— Я вижу, ты не совсем подчинился моде, — весело заметила она. — Ты еще способен произнести вслух это слово…

— Смерть — это все, чего я хочу, если мы не будем вместе, Фастина.

— Не умирай, это смутит всех остальных. В конце концов, ведь это наш долг — оставаться в живых, правда? Просто на всякий случай.

— Просто на всякий случай, если вдруг совершится чудо, мир начнет вращаться и за одну ночь так перетасует наши гены, что мы внезапно окажемся родителями тройняшек? — Андрос засмеялся, но в этом смехе звучала нотка горечи. — Это лучшая из всех надежд, конечно. Есть еще более несусветная. Бранд Каллакс считает, что на Титане живут люди, сохранившие способность размножаться. Единственная беда — сила притяжения там великовата, и выглядят они, словно ходячие оладьи. Есть идея еще лучше: взять и покончить с собой в одном мощном взрыве. Как ты помнишь, взрывопоклонники даже предлагали заняться созданием бомбы, достаточно большой, чтобы взорвать все к чертовой матери.

— Зачем же все взрывать?

— Они считают, что творения рук человеческих не имеют права на существование. Они, кстати, покончили и с сексом — какой может быть секс без потомства, как они говорят? Что за нелепость!

— Бедняжки. Вот уж не думала, что люди способны так сильно измениться.

— Это страх, — сказал он. — И они вправе бояться. Тебе еще повезло, похоже, ты совсем ни о чем не волнуешься.

— Нет, почему же. Но я просто не могу поверить в это полностью.

— Если бы ты была на Совете, когда мы вдруг осознали всю правду, ты бы поверила. — Андрос одернул плащ, потеребил маску. — Посмотри — мне нравится эта мода, но ведь ясно, что кроется за ней. Должно быть, я так же перепуган, как и любой другой. Я еще не начал выбривать себе голову или носить эту темную хламиду с плотной маской, но не удивлюсь, обнаружив через несколько месяцев, что и эта гамма мне по душе. Разум здесь не при чем, только эмоции. Да, кстати, хочешь пойти на собрание?

— Собрание?

— Ты, должно быть, еще более рассеянна, чем я предполагал. Именно из-за собрания Кловис здесь. Все заинтересованные обсуждают сейчас на Большой Поляне Цветочного леса идею Бранда Каллакса. Они должны решить: предоставлять Бранду материалы для постройки звездолета или нет. Лично я надеюсь, что его под смешки выведут с трибуны, — последнее было высказано с такой горячностью, что Фастина даже взглянула на всегда уравновешенного Андроса с удивлением.

— И когда начинаются дебаты? — поинтересовалась она.

— Они уже начались. Ну что, пошли?

Андрос высвистел мелодию, и вскоре его машина, пробившись сквозь густую листву цветочных деревьев, зависла в футе над землей, изящная, яркая, сверкающая вычурными украшениями. Андрос помог Фастине сесть и сам прилег на противоположное сидение. Он засвистел, машина поднялась в знойное небо. Сквозь прозрачный пол можно было любоваться яркими цветами, достигавшими в диаметре двадцати футов.

И Фастина, и Андрос молчали, созерцая проплывавшее под ними цветочное море, пока скутер не оказался среди сотен таких же машин, паривших над Большой Поляной. На мгновение Фастине показалось, что Андрос необычайно взволнован, но она отогнала эту мысль, приписав ее своему предвзятому восприятию этого человека.

— Я вижу, у тебя нет гравипояса, — заметил Андрос, подал ей тонкий жгут и опоясался сам. Они ступили за борт и медленно поплыли над заполненными рядами сидений, пока не нашли свободные места.

