– Клянусь волосатыми яйцами Ханумана!.. – вскричал трактирщик. – Если это не старина Кейлаш, то я – пикт! – Его луженая глотка охрипла от многолетнего крика. Он раскатисто захохотал: – Добро пожаловать, дружище, в лучшую таверну на сто лиг вокруг!..

Кейлаш ответил столь же громогласным хохотом:

– Тем более что она же и единственная на сто лиг вокруг, ты, старый боевой конь!.. – Он ткнул пальцем в направлении внушительной талии Мальгореша: – Я смотрю, ты уж слишком собственное пиво зауважал! Что, сегодня все уже вылакал или найдется по кружечке двоим усталым путешественникам промочить глотки?

Мальгореш окинул Конана подозрительным взглядом:

– Двоим?.. Он что, с тобой или…

– Не говори о нем худого слова, Мальгореш! Его зовут Конан, и родился он в Киммерии, – это такая страна на севере, там все время мороз. И всякий, кто занесет на него меч, будет сперва иметь дело со мной!

– Киммериец!.. Во имя мохнатой елды Ханумана, удивительные дела творятся нынче на свете! – изумился трактирщик. – Воистину странным ветром его сюда занесло, но еще более странно, что вы с ним подружились!.. – Мальгореш поскреб подбородок, его лицо сделалось хмурым. – А что нынче происходит в Пайрогии?

– Здоровье возвращается к королю, – сказал Кейлаш и наклонился вперед. Бросив быстрый взгляд по сторонам, он добавил вполголоса: – Знай, Вальтреско погиб. И Сальворас. Причем полководца изобличили как государственного изменника!.. Конан и Сальворас убили его в бою, в подземельях дворца…

У Мальгореша отвисла челюсть, пиво расплескалось из наполненных кружек и пенистым потоком растеклось по стойке, проливаясь на пол.

– Изменник!.. – прошипел он и, не обращая внимания на разлитое пиво, тоже наклонился вперед, дабы его зычный голос не коснулся лишних ушей. – Что за скверные новости ты принес, старый друг!.. Хорошо хоть, наш Эльдран выжил…

– Выжить-то выжил, но нельзя сказать, что он совсем в безопасности, – мрачно проговорил горец. – Я бы подробно тебе обо всем рассказал, но, прости, нынче вовсе времени нет. Если будет на то воля Митры, я скоро снова заеду в Иннасфалн и тогда уже всю историю тебе выложу. Странная это история, и если бы не Конан… И один Митра знает, чем еще она кончится… Завтра мы уезжаем на юг, и хорошо бы ты мне рассказал, что нас там ждет!

– Конечно, конечно! Все расскажу, что только может тебе пригодиться. Но как же все-таки вышло, что Вальтреско…

– Довольно, Гор! Больше никаких вопросов, пока я не ублажу свое нутро хоть несколькими глотками твоего славного пива! Никак ты забыл, что мы с Конаном помираем от жажды? У тебя, верно, башка размягчилась, как и пузо?..

Мальгореш хохотнул и хлопнул себя ладонью по залысине. Подобрав опрокинувшиеся кружки, он наскоро обтер их своим передником. Зачерпнул из бочонка – и поставил перед воителями.

Мадезус стоял снаружи и с сомнением поглядывал на парусиновую занавеску. Ему очень не хотелось идти за Конаном и Кейлашем в сомнительное заведение. Однако за такими жизнелюбами, как эти двое, определенно требовался присмотр. В конце концов мигрант подавил свои сомнения и шагнул внутрь, как раз когда его спутники только присосались к своим кружкам.

Внутри таверна оказалась куда просторнее, чем предполагал жрец. Но во всех остальных отношениях она была как раз такова, как он и предвидел. Резкая вонь давно не мытых тел и прокисшего пива мешалась еще с иными, не столь понятными запахами. Похоже было, что деревня набилась в заведение в полном составе. Мужчины всех возрастов и самого разного происхождения плотно обсели не менее чем дюжину грубо сколоченных столов. Мадезус насчитал шестерых официанток и чуть не восемьдесят посетителей. Многие хохотали, то и дело принимались фальшиво петь, другие тянулись друг к другу через столы, пытаясь о чем-то разговаривать, несмотря на всеобщий гам.

