Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Годы исканий в Азии

ModernLib.Net / Путешествия и география / Мурзаев Эдуард Макарович / Годы исканий в Азии - Чтение (стр. 20)
Автор: Мурзаев Эдуард Макарович
Жанр: Путешествия и география

 

 


Мало кому приходилось встречаться с осторожным диким верблюдом хабтагаем и гобийским медведем-отшельником. Мне посчастливилось: я видел таких зверей, о которых можно прочитать только в книгах. Думаю, что и о Заалтайской Гоби Пушкин написал бы эти памятные нам с детства слова:

Там на неведомых дорожках

Следы невиданных зверей…

Эти редкие встречи надолго сохранятся в моей памяти.

И ещё мне хочется коротко сказать об одной изящной и стройной антилопе, о газели, которую у нас называют джейраном. Это милое и беззащитное животное когда-то было обычным в пустынях Закавказья, Средней Азии, Казахстана, Западного Китая и Монголии. И теперь джейрана можно встретить в Каракумах и в Гоби, но уже не в таком изобилии, как раньше. Автоматическое оружие, автомобили сделали своё чёрное дело.

Джейраны — быстрые и выносливые животные, приспособленные к жизни в безводной пустыне. Окраска их соответствует цвету окружающих степей и песков, что помогает антилопам скрываться среди песчаных гряд и оставаться незаметными даже на близком расстоянии.

На своих тонких и сильных ногах джейран с большой скоростью проходит через бесплодные и выжженные солнцем пространства. Пробежать в день 50—70 километров для него не составляет большого труда. Ходят обычно джейраны небольшими группами, от двух до пяти голов, реже собираются в стада в несколько десятков особей. Самцы выделяются лирообразными кольчатыми изящными рогами. Размером газели чуть выше домашней овцы, но тоньше её. На станциях Среднеазиатской железной дороги от Мары до Ашхабада можно встретить ласковых приручённых молодых джейранов, равнодушных к станционной толпе и шуму проходящих поездов. Эти изящные животные с большими чёрными глазами сразу завоёвывают симпатии пассажиров.

В течение нескольких лет наших работ в пустынях Средней и Центральной Азии я много раз встречал быстрых и грациозных джейранов. Если группа животных издали замечала приближение человека, то она спокойно уходила в глубь пустыни. Газели изредка поворачивали головы и наблюдали за нами. Случалось, что какой-либо молодой джейран подпускал близко к себе человека. На миг глупыш замирал на месте, вытянув шею и недоумевающе глядя, а через мгновение исчезал за ближайшей грядой. Охота на джейранов — обычное, хотя и очень трудное дело.

Однажды близ развалин крепости Кызылча-Кала, недалеко от Хорезма, лошадь, резко шарахнувшись в сторону, едва не сбросила меня с седла. Я совершенно не ожидал этого, но, увидев молодого джейрана, стоявшего недалеко от дороги, понял причину странного поведения лошади. Подъехав ближе, с удивлением заметил, что животное не убегает от меня, а тихо передвигается в сторону, с трудом волоча за собой какой-то предмет. Скоро картина стала ясна. Железный капкан, в который попалось животное, перебил его заднюю ногу, повис на сухожилии и цеплялся за траву и кусты, мешая движению и вконец изнуряя выбившуюся из сил жертву. Сухожилие было настолько крепкое, что не оборвалось под тяжестью капкана. Нам не стоило большого труда взять джейрана живым.

На юге Туркмении, под горами Копетдага, ещё лет двадцать назад охотились на газелей на автомобилях. Ровные степи с сухой и редкой растительностью не мешают быстрому передвижению автомашин в любом направлении.

Я не охотник, но из любопытства принял участие в такой погоне за джейранами. Машина шла полным ходом, спидометр показывал скорость 50, 60, а местами даже 65 километров в час. В первые минуты такой гонки расстояние между животным и автомобилем не сокращалось. Быстроногие газели убегали вперёд, надеясь на свои ноги, которые всегда выручали их в борьбе с многочисленными врагами.

