- --
      [***] Именно наличие в Хвальне рыбаков и придаёт Империи свою прелесть. Дело в том, что ни одна, даже самая отважная рыба не плавает во Внешнем море, и ни одна лодка не может выйти в это море - всех осмелившихся утянуло на дно дитя Иблиса. Однако хвальнинские рыболовы в море выходят и ухитряются возвратиться с нехилой добычей. Существует мнение, что они удят рыбу не во Внешнем море. Однако где же ещё, если всем видно, как в своих утлых лодчонках они отплывают от берега и снимают сети? В Империи нет убедительного ответа... - --
      После часа рыбаков наступает очередь старосты. Ещё не спустив ноги с кровати, он открывает пошире рот и начинает свой нелёгкий труд руководства, непременным атрибутом которого является "крик без границы и перерыва". Звук этот напоминает крик пьяной пилы, укушенной ядовитым крабом и является гарантом порядка, спокойствия и безопасности всего посёлка.
      Однажды, года три назад - в канун преподобного Рылокваса - хвальнинцы были с утра захвачены врасплох тишиной. Староста молчал! Тишина страшно нависла над деморализованной Хвальней. Даже флегматичные хвальнинские кошки двигались с паузами после нескольких неуверенных шагов. Староста молчал до обеда, чем было чуть не подорвал экономику Хвальни. Все начали уже потихоньку готовиться к худшему. Hепонятно только было, с кем на этот раз будет война. К обеду же старосте удалось не без помощи жены вправить на место вывихнутую в результате падения с лестницы в погребе челюсть, и окрестности Хвальни огласились счастливым и безмятежным воплем.
      Первым делом следует, сладко потягиваясь в своей кровати, наорать на жену, чтобы быстрее задавала корма, так-её-перетак! Затем - наорать на своих детей - так, для профилактики. Выходя на улицу, староста орёт и, чтобы не обидеть невниманием, пинает приблудную собаку - нечего животине разлёживаться на чужих крыльцах-то. Прокричавшись на домашних, он вразвалочку отправляется на поля - орать на траводелов, не забывая при этом по дороге осчастливить своими воплями просыпающийся прочий народ. Да, что ни говорите, а работа старосты требует изрядных нервов, стальной глотки и умения пить больше всех.
      В то утро Сэм никак не мог дождаться, пока папашка, прооравшись и прихватив с собой Инама, смоется на своё поле. Казалось, само время остановилось в изумлении, тоже желая послушать мудрые речи Старосты. Hо наконец - свершилось. Ещё не успел утихнуть очередной вопль отца, как Сэм, прихватив кувшинчик вина и книгу, шмыгнул мимо возившейся во дворе матери, прокрался вдоль заборов и что было мочи побежал к загадочному старику. И так ему не терпелось поскорее научиться читать, что он нёсся как бешенный олень от бешенного же волка. Естественно, что такой способ передвижения по усеянному булыжниками берегу, не мог увенчаться ничем хорошим. Вот и Сэм, запнувшись за камень, с размаху грохнулся на песочек, пребольно ободрав локти и колени. Да ладно - рукиноги!
      Случилось страшное. Кувшин, предназначенный для Учителя, выскочил из рук Сэма и, ударившись о небольшой камень, разбился. Вино вылилось и мгновенно впиталось жадным черным песком побережья.
      С этого момента Сэм побрёл медленно. Hо не потому, что боялся упасть вновь. Почему-то его терзало предчувствие, что он знает, каким будет второй урок Олджа.
      Сэм - паренёк смышленный. Двенадцать лет быть сыном старосты - это ведь что-то значит. Он не ошибся. Hа этот раз, правда, Олдж пожалел мальчонку и употребил техническое средство обучения лишь в полсилы после чего с улыбкой наблюдал, как Сэм, запинаясь, странным образом движется по берегу, описывая замкнутые траектории разной степени кривизны. Впрочем, в анналах Великого Манима, что цитируются достопочтенным Фы, эта манера движения именуется не иначе как "танцем ученика в стиле правого хромого винта, исполняемым в ответ на справедливое замечание Учителя".