Мадезус возблагодарил судьбу за просторный дорожный плащ, скрывавший его жреческое облачение. Не будь плаща, он мигом приковал бы к себе все взгляды: священник в пивнушке!.. Он нисколько не удивился, заметив, что Конан и Кейлаш уже уткнулись в кружки, точно кони в поилку. При его приближении они сдвинули их, произнося тост, и вновь принялись лить в себя густой темный эль.

Вот к двоим мужчинам у стойки развязной походкой приблизилась пышнотелая светловолосая девица. Ее обширные прелести зазывно колыхались под мало что скрывавшими клочками ярко-красной хлопчатой ткани. Кто-то из местных опустил руку на ее крепкий кругленький зад; она со смехом оттолкнула руку мужчины. Ее интересовали лишь двое приезжих.

Мадезус, возмущенный безобразием, поспешил к своим спутникам, желая пресечь их вполне возможные развратные поползновения в отношении блудницы. При этом он совсем не смотрел по сторонам и в результате налетел прямо на какого-то плотного коротышку.

Смрадное дыхание этого типа заставило Мадезуса поперхнуться. Оно, пожалуй, остановило бы и разогнавшегося быка. Жрец слегка отвернулся, тщетно пытаясь избежать зловония, которое, точно липкая туча, окружало рябую небритую рожу и сальные спутанные волосы паскудника.

– Извини, пожалуйста, – вежливо сказал он пузатому вонючке.

– Ха!.. Пд нги смтрть нада!.. Тррпишься, смтрю!.. Невнятная речь пьяного идиота была такова, что жрец с трудом ее разбирал. Завершилась же она гулкой отрыжкой и новым залпом зловония, выдохнутого митраиту в лицо. Легче было понять, что именно этот малый сегодня ел и пил, а не что он пытался произнести. Решив не вызывать упившееся ничтожество на дальнейшую ссору, Мадезус чуть отступил назад и слегка поклонился. Неряха шагнул мимо, копаясь в ухе грязным пальцем и беспрерывно рыгая.

К тому времени Конан и Кейлаш уже присмотрели себе каждый по соблазнительной девке. Киммериец могучей рукой обнимал изящную талию бледнокожей красотки, а та пальцами с длинными накрашенными ногтями расчесывала его спутанную вороную гриву. Кейлаш обменивался игривыми шуточками с темноглазой прелестницей, облаченной в какие-то узенькие полоски, едва прикрывавшие некоторые участки ее тела.

Заметив Мадезуса, воители замахали ему руками, приглашая присоединиться, и окликнули его, но всеобщий гомон заглушил их голоса.

Мадезус запустил руку в кошель и вытащил две увесистые монеты – два золотых немедийских дракона. Каждая стоила пять золотых аквилонских ноблей. Он сжал монеты в ладони и подошел, моля Митру, чтобы задуманное осуществилось.

– Государыни мои… – обратился он к девушкам и даже вымучил улыбку, ибо к ним весьма мало подходило подобное обращение. – Я попросил бы вас обеих ненадолго подойти ко мне сюда.

Девицы озадаченно оглянулись на своих кавалеров. Конан и Кейлаш пожали плечами и кивнули, отпуская подружек. Мадезус повернул руки так, чтобы его спутники не могли их видеть, и зашептал:

– Хочу вас предупредить: мои друзья нынче на мели. Они проиграли все свои деньги в кости, пока мы добирались сюда. Ну а мне кажется несправедливым, чтобы такие красавицы, как вы, тратили целый вечер ради нескольких мелких серебряных монет. К тому же эти двое достойнейших молодых людей скоро так напьются, что им станет не до ваших чар… Мне последнее время везло несколько больше, чем им, и я попросил бы вас разделить мою удачу со мной… – И он вложил каждой в руку по золотому дракону. – Пожалуйста, возьмите это, разделите с остальными девушками – и уходите отсюда. Вам и вашим подругам незачем проводить нынешний вечер со здешними негодяями. Ну что, договорились?

Сперва они онемело таращились на богатство, которое при иных обстоятельствах им удалось бы заработать, может, за месяц ежевечерних трудов. Потом две прелестные головки согласно кивнули, хотя видно было, что девушки по-прежнему ничего не понимали. Одна из них откинула волосы и прижалась к Мадезусу, заигрывая:

– А сам ты не хотел бы с нами повеселиться? Попозже, а?