Километр за километром бежит джейран, но вскоре силы изменяют ему в неравном соревновании. Расстояние между животным и машиной постепенно уменьшается, и, когда дробь охотничьего ружья может достигнуть цели, начинается стрельба. Израненная, окровавленная и загнанная газель бежит из последних сил, а затем на полном ходу переворачивается через голову. За день «охотники» привозили несколько туш джейранов. Мне эта «охота» не понравилась: она напоминала избиение животных, бойню.

Варварское истребление прекрасных животных привело к резкому сокращению количества джейранов в равнинах у подножия Копетдага и грозило полным исчезновением. Часть была бы перебита, а остальные, напуганные, откочевали бы в глубь Каракумской пустыни. Но, к счастью, советскими законами «охота» за джейранами на автомашинах запрещена.

Особенно много джейранов сохранилось в юго-западной Туркмении, на равнинах между горами Копетдаг и Каспийским морем. Здесь нередко табуны джейранов виднеются на горизонте. Рассказывают, как в этом районе на одном твёрдом участке, окружённом со всех сторон песчаными грядами, загнали на грузовике каракумскую газель и без единого выстрела взяли её живой, но совершенно обессиленной. Джейран, увидя машину, стал уходить по краю твёрдого участка, боясь повернуть в пески, потому что в песках бежать ему значительно труднее, чем по твёрдому грунту. Джейран не мог знать, что и врагу, гнавшемуся за ним, свойственны те же качества. Так, боясь песков, джейран кружил по глинистому участку на одном и том же месте. В нескольких десятках метров за ним мчался грузовик. Такое кружение продолжалось 10—15 минут, а затем лишившаяся сил газель свалилась у самых колёс автомобиля. Так она и погибла. Но стоило ей только сделать несколько прыжков в сторону, в пески, и машина не угналась бы за быстрым животным.

Джейраны очень неприхотливы в пище и воде. В центре пустыни, на обрывах Унгуза, мы встречали на солончаках, прекрасно сохраняющих любые отпечатки, тысячи маленьких сердцевидных следов джейранов. Небольшие группы животных бродили вокруг, и одну газель нам даже удалось убить из винтовки. Как жили здесь джейраны в жаркое каракумское лето? От этих мест до ближайшей открытой воды сотни две километров. Редкие колодцы с водой недоступны для животных. Нельзя же предположить, что джейраны пробегают 200 километров на водопой и возвращаются обратно. Туркмены утверждают, что джейраны пьют воду, когда она есть, то есть после дождей весной и поздней осенью. В это время на глинистых такырах собирается дождевая вода. Летом же, в самые жаркие и невыносимо знойные дни, эти замечательно приспособленные животные ничего не пьют. Предполагают, что джейраны едят солянки — растения, содержащие большое количество воды, но очень солёной; поэтому они и обходятся без питья. Заменяет ли солянка целиком воду, сказать трудно.

В Монголии я также много раз видел джейранов, или, как их здесь называют, хара-сульта, то есть чернохвостов. В самых бесплодных местах Гоби мелькали эти изящные животные. Монголы ценят мясо джейранов и охотятся на них, как и другие народы Средней и Центральной Азии. Но в Монголии гораздо более обычна другая антилопа — белый дзерен. Дзерен типичен для высоких степей Монголии, почему его и называют часто монгольской антилопой. В Советском Союзе он встречается только в высоких Чуйских степях на Алтае и в Забайкалье, в Акшинских степях, у Борзи. На Алтае русские охотники монгольскую антилопу называют зереном, ереном и, неправильно, козой.

