XII. ЗАСТЫВШЕЕ МЕСТО

Мэгги Уайт сердито смотрела на Штайфломайса, который, казалось, в этот момент был поглощен собой.

— Как вы думаете, что вы делаете? — сказала она тихо. — Это идет против…

— Меня это не волнует, — Штайфломайс пожал плечами. Он посмотрел горящим взглядом на Фаустафа, который никак не мог прийти в себя после шока при перемещении с З-3 на З-0. — Ну, профессор, — сказал он Фаустафу, — вас это впечатляет?

— Это меня заинтересовало, — медленно согласился Фаустаф.

Орелли захихикал и двинулся к Штайфломайсу, но тут же был остановлен направленным на него автоматом Огга. Выражение лица Огга было решительным, но он все же был расстроен. Нэнси выглядела так же.

Орелли едко произнес:

— Гордон! Убери оружие! Это был глупый жест. Вы теперь в подчинении сильной стороны, вне зависимости от того, сколько стволов вы на нас направите. Ты понял это?

Фаустаф овладел собой.

— А если мы прикажем вам вернуться на З-3? И мы можем убить вас, если вы откажетесь.

— Я не совсем уверен, что вы убьете нас, профессор, — улыбнулся Штайфломайс. — Да и в любом случае потребуется несколько часов для подготовки к перемещению. Нам тоже нужна техническая помощь. Все наши люди в соборе, — он указал в окно, туда, где торчал шпиль над вершинами крыш и деревьев. Шпиль выглядел неестественно материальным среди расплывчатого окружения. И Фаустаф понял, что это впечатление частично создавалось тем, что весь пейзаж возле шпиля выглядел необычным.

— Они также ждут нас, — продолжал Штайфломайс, — и скоро придут сюда, если мы не вернемся.

— Вы пока еще у нас, — напомнил ему Огг. — И мы, может быть, обменяем ваши жизни на безопасную доставку туда, откуда мы были взяты.

— Вы могли бы это сделать, — согласился Штайфломайс. — Но что это вам даст? Разве вы не хотели попасть на З-0? — Он взглянул на профессора. — Ведь это так, профессор Фаустаф?

Фаустаф кивнул.

— Здесь вам нужно быть осторожным, профессор, — вставил Орелли. — Я это говорю серьезно. Вам лучше быть с нами. Присоединяйтесь к нам. Согласны?

— Я предпочитаю действовать отдельно, — сухо ответил профессор.

— Это противоречит реальности. — Штайфломайс смотрел в окно с беспокойством. — Умерьте свой пыл. Потенциальный враг здесь силен. Это пока не активированная ситуация — она еще слишком слаба. Несколько ошибочных движений могут, помимо всего прочего, сделать невозможным перемещение на любую другую из симуляций.

— Симуляций чего? — спросил Фаустаф, все еще пытаясь получить конкретную информацию от Штайфломайса.

— Настоящего…

— Штайфломайс! — прервала его Мэгги Уайт. — Что вы делаете? Хозяева легко могут отозвать вас.

Штайфломайс холодно кивнул и ответил:

— Как они нас достанут? Мы наиболее извращенные агенты, которые у них были.

— Они могут отозвать вас, вы это знаете.

— Это не так просто сделать, не переговорив со мной. Они ничего не добьются от симуляций. Они пытались много раз и столько же раз проваливались. С нашими знаниями мы можем поспорить с ними: мы можем стать независимыми — жить собственной жизнью. Мы можем оставить этот мир только полуактивированным и управлять им. Ничто не остановит нас.

Мэгги Уайт бросилась к Оггу и попыталась вырвать у него автомат, но тот отступил назад. Фаустаф схватил женщину, но та уже вцепилась в оружие обеими руками. Автомат внезапно выстрелил, ибо он был поставлен на полуавтоматику. Пули угодили в окно.

— Осторожно! — пронзительно закричал Штайфломайс.

Как будто испуганная выстрелами, Мэгги Уайт выпустила оружие. Орелли двинулся к Оггу, но высокий англичанин спокойно повернул ствол автомата в его сторону, и тот остановился.

Штайфломайс посмотрел в окно.

Фаустаф глянул в том же направлении и увидел, что пули угодили в ближайший дом. Стены дома рухнули. Одна треснула и распалась, но остальные упали целыми и лежали на земле едиными кусками. Ощущение сцены сохранилось — стены и внутренний интерьер дома, который теперь открылся, были вполне материальными и реалистичными.

