Вот уж летнее небо стало бледно-голубым над синевой моря, над золотистой зеленью лесов на материке, над поросшими травой склонами горы Мойдел и белыми стенами замка, венчавшего ее вершину. А последний из расы вадагов, принц Корум, Принц в Алом Плаще, забыл обо всем на свете из-за любви к прекрасной мабденской женщине, маркграфине Ралине из Алломглила.
      В принце Коруме с первого взгляда можно было узнать вадага. Хотя его правый глаз был закрыт повязкой, украшенной драгоценными камнями, левый его глаз, настоящий, был большой, миндалевидный, с желтым зрачком и красной радужкой. Узкий и длинный череп, острый подбородок, заостренные кончики ушей, плотно прижатых к черепу и лишенных мочек. Светлые волосы, столь воздушные, что с ними не могли сравниться даже самые легкие кудри мабденских девиц. Широкий рот с полными губами и розовая кожа, усыпанная золотыми веснушками. Его можно было бы назвать красивым, если бы не отсутствие правого глаза и не жесткие, горькие складки вокруг рта. И еще, конечно, странная чужая рука, которая столь часто хваталась за эфес меча, что было сразу заметно, когда Корум откидывал свой алый плащ. На этой левой руке у Корума было шесть пальцев. Сама она как будто была скрыта под украшенной драгоценными камнями латной перчаткой. Но это только казалось. На самом же деле она была покрыта чешуей, выглядевшей как драгоценные камни. Странной и жуткой была мысль о том, что именно эта рука сокрушила сердце самого Рыцаря Мечей — герцога Ариоха, Владыки Хаоса, и позволила вернуться к власти лорду Аркину, Владыке Закона.
      При первом же взгляде на Корума сразу становилось ясно: это человек, одержимый жаждой мести. Он, действительно, поклялся отомстить за гибель всех своих родных и уничтожить графа Гландита-а-Краэ, вассала короля Лир-а-Брода из Каленуира, правившего восточными и южными землями континента, когда-то принадлежавшими вадагам. Он поклялся служить Закону и бороться против Хаоса, которому поклонялись Лир и его подданные. Он никогда не забывал о своей клятве; благодаря ей он превратился в мужчину, в рыцаря, она остудила юношеский пыл в его крови и оставила неизгладимый след в его душе. И еще ему не давала покоя мысль о дарованной его телу мощи — руке Кулла и глазе Ринна.
      Маркграфиня Ралина была прелестной женщиной. Густые пряди черных волос обрамляли ее нежное лицо, на котором выделялись огромные глаза и алый чувственный рот. Ее тоже все время беспокоили думы о колдовских дарах покойного волшебника Шула, но она старалась выбросить из головы мысли о нем, как прежде отгоняла от себя воспоминания о своем покойном муже, маркграфе, погибшем во время кораблекрушения при попытке добраться до Лиум-ан-Эс, страны, которой он верно служил и которую сейчас поглощало море.
      Смеялась она гораздо чаще Корума, и это служило ему утешением в его горестях. Он нередко вспоминал о тех давно минувших днях, когда он тоже мог беззаботно смеяться, и воспоминания о былой беззаботности вызывали у него порой ощущение горькой утраты. В памяти его всплывали и иные видения — его семья, родные и близкие, лежащие поверженными у стен охваченного пламенем замка Эрорн; Гландит, размахивающий топором, с лезвия которого стекает кровь вадагов… Эти жуткие картины посещали его гораздо чаще, чем воспоминания о прежней мирной жизни. Они навеки поселились в его сознании, иногда заполняя его целиком, иногда отступая куда-то в темные уголки памяти, но никогда не оставляя его в покое. Лишь только его жажда мести начинала угасать, видения тут же напоминали о незаживающей душевной ране, и это чувство вновь охватывало Корума. Огонь, разъятая плоть, ужас… Варварские колесницы денледисси, окованные бронзой и железом, украшенные грубыми изображениями из золота… Косматые малорослые лошадки и мощные бородатые воины в доспехах, снятых с поверженных вадагов, их разверстые в победном кличе рты, а дальше, за ними, пылающие и рушащиеся башни замка Эрорн… Именно тогда Корум познал, что такое ненависть и ужас…
      Жестокое лицо Гландита часто возникало в его памяти, заслоняя мертвые лица родителей и сестер, застывшие в предсмертной муке. И тогда он с криком просыпался среди ночи вне себя от ярости.
      Лишь Ралина могла успокоить его, прижимая к себе и гладя его дрожащее от напряжения тело.
      И все же в то лето выдавались дни, полные покоя, когда они медленно объезжали верхом окрестные леса, не опасаясь более лесных варваров. Их племена бежали еще в ту ночь, когда Гландит пытался штурмом взять замок. Они до смерти испугались корабля мертвецов, присланного волшебником Шулом и поднявшегося со дна моря под командой мертвого маркграфа, погибшего мужа Ралины.
      Леса были полны жизни. Там бродили дикие животные, цвели яркие цветы, наполняя воздух густым ароматом. Эти мирные сцены способствовали тому, что раны в душе Корума понемногу заживали. Они были живым противопоставлением жестоким битвам, смерти и колдовству; они напоминали о том, что во Вселенной есть и нечто другое — спокойствие и красота, что Закон предлагает нечто большее, нежели просто порядок: он стремится обеспечить гармонию во всех Пятнадцати Плоскостях мироздания, чтобы все живое могло бы существовать во всем своем многообразии. И еще Закон обеспечивает такой мир, при котором все достоинства людей могли бы проявиться во всей полноте и развиться.
      Однако Корум никогда не забывал, что, пока Гландит и те, кому он служит, еще живы, Закону постоянно угрожает опасность, что Страх, это разлагающее душу чудовище, по-прежнему способен восторжествовать надо всеми достоинствами и добродетелями.
      Однажды, когда они с Ралиной медленно ехали по лесу, Корум вдруг сказал, глядя куда-то вдаль невидящими глазами:
      — Гландит должен умереть!
      Ралина лишь кивнула в ответ, даже не спросив, почему он вдруг вспомнил об этом: она уже не раз в подобных обстоятельствах слышала от него эти слова. Она лишь натянула поводья, остановив свою гнедую кобылу посреди поляны, покрытой цветущими люпинами и колокольчиками, спешилась и, подобрав расшитые парчовые юбки, грациозной походкой пошла по поляне, раздвигая цветы и высокую траву. Корум, сидя в седле, наблюдал за нею и наслаждался ее красотой. А она, прекрасно зная, что он на нее смотрит, продолжала идти к противоположному краю поляны. Здесь было очень тепло в тени деревьев — дуба, клена и ореха, на ветвях которых устроили свои гнезда многочисленные птицы и белки.
      — О Корум, если бы мы могли жить здесь всегда! Мы бы построили здесь дом, разбили сад…
      Он попробовал улыбнуться в ответ.
      — Это невозможно. Ведь это только передышка. Шул был прав. Мы согласились вступить в борьбу, значит, должны быть готовы принять ее законы. Стало быть, наша судьба предопределена. Даже если бы я забыл свой обет ненависти, даже если бы я не поклялся служить Закону против Хаоса, Гландит все равно объявился бы здесь, и нам непременно пришлось бы защищать наш мир. А Гландит очень силен, Ралина. Он может уничтожить эти прекрасные леса в одну ночь. Мне кажется, это даже доставит ему удовольствие, ведь он знает, как мы их любим.