Прямо перед ними на центральной трибуне выступал Бранд Каллакс, на нем, видимо, еще со вчерашнего вечера оставались камзол и тюрбан. Не обращая внимания на Бранда Каллакса, Фастина оглядывалась по сторонам до тех пор, пока не убедилась, что Марка тоже здесь. Он сидел, сложив руки, одетый в простую белую рубашку с высоким воротничком и черные брюки. Темные очки защищали его глаза от яркого света. Возле Кловиса в первом ряду горбился, укутавшись в рыжеватую тогу и вытянув ноги в черных сапогах на высоких каблуках, старик Нарво Велюзи. Его квадратное лицо было обращено к Каллаксу.

Фастине показалось, что Каллакс уже несколько охрип, хотя говорил он энергично и напористо.

— Через двести лет от человечества не останется ничего, кроме высохших костей, разрушенных зданий и мертвых механизмов. Что может быть лучше, чем попытаться предотвратить это? Создается такое впечатление, что каждый на Земле ушел в себя. Такой апатии я не ожидал. Вы хотите умереть? Судя по тому, что мне довелось увидеть за последние несколько дней, это самое последнее в перечне ваших желаний. И кроме того, я всего лишь образно выражаюсь, говоря, что собираюсь рисковать своей жизнью на Титане. Я знаю, какая там гравитация, помню о космофобии и понимаю, что среднему человеку не выдержать такой экспедиции, но я-то приучен к космосу, я могу терпеть космофобию гораздо дольше, чем нужно пробыть на Титане, чтобы убедиться до конца — никакой надежды нет. Я только прошу материалы, которые нам ни для чего не потребуются. Что со всеми вами происходит? Почему бы просто не позволить мне заняться постройкой звездолета? Я же единственный, кто может пострадать, — Каллакс вытер подбородок и помолчал, дожидаясь реакции. Реакции не последовало. — Нельзя оставлять попыток, — продолжил он. — Упорство — ценное качество человека. Мы пережили набег, мы переживем и эту напасть.

— Это последствие набега. Нам только казалось, что мы его пережили! — воскликнул Алмер. Микрофоны усилили его голос, и слова разнеслись по поляне.

Нарво Велюзи резко встал и принялся высматривать председательствующего, сидевшего за Каллаксом. Председатель, белокурый мужчина с песочного цвета усами, встретившись с ним взглядом, кивнул, и Велюзи поднялся на трибуну, сменив Каллакса.

— Мне кажется, я могу объяснить Бранду Каллаксу, почему мы против этой экспедиции, — произнес Велюзи. — Мы уже настолько перепуганы, что боимся надеяться. Мы всегда были рациональны, и наше общество, пожалуй, по-прежнему является наиболее совершенным в истории, но все же мы ощущаем, как оно понемногу угасает, и здесь наша логика бессильна. То, что произошло с нами, затронуло глубины психики — наши инстинкты, если на то пошло. Мы уже больше не бессмертны, как биологический вид, хотя всегда были уверены в этом, наше поведение стало теперь иррациональным, и я опасаюсь, что ситуация станет еще хуже, несмотря на все попытки предотвратить крах. Мне лично кажется, что Бранду Каллаксу надо позволить поступать, как он хочет, но я разделяю общее мнение, что свои силы он потратит впустую.

Спокойные, размеренные слова Велюзи произвели впечатление на слушателей. Фастина видела, что многие участники собрания кивают головой в знак согласия. Раздался чей-то голос:

— А нельзя ли послушать, что по этому поводу думает Кловис Марка?

Велюзи взглянул на Марка, но тот продолжал сидеть и лишь с места сказал:

— Мне нечего добавить к тому, что высказал Нарво Велюзи. Простите.

Казалось, все были разочарованы. Велюзи продолжил:

— У меня не осталось иллюзий, надеяться глупо, и если наша судьба — умереть, так давайте попытаемся сделать это с достоинством.

Где-то истерично рассмеялась женщина. Все заметили, как она взмыла вверх на своем гравипоясе, за ней последовало еще несколько человек. На свои машины вернулась и группа бесполых, безликих людей в темных одеяниях. Аэроскутеры развернулись и умчались прочь в знойное небо. Бранд Каллакс снова появился на трибуне:

— И умереть лучше, сражаясь! Даете мне звездолет?