Штайфломайс повернулся к Мэгги:

— Ты обвиняешь меня, а сама натворила все это. — Он указал на развалины. — Мне кажется, что ты пришла чтобы попытаться убить меня.

— Я еще успею сделать это.

Штайфломайс ткнул пальцем в Фаустафа:

— Вот кого ты должна была убить. Один из нас давно должен был сделать это.

— Теперь я не уверена, — сказала она. — Он даже может быть использован хозяевами. А не ты.

— Конечно, нет, — улыбнулся Штайфломайс, опуская руку. — Ты думаешь, что твоя деятельность должна начаться здесь?

Она кивнула:

— И это тебе не на руку, не так ли?

— Это не может быть выгодно никому, — сказал Штайфломайс, прищуривая глаза. — И это было бы очень неприятно для Фаустафа и для остальных, включая тебя, Орелли.

Орелли улыбнулся. Это была улыбка самолюбования, как если бы он смотрел в собственную душу и был доволен злом, которое он там обнаружил. Он склонился над оборудованием и скрестил руки.

— То, что вы говорите, звучит очень заманчиво, Штайфломайс. — Фаустаф начал терять терпение. Он чувствовал, что должен предпринять какие-то действия, но не мог ничего придумать. — Я думаю, мы нанесем визит в собор, — сказал он резко. — Идемте.

Штайфломайс явно понимал неуверенность Фаустафа. Он не двинулся, когда Огг указал ему автоматом на дверь.

— Почему в соборе должно быть лучше, профессор Фаустаф? — спросил он. — Кроме всего прочего, там находится большинство наших людей.

— Это так, — согласился профессор. — Но мы пойдем. У меня свои мысли, Штайфломайс. Пошевеливайтесь, пожалуйста, — его тон был необычайно настойчивым. Прислушавшись к нему, Фаустаф не понял, нравится ему его собственный тон или нет. Он удивился: неужели его компромисс с самим собой зашел так далеко?

Штайфломайс пожал плечами и пошел к двери. Орелли уже открыл ее. Мэгги Уайт и Нэнси последовали за Оггом и Фаустафом, который все время ждал неожиданностей от Мэгги. Они вышли в холл, и Орелли широко раскрыл парадную дверь.

Лужайка и гравиевая дорожка выглядели почти так же, какими они оставили их на Земле-3. Однако они были какими-то туманными, неоформившимися. Фаустаф подумал, что впечатление, которое они производят, сходно с ощущением грез, близким к реальности, и только когда он пошел по дорожке к улице, то понял, что все это действительно реальность.

Эффект был полным, благодаря неподвижному воздуху и абсолютной тишине. Хотя Фаустаф ощущал гравий под ногами, он не производил при ходьбе никакого шума. Даже когда он говорил, его голос был таким далеким, что казалось — звук облетает всю планету, прежде чем попасть в уши.

— Улица ведет к собору? — спросил он Штайфломайса, указывая на дорожку за лужайкой.

Губы Штайфломайса были плотно сжаты. В его глазах сквозило выражение некоторой угрозы, когда он повернулся к Фаустафу.

Орелли казался более спокойным. Он тоже повернул голову, хотя выходил на улицу охотно.

— Она одна, профессор, — сказал он. Его голос тоже звучал будто бы издалека, хотя и был совершенно отчетлив.

Штайфломайс нервно взглянул на своего партнера.

Фаустафу даже показалось, что Штайфломайс беспокоится, не сделал ли он ошибки, связавшись с Орелли. Фаустаф знал Орелли значительно дольше, чем Штайфломайс, и ему было известно, что экс-кардинал склонен к измене, как союзник — был очень невротичен, подвержен настроению, которое вело его и тех, кто примыкал к нему, к риску без особой необходимости.

Ожидая, что что-то может случиться и ситуация изменится, Фаустаф почти приветствовал настроение Орелли.

Они вышли на улицу. Там стояли автомобили. Они были новыми. Фаустаф узнал в них последние модели с З-1.

Вокруг не было ни души. З-0 казалась незаселенной.

Ничего живого, даже деревья и кусты выглядели безжизненными.

