- Идем, - сказал король. - От нас ждут, что мы поднимемся на палубу.
      Торопливо допив вино, он водрузил на голову шлем. Мы вместе вышли из каюты. Завидев нас, толпа на берегу загомонила громче.
      Мы стояли на палубе, прощаясь с жителями Некраналя; тем временем барабаны начали выстукивать медленный ритм для гребцов. Внезапно я увидел Иолинду: она сидела в своем экипаже, вполоборота к реке, не отрывая глаз от нашего корабля. Я помахал ей, и она ответила мне тем же.
      - Прощай, Иолинда, - прошептал я. Проходивший мимо Каторн метнул на меня циничный взгляд.
      - Прощай, Иолинда.
      Ветер утих. В безоблачном небе ярко пылало солнце, и я совсем запарился под доспехами.
      Стоя на корме раскачивающегося корабля, я продолжал махать рукой Иолинде, пока мы не миновали излучину реки. Поворот скрыл от нас гавань, но еще долго виднелись позади высокие шпили Некраналя и слышался отдаленный шум множества людских голосов.
      Мы быстро двигались вниз по течению реки Друнаа, направляясь к Нуносу, городу сверкающих башен, где ждал нас весь остальной флот.
      Глава 9
      В НУНОСЕ
      О, эти жестокие, кровавые войны...
      - На самом деле, епископ, вы просто никак не поймете, что дела человеческие делаются не словами, а поступками.
      Спорные доводы, неубедительные мотивы, цинизм под маской прагматизма.
      - Не желаешь ли отдохнуть, сын мой?
      - Как я могу отдыхать, отец, если орда язычников уже вышла к Данубе?
      - Мир...
      - Неужели они согласятся?
      - Кто знает?
      - Они не удовлетворятся Вьетнамом. Они не успокоятся, даже завладев всей Азией.., а потом и всем миром.
      - Мы не звери.
      - Мы должны ими стать. С волками жить - по-волчьи выть.
      - Однако если мы попробуем...
      - Пробовали.
      - Разве?
      - С пламенем надо бороться огнем.
      - А иного пути нет?
      - Дети...
      - Иного пути нет.
      Ружье. Меч. Бомба. Лук. Вибропистолет. Пика-огнемет. Топор. Булава.
      - Иного пути нет.
      ***
      В ту ночь на борту флагманского корабля я спал плохо. С мерным плеском погружались в воду весла, неумолчно рокотали барабаны, поскрипывали, тимберсы, ударяли в борт волны. Усталый мозг терзали галлюцинации, которые никак не хотели оставить меня в покое. Обрывки разговоров. Случайные фразы. Лица. Тысячи моментов времени. Миллионы лиц. Но ситуация неизменно повторялась: суть спора, который велся на бесчисленном множестве языков, сохранялась в неприкосновенности.
      Лишь когда я встал с койки, голова моя прояснилась. Поразмыслив, я решил выйти на палубу.
      Кто я такой? Откуда это ощущение, будто я навеки обречен скитаться из эпохи в эпоху, возрождаясь к жизни всякий раз для одного и того же? Какую шутку, какую злую шутку сыграли со мной космические силы?
      Ночной ветерок холодил лицо. Прорехи в легком облачном слое располагались столь причудливым образом, что проникавшие сквозь них лучи луны выглядели спицами некоего гигантского колеса. Казалось, Господня колесница, прорвав покров облаков, нашла опору в более плотном воздухе ниже.
      Я бросил взгляд на реку и увидел, что в воде отражаются облака; я увидел, как они разошлись, освобождая дорогу луне. Эта луна ничуть не отличалась от той, за которой я наблюдал в бытность Джоном Дейкером. Бледная и холодная, она с довольной усмешкой взирала на выходки и выкрутасы обитателей той планеты, вокруг которой обращалась. Сколько она видела катастроф, бессмысленных крестовых походов, войн, сражений и смертей?
      Облака снова сомкнулись, и воды реки потемнели, словно говоря, что мне никогда не найти ответа на мои вопросы.
