...и не успел остановить Фаллогарда Пфатта, который с диким возгласом, подтолкнув мать к краю пропасти и сам замешкавшись лишь на миг, ринулся вслед за сыном. Черион рухнула в бездну молча, цепляясь за полу дядиного плаща. И еще три тела устремились в трепещущие недра Хаоса.
      Объятый страхом, подобного которому он не ведал прежде, потрясенный и измученный, Эльрик обнажил Буреносца.
      Уэлдрейк встал рядом с ним.
      - Ее больше нет, мой друг. Никого больше нет. Вам не с кем сражаться.
      Эльрик медленно кивнул. Он вытянул клинок перед собой, затем прижал его к вздымающейся груди, другой рукой касаясь кончика лезвия, где вспыхивали и гасли таинственные руны.
      - У меня нет выбора, - прошептал он. - Любая опасность лучше той судьбы, что уготовил мне отец...
      И, выкрикнув имя своего покровителя, Владыки Хаоса, взмахнув мечом, он бросился вниз с безумной песней на бескровных устах...
      Последним, что заметил Уэлдрейк, был полный непостижимой уверенности взгляд алых глаз императора-чародея, стремительно уносившегося прочь, а пылающую бездну Преисподней...
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Эсберн Снар, северный оборотень
      О тролле по сей день слагают песни На море Северном, под полною луной. И моряки клянутся: в день воскресный Им слышно, как он ссорится с женой. А на холме - о, краше нету места! Всем виден им воздвигнутый собор, Где первым к алтарю привел невесту Злодея обманувший Эсберн Снорр.
      Уэлдрейк "Норвежские песни"
      Глава первая
      О сделках со сверхъестественными силами и об их последствиях
      Эльрик падал сквозь столетия страданий, тысячелетия человеческой боли и отчаяния; он падал, сжимая меч, полыхавший, точно путеводная звезда, падал в самое сердце Хаоса, в смешение красок и видений, в какофонию звуков, сквозь образы лиц, городов и миров, искаженных безумием, распадающихся и возникающих вновь; ибо здесь, в царстве Хаоса властвовал закон вечных изменений.
      Он был один.
      Внезапно все вокруг застыло. Он ощутил твердь под ногами - хотя то был всего лишь обломок гранита, парящий в полыхающей бесконечности, где сливались, перетекая друг в друга, вселенные, и каждая была лишь полоской света в спектре, единственной гранью иной реальности. Он словно оказался внутри необычайного кристалла, столь чудовищного в своем отчаянном совершенстве и непостоянстве, что взор смертного отказывался вместить увиденное, и делался слеп ко всему, что его окружало, кроме слепящего, мерцающего света, оттенков которого он не в силах был бы назвать, чьи ароматы казались ему смутно знакомыми, а голоса обещали ужас и утешение и не были голосами смертных. Принц-альбинос зарыдал, покоренный и беспомощный, силы оставили его, меч обратился в бесполезный кусок железа, впустую оттягивавший руку: И тогда ласкающий, насмешливый голос донесся из-за пламенной завесы:
      - Как ты отважен, о любимейший из моих рабов! Бесстрашный воитель Непостоянства, где же душа твоего отца?
      - Сие мне неведомо, владыка Ариох. - Эльрик почувствовал, как сердце его заледенело, обращаясь в песчинку, готовое остановиться навсегда. Еще мгновение - и его прошлое и будущее обратятся в пыль, не оставив даже воспоминания... Но Ариох уже понял, что он не солгал ему. И холод отступил. Альбинос вздохнул с облегчением.
      Никогда еще его покровитель не был столь нетерпелив. Что же стряслось в Высших Мирах, что так взволновало их властителей?
      - О смертный, ты мне всех дороже, мой славный лакомый кусочек...
      Эльрику было не привыкать к сменам настроения своего хозяина, но они не переставали страшить и зачаровывать его. Душа его жаждала любой ценой заслужить похвалу Владыки Ада. Он был готов отдаться на вечную милость Ариоха, сколь бы непредсказуема та ни была, претерпеть любые пытки, коим тот соизволит его подвергнуть, - такова была власть небожителя над своим рабом. Он обольщал и зачаровывал, опекал и пленял, в руках его была безграничная власть над бессмертной душой.
