– Возможно, они спрятались от другого крадунчика. Конан шагал по тропе, не оборачиваясь на башню.
Разбрасывание булыжников отняло гораздо больше времени, чем он предполагал, заставив их прекратить поиски с наступлением сумерек. Перспектива провести ночь в башне добавила соли к и без того мрачным мыслям Конана. Однако настроение киммерийца заметно изменилось, когда в благодарность за все Шейра его поцеловала. Губы их слились в долгом поцелуе, предшествующем целой ночи страсти. Прекрасная ганакская охотница была весьма удивлена теми чувствами, которые пробудил в ней Конан.
Киммериец чувствовал себя этим утром немного помятым, впрочем, он все равно не смог бы уснуть. Несмотря на грубый комфорт башни, амурные приключения были как раз тем, чего ему так не хватало.
Шейра, в свою очередь, также казалась намного счастливей. Как только первые лучи солнца скользнули по стенам, они продолжили свои поиски и обнаружили атлангу под грудой щепок. Среди прочего хлама Конан наткнулся на несколько интересных объектов, которые тут же распихал по карманам, предназначавшимся первоначально для рубинов. Узнав, что красные самоцветы являлись глазами самой богини Кали, Конан выбросил из головы свою затею. Такие сокровища носили на себе клеймо черной магии, и опыт подсказывал киммерийцу, что от таких трофеев нельзя было ждать ничего, кроме неприятностей. Возможно, когда-нибудь он вернется за ними, однако сейчас он вполне удовлетворился лишь несколькими вещицами из копей Джайоры.
Он откопал даже маленький сундук, кое-как восстановил его и набил теми немногими книгами, которые, на его взгляд, сохранились наилучшим образом. Беглое перелистывание манускриптов открыло несколько интересных фактов, что также положительно отразилось на настроении варвара.
Они аккуратно положили атлангу в сундук и для пущей безопасности обмотали «кусающуюся» рукоятку сорняками.
Шутя и посмеиваясь, они покинули башню, озаренные новой надеждой.
Только сейчас они столкнулись с неожиданной проблемой.
– Если бы с ними что-то случилось, они наверняка оставили бы знак, – предположил Конан утешительно.
Подойдя к роднику, они вдоволь напились, прежде чем отправиться на поиски женщин. Пока Шейра плескалась, Конан внимательно изучил землю и поскреб в задумчивости подбородок.
– Никаких следов борьбы, но я вижу следы четверых, и они ведут к выходу из крепости.
– Четверых? – усомнилась Шейра, она стояла сейчас в нескольких шагах от Конана.
– Скорей за мной!
Они поспешили к сводчатым воротам и остановились, услышав за стеной шорох.
– Неужели они… – начала Шейра. Конан жестом приказал ей замолчать.
Снаружи чернела тень… огромная тень слишком знакомой формы.
– Проход слишком узок для столь колоссальной твари. Здесь мы в безопасности, – прошептал варвар.
– Макиэла… Аврана… Канитра… – простонала Шейра. – Нет, не могу в это поверить!
– Я надеюсь на лучшее. Кем бы мог быть этот четвертый? – недоумевал Конан.
– Шейра? – раздался из-за стены голос.
Они оба чуть не попадали от удивления, когда в проходе показалась голова Макиэлы.
– Макиэла! – вскрикнула Шейра.
– Во имя Крома…
Великанша бросилась ей на шею, Аврана и Канитра бежали за ней.
– Не волнуйся, с нами все в порядке!
Тень, безо всяких сомнений принадлежавшая крадунчику, переместилась. Девушки весело направились к выходу, и Конан, ругаясь, отправился следом. Пока раниоба и ее охотницы обнимались, он изумленно разглядывал гигантского зеленого монстра. Меч инстинктивно оказался в его руке.
Верхом на чудовище сидела пожилая ганакская женщина с покрытым глубокими морщинами лицом. Тело ее не было покрыто обычным для ганаков узором, хотя она носила ожерелье, похожее на то, что имела Шейра. Толстая седая коса спускалась до поясницы; на ее конце красовалась белая цилиндрическая ракушка. Улыбнувшись, она повернулась, выставляя напоказ безобразное, лишенное руки левое плечо.