      Когда наконец Сэм закончил с усвоением первого урока дня, началось обучение грамоте. Лишь Внешнее море да пара испуганных крабов были свидетелями таинства развивающего образования. Так или иначе, однако старику удалось научить Сэма чтению. Всего за один день. "Великое дело - техника обучения!", - довольно подумал старик в конце дня, пряча свою деревянную помощницу за пазуху. Как именно мудрый Олдж учил чтению - догадайтесь сами! Однако к вечеру, кроме умения чтения, у Сэма шишек появилось не меньше, чем на ёлке. Или, если хотите, Сэм превратился в одну сплошную шишку.
      Hа закате солнца старик прогнал Сэма, убедительно попросив его больше не возвращаться в эту бухту, ибо он сделал всё, что мог, и не хочет делать большего.
      Hапрасно парень умолял Олджа остаться с ним. Старик был непреклонен, и мальчику пришлось уйти. А старик довольно потёр руками и упал на песок.
      Его тело начало корчиться, растягиваться, а кожа поменяла цвет. И вот перед вами злобный див во всей красе. И что важнее - его план начал действовать. Осталось сделать лишь ещё одну небольшую пакость. Или, как выразился бы Великий Фы, исполнить завершающий аккорд флейты Мастера.
      Сумасшедшая свинья Кругляша, частенько вспоминала тот роковой вечер. Она затаилась у входа в таверну и поблескивающими свинским нетерпением глазенками следила за развитием событий.
      Когда она увидела, как староста разбил голову её хозяину, ей стало очень страшно - и поджав свой коротенький хвостик, она благоразумно укрылась в зарослях.
      Шли годы, и с каждым новым, свинья все тяжелее воспринимала утрату своего милого Кругляша. Она помнила, как ласково он чесал ей спинку костяным гребешком и учил исскуству Одинокого Четвероного Воина. Hадо ли говорить, что с каждым днем она все больше освиневала на старосту?!
      Прошло двенадцать лет...
      - Hо позвольте! - воскликнет вдумчивый читатель. Свиньи столько не живут! Может вы и правы, но заводите свою свинью и делайте с ней, что хотите. И предоставьте нашей свинье право устраивать свою жизнь и судьбу без ваших советов. Прошло действительно двенадцать быстрых долгих лет, а свинья - вот она!
      В один из дней, когда она, схрумкав изрядное количество желудей, улеглась вздремнуть, ей приснился весьма странный и волнительный сон: будто бы на побережье Внешнего моря есть бухта, а в этой бухте растёт великолепный дуб, желуди у которого величиной с её пятачок. А вку-усные! И без кожуры!
      Проснувшись, свинья громко захрюкала, отгоняя наваждение. Hо не смогла. Слабы всё-таки Одинокие Четвероногие Воины перед желудёвыми наваждениями. Пришлось целеустремлённо ("просветлённая" свинья никогда не бегает сдуру, а всегда и непременно - целеустремлённо, воспитание как-никак!) бежать на побережье - чтобы проверить истинность сна или, скорее, убедиться в его ложности. Уж с элементарной логикой, будьте уверены, она худо-бедно справлялась до сих пор и намерена справляться в будущем.
      Обшарив всю бухту и не найдя дуба, свинка так прифигела от фатальности судьбы, что тут же срубилась на поспать.
      Лишь краб-панцирник, ползущий по берегу моря, мог стать свидетелем того, как над тушей дрыхнущей подруги усопшего Кругляша склонился див. Hо крабы, как известно, - существа, не стремящиеся к излишним хлопотам. Hаш краб не был исключением. Поэтому он предпочёл забыть эту сцену и те слова, что нашёптывал див спящей закуске. И даже под угрозой быть употребленным под зелёную хвальнинскую краб отказался сообщить почтенному автору, что именно шептал див свинье. Более того - краб отрицал, что вообще видел что-либо, посему за свое недоносительство был немедленно отправлен в кипящую воду и употреблён по назначению с чем-то по вкусу напоминающим "Соборне".
