Мертелл подчинился лишь после того, как новый руководитель команды Б, майор Фэншоу, всего лишь неделю назад появившийся в стране, прибыл на вертолете в Нам Луонг, чтобы лично проследить за полным раскрытием всех агентурных источников капитану Каму, союзнику Мертелла из ЛЛДБ.

Оссидиан с отвращением хмыкнул:

– Приличному руководителю команды в требуется пара месяцев, иногда – чуть больше, чтобы понять, что здесь не всегда нужно следовать политике госдепа и министерства обороны. Некоторые этого так и не могут понять.

Через две недели после того, как Кам узнал Танга в лицо, Оссидиан с полным пиастров конвертом пошел на очередную встречу со своим ценным агентом. В тихом домике, где они обычно встречались, сержант разведки обнаружил Танга мертвым, со следами ужасных пыток, сидящим в кресле лицом к двери.

– Неужели Кам помогает ВК?

– Все еще хуже, – сказал Оссидиан, мрачно уставившись в бокал с пивом. – Тут все дело в их восточном взгляде на вещи. Каму необходимо было дискредитировать наш успех с Тангом. Поэтому он начал хвастаться в штаб-квартире своего корпуса, что лично завербовал лейтенанта ВК и именно ему принадлежит заслуга за ту ценную информацию, которая поступает из Нам Луонга. Шпионская сеть ВК в штабе АРВ столь безупречна, что они все вытряхнули из Танга еще до того, как Кам вернулся в лагерь.

– Что же вы делаете для восстановления агентурной сети?

– Хороший вопрос, – заметил Оссидиан, подмигнув Таргару.

– "Старик" велел рассказать ему все, что он захочет узнать, – ответил Таргар. – Это интересная история. – Он кивнул в сторону своего коллеги. – Поверьте мне, этот Оссидиан – самый циничный сукин сын, которого я когда-либо встречал. Дома, на Окинаве, я и разговаривать бы с ним не стал, а здесь, во Вьетнаме, никуда не деться от этого проныры-сирийца.

– Я уже десять лет в разведке, был советником в пяти разных странах, – сказал Оссидиан, подтверждая полученный комплимент.

После этого Оссидиан и Таргар рассказали мне, как им удалось завербовать нынешнего своего главного агента.

Оссидиан всегда мечтал иметь в качестве агента привлекательную женщину, имеющую доступ на территорию Вьетконга. Однако был лишь один способ приобрести в качестве агента красивую, умную и преданную женщину. Она должна была ненавидеть врагов всеми силами души. Она должна была отчаянно жаждать мести. Но как найти такую девушку? Оссидиан нашел путь решения.

Редкая неделя обходилась без налета Вьетконга на правительственное поселение. Это были деревни, построенные сайгонским правительством, куда переселяли людей из районов, терроризируемых Вьетконгом. Они охранялись подразделениями вооруженной милиции и войсками АРВ, чего было, в общем, вполне достаточно. Однако милиция обычно была не в силах отражать ночные атаки, а войска АРВ после темноты не выступали. Первое, что делали вьетконговцы после такого нападения – это наказывали в назидание другим старосту деревни, его жену и детей.

Оссидиан убедил капитана Мертелла затребовать вертолет на неделю. Потом посадил радиста на круглосуточное дежурство. На третий день пришло сообщение, которого он так ждал. Вьет-конг напал на большое правительственное поселение в двадцати пяти милях к северу от них, причем – ночью.

Оссидиан, Таргар и капитан Мертелл вызвали вертолет и приземлились в деревне в тот момент, когда последние из партизан Вьетконга убегали от приближавшихся правительственных войск. Были, как обычно, рыдания новоиспеченных вдов, и Таргар со своим чемоданчиком поспешил на помощь раненым, лежавшим прямо на земле, а Оссидиан с камерой наготове выбежал на площадь.

Ужасающее зрелище, которое он предполагал увидеть, открылось ему. Напуганные и воющие от страха жители собрались на площади, онемевшие оттого, что их вынудили увидеть.

