Как-то вечером в городе Бакшаан, который роскошью своей затмевал все другие города северо-востока, в таверне с высокими башнями Элрик, властелин дымящихся руин Мелнибонэ, хищно улыбаясь, вел полушутливую беседу с четырьмя влиятельными торговцами, которых собирался через денек-другой ограбить. Мунглам Чужеземец, товарищ Элрика, поглядывал на высокого альбиноса и с восхищением, и с тревогой: Элрик редко шутил, и уж если он позволяет себе это с представителями славного купеческого цеха, значит, случилось что-то из ряда вон выходящее. Мунглам гордился дружбой с Элриком и спрашивал себя, к чему может привести эта встреча. Ведь Элрик, как всегда, не посвятил Мунглама в свои планы.
      — Нам нужны твои способности воина и чародея, владыка Элрик, и мы, конечно же, неплохо заплатим тебе. — Костлявый Пилармо, эксцентричный и пышно разодетый, говорил от имени всех четверых.
      — И как же вы собираетесь оплатить мои услуги? — вежливо спросил Элрик, не переставая улыбаться.
      Товарищи Пилармо подняли брови, и даже сам он не скрывал удивления. Он помахал рукой в прокуренном воздухе таверны, где, кроме их шестерых, никого не было.
      — Золотом… драгоценными камнями, — ответил Пилармо.
      — То есть цепями, — сказал Элрик. — Но нам, свободным путешественникам, не нужны цепи такого рода.
      Мунглам подался вперед из тени, где сидел. По его лицу было видно, что он совсем не одобряет заявление Элрика.
      Пилармо и другие купцы тоже были разочарованы.
      — А что же ты хочешь от нас получить?
      — Я еще подумаю об этом, — улыбнулся Элрик. — Для таких разговоров время пока не наступило. Что потребуется от меня?
      Пилармо кашлянул и переглянулся с товарищами. Те кивнули. Пилармо понизил голос и заговорил, произнося каждое слово медленно и раздельно:
      — Тебе известно, что торговая конкуренция в этом городе очень высока, владыка Элрик. Многие купцы соперничают друг с другом, чтобы привлечь как можно больше клиентов. Бакшаан — богатый город, и его население процветает.
      — Это всем известно, — сказал Элрик. Он тайком уподоблял богатых жителей Бакшаана овцам, а себя — волку, который собирается наведаться в отару. Из-за этих-то мыслей и светились весельем его малиновые глаза. Мунглам хорошо знал, каким жестоким и циничным может быть юмор Элрика.
      — В городе есть один купец, которому принадлежит больше складов и лавок, чем другим, — продолжал Пилармо. — Его караваны всегда велики и всегда хорошо охраняются, а потому он привозит в Бакшаан больше товаров, чем другие, и может продавать их по низким ценам. В первую очередь он вор, потому что своими нечестными приемами разорит всех нас. — Пилармо выглядел искренне уязвленным.
      — Ты говоришь о Никорне из Илмара? — спросил из-за спины Элрика Мунглам.
      Пилармо молча кивнул. Элрик нахмурился.
      — Этот человек сам водит свои караваны — он бросает вызов опасностям пустыни, леса и гор. Он сам всего добился в жизни.
      — Дело вовсе не в этом, — отрезал толстый Тормиел. Он был весь в кольцах и пудре, а его жирное тело сотрясалось при каждом слове.
      — Конечно. — Сладкоголосый Келос утешительно похлопал товарища по руке. — Мы все восхищаемся его смелостью. — Купцы покивали. Молчаливый Дейнстаф, последний из четверки, кашлянул и покачал косматой головой. Он положил дряблые пальцы на усыпанный драгоценностями эфес дорогого, практически бесполезного кинжала и распрямил плечи. — Но, — продолжал Келос, взглянув на Дейнстафа, — Никорн не рискует в торговле: продает товары дешево. Он нас разоряет низкими ценами.
      — Никорн у нас как заноза в теле, — без всякой нужды уточнил Пилармо.
      — И вы, господа, хотите, чтобы мы с моим другом вытащили эту занозу? — сказал Элрик.