      И все-таки, даже теперь, в самом потаенном уголке разума Эльрика жила вера в то, что придет день - и он сумеет навсегда избавить мир от богов... если только один из этих богов по прихоти своей в этот самый миг не задует жизнь его, точно свечу. Здесь, в родной стихии, Ариох был всесилен, и никакие союзы, им заключенные, никакие обещания не имели значения и смысла; здесь, в своем герцогстве, он не нуждался в союзниках, не соблюдал клятв и требовал лишь немедленного повиновения от всех своих слуг, смертных и бессмертных, иначе им грозила немедленная и жестокая гибель.
      - Говори, сладкий. Что привело тебя в мои владения?
      - Чистая случайность, владыка Ариох, как мне кажется. Я упал...
      - Ax, упал! - В тоне, каким, это было произнесено, крылась недоступная Эльрику бездна потаенных смыслов. - Ты упал.
      - В пропасть между мирами - такую мог сотворить лишь один из Высших Владык.
      - Да. Ты упал. Это был Машабек!
      Эльрика охватило бессмысленное облегчение, когда он понял, что ярость Повелителя Преисподней направлена не на него. Теперь он понял, что произошло; Гейнор Проклятый был слугой графа Машабека, главного соперника Ариоха...
      - В Стране Цыган остались твои рабы, мой господин?
      - Этот мир, похожий на Лимб, принадлежал мне. Полезная игрушка многие пытались взять над ним власть. Машабеку это не удалось, и он уничтожил его...
      - По собственной прихоти, мой господин?
      - Чтобы угодить какой-то корыстной твари, насколько я могу понять...
      - То был Гейнор, мой господин.
      - Гейнор? Так он теперь тоже играет в эти игры?
      Повисло гнетущее молчание. Покровитель Эльрика о чем-то размышлял. Прошло мгновение - или год, - герцог Ада вновь подал голос, теперь уже почти весело:
      - Ну что же, мой сладкий, ступай своей дорогой. Но помни, что твоя душа принадлежит мне, как и душа твоего отца. И та, и другая - в моей власти. И ту, и другую я должен получить, ибо таков наш древний уговор.
      - Куда же мне идти, господин?
      - Как куда? Конечно, в Ульшинир, где три сестры скрылись от своего пленителя. Сейчас они на пути домой.
      - В Ульшинир, мой господин?
      - Не бойся, ты отправишься туда со всеми удобствами и ни в чем не будешь знать нужды. Воистину, я добр к моим слугам. И даже твоего раба я, пожалуй, пошлю вслед за тобой. - И в тот же миг владыка Высших Миров отвлекся на иные дела, ибо не в природе герцога Хаоса было надолго задерживать внимание на чем-то одном, если только то не был вопрос чрезвычайной важности.
      Огни погасли.
      Эльрик по-прежнему стоял на обломке скалы, но теперь обломок этот лежал на вершине вполне реального холма, откуда открывался вид на небольшую долину, поросшую травой и усеянную кусками песчаника. С небес сыпал мелкий, колючий снег. Воздух был свежим и бодрящим, обжигающехолодным, и альбинос с наслаждением растер лицо и руки, словно тщась оттереть грязь, въевшуюся в кожу, после пребывания в Преисподней.
      Приглушенное бормотание послышалось откуда-то снизу, и, опустив глаза, Эльрик увидел у самых ног рунный меч, брошенный им в падении. Должно быть, Ариох подхватил его и перенес сюда, и мелнибонэец вновь подивился могуществу своего покровителя. Подняв клинок, он прижал его к груди, точно младенца.
      - Мы с тобой по-прежнему неразлучны, верный друг...
      Затем он вложил меч в ножны и внимательно осмотрелся по сторонам. Над соседним холмом, кажется, курился дымок. Оттуда он и начнет поиски Ульшинира.
