Драгоценность в черепе

      Граф покачал головой, но телом невольно подался вперед.
      - Это его дело. Он знает, чем рискует.
      Подброшенное быком и болтающееся сейчас в воздухе тело Мэтана Джаста походило на тряпичную куклу. На арене появились всадники с длинными пиками и попытались оттащить быка.
      Но Конеруж, замерев, стоял над распростертым телом, словно дикая кошка над своей добычей.
      Граф Брасс, не успев даже осознать, как это произошло, уже выпрыгнул из ложи и бежал вперед в тяжелых медных доспехах, и всем казалось, что это бежит медный величественный исполин.
      Пропуская графа, всадники расступились. Брасс, вцепившись могучими руками в бычьи рога, начал оттаскивать животное назад. От напряжения вены вспухли на его лбу.
      Бык пошевелил головой, и граф потерял опору под ногами.
      Над ареной воцарилась тишина. Иссольда, Богенталь и фон Виллах, побледнев, привстали со своих мест. Все замерло. И только в центре круга бык и человек мерились силой.
      Ноги Конеружа задрожали. Он хрипел и отчаянно рвался из рук графа. Но Брасс, дрожа от напряжения, не ослаблял хватки. Мышцы шеи вздулись и покраснели, и казалось, что его усы и волосы встали дыбом. Постепенно бык ослабел и медленно опустился на колени.
      Мужчины бросились к раненому Джасту. Толпа по-прежнему безмолвствовала.
      Несколько минут спустя граф Брасс могучим рывком уложил Конеружа на бок.
      Бык лежал тихо, безоговорочно признавая свое поражение.
      Граф отпустил его. Конеруж так и лежал, неподвижно, лишь посматривая на человека остекленевшими непонимающими глазами; хвост чуть шевелился в пыли, огромная грудь тяжело опускалась и вздымалась.
      И только тогда толпа взорвалась аплодисментами, и шум в амфитеатре достиг такой силы, что, казалось, весь мир должен был слышать его.
      А когда Мэтан Джаст, пошатываясь, зажимая рукой кровоточащую рану, подошел к графу и с благодарностью пожал ему руку, люди вскочили с мест и с небывалым восторгом, стоя, приветствовали своего Лорда-Хранителя.
      Под крышей в ложе плакала от гордости и пережитого волнения Иссольда, и, не стыдясь, вытирал скупые слезы Богенталь. Не плакал только фон Виллах. Он лишь кивнул головой, отдавая должное мастерству Брасса.
      Граф подошел к ложе и, перепрыгнув через ограждение, оказался рядом с ними. Он от души радовался и размахивал руками, приветствуя жителей Камарга.
      Немного погодя он поднял руку, требуя тишины, и когда шум стих, обратился к собравшимся.
      - Аплодируйте не мне. Аплодируйте Мэтану Джасту. Это он, проявив чудеса ловкости, сорвал с быка ленты. Смотрите, - он развел в стороны руки и растопырил пальцы, - у меня ничего нет! - Он снова засмеялся. - Давайте продолжать праздник.
      И с этими словами граф сел на свое место.
      К Богенталю вернулось прежнее хладнокровие. Он наклонился к графу.
      - Ну, и ты будешь еще утверждать, что предпочитаешь не вмешиваться в борьбу других?
      Граф в ответ улыбнулся.
      - Ты неутомим, Богенталь. Это же совсем другое дело, не так ли?
      - Если ты еще не отказался от мыслей об единой мирной Европе, тогда это одно и то же. - Богенталь потер подбородок. - Разве нет?
      На мгновение Брасс задумался.
      - Возможно... - начал он, но затем покачал головой и засмеялся. - Ты хитер, Богенталь. Тебе время от времени удается ставить меня в тупик.
      Но позднее, когда они уже оставили ложу и направлялись обратно в замок, граф хмурился.
      Когда граф Брасс и его окружение въехали во двор замка, к ним подбежал тяжеловооруженный стражник, указывая на стоящий в центре двора изысканно украшенный экипаж и несколько вороных лошадей.