      — Коротко говоря, да.
      Пилармо обильно потел. Казалось, улыбка альбиноса вызывает у него нешуточную тревогу. Об Элрике, о его великих и ужасных подвигах ходило множество удивительных легенд. Они искали помощи Элрика только потому, что их положение было отчаянным. Им нужен был кто-то, искушенный в искусстве колдовства, к тому же умеющий обращаться с мечом. Появление Элрика в Бакшаане сулило им спасение.
      — Мы хотим уничтожить могущество Никорна, — продолжил Пилармо. — А если это означает и уничтожение самого Никорна, что ж… — Он пожал плечами и улыбнулся едва заметной улыбкой, не спуская глаз с лица Элрика.
      — Нанять в Бакшаане обычного убийцу не так уж трудно, — заметил Элрик.
      — Это верно, — согласился Пилармо. — Но Никорн пользуется услугами чародея. И у него есть собственная армия. Чародей защищает его и его дворец силами магии. А стража, набранная из жителей пустыни, обеспечивает безопасность обычными методами на тот случай, если магия окажется бессильной. Наемные убийцы уже пытались устранить Никорна, но, к несчастью, им не повезло.
      Элрик рассмеялся.
      — Очень грустно, друзья мои. Но ведь наемные убийцы — отбросы нашего мира. Что уж их жалеть. Возможно, их души отправились на умиротворение какого-нибудь демона, который в ином случае преследовал бы более порядочных людей.
      Купцы натужно рассмеялись. Мунглам тоже ухмыльнулся, услышав это.
      Элрик налил всем вина. Это вино находилось под запретом в Бакшаане. Тому, кто выпьет его в достаточно большом количестве, грозило сумасшествие. Однако Элрик выпил уже немало, а на нем это никак не сказывалось. Воин-чародей поднес к губам очередную чашу с золотистым напитком, осушил ее — и удовлетворенно вздохнул, когда вино попало в желудок. Другие отхлебнули лишь чуть-чуть. Купцы уже сожалели, что поспешили обратиться к альбиносу: в них росла уверенность, что легенды не просто говорили правду — они еще и преуменьшали возможности этого человека со странными глазами, которого они намеревались использовать.
      Элрик плеснул себе еще желтого вина. Его руки чуть подрагивали, а сухой язык быстро облизнул губы.
      Дыхание его участилось, когда он пригубил чашу и напиток полился в его горло. Выпитого им с избытком хватило бы, чтобы превратить любого другого в слюнявого идиота. Действие же вина на Элрика было едва заметным.
      Это вино предназначалось для тех, кто хотел видеть волшебные сны, путешествуя по нереальным мирам. Элрик же пил его для того, чтобы не видеть никаких снов — хотя бы одну ночь.
      Он спросил:
      — И кто же этот могущественный чародей, господин Пилармо?
      — Его зовут Телеб К'аарна, — нервно ответил Пилармо.
      Глаза Элрика сузились.
      — Чародей с Пан-Танга?
      — Да, он с этого острова.
      Элрик поставил на стол чашу, поднялся, трогая пальцами черную сталь рунного меча по имени Буревестник.
      Он твердо сказал:
      — Я помогу вам, господа.
      Он принял решение не грабить этих купцов. В голове у него созревал новый, куда более важный план.
      «Вот, значит, где ты обосновался, Телеб К'аарна, в Бакшаане…» — медленно произнес он про себя.
 
      Телеб К'аарна хихикнул. Для чародея, в такой мере владеющего искусством колдовства, подобные звуки были почти непристойными. Смешок этот никак не отвечал и его мрачной наружности — черной бороде, высокой фигуре, алому одеянию. Не к лицу такое поведение и человеку столь острого ума.
      Телеб К'аарна снова хихикнул и перевел мечтательный взгляд на лежащую рядом женщину. Он нашептывал ей на ухо пошлые слова, а она снисходительно улыбалась, поглаживая его длинные черные волосы, — так она гладила бы собаку.
