Кроме того, за столом размещались начальник отдела рекламы тощая Милдред Брехт, Берников, начальник отдела печати и брошюр, и Сэба, директор научного парка, оба — полные мужчины с непримечательными лицами.

Хэлен сказала:

— Хотя вы все и не советовали мне этого делать, я намерена вести свою кампанию по следующим направлениям. Первое, — она стала читать с лежавшего перед ней листа, — настаивать, чтобы были предприняты дальнейшие шаги для выяснения, кто складировал те бомбы на первом уровне. Хотя мы все согласны с тем, что, возможно, за это ответствен Огненный Шут, нам следует продолжать разрабатывать разные версии на случай, если он не имел к этому отношения. Это дает нам прикрытие, а теперешняя политика сосредоточения на заранее приговоренном Огненном Шуте — нет.

— Смысл есть, — пробормотал Сэба. — Если только кто-нибудь не обнаружит, что вы лично верите в невиновность Огненного Шута.

— Второе, — Хэлен не обратила на него внимания, — что на изучение возможности межзвездных перелетов надо тратить больше средств — впереди у нас становится все меньше приключений.

— Хороший пункт, — кивнула Милдред Брехт.

— Это вписывается в наш образ «впередсмотрящих», — Карри тоже кивнул.

— Третье — налоговые льготы поселенцам Марса и Ганимеда. Это послужит стимулом колонистам. Четвертое — регулируемые цены на продукцию морских ферм. Пятое — принять меры к тому, чтобы перенести определенные космопорты, занимающие сейчас участки морского дна, пригодные для сельского хозяйства…

В длинном списке содержалось еще много менее значимых реформ. Возникло несколько коротких споров о точных определениях, необходимых для публичного изложения ее предполагаемой политики. Затем — о способах ее подачи.

Кое-какие предложения возникли у Милдред Брехт:

— Полагаю, что мы могли бы остановиться на старомодных рекламных листках с изложением основных контуров нашей политики. Распространять их по всей Земле, в каждый дом. В целях дополнительной рекламы — большие говорящие плакаты. Газетные развороты для Земли и колоний…

Она обрисовала еще несколько способов привлечения внимания общества.

Джордан Кэлпис, смуглый темноволосый мужчина с выдающимися лицевыми костями и бледно-голубыми глазами, прервал Милдред Брехт:

— Думаю, в целом мы уже согласны с основными пунктами политики мисс Картис, так же как и со способами их подачи. В общем, у нас есть звуковой образ и кое-какой симпатичный, ясный, рекламный материал. Единственный предмет, вызывающий беспокойство — это Огненный Шут. Смею еще раз предположить, что его надо опустить, не заострять на нем внимания. Мы уже и так потеряли скорость, когда общественное мнение от поддержки Огненного Шута качнулось к его осуждению. Таких потерь мы больше не можем себе позволить.

— Нет, — твердо сказала Хэлен. — Я собираюсь сделать ситуацию вокруг Огненного Шута одним из основных моментов моей предвыборной платформы. Я уверена, что скоро мы обнаружим свидетельства его невиновности. Если это случится, то докажем мою правоту. Пауйс окажется кликушей, вера в меня у публики будет восстановлена.

— Это слишком большой риск! — настаивал Кэлпис.

— Теперь нам приходится рисковать, — сказала Хэлен. — Иначе нам не победить.

— Ну что ж… — Кэлпис вздохнул и погрузился в молчание.

— Когда ожидается первое публичное выступление? — спросил Алан.

— Завтра, — Хэлен в волнении перебирала лежавшие перед ней бумаги. — В ратуше; должно вызвать большой интерес.

Огромная ратуша была битком набита. Заняли все сидячие места, а под стоячие использовался каждый дюйм свободного пространства. На одном широченном возвышении сидели Алан, Хэлен, Уоллес и Карри, а на них с трех сторон таращились ряды глаз. За четверкой, сидевшей на возвышении, на большом экране сменялись картинки: Хэлен говорит с людьми, Хэлен с родителями, Хэлен ходит по больницам, домам престарелых, сиротским приютам. Видеоряд сопровождал комментарий, пылко превозносивший ее добродетели. Когда он завершился, Алан поднялся и обратился к собравшимся:

— Граждане Солнечной системы, соотечественники. Всего через несколько недель вы будете голосовать за того человека, которого пожелаете видеть президентом. Чего вы станете искать в своем президенте? Разума, сердечности, способности к развитию. Это — основополагающие, необходимые свойства. Но вы захотите большего — вы захотите того, кто повел бы народ Солнечной системы к большей свободе, большему процветанию — и более смелой жизни. Именно такая женщина — Хэлен Картис…

Непривычный к такого рода речам, Алан обнаружил, что наслаждается собой. В конце концов, решил он, в нем течет достаточно пауйсовской крови. Он продолжал в том же духе в течение четверти часа, а потом представил собравшимся Хэлен. Аплодисменты оказались не столь велики, как могли бы, но вполне удовлетворительны.