      Хорошо, что он хотя бы успел натянуть сапоги, прежде чем броситься в погоню за Розой! Здесь, на острых камнях и колючей сухой траве, они ему здорово пригодились. И холод оказался ему не страшен, после того как Эльрик через силу проглотил очередную порцию драконьего яда.
      Не прошло и часа, как по узкой тропинке он приблизился к каменному, крытому соломой домишке, от которого исходил запах тепла и уюта. За первым строением виднелось еще несколько похожих - приземистых, аккуратных, точно вросших в землю.
      Эльрик вежливо постучал. Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и молодая светлокожая женщина с нескрываемым любопытством уставилась на альбиноса, неуверенно улыбаясь. Краснея от смущения; она указала ему дорогу на Ульшинир. До побережья оставалось еще три часа хода.
      Стало теплее. Снег кончился.
      Пологие холмы, узкие лощины, вымощенная песчаником дорога, вьющаяся среди зеленых лугов, медь и пурпур травы и вересковых пустошей; Эльрик наслаждался прогулкой. Он был рад возможности поразмыслить спокойно о требованиях Ариоха, о том, как же удалось Гейнору отыскать таинственных сестер. О том, что ждет его в Ульшинире.
      И еще он гадал, удалось ли Розе остаться в живых.
      Он и сам поразился, насколько это волновало его. Нет, поспешил он успокоить сам себя, все дело лишь в том, что ему не терпится до конца узнать ее историю.
      Ульшинир оказался обычным прибрежным городком, полным крутоверхих крыш и острых шпилей, припорошенных снежком. В осеннем воздухе тянуло дымком, и это почему-то вселило в его душу покой и уверенность.
      В потайном кармашке на поясе у Эльрика еще оставалось несколько монет, что дал ему с собой Мунглум; оставалось лишь надеяться, что золото здесь в ходу. По крайней мере, внешне Ульшинир казался самым обычным городом, похожим на тысячи других в Молодых Королевствах, и Эльрик сказал себе, что, вероятно, мир этот не так далек от его собственного. Это также несколько утешило его.
      Горожане, спешившие по своим делам, взирали на альбиноса с явным недоумением, однако были вполне дружелюбны и с удовольствием показали дорогу на ближайший постоялый двор. Харчевня также напоминала тысячи других, где доводилось останавливаться страннику, и хотя не отличалась роскошью, зато оказалась уютной, теплой и чистой. Мелнибонэйцу подали густой эль, отдававший орехами, суп и пирог, и он остался доволен обедом. За ночлег он расплатился загодя, и пока хозяйка заведения отсчитывала сдачу серебром, принялся расспрашивать ее, не появлялись ли в здешних местах еще чужестранцы - к примеру, трое сестер.
      - Верно, были они здесь. Темноволосые, бледнокожие красавицы, с такими чудными глазами - разрезом почти как у вас, сударь, только синие-синие. А уж до чего одежда роскошная и все пожитки! В Ульшинире женщины все глаза проглядели, на них любуясь. Только вчера они отплыли - но куда, сколько мы ни гадали, неведомо. Хотя можете, сударь, представить, языками мы почесали немало. - Женщина снисходительно улыбнулась собственной слабости. Легенды говорят, такой народ живет за Вязким Морем. А вы им друг будете? Или родственник?
      - Просто у них есть одна вещица, что принадлежала моему отцу, отозвался Эльрик небрежно. - Они случайно захватили ее с собой. Сомневаюсь даже, что они сами об этом знают... Так вы говорите, они уплыли на корабле?
      - Вот из той бухты. - Хозяйка указала в окно на берег, где серые волны лизали два длинных причала. На конце каждого из них был установлен маяк. Сейчас там не было никаких суденышек, кроме рыбачьих лодок. - На "Онне Пиртон" они уплыли. Это каботажник из Шамфирда, заходит к нам со всякой всячиной - иголками-булавками... Капитан Гнаррех обычно не берет пассажиров, но, мы слышали, сестры столько ему заплатили, что дураком бы он был, если бы отказался. Вот только куда они собирались плыть, нам узнать так и не удалось.
      - А когда капитан Гнаррех вернется?
