Томас Кавендиш

(1560 — 1592)

Английский буканьер. Искал богатства и славы во время каперской войны между Англией и Испанией (1585-1603). Второй английский капитан, после Дрейка, совершивший кругосветное плавание.

21 июля 1586 года из английского порта Плимут вышли три корабля. Флагман «Желание», «Удовлетворение» и «Красавчик Хью». На мостике флагмана стоял красивый, сравнительно молодой капитан Томас Кавендиш. Образованный вельможа, эсквайр, окончил колледж в Кембридже, он, как и многие в ту эпоху, был одержим манией открытий новых земель, где золото валяется под ногами.

Существовал и иной способ заполучить золото: отнять его у того, кто им владеет Тогда этим золотовладельцем была Испания. Ее корабли перевозили Добытый драгоценный металл из Южной Америки, точнее, из Перу, где его добывали, по Карибскому морю и дальше, через Атлантический океан. Только с 1521 по 1530 год было отправлено 5 тонн золота. Затем еще 25 тонн золота и 178 тонн серебра. Дальше — больше. За десять последующих лет Испания получила 47 тонн золота и более 300 тонн серебра.

Но золото любили не только испанцы. И очень скоро пиратство превратилось в весьма прибыльный промысел. Испанским талионам — огромным по тем временам кораблям — стало небезопасно плавать с драгоценным грузом. И с 1537 года испанцы ввели строгий порядок вывоза сокровищ в Европу.

Каждую весну из Испании в Новый Свет отправлялась огромная флотилия — десятки галионов с продовольствием и товарами. На подходе к Вест-Индии эскадра делилась на «серебряный флот» и «золотой». Продав товары и погрузив золото и серебро, корабли соединялись в Гаване на острове Куба, откуда отправлялись на родину. На всем пути галионы сопровождал конвой из военных фрегатов. И только при переходе из порта Кальяо (на побережье Перу в Тихом океане) в Панаму золото оставалось без охраны корабельных пушек. Об этом знал еще Фрэнсис Дрейк. Помнил об этом и Кавендиш. Недаром в его экспедиции участвовали соратники великого адмирала, проделавшие с ним на «Золотой лани» весь путь вокруг Земли.

Как и другие пираты, например тот же Дрейк, Кавендиш сочетал в себе азарт первооткрывателя и исследователя с жаждой обогащения. Собственно, это и побудило его отправиться в рискованное плавание. Готовясь к нему, он не пожалел денег (рассчитывая с лихвой возместить затраченное, продал даже свое имение), погрузил на корабли в избытке припасов и воды. Набрал команду из ста двадцати трех опытных матросов и офицеров В снаряжении экспедиции принимали участие и другие так называемые компаньоны, те, кто, вложив деньги, надеялся на большие проценты от награбленного.

Как это было и с Дрейком, сама королева Елизавета I вложила кое-какие деньги в это предприятие. Она же дала Кавендишу наказ объехать земной шар и нанести на морские карты неизвестные острова, благоприятные течения, попутные ветры и записать все это подробно в своих корабельных журналах. Перед выходом кораблей в море курьер доставил Кавендишу послание королевы с пожеланием счастливого пути.

Помимо записей в бортовом журнале, отчет о путешествии составил участник Фрэнсис Притти. Отчет этот назывался, как тогда было принято, довольно витиевато: «Восхитительное и благодатное путешествие богобоязненного мастера Томаса Кавендиша».

Итак, в море вышли три корабля под командой Томаса Кавендиша. Ему было сорок шесть, из них двадцать лет он бороздил морские просторы. Он говорил: «Я обвенчался с морем двадцати шести лет. Надеюсь, что обвенчаюсь со смертью не раньше семидесяти». (Возраста этого он не достиг — умер в 52 года.) Ветер благоприятствовал плаванию. Надо было успеть пройти экватор и при осенних ветрах проскочить «ревущие сороковые».