      Я перевел взгляд на берег. С обеих сторон нас окружал густой лес. Темные верхушки деревьев вырисовывались на фоне чуть более светлого неба. Изредка подавали голос ночные животные. В их жалобных криках мне слышались страх и тоска одиночества. Вздохнув, я оперся на поручень и уставился на воду. Весла поднимали фонтаны серых брызг.
      Надо свыкаться с мыслью, что мне вновь предстоит бой. Вновь? Разве я сражался когда-либо прежде? Что скрывают мои размытые воспоминания? Что означают мои сны?
      Проще всего было бы предположить (как наверняка поступил бы Джон Дейкер), что я сошел с ума. Моя фантазия разгулялась. Быть может, Джон Дейкер - еще один фантом, порожденный больным сознанием?
      Мне вновь предстоит сражаться.
      Тут ничего не поделаешь. Я смирился с отведенной мне ролью и потому должен доиграть ее до конца.
      Лишь когда закатилась луна и небо на востоке посветлело, смятенные мысли отступили.
      У меня на глазах встало солнце: огромный алый диск торжественно поднялся над горизонтом, как будто пожелал узнать, откуда исходят звуки, что потревожили его покой, - рокот барабана и скрип весел в уключинах.
      - Не спится, Эрекозе? Ждешь не дождешься битвы?
      Только Каторна с его насмешками мне сейчас и не хватало.
      - Интересно, кому я мешаю, наблюдая за восходом солнца? - бросил я.
      - И за заходом луны, - прибавил Каторн. Тон, каким он произнес эти слова, заставил меня насторожиться. - Я погляжу, тебе по нраву ночная пора, Эрекозе.
      - Не спорю, - отозвался я важно. - Лишь ночью мы можем без помех предаваться размышлениям.
      - Да, ты прав. Кстати сказать, в тебе есть нечто общее с нашими врагами.
      Я резко повернулся и окинул его гневным взглядом.
      - Что ты имеешь в виду?
      - По слухам, элдрены тоже предпочитают ночь дню.
      - Значит, нам повезло, сенешаль, - проговорил я, - ведомые мною, наши воины будут крушить элдренов и при свете, и в темноте.
      - Надеюсь, что так.
      - Почему ты не доверяешь мне, Каторн? Он пожал плечами.
      - С чего ты взял? Мы же дали друг другу слово.
      - Я помню.
      - И я не забываю. Не беспокойся, в битве мы будем заодно. Подозрения подозрениями, но ты - мой командир, и я повинуюсь тебе.
      - Тогда я прошу тебя: оставь свои подковырки. С их помощью ты ничего не добьешься.
      - Ты зря так думаешь, Воитель. Никого особо не задевая, я между тем облегчаю душу.
      - Я принес обет служить человечеству, - воскликнул я. - Я буду биться за короля Ригеноса. Мое бремя, Каторн, и без того тяжело.
      - Искренне тебе сочувствую.
      Я отвернулся. Кажется, я чуть было не сморозил глупость. Подумать только, я собрался просить Каторна о снисхождении, жалуясь на бесчисленные заботы!
      - Благодарю, Каторн, - холодно проговорил я. Река сделала очередной поворот, и, мне показалось, впереди мелькнуло море. - Приятно, когда тебя понимают.
      Я хлопнул себя по щеке - на корабль опустилось облако мошкары.
      - Откуда их столько, таких кусачих?
      - На твоем месте, Воитель, я бы избавил себя от их домогательств, заметил Каторн.
      - Пожалуй, так и сделаю. Пойду в каюту.
      - Доброго утра, Эрекозе.
      - Доброго утра, Каторн.
      Он остался стоять на палубе.
      Сложись обстоятельства по-иному, подумалось мне, я бы его убил.
      Судя по всему, Каторн будет лезть из кожи вон, чтобы покончить со мной. Неужели Ригенос был прав, неужели Каторн, завидуя моей воинской славе, еще ревнует ко мне Иолинду?
      Умывшись и надев доспехи, я немного успокоился и решил не изводить себя никчемными домыслами. Услышав крик рулевого, я поднялся на палубу посмотреть, что случилось.