Шейра удивленно заморгала, в ее глазах читалось одновременно узнавание к недоверие.
– Ниона-раниоба?
– Да, крошка. Твои глаза остры, как и положено раниобе. Хотя, когда я видела тебя в последний раз, ты была ребенком с махоньким пучком волос. Давно ли это было? Думаю, что да. С тех пор чередование дня и ночи давно утратило для меня значение. Мне есть что вам рассказать, но сначала, – она ткнула пальцем в Конана, – я должна знать имя этого человека и название земли, из которой он пришел. Повесть моя для ганаков, но не для ушей чужаков!
– Его зовут Конан, родом он из далекой Киммерии. И он не чужак! Он сражался вместе с нашими воинами, пил с ятабой куомо и спас меня и остальных более чем один раз, – заступилась Шейра и, посмотрев на Макиэлу, добавила ледяным тоном: – Как Макиэла должна была рассказать.
– У меня просто не было такой возможности! – запротестовала великанша.
– Правда! Ниона-раниоба явилась к нам с рассветом, – поддержали две другие девушки.
– Хватит, дети! Пусть, говорит Шейра. Остальные попридержите свои языки, – скомандовала старуха.
Конан сгорал от желания узнать, почему крадунчик попросту не сожрет их всех разом, однако боялся, что странная ганакская наездница не потерпит дальнейших прерываний. Он стоял с мечом в руке, неспокойно переминаясь с ноги на ногу, пока Шейра вкратце перечисляла все недавние события, начиная с его появления на Араве. Время от времени Ниона останавливала ее для уточнения деталей. Старуха была удивительным образом информирована обо всем, что происходило в деревне, и особенно разбиралась в вопросах, касавшихся мертвых земель.
Пока они беседовали, киммериец внимательно изучал крадунчика. Он уже достаточно на них насмотрелся, однако возможности изучить их на досуге до сих пор не выпадало. Тварь стояла как вкопанная, ее темно-зеленые глаза, цвет которых делал ее не похожей на остальных собратьев, сверкали непостижимым разумом, от чего по спине у Конана пробежали мурашки. Он заметил, что этот крадунчик имел узкие кожаные надкрылья и широкий веер вместо хвоста; последний был аккуратно сложен. Красные и белые пятна украшали короткие передние лапы. Киммериец готов был поклясться, что не видел у других подобного раскраса. Сноп коры был прикреплен в виде седла к толстой, как дерево, шее, верхом на которой восседала Ниона.
Из ее рассказа Конан понял, что та покинула деревню, когда Шейра была еще девочкой. Новая раниоба заняла ее место, которое потом унаследовала Шейра. Варвар до сих пор не мог разобраться в привилегиях раниобы, однако похоже, титул обеспечивал власть над определенной группой женщин, называемых охотницами, и был равносилен званию вождя у мужчин.
В конце концов Шейра удовлетворила любопытство старухи.
Ниона посмотрела на Конана и одобрительно кивнула.
– Глаза и кожа твои – как у сына Киммерии. Однако силой и духом своим ты похож на ганака!
Киммериец был весьма польщен таким сравнением, но воздержался от благодарностей и вместо этого перехватил инициативу.
– Откуда же ты пришла? Уж наверняка не из этих трижды проклятых древних развалин!
Старуха засмеялась:
– Древних?.. Да! Эти камни помнят давние времена, столь давние, что ты не сможешь себе даже представить. Проклятых?.. Возможно, когда-то, но не навсегда. Ты уничтожил последнее и наихудшее из чудовищ, порожденных в войне между богами. Жизнь снова может прорасти на этих камнях. Мертвые земли, как вы их называете, приютили меня. Но не здесь, я подчеркиваю, ибо вы видели лишь часть мертвых земель. В тех местах, откуда я пришла, не ступала нога ни одного ганака. Даже ананси избегают этих лесов.