Благополучно миновали острова Зеленого Мыса, прошли вдоль Африканского побережья и наконец повернули в сторону Бразилии Плавание проходило без особых приключений. Пользуясь относительным спокойствием, Кавендиш, памятуя наказ королевы, составлял карту берегов, замерял глубины и скорость течений, отмечая все это в журнале. Постепенно матросы, жаждавшие настоящего дела и богатой добычи, начали роптать Кавендиш успокаивал их, обещав, что, когда пройдут Магелланов пролив, им будет чем заняться, надо, мол, еще немного потерпеть

Рождество застало корабли на подходе к проливу К этому моменту припасы были на исходе, приходилось есть протухшую солонину и пить затхлую воду.

А тут еще одна напасть обрушилась на моряков. В районе Рио-Гальегос их настиг жестокий шторм. К счастью, им удалось укрыться в тихой бухте и переждать бурю. После чего, 6 января 1587 года, Кавендиш отважно ринулся в пролив. Точной лоции у него не было, приходилось плыть почти вслепую по извилистому фарватеру. Пройти этот лабиринт не удавалось судам, ведомым лучшими кормчими. Только великий Дрейк каким-то чудом преодолел его. Испанцы владели картой фарватера, но по декрету, изданному королем, эти сведения были объявлены государственной тайной. После удачи Дрейка король Испании приказал построить в проливе форт и таким образом запереть его. На скалистый берег высадили четыреста солдат, и началось строительство. Земля была неподатливая, климат суровый. Тем не менее форт построили, возвели укрепления. И все это назвали Городом короля Филиппа. Кроме солдат, в городе остались колонисты, среди них были даже женщины.

Всего два года просуществовала эта колония в проливе. Потом кончились продукты, а вырастить что-нибудь на каменистой почве так и не удалось. Ни охоты, ни рыбы — ее в проливе не оказалось. Ни деревьев, даже развести огонь было нечем. Приходилось собирать бревна, которые шторм выбрасывал на берег, поэтому каждое полено было на вес золота.

Потом начались болезни — цинга и дизентерия. К этому прибавилась еще одна напасть — набеги индейцев. Приходилось то и дело отражать их. В первую зиму умерло больше половины населения, потом еще семьдесят человек. Осталось всего чуть больше двадцати. На родине про них забыли — в Европе шла война, создавалась Непобедимая Армада

Когда Кавендиш проходил мимо этого так называемого Города Филиппа, двадцать несчастных, забытых, голодных и почти голых (одежда давно обветшала) испанцев никакого сопротивления ему не оказали. Они отчаянно махали руками, встав на колени, умоляли взять их с собой И Кавендиш решил захватить с собой этих оборванцев Они могли пригодиться как проводники. Их рассказ потряс даже видавших виды моряков Землю эту они назвали Портом голода, таким он значится и на сегодняшних картах.

В конце февраля корабли Кавендиша вышли в Тихий океан. И тут началось нечто несусветное. Сильный шторм обрушился на моряков. Казалось, борта кораблей вот-вот разлетятся под ударами волн. Буря разбросала суда. Когда она утихла, они соединились и двинулись к берегам Чили.

Испанцы, появившиеся за пятьдесят лет до того, можно сказать, уже освоили их. Они построили города Арику, Сантьяго, Кальяо, Лиму. Склады в них ломились от товаров, а охрана была очень слабая — нападения ждать было неоткуда. По той же причине и военного флота у западного побережья Америки не было. Испанцы полагали, что Тихий океан — их собственная вотчина и незачем содержать здесь дорогостоящие корабли. То, что Дрейку удалось проникнуть туда, — чистая случайность.

У берегов Чили произошли первые стычки с испанцами. Захватили два судна, которые Кавендиш тут же сжег — ведь Англия воевала с Испанией. Затем штурмом взял город Пайту и тоже предал его огню. Еще не раз пришлось Кавендишу проявить свой жестокий нрав и безжалостно расправиться с захваченными судами и их командами. Он любил повторять: «Мертвый уже не выдаст».

Однажды, это было в начале июля у берегов Калифорнии, был захвачен очередной испанский корабль. От его капитана узнали, что в этих водах со дня надень ждут манильский галион. Однако проходили недели, а желанный приз не показывался. И только 4 ноября 1587 года, во время продолжающегося дрейфа кораблей Кавендиша у берегов Калифорнии, был замечен парус. Вскоре и все остальные увидели огромный галион — вожделенную добычу всех пиратов.

