ПАДЕНИЕ МАЙЯПАНА

Некогда знавал я одну мудрую женщину из Каледонии, которая обладала даром предвиденья, – задумчиво произнес Мерлин, глядя поверх наших земляных валов через равнину на огни Майяпана и звездное небо над ними. – Она предсказала мне, что на закате эпохи я устремлюсь на запад и там обязательно найду Страну Мертвых. И вот я нахожусь в западной земле, о которой провидица не могла знать, и мы углубились в нее достаточно далеко – но, тем не менее, ничего здесь не указывает на близость земного рая. Другие ее пророчества сбылись, и я сомневаюсь, чтобы в этом она могла ошибиться.

Но звезды не подтверждают предсказания провидицы. Возможно, просто время еще не пришло!

– А что говорят звезды? – спросил я, поеживаясь на холодном ветру.

– Слишком немногое, Я чувствую: что-то скрывается от меня. И могу понять единственное: должно произойти нечто дурное – и очень скоро.

– Я и сам это знаю! Послушай, Мерлин. Вот уже две недели мы стоим здесь – и что толку? Сначала мы встретились с майя на равнине в тесном бою и потеряли тысячу человек. Потом мы атаковали крепостные валы и обнаружили, что после смерти Кукулькана, запрещавшего разные новшества, враги ввели в своих войсках луки и стрелы. Конечно, луки их несовершенны и стрелы не оперены – но при сильном натяжении тетивы даже их лучники в состоянии поразить цель с близкого расстояния. А еще через пару недель, Мерлин, выпадет снег, и армия наша развалится, несмотря ни на что.

Без должных запасов продовольствия мы не в силах вести долгую осаду в сей суровой недружелюбной стране, и у нас нет резервов для организованного отступления. Мы сражаемся с народом земледельцев, хорошо обеспеченным продовольствием. Союзники же наши, напротив, это охотники, которые мало заботятся о завтрашнем дне, если сыты сегодня. Мы исчерпали все наши возможности, Мерлин. Снег означает для нас поражение. Вот о чем говорят звезды мне.

Мерлин покачал головой.

– Нет. Я имею в виду персональное зло, направленное на меня одного. Взгляни туда. Вон плывет Гуол, темная звезда, в моем доме и моем гороскопе.

– Я знаю о тайном учении не больше, чем нужно для нахождения пути на север по Большой Медведице. Ничем не могу помочь тебе.

– Действительно, – мрачно кивнул старец. – Ты человек войны. Что ж, давай подумаем о войне. Как обстоят дела с баллистами?

– Сорок шесть уже готовы к установке. Еще пятьдесят будут собраны в течение недели, У нас шесть десятков стрелометов – на большее количество не хватило скоб. За последние три дня мы набрали в округе достаточно много булыжников. Стрел у нас хватает, сейчас изготавливаются зажигательные копья. Послезавтра, полагаю, мы сможем обрушить на Северную крепость такой град снарядов, что войско вынуждено будет покинуть ее.

– Хорошо. Будем надеяться на скорое завершение сего кровавого дела. Но что это?

Слева от нас послышался тонкий вой, переходящий в пронзительный визг: словно стенающее привидение пролетело над нами.

– Свистящая стрела часового! – резко пояснил я, встревоженный и раздосадованный. – Что-то случилось на площадке с артиллерией! Смотри, огонь! Это нападение, Мерлин! Ночное нападение! Они поджигают наши орудия.

Я поднес к губам костяной свисток и с силой подул в него.

Ацтлан мгновенно пробудился от сна. Три отряда построились на равнине, и я повел их бегом в наступление. Тут облака, прежде разбросанные по небу, снова сгустились, и дождь хлынул такими частыми струями, словно небеса рыдали при виде нас.

Мы сошлись с вражеским отрядом в низине восточного оврага. То был страшный бой, в котором нечем было разгорячить кровь. Непроницаемую тьму лишь изредка рассеивали отдаленные и не приличествующие сезону вспышки молний. «Все идет неладно в этой войне, и даже стихия обернулась против нас», – подумал я, не осознав еще, что когда бы ни сей неожиданный и несвоевременный ливень, мы, скорей всего, лишились бы всех осадных орудий.

