Предисловие автора
Сейчас, когда я пишу эти строки, мне почему-то грустно. Очень грустно. Я помню, что тогда, 22 августа 1999 года, когда мы — тибетская экспедиция по поискам Города Богов — прибыли в столицу Непала Катманду, прямо в аэропорту на меня тоже нахлынуло чувство грусти. Это чувство было столь явным, что я не мог не обратить на него внимания.
— Почему мне так грустно? — думал я, стаскивая рюкзаки с багажной вертушки.
Побранившись с атакующей толпой страждущих таксистов, мы тогда загрузились в два обшарпанных автомобиля и, понимая, что нас, белых людей, надувают в цене как минимум вдвое, добрались до центра города. Там мы нашли гостиницу с символичным названием «Пирамида» и разместились в ней.
Чувство тревоги не проходило. Выбрав удобный момент, я отлучился, сел на какие-то грязные ступеньки, закурил и углубился в свои мысли. Вокруг ходили низкорослые и сухощавые непальцы, иногда в толпе мелькали крупные колыхающиеся торсы европейцев или американцев. На меня, никто не обращал внимания, а нищих, настырно требующих милостыню, пока не было.
В этот момент я поймал себя на мысли, что грусть мне была приятна; она не напоминала тоску, леденящую душу, а была розовой и как бы мерцающей. В душе что-то происходило. Моя душа хотела чего-то недоступного мне. Чего? Я не знал.
— Может быть, грусть вызвана тем, что нам так и не удастся найти в ущельях Тибета легендарный Город Богов? — задал я сам себе вопрос, копаясь в душе.
Однако, как ученый, я понимал, что сопоставление фактов, проведенных в предэкспедиционных период, говорило о том, что мы на верном пути и должны найти Город Богов. Помотав головой, я отвлекся от чувств и еще раз перебрал в мыслях все факты, говорящие о том, что Город Богов должен действительно существовать на Тибете в районе священной горы Кайлас.
Я поймал себя на мысли, что грусть была мне приятна.
— А ведь найдем Город Богов! Найдем! А там — Вара, где был заново клонирован человек, то есть… мы с вами. Может быть, мы найдем дверь, ведущую в подземелья Вары! А, может быть, мы увидим признаки Шамбалы, центром которой на Земле, по всем расчетам, должен быть Город Богов! — утвердительно говорил я самому себе шепотом.
Я нелепо приставил палец к виску, изображая умного человека, для солидности повертел глазами и… вдруг понял, что причина моей грусти многогранна. Эти многочисленные грани стали вертеться в голове, вызывая сумбур, но постепенно одна из граней засветилась ярче других и вполне четко проявилась в сознании. Я осознал, что мы, видимо, и в самом деле попадем в объятья Шамбалы, будем видеть ее творения, встретимся с чем-то совершенно необычным, но… мы не будем иметь возможности общаться с людьми Шамбалы. Многоликие люди Шамбалы будут оставаться невидимыми для нас. Они будут читать наши мысли и будут, возможно, сопровождать и направлять нас. Но они никогда не войдут с нами контакт, потому что они — Лучшие из Лучших, а мы — всего лишь стремящиеся к Знаниям и Богу рядовые люди.
Тем не менее, они будут уважать наши устремления, поскольку все совершенство Шамбалы было достигнуто за счет стремления к прогрессу. Они, многоликие люди Шамбалы, наверное, вспомнят свою трагичную историю, когда от апокалипсиса к апокалипсису отбирались лучшие люди человеческих рас, чтобы создать общество, где доминирует понятие Чистая Душа. Им, добрым и ласковым людям Шамбалы, очевидно, будет немного грустно оттого, что платой за их совершенство явились миллиарды беспутных и не осознавших Бога человеческих жизней, исчезнувших с лица Земли-матушки во время апокалипсисов. Но такова воля божья, такова цена Чистой Души. И нам от этого тоже грустно, по-человечески грустно.
Передо мной, сидящим на ступеньках на одной из улиц Катманду, заколыхалось что-то грузное и большое. Я поднял голову. Колоссального размера мужчина со стеклянными глазами на непроницаемом лице горделиво усаживался на тележку велорикши. Тележка прогнулась под его весом, колеса скрипнули. Щуплый с жилистыми ногами непалец подобострастно улыбался. «Гоу (поехали)», — резко сказал толстяк.