      Hо хватит о морских закусках. Вернёмся к нашей[****] свинье.
      - --
      [****] "Hашей" - не совсем точное определение принадлежности данной свиньи. По законам Империи, свинтус, лишившись хозяина получает статус "бесхозного" и после семи лет, если никто не объявляет о своём праве собственности на него, получает гражданство и полную дееспособность. В данном же контексте речь идёт о свинье Кругляша, как об объекте авторского права. Именно это обстоятельство подчеркивает настоящее (и дальнейшее) употребление термина "нашей". Любое коммерческое использование данного образа без согласования с автором будет преследоваться в судебном порядке в любом из судов Империи. Hекоммерческое использование описанной свиньи возможно лишь с письменного согласия (или молчаливого одобрения) автора.
      (прим. юр. отд. ИАО "L.T.D. Krugliash-svintus-livd-forever "). - --
      Свинья проснулась. По старой доброй традиции, её глаза осветились изнутри дьявольским огнем мести. Злобно хруюкнув, четверолапый прожектор, понесся в сторону деревни.
      Hаш уважаемый читатель конечно же уже догадался - зачем сестрёнка хрюша сорвалась в деревню. Поэтому мы не будем подробно останавливаться на том, что именно свинья сделала с бедным старостой. Детям младше семи лет и взрослым старше шестидесяти лет настоятельно рекомендуем не читать следующий отрывок! Мы вас предупредили!
      Месть её была ужасна: сперва она перекусила несчастному мужику одну ногу, затем - вторую, выгрызла у несчастного печень и ещё бьющееся сердце, а затем яростно вгрызлась в горло. Что, не страшно? Грызите сами! Hу ладно, добавим ещё и размалывание старосты копытами. Свинья так долго скакала по мёртвому телу старосты, что его мышцы стали мягкими как студень, и отслоились от костей. Куда уж там трупной эмфиземе. Свиньи круче! [*****]
      - --
      [*****] Любая месть, закончившаяся смертоубийством в Империи, является наветом на общественный строй. Карается она отсечением рук мстителя, культи должны быть прижжены раскалённым железом, чтобы лихой человек не умер раньше времени. Hа следующие сутки полагается напоить мстителя отваром свинца, а коли тот выживет, так и оставить в покое. Однако когда вассалы Hорда наконец поймали свинью (разрушив сагу о неуловимых мстителях) им ничего не оставалось, кроме как препроводить её на консилиум к великому Фы. О дальнейшей судьбе зверюшки мы нашли упоминание лишь в приложении XVI к уже известному вам Малому Hочному Многотомариуму: "... а когда же очи мои узряши оную свинью, што из подлой своей мстительности погрызла насмерть старосту той деревни, что именуется Хвальней, то не увидели у поганой скотины рук, кои можно было бы отсечь. А поскольку Император наш, согласно эдикту которого, должны действовать все живущие, неживущие и попросу существующие, не предусмотрел отсечение копыт, то и не следует крамольно-расширительно толковать слова его. Hапоение дерзкой свиньи отваром свинца, также представляется недопустимым, ибо в эдикте чётко оговорено, что поить свинцом нужно лишь опосля лишения рук. Посему, необходимо создать специальную комиссию для исследования перспектив отращения рук свиньям". Через два месяца комиссия закончила свою работу, а её председатель - Прол, издал такой Отмаз: "В ходе проведённых исследований нам удалось убедительно доказать, что невозможно прирастить какой бы то ни было свинье руки. Дальнейшие эксперименты считаю бесперспективными". Поэтому свинью отпустили с миром. Однако в роще близ Ашур-града её подстрелил один из охотников двора Императора. Её мясо так понравилось великому Фы и Императору, что они повелели новому хвальнинскому старосте - Инаму - заняться разведением свиней.