Холодный дождь застывал ледяной коркой на нашем оружии и одежде. Многие раненые скончались в ту ночь от переохлаждения или захлебнувшись в жидкой грязи, которую смывало со стен оврага.

У стены оврага стояли лестницы противников. Рассчитывая отрезать майя путь к отступлению, я повел отряд на захват лестниц, но осажденные в крепости успели поднять большую их часть наверх. И пока мы вцеплялись пальцами в скользкие стены оврага, тщетно пытаясь достать лестницы, на головы наши обрушился смертоносный град камней. Три сотни воинов приняли бессмысленную, ничем не оправданную смерть в ту ночь. И среди них – пятьдесят Героев.

А доносившиеся на следующий день с крепостного вала насмешки обжигали наши сердца, подобно огню.

Обезумевший от ярости, я молил Мерлина о помощи. Двадцать орудий было уничтожено полностью, и более половины баллист пострадало так сильно, что теперь нуждались в основательном ремонте.

Остальные механизмы мы разместили частью на равнине, а частью вдоль оврагов с тем, чтобы вести безостановочный обстрел Северной крепости. Мы знали, что производимое нами опустошение велико, но ни стона боли или ужаса не доносилось до нас из-за городских стен – лишь насмешки и издевки.

Снова обратился я к Мерлину с просьбой применить колдовство, но старец, по обыкновению, отказал мне.

– Нет. Пусть это будет чистая, честная война, не испорченная чародейством. Однако, – добавил он, – теперь, когда вы поняли, что не в силах сокрушить сии стены с налету, подобно безмозглым зубрам, я покажу вам, как Люди Длинного Дома взяли Город Змеи практически без потерь.

Установите для меня три баллисты на опушке леса напротив восточной стены, и сегодня ночью мы преподнесем осажденным сюрприз. Мои люди изготовили в Тендара несколько яиц, из которых в стенах Майяпана вылупится Громовая Птица.

Незадолго до наступления тьмы мы зажгли костры на опушке леса. Затем инженеры подвезли туда тележки, нагруженные темными шарами, каждый из которых весил фунтов двадцать и имел девять дюймов в диаметре. По приказу Мерлина инженеры поместили один из шаров в ближайший к баллисте костер. Тогда я понял, что шар частично состоит из металла, ибо от тепла цвет его начал изменяться с бронзового на золотой, а затем на сверкающий белый. Шар сиял, по поверхности его пробегали разноцветные блики, а изнутри доносилось тихое потрескивание.

Наконец, когда скопившиеся внутри огненные пары начали просачиваться наружу через мельчайшие поры, вокруг шара образовалось светящееся облако.

Тогда помощники Мерлина извлекли снаряд щипцами из костра, положили его в чащу баллисты и выбили стопорный клин механизма.

Очень медленно, как мне показалось, снаряд начал удаляться от нас, волоча за собой шлейф сияющих паров. Он пролетел над равниной и упал за крепостную стену.

Раздался глухой грохот, земля содрогнулась, звезды померкли в ужасной вспышке огня – и из-за крепостного вала Майяпана послышались крики страха и боли.

Тут взмыл ввысь следующий снаряд, сияющий даже ярче предыдущего.

Он пролетел над стеной, скрылся из глаз и в то же мгновение взорвался с ужасающим треском и грохотом, какие раздаются, когда молния расщепляет могучий дуб от верхушки до самых корней! Снова вспыхнул ослепительный свет, проникающий сквозь щели бревенчатого частокола и калиток. Затем воцарилась кромешная тьма, из которой доносились протяжные вопли раненых и обгоревших людей.

– Что это? – в крайнем изумлении спросил я – Адский огонь?

– Нет, сын мой. Всего лишь огненные первоосновы земли, смешанные между собой в определенном сочетании, нагретые до точки возгорания и воспламеняющиеся в результате последующего трения о воздух, когда каждый резервуар проносится сквозь воздушную среду и нагревается до такой степени, что стенки его разрушаются. Снаряд взрывается и заливает все вокруг неугасимым пламенем.

Неужели ты забыл, что писал Овидий о свинцовых снарядах, используемых стрелками?