      — Ты, несмотря на всю ученость, настоящий глупец, Телеб К'аарна, — пробормотала она. Ее полуприкрытые глаза разглядывали ярко-зеленые и оранжевые гобелены за его спиной, украшавшие стену спальни. Она предавалась ленивым мыслям о том, что глупо не пользоваться выгодами, которые она получает, когда мужчины попадают под ее чары.
      — Йишана, ты стерва, — глуповато выдохнул Телеб К'аарна. — Вся ученость мира — ничто рядом с любовью. Я тебя люблю.
      Говорил он просто, искренне, совсем не понимая женщину, которая лежала рядом с ним. Он углублялся в самые черные глубины ада, но возвращался оттуда в здравом уме, и он знал тайны, от которых мозг обычного человека превратился бы в студень. Но в некоторых областях он был столь же неискушен, сколь и самый юный из его учеников. Искусство любви было одной из этих областей.
      — Я люблю тебя, — повторил он, спрашивая себя, почему она игнорирует его слова.
      Йишана, королева Джаркора, оттолкнула от себя чародея и резко поднялась, скинув с дивана прекрасные ноги. Это была красавица с волосами столь же черными, как и ее душа. Хотя юность ее уже прошла, было в ней что-то такое, что одновременно привлекало и отталкивало мужчин. Она красиво несла на себе многоцветные шелка, и они изящно колыхались, когда она легко шла к зарешеченному окну комнаты. Подойдя, Йишана уставилась в неспокойную темень ночи. Чародей смотрел на нее, прищурив недоумевающие глаза. Он был разочарован ее неожиданным порывом.
      — Что случилось?
      Королева продолжала смотреть в ночь. Огромное черное облако, похожее на хищного монстра, быстро неслось по разорванному ветром небу. Ночь гневалась на Бакшаан, была полна зловещих предзнаменований.
      Телеб К'аарна повторил свой вопрос, но снова не получил ответа. Он рассерженно поднялся, подошел к окну и встал рядом с ней.
      — Уйдем сейчас, Йишана, пока еще не поздно. Если Элрик узнает, что мы в Бакшаане, нам обоим будет худо.
      Она не ответила. Но груди ее поднялись под тонкой тканью, а губы сжались.
      Чародей, схватив ее за руку, прорычал:
      — Забудь ты об этом наемнике-предателе. У тебя есть я. А я для тебя могу сделать гораздо больше, чем любой размахивающий мечом сумасшедший из одряхлевшей и уже погибшей империи.
      Йишана рассмеялась неприятным смехом и повернулась к любовнику.
      — Ты глуп, Телеб К'аарна. А как мужчина ты не идешь ни в какое сравнение с Элриком. Три Года я страдаю, после того как он покинул меня, ушел в ночь, преследуя тебя, и оставил меня тосковать по нему. Но я до сих пор помню его неистовые поцелуи, его безумные ласки. О боги! Жаль, что ему нет равных. Расставшись с ним, я не встретила никого, подобного ему. Хотя после него я знала многих других, гораздо лучше тебя. Но потом вернулся ты — и чарами разогнал или убил их. — Она издевательски ухмыльнулась. — Ты слишком много времени провел среди пыльных фолиантов — любовник из тебя никакой.
      Мышцы лица чародея напряглись под загорелой кожей, он осклабился.
      — Тогда почему же ты не прогонишь меня? Я могу приготовить снадобье, выпив которое ты станешь моей рабой. И тебе это известно!
      — Но ты этого никогда не сделаешь, а потому это ты мой раб, могучий волшебник. Когда Элрик угрожал вытеснить тебя из моего сердца, ты вызвал того демона, и Элрику пришлось сражаться с ним. Он победил, ты это прекрасно помнишь, но в своей гордости не принял никаких компромиссов. Ты бежал, а он отправился за тобой и оставил меня. Вот что ты сделал! Ты влюблен, Телеб К'аарна. — Она рассмеялась ему в лицо. — И любовь не позволяет тебе использовать против меня твое искусство. Ты его используешь только против моих бывших любовников. Я мирюсь с тобой, потому что иногда ты бываешь полезен. Но если вернется Элрик…
      Телеб К'аарна отвернулся, в раздражении пощипывая бороду. Йишана продолжила:
      — Да, я ненавижу Элрика — отчасти. Но это все же лучше, чем отчасти любить тебя!