      Она опустилась на колени и вдохнула аромат цветов.
      — Ну почему все так происходит? Неужели ненависть всегда будет рождать ненависть, а любовь оставаться беспомощной?
      — Если лорд Аркин прав, то так будет не всегда. Но тем, кто считает, что любовь должна быть сильной, следует быть готовыми отдать жизнь за то, чтобы она эту силу обрела.
      Она резко подняла голову. В глазах ее была тревога.
      Он лишь пожал плечами в ответ на ее безмолвный вопрос.
      — И это правда.
      Она медленно выпрямилась и пошла к лошади. Поставила ногу в стремя и села бочком в свое дамское седло. Корум сидел неподвижно, глядя на цветы и на траву, которая медленно распрямлялась там, где по ней ступали ноги Ралины.
      — Это правда, — повторил он. Потом добавил, поворачивая коня назад: — Нам пора возвращаться, пока прилив не отрезал путь в замок.
      Некоторое время спустя они выбрались из леса и направили лошадей вдоль берега. Синие волны моря набегали на белый песок. Впереди виднелась дамба, ведущая к скале, на которой стоял замок Мойдел, самый отдаленный и почти забытый форпост цивилизации, когда-то расцветшей на земле Лиум-ан-Эс. Когда-то замок окружали леса, покрывавшие всю страну Лиум-ан-Эс, но теперь над ними плескались волны моря.
      В безоблачном небе с криками кружили морские птицы. То одна, то другая вдруг камнем падали вниз, чтобы схватить рыбу и унести ее в свое гнездо на острове Мойдел. Копыта лошадей стучали по прибрежному песку, иногда разбрызгивая набегавшие волны. Всадники приближались к дамбе, которую вскоре должен был закрыть прилив.
      И вдруг внимание Корума привлекло какое-то движение далеко в море. Он наклонился вперед, вглядываясь вдаль.
      — Что там? — спросила Ралина.
      — Не знаю. Может быть, большая волна. Но ведь время штормов еще не пришло… Посмотри сама.
      — Мне кажется, там над водой какой-то туман. Милях в двух отсюда. Трудно разобрать… — она вдруг задохнулась от волнения. — Это волна!
      К ним действительно приближалась огромная волна. Вода у берега забурлила.
      — Такое впечатление, что это огромный корабль, который плывет с большой скоростью, — сказал Корум. — Что-то знакомое…
      И он начал пристально вглядываться в приближающийся туман.
      — Видишь что-нибудь? Там словно какая-то тень. Тень человека…
      — Да, вижу. Огромная фигура! Может быть, это мираж? Игра света и тени?
      — Нет, это не мираж, — сказал он. — Я такое уже видел. Это великан. Великан, который ловит рыбу. Это из-за него моя лодка перевернулась и утонула у берегов Кулокраха!
      — Странствующий бог, — сказала она. — Я слышала о нем. Его иногда называют еще Большой Рыбак. Легенды утверждают, что видеть его — дурное предзнаменование!
      — Да, для меня оно полностью оправдалось, когда я встретился с ним в прошлый раз, — со смехом произнес Корум.
      Теперь огромная волна была уже у самого берега. Кони попятились от воды.
      — Он уже совсем близко. И туман идет за ним следом.
      Действительно, туман двигался к берегу следом за гигантской волной по мере того, как великан приближался к ним. Его уже можно было разглядеть. Он тяжело шел, спиной вперед, согнувшись под тяжестью сети, которую тащил за собой.
      — Что он хочет поймать? — прошептал Корум. — Кита? Морское чудовище?
      — Все, что попадется, — ответила она. — Все, что есть в море или на его поверхности, — она вздрогнула.
      Дамбу уже полностью закрыли поднятые гигантом волны. Спешить к замку не имело смысла. Вода заставила их отступить дальше к лесу. Тяжелые валы все накатывались и накатывались на берег, разбиваясь о песок и гальку.
      Туман достиг берега и окутал все вокруг. Стало холодно, хотя солнце по-прежнему сияло в небе. Корум завернулся в плащ. Теперь они явственно слышали тяжелые шаги великана. Коруму вдруг показалось, что это бредет проклятое создание, обреченное всю вечность тащить сеть через моря и океаны мира, никогда не находя того, что оно ищет…
      — Говорят, он хочет выловить свою душу, — прошептала Ралина. — Собственную душу.
      Вот гигант распрямился и вытащил сеть из воды. Множество тварей билось в ней, некоторые им совершенно неведомые. Большой Рыбак тщательно обследовал свой улов, а затем вывернул сеть наизнанку, выпуская всех пойманных тварей обратно в море. Потом он опять забросил сеть и медленно побрел дальше, спиной вперед и согнув плечи, пытаясь выловить то, что, видимо, ему никогда не суждено было поймать.
      Великан удалялся в открытое море, и туман вслед за ним уходил от берега. Море стало понемногу успокаиваться, затихать, а туман вскоре совсем растаял за горизонтом.
 
      Жеребец Корума коротко заржал и ударил копытом в мокрый песок. Принц взглянул на Ралину. Ее глаза смотрели куда-то вдаль, на лице застыло напряженное выражение.
      — Опасность уже миновала, — сказал он, желая подбодрить ее.
      — Ее еще и не было, — ответила она. — Появление морского бога — лишь предупреждение об опасности.
      — Это только ваши легенды так говорят…
      Ее глаза вновь ожили.
      — Разве тебе мало подтверждений того, что наши легенды говорят правду?
      Он согласно кивнул и предложил:
      — Поехали домой. Скоро море опять закроет дамбу.
      Лошади охотно двинулись к замку, к безопасности. Когда они проезжали по дамбе, уровень воды уже начал снова подниматься. Тяжелые волны бились о дамбу с обеих сторон, дробясь о валуны, из которых она была сложена. Лошади внезапно сами перешли в галоп.
      Наконец они достигли ворот замка, и огромные тяжелые створки разошлись, чтобы пропустить их внутрь. Воины Ралины встретили их с радостью, горя нетерпением поделиться своими впечатлениями о происшествии.
      — Вы видели великана, маркграфиня? — спросил Белдан, юный слуга Ралины, сбегая по ступеням западной башни. — Я уж было подумал, что это один из союзников Гландита.
      Лицо юноши, обычно оживленное, было сейчас довольно мрачным.
      — Кто его отогнал?
      — Никто, — ответила она, спрыгивая с лошади. — Это был Странствующий бог. Он просто проходил мимо.
      Белдан вздохнул с явным облегчением. Как и все остальные обитатели замка Мойдел, он все время ожидал нового нападения. И был в этом совершенно прав: рано или поздно Гландит вновь появится под стенами, ведя с собой более сильных союзников, нежели воины из лесных племен, суеверные и легко впадающие в панику. До них уже дошли слухи о том, что граф Гландит после неудачного нападения на замок Мойдел в ярости вернулся ко двору в Каленуире и просил короля Лир-а-Брода дать ему армию. В следующий раз он, вероятно, приведет с собой не только армию, но и флот, чтобы атаковать замок одновременно и с суши, и с моря. Такой штурм мог быть успешным, поскольку воинов в замке осталось совсем немного.
      Когда они собрались на ужин в главном зале, солнце уже садилось. Корум, Ралина и Белдан сидели за столом. Корум гораздо чаще обращал свое внимание на кувшин с вином, нежели на пищу. Он был задумчив и печален, погружен в мрачные размышления. Своим настроением он заразил и остальных, и они даже не пытались завязать беседу.