Умение Хэлен держать себя перед публикой заслуживало всяческих похвал. Готовая ко всему и в то же время уверенная, она сочетала в себе женственность и твердость, говоря спокойно и предельно убежденно.

Она обрисовала черты своей политики. На этом этапе она совершенно не касалась Огненного Шута, сосредоточив свой наступательный порыв на бесплодности солрефов и их кандидате в президенты Саймоне Пауйсе. Она не обращала внимания на выкрики и говорила остроумно и горячо.

Когда она закончила, ей аплодировали. Алан Пауйс встал и поднял руки, прося тишины.

— Теперь, когда вы услышали о четкой, долгосрочной политике мисс Картис, — сказал он, — есть ли вопросы, которые вы бы хотели ей задать?

По залу были разбросаны особые места, куда мог подойти желающий и его голос разносился по всему залу. Каждое такое место отмечал крупный красный маячок. Маячки замигали повсюду. Алан выбрал ближайший.

— Номер семь, — сказал он, произнеся номер маячка.

— Я хотела бы спросить мисс Картис, как она намеревается выработать регулируемую цену на продукцию морских хозяйств, — сказала стоявшая у седьмого маяка женщина.

Хэлен вернулась к центру возвышения.

— Мы определим цену, исходя из стоимости продукции, справедливой прибыли и так далее.

— В результате цены снизятся, не так ли? — спросила женщина.

— Разумеется.

Красный огонек погас. Алан назвал следующий номер.

— Какие шаги собирается предпринять мисс Картис в отношении существующего запрета на табачное производство?

— Никаких, — твердо сказала Хэлен. — Есть две причины сохранения запрета. Первая — то, что никотин вреден здоровью. Вторая — в том, что земли, использовавшиеся ранее для выращивания табака, ныне заняты под производство зерновых и другой сельскохозяйственной продукции. С другой стороны, марихуана в гораздо меньшей степени вызывает привыкание, курильщики ее немногочисленны и затраты земли на ее производство относительно малы.

Последовало еще несколько вопросов на сходные темы, слышались отдельные выкрики, а потом Алан опять объявил:

— Номер семь-девять.

— Мисс Картис ревностно поддерживала Огненного Шута до того, как выяснилось, что он — преступник. Сейчас бытуют опасения, что он собирается подвергнуть Землю бомбардировке из космоса или же взорвать уже подготовленные бомбы. Что она собирается по этому поводу предпринять?

Хэлен взглянула на Алана. Он ободряюще улыбнулся ей.

— Мы не уверены, что Огненный Шут виновен в приписываемых ему преступлениях, — сказала она.

— Да виновен он! — крикнул кто-то. С ним согласилась еще сотня голосов.

— Мы не можем заочно выносить ему приговор, — твердо продолжала она. — У нас нет свидетельств заговора с целью нападения на планету или ее уничтожения.

— А что вы станете делать, если он действительно виновен, — крикнул задавший вопрос, — сидеть и ждать?

Хэлен пришлось кричать, чтобы ее услышали в поднятом толпой шуме.

— Думаю, что Огненного Шута оболгали беспринципные люди, желавшие страха войны, — настаивала она. — Я полагаю, что мы должны отрабатывать другие версии. Разумеется, схватить Огненного Шута, предать его суду, если нужно. Но тем временем надо учитывать и другие возможности того, как эти бомбы могли попасть на первый уровень!

— Мои родители погибли на одиннадцатом! — Это кричал кто-то от другого маячка. — Я не хочу, чтоб такое случилось с моими детьми!

— Так и случится, если мы не взглянем на положение здраво, — влепила в ответ Хэлен.

— Любовница Огненного Шута! — взвизгнул кто-то. Клич подхватили в других концах зала.

— Какое безумие, Алан. — Она взглянула на него, словно ища совета. — Я не ждала такой истерии.

— Дави дальше, — сказал он. — Это все, что тебе остается. Отвечай им!

— Пауйс — это президент! Пауйс — это президент! — неслось со всех концов зала.

— Пауйс — это сумасшествие! — закричала она. — Сумасшествие, охватившее сегодня некоторых из вас. Слепой страх никуда вас не заведет. Я предлагаю здравомыслие!

— На безумие больше похоже!

— Если бы вы слушали меня, как разумные взрослые люди, а не кричали и вопили, я бы рассказала, что имею в виду, — Хэлен стояла, скрестив руки на груди, ожидая, когда стихнет шум.

Алан подошел к ней и встал рядом.

— Дайте ей возможность! — взревел он. — Дайте мисс Картис возможность!