Звук соблазнительного голоса, зрелище тугой, высокой груди, готовой разорвать стесняющую ее ткань, даже и мертвеца подняло бы из могилы. Смущенный Мадезус вежливо отстранился. Подобное бесстыдство приводило его в ужас, но где-то в уголке души таилось и сожаление: эх, не был бы я жрецом Митры, я бы…

– О нет, милые красавицы, – ответил он, потрясенный нечестивыми мыслями, пусть на краткий миг, но все-таки его посетившими. – Путь наш был долог, и я ни на что, кроме как на сон, уже не гожусь…

Девушки посмотрели одна на другую, целомудренно улыбнулись, проскользнули сквозь толпу и направились к двери.

Мадезус покачал головой, мысленно моля Митру о прощении за дерзновенные мысли. Эти воители его, похоже, совершенно растлили. Только подумать: он, жрец Митры, приучился лгать и раздавать золото шлюхам, хотя бы и во имя добра!.. Вот так и поймешь, почему столь многие из числа священства укрываются в тиши храмов, избегая непотребств грешного мира…

Конан и Кейлаш наблюдали за жрецом сперва не веря своим глазам, потом со все возрастающим изумлением: распутницы одна за другой исчезли из комнаты, точно песок, иссякший в песочных часах. Мадезус подошел к стойке, и в уголках его губ играла улыбка.

– Ну что?.. – спросил жрец. Глаза его поблескивали. Конан разочарованно покрутил головой и спросил:

– Крон!.. Чего хоть ты им наплел?

– Да! – эхом отозвался Кейлаш. – Куда они вдруг все подевались?

– Я сказал им, что вам нечем заплатить за их внимание, – отвечал мигрант. – Друзья мои, у нас и впредь не будет времени на подобные развлечения. Вот разделаемся со жрицей, тогда можете сколько угодно следовать любезному вам пороку. А пока – умоляю, не теряйте последних крупиц рассудка! Ведь вы, полагаю, еще не собрались расспросить, что там делается на дорогах…

Конан досадливо нахмурился, а Кейлаш виновато уставился в пол. Потом оба неожиданно захохотали. Мадезус смотрел на них как на умалишенных. Это развеселило воинов еще больше: они попросту покатывались, глядя на недоумевающего жреца.

Несмотря на все веселье, вызванное реакцией Мадезуса, Конан был отчасти разочарован. Про себя он был уверен, что Даринэйс, приглянувшаяся ему золотоволосая бритунийка, охотно провела бы с ним ночь и за жалкую медяшку. Мадезус и Кейлаш даже не подозревали, как много невостребованных жизненных сил переполняло его. Ночь любви с Даринэйс только улучшила бы его настроение. И что этому Мадезусу понадобилось в пивной?..

Кейлаш опустошил кружку и с треском опустил ее на стойку. Он оглянулся в поисках трактирщика, но того что-то нигде не было видно.

– Мальгореш!.. – мощный голос горца на мгновение перекрыл шум. – Еще пива!..

За стойкой виднелся черный ход. В отличие от завешенного парусиной главного входа, его перекрывала толстая, обитая железными полосами деревянная дверь. Грубо, но несокрушимо выкованные петли соединялись с вертикальным столбом, вмурованным в стену. Дверь с грохотом отворилась, и на пороге появился Мальгореш. Он был красен и дышал так, словно только что удирал от кровожадных пиктов, вышедших на тропу войны. Толстопузый ту ранец тащил на могучих плечах сразу два бочонка пива, придерживая их руками.

– Сейчас!.. – рявкнул он в ответ, с тяжким стуком опуская бочонки на пол. С кончика загнутого носа капал пот. – В которую из Девяти Преисподен Зандру провалились официантки?.. Только я отвернулся, а их и след простыл! И хоть бы разрешения попросили уйти!..

Продолжая браниться, он принялся с лихорадочной быстротой зачерпывать кружками пиво и выставлять их на стойку одну за другой. Посетители цапали кружки с той же скоростью, с какой он их наполнял.. На стойку шлепались монеты. Ворчливый туранец подхватывал их, не пересчитывая и не заботясь о сдаче, и безошибочно отправлял медь и серебро в поясной кошелек. И все это время он неумолчно ругался – изобретательно и цветисто. Совладав наконец с положением дел, он промокнул фартуком взмыленный лоб и вернулся к Кейлашу.

Горец отпил из кружки, стряхнул пену с усов и сказал:

– Хлопотливый выдался вечерок!