Дзерена мне приходилось встречать на высоких всхолмлённых равнинах Монгольской Народной Республики, на горных увалах, в межгорных котловинах и даже в настоящих горах, как, например, в Монгольском Алтае. Но в горах животные предпочитали открытые долины, где легко обозревается горизонт и где нетрудно уйти от волка или другого врага. Как и у каждой антилопы, у дзерена много врагов. В лесную зону и в пустыню дзерен не идёт: он типичный степняк. Открытая всхолмлённая степь с разнообразной травянистой растительностью, где часты ковыль, вострец, полынь, лучки, где есть участки солончаков, — вот излюбленные места обитания дзерена. Самки дзерена, как и джейрана, безроги, самцы имеют лирообразные рога.

В начале лета дзерены собираются громадными табунами, до 6—8 тысяч голов. Это незабываемое зрелище. Кажется, что движется сама степь. Дзерен менее лёгок в движениях, чем джейран, но он так же крепок на рану. В Восточной Монголии я долго гнался за антилопой, у которой выстрелом была перебита задняя нога. Животное на трёх ногах убегало от меня, но примерно через километр я, запыхавшись, наконец нагнал дзерена и схватил его за рога. Со мной не было оружия, и пристрелить его я не мог. Так и стоял я над ним, пока не подоспели товарищи.

В жизни дзеренов иногда наступает тяжёлое время, когда, собираясь в тысячные стада, они перекочёвывают на далёкие расстояния, уходя за сотни километров от прежних пастбищ. Так, большие снегопады зимой 1944/45 года вынудили дзеренов идти на юг, в Гоби, и на север Монголии, поближе к лесам. Но и здесь скопилось много снега. Истощённые животные входили даже в лес в поисках пищи и кормились опавшими листьями. Часть животных поднялась с равнин на южные склоны гор. Дзерены голодали, слабели, многие из них стали жертвами хищных зверей и птиц.

В пустынных местах обитания джейранов не бывает больших снегопадов, но эти антилопы страдают от гололедицы и засухи, когда пустыня остаётся голой, бескормной. Тогда джейраны уходят на поиски пастбищ, но кочуют они обычно в отличие от дзеренов небольшими табунами. В Туркмении зимой джейраны уходят в пески Каракумов, где хорошо сохраняется растительность, а в межгрядовых понижениях безветренно и более тепло, чем на подгорных равнинах.

Обе антилопы в отличие от оленей, куланов живут попарно, в апреле — мае телятся, обычно одним, реже двумя или тремя телятами. Первые два дня новорождённые лежат в зарослях кустарника, притаившись под растением, не привлекая внимания хищных зверей и птиц. Но дня через три или четыре они уже резво бегают и поспевают за своими родителями. Осенью же молодняк настолько силён, что может обходиться без помощи взрослых.

Монголы увлекаются охотой на дзеренов. Опытные охотники за сезон (с сентября по январь) добывали 50—100 дзеренов и даже больше.

Во время Великой Отечественной войны монгольский народ посылал подарки воинам Советской Армии. Среди подарков были тысячи туш замороженных дзеренов.

Антилопы дзерены и джейраны — ценные промысловые звери, они представляют также большой интерес для любителя природы.

Гоби — центральноазиатская пустыня, но это не значит, что она вовсе лишена растительности.

В гобийской части Монгольской Народной Республики ботаники насчитали около 250—300 видов растений: солянок, злаков, полыней, кустарников. Крупных древесных растений мало: саксаул, на юго-западе джида (лох), редко встречающаяся в Монголии, разнолистный тополь, на востоке гобийский вяз. Два последних — это настоящие большие деревья, они очень характерны для Гоби. Хозяйственное значение имеют кустарник селитрянка, или нитрария, и солянка-цульхир.

Тополь разнолистный растёт только в западной части Гоби, на востоке Монголии его нет совершенно, зато в Синьцзяне он обычное дерево. Молодые листья его продолговатые, овальные, с заострённым концом. По своей форме они напоминают листья ивы, только подлиннее. Старые листья имеют форму сердечка[87].

Тополь не может жить без воды, поэтому он растёт в гобийских котловинах, где близок уровень грунтовых вод или где они выступают на земную поверхность в виде ключей. В таких местах образуются оазисы. Здесь на засолённых почвах пышно разрастается своей широкой, раскидистой кроной тополь разнолистный. Растёт тополь рощами, в них деревья расположены редко, нигде не образуя сомкнутых насаждений. Иногда тополя растут красивыми аллеями, окаймляя гобийские сайры.