Когда наконец шум приутих, Хэлен продолжила:

— Я видела Огненного Шута после этого всесожжения. Он сказал мне, что с его машинами возились полицейские, и это вызвало пожар. Он там ни при чем!

— Значит, врал!

— Успокойтесь! — умоляла Хэлен. — Выслушайте меня!

— Мы слишком долго прислушивались к вранью Огненного Шута. Зачем слушать еще и твое?

— Огненный Шут не лгал вам. Вы находили в том, что он говорил, тот смысл, который сами хотели найти. Теперь вы так же поступаете со мной! Огненный Шут невиновен!

Алан зашептал:

— Не заходи так далеко, Хэлен. Ты сказала достаточно.

Она, должно быть, поняла, что совершила промах. Ее занесло в пылу полемики, она признала, что считает Огненного Шута невиновным. Алан мог представить, что завтра станут говорить по лазервидению и напишут в газетах.

— Есть ли еще вопросы? — призвал он. Но его голос утонул в рассерженном реве толпы.

— Не совсем удачный вечер, — сказал он, отвозя ее домой. Им пришлось ждать несколько часов, пока рассеется толпа.

Она подавленно молчала.

— Как будем двигать кампанию дальше? — спросил он.

— Дальше? А стоит ли, Алан? Я ничего не добиваюсь. Никогда не видала такой дикой истерии. Я думала, мы избавились от такого век назад.

— Требуется больше ста лет, чтобы научить людей прислушиваться к голосу разума, когда кто-то твердит им, что огонь их жизни могут затушить в одно мгновение.

— Согласна. Но что же нам делать? Я не ожидала столь сильного противодействия. Я не собиралась говорить, что Огненный Шут невиновен. Я знала, что это слишком, что они не примут прямо противоположное тому, во что они сейчас верят. Но я так разозлилась…

— Просто неудачно вышло, — сказал он утешающе, хотя внутренне досадовал, что в последнюю минуту она потеряла власть над собой. — К тому же время еще есть. Возможно, к концу кампании на нашей стороне окажется больше народу.

— Если только они станут обращать на нас внимание, — устало сказала Хэлен, когда они входили в ее квартиру.

— Думаю, такого не случится. В наших взглядах почти нет ничего спорного!

На следующий день в партийной штаб-квартире РЛД побывала одна делегация.

Двое мужчин и двое женщин. Оба мужчины — худощавые, среднего роста. Один из них, вошедший первым и оказавшийся лицом к лицу с Аланом, которому поручили их встретить, имел песочного цвета волосы, выпирающее адамово яблоко и нервный тик. Второй оставлял менее яркое впечатление каштановыми волосами и исступленно горящими глазами на мягком лице. Женщины могли бы показаться хорошенькими, если бы оделись опрятнее, моднее и больше внимания уделили прическам и макияжу. Синие чулки, одним словом.

Женщина ростом повыше держала аккуратный транспарант: ГРЯДЕТ КОНЕЦ СВЕТА. НОВЫЕ АДВЕНТИСТЫ ГОВОРЯТ «НЕТ» ЛОЖНЫМ БОГАМ. ОСТАНОВИТЬ ОГНЕННОГО ШУТА.

Алану были знакомы их взгляды. По многочисленным передачам лазервидения знал он и их предводителя.

— Доброе утро, старейшина Смод, — весело сказал он. — Чем можем служить?

— Мы пришли выразить вам осуждение Новых Адвентистов, — сказал старейшина Смод высокопарно.

Новые Адвентисты являлись самым сильным, единственным, пользующимся определенным влиянием, религиозным течением из ныне существовавших; их ряды так явно изобиловали помешанными и благочестивыми параноиками, что общественность и политики одинаково не обращали на них внимания, которого иначе заслуживало бы такое распространенное движение в условиях демократии. Тем не менее надоедать они могли. И самым надоедливым был старейшина Смод, первый помощник выжившего из ума Верховного старейшины Бевиса, которому часто случалось заснуть во время собственных речей.

— А почему вы решили меня осудить? — поднял брови Алан.

— Мы пришли осудить Радикально-Либеральное Движение за его возмутительную поддержку этого порождения сатаны, Огненного Шута! — сказала одна из синих чулков на удивление ясным и музыкальным голосом.

— Но какое отношение к Новым Адвентистам имеет Огненный Шут? — удивленно спросил Алан.

— Молодой человек, мы противостоим сподвижникам Сатаны.

— Не сомневаюсь. Но я по-прежнему не вижу связи…

— Сатана желает уничтожить мир огнем, покуда Господь милостивый не дождался своего часа. Мы не можем такого терпеть!