      ***
      Показался Нунос. Мы столпились на носу корабля, торопясь увидеть воочию прославленный в сказаниях город. От блеска башен, которые на самом деле были сверкающими, у нас заболели глаза. Город лучился светом; его окружала серебристая вуаль, испещренная сотней других цветов и оттенков, начиная от зеленого с фиолетовым и кончая розовым, лиловым, желтым и красным. Цвета перемигивались между собой в ярком свечении, которое возникало из сияния мириад самоцветов.
      А за Нуносом раскинулось море. Тихое и спокойное, оно нежилось в лучах утреннего солнца.
      Город приближался, и речные берега расходились все шире. Наш корабль вошел в устье реки. Мы старались держаться правого берега - того, на котором стоял Нунос. Среди лесистых прибрежных холмов изредка попадались деревушки. Некоторые из них являли собой очаровательное зрелище, но не шли ни в какое сравнение с великолепием Нуноса.
      Над головами послышались крики чаек. Шумно хлопая крыльями, птицы расселись на мачтах и тут же затеяли свару - наверно, из-за того, кому где сидеть.
      Барабанный бой стал реже; войдя в гавань, мы потихоньку начали табанить. Остальные корабли не пошли за нами, а бросили якорь на рейде. Они присоединятся к нам позже, когда лоцман определит им место стоянки.
      Медленно продвигаясь вперед, мы подняли над флагманом штандарты короля Ригеноса и мой собственный - серебряный меч на черном поле.
      Толпа на берегу, которую сдерживали солдаты в стеганых кожаных куртках, заволновалась и зашумела. Мы пришвартовались и бросили сходни. Едва я ступил на берег, толпа загудела, произнося нараспев одно и то же слово. Разобрав, что они поют, я почувствовал себя неловко.
      - Эрекозе! Эрекозе! Эрекозе! Эрекозе!
      Правитель Нуноса принц Бладах торжественно приветствовал нас, но слов его речи совсем не было слышно. Я поднял руку в салюте и даже пошатнулся - так оглушительно взревела толпа. Я едва удержался от того, чтобы заткнуть уши. По заполненным народом городским улицам мы отправились во дворец принца, где нам были приготовлены покои.
      Сверкающие башни поражали красотой и пышностью, особенно в сравнении с низенькими, приземистыми домиками горожан, многие из которых нельзя было назвать иначе как лачугами. Единственного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, откуда взялись деньги на отделку башен рубинами, жемчугами и изумрудами.
      Будучи в Некранале, я как-то не замечал столь явного контраста между богатством и бедностью, То ли меня пленила новизна впечатлений, то ли кварталы бедноты в столице королевства, если таковые существовали вообще, были прибраны к моему появлению в городе.
      А на улицах Нуноса мне то и дело бросались в глаза люди в лохмотьях вместо одежды. Правда, они радовались и шумели не меньше своих хорошо одетых сограждан. Быть может, они видели источник всех несчастий в элдренах.
      Принц Бладах был человеком лет сорока пяти, с желтоватым лицом, длинными обвислыми усами и бледными водянистыми глазами. Повадкой он напоминал раздражительного, привередливого хищника. Выяснилось, чему я ни в малейшей степени не удивился, что он не присоединится к нам, а останется "защищать город" - вернее сказать, свои сокровища.
      - О, сир, - проговорил он, когда нам навстречу распахнулись сверкающие ворота дворца (которые, кстати сказать, не мешало бы почистить), - мой дворец в распоряжении короля Ригеноса и господина Эрекозе. Если вам что-нибудь нужно...
      - Еды, погорячей и попроще, - перебил король, вторя моим невысказанным мыслям. - И никаких пиров. Я же предупреждал тебя, Бладах, чтобы ты не устраивал больших торжеств.
      - Я так и поступил, сир, - на лице Бладаха отразилось облегчение. Он не производил впечатление человека, которому нравится тратить деньги. - Я так и поступил.
      Поданные кушанья и в самом деле оказались простыми - и не слишком хорошо приготовленными. Принц Бладах разделил с нами трапезу вместе со своей пухленькой глуповатой женой, принцессой Ионанте, и двумя заморенного вида детьми. Я развеселился, подумав о том, в каком разительном несоответствии находится образ жизни правителя Нуноса со сверкающим великолепием городских башен.
