Элрик сопротивлялся, ударяя по рукам злобной твари, а страх смерти придал ему новые силы.
      Потом он услышал крик у себя за спиной и краем глаза увидел фигуру, бежавшую к нему с двумя мечами в руках. Эти мечи обрушились на когти летучей твари, и та с воплями боли обратилась против спасителя Элрика.
      Оказалось, что это Мунглам. Элрик упал на спину, наблюдая, как его маленький рыжеволосый друг сражается с монстром. Однако он понимал, что без помощи Мунглам долго не продержится.
      Элрик напрягал память в поисках подходящего заклинания, однако он был слишком слаб и даже если бы смог припомнить что-нибудь, то вызвать потустороннюю подмогу у него все равно не хватило бы сил.
      И тут его осенило. Йишана! Она не была ослаблена в такой степени, как он. Но удастся ли ей сделать это?
      Он повернулся. Воздух вокруг стонал под ударами крыльев. Мунгламу едва удавалось сдерживать напор монстра, два его меча яростно мелькали.
      — Йишана! — хриплым голосом крикнул альбинос. Она подошла к нему и положила свою руку на его руку. — Мы могли бы убежать, Элрик… может, спрятаться от этой твари.
      — Нет. Я должен помочь Мунгламу. Послушай меня… Ты понимаешь, что мы находимся в отчаянном положении? Помни об этом, повторяя за мной руну. Может быть, вместе у нас получится. Ведь в этих краях много ящериц, правда?
      — Да, много.
      — Тогда именно это ты и должна говорить… И запомни, что если у тебя не получится, то все мы погибнем от рук твоего слуги Телеба К'аарны.
 
      В полумирах, где обитали повелители всех созданий, отличных от человека, зашевелилось, услышав свое имя, некое существо. Звали это существо Хааашаастаак, и было оно чешуйчатым и холодным, оно не обладало интеллектом, свойственным богам и человеку, а лишь восприятием, которое служило ему ничуть не хуже, если не лучше. В этом измерении оно было братом таким существам, как Миирклар, повелитель кошек, Руфдрак, владыка собак, Нуруах, повелитель скота, и многим, многим другим. Это был Хааашаастаак, повелитель ящериц. На самом деле он не воспринимал слова в их истинном смысле, он лишь слышал ритмы, которые о многом говорили ему, хотя он и не знал почему. Ритмы повторялись снова и снова, но казались слишком слабыми, чтобы он уделил им внимание. Он шевелился, зевал, но не предпринимал ничего…
 
       Хааашаастаак, владыка ящериц,
       Твои дети были отцами людей,
       Хааашаастаак, владыка рептилий,
       Приди на помощь своему внуку!
 
       Хааашаастаак, отец чешуйчатых,
       Холоднокровный даритель жизни…
 
      Сцена эта была странной: Элрик и Йишана в отчаянии снова и снова распевали руну, а Мунглам сражался, постепенно теряя силы.
 
