получали то, о чём давно мечтали».

Румянцева растерялась: «Не знаю, право… Может быть, это… „На заборе птичка сидела и такую песенку пела…“».

Режиссёр был в восторге: «Вот, вот! Ну-ка ещё раз погромче!»

Через минуту они вдвоём начали распевать эту смешную и незатейливую песенку. А потом, забыв обо всём на свете, стали отплясывать лезгинку.

На следующий день уже снимали придуманную сцену лезгинки, которая органично вошла в ткань фильма.

Натурные съёмки проходили на Северном Урале, в Пермской области. Морозы стояли немыслимые, не спасали ни ватники, ни унты. Киношники жгли костры и через каждый час устраивали «перекур с обогревом». Снимали в леспромхозе и, конечно, изрядно мешали рабочим, но они относились к гостям терпеливо и внимательно, помогали, учили актёров водить трактор, валить деревья. Все шутили, что Рыбников прекрасно вошёл в образ и стал заправским лесорубом.

Николаю порой приходилось нелегко. Снимался эпизод, когда повариха Тося принесла рабочим еду. Раздала ложки и вилки, а они металлические. Рыбников взял да и облизал ложку, она вмиг прилипла к губе. Съёмку остановили, попытались отцепить ложку — никак. Рыбников, чтобы времени не терять, рванул ложку и оторвал её с кожей, с кровью. Румянцева была потрясена: «Какой мужественный актёр!»

Весной и летом съёмки перенесли в Ялту, где изображали сибирскую зиму с помощью искусственного снега и поваренной соли. Актёры парились в тулупах и валенках при 30-градусной жаре. Когда герой входил в помещение с «мороза», в виде пара пускали клубы очень вонючего белого газа.

Снимали и под Москвой, в марте, неподалёку от «Мосфильма». Там посадили около трехсот деревьев и построили посёлок с вывеской «Леспромхоз».

В 1963 году фильм «Девчата» представлял советское киноискусство в Аргентине на Международном кинофестивале в Мар-дель-Плата. Его показали на третий день после открытия фестиваля, и зарубежная пресса писала: «Прежде всего следует отметить, что успех фильму обеспечила Надежда Румянцева. Бьющая через край радость, безграничная прелесть героини прекрасно переданы молодой русской актрисой, которая долгое время будет вспоминаться с симпатией. Румянцева создала образ с удивительной непринуждённостью и экспрессией, что одновременно и удивляет, и покоряет зрителя, который невольно становится соучастником произведения». И дальше: «Надежда Румянцева несомненно продолжает традиции Чарли Чаплина и Джульетты Мазины в кино и заставляет зрителей то смеяться, то плакать».

На этот раз обладательницей изящной статуэтки — «за лучшее исполнение женской роли» — стала советская киноактриса Надежда Румянцева.

Фильм «Девчата» с большим успехом прошёл по экранам США, Аргентины, Мексики и других стран мира. Три международных кинофестиваля — в Эдинбурге, Канне и Мар-дель-Плата — отметили этот фильм своими призами.

«ИВАНОВО ДЕТСТВО»

Рассказ «Иван», написанный Владимиром Богомоловым в 1957 году, стал уже хрестоматийным и был переведён более чем на двадцать языков, когда опытный драматург Михаил Папава по-своему переложил для кино его сюжет. Первая половина сценария рассказывала о маленьком разведчике; во второй части лейтенант Гальцев уже после войны случайно встречал его в поезде. Оказывается, фашисты не расстреляли Ваню, а отправили в Майданек, который вскоре освободили части Советской армии. Таким образом, сценарист изменил основной мотив рассказа, подарив герою жизнь; он так и назвал эту историю — «Вторая жизнь».

Фильм «Иван» начинал снимать молодой режиссёр Эдуард Абалов. Материал оказался неудачным. Как говорил Михаил Ромм, «может быть, самая его большая неудача состояла в той обыденности происходящего, когда взрослые посылают ребёнка в разведку посылают на гибель. Эта простота производила гнетущее впечатление бесчеловечности».

Картина была приостановлена приказом генерального директора киностудии «Мосфильм» от 10 декабря 1960 года. Начали искать режиссёра, которому можно было бы поручить с остатком денег и в очень короткий срок сделать её заново или закончить то, что начато. Михаил Ромм порекомендовал Андрея Тарковского. На студии его знали по дипломной короткометражке «Каток и скрипка».

Тарковский прочитал повесть и уже через пару дней сказал Ромму: «Мне пришло в голову решение картины. Если студия и объединение пойдут на это, я буду снимать; если нет — мне там делать нечего».

Ромм спросил его: «В чём же твоё решение?»

Тарковский объяснил: «Иван видит сны. Ему снится та жизнь, которой он лишён, обыкновенное детство. В снах должно быть обыкновенное счастливое детство. В жизни — та страшная нелепость, которая происходит, когда ребёнок вынужден воевать».