      Чародей проворчал:
      — Почему же тогда ты приехала ко мне в Бакшаан? Почему оставила сына своего брата регентом на троне и явилась сюда? Я послал тебе письмо — и ты явилась… Если бы ты меня не любила, то не сделала бы этого.
      Йишана снова рассмеялась.
      — Мне стало известно, что по северо-востоку странствует белолицый чародей с малиновыми глазами и поющим рунным мечом. Вот почему я здесь, Телеб К'аарна.
      Лицо Телеба К'аарны скривилось от гнева. Он наклонился и схватил женщину за плечо когтистой рукой.
      — Ты что, забыла — этот самый белолицый чародей был причиной смерти твоего брата! — выкрикнул он. — Ты ложишься в постель с человеком, убившим и свою, и твою родню. А когда Владыки драконов нанесли ответный удар, он бросил флот, который привел на разорение своей земли. Твой брат Дхармит был на одном из этих кораблей, а ныне его обугленное тело гниет на океанском дне.
      Йишана устало покачала головой.
      — Ты всегда напоминаешь мне об этом, надеясь пристыдить меня. Да, я принимала того, кто фактически был убийцей моего брата… Но на совести Элрика преступления и пострашнее, а я все равно люблю его, несмотря на это, а может, и вообще за это. Твои слова не производят нужного тебе действия, Телеб К'аарна. А сейчас оставь меня, я хочу спать одна.
      Когти чародея все еще вонзались в кожу Йишаны. Наконец он ослабил хватку.
      — Извини, — сказал он ломающимся голосом. — Позволь мне остаться.
      — Ступай, — тихо ответила она.
      И Телеб К'аарна, чародей из Пан-Танга, ушел, терзаемый мыслью о собственной слабости. Элрик из Мелнибонэ находился в Бакшаане, и мелнибониец несколько раз в разных обстоятельствах клялся отомстить Телебу К'аарне — в Лормире, Надсокоре, Танелорне, а еще в Джаркоре. И в сердце своем чернобородый чародей знал, кто одержит победу в любой их схватке.

      Четверо купцов ушли, кутаясь в черные плащи: пусть уж лучше никто не знает об их связях с Элриком. А Элрик остался размышлять над чашей желтого вина. Он знал, что для захвата замка Никорна ему понадобится особая, мощная поддержка. Взять штурмом этот замок практически невозможно, к тому же он находится под колдовской защитой Телеба К'аарны, а значит, Элрику было не обойтись без самой сильной магии. Он знал, что в колдовском искусстве ничуть не уступает Телебу К'аарне, но если он всю энергию израсходует на нейтрализацию чародея, то не сможет пробиться через ряды стражников — воинов пустыни, услугами которых пользовался купец.
      Ему нужна была помощь. Он знал, что в лесах к югу от Бакшаана можно найти людей, чья помощь может быть полезной. Но захотят ли они помогать ему? Он решил обсудить ситуацию с Мунгламом.
      — Я слышал, что отряд моих соотечественников недавно пришел сюда с юга, из Вилмира, где они ограбили несколько городов, — сообщил Элрик другу. — После великого имррирского сражения мелнибонийцы с Драконьего острова рассеялись по всему миру, стали наемниками и разбойниками. А ведь причиной падения Имррира был я, и им это известно. Но если я предложу им богатую добычу, они, возможно, помогут мне.
      Мунглам сухо усмехнулся.
      — Я бы на это не рассчитывал, Элрик, — сказал он. — То, что ты совершил, вряд ли может быть забыто, уж прости мне мою откровенность. Твои соотечественники, граждане разоренного города, старейшего и величайшего из городов мира, стали скитальцами против воли. Когда Имррир Прекрасный пал, думаю, среди жителей было немало таких, кто призывал все несчастья на твою голову.
      Элрик издал короткий смешок.