      Чуть погодя для совета с королем и со мной прибыли военачальники, которые дожидались нас в Нуносе уже несколько недель. Среди них оказался и Каторн, который весьма толково и сжато изложил план ведения войны, разработанный нами в Некранале.
      На том совете присутствовало немало славных воинов - граф Ролдеро, дородный мужчина, чьи доспехи, наравне с моими, лишены были всяких украшений; принц Малихар и его брат, герцог Эзак, не раз обнажавшие клинки в битвах; граф Шанура из Каракоа, одной из самых отдаленных и варварских провинций. Длинные волосы Шануры были заплетены в три косицы, бледное и худое лицо вдоль и поперек исполосовали шрамы. Рот он открывал редко - обычно для того, чтобы задать какой-нибудь конкретный вопрос.
      Разнообразие одежд и лиц поначалу меня удивило. "Похоже, - подумал я с иронией, - здесь род людской разобщен вовсе не так сильно, как это было в мире, который покинул Джон Дейкер". Однако вполне возможно, что их объединило только наличие общего врага. Когда с ним покончат, всякому единению, пожалуй, придет конец. Граф Шанура, например, без особого, как мне показалось, восторга выслушивал приказы короля Ригеноса, который, скорее всего, казался варвару слишком уж мягкосердечным.
      Мне оставалось лишь надеяться, что я сумею примирить их всех между собой на пользу грядущим сражениям.
      Наконец обсуждение закончилось. Я успел перемолвиться словом с каждым из военачальников. Король Ригенос поглядел на стоявшие посреди стола бронзовые часы, циферблат которых имел шестнадцать делений.
      - Время близится, - сказал он. - У нас все готово?
      - Что касается меня, я был готов давным-давно, - проворчал граф Шанура. Я даже начал бояться, что мои корабли так и сгниют тут на приколе.
      Остальные подтвердили, что готовы будут сняться с якоря через час или около того.
      Мы с Ригеносом поблагодарили Бладаха и его семью за гостеприимство. Они как будто немало обрадовались нашему уходу.
      Мы поспешили в гавань. Я только сейчас заметил, что королевский корабль назывался "Иолинда". Раньше мне было не до названия флагмана, ибо я был поглощен мыслями о женщине, которая носила то же имя. В порту мы увидели и другие корабли из Некраналя. Моряки развлекались, торопясь напоследок урвать от жизни, что получится, а рабы грузили в трюмы продовольствие и снаряжение.
      Я еще не совсем оправился от тех странных полуснов, которые мучили меня прошлой ночью, однако во мне зрело радостное возбуждение. Конечно, до Мернадина путь неблизкий, но на меня благотворно действовала сама перемена обстановки. По крайней мере, я смогу забыть то, что меня гложет. Мне вспомнился роман "Война и мир", где Пьер, обращаясь к Андрею, говорит, что все люди по-своему стараются забыть о смерти. Кто распутничает, кто играет, кто пьянствует - а кто, как ни странно, воюет. Откровенно говоря, меня одолевали думы не о смерти, а скорее о бессмертии, о вечной жизни вечного солдата.
      Узнаю ли я когда-нибудь правду? Я не был уверен, что мне этого хочется. Я боялся правды. Я не был божеством, чтобы не моргнув глазом принять ее, какой бы она ни оказалась. Я был человеком. Мои заботы, мои амбиции и чувства были чисто человеческими. Но оставался вопрос: как мне удалось переродиться, как я стал тем, кем стал? Неужели я и в самом деле бессмертен? Неужели моей жизни нет ни начала, ни конца? И потом, как быть тогда с природой времени? Я уже не в состоянии воспринимать Время как линейную протяженность, что с успехом делал в свою бытность Джоном Дейкером. Время лишилось пространственных очертаний.
      Чтобы разобраться, мне нужна помощь философа, ученого, на худой конец, волшебника. Или само забудется? Забудется ли? Надо попытаться.