Орелли остановился и прокричал, размахивая руками:

— Они здесь, профессор! Они должны были слышать выстрелы. Что вы теперь будете делать?

Из-за угла вышли несколько бандитов Орелли с лазерными винтовками в руках.

Фаустаф проревел им:

— Стоите! Мы захватили Штайфломайса и Орелли в качестве заложников!

Он чувствовал себя неуверенно и обернулся к Оггу, который по своему характеру был более инициативным.

Огг ничего не сказал, но широко расставил ноги и немного развернул ствол автомата. Его вид был ненормально суров.

Люди Орелли остановились.

— Что вы будете теперь делать, профессор Фаустаф? — повторил Орелли.

Фаустаф снова взглянул на Огга, но тот не стал встречаться с ним взглядом. Рядом стоял большой закрытый автомобиль. Фаустаф задумчиво посмотрел на него. Штайфломайс сказал мягко:

— Было бы неблагоразумно делать что-нибудь с автомобилем, профессор. Прошу вас, не используйте вещи, которые вы здесь обнаружите.

— Почему? — в таком же тоне спросил Фаустаф.

— Сделать так — означает сдвинуть последовательность событий, которые будут нарастать снежным комом, пока полностью не выйдут из-под контроля. Я говорю правду. Это ритуал. Каждая симуляция имеет свой ритуал до тех пор, пока не станет полностью активированной. Выстрелы из автомата пока не дали результатов, но завести автомобиль — означает, возможно, начало пробуждения.

— Я убью его, если вы подойдете ближе. — Огг говорил это людям Орелли, которые начали потихоньку приближаться. Обычно выдержанный, Огг, казалось, теперь испытывал стресс. Он, должно быть, ненавидел Орелли долгое время, как отметил Фаустаф. А возможно, он ненавидел его сейчас. Но по всему было видно, что Огг жаждет убить.

Только сам Орелли выглядел спокойным и ухмылялся Оггу. Тот же нахмурился, вспотел, руки его дрожали.

— Гордон! — сказал с отчаянием Фаустаф. — Если вы убьете его, то они начнут стрелять.

— Я это знаю! — глаза Огга сузились.

Мэгги Уайт вдруг побежала по дороге, прочь от людей Орелли. Но только Штайфломайс повернул голову и посмотрел на нее. И его лицо было внимательным.

Фаустаф решил сесть в машину. Он взялся за дверную ручку и, нажав на кнопку, открыл дверцу. Он заметил, что ключ зажигания на месте.

— Следи за ним, Гордон, — сказал он, забираясь на место водителя. — Залезай сюда, Нэнси!

Нэнси последовала за ним, садясь сзади.

— Гордон, — позвал профессор.

Фаустаф завел двигатель. Он просто не допускал мысли о том, что машина неисправна. Мотор завелся.

Фаустаф снова позвал Огга и вздохнул с облегчением, когда тот подошел к машине.

Нэнси открыла ему заднюю дверь, и Огг сел. Его автомат по-прежнему был направлен на Орелли.

Фаустаф отпустил педаль тормоза. Машина начала двигаться по дороге, сначала медленно, потом все быстрее.

Один из людей Орелли выстрелил из лазерной винтовки, но луч прошел выше. Фаустаф нажал на акселератор, слыша, как Штайфломайс приказывает людям Орелли прекратить огонь.

— Фаустаф! — закричал Штайфломайс. — Фаустаф! Вы и ваши люди пострадаете от этого. — Хотя они были уже на некотором удалении, профессор хорошо слышал его голос.

По дороге они догнали Мэгги Уайт, но не остановились.

XIII. СВАЛКА ВРЕМЕНИ

Когда Фаустаф выезжал в пригороды Лос-Анджелеса, он мог видеть, что не все так хорошо, как ему думалось. Большая часть территории была не закончена, как будто работу над “симуляцией” забросили или прервали. Дома стояли нетронутыми, на магазинах висели привычные надписи, но многое из того, мимо чего они проезжали, противоречило действительности.

В деревенском саду, например, узнавалась байира с редкой примитивной кроной. Она произрастала еще в юрский период, 18 миллионов лет назад. Квартал, в котором, как помнил Фаустаф, находился огромный кинотеатр, теперь пустовал. На его месте раскинулись индейские вигвамы, сходные с теми, которые используются индейцами Западных прерий. Но в целом не ощущалось, что это место создано в качестве музейного экспоната. Здесь стояли дома, выстроенные в стиле трехсотлетней давности, проносились совершенно новые автомобили выпуска 1908 года, отсвечивающие черной эмалью и колесами красного цвета. Витрины магазинов рекламировали женскую моду почти двухсотлетней давности.