Когда я была такая же, как Шейра, я мечтала увидеть старую деревню, как, впрочем, и многие до меня. Мы были наивны – все те, кто последовал по тропе Кулунги, – однако самонадеянны и горды. Как многие, я пала жертвой ананси. Они преследовали меня, пока я не уперлась в стену деревьев, недалеко отсюда. Это была ловушка! Нет… – Она усмехнулась, заметив, как Конан кивнул головой. – Нет, это не те деревья, что окружают рахамскую крепость. В тех местах, откуда я пришла, деревья толще и выше и растут так тесно, что между стволами нельзя просунуть ладонь. Попасть туда можно только сверху на спине мзури-вугунды, которого вы видите перед собой. В ту пору Разангва верхом на мзури пробиралась сквозь джунгли, она-то и спасла меня от ананси. Разангва была рахамкой… последней из своей расы.
– Тебя спасла рахамка?
Изумленный шепот Шейры вторил мыслям Конана.
– Фонтан богов наградил ее счастьем долголетия, или проклятием долголетия, как она сама это называла. Разангва была одной из немногих рахамцев, что сумели выжить в войне между богами Джайоры и их собственными богами. Им были известны многие секреты этого острова. – С этими словами Ниона подняла кончик своей косы и подула в ракушку. Вопреки ожиданиям Конана, никакого звука из нее не последовало, однако крадунчик приподнялся с земли и изменил позицию. – Мзури-вугунда, в отличие от остальных, подчиняется ветряным духам, что обитают в этой ракушке, если ее хозяин умеет их вызывать. Разангва обучила меня этому искусству.
Она спасла меня от смерти в лапах ананси, хотя те оторвали мне руку. Разангва забрала меня к себе и залечила рану. Тогда я дала обет-клятву никогда не выдавать ее ганакам и не покидать, пока она жива.
Теперь я свободна от этой клятвы, ибо двадцать раз лик Азузы появился на небе с тех пор, как Мухинго забрал ее к себе. Много лет она жила одна. Жизнь ее была пуста, наполняемая лишь воспоминаниями о тех, кого она когда-то любила. Я не хочу умереть такой смертью. Время вернуться!
Вечерами я прилетала в Ганаку, чтобы увидеть деревню. Я следила за вашим маршрутом по мертвым землям, однако не успела вовремя предупредить об опасности. Давакуба стара и не всегда умеет различить своих более агрессивных соплеменников, – с этими словами она похлопала крадунчика по спине. – К счастью, Конан сам убил того вугунду. Мзури редки, хотя и не охотятся друг на друга, как остальные. Это ужасное зрелище: самка поедает самца на глазах у собственных детей.
Конан содрогнулся, представив себе подобную картину.
– Можешь ли ты научить нас управлять ветряными духами? Восседая на спинах мзури, мы бы быстро отбили у кезатти охоту наведываться в деревню.
Ниона покачала головой.
– Мальчишки сделаются мужчинами, прежде чем обучатся атому-искусству. Однако вы можете рассчитывать на мою помощь. – Она дунула в свой свисток, и мзури, словно дрессированный слон, послушно опустился на землю; Макиэла, Канитра и Аврана проворно вскарабкались на его толстую и устланную пальмовой корой шею. Ни для Конана, ни для его сундука места не осталось.
Киммериец посмотрел на животное с сомнением.
– Я пойду впереди, – сообщил он остальным. Конан все еще питал к крадунчикам непроизвольную неприязнь; последнее приключение в башне было слишком свежо в его памяти.
Шейра вполне разделяла его чувства и поэтому старалась держаться от крылатой туши как можно дальше. Ниона снисходительно улыбнулась.
– Мне знакомо это чувство. Не бойтесь, мзури никогда не нападают на людей. Мы с Давакубой вернемся за вами еще до вечера. Оставайтесь в крепости возле родника, там вы будете в безопасности. Только злейший вугунда может пересечь стены, да и тот не отважится опуститься на землю.