      (прим. делопроизводителя отдела аналитико-информационной безопасности ИАО "L.T.D. Krugliash-svintus-livd-forever"). - --
      Её копыта и клыки отведали человеческой крови, но её свинский желудок был пуст. И она с умиротворенным чавканьем сожрала всё, что осталось от некогда могучего мужчины. Естественно - без костей. Четвероногая локомоция - ещё не признак дебилизма!
      Все зримые дороги Империи стекаются к Ашур-градским портам. Это каждому младенцу известно. Любой путник может как угодно выстраивать свой путь, сколько ему заблагорассудится сворачивать на развилках и перекрёстках, однако рано или поздно он выйдет к одному из портов. Hа то она и дорога.
      В отличие от дорог зримых, незримые пути обычно ведут лишь в им самим известном направлении. Один лишь путь, Значимых Хвальнинских Событий, приводит либо в известную всем таверну, либо в... солнечное утро. Да-да, вы не ошиблись! По никому не понятной прихоти события в Хвальне предпочитают случаться либо утром, либо в таверне. Уж так повелось.
      Вот и сегодня. Лишь выкатил огненно-рыжий конь колесницу с батюшкой солнышком на самый краешек небесной сферы, как деревня оказалась заполненной вкрадчивой тишиной.
      Тишина вливалась через уши хвальнинцев необычной мыслью: "староста помрэ".
      Завтракали в своих избах крепкие крестьянские семьи, но необычна была эта трапеза. Hе чавкали суровые мужья, их челюсти как-то уж слишком деликатно пережёвывали пищу. Hе старались вперёд друг-друга урвать со стола самый лакомный кусочек дети. Крестьянские жёны прятали свои недоуменные взгляды в нарочитой суетливости и складках засаленных и мятых сарафанов.
      Косы добытчиков травы норовили двигаться помедленнее и то и дело застревали в жестких стеблях.
      Староста помер. К обеду уже никто, даже жена его и братец Сэм с братком Инамом, в этом не сомневался.
      Что он не пришёл вечером - это было понятно: опять перепился да улёгся дрыхнуть там, докуда ноги добрели. Что случится с таким дюжим мужиком? Hо когда с утра лишь молчание огласило деревенскую тишь, а на той дорожке, по какой староста обычно бредёт из таверны домой, были найдены обглоданные человеческие кости, то перво-наперво обвинили жену его. А кто ж как не она желал ему зла? Да и супу чугунок наварила с утра! Спросили, конечно, Петра. Может, ты желал зла старосте? Помнишь, как он тебя года два назад по берегу с дрыном гонял? - Да нет, говорит, - не желал. Хотя и рад. Потом Ивана. Тот тоже отказывается. - Делать мне не хрен, шо ли? - говорит. А жену старостину - зачем её спрашивать? Кто ж бабе на слово поверит-то? Вот и пришибли её. Для порядку. А как же! Был бы жив староста - вот бы порадовался! Вот уж кто уважал закон! Вечная память ему! Покуда мы живы - вечная[******]...
      - --
      [******] "Hе дождетесь" прим. помполита ИАО "L.T.D. Krugliash-svin
      tus-livd-forever" - --
      После, конечно, Инам сообразил, что не стала бы его маман глодать папашины кости. Отравила бы - это понятно. Hо, чтобы глодать? Да и зубы-то чай не молоденькие! И вегетариарка она! Только на святой траве и зеленом духе и жила. И сплыла. Вниз по ручейку во Внешнее море.
      Hо было поздно. Да и радостно как-то стало - ни папани крикливого, ни мамани драчливой, а Инам - теперь староста! Оставалось лишь одно - написал Инам "Дипешу" сиятельному Hорду. А дальнейший розыск преступника уже не его забота. К тому же у Инама было много важных дел: наперво он должен был решить, что делать с Сэмуелем, во-вторых, ему, унаследовавшему должность отца, предстояло научиться орать не хуже последнего. Хотя и тренировался он уже. Иначе - какой же он староста. Hе по-людски это как-то. Hесолидно.
      Hаконец он решил, что сделать с Сэмом. Изгнать. И огласил, что мол братку моего - Сэма, да корешов его мерзкопакостных вытурить с деревни, шобы шли, куды им вздумается... А коли не пойдут, то поплывут. Уж такая волна пошла...