Даже Оссидиан, привыкший ко всему, признался потом, что испытал приступ тошноты, когда принялся фотографировать старосту деревни и его сына, лет двенадцати. Оба были подвешены за большие пальцы и выпотрошены.

Он сфотографировал лицо мужчины, повернутое к мальчику, его открытые глаза с закатившимися зрачками, гримасу агонии. Распростертое тело мальчика являло собой зрелище трагическое голова его была откинута, а из раскрытого рта вывалился язык.

Отойдя на несколько шагов, Оссидиан сделал еще снимки, на этот раз запечатлев внутренности отца и сына, свисавшие в грязь, облепленные мухами. Следующий снимок стал подлинным шедевром.

Свинья, безразлично хрюкая, вышла на площадь и, подойдя к кишкам отца и сына, принялась с шумом их пожирать. Оссидиан успел сделать снимок до того, как капитан Мертелл набросился на свинью и с руганью прогнал ее прочь. Жена старосты была привязана меж двух столбов. Оссидиан старательно сфотографировал тело, в котором методично были переломаны все кости. Наконец, он сфотографировал полностью разбитое, но еще узнаваемое лицо женщины.

На своем вполне сносном вьетнамском Оссидиан поинтересовался, где стоит дом замученного старосты. Старик с широко раскрытыми в изумлении глазами проводил сержанта разведки по пыльным дорожкам к каменному дому, выкрашенному в синий цвет. Над дверью была указана дата постройки – 1962. По всей видимости, староста был католиком, поскольку использовал христианский календарь вместо буддистского.

Внутри Оссидиан, сопровождаемый капитаном Мертеллом, нашел стол, над которым висела фотография трех дочерей и двух сыновей, один из них – тот, что был повешен на площади. Он снял со стены фотографию и просмотрел все бумаги и конверты на столе. Спустя полтора часа, к тому моменту, когда авангард батальона АРВ вступил в селение, Оссидиан уже нашел то, что искал, и вместе с Мертеллом поторапливал Таргара, который продолжал промывать и перевязывать раны.

Вернувшись к себе в команду А, Оссидиан взял джип и поехал в город. В фотомагазине он зашел вместе с хозяином в затемненную комнату и оставался там до тех пор, пока не была проявлена пленка и сделаны нужные ему отпечатки. Изображения на фотографиях вызвали у хозяина магазина приступ рвоты, поэтому Оссидиан должен был помочь ему довести работу до конца.

Следующим утром Оссидиан летел из центра провинции в Сайгон, имея при себе адрес дочери казненного старосты и несколько ее писем к родителям на вьетнамском и французском языках. Ну и, разумеется, он захватил с собой все фотографии, запечатлевшие истязание вьеткон-говцев над ее родителями.

Из писем девушки он выяснил, что Лин Сон Бинь, дочь погибшего старосты, была учителем католической школы для девушек, которые готовились к дальнейшему обучению во Франции.

Оссидиан предполагал, что Вьетконг имеет агентов, которые повсюду следят за ним, даже в Сайгоне, поэтому в штаб-квартире спецназа он передал письмо, адресованное Ко Бинь (мисс Бинь), курьеру-вьетнамцу, кого ни Вьетконг, ни правительство не могли заподозрить в сотрудничестве с американцами.

Новость о нападении на деревню еще не попала в сайгонские газеты. Оссидиану предстояло первым сообщить Ко Бинь о судьбе, постигшей ее родителей. Именно это и было ему нужно.

В 16.00, переодевшись в гражданское, Оссидиан прибыл в офис вьетнамской авиакомпании.

Он хотел сначала пригласить ее в кафе, но вспомнил, что приличные вьетнамские девушки не ходят в такие места в одиночестве. Войдя в комнату с "эр-кондишин", он сел и стал ждать. Оссидиан не знал, какая из девушек на фотографии была Ко Бинь. Десятью минутами позже в комнату вошла очень нервная вьетнамка в белом и стала растерянно оглядываться.