Эти слова подали мне идею, но само соединение горючих веществ известно с давних пор. Архимед использовал подобную смесь – в несколько ином виде – для поджигания римских судов при осаде Сиракуз. А Ганнибал применял другую ее разновидность, когда разрушал Альпийские скалы, дабы провести через них свои войска и слонов. Нет, вещество сие не ново, просто забыто – и это неплохо: в противном случае войны были бы слишком ужасны.

Инженеры извлекали из костров очередные заряды. Начался постоянный обстрел Северной крепости. Один за другим летели и падали на город эти внушающие страх, грозные плоды тайного знания Мерлина – жуткие косматые звезды, мчащиеся по черному ночному небу и несущие с собой смерть, боль и разрушение.

Земля беспрестанно дрожала под ногами, дома в городе полыхали. Но майя упорно не желали сдаваться. Наступивший рассвет застал их в Северной крепости – и все еще достаточно сильными для того, чтобы отразить атаку, снова сбросить неприятельские войска в овраг и посеять в рядах их панику и смятение.

В то же время Ацтлан, Нор-Ум-Бега и значительные силы чичамеков пошли в наступление через равнину и достигли крепости, но под дождем стрел, дротиков атлатла и камней вынуждены были отступить, оставив под стенами города множество убитых и значительную часть мужества.

Толтеки удерживали реку, но войско для атаки не выстраивали, ибо перед ними высилась почти отвесная земляная стена, попытки взобраться на которую граничили е самоубийством.

Итак, с наступлением дня мы перестали метать ужасающие снаряды Мерлина. Но баллисты продолжали забрасывать город булыжниками и уже пробили в ограждении множество крупных брешей, через которые стрелометы, приспособленные к стрельбе фалариками, с замечательной точностью посылали сии горящие дротики как в Северную, так и в Среднюю крепости.

Южную крепость мы оставили почти нетронутой, рассчитывая захватить сначала остальные укрепления и вытеснить защитников в самую низкую часть города, где в страшной тесноте они оказались бы полностью в нашем распоряжении.

Снова спустилась на землю тьма, и снова полетели огненные шары, взрываясь и сея вокруг смерть. В течение ночи защитники Северной крепости незаметно покинули позиции, и на рассвете второго дня новой ужасной войны с нашей стороны была предпринята осторожная вылазка. Я дал под командование Человеку Поджигающему Волосы всех оставшихся в живых Героев и позволил им взять с собой бронзового Орла для поднятия духа.

Честно говоря, я ожидал, что отряд будет снова отброшен назад, но нужно было рискнуть – или снимать осаду. Огненные шары Мерлина уже закончились.

Вопреки моим ожиданиям отряд беспрепятственно достиг крепостного вала и перебрался через него, не встретив ни одного дротика или камня. Я видел, как раскачивался в воздухе Орел, когда несущий его воин плясал на помосте для стрельбы.

Запела моя труба. Зазвучали в ответ резкие голоса свистков. Ацтлан и Нор-Ум-Бега хлынули в Северную крепость.

К середине утра все войска, прежде находившиеся на равнине, самым лучшим образом устроились в крепости, разместили здесь же две баллисты, призванные смять сопротивление врага, и приготовились наступать по соединяющему крепости перешейку.

Как ты можешь видеть на карте, два кургана, имеющие в плане форму полумесяцев, некогда были возведены в целях перегородить самую узкую часть перешейка и защитить таким образом Среднюю крепость. К этим курганам недавно прибавилась баррикада из бревен толщиной в несколько футов, опутанная великим множеством колючих веток и сплошь утыканная частыми заостренными кольями.

Здесь воины майя оказались неуязвимыми против нас и нашей артиллерии. Через час обстрела, нанесшего мало ущерба сему нагромождению расщепленных бревен, мы немного продвинулись вперед, бросились на преграду – и отступили, понеся значительные потери. Тогда мы соорудили мощный таран, но под его ударами бревна лишь сбивались плотней, а наши противники смеялись над нами, поражая одного за другим наших инженеров.

Взбешенный сознанием того, что столь презренный оборонный вал препятствует нашему продвижению вперед, я созвал трибунов и спросил, есть ли у кого какие предложения.