Председательствующий перестал оглаживать песочные усы и поднялся:

— Кто согласен? — спросил он толпу.

Поднялись руки. Председательствующий сосчитал.

— Кто против?

Андрос рядом с Фастиной поднял руку.

Председательствующий снова сосчитал.

— Бранд Каллакс, необходимые тебе ресурсы в твоем распоряжении, — объявил он официально.

Каллакс кивнул в знак благодарности, коснулся гравипояса и взмыл вверх.

Фастина увидела, что Кловис Марка встал, явно намереваясь покинуть собрание. Он что-то говорил, показывая в воздух, где парил белый скутер. Нарво Велюзи кивнул. Очевидно, они решили отправиться на этой машине. Фастина импульсивно нажала кнопку на гравипоясе и взлетела, направляясь к белому скутеру. Андрос что-то прокричал ей вслед, но за ней не последовал.

Она добралась до скутера раньше Марка и Велюзи.

Кловис был не первым, кому она предлагала жениться на ней. Однако сердце ее учащенно забилось, когда он и Велюзи показались из-за крыла. Кловис узнал ее и улыбнулся.

— Привет, Фастина.

— Привет. Рада тебя видеть. Ну, как себя чувствуешь после своей загадочной отлучки?

— Сегодня ему лучше, — заметил Велюзи, усаживаясь и поднимая свисток к губам. — Тебе надо было видеть, каким он был вчера, Фастина!

Марка действительно чувствовал себя лучше, хорошо выспавшись за время, называемое здесь ночью. К нему вернулась былая уверенность. Он сел рядом с Фастиной и легонько поцеловал ее в лоб. Они никогда не были любовниками, но она всегда кокетничала с ним, и он поддерживал эту игру.

Отложив свисток, Велюзи спросил:

— Ты хочешь проехаться с нами, Фастина?

— Да нет, — сказала она. — Я хотела увидеть Кловиса. Если ты занят, я подожду…

— Все в порядке, — сказал Марка. — Я рад тебя видеть. Заглядывай на ленч ко мне. Мы будем к твоим услугам.

Она покосилась на него, гадая, насколько ему интересна. Она видела, что Кловис тянется к ней, но также знала: он не из той породы мужчин, которые запросто заводят любовную интрижку.

Скутер летел над лесом, время от времени проносясь мимо одиноких домов. Сейчас, когда не было необходимости в городах, обслуживание поддерживалось колоссальной подземной компьютеризированной сетью коммунального хозяйства. Дома были мобильны, и всякий мог передвинуть свое обиталище в любое место по собственному желанию. В настоящий момент дом Марка располагался недалеко от озера Танганьика. Африка, Европа, Индия, часть России и Южной Америки располагались под палящими лучами дневного солнца. Северная Америка, Китай, Япония, Австралия оказались в зоне вечной ночи.

Вскоре впереди показалось озеро, похожее на лист голубой стали, окаймленный лесами и холмами. Иногда попадались пасущиеся стада животных. Пока человечество сокращалось в количестве, животные приумножались.

«Возможно потому, что их жизненный цикл оказался короче, им удалось адаптироваться к омега-излучению. В этом есть определенная ирония, — думал Марка, пока их скутер планировал над мозаичной крышей его дома. — Если бы продолжительность жизни человека не возросла, люди, пожалуй, тоже бы адаптировались, но теперь слишком поздно предпринимать что-либо.»

Когда скутер приземлился, Кловис помог Фастине выбраться. Она улыбнулась, вдыхая густой насыщенный влагой воздух. Африка располагалась в центре дневной зоны, и растительность здесь была еще более буйной и пышной, чем где-либо. Фастина взглянула на Кловиса и собралась было восхититься природой, но осеклась. Ее остановил странный взгляд Кловиса — пронзительный, всепонимающий, проникающий в душу.