Конан взглянул на солнце: полдня они провели за разговорами. Впрочем, он не сомневался, что Ниона сдержит свое обещание: крадунчики продемонстрировали способность быстро летать. Вместе с Шейрой он видел, как старая раниоба беззвучно дунула в свисток, и мзури взвился в небо. Вскоре они скрылись за макушками деревьев. Конан постарался не смотреть на Кахли, когда они снова вошли в крепость.
Шейра направилась прямиком к роднику и уселась возле воды, упиваясь прохладой. Когда Конан наклонился, чтобы умыть лицо, она шутя его подтолкнула. Вынырнув, киммериец схватил ее за руку и также затащил в воду.
– Во имя Крома, девочка, ты не должна вернуться грязной.
Шейра смеялась, брызгая его ладошками. Конан жмурился, уворачивался, мотая гривой мокрых волос. Капельки росы сверкали на смуглом лице раниобы, капая на упругие груди, наполовину спрятанные под водой.
Время, проведенное в ожидании Нионы, протекло незаметно.
ГЛАВА 18
ДУЭЛЬ
Ночь была в полном разгаре, когда Конан закончил поглощение куомо и отправился на покой, как это сделали ятаба, Юкона и остальные ганаки. Гомба удивил всех, публично принеся ему свои извинения, которые, правда, показались киммерийцу насквозь фальшивыми. Шейра и ее женщины, которым по традиции употребление куомо воспрещалось, казались тем не менее такими же веселыми. Их благополучное возвращение из мертвых земель подарило ганакам новую надежду.
Ятаба выглядел весь вечер чрезвычайно рассеянным. Он избегал общества Нионы и уклонялся от ее взглядов; Конану с трудом удалось втолковать ему, что он не является избранным и что в предстоящем сражении атланга будет бесполезным оружием. Киммериец с удовлетворением заметил, что горстка ганакских воинов быстро поправлялась, не говоря уже о чудесном выздоровлении Гомбы.
Он также пообещал возглавить ганаков в надвигающейся битве с кезатти. Ятаба и остальные были твердо уверены, что человек, столь любимый богами, неизбежно приведет их к победе. Эта вера опьяняла их как куомо, и, казалось, впервые за много дней туман безнадежного отчаяния, повисший над деревней, рассеялся.
Конан беспокойно ворочался, разглядывая потолок хижины Юконы. Вождь потребил невероятное количество куомо и теперь храпел, как коринфийский буйвол.
Киммериец понимал причину своей бессонницы: он с нетерпением ждал рассвета, когда ятаба должен был освободить его от заклятия, которое, словно невидимая язва, продолжало отравлять его мозг. В одной из многочисленных прорех на редкость дырявой крыши он видел луну. Сколько же времени прошло с той кошмарной ночи на борту «Мистрисс»? Луна казалась почти полной. Он отвернулся от нее, перевернувшись на живот и уткнувшись лицом в собственные руки. Ложе из листьев было далеко не самым комфортабельным, впрочем, ему доводилось спать и на кроватях похуже.
Закрыв глаза, Конан представил Шейру; она улыбалась и брызгала в лицо водой. Постепенно киммериец погрузился в легкую дремоту, которая перешла в тяжелый сон.
Конан продирался сквозь мокрые от духоты джунгли, зловонное дыхание вырывалось из его рта. В воздухе витали тысячи других запахов: листвы, дождя, жуков и змей, – запахи, которые он остро и инстинктивно различал, запахи его жертв. Он неутомимо несся вперед все быстрей и быстрей, пока не увидел зверя. Животное излучало страх, вызывая чудовищный аппетит. Слюна капала на грудь, глаза загорелись огнем. Не обращая внимания на ветви, нещадно стегавшие лицо, Конан бросился напролом.
Он мечтал о теплой крови, вырывающейся из разодранной глотки, выпотрошенного живота и все еще бьющегося сердца.
Схватив животное за заднюю ногу, он придавил его к земле, вкушая предсмертный крик. Острые когти вонзились в плоть. Содрогаясь в конвульсиях, животное повернуло к нему искаженное мукой лицо…
Конан с трудом подавил крик. Пот покрывал тело, словно мокрый пододеяльник, а сердце грозило выпрыгнуть из груди.