      — Возможно, — согласился он. — Но это мои соплеменники, и я знаю их. Мы, мелнибонийцы, древняя и мудрая раса. Мы редко позволяем эмоциям брать верх над разумом, если это идет во вред нашему благосостоянию.
      Мунглам поднял брови в иронической ухмылке, и Элрик правильно понял, что тот имеет в виду.
      — Я некоторое время был исключением, — сказал он. — Но ныне Симорил и мой кузен спят в развалинах Имррира мертвым сном, и мои собственные страдания мстят мне за то зло, что я принес соплеменникам. Думаю, они понимают это.
      Мунглам вздохнул.
      — Надеюсь, ты прав, Элрик. И кто же стоит во главе этого отряда?
      — Мой старый друг, — ответил Элрик. — Он был Владыкой драконов и возглавил атаку на пиратский флот, разоривший Имррир. Его зовут Дивим Твар, прежде он был Повелителем Драконьих пещер.
      — А что теперь с этими тварями? Где они?
      — Снова спят в пещерах. Их нельзя будить часто — им нужны многие годы, чтобы восстановить силы и запас яда. Если бы не это, Владыки драконов давно правили бы миром.
      — Тебе повезло, что дела обстоят именно так, а не иначе, — прокомментировал слова Элрика Мунглам.
      Элрик медленно проговорил:
      — Кто знает? Если их поведу я, возможно, они еще станут хозяевами мира. Во всяком случае, мы могли бы создать новую империю в этом мире, как это сделали наши предки.
      Мунглам на это ничего не сказал. Он подумал, что завоевать Молодые королевства было бы нелегко. Мелнибонийцы были древним, жестоким и мудрым народом, но приходящая со временем болезненная размягченность сердца подточила даже их жестокость. Им не хватало жизненных сил того варварского народа, каким были их предки, строители Имррира и других давно забытых городов. На смену жизненным силам пришла снисходительность — снисходительность, свойственная старости, свойственная тем, у кого дни славы остались в прошлом…
      — Утром мы поговорим с Дивимом Тваром, — сказал Элрик. — И я надеюсь, то, что он сделал с пиратским флотом, а еще моя больная совесть, которая заставляет меня страдать, послужат тому, чтобы он разумно воспринял мое предложение.
      — Я, пожалуй, посплю, — сказал Мунглам. — Нужно выспаться. К тому же девчонка, что меня ждет, уже проявляет нетерпение.
      Элрик пожал плечами.
      — Как тебе угодно. Я, пожалуй, выпью еще вина, а спать пойду попозже.
 
      Черные тучи, что собрались над Бакшааном прошлой ночью, к утру не рассеялись. Над ними встало солнце, но горожане его не увидели. Солнце встало, никого об этом не извещая, а Элрик с Мунгламом уже ехали узкими улицами под моросящим дождем, направляясь к Южным воротам и лесу за ними.
      Элрик вместо обычного одеяния надел куртку из крашенной в зеленый цвет кожи, на которой был герб королевского рода Мелнибонэ: алый дракон, стоящий на задних лапах на золотом поле. На его пальце было Кольцо Королей, украшенное Акториосом — драгоценным камнем в серебре, испещренном рунами. Это кольцо на протяжении многих веков носили могущественные предки альбиноса. Поверх куртки Элрик накинул короткий плащ, а синего цвета лосины уходили в высокие черные ездовые сапоги. На боку у Элрика висел Буревестник.
      Между ним и мечом существовало родство. Без меча ему не хватало жизненной силы и он терял остроту зрения. Меч, в свою очередь, без Элрика не получал ни души, ни крови, которые были необходимы для его существования. Они жили бок о бок, меч и человек, и никто не мог сказать, кто из них хозяин.
      Мунглам, которому плохая погода досаждала больше, чем его другу, кутался в плащ с высоким воротником и время от времени клял капризы стихий.