Среди безжизненных, мрачных пустынь Заалтайской Гоби тополя манят своими свежими красками. Под тенью деревьев хорошо отдохнуть от знойных и ослепляюще ярких солнечных лучей. На радость путнику сохранила природа разнолистный тополь в пустыне.

На востоке Монголии тополь сменяется другим пустынным деревом — ильмом приземистым. Иногда его ещё называют гобийским вязом, а монголы — хайлясом. Хайлясы образуют негустые рощи по понижениям и подобно тополям растут вдоль сайров, но можно увидеть и одинокое дерево, издалека заметное на однообразно буром фоне пустыни. Хайлясы достигают больших размеров; иногда ствол старого дерева имеет до метра в диаметре.

Ильм приземистый испытывает угнетающее влияние пустыни, его жизнь протекает в борьбе с засушливыми климатическими условиями, поэтому древесина хайляса узловатая, перевитая, твёрдая, но хрупкая. Листва на дереве редкая. Несмотря на суровые условия Гоби, хайляс не вымирает, а возобновляется. В ряде мест мы видели молодые, хорошо растущие экземпляры. Домашние животные охотно лакомятся листьями хайляса. Старое дерево от этого мало страдает: слишком оно высоко, чтобы до ветвей достал даже верблюд, но молодые деревца от этого обычно гибнут.

Хайляс — пришелец из степей, в пустыне он реликт, свидетель более влажных условий, существовавших в восточной части Гоби.

Гобийские араты используют древесину хайляса при строительстве колодцев, из стволов делают водопойные корыта и различную хозяйственную утварь, деревянную посуду.

В средней полосе Гоби мы часто видели низкорослый колючий кустарник, широко расползающийся по земле, — это селитрянка. Монголы называют её сундулом. На глинисто-песчаных или солончаковых почвах встречаются её большие заросли. В песках селитрянка растёт на буграх, образуя песчаные скопления. Она задерживает песчинки, которые скапливаются у корней растения. В пустынной озёрной котловине Улан-Нур мы видели такие узкие и высокие песчаные бугры, каракулевой шапкой они возвышались над землёй на метр — полтора, а ветви селитрянки свисали по их склонам. В других местах кустарник собирает небольшие песчаные подушки.

В мае селитрянка нарядно цветёт белыми густыми цветами. Проходит лето, и в августе кустарник покрывается вишнёвого цвета ягодами — хармыком. Ягод бывает очень много. По своей форме, да и по величине, они похожи на чёрную смородину.

Хармыком лакомятся птицы и животные. Их усиленно клюют пернатые, и там, где поспел хармык, всегда слышны их голоса. Ягоды привлекают зверей, даже хищники любят побродить среди селитрянок, охотно поедая хармык. В громадном солончаке Цайдам, у северной окраины Тибетского нагорья, селитрянка растёт кустами гораздо больших размеров, чем в Гоби. Цайдамский хармык тёмный и вкусный. Осенью тибетские медведи-пищухоеды спускаются с гор специально для того, чтобы полакомиться ягодами, и так ими объедаются, что у зверей начинается расстройство желудка. Не только медведи, но и лисы, волки, различные грызуны любят хармык.

Мы пробовали хармык несколько раз. Сначала отнеслись к нему с недоверием, а потом он всем очень понравился. Хармык — сочная ягода, охлаждающая, имеет кисло-солёный вкус. В ягоде очень чувствуется соль, и этим хармык отличается от всех известных нам ягод. Впрочем, солёность бывает различная: она то больше, то меньше, в зависимости от степени засоления почв, на которых растёт селитрянка.