      - Господин, - выдохнул он, - пока вы были на празднике, пожаловали знатные гости, но я, право, не знаю, примете ли вы их.
      Граф внимательно разглядывал карету. Она была сделана из тусклого чеканного золота, стали и меди и инкрустирована перламутром, серебром и ониксом. Экипаж походил на какое-то фантастическое существо, лапы которого оканчивались длинными, сжимающими оси колес когтями, а сидением кучеру служила голова рептилии с большими рубиновыми глазами. На дверях экипажа сложные геральдические гербы с изображениями неизвестных животных, видов оружия и таинственных символов. Граф узнал и карету, и герб. Первое было творением рук безумных мастеров Гранбретании; второе - гербом одной из самых могущественных и известных фамилий этой империи.
      - Это барон Мелиадус из Кройдена, - спешившись, сказал граф. Интересно, что занесло в нашу глухомань столь важную персону?
      Говорил он с иронией, но в голосе чувствовалось беспокойство. Он взглянул на Богенталя.
      - Мы будем вежливы и учтивы, Богенталь, - предупреждая друга, сказал граф. - Мы окажем ему гостеприимство. Мы не будем ссориться с лордом Гранбретании.
      - Не сейчас, возможно, - сказал Богенталь. Было видно, что он старается быть сдержанным.
      Граф Брасс, Богенталь, а следом за ними и Иссольда с фон Виллахом, поднялись по лестнице и вошли в зал, где их ждал барон Мелиадус.
      Барон оказался почти одного роста с графом. Одет он был во все блестяще-черное и темно-синее. Даже его усыпанная драгоценными камнями звериная маска, закрывающая словно шлем голову, была сделана из какого-то странного черного металла. Маска оскалившегося волка с торчащими, острыми как иглы, клыками. Стоящий в тени, закрывающий черным плащом черные доспехи, барон Мелиадус мог бы запросто сойти за одного из мифических зверей-богов, так почитаемых живущими за Средним морем людьми. При появлении хозяев он снял маску. Открылось белое широкое лицо, окаймленное черной бородой и усами, тусклые голубые глаза и густые черные волосы. Барон, похоже, был безоружен - возможно, в знак того, что он пришел с миром. Он низко поклонился и заговорил приятным мелодичным голосом.
      - Приветствую тебя, славный граф, и прошу простить за столь внезапный визит. Я послал вперед гонцов, но они не застали тебя - ты уже покинул замок. Я - барон Мелиадус Кройденский, магистр Ордена Волка, Главнокомандующий армиями нашего великого Короля-Императора Хуона.
      Граф склонил в поклоне голову.
      - Я наслышан о ваших подвигах, барон Мелиадус, и сразу узнал герб на дверях экипажа. Добро пожаловать. Замок Брасс в вашем распоряжении. Правда, боюсь, что пища наша покажется вам слишком простой в сравнении с тем изобилием, которое, как я слышал, может себе позволить даже самый последний гражданин вашей могущественной империи. Но все, чем богаты, - к вашим услугам.
      Барон Мелиадус улыбнулся.
      - Ваша вежливость и гостеприимство, великий герой, могут служить примером для жителей Гранбретании. Я благодарю вас.
      Граф представил дочь, и барон, потрясенный ее красотой, подошел к Иссольде, низко поклонился и поцеловал ей руку. С Богенталем он был вежлив и дал понять, что знаком с сочинениями прославленного поэта и философа. Фон Виллаху барон напомнил о некоторых известных сражениях, в которых тот отличился, и было заметно, что старый воин искренне польщен.
      Несмотря на изысканные манеры и красивые речи, в зале явственно ощущалось напряжение. Богенталь первым извинился и вышел, за ним, предоставляя барону возможность обсудить с графом все интересующие его вопросы, последовали Иссольда и фон Виллах. Барон проводил взглядом девушку, когда она выходила из зала.
      Принесли вино и легкие закуски.
      Мелиадус, удобно устроившись в тяжелом резном кресле, поглядывал поверх бокала на графа.
      - Вы великий человек, милорд, - сказал он. - Это действительно так. И поэтому вы должны понимать, что мой визит вызван чем-то большим, нежели простым желанием полюбоваться красотами вашей чудесной природы.