Виниций предложил построившись «черепахой», достичь заграждения и затем внезапно атаковать его. Казалось, больше нам ничего не оставалось делать. Захватить сие укрепление можно было лишь лобовой атакой, ибо обойти его с флангов не представлялось возможным из-за находящихся по обеим его сторонам глубоких оврагов с отвесными стенами из рыхлой и скользкой земли.

Итак, я раздал приказы избранным мной Героям, и три отряда двинулись в наступление фалангами, спереди, с боков и сверху прикрываясь тесно сомкнутыми щитами.

Пущенные из баллист булыжники со свистом проносились над нашими головами и с глухим стуком падали на склоны курганов, густо усеянные вражескими воинами.

Дротики и камни майя дождем барабанили по нашему черепашьему панцирю, но вреда практически не причиняли.

Когда наш отряд приблизился к завалу из бревен, инженеры прекратили обстрел, дабы не задеть своих. Мы ринулись вперед, покидали щиты на острые колья и, ступая по ним, достигли вершины.

Ломая строй, мои воины бросились из укрытия нам на помощь, и крик, испущенный ими, был слышен, наверно, в самом Риме!

Наш отряд, значительно уступавший по численности противнику, отчаянно нуждался в подкреплении. Сражение было яростным. Мы рубили, убивали, выдергивали клинки из тел, уворачивались, поднимались на ноги, восстанавливали равновесие и наносили удары, отражая выпады длинных пик. Изнемогая под градом ударов, мы сражались и погибали. Виниций принял там смерть. А Интинко-каледонец, пронзив его убийцу, сам рухнул, бездыханный, на тело друга – и женщинам в Адриута пришлось оплакивать их обоих.

Рядом со мной оставалось не более двадцати человек, когда наши воины волной хлынули на курган, окружили нас, испуская воодушевленные кличи, и принялись яростно теснить врага все дальше и дальше назад, пока не прижали его к Большим Воротам Южной крепости. Дальше пути не было.

Начальник обороны упал на колени от слабости, вызванной потерей крови. Все его солдаты погибли, и он остался один на нашем пути. Дважды пытался он сломать пополам свое копье, дабы иметь возможность броситься на острие – и не мог.

Вдруг из толпы наших воинов прыгнул Человек Поджигающий Волосы.

– Я узнал его! – выкрикнул он. – Это мой хозяин, который кнутом изодрал мне спину в лохмотья. Он мой!

И воин выхватил нож. Коленопреклоненный человек бесстрашно взглянул на врага.

– Ха, раб! Шакалы тявкают на умирающего кугуара.

Последним молниеносным движением он сбросил с головы увенчанный рогами обруч и наклонился вперед, давая снять с себя скальп. И когда безжалостный враг сорвал с майя кровавый трофей, мы поняли, что Средняя крепость взята.

У Больших Ворот защитники (сражавшиеся теперь без малейшей надежды на успех) возвели баррикады из предметов домашнего обихода и трупов животных и людей в три параллельные ряда, которые нам предстояло преодолеть один за другим. Поскольку уже смеркалось, мы отложили дальнейшее наступление и занялись подвозкой к Южной крепости двадцати баллист и катапульт, предназначенных для постоянного обстрела форума. На центральной площади Южной крепости находился водоем без питательного источника – и это был весь оставшийся у осажденных запас воды.

Осажденные же большую часть ночи занимались укреплением оборонительных сооружений. Но наши часовые доложили о раздававшихся из южной части города громких голосах и о мелькании многочисленных факельных огней – и я пришел к выводу, что в стане врагов возникли какие-то разногласия.

По какому поводу могли разойтись мнения майя, мы не представляли – разве что кто-то предлагал сдаться, а остальные не соглашались.

Все стало ясно в прохладный предрассветный час, когда майя предприняли неожиданную вылазку в сторону реки, и по меньшей мере пять тысяч человек хлынули с крепостного вала через террасу и с воплями обрушились на спящий, слабо укрепленный лагерь, охранявший наш флот из двухсот пятидесяти челнов. Толтеки дрогнули, как трусы, и позволили майя прорваться к реке.