Это была «Санта Анна» — водоизмещением более 700 тонн, «самый богатый из кораблей», как говорили о нем сами испанцы.

Вот как описал эту встречу Фрэнсис Притти: «К вечеру мы догнали его и дали залп из всех наших пушек и затем выстрелили из всех мушкетов. Затем приблизились к этому кораблю — собственности короля Испании».

С первой попытки захватить галион не удалось. Тогда, продолжает Фрэнсис Притти, «мы подняли вновь паруса и еще раз выстрелили из всех пушек и мушкетов, убив и ранив многих. Но их капитан, будучи мужественным человеком, продолжал бой и не сдавался. Тогда наш генерал Кавендиш приказал трубить в трубы и этим воодушевлять наших людей, и мы еще раз выстрелили из всех пушек, пробив борта и убив многих людей».

Бой был ожесточенным и продолжался более пяти часов. В конце концов ядра тяжелых орудий кораблей Кавендиша пробили борта ниже уровня воды, и только тогда галион, «подвергаясь опасности утонуть, выбросил флаг сдачи и просил о милости, чтобы наш генерал спас их жизни и взял их товары, и потому они сдались нам», — писал тот же Фрэнсис Притти.

На галионе «Санта Анна» пираты захватили огромную добычу: более ста двадцати тысяч монет, несколько ларцов с драгоценными камнями, слитки серебра, китайские шелка, жемчуг и фарфор, благовония и другие ценности. Всех испанцев, захваченных на судне, а их было двести человек, в том числе женщины и дети, Кавендиш, как обещал капитану «Санта Анны», высадил на берег. Сам же галион был ему ни к чему — слишком громоздкий и тихоходный. Пришлось его поджечь. Несчастные испанцы на берегу наблюдали за гибелью корабля, у них не оставалось надежды на спасение. И конечно же, их не утешил приказ Кавендиша выстрелить из пушки, отдав последний салют тонущему судну.

После этого начался дележ добычи. При этом возник спор. Не всем, как оказалось, были по душе правила дележа, о которых, кстати сказать, договорились еще до отплытия из Англии. Особенно протестовали моряки с «Удовлетворения». Но, как пишет Фрэнсис Притти, генералу удалось их успокоить, увеличив их долю. Каждый получил причитавшееся ему, однако не золотом, а товарами. Одну восьмую, как полагалось по уговору, Кавендиш взял себе, причем золотом. Выделили и долю королевы, надо полагать немалую.

Цель, которую Кавендиш поставил перед собой, была достигнута. Охота за богатым манильским галионом завершилась. Все расходы на экспедицию окупились сторицей. Можно было возвращаться домой.

«Мы с радостью поставили паруса, — записал Фрэнсис Притти, — чтобы скорее достичь Англии с попутным ветром; но когда опустилась ночь, мы потеряли из виду „Удовлетворение“… Мы думали, что они обогнали нас, но никогда больше их не видели». Таким образом, из трех кораблей у Кавендиша остался один. («Красавчика Хью» он лишился раньше.) На борту «Желания» находилось к тому моменту всего сорок восемь матросов.

Идти домой Кавендиш решил дорогой, проложенной Дрейком: через Гуам, Филиппины, мимо Явы и Суматры, потом пересечь Индийский океан и, обогнув мыс Доброй Надежды, вдоль западного берега Африки вернуться в Англию.

Три месяца ушло на то, чтобы доплыть до мыса Доброй Надежды. Здесь корабль попал в страшный шторм — недаром первоначально место это называлось мыс Бурь. Но прошедшим воды едва ли не всех широт разыгравшаяся стихия была не страшна, тем более что дом был близок. Все понимали: еще немного усилий, всего каких-то два месяца — и они обретут твердую землю под ногами. Кончатся мучения — голод, жажда, — и можно будет насладиться шикарной жизнью: есть свежее мясо и настоящий хлеб, вдоволь пить не только воду, но и вино. Награбленного на всех хватит.