      Граф улыбнулся: ему нравилась откровенность барона.
      - Да, - согласился он. - Хотя, с другой стороны, для меня это огромная честь - принимать у себя в замке такого известного лорда.
      - Для меня тоже большая честь быть вашим гостем, - ответил барон. Без сомнения, вы самый знаменитый герой Европы, возможно - самый знаменитый за всю ее историю. Даже как-то удивительно найти вас сделанным из живой плоти, а не из металла.
      Он засмеялся. Граф тоже улыбнулся.
      - Наверное, мне везло, - сказал граф. - Да и судьба была благосклонна. А так, кто я такой, чтобы судить, хорошо ли это время для меня, и хорош ли я для этого времени?
      - Ваша позиция противоречит убеждениям вашего друга - господина Богенталя, - сказал барон, - и еще раз убеждает меня в правоте тех слов, что я слышал о вашем уме и рассудительности. Мы, гранбретанцы, гордимся своими успехами в философских науках, но нам есть чему поучиться у вас.
      - Мне знакомы лишь частности, - сказал граф. - Вы же наделены талантом охватывать происходящее в целом.
      Он пытался определить по выражению лица Мелиадуса, к чему тот клонит, но барон оставался неизменно спокойным и вежливым.
      - Вот частности-то нам и нужны, - сказал барон.
      И граф, наконец, понял, что привело сюда посланца Темной Империи. Он налил гостю еще вина.
      - Это наша судьба - править Европой, - сказал барон Мелиадус.
      - Кажется, это действительно так, - согласился Брасс. - И я в целом поддерживаю ваши устремления.
      - Я рад, граф. Наши многочисленные враги часто искажают истинные цели наших действий, распространяя грязную клевету по всему миру.
      - Меня не интересует, правдивы или ложны эти слухи, - ответил граф. Я верю в благородство вашей великой идеи.
      - Тогда вы не будете препятствовать действиям Империи? - спросил барон, посматривая на Брасса.
      - Только в одном случае. - Граф улыбался. - В одном-единственном случае. Если это не коснется Камарга.
      - Тогда, я думаю, гарантией взаимной безопасности мог бы послужить мирный договор между нами?
      - Я не вижу нужды в нем. Мои пограничные башни - лучшая гарантия безопасности.
      Барон хмыкнул и опустил глаза.
      - И поэтому вы здесь, дорогой барон? Предложить мирный договор?
      - Верно, - кивнул Мелиадус. - Своего рода альянс.
      - Барон, я буду сражаться против вас, только если вы нападете на мои земли, но в остальном не буду препятствовать, потому что верю - Европа должна быть единой.
      - Определенные силы могут противиться этому объединению.
      Граф засмеялся.
      - А вот в это я не верю. Кто сейчас способен противостоять Гранбретании?
      Барон поморщился.
      - Вы правы. Все это так. Список наших побед велик. Но чем больше мы завоевываем, тем больше нам приходится растягивать свои силы. Если бы мы знали Европу так, как знаете ее вы, граф, мы могли бы без особого труда определять, кому можно доверять на континенте, а кому - нельзя, и хоть как-то концентрировали бы наше внимание на слабых местах. Например, губернатором Нормантии мы назначили великого герцога Зимиона. - Барон посмотрел на графа. - Он хотел занять трон, еще когда его кузен Джевелард правил этой страной. Могли бы вы сказать, граф, разумен ли наш выбор? Будет ли он верно служить Империи?
      - Зимион? - Граф Брасс улыбнулся. - Когда-то я посодействовал его поражению под Руэном.
      - Я знаю. Но что вы думаете о нем?
      По мере того как поведение барона делалось все более беспокойным, все шире становилась улыбка графа Брасса. Теперь он точно знал, что хочет от него Темная Империя.
      - Он прекрасный наездник и любимец женщин.
      - По этому не будешь судить - можно ему доверять или нет!
      Мелиадус раздраженно поставил бокал с вином на стол.