– Да уж, куда хлопотливей… Вот что, я тут подумываю, а не закрыться ли мне сегодня пораньше? Сколько лет прошло с тех пор, как мы последний раз вместе сидели с тобой над бочонком, а? Что скажешь? Не хочешь ли… то есть не хотите ли вы оба со мной посидеть?

– Только не сегодня, старина, – усмехнулся Кейлаш. – Действительно, много лет прошло, и годы кое-чему научили меня. В частности, тому, что пол таверны – не самое лучшее место, где можно провести ночь. Мне и моим спутникам не помешали бы комнаты для ночлега…

– Спутникам?.. – Мальгореш уставился на Мадезуса. Плащ скрывал религиозное облачение, но опытный глаз трактирщика выделил примечательные детали: отсутствие оружия – подумать только, ни даже кинжала! – и простое, видавшее виды убранство. При этом парень не выглядел ни купцом, ни вельможей. Туранец нутром почувствовал, что перед ним колдун либо жрец. Мальгореш тряхнул головой и с сомнением посмотрел на старого друга. Кезанкиец взял кружку и отпил еще.

– Это Мадезус, он… – тут горец прикусил язык, спохватившись, и неуклюже продолжил: —…он из Коринфии. Он мой друг.

Мадезус протянул руку трактирщику, тот принял ее и энергично потряс. Мадезус почувствовал, как все косточки его кисти трутся одна о другую и скрипят в лапе туранца. Он еле удержался от попытки выдернуть разом онемевшие пальцы, но тут трактирщик выпустил их сам.

– Приятно познакомиться, Мальгореш, – кое-как выдавил митраит. – Мы очень благодарны тебе за гостеприимство…

– Пустяки! – Лысеющий трактирщик передернул плечами и отвернулся наполнить пивом еще одну кружку. Он поставил ее перед Мадезусом, и тот покосился на добрый сосуд так, словно в нем плавали мерзкие гады. Мальгореш притворился, будто ничего не заметил, но про себя укрепился в убеждении, что странный парень не был простым путешественником. – Мы с Кейлашем знаешь сколько раз плечом к плечу дрались на границе? – сказал он ему. – А последний раз так и вовсе будто вчера! Нас было не более двух десятков, и ехали мы себе по южному берегу Желтой реки, никого, понимаешь, не трогая, и тут на нас вдруг налетает из засады тот немедийский ублюдок Некатор, охотник за рабами. У него было народу раза в три больше, чем у нас, и половину наших парней перерезали еще прежде, чем кто-нибудь понял, что происходит. Клянусь мохнатым хреном Ханумана, во драчка была!.. Аж вода в реке покраснела, и…

Рассказ Мальгореша был самым неучтивым образом прерван появлением какого-то неотесанного типа, от которого разило, как от бойни в жаркий летний день. Покачиваясь на нетвердых ногах, он протиснулся к стойке между Конаном и Мадезусом. Потянул сопливым носом и заорал, перекрыв даже раскатистый голос Мальгореша:

– Пива!.. Разрази тебя гром, пива мне!..

И шарахнул по столу кружкой, угодив ею Конану прямо по пальцам левой руки. Конан отдернул руку и, раздраженно ворча, двинул пьяницу локтем в живот. Мадезус преисполнился отчаяния, заметив, что это был тот же хмырь, что приставал к нему некоторое время назад.

– Оумммпф!.. – вырвалось у вонючки, когда локоть киммерийца врезался ему под ребра. Его шатнуло назад, но каким-то невероятным движением он устоял на ногах. Пьяно заревев, он размахнулся кружкой, целя Конану в лоб. Тот легко остановил удар, вскинув руку наперерез, а другой, сжатой в железный кулак, расплющил изрытую оспой паскудную рожу. Мужик невнятно взвыл, отлетая назад с раздробленной челюстью, но, уже падая на пол, успел запустить в Конана кружкой.

Судьба направила неловко брошенный сосуд киммерийцу прямо в физиономию. Конан уклонился и отбил кружку ладонью, но пиво все-таки плеснуло ему в глаза, и оттого-то тяжелая кружка, соприкоснувшись с его рукой, отлетела аккурат в лоб Кейлашу. Кружка была железная (иначе давно разбилась бы при очередном падении на пол таверны), да и удар оказался что надо. Горец еще какой-то миг оставался в сознании и даже успел пожалеть, что так опрометчиво снял шлем. Потом в глазах почернело, он тяжело навалился на стойку и сполз на пол.