Оссидиан даже присвистнул. Девушка была очень красива, стройна и изящна; ее окружал тот ореол высокомерной отчужденности, который так распаляет мужчин, стремящихся сквозь него прорваться. "Наверняка какому-нибудь большому чину Вьетконга захочется ее заполучить", – подумал сержант разведки, подходя к девушке с одобряющей улыбкой.

– Ко Бинь? – вежливо спросил он.

Она посмотрела на Оссидиана и кивнула.

– Вы говорите по-английски? – спросил он, затем повторил тот же вопрос на своем ломаном французском.

Тут Ко Бинь в первый раз улыбнулась.

– Лучше по-английски.

Оссидиан тоже улыбнулся. У него не было иллюзий относительно качества своего французского.

– Хорошо, – сказал он. – Вы не возражаете, если мы пройдем куда-нибудь и поговорим о вашей семье?

Видя, что девушка колеблется, Оссидиан вынул из своей папки семейную фотографию и показал девушке. Ко Бинь вскрикнула от удивления, увидев у него в руках столь знакомое фото в самодельной рамочке, которое висело в доме ее отца.

– Вы были в доме моего отца?

Оссидиан кивнул и тут заметил легкий румянец на лице Ко Бинь, минутную брешь в броне ее гордости.

– Что он говорил вам обо мне? – спросила она с вызовом.

Оссидиан испытал облегчение и в то же время озабоченность: первое, потому что сообразил – Ко Бинь покинула отчий дом с позором. Скорее всего тут был замешан мужчина. Второе – из-за того, что она могла порвать с родителями и разлюбить их, что помешало бы ему привлечь ее к работе против Вьетконга на почве личной мести. Оставалась, правда, ужасная смерть ее младшего брата, которая должна была бы сильно на нее повлиять.

– Если вы пройдете со мной, то я кое-что сообщу вам о ваших родителях.

– Почему бы нам не поговорить здесь? – удивилась она.

Оссидиан отрицательно покачал головой.

– Прошу вас, пойдемте со мной. Это очень важно.

Ко Бинь, все еще в нерешительности, последовала за ним в маленькое голубое сайгонское такси. Оссидиан назвал шоферу адрес на улице Минь Манг в Чолоне, китайском квартале Сайгона. Он пока решил ничего не говорить Ко Бинь о гибели ее родителей, и вместо этого спросил, где она так хорошо научилась французскому. Ко Бинь объяснила, что ее отец был вполне лоялен режиму Дьема и частью вознаграждения за его верность стало прекрасное образование, которое получила Ко Бинь, а также ее братья и сестры.

Ко Бинь отвечала на вопросы Оссидиана с явным нетерпением. Когда они подъезжали к месту, сержант разведки сказал:

– Мы почти прибыли. Один мой друг, вьетнамский доктор, любезно пригласил нас к себе домой, чтобы мы могли спокойно поговорить. Он сам и его жена будут присутствовать при нашем разговоре.

Такси остановилось перед офисом врача, и Оссидиан проводил все еще недоумевающую Ко Бинь к парадной двери. Сержант надеялся, что Ко Бинь неизвестна медицинская специальность доктора Хиня, известнейшего специалиста по абортам в Сайгоне. Если сейчас кто-нибудь наблюдает за ними, то у него не будет никаких сомнений относительно причины, которая привела сюда, в приемную доктора Хиня, американца и нервозную вьетнамскую девушку.

Доктор, который и раньше предоставлял Оссидиану свой надежный дом, встретил их у дверей и провел в приемную, заставленную мебелью из черного дерева и буддистскими религиозными символами, яркими и безвкусными. Обменявшись с Ко Бинь парой слов по-вьетнамски, он указал на открытую дверь в другую комнату, где он и его жена пили чай, а затем ушел, оставив Оссидиана и Ко Бинь одних.

– Итак, – требовательным тоном произнесла девушка, – зачем вы привезли меня сюда?