      - Верно, - согласился граф. Он взглянул на большие настенные часы, висящие над камином. Их позолоченные стрелки показывали одиннадцать. Огромный маятник мерно покачивался, отбрасывая на стену мерцающую тень. Часы начали отбивать одиннадцать ударов.
      - Здесь в замке мы рано ложимся, - невозмутимо сказал граф и поднялся с кресла. - Слуга проводит вас. Ваши люди будут размещены в соседних с вашей комнатах.
      Лицо барона помрачнело.
      - Граф, мы знаем о вашем бесценном опыте политика, о вашей проницательности, о великолепном знании Европы. Мы хотим воспользоваться этим. В обмен предлагаем - безопасность, богатство, власть...
      - Власть и богатство у меня и так есть, а в безопасности я уверен, тихо ответил граф и дернул шнурок колокольчика. - Прошу меня простить, барон. Я устал и хочу отдохнуть.
      - Я взываю к вашему рассудку, граф. Я прошу вас.
      Мелиадус старался не выдать своего раздражения.
      - Я надеюсь, вы погостите у нас какое-то время, барон, и расскажете нам о том, что происходит в мире.
      Вошел слуга.
      - Пожалуйста, покажите комнаты нашему гостю, - обратился к нему граф. Он поклонился барону. - Спокойной ночи, барон Мелиадус. Рад буду видеть вас за завтраком.
      Когда барон, следуя за слугой, покинул зал, Брасс позволил себе от души рассмеяться. Приятно было сознавать, что могущественная Гранбретания ищет его содействия, но он не желал ввязываться в это. Он надеялся, что ему удастся вежливо отклонить предложение барона, поскольку у него не было ни малейшего желания ссориться с Темной Империей. Кроме того, ему нравился барон Мелиадус. Чем-то они были похожи.
      4. СХВАТКА В ЗАМКЕ БРАСС
      Барон Мелиадус вот уже неделю был гостем замка Брасс. Если не считать того самого первого вечера, ему удавалось в разговорах с графом оставаться спокойным и сохранять хладнокровие, хотя граф и продолжал упорствовать, отвергая предложение Гранбретании.
      Но, похоже, не только государственные дела задерживали барона в замке. Он уделял довольно много времени и внимания Иссольде. Она волновала и привлекала его, хотя и не была знакома с тайнами королевских дворов Европы.
      Граф, казалось, не замечал этого. Как-то утром, когда они с Богенталем прогуливались по верхним террасам сада и любовались виноградниками, философ сказал:
      - По-моему, барон Мелиадус соблазняет не только славного графа. Если я не ошибаюсь, у него еще кое-что на уме.
      - Что же? - Граф повернулся к другу. - Что он еще желает?
      - Твою дочь, - невозмутимо ответил Богенталь.
      - Ну знаешь... - засмеялся граф. - Что бы барон ни делал, тебе в его намерениях видится лишь порок и зло. Он - аристократ, джентльмен. И, кроме того, ему нужен я. Вряд ли он позволит себе так глупо рисковать столь важным государственным делом. Я думаю, ты несправедлив к барону. Лично мне он очень нравится.
      - Тогда, мой друг, самое время тебе возвращаться в большую политику, - с затаенным жаром произнес Богенталь, - ибо ты разучился разбираться в людях!
      Граф пожал плечами.
      - Богенталь, ты становишься похож на старую истеричную женщину. Барон со времени приезда ведет себя вежливо и предупредительно. Признаться по правде, думаю, он напрасно тратит здесь свое время, и я был бы совсем не против, если бы он поскорее покинул Камарг, но чтобы он проявлял какой-то интерес к моей дочери... Я не замечал этого. Возможно, у него и есть желание жениться на ней, дабы связать кровными узами Гранбретанию и меня, но вряд ли Иссольда согласится, да и я буду против.
      - Но что если Иссольда любит барона?
      - Как это она его любит?
      - Ну, в Камарге не так много столь красивых и утонченных мужчин.
      Граф хмыкнул.
      - Если бы она его действительно любила, то обязательно бы сказала, так? Так. Поэтому, пока я не услышу об этом из уст самой Иссольды, я не поверю тебе.