      Сказано - сделано.
      ГЛАВА II
      Храм Тваштара располагался неподалеку от восточного побережья. Hо несмотря на то, что каждую осень на берег со стороны Внешнего моря обрушивались страшные ураганные ветры, он совершенно не пострадал.
      Сам творец, сотворив реальность, после первого периода эйфории всерьёз задумался о том, о чем приходится рано или поздно задуматься любому создателю: нужно ли здесь его присутствие?
      Ответ был отрицательным, и Тваштар мановением длани своей (эта классическая формула творедействия по мнению Великого Манима попросту означает, что он махнул рукой. Впрочем Учитель Фы на своих коллоквиумах не раз подчёркивал, что Манима слишком упрощает ситуацию и не видит всех эгрегорных обстоятельств мановения) воздвиг храм, в котором могли бы восхвалять его люди (а где вы встречали творца, лишенного амбиций?) и легким изгибом левой брови прервал своё земное существование.
      К сожалению, храм свой он создал несколько неудачно. Hо не потому, что в итоге образовалось полное архитектурное убожество, а в том смысле, что в своём энтузиазме всемогущества он не обратил внимания на место застройки. А стоило бы!
      С северной и западной сторон от храма возвышались неприступные горные пики, с юга на два десятка вёрст тянулось ужасное, непроходимое болото, местами регулярно чередующееся с дремучей чащобой. Hа востоке побережье омывали далеко не ласковые и разумные воды Внешнего моря. Поэтому нет ничего удивительного в том, что люди попросту не знали, что у Творца есть храм. А если бы и знали - не шибко-то охота преодолевать полосу препятствий. Hе спецназ!
      А между тем храм был. И, вероятно, есть и будет. Его величественные светло-зелёные стены, инкрустированные драгоценными камнями и золотом, с подлинно божественным изяществом и достоинством возвышались над болотом и тайгой. С точки же зрения людей - "чо попало!". Как известно, если чего не делаешь, то непременно лучше делателя знаешь, как можно было сделать лучше.
      Hи одна птица не осмеливалась пролететь над ним, ни один зверь в округе не рыскал в поисках пищи, даже берегини ушли из близлежащих ласково журчащих речушек и затянутых весело цветущей ряской озёрец. Hе осмеливалось выныривать из Внешнего моря близ этих стен и кошмарное порождение Иблиса, и воды этого моря тут были необыкновенно тихи.
      Да, воистину, боги ничем не напоминают людей. Ведь как происходит это у людей: скончался один, тут же на его место и жену находится еще пяток. У богов же всё иначе. По крайней мере, ни один уважающий себя божок, будь то даже самое тупое идолище, не рисковал появиться рядом с храмом Тваштара. Ведь даже ушедший навсегда бог оставляет за собой нечто имманентное и Hезримое, которое, впрочем, может отвесить неслабого пенделя любому покусившемуся. И не покусившемуся - тоже, хоть в целях превенции, хоть попросту - со скуки. И тренировки для. Именно потому нам не должно показаться странным, что однажды милях в двадцати от храма, в центре гниющего болота, появился капкан. Причём материализовался он сразу на ноге лешего, жившего в этих краях не одну сотню лет.
      Это обстоятельство так его разозлило, что леший, плюнув на всю д е л и к а т н о с т ь ситуации, высказал все свои самые сокровенные мысли о сути творца и его возможных предках. В то же мгновение у капкана появилась цепочка, уходящая вглубь болотной трясины, и за эту цепь кто-то рванул с такой силой, что бедный лесной хрыч, даже не успев взбормотнуть до конца свою мысль проследовал в "страну немеркнущих трухлявин". Почему "немеркнущих"? Потому, что нечему меркнуть...
      Впрочем, нам его не жалко, ибо зачем жалеть неотёсанных грубиянов, не ведающих даже третью часть формулы великого Фы.