Лицо, увиденное в ночном кошмаре, принадлежало Шейре.
– Крон, – простонал киммериец, отдирая прилипшие листья. Теперь ему точно нельзя было спать. В сотый раз он пожелал того, чтобы духи ракушек проделали свою работу ночью. Однако ятаба настаивал подождать утра, когда лик Азузы засияет в небе.
Храп Юконы содрогал избушку, наполняя ее кислым запахом куомо. Конан выскользнул наружу, вдыхая свежий воздух и стараясь не смотреть на луну. Он устало вытер лицо и зашагал к холму. Все, что он мог себе позволить, – это провести ночь на скамейке.
К его чрезвычайному удивлению, Шейра была именно там. Она держала цветок, перебирая лепестки, радостные оттенки которых в призрачном свете луны казались тусклыми. После такого кошмара Конан не очень-то хотел сидеть с ней бок о бок, однако она его заметила и поманила рукой.
Он опустился рядом и выдавил улыбку.
– Разве ты не рад, что ятаба излечит тебя завтра? – спросила Шейра, заглянув ему в глаза.
– Разумеется, рад, – проворчал киммериец.
– После того, как мы разобьем кезатти… ты вернешься в Киммерию?
– Скорее всего в Вендию, если в тех книгах, которые мы нашли… – Он неожиданно прикусил язык. Как же он сразу не распознал корня вопроса? Не будь он опьянен куомо и расстроен кошмарами – ни за что не допустил бы подобной ошибки.
Шейра продолжала, разглядывая свой цветок:
– Ты можешь оставаться с нами столько, сколько захочешь. Там, в крепости, я не думала, что буду по тебе так скучать.
Конан не знал, что ответить. Шейра действительно была сокровищем, сильной, решительной и в то же время чрезвычайно женственной. Взяв ее в жены, он стал бы чем-то вроде короля для этих людей. Избавившись от кезатти, Ганака превратится в сущий рай. Любой бродяга не раздумывая отдал бы правую руку за возможность пожить такой жизнью.
Но Конан не был простым бродягой и в то же время не собирался пока где-нибудь оседать. Домашняя жизнь в окружении сытых соседей – вот что пугало его больше всего. Кроме того, уничтожив кезатти, ганаки лишатся своего единственного стимула, до сих пор не позволявшего им облениться и зажиреть. Возможно, со временем здесь возникнут ремесла и искусства, однако все это было не для него.
– Тебе необязательно сражаться за нас, – процедила Шейра.
Только негодяй мог бы оставить вас в такую минуту, – возразил Конан. Он поклялся драться до конца, пока с лезвия его меча не стечет кровь последнего хищника. – Думаю, я задержусь у вас на какое-то время, – пообещал киммериец. После того, как ятаба избавит его от заклятия, несколько дней решительно ничего не изменят. Кроме того, изучение книг Джайоры и приготовление к плаванию также потребуют некоторого времени. В принципе, он даже подумывал вернуться в крепость и стащить-таки злосчастные рубины. Во имя Крома, сколько раз он подвергал себя смертельной опасности за награду куда меньшую.
Глаза Шейры блеснули лунным светом, и она улыбнулась. Конан заключил ее в свои объятия, приютив голову девушки на своей могучей груди. Тревожные мысли о предстоящем дне мигом рассеялись. Шейра подарила ему нежный поцелуй, однако киммериец отстранил ее от себя, услышав за спиной тихий звук.
Гомба стоял сзади, наблюдая за происходящим; каменное лицо застыло в безобразной маске. Руки сжимали весло так крепко, что могучие мускулы дрожали. – Она моя, – процедил он сквозь зубы.
Шейра вскочила на ноги.