Хотя в целом город был современным Лос-Анджелесом 1999 года на З-1, анахронизмы сразу бросались в глаза, становясь резким контрастом со всем остальным. Они усилили впечатление Фаустафа, что он спит. Он стал испытывать чувство безотчетного страха и быстрее погнал машину прочь, по направлению в Голливуд, лишь на том основании, что туда вела автострада.

Нэнси Хант вцепилась ему в руку. Сама, будучи близкой к истерике, она пыталась успокоить его:

— Не волнуйся, Фасти. Мы выберемся из всего этого. Я даже не могу поверить в реальность происходящего.

— Это достаточно реально, — возразил он, немного успокаиваясь. — По крайней мере, опасность. Она здесь неуловима, в домах, на улицах, в пейзаже, но она есть — это точно. — Он адресовал свои слова Гордону Оггу, который, закрыв глаза, прижимал к себе автомат. — Как вы себя чувствуете, Гордон?

Огг поерзал на сидении и посмотрел в упор на Фаустафа, который немного повернул к нему голову. И Фаустаф увидел в глазах Огга слезы.

— Неприятно, — с усилием сказал Огг. — Я не могу контролировать свои эмоции и мысли. Я чувствую, что этот мир не так уж нереален, как… — он замолчал, потом продолжил. — Возможно, это другая реальность. Мы нереальны для нее, мы не должны быть здесь. Даже если у нас было право попасть сюда, мы не должны были поступать так, как мы поступили. И это, если хотите знать, моя точка зрения.

Фаустаф внимательно слушал, кивая.

— Не думаете ли вы, что мы должны быть разумом, который, как вы чувствуете, нужен этому миру?

Огг заколебался. Потом сказал:

— Нет, я так не чувствую.

— Тогда я знаю, что вы имеете в виду, — продолжил Фаустаф. — Я прошел через подобное. Мы должны крепиться, Гордон; этот мир хочет изменить нашу тождественность. Вы хотите переделать свою тождественность?

— Нет.

— Вы говорите о личности? — спросила Нэнси. — У меня сейчас такое ощущение, что если я расслаблюсь, то просто-напросто не буду собой. Это почти как смерть. Вид смерти. Я чувствую, что от меня что-то может оторваться и…

Попытки осмыслить и проанализировать свои страхи им не помогли. Теперь атмосфера в машине была пронизана ужасом — страх выплыл на поверхность, и они были не в состоянии контролировать себя. Машина неслась по автостраде, везя своих испуганных пассажиров. Небо над ними, без единого облака, добавляло ощущение, что время и пространство, какими они знали их, больше не существуют. Фаустаф попытался заговорить снова, чтобы предложить им вернуться и отдать себя на милость Штайфломайсу, поскольку тот, по крайней мере, может объяснить, что случилось с ними, что они могут теперь принять его предложение объединить усилия, пока не найдут возможности возвратиться с З-0.

Слова, которые слетали с его губ, не имели смысла. Остальные, казалось, и не слушали его. Большие руки Фаустафа дрожали, сжимая руль. Он с трудом сдерживал желание направить автомобиль в какое-нибудь препятствие и разбиться с ним вместе. Он долго вел машину, а затем вдруг остановил ее с чувством полной безнадежности. Фаустаф склонился над рулем, его лицо исказилось, губы что-то невнятно бормотали, и только часть его разума искала суть здравомыслия, которая должна была помочь ему сопротивляться воздействию З-0.

Хотел ли он сопротивляться? Этот вопрос сверлил его мозг. Наконец, пытаясь ответить на него, он частично вернул себе здравый смысл. Да, он хотел, по крайней мере, но пока понимал, что надо сопротивляться. Фаустаф осмотрелся. Домов вокруг больше не было. Только несколько их виднелось позади и впереди него, но здесь шоссе проходило по пустой равнине. Место выглядело участком, который был тщательно выровнен, а затем покинут. Единственное, что бросалось в глаза, так это только куча хлама.