      Богенталь спрашивал себя, чем было вызвано такое стойкое нежелание графа видеть правду: то ли - каким-то внутренним побуждением не знать ничего о нравах тех, кто правит Темной Империей, то ли - просто обыкновенной неспособностью родителя видеть в родном ребенке то, что совершенно очевидно другим. Он не мог принять мнение графа об этом человеке - человеке, на совести которого резня в Лиге и разграбление Захбрука, рассказы о чьих извращенных желаниях наводят ужас на несчастных жителей от Северного мыса до Туниса. Он точно подметил, сказав, что граф слишком долго жил вдали от больших дел, наслаждаясь чистым деревенским воздухом, и сейчас уже не чувствовал запаха гниения, даже когда вдыхал его.
      В разговорах с бароном граф оставался сдержанным и немногословным, но гость сам много и охотно рассказывал. Из его слов выходило, что даже в странах, неподвластных пока Гранбретании, есть люди, готовые в обмен на власть сотрудничать с Темной Империей и помогать ей устанавливать свой порядок. Как оказалось, область интересов Гранбретании простирается далеко за пределы Европы. За Средиземным морем были созданы хорошо организованные вооруженные отряды, готовые в любую минуту поддержать войска Темной Империи. Восхищение графа Брасса тактическими действиями Империи росло с каждым днем.
      - Еще лет двадцать, - говорил барон Мелиадус, - и Европа будет нашей. Лет через тридцать - Аравийский полуостров. А через пятьдесят лет - мы надеемся, что дойдет очередь и до самой загадочной земли на наших картах, называемой Азиакоммуниста...
      - Древнее и очень романтическое название, - улыбнулся граф. Говорят, эта земля полна волшебного очарования. Там, кажется, хранится Рунный Посох.
      - Да, существует легенда, что он установлен на самой высокой вершине мира, где все время лежит снег и немилосердно дует ветер, и сторожат его покрытые шерстью люди с лицами обезьян, невероятного ума и десяти футов ростом. - Барон засмеялся. - Впрочем, называют много мест, где он может находиться, например, в Амарике.
      Граф кивнул.
      - Ах, Амарик... Вы и ее хотите сделать частью Империи? Говорят, это огромный континент, расположенный на западе, за океаном, управляемый почти неземными силами. Рассказывают, что люди, населяющие его, ведут спокойную и размеренную жизнь, так непохожую на нашу, и будто бы их цивилизации не коснулись бесчисленные бедствия Страшного Тысячелетия. Говоря об Амарике, граф не придавал особого значения своим словам, но вдруг он увидел, как вспыхнули всегда бледные глаза барона.
      - А почему бы и нет? - сказал Мелиадус. - Я бы штурмовал ворота рая, если бы нашел их.
      Вскоре после этого, граф, сильно обеспокоенный, извинившись, покинул барона и, может быть, первый раз подумал, а так ли верно принятое им ранее решение оставаться в стороне, как это ему казалось раньше.
      У Иссольды, хотя и унаследовавшей ум и интеллект отца, отсутствовали его опыт и обычно хорошее знание людей. И поэтому, когда барон разговаривал с ней мягким, нежным голосом, ей казалось, что она видит перед собой красивого и благородного мужчину, в силу обстоятельств, связанных с занимаемым им местом в имперской иерархии, вынужденного быть суровым и жестоким. Она находила даже дурную славу о нем довольно привлекательной.
      Сейчас, незаметно выскользнув из своей комнаты, она вот уже третий раз со времени прибытия барона в замок спешила на свидание с ним. Они встречались в западной башне замка, пустовавшей со времени кровавой смерти, которую принял там прежний Лорд-Хранитель.
      Свидания были достаточно невинными - касания рук, легкие поцелуи, нежные слова любви и разговоры о свадьбе. Иссольда очень любила отца и чувствовала, что известие о ее браке с бароном глубоко расстроит его, и все же не могла устоять перед обаянием Мелиадуса. У нее не было даже уверенности в том, что это любовь. Она просто отдавалась тому волнению и чувству какой-то таинственности, что сулили ей встречи с бароном.
      В одной ночной рубашке она проворно бежала по темным коридорам и лестницам замка, бежала и не знала, что за ней следует некто в черном плаще, с длинным кинжалом в руках.