На мгновение он представился ей древним шаманом, таинственным, всезнающим и даже зловещим. Почувствовав ее волнение, Кловис мягко улыбнулся и жестом пригласил ее пройти к гравилифту в центре крыши. Может, решила она, он вглядывался не в ее душу, а в свою собственную. И вдруг почувствовала глубоко спрятанное, но отчаянное беспокойство, съедающее Кловиса.

Опускаясь в шахту лифта, Фастина ощущала себя так, словно судьба ее была решена бесповоротно. Хорошо это или плохо, определить она не могла.

«Странное у меня настроение, — думала Фастина, — и состояние. И мыслю я нелогично, в этом нет сомнения. Должно быть — любовь…»

Позже они собрались на балконе, с которого открывался чудесный вид на озеро, пили аперитив, непринужденно болтали. Гигантская стая розовых фламинго вдруг взмыла в небо. Тишина, царившая в лесу, нарушалась только далеким ревом какого-то зверя. Пронзительное чувство неизбежной утраты охватило всех троих.

— Когда мы исчезнем, по крайней мере, останется все это, — заметил Велюзи, облокачиваясь на невидимый силовой парапет. — Когда люди еще интересовались абстрактными теориями, некоторые утверждали, что человечество — всего лишь уродство, ошибка природы. Нет нам места на Земле. Возможно, они были правы.

Фастина улыбнулась:

— Теперь это не имеет значения.

— Только не для нас, — ответил Велюзи. — Даже сейчас находятся люди, считающие, что пришельцы были ниспосланы свыше, — ну, знаете, как верили в древние времена. Тогда существовали религии, требовавшие уничтожения человека для восстановления биологического равновесия.

— Ты говоришь о чудаках, бреющих головы? — спросил Марка.

— Да, о них, — вздохнул Велюзи. — Мы не меняемся. Совсем недавно нам нечего было бояться. Нас было мало, и у нас было все, что мы хотели. Мир был прекрасен — мы жили в настоящем раю, хотя и не осознавали этого.

— Знаю, — пробормотал Марка.

— Да, я полагаю, ты знаешь, — продолжил Велюзи. — Я помню, поселившись у нас, ты не уставал удивляться, насколько совершенно наше общество по сравнению с тем, которое ты знал. Лично я никогда не мог понять, почему некоторые предпочитают жить в сумерках…

— Ну, а сейчас? — спросила Фастина.

— Отчасти, да. Бедняги с бритыми головами уже живут в своего рода сумерках — сумерках разума. Если у человека такой настрой, то полагаю, ему захочется жить там, где подобное настроение более уместно. Вот, что я хотел сказать. В мире без страха человеческие добродетели процветают и доминируют. У нас не было насилия вот уже целое столетие. Пришельцы каким-то образом сумели поставить нас на место, заставили осознать нашу ограниченность, побудили нас развивать свои лучшие черты, но теперь страх вернулся. Верно? Примитивные религии обязаны своим появлением страху. Страх создавал тоталитарные общества, провоцировал войны и большую часть сексуальных извращений, так же, как и множество извращений умственных. Извращенные философские теории, демагогические политические системы, ханжеские религиозные убеждения и даже загубленные таланты — все это страх. Вы только подумайте о несчастных, всю свою жизнь пытавшихся принудить свой художественный дар выразить чьи-то представления о том, как должен выглядеть мир, — Велюзи взмахнул своим бокалом. — Похоже, что мы вновь вернулись в исходную точку, и ничего с этим поделать нельзя. Ну, когда по-настоящему иррациональная личность прислушивалась к доводам рассудка? Я не пессимист, но у меня такое ощущение, что мы вступаем в новую эпоху темных веков, которые закончатся только тогда, когда последний человек на Земле умрет. И это может произойти гораздо скорее, чем мы думаем…

— Ну, ты прямо как какой-нибудь древний пророк, Нарво, — Марка осушил остатки аперитива одним глотком. — Апокалипсис не за горами, да?