Оссидиан посмотрел на нее с глубокой симпатией и сказал:

– Дело в том, что я был в доме вашего отца вчера, после того, как он, ваша мать и ваш брат были убиты вьетконговцами.

Девушка издала крик боли, ее руки взметнулись к лицу. Такая реакция вполне удовлетворила Оссидиана.

– Когда вы последний раз виделись с вашей семьей? – спросил он.

– Уже почти год прошел. Отец очень разгневался на меня, когда я привела в деревню юношу-6уддиста и хотела его с ними познакомить. Он... – Ко Бинь неожиданно вся напряглась и бросила на Оссидиана острый испытующий взгляд. – Вы уверены, что они погибли? Откуда вам это известно? Почему мне никто об этом не сообщил?

– Они мертвы, Ко Бинь.

– Что с ними произошло?

– А вы разве не знаете, что Вьетконг делает со старостами поселений?

– Здесь, в Сайгоне, война не ощущается. Лично мне Вьетконг не принес никакого вреда. Они, разумеется, дурные люди, потому что они коммунисты и ненавидят церковь, но...

Оссидиан понял, что наступил момент для жестокого шага. Он извлек из папки фотографии трупов ее отца, матери и брата и положил перед девушкой.

Она уставилась на снимки, ничего не понимая, и наконец удар обрушился на нее со всей силой. Она закричала. Жена доктора Хиня появилась в дверях, но Оссидиан взмахом руки отправил ее прочь.

Одну за другой Оссидиан выложил перед Ко Бинь все фотографии. Она не отрываясь смотрела на них, испуганная, бледная как полотно, дрожа и тихонько постанывая. Когда Ко Бинь увидела свинью, пожирающую внутренности ее отца, она закричала, вонзая большие пальцы в свои глаза.

– Нет. Нет. Не надо больше. Пожалуйста, – рыдала она.

– Ну, теперь вы видите, что такое Вьетконг? – настаивал Оссидиан. – Видите, что они делают с вашей страной каждый день?

Ко Бинь была не в силах связно говорить и только истерически вскрикивала. Оссидиан положил руку ей на плечо и попытался успокоить, но она сбросила его руку. Тогда он встал и направился к доктору Хиню, который стоял в приемной.

Доктор подошел к бьющейся в конвульсиях девушке со шприцем в руке и сделал ей укол успокоительного.

Ко Бинь провела эту ночь в доме доктора, а наутро, хотя она еще не совсем пришла в себя от пережитого шока, Оссидиан принялся убеждать ее в необходимости отмщения и выполнения долга перед своей страной.

Двумя неделями позже в Нам Луонге команда спецназа завершила ремонт старого школьного здания. Были завезены новые столы и стулья, закуплены учебники и установлены новые классные доски. Новая школа для беженцев-сирот провинции была полностью готова к приезду новой учительницы из Сайгона. Ко Бинь очень скоро завоевала популярность у детей, так же, впрочем, как и у взрослого мужского населения.

Оссидиан тщательно проинструктировал Ко Бинь, рекомендовав ей подружиться с мистером Хинем, известным адвокатом и бизнесменом, который сотрудничал с обеими сторонами, вовлеченными в войну. От прежней агентуры Оссидиану было известно, что Хинь имел тесные контакты с командованием Национального фронта освобождения.

Хинь сразу же проявил интерес к Ко Бинь, которая часто говорила об американцах и их лагере, который она посещала. Как и предполагал Оссидиан, Хинь скоро понял, что Ко Бинь может стать весьма полезной в улучшении его отношений с НФО.

Хинь познакомил ее с полковником Лингом, одним из командиров Вьетконга, контролировавшим район действия целого корпуса, который время от времени навещал Хиня в столице провинции. Девушка убедила Линга, что настроена против правительства и против американского вмешательства в дела их страны.

Линг пригласил ее посетить свою штаб-квартиру, представлявшую собой несколько бетонных и каменных сооружений в густых джунглях и непроходимых лесах в тридцати милях на северо-запад от центра провинции. Несмотря на неоднократные призывы американских советников, подразделения правительственных войск не решались углубляться в этот район, расположенный вблизи с границей Камбоджи.