На подходе к Англии Кавендиш стал готовить отчет о плавании. В нем он писал: «Я прошел вдоль берегов Чили, Перу и Новой Испании, и везде я наносил большой вред. Я сжег и потопил девятнадцать кораблей, больших и малых. Все города и деревни, которые мне попадались на пути, я жег и разорял. И набрал большие богатства. Самым богатым из моей добычи был великий корабль короля, который я взял у Калифорнии, когда он шел с Филиппин. Это один из самых богатых товарами кораблей, которые когда либо плавали в этих морях…»

9 сентября 1588 года «Желание» бросил якорь в порту Плимута. На пристани Кавендишу и его спутникам устроили торжественную встречу. Столь же торжественно, но теперь уже одного Кавендиша, приветствовали в Лондоне. Здесь понимали значение его плавания и оценили не только сокровища, привезенные им, но и его географические открытия, составленные им карты, что по тем временам считалось большой ценностью.

Так закончилось третье в истории человечества кругосветное плавание. Кавендиш обогнул земной шар за два года и пятьдесят один день.

В августе 1591 года Кавендиш отправился в очередное плавание. В Южную Америку он снарядил «Лейчестер галион» и еще четыре корабля. Увы, на этот раз удача покинула Томаса. Штормы не позволили пройти пролив. Кавендиш на флагмане отделился от остальной флотилии и направился обратно в Бразилию. В этом плавании Кавендиш умер, проклиная своих людей как изменников.

Кончино Кончини

(XVI век)

Флорентиец из сенаторского рода. Известен под именем маршала д 'Анкра. Итальянский авантюрист, фаворит королевы Марии Медичи, супруги Генриха IV и матери Людовика XIII. После убийства короля был назначен первым камергером, губернатором'Амьена, маршалом Франции и фактически управлял страной. Убит по приказу Людовика XIII герцогом Витри.

Мария Медичи, выйдя замуж за Генриха IV, перевезла во Францию и свою свиту. В ней были женщина и мужчина, которым вскоре предстояло сыграть во Франции катастрофическую роль. Ее звали Леонора Дози, его — Кончино Кончини.

Она была молочной сестрой королевы; умная, честолюбивая, ловкая, Леонора пользовалась большим авторитетом у флорентийки, которая только и думала о том, как бы доставить ей удовольствие По словам одного из ее биографов, это была «маленькая, очень худая, очень смуглая, хорошо сложенная особа с резкими и правильными чертами лица». Ей было двадцать семь лет. Это потом она стала называться Галигаи, именем, под которым ее знают сегодня.

Он исполнял при королеве обязанности шталмейстера. По рассказам знавших его людей, он был «тщеславен и хвастлив, гибок и смел, хитер и честолюбив, беден и жаден». Ему было двадцать пять.

Во время путешествия из Италии во Францию Леонора влюбилась в молодого нотариуса и завлекла его в свою комнату.

Польщенный вниманием дамы, бывшей в близких отношениях с королевой, молодой человек прикинул преимущества, которые ему может создать эта связь, и легко уступил. С этого момента именно он через посредство Леоноры руководил Марией Медичи.

Вместо того чтобы отослать обратно в Италию всех этих шумных, болтливых и амбициозных «ветрогонов», прибывших во Францию с одной лишь целью поискать удачи и разрушить душевные узы флорентийки с родной страной, Генрих IV позволил многому войти в привычку И когда королева прибыла в Париж, в начале февраля 1601 года, итальянцы уже прочно сидели на своих местах. Леонора стала камеристкой королевы, "а во Франции этой должности удостаиваются только дамы из высшей знати. Так что у Кончини в руках оказалась вся свита Марии Медичи. Ставки были сделаны…

Кончино Кончини, амбициозный, хвастливый, бессовестный, льстивый с вельможами, высокомерный с теми, кто ниже его, сумел добиться множества значительных постов. К моменту смерти короля его состояние было одним из самых крупных в Париже. На улице Турнон ему принадлежал великолепный особняк, стоимость которого оценивалась в сумму около 200 000 экю. В этом особняке он закатывал поистине княжеские празднества.