Предложение Тарковского было принято, и оно повлекло за собой коренную перестройку сценария, потому что сразу возник вопрос о контрасте между сном и действительностью. Сразу выявилось, что действительность эта неестественна, бесчеловечна, и по-иному повернулся характер мальчика, он стал совершенно другим.

Тарковский с самого начала предложил свой вариант заглавия: «Иваново детство». «Я просто влюблён в эту тему. Мне было столько же лет, когда началась война. Это ситуация моего поколения»

Тарковский привлёк к работе над сценарием своего друга Андрея Михалкова-Кончаловского, тоже вгиковца. «Иваново детство» написали за две с половиной недели.

Кстати, Кончаловский мелькнёт в одном из эпизодов «Иванова детства». Коротко стриженный солдатик в очках прибегает из глубины кадра, цепляется к героине Валентины Малявиной: «Простите, вас зовут не Маша?»…

31 мая 1961 года состоялось заседание художественного совета по обсуждению литературного сценария «Иваново детство».

Тарковский обосновывает свой план: «Я абсолютно убеждён, что антивоенная тема будет потрясать, если мы сделаем финал на оборванном сне. У нас был замысел снять такой эпизод: бежит мальчишка за своим детством и догоняет его. Был и такой вариант: Иван играет в прятки и находит самого себя в военных сапогах и свитере. Этот второй мальчик бежит за тем, первым, и пытается его догнать, и на этой погоне мы обрываем. Но нам показалось, что это тяжеловато и следует дать какой-то светлый, радостный сон… Видим в первую очередь необходимость „снов“ и идею финала: фотографии измордованного мальчика. Потом обрыв и… Это продолжается первый сон, который был в начале картины… Мысль такая, что это не должно повториться… то есть проблема расстрелянного детства».

Тарковский говорил о том впечатлении, которое произвели на него и на его товарищей «Фронтовые записи» Эффенди Капиева, поэта-фронтовика. Как позже отмечал оператор Вадим Юсов, «из замечательной литературы времён войны, где иногда отдельные фразы создавали целые образы, нами было много почерпнуто для понимания атмосферы».

Андрей Тарковский привлёк к работе композитора В. Овчинникова, нашёл новых исполнителей. Главную роль сразу получил Коля Бурляев, которого ещё раньше нашёл совершенно случайно на улице Горького для своей короткометражки «Мальчик и голубь» Андрон Кончаловский.

После «Иванова детства» Тарковский поверил в необязательность для кино длительной профессионализации актёров. У него снимались: Жариков — студент ВГИКа, ученик С.А. Герасимова; Малявина — студентка первого курса школы-студии МХАТ; Коля Бурляев — школьник; Кончаловский и Тарковская — режиссёры.

Валентина Малявина всем своим обликом противоречила той медсестре, которую представил себе Богомолов. По рассказу это полная белокурая девушка с высокой грудью и голубыми глазами. Подобной на кинопробах так и не нашли.

И вот появилась Валя Малявина. Брюнетка, карие глаза, мальчишеский торс. Но она принесла то особенное и личное, интересное и неожиданное, чего не было в рассказе. Малявина выглядела такой наивной, чистой, простой, доверчивой, что сразу становилось ясно: Маша — Малявина совершенно безоружна перед лицом войны. Это давало возможность построить её отношения с капитаном Холиным (актёр В. Зубков), которого обезоружила её незащищённость.

Группа выехала на съёмки в Канев, на Днепр, на места подлинных событий. Даже то, что предполагалось первоначально снимать в декорациях павильона — КП батальона и разведотдела, — было снято на натуре. Лишь один эпизод фильма — свидание Холина и Маши в берёзовой роще — снят был под Москвой.

Жили в современной гостинице на высоком берегу Днепра. Над гостиницей, на самой вершине горы, был похоронен Тарас Шевченко.

Погода была неважная, шли дожди. Исполнитель роли Ивана не отличался крепостью, матери Коли Бурляева пришлось испрашивать длительный отпуск, чтобы в трудных условиях съёмок следить за его здоровьем.

Как часто водится в кино, в первый съёмочный день снимали заключительные кадры фильма: «Последний сон Ивана», игру с детьми в прятки около вкопанного в песчаную днепровскую косу уродливого, чёрного, обгорелого дерева. Выдался солнечный день. С юмором, весело, легко отсняли за день довольно большой метраж, в том числе сцену с матерью Ивана, роль которой исполняла Ирма Тарковская, первая жена режиссёра.

Но это было только начало. Николай Бурляев вспоминал о своей работе с Тарковским: «Он добивался полной правды, а не игры. У него приходилось играть сцены, лёжа в леденящей мартовской грязи, ползать в холодных осенних болотах, иногда проваливаясь по горло, в одежде и ботинках переплывать студёный ноябрьский Днепр… И всё же работа с Тарковским вспоминается как увлекательнейшие счастливые путешествия под руководством озорного, остроумного человека. Его юмор снимал напряжение, завораживал окружающих, облегчал физические трудности».