      Чайки с криками взвились в воздух, когда паруса наполнились ветром. Якоря были выбраны, швартовы отданы. Под скрип тимберсов и плеск весел "Иолинда" устремилась в открытое море.
      Глава 10
      ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ЭЛДРЕНАМИ
      Наш флот представлял собой внушительное зрелище. В него входили боевые корабли многих разновидностей. Среди них были такие, которые напомнили бы Джону Дейкеру чайные клипперы девятнадцатого столетия; другие походили на джонки, на средиземноморские шхуны с треугольными парусами или на елизаветинские каравеллы. Разделенные на эскадры по провинциям, они символизировали, как мне казалось, различия и единство человечества. Я гордился ими.
      Возбужденные, взволнованные, готовые ко всему и уверенные в победе, мы отплыли из Нуноса и взяли курс на морские ворота Мернадина - крепость Пафанааль.
      Мне хотелось побольше узнать об элдренах. Смутные воспоминания о битвах против них и почему-то ощущение душевной боли - вот все, что я смог извлечь из памяти о прошлой жизни Эрекозе. Я слышал, что главное отличие элдренов от людей состоит в том, что глаза их лишены хрусталика. Говорили, что элдрены нечеловечески красивы, нечеловечески жестоки и просто невероятно похотливы. Говорили, что они чуть выше среднего роста, что головы у них большие, лица скуластые, а глаза слегка косят. Мне приходилось верить на слово, ибо на обоих континентах изображений элдренов было днем с огнем не сыскать. Считалось, что подобные изображения приносят несчастье, особенно если на них прорисованы дурные глаза элдренов.
      Во время нашего плавания, если позволяла погода, к флагманскому кораблю то и дело подваливали шлюпки с военачальниками. Мы выработали общую стратегию и составили план действий на случай непредвиденных обстоятельств. О надобности последнего заговорил я; мысли остальных никогда не обращались в эту сторону, но военачальники быстро ухватили основную идею. К настоящему времени мы обсудили все весьма подробно. День за днем воинам на каждом из кораблей втолковывали, как себя вести, когда покажется флот элдренов, если он, конечно, покажется. Если нет, то часть наших кораблей отправится прямиком к Пафанаалю и атакует крепость. Однако мы предполагали, что элдрены все-таки попытаются перехватить нас в открытом море, и строили планы, основываясь на вероятности именно такого поворота событий.
      Мы с Каторном, как могли, избегали друг друга. В первые дни плавания не возникало словесных дуэлей вроде тех, что происходили между нами в Некранале и на реке Друнаа. Если нужно было, я его вежливо о чем-нибудь спрашивал, а он мрачно, но не менее вежливо мне отвечал, и наоборот. Король Ригенос был доволен и сказал мне, что рад тому, что мы уладили наши разногласия. На самом деле мы, разумеется, ничего не уладили. Мы просто выжидали. Я знал, что так или иначе мне придется сразиться с Каторном, что он не успокоится, пока не убьет меня или не погибнет сам.
      Я привязался к графу Ролдеро из Сталако, несмотря на то, что, едва заходила речь об элдренах, он первым и громче всех начинал требовать их крови. Джон Дейкер, пожалуй, назвал бы его реакционером, но наверняка подружился бы с ним. Это был жесткий, решительный и честный человек, который не скрывал собственных мыслей и терпимо относился к мнению других, ожидая того же и от них. Я как-то заметил, что он слишком упрощенно смотрит на мир, различая лишь черный и белый цвет. Устало улыбнувшись, он ответил:
      - Эрекозе, друг мой, повидав с мое, ты бы тоже начал видеть все в черно-белом свете. Людей надо судить не по словам, а по делам. Люди творят добро или зло, и те, кто творит зло, - плохие, а те, кто творит добро, хорошие.
      - Но ведь люди могут творить добро по случаю, хотя намерения у них были злые, и, наоборот, могут творить зло с самыми благими намерениями, - возразил я. Меня, признаться, позабавило его утверждение, будто он жил и видел больше моего.
      - Правильно, - согласился Ролдеро. - Ты сказал то же самое, только другими словами. Мне все равно, что люди говорят. Об их деяниях я сужу по последствиям. Возьми, к примеру, элдренов...