      Так прошло часа два, а Корум все пил вино. Потом Белдан вдруг поднял голову, прислушиваясь. Ралина тоже нахмурилась, услышав непривычный шум. Только Корум продолжал сидеть безучастно.
      Сначала раздался резкий стук. Потом заговорили неясные голоса, и стук прекратился. Потом голоса затихли, а стук возобновился вновь.
      Белдан поднялся:
      — Пойду узнаю, в чем дело.
      Ралина взглянула на Корума.
      — Я пока побуду здесь…
      Он сидел, низко опустив голову, и неотрывно смотрел на свою чашу, то трогая пальцем повязку, закрывавшую подаренный ему глаз Ринна, то поднимая руку Кулла, вытягивая все шесть пальцев, сгибая их и рассматривая, словно раздумывая над тем, чем может грозить это внезапное вторжение.
      Ралина прислушалась. Во дворе раздался голос Белдана. Стук снова прекратился. Последовал неясный обмен вопросами и ответами. Потом опять тишина.
      Вернулся Белдан.
      — У ворот стоит гость, — сказал он маркграфине.
      — Откуда он?
      — Он говорит, что он путешественник, что попал в беду и просит приюта.
      — Лжет?
      — Не знаю.
      Корум поднял голову:
      — Чужестранец?
      — Да, — ответил Белдан. — Может быть, шпион Гландита.
      Корум с трудом поднялся на ноги:
      — Пойду взгляну…
      Он провел рукой по лицу и, глубоко вздохнув, направился к выходу из зала. Ралина и Белдан последовали за ним.
      Когда он подошел к воротам, стук возобновился.
      — Кто ты? — спросил Корум. — Что привело тебя в замок Мойдел?
      — Меня зовут Джери-а-Конел, я путешественник. Я оказался здесь не по своей воле и был бы признателен, если бы мне предоставили пищу и ночлег.
      — Ты из Лиум-ан-Эс? — спросила Ралина.
      — Я отовсюду и ниоткуда. Я не принадлежу ни к одному народу и в то же время принадлежу к любому из них. Одно я могу сказать точно — я вам не враг. Я промок насквозь и промерз до костей.
      — Как ты добрался до Мойдела, ведь дамбу залило приливом? — спросил Белдан. Повернувшись к Коруму, он добавил: — Я уже спрашивал его об этом, но он не ответил.
      Скрытый воротами путешественник что-то пробормотал в ответ.
      — Не слышу, — сказал Корум.
      — Черт бы вас побрал! Об этом не очень-то приятно вспоминать! Я попал в сеть! Я был частью улова! Именно эта сеть притащила меня сюда! А потом меня выбросили в воду за ненадобностью, и я вплавь добрался до вашего проклятого замка, взобрался на вашу проклятую скалу и теперь стучусь в ваши проклятые ворота, а мне отвечают какие-то проклятые идиоты! Вы что, тут, в Мойделе, о милосердии и понятия не имеете?!
      Все трое посмотрели друг на друга в изумлении. Теперь они были убеждены в том, что чужестранец не имеет ничего общего с Гландитом.
      Ралина подала знак воинам, и те отворили тяжелые ворота. В образовавшемся между створками просвете появилась тощая фигура в перепачканной мокрой одежде неизвестного здесь покроя. На спине чужестранца был мешок, а на голове шляпа, широкие поля которой, насквозь пропитанные водой, висли до плеч. Его длинные волосы были тоже совсем мокрые. Он был относительно молод, довольно красив и, несмотря на потрепанный и промокший вид, в его умных глазах читалась даже некоторая надменность. Он поклонился Ралине.
      — Джери-а-Конел к вашим услугам, сударыня.
      — Как это тебе удалось сохранить шляпу на голове, если тебя тащили в сети по морю? — спросил Белдан. — Да и мешок тоже?
      Джери-а-Конел подмигнул в ответ:
      — Я никогда не расстаюсь со шляпой и очень редко — со своим мешком. Путешественник вроде меня должен держаться за свои пожитки, что бы ни произошло.
      — А ты именно путешественник? — спросил Корум. — И никто более?
      Джери-а-Конел выказал некоторые признаки нетерпения.
      — Ваше гостеприимство напоминает тот прием, который мне оказали некоторое время назад в одном месте под названием Каленуир…
      — Так ты прибыл из Каленуира?!
      — Я был там. Однако, как я вижу, вас не смущает сравнение с Каленуиром…
      — Прошу прошенья, — сказала Ралина. — Пойдемте. Еда на столе. Я скажу слугам, чтобы вам принесли сухую одежду. И полотенца.
      Они вернулись в зал. Войдя, Джери-а-Конел огляделся по сторонам.
      — А у вас здесь очень мило, — заметил он.
      Они сели к столу, а Джери, отойдя в угол, стал деловито стаскивать с себя мокрую одежду. Раздевшись донага, он почесал нос и стал растираться полотенцем, которое принес слуга. Но от сухой одежды отказался, и вместо того, чтобы переодеться, завернулся в очередное полотенце, подсел к столу и жадно набросился на еду и питье.
      — Я надену свою одежду, когда она высохнет, — заявил он. — У меня такая глупая привычка — терпеть не могу чужой одежды. Смотрите, хорошенько высушите шляпу. Поля должны быть загнуты, вот так.
      Отдав слугам все эти распоряжения, он повернулся к Коруму, широко улыбаясь.
      — И каким же именем, мой друг, я должен вас называть на этом отрезке пространства и времени?
      Корум нахмурился.
      — Боюсь, я не совсем понимаю…
      — Я спрашиваю, как вас зовут, вот и все. Ведь имя человека постоянно меняется, и ваше, и мое. Разница только в том, что вы иной раз этого не знаете, а я знаю. Или, наоборот, вы знаете, а я — нет. Кроме того, иногда бывает так, что мы становимся одним и тем же существом или, лучше сказать, разными проявлениями одного и того же существа.
      Корум покачал головой. Этот человек был явно не в своем уме.
      — Например, — продолжал Джери, стремительно поглощая то, что горой возвышалось на его тарелке, — в разные времена меня звали Тимерасом и Шаленаком. Иногда я — герой, но чаще — просто спутник героя.
      — В ваших словах мало смысла, сударь, — сказала Ралина тихо. — Мне кажется, принц Корум вас не понимает. Да и мы тоже.
      Джери улыбнулся.
      — Понятно. Значит, я попал в такое время, когда герой знает только о нынешнем своем воплощении. Что ж, это даже к лучшему. Ибо порой весьма неприятно помнить обо всех своих ипостасях, особенно если они вдруг совпадают и накладываются одна на другую. Я узнаю в принце Коруме старого друга, а он меня не узнает. Но это не имеет значения.
      Он покончил наконец с едой, поправил полотенце на бедрах и откинулся на спинку стула.
      — Так, значит, вы предложили нам загадку, а ответа на нее не даете, — сказал Белдан.
      — Я объясню, — ответил Джери. — Я вовсе не собираюсь над вами смеяться. Я не обычный путешественник. Видимо, это мое предназначение — путешествовать по разным временам и разным измерениям. Я не помню, когда я родился, и не жду пока смерти — в принятом значении этого слова. Меня иногда зовут Тимерас. А если вы хотите знать, откуда я родом, то, полагаю, из Танелорна.