Теперь мистер Хинь и полковник Линг оба пытались убедить Ко Бинь стать любовницей, с гордостью сообщил мне Оссидиан.

Таргар покачал головой:

– Я очень гуманный человек, медицинский работник. Если бы не возраст, я непременно поступил бы в колледж и стал настоящим врачом. Но вот от этого Оссидиана меня иногда просто тошнит.

Таргар с усмешкой посмотрел на своего товарища. Затем сказал, обращаясь ко мне:

– Что, по-вашему, наш доблестный сержант разведки сейчас делает в Сайгоне? Да он просто ищет нового агента на замену Ко Бинь, когда ее схватят.

– Она вот-вот начнет приносить максимальную пользу, – объяснил Оссидиан, – но, к сожалению, максимальная эффективность требует умения идти на компромисс.

– Действительно, дружище, – подхватил Таргар, – как выясняется, она не в силах достичь максимума эффективности без помощи медицины.

– Видите ли, Ко Бинь некоторое время вела игру с мистером Хинем против полковника Линга. А полковник чертовски долго торчал в джунглях, где нет ничего столь соблазнительного, как Ко Бинь. Так что все его коммунистическое нутро жаждет нашей девушки; он хочет сохранить ее только для себя и предупредил Хиня, что Фронт может казнить его за попытку соблазнения верного агента-женщины.

Тут сержант-разведчик громко рассмеялся:

– Так что последнюю неделю Хинь уговаривает Ко Бинь лечь под Линга. Старина Хинь всего лишь перепуганный двойной агент.

Оссидиан объяснил, что сейчас проблема состоит в следующем. Ненависть Ко Бинь к НФО столь сильна, что она готова использовать свое тело во имя поражения коммунистов. Но при этом она с ужасом думает о возможности зачать ребенка от вьетконговца. Она считает, что непременно должна будет убить этого ребенка в момент рождения, а это для нее – учитывая католическое воспитание, – смертельный грех, после которого она уже не сможет жить в ладу с собой и смотреть в глаза священнику.

К вящему удивлению Оссидиана и Таргара, Ко Бинь не имела никакого представления о противозачаточных средствах. При этом разведчик так же, как и страстный полковник Линг, считал, что ее сексуальная связь с последним должна начаться как можно скорее.

Поэтому, пока Ко Бинь с трудом сдерживала все возраставшее нетерпеливое вожделение полковника Линга, Оссидиан попросил капитана Мертелла запросить через каналы команды в набор женских контрацептивов для немедленной отправки в Нам Луонг.

Запрос попал на стол майору Фэншоу в первую же неделю по его прибытии. Он вызвал такую вспышку ярости командира, что капитан Мертелл был немедленно приглашен для объяснений.

Используя весь свой такт, Брэнди сумел показать майору Фэншоу его наивность и неопытность в делах разведки. В результате майор Фэншоу с отвращением взялся за самое неприятное дело за всю свою карьеру. Он обратился к главному врачу военно-морских сил в Сайгоне за набором диафрагм различных размеров, от маленького до среднего. Кроме того, был затребован инструмент для определения необходимого размера. Все неподходящее было обещано вернуть.

Прошел всего один день. Оссидиан и, конечно, полковник Линг проявляли все большее нетерпение, и тут Фэншоу сообщил Мертеллу, что ни военно-морской госпиталь, ни его филиалы не располагают требуемыми медицинскими приспособлениями. Мертелл, находившийся в пункте связи, когда расшифровал эту радиограмму, в полном отчаянии радировал обратно: "Запросите требуемое в оперативной группе Центрального разведывательного управления аппарата военного советника в Сайгоне. Прибуду завтра в Сайгон, чтобы лично принять материалы".

Таргар показал мне симпатичную кожаную сумочку.