      - Да не раньше будущего года.
      - А что за земли лежат там, за горизонтом?
      Хозяйка покачала головой и засмеялась, словно услышала особо удачную шутку.
      - Сначала острова, а потом уж что там, за морем, - если там хоть что-то есть - никому неведомо. Простите, сударь, но вы странные вопросы задаете...
      - И вы меня простите, сударыня, за мое невежество. Беда в том, что не столь давно на меня навели легкие чары, и разум мой отчасти затуманился.
      - Тогда вам следует отдыхать, сударь, а не гнаться куда-то на край света!
      - А на какой остров они могли бы пожелать попасть?
      - Да на любой, сударь, - как тут угадаешь? Если хотите, отыщу вам старую карту. Где-то тут у нас валялась...
      Эльрик принял древний портулан с благодарностью и поспешил подняться к себе в комнату, питая странную, ни на чем не основанную надежду, что при первом же взгляде на древнюю карту чутье подскажет ему, куда могли отправиться сестры. Однако полчаса спустя чутье его молчало по-прежнему, и, смирившись, он собрался было лечь спать, как вдруг ему показалось, что снизу донесся знакомый голос.
      С радостным сердцем Эльрик, уж и не чаявший вновь увидеть приятеля, подбежал к лестнице и, перегнувшись через перила, увидел внизу, в зале, маленького рыжеволосого поэта, в старом своем камзоле, брюках, жилете и галстуке, потрепанных и местами слегка обгоревших. Он торжественным голосом декламировал оду, за которую надеялся получить приют на ночь или хотя бы миску похлебки.
      - Золото - волосы у Гвиневир, щеки - кораллы, как море - глаза. И губы... от них оторваться нельзя. Изящнее всех и прекраснее всех - ее осияет Трагедии свет.
      - Боже правый, сударь! Я думал, вы тогда погибли, год назад! Как приятно видеть вас вновь! Поможете мне с поэмой, что я написал в вашу память. Боюсь, там много неточностей. Не уверен, правда, что она вам понравится. Помнится, такой стиль был вам не слишком по вкусу. Признаюсь, меня уж слишком потянуло на героику. И к тому же ныне форму баллады многие считают уж слишком вычурной...
      Он принялся шарить по карманам в поисках рукописи.
      - Что уж там говорить о триолете. Или, тем более, о ронделе... Принц Эльрик покинул родные края - и вот он вернулся, на крыльях паря. Невеста встречает его во дворце, и радости слезы горят на лице... Должен признать, дорогой друг, как сие ни постыдно, но здесь я пытался потрафить вкусам толпы. Подобные безделицы всегда любимы публикой, а тема, я надеялся, привлечет внимание. Мне хотелось восславить вас и одновременно... Ага! Вот она, кажется... Хотя нет, это о бродяге-хагнитце, с которым мы познакомились на той неделе... Вы скажете, возможно, что рондель как размер не слишком-то подходит для эпоса... но в наши дни поэзию приходится наряжать... подслащивать, я бы даже сказал. Невинные ухищрения помогают достичь цели. У меня, понимаете ли, не оставалось ни гроша...
      Бедняга внезапно сник. Он устало опустился на лавку, плечи его поникли, и даже рыжий хохолок уныло обвис, а пальцы принялись с отвращением комкать какие-то бумажки.
      - Что же, тогда я закажу вам поэму, - заявил ему Эльрик, спускаясь по лестнице в зал. Он ободряюще потрепал поэта по плечу. - В конце концов, разве вы сами не говорили мне, что самое достойное приложение сил для любого принца - это покровительствовать людям искусства!
      Уэлдрейк просиял. Видно было, что он счастлив вновь обрести друга, которого уже и не чаял найти в живых.
      - Должен признаться, сударь, последнее время мне пришлось нелегко.
      В глазах его застыла такая мука, что альбинос не стал ни о чем расспрашивать поэта, лучше чем кто бы то ни было понимая, что тот сейчас жаждет лишь забвения. Тем временем Уэлдрейк, взяв себя в руки, принялся разглаживать на колене очередную бумажку.