Под мощной защитой королевы, которая осыпала его бесконечными милостями и отдавала почти все имевшиеся у нее деньги, он очень скоро стал для всех нестерпим. Не раз и не два дворяне, с которыми он вел себя нагло, поручали наемникам как следует отколотить его. Но это не послужило ему уроком, и он продолжал властвовать во дворце и держаться так бесцеремонно, что за его спиной не утихал ропот возмущения. Простой народ все это объяснял, шепотом, конечно, тем, что он был любовником Марии Медичи и что Леонора просто закрывала на это глаза, чтобы не лишиться безграничных благодеяний своей молочной сестры. Королева отдала ему даже несколько драгоценных камней из короны.

По столице гуляли памфлеты и непристойные песенки, в которых королеву обзывали шлюхой, а фаворита окрестили именем какой-то рыбы. Более сдержанный в этом отношении великий герцог Тосканский ограничился тем, что написал: «Чрезмерная нежность Марии к Кончини и его жене отвратительна, чтобы не сказать скандальна». Что, впрочем, означало то же самое… После смерти Генриха IV Кончини, сумевший выманить у королевы баснословную сумму в восемь миллионов экю из тех средств, которые старательно годами копил для королевства Сюлли, купил себе Анкрский маркизат в Пикардии Затем стал первым дворянином в королевском покое, суперинтендантом дома королевы, губернатором городов Перона, Руа, Мондидье и, наконец, маршалом Франции, хотя в жизни своей не держал в руках шпаги.

С этого момента фаворит начал откровенно командовать не только министрами, но и королевой. Однако теперь из-за сыпавшихся на него бесконечных нападок он стал более осторожным и никогда не выходил из дворца один, но всегда в сопровождении группы бедных дворян, которых он к себе приблизил, платя каждому по тысяче ливров в год жалованья и называя их при этом презрительно своими продажными олухами..

В управляемой Кончини стране царили развал и анархия, а это, в свою очередь, подтолкнуло знатных сеньоров королевства к мысли заполучить побольше независимости, коей они лишились в годы правления Генриха IV. Конде, вернувшийся во Францию, встал во главе этого движения.

В 1614 году они с оружием в руках потребовали созыва Генеральных Штатов. Растерявшийся Кончини, несмотря на свой титул маршала Франции, побоялся выступить против мятежников и сделал попытку их купить. Конде и его друзья оказались немалыми хитрецами и, взяв деньги, продолжали настаивать на своих требованиях.

Генеральные Штаты собрались в октябре 1614 года, но ничего не дали из-за склок между депутатами третьего сословия и высшей знати, потому регентша распорядилась прекратить дебаты. И тогда для заключительной речи с места поднялся молодой епископ из Люсона, начав с перечисления требований духовенства, он неожиданно изменил тон и принялся в чрезмерно льстивых выражениях восхвалять заслуги Марии Медичи

«В интересах государства, — заключил он, — я умоляю вас сохранить регентшу!»

Это был Арман Жан дю Плесси де Ришелье, который в числе прочих стремился к власти и страстно желал занять место Кончини.

Маршал д'Анкр давно занял должность действительного любовника Марии Медичи. Историк Мишле приписывает именно маршалу д'Анкру (т. е. Кончини) отцовство Никола, герцога Орлеанского, рожденного в 1607 году…

В 1617 году парижане позволяли себе высказываться еще откровеннее, и когда маршал д'Анкр, чей дом находился рядом с Лувром, приказал соорудить деревянный мост над оврагом, чтобы легче было добираться до дворца, народ совершенно открыто называл его «мостом любви» И трудно не согласиться с Совалем, который писал, «что каждое утро фаворит шел по мосту во дворец, чтобы засвидетельствовать свое почтение королеве, а каждую ночь он отправлялся той же дорогой, чтобы остаться там до следующего дня».

На допросах Леонора Галигаи без колебаний заявила, что ее муж «не обедал, не ужинал и не спал с нею на протяжении последних четырех лет».