      Хааашаастаак вздрогнул, любопытство проснулось в нем. Ритмы если становились не сильнее, то звучали настойчивее. Он решил отправиться в это место, где обитали те, за кем он присматривал. Он знал, что если ответит на этот ритм, то должен будет подчиниться его источнику. Он, конечно, не осознавал, что такой образ действий был внедрен в него в далекие века, во времена творения Земли, когда Владыки Закона и Хаоса, которые были тогда обитателями одного царства и знали друг друга по именам, наблюдали за образованием всего и вся и закладывали в них логику поведения, подчиненную голосу Космического Равновесия, голосу, который с тех времен больше ни разу не зазвучал.
      Хааашаастаак неторопливо перенес себя на Землю.
      Элрик и Йишана еще продолжали распевать охрипшими голосами руну, когда неожиданно появился Хааашаастаак. Он имел наружность огромной игуаны, глаза у него были многоцветные, как многогранные бриллианты, чешуя у него была из золота, серебра и других драгоценных металлов. Вокруг него был виден неясный ореол, словно бы он прихватил с собой часть атмосферы, в которой пребывал.
      Йишана изумленно открыла рот, а Элрик глубоко вздохнул. Ребенком он изучал языки всех существ, и теперь ему предстояло вспомнить язык повелителей ящериц Хааашаастаака.
      Отчаянная ситуация обострила его память, и слова внезапно вспыхнули в его мозгу.
      — Хааашаастаак, — закричал он, указывая на бабочкообразное существо, — мокик анкких!
      Повелитель ящериц обратил глаза-бриллианты на крылатое существо и внезапно выстрелил в него огромным языком, который обхватил монстра. Монстр задрожал от страха, когда владыка ящериц начал подтаскивать его к своей громадной пасти, принялся колотить руками и ногами при виде этого разверстого отверстия. Хааашаастаак сделал несколько глотков, и творение Телеба К'аарны исчезло в чреве ящерицы. Потом он неуверенно повернул голову и через несколько мгновений исчез.
      Боль пульсировала в разодранной руке Элрика, к которому, облегченно улыбаясь, направлялся Мунглам.
      — Я следовал за вами на некотором расстоянии, как ты и просил, — сказал он. — Ведь ты подозревал Телеба К'аарну в измене. Но потом я увидел Телеба К'аарну и незаметно пошел за ним в пещеру вон в тех горах. — Он сделал движение рукой. — Но когда покойный, — Мунглам рассмеялся, трясясь всем телом, — появился из той пещеры, я решил, что лучше будет последовать за ним, потому что мне подумалось, он отправится туда, где пребываете вы.
      — Я рад, что ты оказался столь проницателен, — сказал Элрик.
      — На самом деле это твоя заслуга, — ответил Мун-глам. — Потому что если бы ты не предвидел измены Телеба К'аарны, то я бы не оказался здесь в нужный момент. — Мунглам внезапно опустился на траву, упал на спину, усмехнулся и потерял сознание.
      Элрик и сам был в полуобморочном состоянии.
      — Думаю, что пока нам можно не опасаться происков твоего чародея, Йишана, — сказал он. — Отдохнем здесь и придем в себя. Может, к тому времени твои трусливые воины вернутся, и мы пошлем их в деревню за лошадьми.
      Они вытянулись на траве, обняв друг друга, и уснули.
 
      Элрик немало удивился, проснувшись в мягкой кровати. Он открыл глаза и увидел Йишану и Мунглама — они улыбались, глядя на него.
      — И давно я здесь?
      — Больше двух дней. Когда прибыли лошади, ты не проснулся, а потому воины соорудили носилки и несли тебя до Дхакоса. Ты в моем дворце.
      Элрик осторожно шевельнул своей онемевшей, забинтованной рукой.
      — А мои вещи все еще в гостинице?
      — Возможно, если их еще не украли. А что?
      — У меня там в сумке травы, которые быстро залечат эту рану, а также придадут сил, которые мне очень нужны.
      — Пойду посмотрю, там ли твои вещи, — сказал Мунглам и вышел из комнаты.
      Йишана погладила молочного цвета волосы Элрика.
      — Я должна за многое тебя поблагодарить, Волк, — сказала она. — Ты спас мое королевство, а может, и все Молодые королевства. В моих глазах ты искупил смерть моего брата.
      — Благодарю тебя, госпожа, — насмешливо сказал Элрик.
      — Ты всегда остаешься мелнибонийцем, — рассмеялась она.
      — Всегда.
      — Странная, однако, смесь. Сострадательность и жестокость, ирония и преданность по отношению к этому твоему маленькому другу, Мунгламу. Я очень хочу узнать тебя поближе, мой господин.
      — Я не уверен, что у тебя будет такая возможность.
      Она посмотрела на него внимательным взглядом.
      — Почему?
      — Твое определение моего характера было неполным, королева Йишана. Тебе следовало бы добавить: «безразличие к миру и вместе с этим мстительность». Я исполнен желания отомстить твоему жалкому чародеишке.
      — Но он того не стоит — ты же сам об этом говорил.
      — Я, как ты это заметила, мелнибониец! Моя высокомерная кровь взывает к мести — этот выскочка должен получить свое!
      — Забудь о Телебе К'аарне. Я напущу на него своих Белых Леопардов. Даже его колдовство бессильно против таких дикарей.
      — Забыть о нем? Ну уж нет!
      — Элрик, Элрик, я дам тебе мое королевство, провозглашу тебя правителем Джаркора, если ты позволишь мне стать твоей супругой.
      Здоровой рукой он погладил ее запястье.
      — Твой взгляд на ситуацию нереалистичен, королева. Совершив такие действия, ты вызовешь восстание в королевстве. Для твоего народа я по-прежнему предатель из Имррира.
      — Уже нет. Теперь ты — спаситель Джаркора.
      — Это почему? Они не знали о грозившей им опасности, а потому не будут испытывать ко мне благодарности. Так что лучше всего мне свести счеты с твоим волшебником и продолжить путь. Город уже, наверное, полнится слухами о том, что ты положила к себе в постель убийцу своего брата. Твоя популярность в народе, наверное, упала низко как никогда, моя госпожа.
      — Мне это безразлично.
      — Тебе это перестанет быть безразлично, когда знать поднимет народ против тебя и твои же люди распнут тебя голой на центральной площади города.
      — Тебе знакомы наши обычаи.
      — Мы, мелнибонийцы, народ просвещенный, моя королева.
      — И искушенный во всех искусствах.
      — Во всех.
      И опять он почувствовал, как бешено заструилась по жилам его кровь, когда она поднялась и закрыла на щеколду дверь. В этот момент ему не нужны были его травы, за которыми отправился Мунглам.
 