      До опушки леса добрались приблизительно через час. Пока по Бакшаану ходили только слухи о нашествии имррирских разбойников. Раз или два в одной из третьеразрядных таверн у южной стены видели какого-нибудь высокого чужеземца; это появление не оставалось незамеченным, но бакшаанцы чувствовали себя в безопасности в богатстве и силе, а потому убежденно говорили, что Бакшаан может противостоять нападениям куда более яростным, чем те, в результате которых пали более слабые вил мирские города. Элрик понятия не имел, почему его соотечественники прошли такой путь на север до самого Бакшаана. Возможно, они собирались здесь только отдохнуть и на местных базарах обратить награбленное в припасы.
      Дым от нескольких костров подсказал Элрику и Мунгламу, где расположились мелнибонийцы. Переведя коней на шаг, они направили их в ту сторону. Мокрые ветки хлестали по лицам, а ноздри щекотали запахи леса, освобожденные жизнетворным дождем. С чувством облегчения увидел Элрик часового, который, неожиданно появившись из кустов, преградил им путь.
      Имррирец был облачен в меха и сталь. Из-под забрала тонко сработанного шлема на Элрика смотрели настороженные глаза. Забрало ухудшало обзор, к тому же по шлему текли капли дождя, а потому он не сразу узнал Элрика.
      — Стойте! Что вам здесь надо?
      Элрик нетерпеливо сказал:
      — Пропусти нас. Я Элрик — твой властелин и император.
      Часовой испуганно открыл рот и опустил копье с длинным широким наконечником. Он откинул забрало и посмотрел на стоящего перед ним. Часового одолевали эмоции, и все они отражались на его лице. Среди них были недоумение, почтение, ненависть.
      Он холодно поклонился.
      — Тебе здесь не место, мой господин. Ты отказался от своего народа и предал его четыре года назад, и хотя я и признаю кровь королей, текущую в твоих жилах, я не могу подчиняться тебе и оказывать тебе знаки уважения, которых ты был бы вправе ожидать в другой ситуации.
      — Конечно, — гордо сказал Элрик, осаживая коня. — Однако пусть твой командир — мой друг детства Дивим Твар — судит, как ему поступить со мной. Отведи меня к нему поскорее и помни, что мой спутник не причинил вам никакого вреда, а потому относись к нему со всем уважением — как к другу императора Мелнибонэ.
      Часовой снова поклонился и взял уздечку коня Элрика. Он повел двух прибывших всадников по тропинке на большую поляну, где стояли шатры имррирцев. В центре огромного круга, образованного шатрами, горели костры, на которых готовилась еда, а вокруг них сидели мелнибонийские воины — люди с тонкими чертами лица — и тихо разговаривали. Даже в свете сумеречного дня ткань шатров казалась веселой и яркой. Тона были типично мелнибонийскими. Сочный зеленый, лазурный, охра, золото, темно-синий. Цвета эти не сталкивались — они смешивались между собой… Элрик почувствовал ностальгию по многоцветным башням Имррира Прекрасного, которые он так давно не видел.
      Когда два спутника и сопровождающий приблизились, сидевшие подняли на них удивленные глаза и хор разговоров сменился каким-то бормотанием.
      — Оставайся здесь, — сказал часовой Элрику. — Я сообщу о тебе Дивиму Твару.
      Элрик кивнул и твердо уселся в седле, чувствуя на себе взгляды собравшихся воинов. Никто не подошел к нему, а некоторые из тех, кого Элрик прежде знал лично, не скрывали смущения. Они поспешно отводили глаза, подбрасывали ветки в костер или вдруг обнаруживали, что их сверкающее оружие нуждается в полировке. Некоторые что-то сердито ворчали, но они оставались в явном меньшинстве. Большинство воинов были откровенно потрясены, но вместе с тем и недоумевали. Что понадобилось в лагере этому человеку, их королю и предателю?
      Наверху самого большого, золотого с алым шатра было установлено знамя с изображением спящего дракона, синего на белом фоне. Это был шатер Дивима Твара, и из него вышел Владыка драконов, на ходу пристегивая меч; его умные глаза смотрели настороженно и недоуменно.