Теперь Алан вспомнил, как первоначально существовавшая в двадцатом веке секта объявила, что они — единственные, кто будет спасен, когда мир уничтожит огонь. Немного осторожничали с датой, но, подстрекаемые слегка разочарованными приверженцами, в конце концов определили точный срок конца света — двухтысячный год, утверждая, что в третьем тысячелетии останутся жить только верующие. Как ни печально, к началу третьего тысячелетия верующих осталось меньше, чем прежде, поскольку многие не вполне согласились с говорившимся им старейшинами движения по поводу того, что ранее Библию истолковывали неверно касательно даты рождения Христа (1 января двухтысячного года состоялось быстрое и ловкое жонглирование христианским, иудейским и мусульманским календарями). Но, несмотря на такую дискредитацию, секта вновь выросла с изобретением несколько иного объяснения, а именно, что мир не погибнет в результате всесожжения, но начнет — и уже начал — погибать с двухтысячного года, а уж на этот процесс отводился практически бесконечный промежуток времени. Однако появление страха перед Огненным Шутом и разговоров о возможном уничтожении, очевидно, снова расстроило их планы!

— Но зачем конкретно вы к нам пришли? — задал вопрос Алан.

— Просить вас примкнуть к праведным, противостоящим Огненному Шуту. Мы были поражены, увидев, что есть еще на Земле грешники, верящие в его невиновность! И вот мы пришли — наставить вас на Путь Истинный.

— Спасибо, — сказал Алан, — но все, что я могу сказать — а я не могу говорить за РЛД в целом — это что Огненный Шут не похож на того, кто уничтожает мир огнем. Спорить не о чем.

Старейшина Смод, видимо, впал в некоторое замешательство. Очевидно, он считал Огненного Шута своего рода самозваным разрушителем мира, тогда как секта Новых Адвентистов некоторое время монопольно владела этой идеей.

Алан решил подшутить над ним и кротко сказал:

— Огненный Шут мог быть и на вашей стороне, разве нет?

— Нет! Он — отродье Сатаны. Сатана, — сказал Смод с угрюмым удовлетворением, — явился нам в образе Огненного Шута.

— Сатана? А ведь Огненный Шут пророчил миру гибель от огня, если только, говоря вашими словами, мир не повернется спиной к Маммоне. Невозможно ведь поклоняться обоим…

— Дьявольская уловка. Огненный Шут — ответ Сатаны на Слово Истины — наше слово!

Ничего хорошего. Алану не удавалось воспринять его логику — если таковая имелась. Он вынужден был признать поражение.

— А если мы не прекратим нашей поддержки Огненного Шута? — спросил он.

— Тогда вас уничтожит огонь небесный!

— Мы не можем победить, так? — сказал Алан.

— Вы такой же, как вам подобные, — усмехнулся старейшина Смод. — Они тоже не обращают на нас внимания.

— Кого вы имеете в виду?

— Притворяетесь, что не знаете! Ха! Разве вы не один из банды тех, что называют себя Тайными Сынами Огненного Шута?

— Я не знал, что есть такие. А где именно?

— Мы уже пытались убедить их отказаться от их ложного культа. Вчера делегация наших английских братьев ходила к ним, но безрезультатно.

— Так они в Англии? Где?

— В зловонных трущобах Мэйфэра, конечно, откуда они родом! — Старейшина Смод обернулся к своим последователям. — Пойдемте, мы попытались спасти их, но они в нас не нуждаются. Покинем же сии врата ада!

Они чопорно ушествовали.

Мэйфэр. Не там ли находилось прибежище Биаса? Возможно, здесь есть некая связь. Может, удастся доказать, раз и навсегда, замышлял ли гигантский поджог Огненный Шут или его подставили торговцы оружием.

Алан торопливо прошел в заднюю комнату, где Хэлен с Джорданом Кэлписом планировала свою предвыборную поездку.

— Хэлен, думаю, у меня есть нить. Я не уверен, но, если повезет, я смогу добыть доказательства того, что мы правы насчет Огненного Шута. Как я только что узнал, у него все еще есть сторонники в Лондоне. Я собираюсь туда.

— Мне отправиться с тобой?

— Нет. Тебе предстоит многое сделать, если ты собираешься приблизиться к тому, чтобы победить на этих выборах. Трудись упрямо, и не теряй самообладания по поводу Огненного Шута. Я вернусь, как только добуду какие-то определенные сведения.

— Алан, возможно, это опасно. Биас и ему подобные прилагают усилия, чтобы обеспечить свою безопасность.

— Я сделаю то же самое, не беспокойся, — сказал он. Потом обратился к Кэлпису:

— Можно тебя побеспокоить, Джордан?

Джордан тактично вышел из комнаты. Алан обнял Хэлен, глядя ей в лицо. Выглядела она наполовину испуганно, наполовину озабоченно.

— Алан…

— Да?

Она, улыбаясь, покачала головой.

— Береги себя.

— Сумею, — сказал он и поцеловал ее.