Гобийские араты в большом количестве собирают хармык. Они едят ягоды сырыми, сушат впрок, а затем заваривают, кипятят подобно компоту и пьют кисло-солёный напиток. Ведь и чай монголы пьют солоноватый. Сушёные ягоды сохраняются очень долго, месяцами. Араты говорят, что хармык — это дар Гоби, дар пустыни, которая редко балует человека полезными растениями.

К дарам пустыни нужно отнести оригинальную солянку — кумарчик гобийский, или цульхир. Это небольшое, до полуметра высотой, стройное растение встречается только на песках и, как многие другие песколюбы, имеет большую разветвлённую корневую систему, помогающую ему обеспечить себя влагой. Цульхир замечателен своими мелкими, величиной с маковое зерно, семенами. Когда осенью созревают семена, араты выходят в пески собирать их. Во влажные урожайные годы монголы заготовляют зерно пудами. Мелкие зёрна цульхира по питательности не уступают хлебным злакам.

Монголы едят семена цульхира поджаренными или толкут их в ступе, получая таким образом муку, которую подмешивают к еде и заправляют жиром. Из этой муки приготовляют также болтушку, вкусную и сытную.

Для аратов, живущих в песках Гоби, Алашаня, Ордоса, цульхир представляет дополнительный источник питания.

О цульхире хорошо писал Н. М. Пржевальский: «Вопреки поговорке: „Не посеешь — не пожнёшь“, алашанцы, в особенности в более дождливое лето, собирают в конце сентября обильную жатву на своих песках. Затем тут же на готовых токовищах, каковыми служат все оголённые места лёссовой подпочвы, обмолачивают собранный цульхир»[88].

И пустыня Гоби приносит плоды.

От Алтая до Тибета

Перенеситесь теперь, читатель, мысленно в центральноазиатскую пустыню к нашему бивуаку и проведите с нами одни сутки, — тогда вы будете иметь полное понятие о нашей походной жизни во время путешествия.

 Н. М. Пржевальский

Джунгарская пустыня

1956—1959

Как прекрасна жизнь, между прочим, и потому, что человек может путешествовать.

 И. А. Гончаров

В сентябре 1956 года я готовился к отъезду в Китайскую Народную Республику. Меня радовала перспектива поработать в пустынях Центральной Азии. Много лет я бродил по просторам советской. Средней Азии и Монгольской Народной Республики. И земли, лежащие между ними, конечно, занимали мои мысли. Что может быть интереснее путешествий в далёкий труднодоступный край? Как увлекательно пройти по следам замечательных русских путешественников! Ведь в прошлом здесь работали Н. М. Пржевальский, В. И. Роборовский, М. В. Певцов, П. К. Козлов, Г. Е. Грумм-Гржимайло, Г. Н. Потанин, В. А. Обручев. Неповторимая природа Центральной Азии привлекала пристальное внимание и западноевропейских и американских учёных.

Накануне отъезда из Москвы я получил письмо от своего старого друга Ю. С. Желубовского — геолога, с которым мы когда-то вместе работали в Монголии. С той поры прошло много лет, а он без устали продолжал исследования на советском Дальнем Востоке. Затем судьба привела его в Китай. Более четверти века Юрий Сергеевич с молотком и горным компасом изучал геологию различных районов Азии, но не угасла в нём жажда поисков и открытий.

И теперь из далёкой Сычуани пришло письмо, взволновавшее меня. Я вспомнил чудесные дни нашей совместной экспедиции в Восточную Монголию.

«Мой дорогой Э. М…— писал Юрий Сергеевич, — привет Вам из Чунцина, с берегов Янцзы. Когда смотрю на гладь полноводной реки, всегда оглядываюсь назад, вижу пройденные пути-дороги, неоглядные дали монгольских степей и наши совместные маршруты.

Теперь путешествия стали проще, а путешественник чувствует себя куда вольготнее, чем в былые времена. Я это ощущаю на себе, когда вспоминаю первые свои экспедиции.