Один из самых кинематографически неотразимых эпизодов фильма — переправа — переход через реку, долгий, медленный, мучительный. Как удалось все это снять? Вадим Юсов говорил:

«Однажды, ещё в начале экспедиции, мы ехали, уже зная, что снимать будем в этих местах, но ещё не зная, как снимать этот эпизод, — и из окна автобуса я заметил на горизонте этот мёртвый лес… Какими-то обходными путями мы нашли это место. Оказалось, колхоз построил плотину, чтобы разводить утей. Но рельеф местности они не учли, затопили участок леса, и он погиб.

Это была удивительная фактура плюс ещё вода, покрытая мелкой ряской…»

Рассказ Богомолова написан от лица молодого лейтенанта — героя, занявшего столь существенное место в литературе о войне, — и содержит несколько случайных встреч с Иваном — двенадцатилетним разведчиком, все близкие которого погибли. Фильм Тарковского по отношению к рассказу снят с обратной точки: не Иван на войне увиден глазами лейтенанта, а лейтенант и война — все увидено как бы глазами Ивана.

У Богомолова лейтенант обрывает историю юного разведчика на середине, потому что больше ничего не знает о нём. Эпилог рассказа. Рейхстаг как опознавательный знак победы, немецкая хроника… Лейтенант Гальцев, единственный уцелевший из героев фильма, листает «дела» убитых в гестапо и видит на одной фотографии — чёрное и ненавидящее, с кровоподтёком под глазом, лицо Ивана…

История героя завершается в гестапо, но фильм кончается сном Ивана. Снова улыбающееся материнское лицо, белый песок, девочка и мальчик, вбегающие в светлую водную гладь, и чёрное дерево, входящее в кадр как грозный, предупредительный знак…

Андрей Тарковский объяснял:

«Иван — это ребёнок, снедаемый страстью взрослого. Он потерял детство на войне и погиб, потому что жил как взрослый. Картина должна строиться на характере мальчика, но должны быть эпизоды, где выясняются его детские черты. В рассказе найдена точная деталь — игра в войну — что может быть страшнее!

…Здесь все очень глубоко, страшно и правдиво, здесь нет места приключенческой романтике. Мальчик здесь не должен быть гордостью и славой, он горе полка. Они мучаются, когда он уходит на «ту» сторону. Только взрослая страсть мальчика заставляет их мучиться с ним».

К 18 января 1962 года съёмки были закончены. 30 января Тарковский показал первый вариант фильма.

Опытный монтажёр Ева Михайловна Ладыженская, работавшая с классиками советского кино, вспоминала: «У меня с Тарковским был спор. Я ему помогала доделать „Иваново детство“. И последняя часть. Это катящаяся голова Ивана. Как вы думаете, сколько метров на неё ушло? Сначала было шестьдесят метров. И он кричал: „Этот кадр так и останется!“ А я ему: „Нет! Этот кадр так не останется! Потому что это лажа. Сразу видно, что это комбинированный кадр. Надо дать только три метра“. Как он сопротивлялся… А я взяла и дала только три метра. Тогда это вздох. Это страшно. А когда голова каталась шестьдесят метров, то уже это из всех рамок выкатывалось. Даже смешно. „Зеркало“ ему тоже надо было подсократить. Чтобы было понятно. А он не сократил. И многие ничего не поняли».

В июне 1962 года — выпуск картины в свет. Экономия к первоначальной смете составила 24000 рублей, так что даже материальный урон, нанесённый незадачливыми предшественниками, Тарковский отчасти возместил. Фильм получил первую категорию, которой удостаиваются мастера. Тираж более 1500 копий!

«Запомните это имя: Андрей Тарковский», — возвестил Михаил Ромм, представляя в Доме кино только что законченную на «Мосфильме» первую полнометражную картину выпускника своей вгиковской мастерской.

Зрительский приём был самым добрым. После великих отечественных фильмов конца 1950-х («Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека»), даже после них, это было новое видение войны, очень жестокое, душераздирающее.

В августе 1962 года фильм «Иваново детство» был отправлен на кинофестиваль в Венецию, где получил «Золотого льва». Это был триумф советской молодой режиссуры. Кроме Тарковского, в Венеции премии получили Андрей Михалков-Кончаловский за короткометражный фильм «Мальчик и голубь» и Юлий Карасик за фильм для детей «Дикая собака Динго».

Тридцатилетний Тарковский сразу завоевал почётное место среди мировой элиты кино.

«КОГДА ДЕРЕВЬЯ БЫЛИ БОЛЬШИМИ»

Лев Кулиджанов не собирался ставить картину по сценарию Н. Фигуровского. Когда это произведение обсуждалось на студии имени Горького, режиссёр выступил с самой яростной критикой. Обиженный драматург забрал сценарий, не дав заверения его переделывать. Но буквально через месяц на имя Кулиджанова пришёл пакет. В нём был почти полностью переписанный сценарий. Лев Александрович прочёл его — и сразу же заявил на студии о своём намерении снимать фильм. Так началось творческое содружество Фигуровского и Кулиджанова.