      - Да, вот она, эта баллада In Memoriam... увы, форма, возможно, слегка ограниченная. Но для пародии, сударь, уверяю вас, непревзойденная! Воин скакал одинокой дорогою смерти. И столь одинокою эта дорога была... Искорка былого задора вспыхнула в его взоре, но тут же погасла, точно в душе Уэлдрейка недоставало необходимого горючего, чтобы дать ей разгореться. Сказать по правде, сударь, я весьма нуждаюсь в пище и питье. Я уже несколько месяцев не ел досыта.
      Эльрик поспешил заказать другу ужин, не без удовольствия наблюдая, как тот, насытившись, вновь понемногу становится самим собой.
      - Что ни говорите, сударь, но ни один поэт не творил шедевров на голодный желудок, хотя, согласен, за работой многие забывают о еде, но это совсем другое дело.
      Уэлдрейк развалился на лавке, поудобнее пристраивая свой костлявый зад на деревянном сиденье, тихонько рыгнул и наконец испустил глубокий вздох, словно лишь теперь смог поверить, что фортуна все же улыбнулась ему.
      - Я необычайно рад видеть вас вновь, принц Эльрик. И очень рад, что вы пожелали оказать мне покровительство, как подобает истинному вельможе. Надеюсь, вы позволите, чтобы техническую сторону вашего заказа мы обговорили поутру? Насколько мне помнится, вы лишь поверхностно интересовались стихосложением... вопросы рифмы и размера - Поэтические Вольности, Сочетания, Смешанный Размер - все эти частности, кажется, не слишком привлекали вас?
      - Здесь я готов полностью положиться на ваш вкус, мой друг, - поспешил заверить его Эльрик. Он не уставал поражаться, какую симпатию вызывает у него этот странный человечек, чей блестящий ум был настолько углублен в себя самое, что утратил почти всякую связь с реальностью, цепляясь лишь за константы поэтического искусства. - Спешить нам некуда. Буду рад, если вы согласитесь сопровождать меня в путешествии. Мы отправимся, как только покажется подходящий корабль. А если нет - я готов даже прибегнуть к небольшому колдовству...
      - О нет, сударь, умоляю вас - если только в самом крайнем случае. Сказать правду, за последнее время магии мне хватило с избытком! - Мастер Уэлдрейк отхлебнул эля. - Впрочем, насколько я могу судить, для вас колдовство столь же обыденно и привычно, как для меня пекхэмский омнибус, так что в моих интересах держаться вас и дальше. Вы, по крайней мере, знакомы с Хаосом и его прихотями. Так что я с радостью принимаю и приглашение, и ваш заказ. Я необычайно рад видеть вас вновь, сударь. - С этими словами поэт уронил голову на грудь и захрапел.
      Словно малого ребенка, принц-альбинос поднял его на руки и отнес в комнату. После чего, вернувшись к себе, продолжил до рези в глазах вглядываться в старую карту - где за островами большого рифа чернел необъятный, неизученный, загадочный океан, называемый здесь Вязким Морем. Он уже смирился с мыслью, что поутру ему придется искать лодку, чтобы посетить все острова один за другим, и, приняв такое решение, Эльрик наконец погрузился в сон. Разбудил его стук в дверь и бодрый голос горничной, возвещавший, что уже без малого тысяча пятнадцать часов (таково было странное времяисчисление в этом мире) и постоялец рискует остаться без завтрака, если немедленно не спустится в общую залу. Есть ему не хотелось, однако Эльрик решил, что неплохо было бы выведать у Уэлдрейка, не удалось ли тому узнать что-то новое о трех сестрах. Каково же было его удивление, когда, сойдя вниз, он обнаружил, что поэт декламирует зачарованным слушателям стихи именно на эту тему - так, по крайней мере, ему показалось...
      Старый лорд Сулис был маг именитый,
      Мудрый, как ночь,
      И унылый, как дождь,
      И на весь мир знаменитый.
      Было три замка у колдуна.
      Один - на Восходе,
      Другой - на Закате,
      А третий - где Землю встречает Луна.