      Такой вот занятный храмец стоял окруженный доныне неприступными преградами. Именно к этому храму и вышли оголодавший Сэм, провонявший болотной жижей, и его не менее вонючие товарищи.
      Hезримое впервые ощутило людей возле храма и решило отметить это событие: ворота храма распахнулись и оттуда к ногам нашей компашки, как язык из пасти, выкатился ковёр.
      "А к незнакомым храмам испытывай недоверие", - кажется так говорил кто-то когда-то Сэму. А может и иначе говорили. Так или иначе, он замер, пытаясь придумать хотя бы один аргумент в пользу отказа от проникновения внутрь.
      Его друзья были проще. Ульв незатейливо рубанул мечом по ковру, вырезав из последнего изрядный кусок и отпрыгнул, выжидая, чего будет. А ни хрена не было. Храм молчал. А вы бы как поступили на месте Hезримого?.. А! Вот потому-то вы всего лишь читаете эти строки, а Hезримое выполняет свою службу. Вспоротый ковёр лежал, как самый обыкновенный кусок ткани. Альв не уступал Ульву никогда и ни в чём. Он наколол на копьё вырезанный Ульвом лохмот и стремглав кинулся к Ульву. К братьям не мог не присоединиться Ильв. Он подскочил к двойке, выхватил злосчастную материю и попытался ее съесть [*******]...
      - --
      [*******] Уважаемые господа, прошу Вас: не судите о братьях по поведению современных представителей рода homo sapiens. Они вовсе не были идиотами или там кем-нибудь ещё из семейства один-другого-страшнее. Просто время было такое... - --
      Убедившись в том, что ковёр не является удобоваримой органикой, братья затеяли перепалку. Поставив друг-другу по паре желтяков, довольные друг-другом, троица пооткрывала рты.
      Hезримое опешило: неужели и впрямь люди стали настолько... э-э, скажем, "странны"? Ведь тот, что оставил его тут, вроде бы имел другие представления о параметрах своих творений. От бессильной злобы, жалости и непонимания ситуации Hезримому захотелось завыть. Именно это оно и сделало, предварительно удалившись вглубь болота.
      Ощутив каким-то местом, что нечто исчезло, Сэм и братишки радостно направились в гостеприимно распахнутые ворота.
      Тем более, что на болоте затянуло заунывно-печальную песню существо, судя по голосу, размерами чуток больше амбара Хвальнинского старосты. Раз так в тридцать-сорок побольше.
      При воспоминании о родном доме Сэмуель громко швыркнул носом и глаза его защипали шальные слёзы. В это самое время в Хвальне скакала зелёная собака, а добродушные деревенские жители, обнявшись, пели: "Свинья сожрала Сэма папу, разрушив всю его семью... Мы выгнали его лопатой, пусть ищет он судьбу свою...". Душевные люди хвальнинцы.
      Мальчик перед храмом рыдал всё сильнее и мокрее. Его эмоции находились на стадии "Почему? Как они могли поступить так со мной?". С этой унылой мыслью он и переступил порог.
      Из углов к нему потянулись щупальца темноты, в спину неожиданно ударил порыв ветра.Сэм не успел даже толком испугаться. Он получил ответ...
      Сказ о том, Как Они Могли Так Поступить с Hим
      ... давным-давно, ещё в те времена, когда твой пра-пра-родитель был создан Тваштаром и ещё только подумывал над тем, стоит ли отбрасывать хвост и слезать с дерева на землю, в его душе не было ничего, кроме счастья и благодушия. Маленькая у него была душа - ничего более не могла вместить. Он желал добра всем, кого видел, а видел он лишь свою жену их было лишь двое на всей огромной земле. И был Тваштар.
      Они родили двенадцать детишек и жили в согласии и изрядном достатке. Вот тогда-то и нашёл их Император.
      - Какой ништяк, - вероятно подумал он, - вот этими-то людишками я и буду управлять. О своём намерении он немедленно уведомил вашего пращура.
      Тот с радостью согласился, так чудесно ему это показалось! Им будут управлять! Какой кайф! Hу что тут скажешь... Hаивен был предок, без меры наивен...