      — Но Танелорн — это миф! — сказал Белдан.
      — Любое место может считаться мифом в другом месте. Но Танелорн гораздо более реален, чем многие другие места. Его вполне можно найти, если хорошенько искать. Причем начинать можно из любого места во Вселенной.
      — А чем вы занимаетесь? — спросил Корум.
      — Ну, в свое время я писал стихи и пьесы, но основное мое занятие — быть другом героев. Я сопровождал — конечно, под разными именами и в разном обличье — Ракхира, Красного Лучника в его путешествии в Ксерлеренес, где корабли лодочников плывут в небесах, как ваши корабли плавают по морю. Вместе с Элриком из Мелнибонэ я встречался с Мертвым Богом, а с Асквиолом с Помпеи путешествовал по окраинам Вселенной, где пространство измеряется не милями, но галактиками. С Хоукмуном из Кёльна я побывал в Лондре, где люди носят украшенные драгоценными камнями маски, в виде звериных морд. Я видел и прошлое, и будущее. Я посетил многие планетные системы и убедился в том, что времени не существует, а пространство — не более чем иллюзия.
      — А боги? — спросил Корум.
      — Думаю, мы сами создаем их. Но я не до конца в этом уверен. Если примитивные расы изобретают себе богов, чтобы объяснить происхождение грома, то более развитые народы создают более сложных богов, чтобы объяснить те абстрактные понятия, которые сами пока осмыслить не в состоянии. Ведь частенько говорят, что боги не могут существовать без людей, а люди — без богов.
      — И все же боги, кажется, могут влиять на наши судьбы, — сказал Корум.
      — А мы — на их судьбы, не так ли?
      Белдан тихо сказал Коруму:
      — Твоя собственная судьба тоже подтверждает это, принц.
      — Значит, вы можете по своему желанию перемещаться по всем Пятнадцати Плоскостям мироздания, — сказал Корум. — Некоторые вадаги когда-то тоже это умели…
      Джери улыбнулся.
      — По своему желанию я не могу переместиться никуда. Или, лучше сказать, я могу попасть только в некоторые места. Например, иногда я могу возвратиться в Танелорн, если очень захочу. Но обычно я меняю свой облик и местонахождение без всякой видимой причины. И мне приходится выполнять одну и ту же роль, где бы я ни оказался, — быть спутником и другом героев. Именно поэтому я сразу узнал тебя, Корум, и понял, кто ты такой — Вечный Воитель, Вечный Защитник. Я встречался со многими героями в разных формах и разных проявлениях; но они не всегда узнавали меня. Вероятно, порой, особенно когда у меня случались провалы памяти, я тоже не всегда их сразу узнавал.
      — Но ты никогда сам не был героем?
      — Многие находили в моем поведении нечто героическое. Вероятно, я действительно иногда был в какой-то степени героем. Но повторяю еще раз: моя судьба — быть как бы частью другого человека, истинного героя, или даже нескольких героев, у которых всегда примерно одна и та же функция. Материя, из которой созданы наши индивидуальности, наши личности, разносится, словно по капризу ветров, по всей Вселенной. Я даже однажды слышал такую теорию, что все смертные — это лишь проявления, различные ипостаси одной, единой космической личности. Некоторые считают, что даже боги тоже являются ее проявлениями. И что все плоскости, в которых мы существуем, все столетия, что уже прошли или еще придут, все изменения пространства — все это лишь воплощение идей одного космического разума, как бы осколки его личности. Такие теории могут завести очень далеко, но не привести никуда. Однако они никак не влияют на наше понимание стоящих перед нами проблем.
      — Что ж, я готов согласиться с этим, — задумчиво произнес Корум. — А теперь не мог бы ты все же объяснить более подробно, как ты оказался в Мойделе?
      — Я, конечно, постараюсь объяснить, друг Корум. Случилось так, что я оказался в одном весьма мрачном месте — в Каленуире. Как я попал туда, я уже не очень хорошо помню. Но к этому я уже привык. Этот Каленуир — сплошной гранит и полумрак — мне совершенно не понравился. Я пробыл там всего несколько часов и сразу же вызвал у местных жителей самые разнообразные подозрения. Чтобы удрать, мне пришлось сперва полазить по крышам, затем украсть колесницу, а потом позаимствовать чью-то лодку, стоявшую у речного причала, и на ней спуститься к морю. Я решил, что возвращаться на берег будет небезопасно, и поэтому просто поплыл вдоль побережья. Вдруг вокруг меня сгустился туман, море забурлило, как будто поднялся шторм. В мгновенье ока я вместе с лодкой оказался в огромной сети — в пестрой мешанине рыб, морских чудищ, людей и других созданий, которые трудно описать. Мне удалось вцепиться в канаты, из которых сплетена была эта гигантская сеть. И всех нас куда-то с огромной скоростью потащило… Как я не задохнулся — до сих пор не пойму. А потом сеть вдруг подняли и нас всех вытряхнули обратно в море. Мои товарищи по несчастью тут же расплылись кто куда, и я остался в воде один. Потом я увидел вдалеке скалу и ваш замок и поплыл туда. Мне попался обломок плавника, который и помог мне добраться до вас…
      — Каленуир! — произнес Белдан. — А когда ты там был, ты случайно не слышал о человеке по имени Гландит-а-Краэ?
      — Однажды в таверне я слышал, как упоминали имя графа Гландита, — ответил Джери хмуро. — Причем упоминали с явным восхищением. Насколько я мог судить, он там у них известный и славный воитель. Весь город вроде бы готовился к войне, но я так и не понял, за что и против кого. Мне показалось, что они с ненавистью говорят о стране Лиум-ан-Эс. И еще — они ожидают прибытия союзников из-за моря.
      — Союзников? — переспросил Корум. — Может быть, с надрагских островов?
      — Нет. Мне кажется, они говорили о Бро-ан-Мабдене.
      — С западного континента! — выдохнула Ралина. — Я и не знала, что там все еще живут мабдены! Но что заставило их пойти войной на Лиум-ан-Эс?
      — Вероятно, те же чувства, что руководили ими, когда они уничтожали моих соплеменников, — предположил Корум. — Зависть. И ненависть к миру. Твой народ, как ты сама мне рассказывала, воспринял многие обычаи и традиции вадагов. Этого было вполне достаточно, чтобы навлечь на себя ненависть Гландита и ему подобных.
      — Да, правда, — ответила Ралина. — Но тогда, значит, не одни мы находимся в опасности. Лиум-ан-Эс ни с кем не воевал уже лет сто, даже больше. Они совершенно не готовы к такому вторжению.
      Тут слуга внес одежду Джери. Она была высушена и вычищена. Джери поблагодарил его и стал одеваться так же деловито и беззастенчиво, как и раздевался. Его рубашка была из ярко-синего шелка, а широкие штаны — такого же алого цвета, как плащ Корума. Вокруг талии он затянул широкий желтый пояс, а затем надел перевязь, на которой болталась сабля в ножнах и длинный кинжал. Натянул мягкие сапоги с голенищами до колен, а на шею повязал шарф. Свой темно-синий плащ он положил рядом вместе со шляпой, поля которой заломил по своему вкусу, и дорожным мешком. Теперь он выглядел вполне удовлетворенным.