      Когда он осторожно, стараясь не шуметь, вышел в ту ночь из комнаты, оказалось, что Мунглам терпеливо ждет его в прихожей. Мунглам, подмигнув, протянул ему сумку с травами. Но Элрик пребывал в мрачном настроении. Он вытащил пучки трав и выбрал те, что ему требовались.
      Лицо Мунглама, наблюдавшего, как Элрик жует и глотает эти травы, перекосила гримаса. Вдвоем они украдкой вышли из дворца.
      Вооруженный Буревестником, Элрик ехал на коне чуть позади Мунглама, который направлялся к горам за Дхакосом.
      — Насколько я знаю пантангианских чародеев, — пробормотал Элрик, — Телеб К'аарна сейчас должен пребывать в большем изнеможении, чем был я. Если повезет, то мы найдем его спящим.
      — На этот случай я буду ждать у входа в пещеру, — сказал Мунглам, которому уже приходилось быть свидетелем мстительности Элрика, и картина медленной смерти Телеба К'аарны вовсе не доставила бы ему удовольствия.
      Они доскакали быстрым галопом до гор, и Мунглам показал Элрику вход в пещеру.
      Спешившись, альбинос неслышной поступью вошел в пещеру, держа наготове меч.
      Мунглам нервно ждал первых визгов Телеба К'аарны, но ничего такого не услышал. Он ждал — рассвет известил о своем наступлении первыми лучами солнца, и тогда из пещеры появился Элрик с перекошенным от гнева лицом.
      Он со свирепым видом ухватил поводья коня и запрыгнул в седло.
      — Ты удовлетворен? — осторожно спросил Мунглам.
      — Удовлетворен? Нет! Этот пес исчез!
      — Исчез?.. Но…
      — Он оказался хитрее, чем я думал. Тут несколько пещер, и я искал его во всех. В самой дальней я обнаружил следы колдовских рун на стенах и на полу. Он перенес себя куда-то, и я не смог понять куда, хотя и расшифровал большинство рун! Может быть, он отправился в Пан-Танг.
      — А это значит, что наши поиски оказались тщетными. Давай вернемся в Дакхос и попользуемся еще немного гостеприимством Йишаны.
      — Нет! Мы отправимся в Пан-Танг.
      — Но, Элрик, собратья Телеба К'аарны по колдовскому искусству там весьма сильны. А теократ Джагрин Лерн не допускает в страну посторонних!
      — Это не имеет значения. Я должен закончить дела с Телебом К'аарной.
      — Но ведь ты не уверен, что он там.
      —  Это не имеет значения!
      И Элрик, дав шпоры коню поскакал как безумный или спасающийся от страшной опасности, а может быть, он и был безумен и в то же время спасался от опасности одновременно.
      Мунглам не последовал за ним сразу же, он некоторое время смотрел, как скачет его друг. Обычно не склонный к размышлениям, он спрашивал себя, не повлияла ли Йишана на альбиноса сильнее, чем ему, Мунгламу, того хотелось бы. Он не думал, что стремление отомстить Телебу К'аарне является основной причиной нежелания Элрика вернуться в Дхакос.
      Потом он пожал плечами и, вонзив шпоры в бока жеребца, поскакал следом за Элриком. Рассвет занимался все сильнее, а Мунглам спрашивал себя — продолжат ли они путь на Пан-Танг, когда Дхакос останется далеко позади.
      Но в голове Элрика не было никаких мыслей — им руководили только эмоции, эмоции, которые он не хотел анализировать. Его белые волосы вились за ним, его смертельно бледное красивое лицо было напряжено, его тонкие руки крепко держали поводья. И только его странные малиновые глаза отражали страдания и внутренние противоречия, не дававшие ему покоя.
      В Дхакосе в тот вечер другие глаза были полны страдания, но продолжалось это недолго. Йишана была королевой прагматичной.