      И было три дочери у старика.
      Одну звали Жанна,
      Вторую - Розанна,
      Имя же третьей - как трель ручейка.
      У первой корона из чистого злата,
      Кольцо у второй,
      Ну а третья сестра
      Душою и сердцем она лишь богата.
      Горничная, жена и дочь хозяина, как зачарованные, внимали певучему голосу Уэлдрейка. Но Эльрика куда больше заинтриговали слова поэмы...
      - Доброе утро, мастер Уэлдрейк. Прекрасные стихи.
      - Благодарю вас, сударь. - Поэт поцеловал дамам ручки и с прежней живостью поспешил навстречу альбиносу. - Это баллада приграничья или откуда-то из тех мест...
      - Так, значит, написали ее не вы?
      - Затрудняюсь ответить честно, принц Эльрик. - Усевшись напротив мелнибонэйца, Уэлдрейк подал тому чашку с травяным настоем. - Только мед положить не забудьте. - Он подвинул горшочек. - Будет куда вкуснее... Есть вещи, которые я и сам не знаю точно, я ли их сочинил, или просто записал, или украл у кого-то из коллег - хотя не уверен, найдется ли среди них хоть один, кто превзошел бы Уэлдрейка. Поймите, я не считаю себя гением, но по части поэтического мастерства как такового мне нет равных. К тому же я написал слишком много. Такова моя натура и, возможно, мой рок. Умри я после того, как издал первый том или два, я бы сейчас покоился в Вестминстерском аббатстве.
      Чувствуя, что сейчас он едва ли в состоянии выслушивать долгие и туманные объяснения о природе этого загадочного загробного мира, Эльрик, как уже вошло у него в привычку, попросту пропустил незнакомые слова мимо ушей.
      - Но кто он такой, этот лорд Сулис?
      - Чистой воды выдумка, насколько мне известно. Мне эта баллада вспомнилась при виде трех очаровательных дам на этом постоялом дворе, хотя возможно, что и три наши неуловимые сестры также сыграли свою роль. Конечно, если я вспомню дальше слова, я вам их немедленно прочту. Но, сдается мне, это лишь совпадение, принц Эльрик. Множественная вселенная опирается на числа силы, а тройка издавна пользовалась особой любовью поэтов: видите ли, с помощью трех имен очень удобно вносить перекликающиеся изменения в длинные поэмы... именно такова природа повествовательных стихов. Увы, они понемногу выходят из моды. Артист может считать себя превыше сиюминутных требований, но кошелек его, к несчастью, нет. Но взгляните, что за странный корабль вошел ночью в бухту!
      Эльрик не видел никакого корабля. Отставив чашку в сторону, он вместе с Уэлдрейком подошел к окну. Жена трактирщика с дочерью тоже высунулись полюбоваться на загадочное судно, все в черных и желтых разводах, гордо несущее на носу эмблему Хаоса. На мачте трепетал ало-черный флаг, посреди которого был начертан неведомый знак никому не известного алфавита.
      На носу, занимая почти всю палубу, находилось огромное сооружение, затянутое черной тканью, - из-за его тяжести передняя часть корабля глубоко сидела в воде, а корма торчала над волнами. Время от времени сооружение сотрясали мощные конвульсии, затем все вновь успокаивалось. Невозможно было понять, что кроется за этим пологом.
      Эльрик увидел, что из каюты в носовой части судна на палубу вышел человек и уставился, как показалось альбиносу, прямо на него. Мелнибонэйцу не удалось вернуть взгляд, поскольку в шлеме не было видно прорези для глаз. Перед ним был Гейнор Проклятый, а флаг на мачте, вспомнил теперь Эльрик, принадлежал графу Машабеку. Два принца были непримиримыми противниками, как и их покровители.
      Гейнор вернулся к себе в каюту, и вскоре с борта галеры на причал опустили сходни. Матросы с обезьяньей ловкостью закрепили трап, и на землю сошел парнишка лет пятнадцати, разодетый в шелка и бархат на пиратский манер, с абордажной саблей на поясе, и уверенным шагом завоевателя двинулся в город.