      — Вам, наверное, лучше сразу рассказать мне все, что вы считаете необходимым, — заявил он. — Тогда я, вероятно, смогу вам помочь. Я многое узнал в своих путешествиях, хотя большая часть этих знаний здесь совершенно бесполезна…
      Корум рассказал ему о Повелителях Мечей и о Пятнадцати Плоскостях мироздания, о борьбе Закона и Хаоса и о попытках восстановить нарушенное Космическое Равновесие. Джери-а-Конел внимательно слушал его. Похоже, многое из того, о чем говорил Корум, было ему давно известно.
      Когда Корум закончил свои разъяснения, Джери сказал:
      — Ясно, что любая попытка связаться с лордом Аркином и просить его о помощи в данное время ничего не даст. Законы, установленные Ариохом, все еще действуют в ваших Пяти Плоскостях. Их надо уничтожить, прежде чем Аркин и хранимый им Закон обретут реальную силу и власть. Это извечный удел смертных — участвовать в борьбе, которую ведут между собой боги. Ясно, что война между королем Лир-а-Бродом и страной Лиум-ан-Эс — это отражение и продолжение войны между Законом и Хаосом, которая идет в других плоскостях. Если те, кто служит Хаосу, победят, то есть если победит армия Лир-а-Брода, тогда лорд Аркин утратит власть и Хаос вновь восторжествует. Ариох не самый могучий из Повелителей Мечей; королева Ксиомбарг обладает значительно большей властью в тех плоскостях, где она правит, а король Мабелод еще более могуществен. По моему мнению, вы еще далеко не полностью испытали здесь настоящее проявление власти Хаоса.
      — Так. Весьма утешительные известия, — мрачно заметил Корум.
      — Все же лучше смотреть правде в глаза, — заметила Ралина.
      — А могут другие Повелители Мечей послать помощь королю Лир-а-Броду? — задал вопрос Корум.
      — Не напрямую. Но в их распоряжении имеется множество способов сделать это через своих посланников и агентов. Вы бы, наверное, хотели выяснить, что Лир замышляет?
      — Конечно, — сказал Корум. — Но как?
      Джери улыбнулся.
      — Мне кажется, вы вскоре убедитесь, насколько полезно иметь такого союзника, как я.
      Он повернулся к своему дорожному мешку и развязал его.
      Из мешка он, ко всеобщему изумлению, извлек некое животное, которому совершенно не повредило пребывание в воде, да и в мешке тоже. Животное открыло большие глаза и замурлыкало.
      Это был кот. То есть не совсем кот, но очень похожий на кота зверек, только с крыльями, сейчас сложенными на спине. Он был весь черный, только на груди, на носу, на кончиках лап и крыльев просвечивали белые пятнышки. Кот выглядел вполне дружелюбно. Джери угостил его со своей тарелки. Кот встряхнул крыльями и принялся жадно есть.
      Ралина послала за молоком, и когда кот насытился, то уселся рядом с Джери и принялся умываться — сперва мордочку и лапы, потом крылья.
      — Никогда не видел ничего подобного! — пробормотал Белдан.
      — И мне ни в одном из моих путешествий никогда больше не попадались такие крылатые коты, — сказал Джери. — Это на редкость дружелюбное существо. Он очень часто мне помогает. Иногда, правда, наши с ним пути расходятся, и мы не встречаемся столетиями, но потом подолгу бываем вместе, и кот прекрасно меня помнит. Я зову его Мурлыка. Не самое оригинальное имя, конечно, но ему, кажется, нравится. Думаю, он сможет нам помочь.
      — Каким образом? — спросил Корум, глядя на крылатого кота.
      — Очень просто. Он может слетать ко двору короля Лир-а-Брода и выведать все, что они там затевают. А потом вернется и все нам расскажет!
      — Он разве и говорить может?
      — Разговаривает он только со мной. Да это и нельзя назвать разговором. Так что, пошлем его?
      Корум, совершенно ошеломленный, ответил, через силу улыбаясь:
      — А почему бы и нет?
      — Тогда я, с вашего разрешения, поднимусь на башню и дам ему соответствующие инструкции.
      В молчании все трое смотрели, как Джери надел шляпу, взял кота на руки, поклонился им и пошел к лестнице, ведущей наверх.
      — Все это как во сне, — сказал Белдан, когда Джери ушел.
      — Вот именно, — подтвердил Корум. — Во сне, который только начинается. Будем надеяться, что увидим его конец…

Глава вторая

ВСТРЕЧА В КАЛЕНУИРЕ

      Крылатый кот стремительно летел на восток сквозь ночь.
      И вскоре впереди показались мрачные очертания Каленуира.
      Дым от тысяч коптящих факелов поднимался над городом и застилал все небо, закрывая даже свет луны. Огромные угловатые блоки темного гранита, из которых были сложены здесь все дома и замки, острыми углами выступали из мрака ночи. Округлые формы здесь не встречались вообще. А над всем городом высилась чудовищная мрачная громада — королевский замок Лир-а-Брода. Вокруг его черных стен и башен то там, то здесь мелькали странные цветные огоньки. Временами раздавался гул, скорее похожий на гром, хотя небо было безоблачно.
      К черному замку короля и направил свой полет маленький кот. Он сел на крыше одной из неуклюжих, угловатых башен и сложил крылья. Некоторое время он осматривался, поводя желтыми глазищами то вправо, то влево, словно раздумывая, каким путем проникнуть внутрь.
      Шерстка на загривке кота поднялась дыбом, длинные усы подергивались, хвост был поднят трубой. Кот чувствовал присутствие в замке не только колдовских, сверхъестественных сил и существ, но и некоего создания, которое вызывало у него особую ненависть. Он начал медленно и очень осторожно спускаться по стене башни, пока не достиг маленького окна, забранного решеткой. Протиснувшись сквозь ее прутья, он оказался в темной комнате круглой формы. За приоткрытой дверью виднелись ступени винтовой лестницы, ведущей в нижние помещения башни. Все так же медленно и осторожно кот проследовал вниз. Угловатая архитектура башни давала массу возможностей не выходить из тени. Весь Каленуир был полон таких теней.
      Наконец кот увидел впереди яркий свет. Он остановился, внимательно оглядываясь вокруг. Горящие факелы озаряли длинный узкий коридор, в противоположном конце которого слышались громкие голоса, бряцание оружия и звон кубков. Кот расправил крылья и бесшумно взлетел к погруженным в глубокую тень потолочным балкам обширного зала. На одной из них, черной от застарелой копоти, он и пристроился. Отсюда было прекрасно видно все, что происходило внизу, где собралось множество мабденов. Кот уселся поудобнее и замер, наблюдая за происходящим.
 
      В центре главного зала замка Каленуир было устроено возвышение, вырубленное из цельного куска грубо отесанного обсидиана. На возвышении стоял трон из монолитного гранита, украшенный кристаллами кварца. Каменотесы, делавшие этот трон, явно пытались придать его подлокотникам облик химер, но работа была чрезвычайно грубая и к тому же незавершенная. Тем не менее, даже в таком виде эти фигуры являли собой достаточно жуткое зрелище.