      С сильно бьющимся сердцем, с полуоткрытым в улыбке влажным ртом Иссольда взбежала по винтовой лестнице башни и очутилась в темной комнате, где ее уже ожидал барон.
      Он низко поклонился, потом привлек ее к себе и начал ласкать ее тело через тонкую шелковую рубашку. Его поцелуй на этот раз был более настойчивым, почти грубым, и она, тяжело дыша, вернула его, крепко обнимая широкую обтянутую замшей спину барона. Сейчас его рука двигалась вниз, лаская талию девушки, ее бедра, и на мгновение Иссольда прижалась к барону, но неожиданно почувствовала, как в ней возникает какая-то непонятная паника, и попыталась отстраниться.
      Он не отпускал ее. Лунный свет, проходя сквозь узкое окно башни, падал на его лицо и выдавал охватившее барона возбуждение.
      - Иссольда, ты должна быть моей. Сегодня вечером мы покинем замок и уже завтра будем за границами Камарга. Там твой отец не осмелится преследовать нас.
      - Мой отец способен на все, - спокойно ответила она, - да и я сама не желаю доставлять ему беспокойство.
      - Что ты хочешь сказать?
      - Только одно - что не выйду замуж без его согласия на это.
      - И он даст его?
      - Думаю, что нет.
      - Тогда...
      Иссольда вновь попыталась вырваться, но барон крепко держал ее. Сейчас она была по-настоящему напугана. Она не понимала, как та пылкая страсть, что так волновала сердце, могла столь быстро превратиться в страх.
      - Я должна идти. Отпусти.
      - Нет, Иссольда! Я не привык, чтобы мне отказывали. Сначала твой упрямый отец, теперь - ты! Я скорее убью тебя, чем позволю уйти, не добившись обещания уехать со мной.
      Он притянул ее к себе и попытался поцеловать. Она застонала.
      Вдруг в комнате появилась темная закутанная в плащ фигура. Стальной клинок блеснул в лунном свете, и барон, не выпуская девушку из объятий, обернулся.
      - Отпусти ее, - сказал неизвестный. - Иначе я забуду про законы гостеприимства и убью тебя.
      - Богенталь! - зарыдала Иссольда. - Беги за отцом. Тебе не справиться с ним!
      Барон Мелиадус засмеялся и швырнул Иссольду в угол.
      - Драться? С тобой? Ты смеешься, философ? Отойди. Я уйду, но ее возьму с собой.
      - Уходи один, - ответил Богенталь, - сделай одолжение. Уж очень не хочется отягощать свою совесть убийством. А Иссольда останется здесь.
      - Она уйдет со мной, причем этой же ночью - хочет она того или нет! Плащ Мелиадуса распахнулся, и Иссольда увидела короткий меч, висящий у него на поясе. - В сторону, господин Богенталь, или я обещаю, что вам не придется сложить сонет о сегодняшней ночи.
      Богенталь не сдвинулся ни на шаг.
      Гранбретанец, взявшись за рукоять меча, почти неуловимым движением обнажил его.
      - Это твой последний шанс, философ.
      Богенталь молчал. Не мигая, он смотрел на барона, и только слегка дрожала сжимающая кинжал рука.
      Иссольда истошно завизжала. Пронзительный крик эхом прокатился по замку.
      Барон, рыча от злости, повернулся к ней и поднял меч.
      Богенталь прыгнул вперед, неуклюже нанося кинжалом удар. Но кожаные доспехи защитили барона. Мелиадус, презрительно смеясь, обернулся. Он ударил мечом дважды: первый раз - в голову, второй - в грудь Богенталя, и поэт-философ упал, заливая кровью каменный пол. В отчаянии Иссольда снова закричала. Барон наклонился, схватил ее, выворачивая руку так, что Иссольда застонала, и перекинул через плечо. Потом он вышел из комнаты и начал спускаться.
      Для того, чтобы попасть в свою комнату, ему надо было пройти через парадный зал, и вот когда он вошел туда, с другой стороны зала до него донесся шум. В отблесках угасающего огня, в дверях, сквозь которые он намеревался пройти, барон увидел графа, одетого в просторный домашний халат, с огромным мечом в руках.