      Дивим Твар был чуть старше Элрика, с чертами лица типичного мелнибонийского аристократа. Мать его была принцессой и приходилась кузиной матери Элрика. Скулы у него были высокие и точеные, чуть раскосые глаза, узкий череп, еще более сужающийся к челюсти. Как и у Элрика, у него были тонкие, почти без мочек уши, заостренные книзу. Пальцы рук (левая сейчас покоилась на рукояти меча) были длинные и очень белые, как и все его тело, хотя и не такие смертельно-бледные, как у альбиноса. Подойдя к сидящему в седле императору Мелнибонэ, он уже успел взять себя в руки. В пяти футах от Элрика он неторопливо поклонился, наклонив голову и скрыв при этом лицо. Когда он поднял голову, его глаза встретили глаза Элрика, не дрогнув под взглядом альбиноса.
      — Дивим Твар, Повелитель Драконьих пещер, приветствует Элрика, властителя Мелнибонэ, толкователя тайных искусств. — Владыка драконов с мрачным видом произнес освященное столетиями ритуальное приветствие.
      Голос Элрика звучал не так уверенно:
      — Элрик, властитель Мелнибонэ, приветствует своего верного подданного и просит аудиенции у Дивима Твара.
      По древним мелнибонийским правилам король не должен просить аудиенции у одного из подданных, и Владыка драконов знал это. Он ответил:
      — Окажи мне честь, повелитель, и позволь мне проводить тебя в мой шатер.
      Элрик спешился и пошел следом за Дивимом Тваром. Мунглам тоже слез с коня и хотел было идти за Элриком, но тот сделал ему знак рукой — оставайся. Два имррирских аристократа вошли в шатер.
      Внутри горела маленькая масляная лампа, помогая сумеречному дневному свету. Обстановка в шатре была простая: жесткая солдатская койка, стол, несколько резных деревянных стульев. Дивим Твар поклонился и показал на один из стульев. Элрик сел.
      Несколько мгновений они молчали. Ни один не позволил себе проявить эмоции. Они просто сидели и смотрели друг на друга. Наконец Элрик сказал:
      — Ты считаешь меня предателем, вором, убийцей соплеменников и родни. Так, Владыка драконов?
      Дивим Твар кивнул.
      — Если мой господин позволит, то я соглашусь с ним.
      — В прошлые времена мы, оставаясь наедине друг с другом, забывали о формальностях, — сказал Элрик. — Давай забудем ритуалы и традиции — Мелнибонэ погибло, ее сыновья разбрелись по свету. Мы встречаемся как прежде — равными. Только теперь мы и в самом деле равны. Совершенноравны. Рубиновый трон лежит среди руин Имррира, и ни один император уже не сядет на него.
      Дивим Твар вздохнул.
      — Это так, Элрик… Но зачем ты здесь? Мы хотели забыть тебя. Даже когда желание мести было еще свежо, мы не делали попыток отыскать тебя. Ты пришел, чтобы посмеяться над нами?
      — Ты знаешь, я бы никогда не сделал этого, Дивим Твар. Я мало сплю, а если все же засыпаю, то мне хочется как можно скорее проснуться. Ты ведь знаешь, что сделать то, что я сделал, меня вынудил Йиркун, который захватил трон во второй раз, когда я назначил его регентом, когда он во второй раз наслал на свою сестру волшебный сон. У меня не было иного способа заставить его исправить содеянное им зло и снять чары с Симорил, как только помочь пиратам. Мною двигало чувство мести, но убил Симорил не я, а мой меч — Буревестник.
      — Это мне известно. — Дивим Твар снова вздохнул и потер лицо рукой, на пальцах которой сверкали драгоценные камни. — Но это никак не объясняет, почему ты здесь. Между тобой и твоими соплеменниками не должно быть никаких дел. Мы не доверяем тебе, Элрик. Если бы мы позволили тебе вести нас, то ты пошел бы проклятым путем и погубил бы нас. У нас с тобой нет общего будущего.
      — Согласен. Но мне нужна ваша помощь. Всего один раз. А потом наши пути снова разойдутся.
      — Нам следовало бы убить тебя, Элрик. Но что стало бы большим преступлением — наша неспособность восстановить справедливость и покончить с предателем или убийство собственного императора? Ты добавил к моим немалым проблемам еще одну. Стоит ли мне пытаться разрешить ее?