Не знаю с чего начать: так много впечатлений! Проделав 3600 километров на автомобиле, попал в Цайдам. Учёным в прошлом столетии для этого требовались многие месяцы, если не годы. Теперь хорошая дорога проложена сюда из Ланьчжоу. Она проходит по левому берегу Хуанхэ в Синин и далее к высокогорному «Голубому озеру» — Кукунор, которое, кажется, было мечтой всех исследователей Центральной Азии.

Мы подъезжали к нему с востока. Вечерело. Солнце почти уже скрылось за горами. В алом небе только отдельные лучи освещали покрытые снегом вершины Наньшаня. Вопреки названию кукунорская вода оказалась разноцветной: восточная часть озера действительно была голубой, а западная — розовая — отражала краски угасающего дня. На склонах окружающих гор на больших высотах почти нет следов оледенения. А это вызывает удивление. В Цайдаме на таких же высотах видны великолепные цирки, висячие долины и морены. Один геолог высказал предположение, что хребет, отделяющий Кукунор от бассейна Хуанхэ, совсем молодой и возник после максимального оледенения, чем и объясняется отсутствие ледниковых форм рельефа. Помнится, и Вы предположительно писали о прошлых связях Кукунора с Хуанхэ в своей «Центральной Азии».

Этот примечательный факт объясняет многое. Он говорит о том, что в прошлом, во время ледникового периода, некоторые бессточные замкнутые бассейны Центральной Азии, откуда ныне ни одной капли воды не достигает морей, имели сток, реки уносили влагу в океан.

На озере, в его западной части, — продолжал Юрий Сергеевич, — высится небольшой остров. Его в начале XX столетия достиг на лодке геолог А. А. Чернов, сотрудник камской Экспедиции П. К. Козлова. На острове жили несколько лам-отшельников. Они могли общаться с местным населением только зимой, когда озеро покрывалось льдом. Монахи удивились, увидев человека неизвестной национальности, точно с неба свалившегося.

Помнится, путешественник кратко описал остров, покрытый скудной растительностью, которая едва обеспечивала кормом нетребовательных коз. Их молоком летом питались отшельники. Озеро изобиловало рыбой, но ламы были равнодушны к ней. И до сих пор некоторые кочевые народы Азии не употребляют в пищу рыбу, так же как и птицу. А птиц на острове видимо-невидимо. Тысячи гнездовий покрывают ступенчатые берега. Гуси, чайки, утки, бакланы охраняют свою островную родину. Пройдёт лето, и опустеет остров. Его обитатели улетят в южные края, распрощаются с холодным горным озером, чтобы с весенним теплом вновь возвратиться к своим гнёздам.

Из Кукунорской котловины перевалил через южный Кукунорский хребет. Его северный склон покрыт тонким слоем лёсса; горы, обращённые к Цайдаму, опесчанены. Видимо, этот хребет играет роль экрана, по одну сторону которого откладывается лёсс, по другую — песок. Но основная масса лёссов отлагалась в бассейне Хуанхэ.

Сколько спорят о происхождении этих загадочных пылеватых и плодородных отложений! Одни считают, что они навеяны ветрами, дующими из пустынь; другие — что лёссы принесены водными потоками в виде тонкой мути, которая постепенно отлагалась на большой площади, образовала слои в десятки метров толщиной.

В настоящее время насчитывается по крайней мере до двадцати гипотез, по-разному объясняющих образование и накопление лёссов. Их исследованием во всём мире занимаются сотни учёных: географы, геологи, палеонтологи, химики, физики, однако единства во мнениях пока нет. Насколько я успел заметить, наблюдая китайские лёссы, они разные и по-разному образовались, лёсс лёссу рознь. Но если начать писать о них, то я ничего больше не смогу рассказать о своём путешествии — не хватит ни времени, ни места.

В Цайдаме все пропитано солью. Здесь простираются громадные солончаки. Не случайно это название переводится с тибетского — солёная грязь, а с монгольского — солончак. Очень пустынно, даже куланов и джейранов мало, меньше, чем в Монгольской Гоби.