      - Отец! - закричала Иссольда, и гранбретанец, сбросив ее на пол, выставил вперед меч.
      - Значит Богенталь был прав, - прорычал граф. - Ты оскорбил мое гостеприимство, барон.
      - Я хочу вашу дочь, граф. Она любит меня.
      - Тебе так кажется. - Граф взглянул на поднимающуюся на ноги, рыдающую Иссольду. - Защищайся, барон.
      Мелиадус нахмурился.
      - Мой меч - шило в сравнении с вашим. И кроме того, у меня нет желания драться с человеком ваших лет. Вероятно, мы сможем договориться...
      - Отец! Он убил Богенталя!
      Услышав это, граф задрожал от гнева. Он подбежал к стене, где висела целая коллекция разнообразного оружия, сорвал с крюка самый большой меч и швырнул его под ноги барону. Меч, упав, загрохотал на каменном полу. Мелиадус, отбросив свой меч, нагнулся и схватил брошенное ему оружие. Теперь преимущество было у него - он был в кожаных доспехах.
      Граф сделал шаг вперед, поднял меч и атаковал барона. Барон парировал выпад. Они походили на дровосеков, бойко рубящих огромное дерево, то с одной, то с другой стороны нанося размашистые мощные удары. Лязг оружия разбудил слуг графа и людей барона, которые, выбежав в зал, теперь стояли, не зная, что делать. Вскоре появился фон Виллах со своими стражниками, и гранбретанцы, посчитав, что количественно люди графа их значительно превосходят, решили ничего не предпринимать.
      Искры вспыхивали во тьме зала, когда два могучих человека скрещивали мечи, с величайшим мастерством нанося и отражая удары. Пот заливал им глаза. Оба тяжело дышали.
      Сначала барон слегка задел плечо графа. Потом меч графа скользнул по кожаным доспехам барона. Потом они обменялись сериями молниеносных ударов, после которых, казалось собравшимся, оба должны были развалиться на куски, но когда они разошлись, все повреждения, полученные графом состояли из легкого пореза на лбу и дыры в халате, барон же отделался распоротым с верху до низу плащом.
      Звуки тяжелого дыхания и скрип ног на каменных плитах пола сливались с оглушительным звоном сходящихся мечей.
      И вот неожиданно граф Брасс задевает о маленький столик, падает, растягиваясь на полу, и выпускает из рук оружие. Барон Мелиадус, самодовольно улыбаясь, заносит над поверженным графом тяжелый меч. Брасс, успев перекатиться на бок, сильно бьет барона по ногам, и гранбретанец падает рядом с ним.
      На какое-то время оставив мечи, они катаются по полу и, рыча, наносят друг другу удары кулаками.
      Потом барон резко отталкивает противника и, схватив меч, вскакивает на ноги. Граф тоже успевает подняться и сильным неожиданным ударом выбивает из рук барона меч. Меч попадает в деревянную колонну, где застревает и гудит как органная труба.
      Граф полон решимости убить барона Мелиадуса. В его глазах нет жалости.
      - Ты убил моего самого лучшего, самого преданного друга, - прорычал он, поднимая меч. Барон Мелиадус сложил руки на груди и с почти скучающим выражением лица, прикрыв глаза, ждал удара.
      - Ты убил Богенталя и поэтому ты умрешь.
      - Граф!
      Граф замер, занеся над головой меч.
      Это был голос философа.
      - Граф, он не убил меня. Удар в голову лишь оглушил меня, а рана в груди не смертельна.
      Богенталь пробирался сквозь толпу, рукой зажимая рану, с ярко-лиловым синяком на лбу.
      - Поблагодари судьбу за это, Богенталь, - вздохнул граф. - Но тем не менее... - он вернулся к барону. - Этот негодяй пренебрег моим гостеприимством, оскорбил мою дочь, ранил моего друга...
      Барон поднял глаза.