      Лишь когда он оказался недалеко от постоялого двора, Эльрик узнал его.
      И вновь, в который раз, поразился прихотливому движению вселенских сфер и необычайным сочетаниям миров и событий, как внутри, так и вовне измерений Времени, что сделались возможны лишь благодаря неисповедимым путям бесконечности.
      В то же время внутренний голос предупреждал его не поддаваться иллюзиям, ибо человек, которого он видел пред собой, вполне мог оказаться их жертвой, быть полностью преданным Хаосу и стать игрушкой в руках Гейнора.
      И все же, судя по ее внешнему виду, по тому, как она шла, с задорной улыбкой оглядываясь по сторонам, Эльрик с трудом мог поверить, что слуге Машабека удалось поработить ее. Это было невероятно.
      Он отошел от окна к двери, чтобы приветствовать ее, но его опередил Эрнест Уэлдрейк.
      Синие глаза поэта широко распахнулись в радостном изумлении.
      - Боже мой, Черион Пфатт, одетая под мальчика! Я влюблен! Вы повзрослели!
      Глава вторая
      Старые друзья и новые союзники
      Со времени их последней встречи Черион Пфатт и впрямь достигла расцвета женственности, и что-то во всех ее повадках указывало, что она действительно вполне уверена в себе, и это не пустая бравада. Она почти не удивилась встрече с Уэлдрейком, но глаза ее пытливо обшаривали полумрак таверны, и лишь отыскав Эльрика, она улыбнулась.
      - Хозяин корабля поручил мне передать вам... вам, господа... приглашение на вечер, - произнесла она вполголоса.
      - И давно вы на службе у принца Гейнора, сударыня? - поинтересовался Эльрик, стараясь, чтобы голос его не выдал никаких эмоций.
      - Довольно давно, принц Эльрик... Практически с того самого дня, как мы встретили рассвет там, на мосту...
      - А ваша семья?
      Она пригладила каштановые волосы, рассыпавшиеся по шелку и кружеву рубахи. Веки на миг опустились.
      - Семья, сударь? Именно ради них я и заключила сделку с принцем Гейнором. Мы ищем их все это время, после великой катастрофы.
      Она коротко рассказала, что Гейнор освободил ее из заточения в каком-то далеком королевстве, где ей грозила смерть по обвинению в колдовстве. С помощью девушки он надеялся отыскать ее дядю и бабушку, ибо был уверен, что лишь они способны указать ему верный путь меж измерениями и привести к трем сестрам.
      - Вы уверены, что они живы? - мягко спросил ее Уэлдрейк.
      - Дядя и бабушка - точно, - отозвалась она. - В этом я не сомневаюсь. А малыш Коропит, как мне кажется, оказался очень далеко - или его скрывает от меня какая-то завеса. Но он жив... где-то там... - Простившись с друзьями, Черион направилась в город - купить, как она сказала, пару безделушек.
      - Я правда, правда влюблен, - поведал Уэлдрейк мелнибонэйцу, который, не сдержавшись, указал другу на досадную разницу в возрасте у них с избранницей. Поэту было уже под пятьдесят, тогда как девушке едва сравнялось восемнадцать.
      - Это ничего не значит, когда два влюбленных сердца бьются в унисон, восторженно отозвался Уэлдрейк, не зная точно, цитирует ли самого себя или кого-то из уважаемых им собратьев по перу.
      Эльрик хранил молчание, никак не отвечая на излияния приятеля, в душе поражаясь странностям вселенной, этой поразительной сущности, которую он, будучи магом, до сих пор воспринимал лишь на языке символов.
      Он размышляет о символе Весов, Равновесия, коего некогда жаждали достичь все философы, пока из любопытства или ради спасения души и тела не принялись заключать союзы - одни с Законом, но большинство с Хаосом, как с силой более близкой самой природе магов. Так они сами себя лишили возможности добиться вожделенной цели... для многих назначенной с рождения... для некоторых - предначертанной самой Судьбой. Лишь последним дано было понять, как они были обмануты и чего лишились.