На первый взгляд она казалась свалкой мусора, огромным холмом разнообразного утиля. Затем Фаустаф рассмотрел, что это не старье. Все предметы выглядели новыми и целыми. Он порывисто выскочил из машины и поспешил к этой куче.

Когда профессор приблизился, он смог увидеть, что куча даже больше, чем можно было сначала предполагать. Она возвышалась почти на сто футов над ним. Он увидел крылатую греческую Победу из мрамора, аркебузы 17-го века, отсвечивающие медью, дубом и железом, большие китайские воздушные змеи, разукрашенные головами драконов. Почти на самой вершине лежал “фоккер” того типа, который использовался в первой мировой войне, его дерево и обшивка были новыми, будто он только что покинул сборочный конвейер завода. Там были колеса вагонов и что-то похожее на египетский корабль, трон, который мог принадлежать византийскому императору, большая ваза времен Виктории, бивни индийских слонов, арбалет 16-го века со стальной крестовиной, электрогенератор конца 18-го века, доспехи японского самурая на красивой вырезанной из дерева лошади и барабан из Северной Африки, бронзовая статуэтка конголезской женщины, скандинавский рунический камень и вавилонский обелиск.

Казалось, вся история была представлена предметами, выбранными наугад. Это была гора сокровищ, как будто сошедший с ума директор музея отыскал способ закрыть свой музей и вытряс его содержимое прямо на землю. Но предметы не имели вида музейных экспонатов, все выглядело абсолютно новым.

Фаустаф приблизился к этой груде и стал около нее. У ног его лежал овальный щит из дерева и кожи. По-видимому, он относился к 14-му веку, ибо был итальянской работы, богато украшенный золотой с красным росписью, его основная тема изображала мифического льва. За щитом лежали красивые часы, которые можно было датировать приблизительно 1700 годом. Они были стальные, украшены серебром и, возможно, могли быть сделаны величайшим часовым мастером того времени Томасом Томпионом.

"Немногие ремесленники могли создать такие часы”, — подумал Фаустаф. Рядом с часами он видел череп из голубого хрусталя, который мог быть датирован пятнадцатым веком и принадлежать культуре ацтеков. Фаустаф видел один такой в Британском музее. Наполовину прикрывая хрустальный череп, лежала гротескная церемониальная маска, которая как будто была привезена из Новой Гвинеи; нарисованные на ней черты выдавали дьявола.

Фаустаф был поражен богатством и красотой этих разнообразных, сваленных в кучу предметов. Все вместе это символизировало то, за что сражалась его организация, пытаясь сохранить миры субпространства.

Он нагнулся, поднял тяжелые часы Томпиона и провел пальцем по серебряному орнаменту. Ключ висел сзади на красной ленте. Он открыл стеклянную крышку спереди и вставил ключ. Ключ поворачивался легко, и Фаустаф стал заводить часы. Внутри с мерным «тик-так» закачался маятник. Фаустаф поставил стрелки на 12 часов и, осторожно держа часы, опустил их на землю. Хотя ощущение нереальности вокруг было очень сильным, но движение маятника помогло ему. Он сидел на корточках перед часами и пытался сосредоточиться, прислонившись спиной к насыпи антикварных предметов.

Он сконцентрировал все свое внимание на часах, прилагая усилия, чтобы обобщить все, что он знает о Земле-0.

Было очевидно, что З-0 — просто последняя симуляция, созданная теми, на кого сначала работали Штайфломайс, Мэгги и Р-отряды. Было также ясно, что эта симуляция не отличается от тысяч других на данном этапе. Его собственный мир З-1, должно быть, когда-то создавался таким же путем, и его история начиналась с того же места, где история З-2 остановилась. Это должно было означать, что З-1 была создана в ранние шестидесятые, незадолго до его собственного рождения, но, конечно, не до рождения его отца, который исследовал альтернативные миры в 1971 году.

Было неприятно осознавать, что его отец и многие другие люди, которых он знал и знает теперь, должны стать “активизированными” в мире, который вначале представлял собой то же, что и З-0. Неужели обитатели его собственного мира доставлялись с одной субпространственной земли на другую? Если это так, то каким образом они приспосабливались к новому окружению? Не было объяснения и тому, почему обитатели остальных миров, кроме З-1, воспринимали без вопросов перемены в их обществе и географическом положении после серии СНВ? Он часто удивлялся этому, представляя их как бы живущими в состоянии бесконечного сна и непрерывного прошлого.