– Вот они, вожделенные вещицы. Мадам Нху и в самом деле повязала эту страну по рукам и ногам. Бедная девушка до сих пор не может позволить себе чуть-чуть удовольствия без последствий.

– А вдруг она девственница? – предположил я.

Оссидиан отрицательно помотал головой.

– Не думаю. Но если это так, Таргар, тогда дело за тобой. Девушка должна иметь возможность пользоваться этой штукой как можно быстрее.

Сержант разведки взглянул на часы и отодвинул свое кресло.

– Должен вас на время покинуть. У меня назначена еще одна встреча в офисе доктора Хиня, кстати, он не имеет никакого отношения к доктору Хиню. Я проверял это. Увидимся с вами и со "стариком" в Континентале в семнадцать тридцать. До скорого.

Оссидиан на удивление легко поднял свое тяжелое и громоздкое тело из кресла и направился к двери.

– Что, еще одна школьная учительница? – спросил я.

– Слава Богу, нет, – ответил Таргар. – На этот раз – дорогая проститутка, у которой убили родителей и изнасиловали сестер. Мы тут задумали новую акцию. Хотим открыть высококлассный публичный дом в столице провинции. Туда смогут попасть только ВК высокого ранга.

В пять тридцать вечера мы с Таргаром нашли капитана Мертелла в баре Континенталь Паласа разглядывающим городскую площадь.

– В один прекрасный день ВК бросят сюда бомбу, – буркнул я, садясь рядом.

– Нет, никогда такого не случится, – уверил меня Брэнди. – Этим заведением владеют французы. А они платят дань ВК. Так что это место – самое безопасное в городе. И самое приятное. Нет этих отвратительных стальных решеток. Что вы будете пить?

Мы с Таргаром пили пиво, а Брэнди медленно потягивал вермут.

– Оссидиан отправился беседовать с молодой леди?

Таргар кивнул.

– Вам удалось чего-нибудь добиться в вербовке боевиков, сэр?

– Да, – сказал Брэнди. – Мне бы хотелось, чтобы ты завтра сходил со мной в тюрьму и осмотрел наших правонарушителей. В Нам Луонге и так хватает болезней, чтобы еще завозить новые из Сайгона.

– Вы сказали, наших правонарушителей, сэр?

– Капитаны некоторых команд А узнали о моей идее. Но я пользуюсь правом первого выбора.

Брэнди вдруг улыбнулся.

– Смотрите, вот идет лейтенант Винь. Это один из офицеров ЛЛДБ из Нам Луонга, – объяснил мне Брэнди. – Он прибыл в город с двумя лучшими сержантами, чтобы лично сопроводить наших юных головорезов туда, где таланты к убийству и нанесению увечий будут использоваться на благо государства.

Мертелл указал на свободный стул, куда и сел лейтенант Винь. Нас представили друг другу.

– Кстати, – спросил меня Мертелл, – не хотите вместе с нами отправиться в Нам Луонг?

– Вам не удастся от меня отвязаться.

– Ну вот и хорошо. Мы отправляемся завтра утром. Винь отправит наш новый контингент головорезов специальным рейсом, как только Таргар их осмотрит.

– Насколько тщательным должен быть мой осмотр, сэр?

– Без проказы, без шанкра. Мне не нужны харкающие кровью. Если у кого будет триппер, а я думаю, что у большинства он будет, то мы накачаем их пенициллином по прибытии в Нам Луонг.

Брэнди с улыбкой взглянул на меня.

– Когда я первый раз прибыл во Вьетнам, в армии имелось лишь две обязательных медицинских процедуры. Отбраковывались люди, которые непроизвольно харкали кровью, когда говорили. Кроме того, у них был тест на тупость. Они брали кольцо пяти дюймов в диаметре и надевали на голову рекрута. Если его голова проходила сквозь кольцо, то он, вполне справедливо, объявлялся кретином. Он признавался негодным к службе. Прежде всего я посоветовал им чуть увеличить диаметр кольца. Проверку успешно проходило слишком много рекрутов, которые умели издавать только лай и у которых изо рта вечно капала слюна. Разумеется, – Брэнди пожал плечами, – большинство из них впоследствии было расстреляно за неподчинение приказам.