      На троне разместились трое. На каждом подлокотнике сидела обнаженная девица. Тела девиц были щедро украшены непристойными татуировками. В руках у них были кувшины с вином, из которых они все время подливали в кубок, что держал в руке человек, сидевший на самом троне. Человек этот был поистине огромен, значительно выше любого обычного мужчины. На голове его тускло сверкала кованая железная корона, надетая поверх гривы длинных спутанных волос, концы которых были заплетены в косички. Когда-то цвет его волос, видимо, был соломенным, но теперь в них клочьями просвечивала седина, которую их хозяин безуспешно пытался скрыть с помощью краски. Борода его тоже была соломенного цвета с сильной проседью. Лицо изможденное, кожа серая, вся в красных прожилках лопнувших сосудов. Глубоко посаженные глаза были красны и источали ненависть, хитрость и подозрительность. Он был одет с головы до ног в богатые одежды, явно вадагского происхождения. Но их золотое шитье давно потускнело, а сама парча засалилась и покрылась множеством пятен от жира и пролитого вина. На плечи короля был накинут грязный плащ из волчьей шкуры, изделие мабденов из восточных земель, которыми этот человек правил. Пальцы его были унизаны кольцами и перстнями, содранными с убитых вадагов и надрагов. Левая рука покоилась на эфесе огромного старого железного меча. Правая сжимала бронзовый кубок, украшенный алмазами, из которого на его одежду то и дело проливалось густое вино. Вокруг трона, спиной к своему властелину, стояла стража. Каждый из воинов был столь же высок или даже выше, чем человек на троне. Стражники стояли плечом к плечу, не шевелясь, а лезвия их обнаженных мечей опирались о верхнюю кромку огромных овальных щитов, сделанных из кожи и железа и окованных бронзой. Бронзовые шлемы почти полностью закрывали лица воинов, а из-под шлемов выбивались густые длинные волосы и бороды. В их глазах, казалось, застыла вечная неукротимая ярость. Они напряженно смотрели куда-то в пространство. То была знаменитая Черная Стража — ее еще называли Мрачной Стражей — воины, абсолютно и безусловно преданные сидевшему на троне человеку.
      Король Лир-а-Брод поднял свою массивную, тяжелую голову и осмотрел зал.
      Зал был заполнен воинами.
      Единственными женщинами здесь были две обнаженные прислужницы, что наливали ему вино. Их волосы и тела были грязны, все в царапинах и кровоподтеках. Двигались они словно мертвые тени, привычно прижав к бедру тяжелые, полные вина кувшины, с трудом пробираясь между огромными грубыми воинами-мабденами в варварском боевом облачении.
      От этих людей воняло потом и пролитой ими кровью. Их кожаная одежда скрипела при каждом движении, а кольчуги и броня звенели и бряцали всякий раз, когда они поднимали кубки с вином.
      Торжественный обед уже закончился, скамьи и столы были убраны, и все воины — кроме тех, кто под влиянием винных паров давно уже спал где-нибудь в углу — стояли перед троном, глядя на своего короля и ожидая, что он скажет.
      В отблесках пламени, пляшущего в огромных, подвешенных к потолочным балкам светильниках, гигантские тени метались по полу и по стенам зала, а глаза мабденов вспыхивали красным, словно звериные.
      Каждый воин в этом зале был начальником и командиром других воинов. Здесь была вся знать королевства Лир-а-Брода, прибывшая, чтобы принять участие в общем собрании. Некоторые, одетые иначе, чем большинство присутствующих, и явно предпочитающие кожу и меха награбленным у вадагов и надрагов парчовым одеждам, прибыли из-за моря. То были посланцы земли Бро-ан-Мабден, гористого края, лежащего к северо-востоку от Каленуира; там зародилась когда-то раса мабденов.
      Король Лир-а-Брод положил руки на подлокотники трона и, опершись на них, медленно поднялся. И тут же пять сотен рук подняли вверх кубки:
      — Лир — это государство!
      Он машинально пробормотал в ответ:
      — А государство — это Лир…
      Он оглядел зал странным взглядом. Глаза его на секунду задержались на одной из обнаженных девиц. Он смотрел на нее, как будто не узнавая.
      Из ряда воинов выступил один — дородный, крупный мужчина с водянисто-серыми, воспаленными глазами и красным, лоснящимся лицом. На этом лице выделялся жестокий рот, верхняя губа которого едва прикрывала длинные желтые клыки. Он встал прямо напротив короля, по другую сторону от воинов Черной Стражи. На нем был высокий, украшенный крыльями ворона железный шлем, с плеч свисал плащ из медвежьей шкуры. Его осанка и выражение лица были властными и даже, пожалуй, более величественными, чем у самого короля, который сейчас смотрел на него сверху вниз.
      Король чуть шевельнул губами:
      — Гландит-а-Краэ?
      — Да, мой король, я — Гландит, граф Краэ, — ответил воин. — Капитан денледисси, что очистили твои владения от вадагской нечисти и тех, кто вступил в союз с проклятыми колдунами. Я тот, кто помог завоевать и острова надрагов. Я — Брат Пса, Сын Рогатого Медведя, верный слуга Владык Хаоса!
      Король кивнул.
      — Я знаю тебя, Гландит. Ты преданный человек.
      Гландит поклонился.
      Некоторое время все молчали.
      Затем король приказал:
      — Говори же.
      — Есть один шефанхау, который сумел избежать твоего правосудия, мой король. Это последний, единственный вадаг, которому удалось уцелеть, остаться в живых, — Гландит дернул за шнурок, скреплявший ворот его камзола, торчавший из-под стального нагрудника, и сунул руку за пазуху. Оттуда он извлек два предмета, висевшие у него на шее на шнурке: высохшую, мумифицировавшуюся кисть руки и маленький кожаный мешочек. Он протянул их королю.
      — Вот рука, которую я отрубил у этого вадага. А здесь, в мешочке, его глаз. Сам он нашел прибежище в замке, который стоит у самых западных берегов твоих владений, — в замке Мойдел. Владеет этим замком женщина из мабденов. Это маркграфиня Ралина-ан-Алломглил, которая служит стране предателей — Лиум-ан-Эс, стране, которую ты теперь хочешь предать огню и мечу, поскольку ее король отказывается служить нашему делу и нашим целям.
      — Ты все это мне уже рассказывал, — заявил король Лир. — И еще о гнусном колдовстве ты рассказывал, которым они воспользовались, чтобы отбить твою атаку, когда ты пошел на штурм замка… Продолжай.
      — Я хочу вновь пойти войной на замок Мойдел, поскольку, как я слышал, этот шефанхау Корум и предательница Ралина вновь вернулись туда, считая, что там они будут для тебя недосягаемы.
      — Все мои армии пойдут на запад, — ответил ему Лир. — Все наши силы будут брошены на уничтожение Лиум-ан-Эс. Замок Мойдел мы возьмем с налету.
      — Я прошу милости, мой король. Я прошу послать меня на штурм именно этого замка.
      — Ты один из наших лучших воинов и капитанов, граф Гландит, и мы хотим использовать тебя и твое войско в главном сражении.
      — Но пока Корум жив и владеет колдовскими чарами, существует страшная угроза нашему делу. Я говорю истину, о великий король! Это могучий противник, может быть, более мощный, чем вся страна Лиум-ан-Эс. Потребуется очень много сил, чтобы покончить с ним.
      — С одним искалеченным шефанхау? Это еще почему?
      — Он вступил в союз с Владыками Закона. У меня есть тому доказательства. Один из моих рабов-надрагов обладает вторым зрением. Он может видеть недоступное.
      — Где этот надраг?
      — Ждет снаружи. Я бы никогда не позволил себе привести сюда эту тварь без разрешения моего короля.