Итак, войско неприятеля, по-прежнему свободное, сплоченное и способное привести свои ряды в порядок и предпринять новую атаку, бежало по реке в поисках союзников в каких-нибудь крохотных высокогорных крепостях – если таковые еще оставались, не захваченные дикими бродячими племенами.

На рассвете под звуки труб майя через завалы трупов перелез горбоносый человек. На нем была белая рубашка из оленьей кожи, расшитая блестящими белыми ракушками, – подобные одеяния в Алата носят посланники. В левой руке человек держал зеленую ветвь, означавшую просьбу о переговорах.

Часовые привели посланника ко мне.

Он поклонился, но не униженно (я почти услышал, как хрустнула эта негнущаяся гордая шея, когда майя склонил голову передо мной) и спросил о наших условиях.

– Единственное, что я могу предложить вам, – сказал я, – это немедленно сдать оружие, разобрать оборонительные заграждения и подготовиться к эвакуации, которая начнется в полдень.

Глаза майя сверкнули, но он не произнес ни слова, когда повернулся, чтобы уйти.

– После того, как вы все сделаете, я сообщу вам о моих условиях, – бросил я ему вдогонку и злобно усмехнулся, ударив себя в защищенную панцирем грудь стиснутым кулаком. – Марк! Марк! Взгляни с небес на землю и узри сей день.

СМЕРТЬ МЕРЛИНА

Я сидел в своей палатке на опушке леса и брился, глядя через равнину на крепостной вал. От Средней крепости к Северной двигались люди со связками дротиков, стрел и копий. Они выходили за ворота и складывали оружие на уже сваленные в кучи топоры и ножи, предназначенные к сожжению.

Однако я не испытывал должного удовольствия при виде этого зрелища, ибо знал, что за этим последует нечто, являющееся с точки зрения законов любой войны низким вероломством.

В палатку вошел Мерлин и опустился рядом со мной. Он тоже был мрачен.

– Ты уже составил план эвакуации, Вендиций?

– Амнистия для всех тлапалликов, которые присягнут нам на верность. Смерть всем остальным – и смерть всем майя!

Мерлин в ужасе вскочил с места. Я невозмутимо продолжал бриться. – Но это же бойня!

– Истребление, – поправил я старца.

– Вендиций, ты стал слишком жесток, – мягко заметил Мерлин. – Ты больше не тот энергичный человек, который с юношеским пылом искал приключений и открывал новые земли. Неужели от прежнего Вендиция ничего не сохранилось? Неужели в тебе ничего не осталось, кроме человека войны?

– Ничего, – спокойно ответил я. – А что же ты хочешь? Я появился на свет под звуки боевой тревоги. Моя мать бежала из горящего города, спасая свою и мою жизнь. Мой отец погиб там. Меня воспитали для войны, и кроме нее, я ничему не обучен.

Была в моем сердце любовь. К Марку. Я любил мальчика. Ты знаешь, что с ним случилось. На Яйце сердце мое ожесточилось.

Неужели ты забыл клятву, которую мы дали в той вонючей яме? Неужели ты забыл, что мы поклялись отомстить за Марка?

Старец пристально смотрел на меня.

– Сколько жизней требуется тебе, чтобы отомстить за одну? Разве ты не знаешь высказывания Хернина, Барда Ланвейтинской общины: «Смелый не бывает жестоким».

– Я не был знаком с ним. Слова его относятся к другим, не ко мне. – Я с силой ударил кулаком по скамье и встал. – Это мое последнее слово, Мерлин. Смерть всем майя.

Старец взял меня за руку и мягко усадил обратно.

– Послушай, Вендиций. Я только что вернулся из города. Сейчас они погребают мертвых, сын мой. Если бы ты увидел это зрелище, ты пожалел бы их.

– Что знаю я о жалости? Что может человек, подобный мне, знать о жалости? Много раз ты называл меня человеком войны – и я не чувствовал себя оскорбленным, ибо и в самом деле война – это все, что я знаю, вся моя жизнь. Здесь, в новой земле основал я свое государство. Мой народ почитает меня как живого бога войны, любящего кровь и жертвоприношения из окровавленных сердец. Говорю тебе, Мерлин, зрелище чужих страданий начинает доставлять мне наслаждение.