Капитан Мертелл повернулся к лейтенанту Виню:

– Хотите чего-нибудь выпить?

Армейский самолет приземлился на посадочную полосу; Мертелл, Оссидиан, Таргар и я сошли на землю.

Нас встречал джип, за рулем которого сидел высокий лейтенант с открытым лицом, его зеленый берет был низко надвинут на лоб. Мне представили Боба Бартона, старшего помощника капитана Мертелла. Все забрались в джип. Мы прибыли примерно в час дня; путь в Нам Луонг занял минут двадцать. Бартон гнал машину на большой скорости, и я все время придерживал свой летний армейский головной убор.

Брэнди рассмеялся:

– Что, слишком быстро? Мы стараемся ездить на такой скорости, чтобы не стать легкой добычей какого-нибудь снайпера.

Наконец Бартон свернул с главной дороги, когда-то замощенной, а теперь почти разбитой, и повернул направо в сторону внешнего периметра колючей проволоки вокруг Нам Луонга. С внешней стороны периметра находились ряды деревянных лачуг.

– У нас тут живут примерно двести пятьдесят женщин и детей, на иждивении боевиков, – пояснил Брэнди.

Боевики в тигровых комбинезонах поприветствовали нас и пропустили внутрь периметра. Проехав еще около пятидесяти ярдов к глинобитной стене, мы встретили двух охранников, которые салютовали и пропустили нас мимо углового бункера с пулеметом. Когда мы прошли внутрь, баррикада из колючей проволоки водворилась на место.

– Какие у вас тут солидные бетонные здания, – заметил я.

– Раньше тут был французский форт. Какое-то время он находился в руках Вьет Миня, а потом французы вновь захватили его и оборудовали окончательно.

Джип остановился в тени дерева, расположившегося в центре буквы Г, образованной двумя бетонными сооружениями.

– Перед нами – столовая для американцев, кухня, а там дальше – штаб и склад боеприпасов. – Тут Брэнди указал на длинное низкое здание с множеством дверей. – Нам туда. Захватите с собой вещи. У меня в комнате есть лишняя койка.

Когда Брэнди переходил на армейский жаргон, его акцент становился заметнее.

Оставив вещи в комнате капитана, я познакомился с другими членами команды: со всеми, кроме двух сержантов, которые находились на боевом задании.

– Давайте сначала перекусим, – предложил Брэнди, – а потом вы все хорошенько осмотрите.

Бартон и Эд Свиггерт, сержант из команды, сели с нами. К нам подошла девушка-китаянка с блюдом горячего риса.

– А, вот и она. Сладкие Губки, – позвал Брэнди. – Эй, Сладкие Губки, ты тут ничего такого не позволяла парням, пока меня не было?

Сладкие Губки хихикнула и наполнила наши миски. Брэнди повернулся к своему старшему помощнику.

– Слушай, Боб, я думаю, у нас возникнут проблемы с этим новым отрядом головорезов. Все прибыли с лейтенантом Винем?

– О да. Все уже здесь, все, кого сегодня утром отпустили из тюрьмы. А какие будут трудности и проблемы, кроме того, что нам нужно поставить новые замки на двери?

– Мы должны как можно быстрее включить их в дело, в боевые операции, как было раньше. Сейчас мы сталкиваемся только с капитаном Камом, который все время стремится сократить число боевых выходов. Но я думаю, скоро у нас возникнут проблемы и с майором Фэншоу. Ему не по душе наши разбойники.

– Он не одинок в этом, сэр, – сказал старший сержант Свиггерт.

– Ему даже не нравится, что они здесь, – прибавил Мертелл. – На этой неделе он планирует большую инспекторскую проверку. Нужно хорошенько заняться новичками, выделить из лучших почетный караул, выдать им специальные красные шарфы или еще какое-нибудь отличия, дать им особые льготы. Тогда и остальные будут стараться стать хорошими солдатами, чтобы и они попали в почетный караул.