      Я рассмеялся, прерывая графа взмахом руки.
      - Не трудись рассказывать, какие они злодеи. Я уже наслышан об их хитрости, лживости и черном колдовстве.
      - Ты ошибаешься, если думаешь, что я ненавижу элдренов как таковых. По слухам, они ласковы со своими детьми, любят жен и хорошо обращаются с животными. Я вовсе не считаю их чудовищами. Однако когда речь заходит о народе элдренов, это совсем другое.
      - Каково же твое мнение о них? - спросил я.
      - Они не люди, и их интересы не совпадают с интересами людей. Чтобы обезопасить себя, они попытаются уничтожить нас. Они угрожают нам одним тем хотя бы, что вообще существуют на свете. Разумеется, верно обратное: наше существование - угроза для них. Потому-то они хотят покончить с нами. Но мы искореним их семя прежде, чем они соберутся выступить против нас. Понял?
      Прагматику, каковым я себя мнил, доводы графа казались убедительными. Им противоречила лишь одна мысль, и я высказал ее вслух:
      - Ловлю тебя на слове, граф Ролдеро. Ты говоришь, что элдрены - не люди, а сам приписываешь им побудительные мотивы, свойственные человеку.
      - Они - существа из плоти и крови, - отозвался Ролдеро. - У нас с ними много общего, потому что они, как и мы, - животные.
      - Однако ты забываешь, что животные зачастую мирно уживаются друг с другом, - сказал я. - Лев не всегда враждует с леопардом, а лошадь ничего не имеет против коровы. А уж на убийство сородичей они отваживаются лишь в крайних случаях, да и то через силу.
      - Ну и что? - нимало не убежденный, откликнулся Ролдеро. - Обладай они даром предвидения, они бы начали убивать друг друга направо и налево. Да-да, направо и налево, если б только могли посчитать, сколько их соперники съедают пищи, сколько у них детенышей и какая территория.
      Я сдался. У меня было такое чувство, что мы оба не ощущаем под ногами твердой почвы.
      Мы сидели в моей каюте, попивая вино и поглядывая в открытый иллюминатор на вечернее небо и умиротворенное море. Я подлил Ролдеро вина, подумав при этом, что запасы мои истощаются (я взял себе в привычку напиваться перед сном, чтобы ночью меня не посещали никакие азидения).
      Ролдеро залпом опорожнил свой кубок и :пашнялся.
      - Время позднее. Пора мне возвращаться к себе на корабль, а то мои люди решат, что я утонул, и устроят по такому поводу праздник. Я заметил, что вино у тебя кончается. В следующий раз захвачу с собой пару мехов. Прощай, друг Эрекозе. Ты воин что надо, вот только слишком сентиментален. И в обратном ты меня не убедишь.
      Я ухмыльнулся.
      - Доброй ночи, Ролдеро. Выпьем за мир, который установится после нашей победы! - я поднял полупустой кубок. Ролдеро фыркнул.
      - Ну да, за мир - как у коров с лошадьми. Доброй ночи, друг мой!
      Посмеиваясь, он вышел из каюты. Чувствуя, что нагрузился достаточно, я разделся и плюхнулся на койку, глуповато хихикая над последней фразой Ролдеро.
      - Как у коров с лошадьми... А ведь он прав. Кому захочется жить этакой жизнью? Да здравствует война!
      С этими словами я швырнул в открытый иллюминатор кубок из-под вина и заснул, едва успев сомкнуть глаза.
      Мне приснился сон.
      Сон про кубок, который я выкинул за борт. Мне снилось, как он покачивается на волнах, сверкая золотом и самоцветами. Мне снилось, что его подхватило течением и повлекло прочь - туда, куда никогда не заходят корабли и где кругом - вода, без конца и без края.
      ***
      Наше плавание длилось уже почти месяц. Погода в целом нам благоприятствовала, море было спокойным, а ветер - ровным.
      Считая, что нам сопутствует удача, мы веселились и радовались жизни. Один лишь Каторн оставался мрачен и ворчал, что море, мол, спокойнее всего перед штормом и что нам надо держать ухо востро.