Отличием на З-0 было то, что он чувствовал себя реальным, а вся планета казалась миром-сном, находящимся в состоянии застывшего времени. От всех причудливых превращений, которые происходили в других субпространственных мирах, он никогда не выносил впечатлений — только от их обитателей.

Он не мог представить себе, кто создал альтернативные Земли. Ему оставалось только надеяться, что однажды, раз и навсегда, он получит ответы на все вопросы от Мэгги Уайт или Штайфломайса. Фаустаф даже не мог понять, почему миры сначала создавались, а потом уничтожались. Научная необходимость подобной задачи была слишком софистической для него, даже если бы он никогда не изучал принципов софистики.

Создатели субпространственных миров, казалось, не могли вмешиваться непосредственно. Поэтому они создавали андроидов для Р-отряда — для разрушения своей же работы. А Штайфломайс и Мэгги Уайт появились позднее. Они были либо людьми, либо роботами значительно более совершенного вида, чем андроиды Р-отряда, и их задача не была непосредственно связана с разрушением субпространственных Земель.

Следовательно, создатели, кем бы и где бы они ни были, не могли полностью контролировать созданное ими. Обитатели миров имели значительную степень свободы, иначе он и его отец никогда не могли бы создать организацию, которая использовалась для защиты других альтернативных Земель. Короче говоря, создатели не были всемогущи, а иначе они бы действовали быстрее, посылая Штайфломайса и Мэгги Уайт. По крайней мере, это ободряло. Стало также понятно, почему Штайфломайс верил, что может ослушаться их и готов противостоять им. Так или иначе, это сопротивление могло помочь Фаустафу, потому что Мэгги Уайт оставалась верна своим хозяевам. Возможно, у нее был способ связаться с ними, и она уже предупредила их о предательстве Штайфломайса, но тот, казалось, не был встревожен такой возможностью. Могли ли эти хозяева полагаться исключительно на Мэгги Уайт и Штайфломайса? Если они обладали таким могуществом, то почему в то же время были настолько бессильны? Ответа на этот вопрос Фаустаф все еще не мог найти.

Он помнил, что хотел рассчитывать на продажность Штайфломайса. Теперь он отвергал такую возможность. Штайфломайс и Орелли — оба доказали свою неверность обязательствам: Штайфломайс — к своим хозяевам, Орелли — к нему. Но Мэгги Уайт казалась верной, и она же однажды сказала, что конечные цели Фаустафа и создателей не так уж и различались.

Значит, нужно найти Мэгги Уайт. Если он нуждается в чьей-то помощи, а было ясно, что она ему необходима, то это была ее помощь. Конечно, существовала большая вероятность того, что она теперь покинула З-0 или была схвачена Штайфломайсом. Единственное, на что он мог теперь надеяться, был шанс связаться с создателями.

Тогда, по крайней мере, он бы узнал точно, с кем сражается. Но не сообщила ли Мэгги Уайт Штайфломайсу, что он, Фаустаф, теперь более пригоден для ее хозяев, чем Штайфломайс? Фаустаф не мог помешать им, но он мог надеяться, что найдет возможность убедить их в аморальности творимого ими.

Он не знал, куда направилась Мэгги. Единственная возможность, которая у него была, — проделать весь путь в обратном направлении и постараться отыскать ее.

Все это время он смотрел на часы, но только теперь обратил внимание на положение стрелок: прошел ровно час. Он встал на ноги и поднял часы.

Осмотревшись вокруг, профессор понял, что все еще ощущает нереальность окружающего, но теперь он был менее смущен.

Он пошел назад к машине.

Подойдя к ней и залезая на место водителя, он понял, что Нэнси и Гордона Огга нет. Он оглянулся по сторонам, надеясь, что сможет увидеть их, но они ушли. Может быть, их захватили Штайфломайс и Орелли? Может, их нашла Мэгги Уайт и заставила пойти с ней? Или они попросту сбежали, обезумев от страха? Теперь появилась дополнительная причина найти Мэгги Уайт как можно скорее.