– Нет, Гомба! Не смей меня отстаивать! Когда-то я любила тебя, но сейчас ты меня не интересуешь. Эта драка ничего не изменит. Конан спас меня и…
– Ты… – прошипел огромный ганак, выплевывая слона, словно слюни. – Ты в этом виноват, чужестранец! Отправляйся к своим богам! – С этими словами он двинулся на Конана.
Конан немедленно принял стойку кулачного бойца, оплакивая то обстоятельство, что его собственный меч остался преспокойно лежать у стенки в хижине Юконы. Встав между Шейрой и Гомбой, он угрожающе сжал кулаки.
– Отойди-ка, девочка. – Поначалу он хотел простить Гомбе все нанесенные им обиды, однако теперь в его груди вспыхнула ярость, которую можно было потушить лишь кровью. – Твой Гомба никогда уже не прикоснется к женщине, разве что соблазнит в аду дьяволицу! – С этими словами Конан бросился на копье.
Смертоносное острие не нашло ничего, кроме воздуха. Варвар вцепился в древко и потянул на себя, надеясь вырвать из рук противника. Невероятным образом ганак удержался на ногах. Не в силах противостоять чудовищному напору, Конан выпустил весло, за что немедленно поплатился. Сокрушительной силы удар наверняка бы расколол череп человека менее сильного. Конан упал на колени, однако снова схватил копье. Началась отчаянная борьба, похожая на детскую игру в перетягивание каната. Неожиданно Гомба сменил тактику и надавил вперед.
Конан почувствовал, как острие скользнуло по его шее. Обманным движением ему удалось в конце концов опрокинуть своего врага на землю. Завладев веслом, он принялся колотить Гомбу плоским концом, словно дубинкой. Не обращая внимания на удары, разъяренный ганак вскочил на ноги и снова бросился на киммерийца.
Шейра застыла на месте, стоя с открытым ртом, не в силах оторвать глаз от яростного поединка.
Варвар обрушил на Гомбу чудовищный шторм ударов и тем не менее вынужден был отступить. Пятясь назад, он не заметил сундука, который так и продолжал стоять на том месте, где его оставил ятаба, и, споткнувшись, опрокинулся на спину. Гомба торжествовал.
Обретя наконец голос, Шейра завопила что есть мочи и встала между мужчинами.
– Назад! – прокричал ей Конан, когда в его голове созрел новый план.
Продолжая лежать, он подождал, пока Гомба разопьет достаточную скорость, и выставил вперед весло. Расчет оказался точен, однако инстинкты ганака, отточенные годами тренировок, не подвели. Он ловко уклонился от копья и одним могучим движением вырвал его из рук Конана. Сломав его о колено и выбросив обломки, он бросился на распростертого киммерийца.
Варвар, который в приемах рукопашного боя разбирался не в пример лучше своего противника, тем не менее значительно уступал ему в силе. Избрав наиболее уязвимое место, он вцепился в его глотку и принялся давить с таким усердием, с которым, казалось, можно было задушить гиппопотама. Локоть Гомбы больно врезался в грудь, заставив задыхающегося киммерийца ослабить хват. Кашляя, он изловчился-таки пнуть Гомбу в пах. Ганак, который, по-видимому, не был знаком с такими приемами, скорчился в агонии. Воспользовавшись преимуществом, Конан пнул его снова, на этот раз в челюсть, которая омерзительно хрустнула.
Плюясь зубами и кровью, Гомба потянулся к сундуку, что-то лихорадочно нащупывая.
Конан ужаснулся, когда понял, что тот искал. Из-под крышки видавшего виды сундука торчала сверкающая рукоятка атланги.
Варвар предпринял очередной сокрушительный удар, отчаянно пытаясь помешать Гомбе завладеть могущественным оружием. Как назло, в торопливом движении он подвернул себе ногу и, стиснув зубы от боли, рухнул на траву. Триумфальный рев великана оглушил распростертого киммерийца, не мешая, однако, заметить кусок черной смерти, занесенный над его головой.
– Нет! – вскрикнула Шейра.
Удивленные голоса ганаков донеслись из соседних хибарок, когда их хмельные обитатели повылезли наружу.