В сердце моем не осталось любви ни к чему – разве что к жене и сыну. Но жена, вероятно, скоро окажется перед лицом смерти в руках бежавших майя, а я трачу здесь время попусту. Никакой жалости, никакого сострадания, Мерлин. Чем раньше будет истреблен сей народ, тем скорей я отправлюсь на спасение своей жены и других женщин Ацтлана.

Цивилизация майя зиждется на фундаменте из трупов. Каждый фут тлапалланской земли пропитан кровью. Вопль угнетенных тиранами возносится до самых звезд и взывает о мести. Лучше истребить майя навеки, нежели позволить им восстановить жестокую империю. Ни милосердия, ни жалости не проявили они к нам, потерпевшим кораблекрушение чужестранцам. Это сделали их рабы!

В полдень, Мерлин, я поверну Ацтлан против майя, и если ходеносауни откажутся идти вместе с нами – то берегитесь!

– Но это означает гражданскую войну!

– Называй это так. Впрочем, такой опасности не существует. Твои люди так же жаждут крови майя, как и мои. Ничто не удержит их от мести, которой они так долго ждали. Даже ты.

– А если я удержу? – спокойно спросил старец, – отзовешь ли ты свои войска?

Я рассмеялся.

– Если ты удержишь! Но это было бы чудом, а времена чудес миновали.

Я осекся, пораженный некой мыслью.

– Или ты собираешься обратиться к колдовству?

– Нет. Я же говорил, что отказался от него. Ничто не заставит меня снова обратиться к колдовству и потерять душу. Я попытаюсь убедить народ, буду молить его о снисхождении к врагу.

Это было просто смешно. «Это все равно что молить о милосердии волков, – подумал я, – которые повалили наземь оленя, но еще не успели разорвать его на части и сожрать».

– Скажи, – с любопытством спросил я, – почему ты передумал? Ведь ты любил Марка и хотел отомстить за него.

– Я был в крепости и слышал стоны умирающих. Я видел благородных дам, нежно опекающих раненых, скорбящих о своих потерях и рыдающих над телами детей.

– Это война. Так было всегда. Крыса тоже защищает своих детенышей и заботится о них. Почему бы и таким паразитам, как майя, не поступать так же?

Мерлин в ужасе взглянул на меня, но ответил печально:

– Крысы не погребают своих мертвецов. Майя возвели огромный общий курган над телами доблестных воинов, защищавших перешеек, и молят Солнце принять души погибших. Остальных мертвецов оставшиеся в живых родственники и возлюбленные погребают в отдельных могилах. Рядом с мужчинами они кладут охотничье снаряжение, а рядом с женщинами – предметы домашнего обихода, зерно и кухонную утварь.

Маленькие же дети…

Я видел, Вендиций, одного малыша, чудесного мальчугана, которым мог бы гордиться любой отец. Он лежал в маленькой могиле рядом со своими игрушками. Правая его рука покоилась на кувшине с едой, на случай, если он проголодается в другом мире. Понимаешь? Мужчины могут охотиться, чтобы добыть средства к существованию в стране Мертвых. Женщины могут работать. Но малыш не умеет ни первого, ни второго и должен как-то позаботиться о себе. Поэтому рядом с ним и ставят кувшин с едой! В левой руке ребенка был зажат маленький красный мячик, украшенный перьями.

Старец пристально посмотрел на меня.

– Маленький красный мячик… украшенный перьями? – повторил я про себя последние слова.

Сознание мое казалось замутненным, голова – тяжелой. Внезапно я почувствовал себя очень старым. Именно такой мячик я подарил своему маленькому сыну – и игрушка сия стала гордостью его сердца.

Этим мячиком помахал он мне на прощанье, когда я уходил из Ацтлана.

А Мерлин, старая седая лиса, увидел и запомнил это, как запоминал он все на свете!

Все верно. Старец говорил правду. Эти майя не были демонами и не были бесчеловечными (по крайней мере, не больше, чем другие народы). Они знали цену верности и отваге. Я встречался с ними в бою и понимал это. Женщины их были прекрасны и восхитительны в глазах собственных мужчин, а дети – возлюблены родителями. Мы уничтожили их строй. Стоило ли истреблять и народ?