      - Элдрены хитры, - говорил он. - Лживые бестии! Они наверняка уготовили нам ловушку, о которой мы и не подозреваем. Быть может, погода - тоже их рук дело.
      Я не выдержал и расхохотался. Каторн вспылил и ушел к себе в каюту, бросив на прощание:
      - Рано смеешься, Эрекозе! Мы еще поглядим, кто был прав!
      Следующим утром ему представилась возможность доказать свою правоту.
      Согласно картам, мы приближались к берегам Мернадина. Увеличив число дозорных и расположив флот в боевом порядке - флагманский корабль впереди, мы легли в дрейф.
      Взяв паруса на рифы и подняв весла, мы ждали. Ближе к полудню с мачты королевского корабля раздался крик:
      - Корабли на горизонте! Пять парусов! Мы с королем Ригеносом и Каторном стояли на мостике. Услышав крик дозорного, я нахмурился.
      - Пять? Всего лишь пять кораблей? Король покачал головой.
      - Быть может, это не элдрены.
      - А кто же еще? - фыркнул Каторн. - Чьи еще корабли можно встретить в здешних водах?
      Ни один из наших купцов не станет торговать с нелюдями!
      - Десять парусов! - крикнул дозорный. - Двадцать! Целый флот, флот элдренов! Они быстро приближаются!
      Мне показалось, на горизонте мелькнуло белое пятнышко. Может, я перепутал парус с гребнем волны? Да нет, вряд ли.
      - Глядите, - сказал я, - вон там.
      И показал пальцем.
      Ригенос заслонил глаза рукой от солнца.
      - Ничего не вижу. Тебе померещилось. Они не могут передвигаться так быстро.
      Каторн, который тоже всматривался вдаль, воскликнул:
      - Вон! Вижу парус! Летят как на крыльях! Клянусь чешуей бога моря, не иначе как по воле колдовства.
      Король скептически хмыкнул.
      - Их корабли легче наших, и ветер дует им в корму, - сказал он.
      Каторн не стал возражать.
      - Посмотрим, сир, - проворчал он.
      - А раньше они прибегали к колдовству? - спросил я. Я был готов поверить чему угодно. То, что случилось со мной, превосходило всякое разумение.
      - А то! - Каторн сплюнул. - Сколько раз бывало! Тьфу! Я волшбу нутром чую.
      - Расскажи хотя бы об одном случае, - попросил я его. - Вдруг окажется, что я сумею с ними справиться.
      - Они могут становиться невидимыми. Говорят, именно так они захватили Пафанааль. Они могут ходить по воде и плавать по воздуху.
      - Ты сам видел?
      - Нет, но я слышал множество историй, причем из уст людей, которые не станут лгать.
      - А они сами видели колдовство элдренов в действии?
      - Нет, но они знавали людей, которые видели.
      - Значит, колдовство элдренов - досужие сплетни, - заключил я.
      - Думай, что хочешь! - огрызнулся Каторн. - Кто ты такой, чтобы не верить мне? Чему ты обязан своим существованием, разве не колдовству? Знаешь, почему я согласился, чтобы тебя призвали? Нам нужна была сила, способная одолеть колдовскую силу элдренов. Клинок, что висит у тебя на поясе, - не колдовской ли?
      Я пожал плечами.
      - Подождем, пока они начнут колдовать. Король окликнул дозорного:
      - Сколько ты насчитал кораблей?
      - Примерно половина от нашего числа, не больше, - крикнул тот в ответ. Похоже, это весь их флот, сир.
      - Они как будто застыли на месте, - проговорил я, обращаясь к королю. Спроси у него, движутся ли они.
      - Эй, дозорный! - позвал король. - Что, элдрены легли в дрейф?
      - Да, сир. Кажется, они убирают паруса.
      - Они выжидают, - пробормотал Каторн. - Они хотят, чтобы мы начали первыми. Что ж, мы не торопимся.
      Я кивнул.
      - Действуем по плану.
      И мы принялись ждать.