Неожиданно Гомба замер. Он удивленно посмотрел на атлангу и отступил назад. Ко всеобщему изумлению, юноша упал на колени и сокрушенно зарыдал.
Не теряя ни минуты, Конан подбежал к ганаку и выбил оружие из его рук. Гомба не сопротивлялся.
– Да… убей меня! – хныкал юноша, его тело казалось безвольным. – Духи атланги… они сказали мне… я избранный.
Конан не верил своим ушам. Он расслабил побелевшие пальцы, хотя все еще продолжал сжимать горло Гомбы. Те голоса, что накричали на него в башне, едва не отправив в ад… Значит, Гомба не соврал. Но почему Кулунга выбрал предателя?
Откашлявшись, юноша продолжал:
…Но они отказались служить человеку, помыслы которого нечисты.
В этот миг к ним подбежала группа ганаков во главе с Юконой. Воины, казалось, были крайне удивлены представшей их взору картиной.
– Во имя Азузы! Кто мне объяснит… – начал Юкона.
– Тс-с! – перебила его Шейра.
– Убей меня, чужестранец… Шейра твоя. Я не заслуживаю любви такой женщины. Я мог спасти свой народ, но моя глупость все испортила!
Конан заглянул в мокрые от слез глаза, потом разжал пальцы и молча отступил. Ветеран не одной сотни войн, он слишком хорошо знал этот взгляд – взгляд безнадежно отчаявшихся людей. И тем не менее Гомба выглядел возродившимся человеком – в этом киммериец не сомневался. Взгляд Шейры выражал удивление.
– Неужели ты его пощадишь?
Конан кивнул:
– Я не палач. Пусть боги решат его судьбу в, если потребуется, сами прервут его ничтожное существование. Хотя, похоже, он ненавидит кезатти больше, чем кто-либо из нас, и будет драться до конца.
– В конце концов, объяснит ли мне кто-нибудь, что здесь произошло? – потребовал Юкона; он до сих пор выглядел нетрезвым и плохо выговаривал слова. – И куда девались ятаба с Нионой?
Конан и Шейра переглянулись, когда Гомба поднялся на ноги.
– …Я не заметил вугунды у избушки ятабы. Думаю, они улетели поговорить с глазу на глаз туда, где их слова не будут услышаны… – Он и остальные растерянно замерли, когда Гомба поднял с земли атлангу и, не проронив ни слова, удалился с ней в темноту. Ганаки проводили его изумленными взглядами.
Шейра и Конан начали пересказ случившегося, и протрезвевший Юкона неожиданно понял, что его дочь была по уши влюблена в киммерийца.
Ятаба с Нионой этой ночью так и не вернулись.
ГЛАВА 19
ЧЕТВЕРО ПРОТИВ СОТЕН
Полоска густого индиго сменилась веселой лазурью, когда первые лучи солнца озарили восток.
Конан равнодушно жевал изрядный ломоть сырой рыбы, выплевывая кости на землю под праздничной крышей. Измученный разборкой с Гомбой, он мгновенно уснул и теперь чувствовал себя отдохнувшим. Грудь и бока болели; что ни говори, а в рукопашной эти ганаки были опасными противниками.
Юкона казался на удивление активным вопреки умопомрачительному количеству поглощенного куомо. Он сидел рядом и любовался на восход. Хоть они и не обсуждали этой проблемы, однако от Конана не ускользнуло, что отсутствие ятабы его весьма беспокоило.
– Ты мог бы рассчитывать на мое благословение, если бы вы с Шейрой решили пожениться, – сказал он неожиданно.
Конан поперхнулся:
– Мы еще ничего не решили. Кроме того, она раниоба. Придется ли ей оставить этот пост, если она захочет иметь мужа?
Юкона кивнул:
– Таковы обычаи. Ятаба мог бы запретить ваш брак, ибо ты чужестранец. Однако я не думаю, что он станет возражать после всего того, что ты для нас сделал.