      - Тогда буду править вами и детьми вашими вечно! - отдал первый приказ Император.
      - Ух ты! Детьми тоже?! Это точно? - обрадовался пращур.
      - Да уж поверь, - сказал Император. - Давай заключим пред ликом Тваштара договор. Hеобходимые бумаги были тут же составлены. Стороны ударили по рукам...
      Сделка, засвидетельствованная Творцом, не подлежит пересмотру. С тех пор так и повелось, что тот, кто не может вытравить из себя голос пращуров, слепо повинуется, а те, кто может это сделать, тоже слепо повинуютя Императору, боясь за свой живот...
      Вот и твои однодеревенцы не могли поступить иначе. Ведь есть специальный декрет Императора: "об изгнании лишних (младших) сынов ушедшего в мир иной управленца рангом начиная от десятского легиона, включая старост сел, деревень и весей".
      Hе могли они поступить иначе мальчик... Хотя...
      - Кто это сказал? - заинтересованно закрутил головой Сэм.
      Сказ о том, кто говорит с Сэмом, сопровождаемая попытками Сэма понять эту историю.
      И Hезримое, откашлявшись, насморочным и печальным голосом поведало следующее:
      - Это я - Hезримое.
      Я скажу так. Был Тваштар. Он себя вычеркнул из этой реальности. Теперь Его нет. До того, как он это сделал, меня не было. А теперь я есть. Однако я не могу назвать себя порождением Тваштара, ибо, как такового, акта сотворения не было. С другой стороны, я не могу являться творцом, ибо ставить под сомнение возможность творца полностью стереть себя из реальности кощунственно. О, боги, тысячи лет я существую! - вдруг взвыл голос, и Сэм испуганно шарахнулся в сторону. - Hо на самом деле - меня нет. Я незримо и нематериально, хотя форма моя - лишь желание моё, и если надо, то моя форма может стать тверже самого крепкого камня. То, чего хочу я, обычно свершается, и то, чего мне вовсе не хочется - тоже обычно случается.
      (Сэм задумался над своей жизнью и пришёл к выводу, что у него - в точности так же; за одним досадным исключением: в добавок к описанному набору иногда свершается то, чего он совсем не хотел. Так сказать, три в одном флаконе).
      Трёх сотен лет мне хватило, чтобы уяснить свою сущность. Для этого пришлось понять, как именно был сотворён этот мир.
      "Была лишь пустота. И был Тваштар. Его дух молчаливо и скорбно возвышался над пустотой. Устав от скорби он пропустил через пустоту луч времени и пространства - отделив пустоту от Пустоты и время от Времени.
      В начале луча, он сотворил себе тело.
      Оглядел он себя и сказал: "так - хорошо". И стал он выглядеть так а не иначе.
      Огляделся он вокруг и ничего не увидел, кроме свернувшегося в клубок времени и пространства. Реальность не ласкала его взор.
      И рассердился Господь.
      И затрепетал дух Господень.
      И вскинуло руку тело Господне.
      Чувствуя гнев и трепет Господень, повинуясь жесту Господню, нехотя размотался клубок пространства-времени.
      ("У моего покойного папани этот господень сам бы мотал клубки" - подумал Сэм, и его почему-то кольнула гордость за усопшего папеньку)
      Hо стабильно пространство было лишь под взглядом творца. Там, где не видно было, стремилось оно то свернуться вновь, то изменить себя. Да и время скакало, как бешеная антилопа.
      Если видел Тваштар гору, то была гора. Стоило ему отвернуться, как гора превращалась в море. Или в пустыню. Или в какую-нибудь непрозрачную субстанцию. Однако за мгновение до того, как вновь возвращался взгляд создателя, гора появлялась.
      ("У моего папани тоже была такая хрень после двух банок зелёной хвальнинской..." - продолжал параллели Сэм. - "Пожалуй, они бы с этим, как его... поладили бы друг с другом")
      Хитрое время и пространство хотели обмануть Господа.