Придворные, которых эта интрига страшно забавляла, не ограничивались распеванием двусмысленных куплетов за спиной у любовников Самые смелые позволяли себе довольно рискованные шуточки в присутствии Марии Медичи. Однажды, когда она попросила даму из своей свиты подать ей вуаль, граф Де Люд воскликнул: «Корабль, стоящий на якоре, не нуждается в парусе!» (Каламбур, основанный на игре слов: якорь по-французски «апсге», а парус

Кончини действительно ничего не делал, чтобы скрыть свою связь с королевой-матерью, напротив: «…если он находился в комнате Ее Величества в те часы, когда она спала или была одна, — пишет Амело де ла Уссе, — он делал вид, что завязывает шнурки, чтобы заставить поверить, будто он только что спал с нею..»

А кончилось все это тем, что весной 1617 года молодой Людовик XIII, взбешенный его наглыми манерами и чудовищными насмешками по адресу своей матери, отдал приказ Никола Витри, капитану своих гвардейцев, убить Кончини. Убийство было назначено на 17 апреля

Утром того дня, около десяти часов, фаворит королевы явился во дворец в окружении пятидесяти или шестидесяти человек, составлявших его обычную свиту.

В тот момент, когда он шел по мосту, перед ним неожиданно возник Витри, схватил его за правую руку: «Именем короля вы арестованы!» Кончини недоуменно уставился на капитана: «Меня арестовать?» — «Да, вас».

Пораженный, он отступил на шаг, чтобы выхватить свою шпагу, но не успел. Одновременно три пистолетные пули поразили его: одна угодила в лоб, другая в щеку, третья в грудь. Он рухнул прямо в грязь и был тут же затоптан людьми Витри

Друзья Кончини не сделали даже попытки вступиться за него. Они просто сразу обратились в бегство, справедливо полагая, что было бы грустно вот так умереть прекрасным апрельским утром…

Пока гвардейцы, войдя в раж, наносили удары ногами по мертвому телу Кончини, посланец явился к королю и, отвесив поклон, доложил: «Сир, дело сделано!»

Людовик XIII приказал открыть окно, вышел на балкон и, не скрывая своей радости, крикнул убийцам, все еще находившимся перед Лувром: «Большое спасибо! Большое спасибо всем! С этого часа я король!»

И кто-то снизу отозвался: «Да здравствует король1»

В то же мгновение Марии Медичи сообщили о трагическом конце ее фаворита. Она побледнела: «Кто его убил?» — «Витри, по приказу Его Величества».

Понимая, что отныне ее сын возьмет бразды правления в свои руки, она в отчаянии опустилась в кресло. Для нее все было кончено.

«Я царствовала семь лет, — сказала она. — Теперь меня ждет венец только на небе».

У нее не нашлось ни одной слезы для Кончини Страх за собственную жизнь заглушал в ней все другие чувства. Это было особенно заметно, когда Ла Плас спросил у нее, как сообщить эту новость Леоноре Галигаи. Она раздраженно отмахнулась: «У меня своих забот достаточно. Если никто не решается ей сказать об этом, то пусть ей пропоют».

Но так как собеседник позволил себе настаивать, говоря, что известие это, несомненно, причинит супруге маршала д'Анкра сильную боль, королева-мать ответила с раздражением: «У меня и без этого есть, о чем подумать И пусть со мной больше не говорят об этих людях. Сколько раз я им советовала вернуться в Италию».

Отрекшись от своего фаворита, она попросила аудиенции у короля. Людовик XIII велел ответить, что у него нет времени принять ее. Она настаивала, упрашивала. Тщетно. В конце концов она дошла в своей низости до чудовищной степени, когда попросила сказать сыну, что, «если бы она знала о его намерении, она и сама бы вручила ему Кончини со связанными руками и ногами».

На этот раз ответа вообще не последовало, зато явился Витри и запретил ей покидать свои апартаменты.

А за ее спиной уже работали каменщики, они замуровывали все двери, кроме одной, и Мария поняла, что превратилась в пленницу тут же, в самом Лувре.

Днем, пока дворцовая стража, завернув тело Кончини в старую скатерть, отправилась без лишнего шума в Сен-Жермен л'Оксерруа, чтобы похоронить его в уже вырытой могиле, прибывшие по приказу короля рабочие принялись разрушать «мост любви». Стук их топоров привлек внимание Марии Медичи, и она подошла к окну. Увидев, как уничтожается маленький мостик, служивший напоминанием о многих бурных ночах, ей вдруг стало плохо. «Каждый удар топора, — писал современник, — отзывался в ее сердце». И в первый раз после смерти фаворита она заплакала.