      Солнце закатилось, и наступила ночь. Порой в темноте мелькало что-то белое, но невозможно было определить, что это - гребень волны или парус. Наши корабли обменивались сообщениями, которые вплавь доставляли гонцы.
      Ожидание продолжалось. Мы боялись сомкнуть глаза, гадая, нападут ли элдрены.
      Я отправился в каюту и прилег на койку, убеждая себя, что надо отдохнуть. Слышно было, как расхаживает по палубе Каторн. Ему прямо-таки не терпелось схватиться с врагом. Если бы решения принимал он, мы бы очертя голову кинулись на элдренов, наплевав на с таким тщанием разработанные планы.
      По счастью, командовал флотом я. Даже у короля Ригеноса не было власти разве что при исключительных обстоятельствах - отменять мои приказы.
      Я не мог заснуть, мельком углядел корабль элдренов, но по-прежнему не представлял, каков их флот на самом деле и какое впечатление произведут на меня их моряки.
      Я лежал и молил бога, чтобы скорее началось сражение. У них кораблей наполовину меньше нашего! Я невесело улыбнулся, улыбнулся потому, что знал: победа достанется нам.
      Когда же элдрены нападут?
      Может быть, ночью. Каторн говорил, что они любят ночь.
      Пускай будет ночь. Я готов.
      Я жаждал битвы. Я рвался в бой.
      Глава 11
      ФЛОТЫ СХОДЯТСЯ
      Миновал день, за ним - ночь, а элдрены все так же держались поодаль.
      Чего они добиваются? Чтобы мы занервничали? Или испугались? Или, подумалось мне, с самого начала решили не нападать первыми?
      На вторую ночь я заснул, но сон мой не был пьяным забытьем. У меня не осталось вина, а графу Ролдеро не представилось возможности переслать мне обещанные мехи.
      Сны были хуже некуда.
      .Мне снились охваченные войнами миры, которые уничтожали друг друга в бессмысленных сражениях.
      Мне снилась Земля, но Земля, лишенная луны. Земля, которая не вращалась, и одна половина ее была светлой, а другая - темной, и ее освещали только звезды. И там шел бой, и мне предстоял поход, который не сулил ничего кроме гибели. Какое-то имя... Кларвис? Да, что-то наподобие. Я цеплялся за эти имена, а они так и норовили ускользнуть из памяти и были, наверно, наименее важной частью снов.
      Мне снилась Земля - другая Земля, настолько древняя, что на ней начали высыхать моря. Я ехал по мрачной равнине, а в небе сияло крошечное солнце. Я думал о Времени.
      Я попытался удержать этот сон или, что оно там было, - галлюцинацию? воспоминание? Мне показалось, в нем скрыт намек на то, с чего все началось.
      Всплыло другое имя. Хронарх. Всплыло и исчезло. Сон разочаровал меня: он ничем не отличался от остальных.
      В мозгу возникла иная картина. Я стоял на городской улице рядом с большим автомобилем, держа в руке странного вида пистолет. Я смеялся, а над городом кружили самолеты и сбрасывали бомбы, которые уничтожали все вокруг. Я курил аппмановскую сигару.
      Я проснулся было, но почти сразу погрузился обратно в сон.
      Одинокий и безумный, я бродил по стальным коридорам, за стенами которых лежало космическое пространство. Земля осталась далеко позади. Стальная машина, внутри которой я был заключен, летела в глубины космоса. Я мучился. Мне не давали покоя мысли о семье. Джон Дейкер? Нет - просто Джон.
      А потом, словно для того, чтобы запутать меня еще сильнее, началось перечисление имен. Я видел их, я слышал их - по-всякому написанные, изображенные разными иероглифами, пропетые на множестве языков.
      Обек. Византия. Корнелиус. Колвин. Брэдбери. Лондон. Мелнибонэ. Хоукмун. Лайнис Лихо. Паувис. Элрик. Мэлдун. Дитрих. Арфлейн. Саймон. Кейн. Оллард. Корум. Трейвен. Район. Асквиноль. Пепин. Сьюарт. Меннелл. Тэллоу. Холлнер. Кельн...