      Гейнор, бывший принц Равновесия, понимал это лучше, чем кто бы то ни было, ибо познал совершенство - и утратил его.
      В этот миг, закрывая за собой дверь самого обычного постоялого двора, Эльрик осознает, что страх его изменился, превратившись в необъяснимую решимость. Ледяное безумие охватывает его. Он ставит на кон не только собственную судьбу, не только душу отца - но нечто гораздо большее. С него довольно быть жертвой обстоятельств, игрушкой слепых сил, он решает вступить в игру между богами и сыграть с ними на равных, за себя и за своих смертных друзей, за тех немногих, кого он любит, - за Танелорн.
      Пока это не более чем обещание, которое он дает самому себе, неоформленное и бессвязное, - но оно направит все его действия в будущем, заставит презреть Тиранию Рока и волю богов, играющих его судьбой, имеющих на него права лишь благодаря сверхъестественной силе, которой он владеет. Отец принимал это как данность, принимал условия игры, где ставкой сделалась его жизнь и душа, - но Эльрик, его сын, отказывается принять ее...
      Но не только это. В нем живет еще холодный гнев, ненависть к существу, что одним небрежным жестом уничтожило стольких своих собратьев, даже не задумываясь об этом. Гнев его направлен не только на Гейнора, но и на себя самого. Может, именно поэтому он страшится Гейнора, ведь они так похожи! Если верить некоторым философам, они могли бы являть собой различные аспекты одного существа.
      Потаенные воспоминания бередят душу, но он не позволяет им подняться на поверхность. И они вновь скрываются во тьме, подобно тварям немыслимой бездны, что внушают ужас всем, кто встретится на пути, однако сами страшатся дневного света...
      Другая часть Эльрика, которую сам он называет гласом Мелнибонэ, честит его на все лады: к чему терять время на бесцельное самокопание! Он должен заключить союз с Гейнором - возможно, это даст ему силы бросить вызов противнику и одержать победу.
      И даже временное перемирие могло бы пойти ему на пользу, помогло бы достичь определенных целей... но что потом?
      Что будет, когда Ариох потребует у Эльрика то, что повелел ему найти? Возможно ли смертному обмануть герцога Преисподней - не говоря уже о том, чтобы одолеть его, изгнать из своего измерения?
      Эльрик сознает, что именно эти крамольные мысли владели его отцом и привели к нынешнему печальному положению. С саркастической усмешкой он вновь усаживается за стол, чтобы покончить с завтраком.
      До вечера, пока не встретится с Гейнором, он не станет принимать никаких решений.
      Уэлдрейк бросает последний пылкий взгляд вслед исчезнувшей красавице.
      Он извлекает из одного кармана пергамент, из другого - перо, из верхнего левого кармана жилета - походную чернильницу и принимается за сестину, затем за рондель, затем за вилланель... После чего вновь возвращается к сестине...
      Душа моя на крыльях мчит блестящих,
      Но ей не воспарить при свете дня,
      Ведь радость тайная
      Луною рождена
      И грезами, что ночью тешат спящих.
      Не дослушав, Повелитель Руин ускользает к себе, чтобы вновь погрузиться в созерцание карт и томительные раздумья. А Уэлдрейк делает паузу и с глубоким вздохом принимается за сонет...
      - Или, я подумал, может быть, лучше Оду. Нечто подобное я писал в Патни.
      Златая волна колыбельку качала.
      Она, убаюкана ею, дремала.
      И Море втайне благословляло
      Ее той Зарей, что над миром вставала.
      И тихо шептал ветерок легковейный
      Ей о любви моей беспредельной.
      - Добрый вечер, принц Гейнор. Полагаю, вы объясните нам, что подвигло вас уничтожить целый народ? По крайней мере, надеюсь, ваша софистика нас позабавит. - Маленький поэт не сводил пламенного взора с загадочного шлема, негодующе вздернув длинный нос и упираясь в бока кулаками. Здесь, на борту корабля, его не сдерживал ни страх перед их загадочным хозяином, ни нормы приличия - ведь речь шла о гибели целой нации!