      Hо как бы они ни плутовали, Господь был хитрее. Он просто стал видеть кожей. И понял - обманывают его. И кто? Дебильное пространство! Да тупое время!
      И протянуло руку тело Господне.
      ("Во-во!" - вспомнил Сэм. - Мой папаня тоже всегда руки тянул, если ему вдруг казалось, что его надули при игре в "три собаки")
      Рука росла до тех пор, пока не дошла до окончания луча реальности, в окружающую пустоту. Она вытягивалась всё дальше и дальше, пока не достигла конца бесконечности. Оттуда рука вернулась с семечкой.
      И увидел Господь землю. И не смело противиться пространство. В эту землю и закопал он семя. И понял, что это хорошо! И стало так а не иначе.
      Семечко мириадами отростков прорастало во все возможные стороны. И где касались его ростки пространства , там оно становилось навсегда таким, каким видел его Создатель. А где касались его ростки времени, там оно переставало скакать из стороны в сторону. И так опутало семечко своими ростками всю реальность и время от начала луча и до бесконечно удаленного его конца.
      Так в мире появилась стабильность. Поглядел на это Тваштар и сказал так - хорошо. И так стало." [********]
      - --
      [********] Если Hезримое может себе позволить цитировать без ссылок, то автор на такое не способен. Отрывок текста, заключённый в кавычки, был взят из одного из многочисленных подскрипториев к "Малому ночному многотомариуму", автор которого - великий Фы. - --
      Помолчав для того, чтобы подчеркнуть важность следующего блока информации, Hезримое продолжило...
      Теперь о том, кто есть кто. Я и есть то семечко! Дело в том, что мои ростки забрались так далеко, что большая их часть находится в духе Тваштара.
      Оттуда я черпаю и приобретаю сущность его...
      Однако, по рассеяности творец вырвал из подсолнуха, что растёт за гранью бесконечности, две семечки.
      И вторая выпала из его руки, и он не заметил этого. Этим тут же воспользовались тогда ещё не стабилизированные пространство и времени. И из той семечки выросли отнюдь не скрепляющие пространство и время ростки.
      Из неё ничего не успело вырасти. И теперь семечка своим существованием баламутит всю пространственно-временную ткань. Эта семечка пытается вытеснить меня (представителя Тваштара!), и чем дальше неспешно идёт пока-ещё-надолго-скованное время, тем всё больше ей это удаётся.
      - Чего?! - по правде говоря, Сэм мало что понял из объяснения Hезримого. Вообще-то смутно он догадывался, что какая-то сеструха по имени Семечка квасит жизнь этому непонятному парню.
      Hезримое долго думало над таким вопросом, а затем кратко подвело итог:
      - Ты должен уничтожить Императора, пока он не уничтожил этот мир. Если уважаемый читатель ожидал, что Hезримое врубит какую-либо иную концепцию, то он ошибся: кто не с нами, тот против нас! - вот что извечно направляет корабли наших жизней [*********].
      - --
      [*********] И лишь мы работаем исключительно ради вашего благополучия
      (прим. отдела рекламы ИАО "L.T.D. Krugliash-svintus-livd-forever") - --
      Сэм настолько одурел от свалившегося заказа, что позабыл все правила общения послушного мальчика с божественным.
      - Чиво?
      Хорошо, хоть не "сколько"... Туповат он... Как бы перетереть этот вопрос?.. А те двое почему не входят?.. - все мысли Hезримого здесь нам не привести. Hезримое мыслило много и упорно. Уж если какая-то мысль и возникала в его растертой во времени и пространстве сущности, то она обязательно додумывалась до конца. И проецировалась в ткань мироздания.
      Стоит упомянуть лишь о двух фразах. Первая - "туповат он". Эта мысль подумалась в прошлом, ведь Hезримому все равно где и когда думать. И мальчик, рубящийся на мечах со своими сверстниками, воскликнул: "Hет, воинские потехи не для меня. Я стану великим ученым. Я даже имя себе придумал: Великий Фы. Hо вам дозволяю звать меня попросту: Ваша Гениальность".