Убийство маршала д'Анкра, напротив, страшно обрадовало парижан.

"Где он сейчас, этот негодяй, чтобы можно было пойти и плюнуть ему в лицо? — спрашивали они с нескрываемым удовольствием.

В семь часов утра сотни две перевозбужденных и недобро глядящих людей явились в Сен-Жермен-л'Оксерруа. «Бесчинство начатось с того, что несколько человек из толпы стали плевать на могилу и тошагь ее ногами, — рассказывал г-н Кадне, брат коннетабля де Люиня. — Другие принялись раскапывать землю вокруг могильного холма прямо руками и копали до тех пор, пока не нащупали места стыка каменных плит».

Вскоре надгробный камень был поднят, и кто-то из толпы наклонился над раскрытой могилой. Он привязал веревку к ногам трупа, уперся ногами и начал тащить. Несколько священников, выбежавших из церковной ризницы, попытались вмешаться. Толпа накинулась на них так яростно, что им пришлось спасаться бегством. После исчезновения священников человек снова взялся за веревку, дернул в последний раз, и тело маршала оказалось на плитах. Толпа издала радостный вопль, и тут же шквал палочных ударов обрушился на труп, и без того изрядно изуродованный гвардейцами Витри. Бывшие в толпе женщины, истошно крича, принялись царапать мертвеца ногтями, бить по щекам, плевать в лицо. Затем его протащили до Нового Моста и там привязали за голову к нижней части опоры. Опьяненный собственной смелостью народ стал отплясывать вокруг повешенного трупа безумный танец и на ходу сочинять непотребные песни. Дьявольский хоровод длился полчаса. И вдруг какой-то молодой человек подошел к трупу, держа в руках маленький кинжал, отрезал ему нос и в качестве сувенира сунул себе в карман. Тут всех охватила настоящая лихорадка. Каждому из присутствовавших захотелось взять себе хоть что-то на память. Пальцы, уши и даже «стыдные части» исчезли в мгновение ока. Менее удачливым пришлось довольствоваться «клочком плоти», вырезанным из мягкой части ягодицы…

Когда каждый получил свой кусок, еще более возбудившаяся толпа отвязала труп и с дикими криками потащила его через весь Париж. Неистовство этих людей было так велико, что очевидцам казалось, будто все это происходит на сцене театра марионеток Гран-Гиньоль. «В толпе был человек, одетый в красное, — рассказывает Кадне, — и, видимо, пришедший в такое безумие, что погрузил руку в тело убитого и, вынув ее оттуда окровавленную, сразу поднес ко рту, обсосал кровь и даже проглотил прилипший маленький кусочек. Все это он проделал на глазах у множества добропорядочных людей, выглядывавших из окон. Другому из одичавшей толпы удалось вырвать из тела сердце, испечь его неподалеку на горящих угольях и при всех съесть его с уксусом!»

Наконец, ошметки фаворита, покрытые пылью, плевками, грязью, вновь притащили на Новый Мост и там сожгли в присутствии веселящегося люда. Через два месяца после этого, 8 июля, жена Кончини, Леонора Галигаи, ложно обвиненная в колдовстве, была сожжена на Гревской площади. Со смертью Кончини в моду надолго вошло слово «союп» (ничтожество, трус) Этой характеристики маршал удостоился за свое малодушие.

Григорий Отрепьев, Лжедмитрий I

(? -1606)

Русский царь-самозванец (1605-1606) В1601 году объявился в Польше под именем сына Ивана IV— Дмитрия. В 1604году перешел с польско-литовским отрядом границу, был поддержан частью горожан, казаков и крестьян. Став русским царем, попытался лавировать между польскими и русскими феодалами.

Убит боярами-заговорщиками во главе с Василием Шуйским.

История самозванца, принявшего имя царевича Дмитрия, принадлежит к числу самых драматических эпизодов русской истории.