      - Прости, граф. Страсть ослепила меня и помутила рассудок. Я не молил у тебя пощады, но сейчас прошу - поверь и не ищи злого умысла в моих поступках, причиной им - лишь обычные человеческие слабости.
      Граф покачал головой.
      - Я не могу простить тебя, барон, и не хочу больше слушать твои лживые слова. Через час тебя не должно быть в замке, а к утру ты должен покинуть Камарг, иначе ты и твои люди умрут.
      - Ты рискуешь обидеть Империю.
      Граф пожал плечами.
      - Не я оскорбил ее. Если они узнают правду о том, что здесь произошло, ты будешь наказан. Ты не справился с заданием. Ты обидел меня, а не я - Гранбретанию.
      Барон ничего не сказал. Кипя от злости, он выбежал из зала. Не прошло и получаса, как разгневанный и опозоренный он уже сидел в своей причудливой карете и экипаж выезжал из ворот. Барон Мелиадус покидал замок, не попрощавшись.
      Граф Брасс, Иссольда, Богенталь и фон Виллах, стоя на ступенях парадной лестницы, наблюдали за его отъездом.
      - Ты был прав, мой друг, - пробормотал граф. - И я, и Иссольда были обольщены негодяем. Но после этого ни один посол Гранбретании не переступит порога замка Брасс.
      - Ты, наконец, понял насколько опасна и коварна Темная Империя? - с надеждой в голосе спросил Богенталь.
      - Друг мой, пусть все будет, как будет. Нас же больше не побеспокоит ни Гранбретания, ни барон Мелиадус.
      - Ты ошибаешься, - с глубоким убеждением сказал философ.
      А в темном экипаже, катящемся в ночи к северным границам Камарга, барон Мелиадус, разговаривая сам с собой, поклялся самым загадочным и священным предметом, какой только знал. Он поклялся, что подчинит себе чего бы это ему ни стоило - графа Брасса, овладеет Иссольдой и превратит Камарг в одно огромное пепелище.
      Он поклялся Рунным Посохом - говорят, что в нем все секреты человеческих судеб - и тем самым судьбы барона Мелиадуса, графа Брасса, Иссольды, Темной Империи и судьбы всех тех, кто уже появлялся или еще появится, так или иначе связанный с произошедшими в замке Брасс событиями, были окончательно и бесповоротно решены.
      Пьеса написана, декорации расставлены, занавес поднят.
      Дело - за актерами.
      ЧАСТЬ ВТОРАЯ
      Тот, кто осмеливается клясться Рунным
      Посохом, неизбежно предопределяет тем самым
      свою судьбу и судьбу мира, в котором живет.
      Таких клятв за всю историю Рунного Посоха
      было несколько, но ни одна из них не
      принесла столь разрушительных последствий,
      как страшная клятва мести, произнесенная
      бароном Мелиадусом Кройденским за год до
      того, как Дориан Хокмун, герцог Кельнский,
      впервые появился на страницах этой
      древнейшей хроники.
      Из "Истории Рунного Посоха"
      1. ДОРИАН ХОКМУН
      Барон Мелиадус вернулся в Лондру, мрачную столицу Темной Империи, и прошел почти год, прежде чем у него созрел план мести, полностью отвечающий его желаниям. Правда, у барона хватало и государственных забот - надо было подавлять возникавшие то тут, то там бунты и мятежи, участвовать в новых битвах и сражениях, создавать марионеточные правительства, устанавливать порядок на вновь завоеванных землях и многое другое.
      Барон отдавался государственной службе с усердием и рвением, но страсть к Иссольде и ненависть к ее отцу ни на миг не оставляли его. Хотя он не был наказан за неудачу в Камарге, каждое воспоминание о перенесенном позоре выводило его из себя. Кроме того, все время приходилось сталкиваться с трудностями, которые были бы легко разрешимы, воспользуйся он помощью графа Брасса. И поэтому каждый раз, когда барон попадал в такое положение, в его разгоряченном мозгу возникало множество коварных планов мести, но ни один из них не удовлетворял его. Барон хотел всего сразу: получить помощь графа, Иссольду, а главное - стереть с лица земли Камарг (как он поклялся себе). Это были несовместимые желания.