Помнится, как образно сказано о пустыне у Николая Тихонова:

Тут жизнь человечья особой породы —

У ней, как у соли — хрустят галуны —

Отсюда до бешенства — полперехода,

Отсюда до города — как до луны.

Мне кажется, что эти слова больше всего подходят для передачи моих впечатлений о Цайдаме.

Но и в Цайдам пришла жизнь. Как-то я приехал в лагерь геологов, ведущих нефтяную разведку. Представляете себе абсолютную пустыню и тёмную звёздную ночь? Вечером все население лагеря — человек 200 — собралось послушать концерт артистов, возвращавшихся из Лхасы. Артисты останавливались в маленьких тибетских посёлках, затерявшихся среди холодных горных пустынь, и уходили далеко-далеко в сторону от автомобильной дороги, чтобы донести своё искусство народу. Эти мастера сцены поразили меня и непосредственной игрой и героизмом. Они работали на высоте четырёх-пяти тысяч метров, в тибетской выси, где даже Пржевальскому было трудно охотиться. В этой группе были ещё совсем молодые девушки и пожилые актёры и актрисы, чьё сердце, увы, уже должно было чувствовать высоту. Ведь на перевале Танла воздух и в наши дни так же разрежен, как во времена Пржевальского. Мне, правда, сказали, что самая юная артистка немного плакала: страшно было угрюмых холодных гор, заснеженных долин, безлюдья и длинных ночей, когда приходится просыпаться каждые десять минут и судорожно вдыхать воздух.

Высокогорье истощает организм. В первые дни в Тибете пропадает аппетит, совсем не хочется спать. В день достаточно одной маленькой пампушки. Человек худеет, но затем здоровый организм приспосабливается и его потребности входят в норму.

Как много интересного видишь во время далёких путешествий, как удивительно хороша жизнь! Вот только отставать от неё нельзя. Будь у меня талант и терпение, написал бы книгу «По следам великих путешественников». Рассказал бы о Камчатке, Курилах, Гоби, Ордосе, Хингане и Хайнане. Но уготован мне иной удел. Все отпущенные мне чернила потрачены на груды отчётов о геологических изысканиях. А ведь я вижу, ясно представляю такую книгу и, кажется, действительно могу её написать, так переполняют меня впечатления и воспоминания. Но когда? Вот и после этой экспедиции намечается следующая. Однако это лирическое отступление отвлекло меня.

Из Цайдама я перевалил через горы Наньшаня в оазис Дунхуан, — писал Юрий Сергеевич. — Пустынные подгорные каменистые равнины. Пески, сухие русла, курганы, а вдоль дороги развалины сторожевых башен и обо. Растений почти нет. Только далёкие миражи — фыншуй (по-китайски — воздушная вода) да песчаные смерчи разнообразят пейзаж. И вдруг вдали роща деревьев — оазис Дунхуан. Близ него сотни древних пещерных храмов. Вы их, конечно, помните по описаниям Пржевальского в книге «Из Зайсана через Хами в Тибет». Эти пещеры китайцы называют «Чэнфудун», то есть «Пещеры тысячи будд». Все они созданы человеком, высечены в песчаниках и конгломератах. Буддийские отшельники жили тут в вечном молчании и молитвах. Со временем скиты разрастались. Возникали целые монастыри.

В Дунхуанских пещерах (их четыреста восемьдесят) в течение тысячелетия работало много талантливых художников. Их монументальные скульптуры и росписи на потолках поражают своим великолепием. Кто они, эти безвестные мастера, создавшие гигантский музей буддийского искусства, заложенный в V—VI веке и сохранившийся до наших дней? Прошли века, а пещерные храмы Дунхуана продолжают удивлять масштабами, композицией, изваяниями будд, красками настенных фресок, затейливыми орнаментами, игрой тьмы и света.

Из провинции Ганьсу мы направились во Внутреннюю Монголию, в пустыню Гоби — места, знакомые нам с Вами по монгольским путешествиям. Около города Эрляня китайские огородники — великие знатоки своего дела — в гобийских условиях выращивают капусту и картофель. Растёт! А рядом пасутся стада домашних животных и диких антилоп джейранов.