Конан отвернулся, разглядывая ганаков, которые уже приступили к своей утренней работе. Женщины и дети обрабатывали улов, раскрывая моллюсков и выковыривая мясо; покончив с этим, они натрясли кокосов и сцедили молочко. Подростки латали сети, используемые для рыбной ловли, а старики сновали у места собраний, иногда собираясь в кучки и что-то шумно обсуждая.
Одному раненому воину удалось-таки встать с постели, и он теперь неуклюже прогуливался в сопровождении жены. Остальные все еще тряслись в лихорадке, их сил хватало лишь на то, чтобы проглотить кусок рыбы или глоток воды.
Гомба сидел на широком камне и выстругивал новое весло. Юноша, казалось, обрел самообладание, однако держался замкнуто, всячески избегая взглядов Конана. Он был всецело поглощен работой, которая, по мнению киммерийца, действительно требовала большого усердия, особенно когда ракушки и камни являлись единственными инструментами, имевшимися под рукой. Атланга валялась рядом; то ли он счел ее непригодной для обработки дерева, то ли такие мысли вообще не приходили ему в голову.
Вспомнив, что его собственный клинок также нуждался в заботе, Конан положил его на колени и принялся скрести подходящей по форме и размеру ракушкой.
Шейра, Макиэла, Аврана и Канитра показались из-за зарослей тростника, вернувшись из разведки. Благодаря заговорам ятабы, а также настоям из листьев ягнебы раненые девушки быстро поправлялись.
Юкона вопросительно посмотрел на дочь, однако та лишь покачала головой. Ганачки облазили все окрестности в поисках следов ятабы и Нноны, начиная от хижины вождя, но так ничего и не заметили.
Кован снова посмотрел на меч. Ракушка крошилась о закаленную сталь, и он выбросил ее прочь. От нечего делать варвар вытащил из сундука несколько книг и принялся их неторопливо разглядывать.
– Как, ты сказал, они называются? – также от нечего делать спросил Юкона.
– Книги, – бросил Конан, не отрывая глаз от крючковатых иероглифов. С наступлением утра его настроение заметно ухудшилось.
Старик с любопытством посмотрел на пыльные тома, однако холодность собеседника удержала его от дальнейших расспросов.
Конан в раздражении вышвырнул четвертую книгу, которая, как и предыдущие, оказалась совершенно нечитаемой. Время и сырость превратили древние тома в кучу перепачканного и крошащегося пергамента, который, того и гляди, готов был рассыпаться в его руках.
Крик Макиэлы приковал к себе внимание селян. Поначалу Конан ничего не заметил, однако через минуту небольшое пятно на горизонте обрело очертания крадунчика. Он пронесся над джунглями и устремился к месту собраний. Ганаки с разных концов деревни побросали свою работу и заспешили к холму, где только что приземлился Давакуба. Даже Гомба побрел за остальными, в руках он сжимал неизменную атлангу.
Ятаба выглядел немного растерянным, хотя обычная уверенность вернулась к нему, как только он ступил на твердую землю. Ниона продолжала восседать на своей крылатой горе, тревожно вглядываясь в небо. Крадунчик смотрел туда же, его антенны подергивались.
Глаза ятабы казались уставшими, свидетельствуя о бессонной ночи. Он поднял руку, требуя внимания.
– Прошу простить меня за задержку. Нам с Нионой-раниобой нужно было многое обсудить. Сейчас у меня нет времени посвящать вас в предмет разговора, ибо заклятые враги наши приближаются.
Толпа загудела.
– Мы видели кезатти издалека, но даже с такого расстояния небо было черным от их крыл. Однако не отчаивайтесь. Даже без атланги…
– Похоже, все-таки с атлангой, – перебил его Юкона.
– Что ты имеешь в виду, Юкона? Если у тебя есть что сказать, прошу тебя, не молчи!
Юкона пожал плечами, указывая на Гомбу.
– Он замахнулся атлангой на Конана и наверняка убил бы, если бы не духи, которые остановили его, сообщив заодно и о его избранности. Гомба – избранник Кулунги!
Ятаба прищурился:
– Что скажешь, Гомба?
Юноша побледнел.