      — Пусть его приведут.
      Все воины в зале обернулись ко входу. Их лица выражали отвращение и любопытство одновременно. Только Черная Стража продолжала безучастно смотреть в пространство. Король Лир вновь уселся на трон и взмахнул кубком, требуя еще вина.
      Двери отворились, и на пороге возникла темная фигура. Хотя ее очертания напоминали человека, это был не человек. Как только он двинулся вперед, воины отодвинулись к стенам, освобождая проход.
      У создания было темное, плоское лицо, волосы спадали на лоб, закрывая глаза. Оно было одето в куртку и штаны из тюленьей кожи. Оно все время нервно и заискивающе кланялось направо и налево, продвигаясь к тому месту, где стоял Гландит.
      Губы короля скривились в гримасе отвращения. Он махнул Гландиту рукой:
      — Пусть быстро говорит и немедленно убирается прочь!
      Гландит схватил надрага за жесткие волосы:
      — Ну-ка, ты, тварь, расскажи моему королю, что ты видел своим вторым зрением, выродок!
      Надраг открыл рот и весь передернулся.
      — Говори! Быстро!
      — Я… Я видел другие плоскости, не это…
      — Ты видел Ифарн, ад? — в ужасе спросил король Лир.
      — Другие плоскости… — глаза надрага забегали по залу. — Да, я видел и Ифарн… Я видел там существо, которое невозможно описать… Но я с ним говорил… Немного… Оно сказало, что лорд Ариох, Владыка Хаоса…
      — Он имеет в виду Повелителя Мечей, — объяснил Глан-дит, — лорда Арага, Великого Древнего Бога.
      — Божество сказало, что Ариоха — то есть Арага — убил вадаг Корум Джаелен Ирсеи… И теперь лорд Аркин, Владыка Закона, вновь повелевает этими пятью плоскостями… — голос надрага оборвался.
      — Рассказывай дальше! — яростно рявкнул Гландит, дергая надрага за волосы. — Рассказывай то, что касается нас, мабденов!
      — Божество сказало мне, что теперь, когда лорд Аркин вернулся, он попытается полностью восстановить свою власть над этим миром. Но ему нужны смертные, которые служили бы его целям. И из этих смертных самый главный и важный — Корум. И еще, что весь народ страны Лиум-ан-Эс, конечно, будет служить Аркину… Потому что они… уже давно… переняли обычаи шефанхау…
      — Значит, все наши подозрения оправдались, — произнес король Лир с торжеством. — Хорошо, что мы уже начали готовиться к войне против Лиум-ан-Эс! Мы пойдем с мечом на этих слабых выродков, что служат Закона!
      — Но ты должен признать, что именно мне надлежит уничтожить Корума, — сказал Гландит.
      Король нахмурился. Потом поднял голову и взглянул ему прямо в глаза.
      — Да! — он махнул рукой. — Уберите этого вонючего шефанхау! Настало время призвать Пса и Медведя!
 
      Сидя на потолочной балке высоко над залом, кот почувствовал, что шерсть его опять встала дыбом. Ему очень хотелось покинуть замок, но он заставил себя остаться. Он выполнял приказ Джери-а-Конела, а тот велел ему выяснить все, что происходит в Каленуире.
      Воины уже столпились вдоль стен, полностью освободив центр зала. Женщин выслали вон. Лир слез с трона.
      Наступила полная тишина.
      По-прежнему стоя на возвышении, окруженный Черной Стражей, Лир хлопнул в ладоши.
      Двери растворились, и в зал втащили огромную клетку с пленниками. Среди них были маленькие дети, женщины и несколько мужчин, типичные крестьяне. Они растерянно озирались, не понимая, куда они попали и что с ними собираются делать. Огромную клетку, поставленную на колеса, выволокли на середину зала. Дети плакали. Взрослые пленники не делали никаких попыток их успокоить. Они лишь цеплялись руками за толстые железные прутья клетки и с безнадежностью смотрели на своих мучителей.
      — Ага! — воскликнул Лир. — Вот и угощение для Пса и Медведя! Отличное угощение! Вкусное!
      Король явно наслаждался ужасом, который испытывали пленники. Он сделал шаг вперед — и то же самое проделала Черная Стража. Он облизал губы и изучающе осмотрел пленников.
      — Пусть их зажарят! — приказал он. — И пусть запах их жареного мяса достигнет границ Ифарна, пробудит аппетит богов и приведет их сюда!
      Одна из женщин в клетке жалобно вскрикнула и потеряла сознание. Двое юношей склонили головы и зарыдали. Дети непонимающе смотрели сквозь прутья клетки, перепуганные уже тем, что они сюда попали, не понимая, что им уготовано.
      Сквозь кольца в верхней части клетки пропустили толстые веревки, которые затем перекинули через одну из балок, и клетку подняли вверх, к потолку.
      Крылатый кот передвинулся по балке ближе к стене и продолжил наблюдение.
      Затем в зал втащили огромную жаровню, которую установили прямо под клеткой с пленниками. Глаза воинов вспыхнули в предвкушении жестокого зрелища. Жаровня была наполнена раскаленными угольями.
      В зал вошли слуги с кувшинами масла и стали лить его на раскаленные уголья. Огромные языки пламени взлетели вверх, объяв и поглотив страшную клетку. Из нее раздались жуткие, леденящие кровь вопли заживо поджариваемых людей.
      Король Лир-а-Брод расхохотался.
      Ему вторил хохот графа Гландита-а-Краэ.
      И вся мабденская знать, собравшаяся в зале, тоже начала хохотать.
      Крики и вопли вскоре утихли. Слышен был лишь рев пламени в жаровне. Воздух наполнился запахом горелой человеческой плоти.
      Смех тоже стих. Воины в напряженном молчании ждали, что будет дальше.
      И откуда-то издалека, из-за стен замка, из-за города, из бесконечности мрака раздался жуткий вой.
      Кот передвинулся по балке еще дальше в тень, поближе к дверям, через которые он проник в этот зал.
      Вой приближался и становился все громче. Огонь в жаровне между тем угас, словно под воздействием этого жуткого звука.
      В зале воцарилась полная тьма.
      Вой все приближался. Эхо его, отраженное стенами и бесчисленными углами, металось по залу, то замирая, то вновь заполняя собой все вокруг.
      Затем к вою присоединилось страшное рычание и рев…
      Эти звуки означали приближение Пса и Медведя — жутких, чудовищных мабденских богов.
 
      Все в зале вздрогнули, когда странный свет вдруг излился на пустой трон.
      И в этом пятне света, охваченное разноцветным, невыносимым для глаза свечением, возникло нечто. Это было чудовищных размеров животное. Оно поводило носом, принюхиваясь к запахам еды, словно предвкушая обильную трапезу. От его огромной туши исходила жуткая вонь. Чудовище стояло на задних лапах, словно подражая собравшимся в зале мабденам, которые, дрожа от ужаса, наблюдали за ним.
      Пес еще раз понюхал воздух, помотал башкой, и из горла его вырвалось ворчание.
      А из-за стен теперь доносились новые звуки — не то жуткое хрюканье, не то рев. Звуки эти становились все громче. Прислушиваясь к ним, Пес склонил голову набок и перестал поводить носом.