Подъехали к Баоту. У окраины города течёт Хуанхэ, ещё более мутная, чем в Ланьчжоу. Переправлялись через реку на пароме. На правом берегу начинаются пески Кузупчи в пустыне Ордос. Подвижные барханы перевеваются ветрами. А между ними, как ни странно, хорошо сохранились речные долины с террасами, например долина Люго. Пески наступают на неё, барханы подходят к самой бровке террасы, и, когда в реке мало воды, песок засыпает русло. Но вот пойдут дожди, потекут потоки воды, смоют и унесут в Хуанхэ пески, и вновь оформится долина, выступят на поверхности и русла, и террасы. Удивительно. В Ордосе выпадает немало осадков. Почему же здесь барханные пустыни? Они созданы самим человеком. В течение многих веков он выпасал скот, рубил кустарники на топливо, без меры уничтожал растительность. И вот теперь приходится насаждать деревья.

Посетил один из больших монгольских посёлков в Ордосе. Монголы живут в фанзах, занимаются земледелием, говорят на китайском языке. Мне показали место захоронения Чингис-хана и даже сказали, что где-то поблизости пасётся табун белых лошадей, прямых потомков коня легендарного завоевателя. Сколько раз за время путешествий по Центральной Азии я то там, то здесь встречаю могилу Чингис-хана! Все это сказки и легенды.

В Ганьсу побывал в храмах, познакомился с «перерожденцами» — живыми богами. Младшему из них едва минуло 14 лет. Они, конечно, ничем не отличались от простых смертных. В одном из храмов произошло чрезвычайное событие, смутившее верующих буддистов. «Живой бог», «перерожденец» в каком-то колене, спокойно благочестиво жил более 30 лет. Он ждал глубокой старости, чтобы вновь «возродиться» молодым в другом обличий. Но бес попутал, не помогли ни пост, ни молитвы. «Живой бог», на удивление всем, женился и народил детей. Он пасёт баранов в окрестностях монастыря, где когда-то восседал в храмах под бронзовыми изваяниями будд.

Из Чунцина отправился вверх по Янцзы. Река необозримая. По ней плыло много парусных лодок. Совсем как на изящных китайских картинках, когда одна джонка перегоняет другую. Как не похожа природа Сычуани на пустыни Ганьсу или Внутренней Монголии! Южнее Чунцина — настоящие субтропики. Густо и пышно растут бананы с их неправдоподобно большими листьями. Высокий и стройный бамбук образует такие густые заросли, что трудно войти в них. Бамбук олицетворяет стойкость. Чего только не делают из его древесины: трубы, изгороди, шкатулки, дамские сумочки, ширмы, фонари и многое другое. Пальмы дополняют пейзаж Сычуани.

Дорогой друг! Пора кончать это затянувшееся письмо. Впечатлений у меня много, о них можно писать бесконечно, но жаль утруждать Вас. Боюсь, что многое Вам уже известно, и Вы будете недовольно морщиться, разбирая мой почерк.

Приезжайте! С нетерпением буду ждать Вас в Пекине. Хочется о многом поговорить, рассказать о впечатлениях. Для Вас будут интересными и великие пустыни, и высочайшие горы Китая. Крепко жму руку. Желаю счастливого пути.

Ваш Ю. С».


1956 год. В Синьцзяне большая экспедиция Академии наук КНР приняла меня в свой коллектив.

Синьцзян-Уйгурский автономный район, или, короче, Синьцзян — самая западная часть Китайской Народной Республики. Всего 200 лет назад она вошла в состав Чжунго — Срединного государства. Название Синьцзян переводится на русский язык как «новое владение», «новая граница». Его земли простираются между Алтаем и Куньлунем и по площади равны таким крупным европейским государствам, как Испания, Франция, Англия и Италия, вместе взятым.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29