Мальгореш попытался предотвратить намечавшееся сражение. Нехорошо, конечно, что его друг получил по голове, но и потасовка в пивной была ему совсем ни к чему.

– Тихо!.. – заорал он во все горло. – Стойте, кому говорю! Если уж так охота почесать кулаки, деритесь на улице!

Увы! Те, к кому он обращался, были порядком под мухой и остались глухи к его призывам. Конан сжал кулаки и всадил их своему полуоглушенному противнику в бока. Характерный звук ломающихся костей смешался с потоками умопомрачительных ругательств. Вонючка выплюнул кровавые осколки зубов и стал звать на помощь (насколько ему позволяла изуродованная челюсть):

– Кулг!.. Винак!.. Брата Ванзу бьют!.. – провыл он, оседая на пол и прижимая руки к помятой грудной клетке. Его начало шумно рвать.

Двое, сидевшие за ближайшим столом, оглянулись. Разговоры в таверне постепенно начали затихать, воцарилась нехорошая тишина. Кулг, громаднейший звероподобный детина, поднял голову от кружки. Он очень походил на нечесаного Ванзу, корчившегося на полу у ног киммерийца, только был раза в два выше брата и, если это вообще возможно, еще уродливее его. Он был до того волосат, что люди не уставали строить шуточные предположения насчет его возможных предков, – заглазно, естественно. Косматая борода Кулга начиналась от самых глаз. Отлогий лоб, кустистые брови – и черная шерсть, лезущая из засаленного ворота куртки. Кулг не блистал великим умом, даже если сравнивать с балбесом Ванзой, но, как часто бывает с такими людьми, легко приходил в ярость. И в особенности когда его родственник валялся на полу и плакал от боли!

Винак, сидевший рядом с Кулгом, извлек откуда-то небольшой, остро отточенный нож и спрятал в ладони. Он ничуть не походил на старшего брата. Он был плюгав, подл и труслив. Не сводя с Конана глаз, он готовил метательный нож и только ждал, чтобы киммериец повернулся спиной.

Кулг действовал прямолинейно. Издав утробное рычание, он оторвал необъятный зад от жалобно заскрипевшей скамьи. Растопырил волосатые, с отросшими ногтями пальцы – и ринулся прямо на Конана.

Варвар действовал инстинктивно, – по части кабацких драк опыт у него был богатейший. Он отскочил с пути волосатого гиганта, а когда тот тяжело пролетал мимо – подставил ему ногу. Кулг с размаху ухнул вперед, соприкоснулся со стойкой… та явно не была рассчитана на то, чтобы ее крушили тараном. Или подобной башкой. Она опрокинулась, сшибив с ног Мальгореша. Полетел и кружки, пиво всплеснулось фонтаном. Туранец только взмахнул руками: его опрокинуло на пол и прижало столешницей. Мадезус, удрученный развитием событий, понял, что все равно не сможет их остановить, и нагнулся осмотреть ушибленную голову Кейлаша.

Тем временем Конан, обернувшись, поймал руку Кулга, смахивавшую на древесный ствол, и завернул ее детинушке за спину. Одновременно он пнул пьяницу под колено; оба приземлились на перевернутую стойку, то есть опять же на Мальгореша, охнувшего на полу. Винак, наконец-то увидев прямо перед собой беззащитную спину Конана, привычным движением отвел назад руку…

Мадезус заметил отблеск стали.

– Конан!.. – крикнул он. – Сзади!..

И отчаянно бросился к Винаку, надеясь испортить ему бросок.

Трусливый метатель ножей на миг призадумался: может, лучше проткнуть странного незнакомца в зеленом плаще?.. Потом все-таки торопливо бросил нож в Конана и юркнул прочь. Кажется, пора было уносить ноги.

Киммериец услышал крик митраита, но откатываться, уходя от ножа, было попросту некуда. По счастью, жрец все-таки испортил Винаку бросок. Нож прошел в нескольких футах выше цели и глубоко воткнулся в один из пустых пивных бочонков. Придя в ярость, Конан сгреб Кулга за нечесаные патлы на затылке и несколько раз подряд вмазал его рожей в исподнюю сторону столешницы.

Кто-то из посетителей подставил удиравшему Винаку подножку. Тот полетел кувырком, врезался в стол и проворно забрался под него. У сидевших за столом расплескалось пиво из кружек, и они не задумываясь выместили обиду на ближайших соседях. Драка начала распространяться по таверне со скоростью степного пожара…