XIV. РАСПЯТИЕ В СОБОРЕ

Когда он возвращался назад по шоссе, всматриваясь в шпили собора над крышами домов, Фаустаф подумал, что неплохо было бы взять одно из ружей, которые он видел в груде вещей свалки времени. Если бы он имел хоть какое-нибудь оружие, то чувствовал бы себя увереннее.

Внезапно он затормозил, увидев несколько фигур, приближающихся к нему по самой середине автострады. Они вели себя необычно. И, казалось, не обращали никакого внимания на машину.

Когда они приблизились, Фаустаф узнал в них людей Орелли. На них были незнакомые праздничные костюмы, которые обычно носят на карнавалах. Некоторые были одеты как римские легионеры, другие, как догадался Фаустаф, — как священники, а остальные — как женщины. Они шли по шоссе, представляя собой преувеличенно торжественную процессию, и на их лицах застыли восхищение и непонятное выражение.

Фаустаф не вызывал у них страха, как и гудки его машины. Они, казалось, не слышали их. Он медленно провел машину между ними, внимательно всматриваясь в их лица. В их костюмах было что-то знакомое, но он не стал гадать, что именно, ибо у него не было времени.

Он проехал мимо них, затем мимо дома, в котором они были доставлены на З-0. Дом все еще выглядел более реально, чем окружающая его обстановка. Обогнув дом, Фаустаф увидел впереди собор, огороженный каменной стеной. Большие, окованные железом, ворота в стене были распахнуты. Фаустаф проехал прямо в них, понимая, что предосторожность здесь бесполезна. Он остановил машину у западного фасада собора, где был главный вход, охраняемый высокими башнями. Как и большинство соборов, этот, казалось, перестраивался на протяжении нескольких столетий, хотя в целом он был построен в готическом стиле, с красивыми яркими витражами и тяжелыми, окованными железом дверями. Фаустаф поднялся на несколько ступеней, чтобы подойти к дверям. Они были слегка приоткрыты, и он толкнул их, приоткрыв настолько, чтобы можно было пройти, и вошел в холл. Высокий свод раскинулся над ним, но в помещении было пусто, как и тогда, когда он в последний раз был здесь. Но только теперь тут был алтарь, на нем горели свечи. Внимание Фаустафа привлек крест в натуральную величину позади алтаря. И не только своей величиной, но и необыкновенным сходством с реальным крестом для распятия. Фаустаф медленно подошел к нему, отказываясь верить тому, что видит. Крест был из простого дерева, но хорошо обработан.

Фигура же, прибитая к нему, была живая.

Это был Орелли, раздетый, с окровавленными ранами на руках и ногах, его грудь медленно вздымалась и опадала, а голова свешивалась на бок.

Теперь Фаустаф понял, кого представляли люди Орелли, — народ на Голгофе. Это они, конечно, распяли его.

С криком ужаса Фаустаф побежал вперед, взобрался на алтарь, стараясь найти способ снять Орелли. Экс-кардинал щурился от пота, его лицо было разодрано. На голову был надет терновый венец.

Что заставило людей Орелли так поступить с ним? Это, разумеется, не было сознательным извращением христианства, не было и преднамеренным богохульством. Фаустаф знал, что разбойники Орелли достаточно религиозны, чтобы поступить так.

Нужно чем-то выдернуть гвозди.

Потом Орелли поднял голову и открыл глаза.

Фаустаф был потрясен спокойствием, которое он увидел в этих глазах. Все лицо Орелли было не просто пародией на Христа, а живым его воплощением.

Орелли мягко улыбнулся Фаустафу:

— Могу я помочь тебе, сын мой?

— Орелли? — Фаустаф больше ничего не мог произнести в этот момент. Он помолчал. — А как это случилось? — наконец спросил он.

— Это моя судьба, — ответил Орелли. — И я знал это, а они поняли, что должны так сделать. Вы видите, я должен умереть.

— Это безумие, — Фаустаф попытался вытащить один из гвоздей. — Вы не Христос… Что происходит?

— Это должно было случиться, — сказал Орелли в том же тоне. — Уходите, сын мой. Не спрашивайте об этом. Оставьте меня.

— Но ты — Орелли, грабитель, убийца и предатель. Ты… ты просто не заслуживаешь этого! Ты не вправе… — Фаустаф был атеистом, и христианство было для него просто одной из религий, но что-то в этом спектакле расстроило его. — Христос в Библии был идеей, а не человеком! — закричал он. — А ты извратил ее.