– Слушаюсь, сэр, – ответил Бартон.

– Хорошо. Теперь так. У нас со Свиггертом есть кое-какие дела, а ты пока покажи нашему гостю лагерь.

Я вышел вслед за Бартоном на палящее солнце, и он начал показывать мне достопримечательности лагеря. Близ бараков боевиков на противоположной стороне плаца собралась большая группа гогочущих и визжащих вьетнамцев.

– Что это они так веселятся? – спросил я.

– Там у нас зоопарк. – Глуповатая улыбка озарила широкое лицо Бартона. – Эти ребята развлекаются, наблюдая за обезьянками. – Увидев, что я заинтересовался, он повел меня в направлении хохочущей толпы. – У ребят хорошее чувство юмора. Похоже, некоторые из них здесь уже не первый раз и проверяют, остались ли среди наших обезьянок их старые знакомые.

Когда мы подошли к вольеру с обезьянами, Бартон указал на любимца всех обитателей лагеря, гиббона.

– Мы начали с самца и самки в одной клетке. Сразу возникла проблема: самка оказалась фригидной. А вот самец оказался сверхсексуальным маленьким негодяем. Он жутко страдал. Проклятая дамочка кусала его всякий раз, как он пытался к ней пристроиться. – Бартон рассмеялся. – Ну вот, значит, один из наших головорезов пожалел бедного сукина сына и бросил туда к нему курицу.

– Курицу?

Бартон захохотал.

– Идемте.

Он проложил дорогу сквозь толпу, обступившую клетку, боевики смеялись и похлопывали его по плечам. Перед клеткой стоял вьетнамец с грубым лицом, держа кудахчущую курицу в руках, так чтобы гиббон не смог до нее дотянуться. Волосатые лапы высовывались сквозь решетку, сверкающие глаза, не отрываясь, смотрели на птицу. Боевик давал гиббону почти дотянуться до курицы, в последний момент отодвигая ее на дюйм к себе. Каждый раз гиббон начинал вопить в отчаянии, обегал клетку несколько раз и стучал себя по голове. Это являлось сигналом, по которому курицу снова подносили поближе к нему, и гиббон моментально снова просовывал лапы сквозь решетку. Взрывы смеха боевиков заглушали пронзительные крики гиббона.

Увидев американского офицера и еще одного американца в качестве зрителей, основной распорядитель шоу решил приступить к гвоздю программы. Оглушительный смех и выкрики, которые наверняка были вьетнамскими ругательствами, достигли крещендо, когда дверь клетки приоткрылась и внутрь бросили курицу.

Возгласы толпы, сопровождавшие погоню гиббона за курицей в клетке, пока он наконец не схватил ее, напомнили мне восторг публики в момент первого появления быка на корриде.

Очень сосредоточенно, по-деловому, гиббон перевернул курицу вниз головой и принялся выщипывать перья из ее хвоста. Демонстрируя незаурядное мастерство, он полностью раздел ее со стороны хвоста и затем, не обращая никакого внимания на ее яростные протестующие крики, принялся зверски насиловать пронзительно кричащую птицу.

То, что птица небольшого размера способна издавать такой громкий крик, меня поразило. Даже боевики, отталкивающие друг друга, чтобы лучше разглядеть происходящее, и вопящие во все горло от возбуждения, не в силах были заглушить эти крики.

Наконец гиббон насытился и отбросил вялую израненную курицу в сторону, где она лежала, похлопывая крыльями. Представление было окончено, и все еще шумящие боевики стали расходиться.

– Ничего себе спектакль, – заметил я.

– Когда они хотят увидеть по-настоящему захватывающее зрелище, – хмыкнул Бартон, – они бросают туда петуха. С нашими союзничками не соскучишься.

Мы вернулись к столовой и встретили там Оссидиана с Таргаром, которые сообщили, что капитан Мертелл предложил им проводить меня в деловой центр города и показать здание школы.