      — Я всего лишь сыграл свою роль в истории, — серьезно сказал Элрик. — Если бы не я, это же рано или поздно сделало бы само время. Я просто приблизил эти события, спровоцировал их, когда ты и наш народ еще могли оказывать сопротивление и не желали принять новый образ жизни.
      Дивим Твар иронически улыбнулся.
      — Это только твоя точка зрения, хотя и в ней есть правда. Но как сказать об этом людям, которые из-за тебя потеряли родных и жилище? Скажи об этом воинам, у которых на руках остались искалеченные друзья, братья, отцы, скажи об этом мужьям, чьи жены, дочери и сестры — эти гордые мелнибонийки — были обесчещены варварами.
      — Да. — Элрик опустил глаза. Когда он заговорил снова, голос его звучал спокойно. — Я не могу возместить то, что они потеряли, как бы я ни старался. Я часто тоскую по Имрриру, по его женщинам, по его винам и развлечениям. Но я могу предложить неплохую добычу — самый богатый дворец в Бакшаане. Забудь старые обиды и помоги мне в этот раз.
      — Тебе нужны богатства Бакшаана, Элрик? Тебя никогда не интересовали драгоценности! Зачем тебе это нужно, Элрик?
      Элрик провел руками по своим белым волосам. В его красных глазах блеснула тревога.
      — Это месть. Снова месть, Дивим Твар. У меня должок одному чародею из Пан-Танга — Телебу К'аарне. Возможно, ты слышал о нем — это довольно сильный колдун, хотя и принадлежит к относительно молодому народу.
      — Что ж, в таком случае мы поможем тебе, Элрик, — мрачно сказал Дивим Твар. — Ты не единственный мелнибониец, который хочет отдать долг Телебу К'аарне. Год назад один из наших людей погиб страшной и отвратительной смертью из-за этой стервы, королевы Йишаны из Джаркора. Его убил Телеб К'аарна, потому что Йишана, искавшая замену тебе, приняла его в свои объятия. Мы можем объединить наши усилия, чтобы отомстить за эту кровь, король Элрик. И эта цель будет подобающим извинением для тех, кто хотел бы пустить твою кровь.
      Элрик не испытывал радости. Он вдруг почувствовал, что это счастливое совпадение будет иметь мрачные и непредсказуемые последствия. И все же он улыбнулся.

      В дымящейся бездне где-то за границами времени и пространства зашевелилось некое существо. Вокруг него двигались тени. Это были тени человеческих душ, и эти тени, двигавшиеся сквозь яркую темень, были хозяевами зашевелившегося существа. Оно позволяло теням командовать им, пока они платили за это оговоренную цену. На языке людей у этого существа было имя. Его звали Кваолнаргн, и оно отзывалось на это имя.
      И вот оно зашевелилось. Оно услышало свое имя, проникшее сквозь барьеры, которые обычно препятствовали прохождению звука. Когда это имя было названо, в непроницаемых барьерах образовался временный проход. Существо снова зашевелилось, когда во второй раз услышало имя. Существо не знало ни зачем его зовут, ни куда. Оно лишь смутно осознавало сам зов. Когда путь был открыт, оно могло питаться. Оно не ело плоть и не пило кровь. Оно питалось умами и душами взрослых мужчин и женщин. Время от времени оно позволяло себе закуску — лакомые частички невинной жизненной силы, которую высасывало из детей. Оно не интересовалось животными, потому что те не обладали сознанием. Существо это, несмотря на всю его глупость, было ценителем и гурманом.
      И вот оно услышало имя в третий раз. Оно шевельнулось и потекло. Приближалось время, когда оно снова могло покормиться…
 
      Телеб К'аарна содрогался от ужаса. Он считал себя мирным человеком. И не его вина в том, что беспредельная любовь к Йишане превратила его в безумца. Не его вина, что в его власти было несколько сильных злобных демонов, которые в благодарность за рабов и врагов, которых Телеба К'аарна скармливал им, защищали дворец купца Никорна.