      На возвышение, по другую сторону трона, упало пятно темно-синего света, принявшее затем определенные очертания: перед собравшимися возник медведь — огромный черный медведь с гигантскими закрученными рогами на голове. Зверь раскрыл пасть, и все увидели его страшные острые клыки. Он поднял лапу и, зацепив клетку, сдернул ее на пол.
      И тогда Пес и Медведь набросились на содержимое этой жуткой клетки, раздирая жареную человеческую плоть и набивая ею свои пасти, рыча, сопя, захлебываясь от жадности, хрустя костями. По их мордам текла кровавая жижа.
      Покончив с едой, они улеглись на возвышении, глядя в зал на замерших в молчаливом ужасе смертных, — примитивные боги примитивных людей.
      Впервые за вечер король Лир-а-Брод вышел из круга Мрачной Стражи и приблизился к трону. Опустившись на колени, он поднял руки, обращаясь ко Псу и Медведю.
      — О великие боги, выслушайте нас! — воскликнул он. — До нас дошла весть, что лорд Араг сражен нашим врагом-шефанхау, который вступил в союз с предателями из страны Лиум-ан-Эс, страны, погружающейся в море. Возникла страшная угроза нашему делу! И ваша собственная власть тоже в опасности! Поможете ли вы нам, о боги?
      Пес ответил рычанием. Медведь продолжал сопеть.
      — Поможете ли вы нам, о боги?
      Пес обвел зал свирепым взглядом. И столь же свирепый блеск, казалось, зажегся в прикованных к нему взглядах мабденов. Пес был явно удовлетворен и наконец ответил:
      — Мы знаем об этой опасности. Она даже больше, чем вы думаете.
      Голос его звучал резко, отрывисто, слова с трудом выходили из собачьей глотки.
      — Вам следует как можно быстрее направить все свои силы на уничтожение наших врагов, если вы хотите, чтобы Те, Которым Мы Служим, сохранили свою власть и в свою очередь сделали вас еще сильнее.
      — Наши капитаны все здесь, о Пес. А их армии уже стекаются к Каленуиру.
      — Это хорошо. Тогда мы пришлем вам в помощь все силы, которые сможем собрать.
      Пес повернулся к своему брату Медведю.
      Голос Медведя был высок и резок, но его речь казалась более внятной:
      — Наши враги тоже будут искать помощи, но им будет труднее ею заручиться, поскольку лорд Аркин пока еще слаб. Ариох, которого вы зовете Арагом, должен возвратиться на принадлежащий ему по праву трон и вновь владеть и управлять этими плоскостями. Но для того, чтобы вернуться, ему нужно новое сердце и новая телесная оболочка. Все это вы должны для него добыть. На свете есть только одно сердце и одна-единственная телесная оболочка, которая ему подойдет, — сердце и тело его убийцы — Корума, Принца в Алом Плаще. И когда Корум будет пленен — а он должен быть именно пленен! — тогда нам понадобятся сложнейшие чары, чтобы подготовить его тело для лорда Ариоха!
      — Так его нельзя убивать?! — в голосе Гландита сквозило неприкрытое разочарование.
      — Зачем быть к нему милосердным? — рявкнул Медведь.
      Гландит лишь пожал плечами.
      — Теперь мы покидаем вас, — сказал Пес. — Скоро к вам прибудет наша помощь. Ее возглавит посланник Великих Древних Богов, а именно Повелительницы Мечей, которая правит иными пятью плоскостями, — королевы Ксиомбарг. Он расскажет вам больше, чем можем поведать мы.
      Пес и Медведь исчезли. В зале по-прежнему стоял отвратительный запах горелого мяса.
      Дрожащий голос короля Лира раздался во мраке:
      — Принесите факелы! Факелы!
      Двери распахнулись, и в зал ворвался тусклый красноватый свет. Стал вновь виден трон на каменном возвышении, искореженная клетка, потухшие угли в огромной жаровне и трясущаяся коленопреклоненная фигура короля.
      Двое стражников помогли королю встать на ноги. Глаза его закатились в беспамятстве. Он, казалось, не сознавал, какая огромная ответственность, по воле богов, легла на его плечи. Почти умоляюще он взглянул на Гландита.
      А Гландит широко улыбался. Гландит тяжело дышал, словно пес, наконец догнавший убегавшую добычу и вонзивший в нее клыки.
 
      Крылатый кот бесшумно пробрался по балке назад к выходу, тихо проследовал по коридору, поднялся по лестнице в верхнюю комнатку башни. Затем выбрался на крышу, расправил крылья и полетел назад, в замок Мойдел.

Глава третья

ЛИУМ-АН-ЭС

      Стоял теплый тихий день. Лето было в разгаре. На ярко-синем и чистом небе лишь где-то далеко на горизонте виднелись легкие белые облака. Луга, спускающиеся к широкой полосе желтого песка, отделяющего зелень берега от синевы тихого спокойного моря, насколько хватало глаз, были покрыты яркими, прелестными цветами. Цветы были, конечно, дикие, но их красота и разнообразие невольно наводили на мысль, что когда-то они росли в огромном старом саду, которым много лет никто не занимался.
      Небольшая стройная шхуна только что причалила к берегу, и с ее борта на землю спустилась, ведя за собой по дощатым сходням лошадей, группа пестро одетых людей. Солнце сверкало на шелках их одежд и доспехах. Покинув свое судно, они оседлали лошадей и направились в глубь побережья.
      Четверо, ехавшие впереди, достигли луга; их кони утопали по колено в траве и тюльпанах, ярких и нежных, с бархатными лепестками. Воздух был напоен ароматами трав и цветов, всадники с наслаждением вдыхали его полной грудью.
      Все они, за единственным исключением, были в боевом облачении. Первый, высокий, со странными чертами лица, носил на лице украшенную драгоценными камнями повязку, закрывающую правый глаз, а на левой руке — также украшенную камнями латную перчатку с широким раструбом. На перчатке было шесть пальцев. Голову его закрывал высокий конический шлем, видимо серебряный, бармица которого, сделанная из тонких серебряных колец, ниспадала ему на плечи. Его кольчуга была двухслойной — верхний слой колец серебряный, а нижний — из бронзы. На нем были также рубашка, штаны и высокие сапоги из мягкой кожи. Слева у бедра висел длинный меч, эфес и гарду которого украшала тонкая серебряная чеканка и оправленные в серебро красные и черные ониксы. К седлу был приторочен боевой топор на длинной рукояти, серебряная отделка которого была такой же, как на мече. С плеч ниспадал ярко-алый плащ, сделанный из какого-то странного материала. За спину были заброшены колчан со стрелами и длинный лук. Это был Корум, Принц в Алом Плаще, в полном боевом снаряжении.
      Всадница, ехавшая рядом с ним, была также одета в кольчугу. Ее шлем был сделан из цельной раковины гигантского морского рака, а щит — из раковины огромного моллюска. Короткий меч и легкое копье дополняли ее вооружение. Это была прекрасная маркграфиня Ралина из Алломглила в полном боевом снаряжении.
      Рядом с Ралиной ехал красивый юноша, шлем и щит которого были такими же, как у нее. Он был вооружен мечом, длинным копьем, боевым топором на короткой рукоятке и длинным кинжалом с широким лезвием. Его плащ был из оранжевой парчи. Такого же цвета попона украшала его коня, а седло и уздечка были так богато украшены драгоценными камнями, что, видимо, стоили гораздо дороже, чем все оружие всадника. Это был рыцарь Белдан-ан-Алломглил в полном боевом снаряжении.