— Интересно, влюблялся ли этот человек когда-нибудь? — подумал я невзначай. — А если влюблялся, то от всей ли души?
Я стал думать о том, как редко мы, обычные люди, делаем что-либо от всей души: работаем, любим, страдаем… Чаще всего, мы играем, подменяя натуральную жизнь игрой в жизнь. И мы, члены тибетской экспедиции, пропитанные духом банального человеческого бытия и волей-неволей привыкшие «играть в жизнь», будем, наверное, там, в объятьях Шамбалы, чувствовать себя неуютно, поскольку у нас не будет хватать душевной чистоты, определенной Богом как главный критерий человеческого прогресса. Мы, начитавшись восточной эзотерической литературы, будем, конечно же, понимать умом значимость и благородство слов «чистая душа» или «любовь», но вряд ли сможем прочувствовать их всей душой. Нам для этого не будет хватать искренности, которую мы так привыкли утаивать внутри себя. Невольно и неосознанно мы будем корить себя за нашу эволюционную неполноценность, нам станет генетически грустно, но еще грустнее будет осознавать себя пока еще неразумными детьми перед лицом Великой Шамбалы.
Продолжая сидеть на ступеньках, я вспомнил Николая Рериха. Этот великий путешественник стремился найти и познать Шамбалу. Никто не знает — нашел он ее или нет. Об этом он умолчал. Но я почему-то думаю, что Рерих сознательно не описал в своих книгах что-то очень важное, значимое и таинственное. Почему? Смутное время двадцатых годов двадцатого века не позволило сделать это. Грусть сквозит между строк в его книгах, грусть неразделенных знаний, благородная грусть.
В этот момент я каким-то подспудным чувством осознавал, что и нам (если экспедиционным поискам будет сопутствовать удача) придется о чем-то умолчать, что-то недоговорить, с грустью уповая на неразумность публичного освещения некоторых технологий Шамбалы, основанных на понятиях «Сила Духа» и «Чистая Душа». Мир пока еще слишком злой. Тогда, перед началом экспедиции, в Катманду, я не знал, что вскоре буду держать в руках карту схему Города Богов, и что эта карта-схема может привести к открытию технологий по созданию новых жизненных форм на Земле, а слово «матрица» будет пульсировать в моей голове.
Грусть сквозит между строк в его книгах, грусть неразделенных знаний
А тогда, когда я продолжал сидеть на грязных ступеньках, мне было всего лишь грустно.
— Сэр, аи эм хангри (сэр, я голоден), — раздался голос нищего.
Грязная исхудалая рука ткнула меня в бок.
— Наверное, ты в предыдущей жизни так в чем-то нагадил или так жировал, что в этой жизни получаешь наказание, — подумал я про нищего, протягивая ему непальскую рупию.
Грусть сквозит между строк в его книгах, грусть неразделенных знаний. Нищий, даже не сказав «сэнк-ю», снова ткнул меня рукой в бок, требуя еще денег. Я встал со ступенек, понимая, что сидеть и размышлять мне больше не удастся. Нищий схватил меня за майку. Я отшатнулся.
Уходя, я невольно оглянулся, — нищий с ненавистью смотрел мне вслед. От этого взгляда мне стало еще грустнее.
А сейчас, когда я, вспоминая первый день экспедиции в городе Катманду, пишу эти строки, за окном золотая российская осень. Идет сентябрь 2001 года. Прошло уже 2 года с момента экспедиции. За это время я успел написать первый том этой книги («Трагическое послание древних»), который Вы, дорогой читатель, возможно уже и прочитали. Напомню, что в первом томе книги были изложены логика и научные расчеты, говорящие о том, что на Земле должен существовать удивительный Город Богов, стоящий во главе стройной мировой системы пирамид и монументов древности, и что именно там должна находиться легендарная Вара, в которой древние люди после Всемирного Потопа заново клонировали нас — людей Пятой Человеческой Расы.
Первый том книги я написал за 11 месяцев. Параллельно со мной работала дизайнерская группа Ольги Ишмитовой (Ольга, Аня и Юля), выполнившая все оформление книги. Работали они на совесть, вкладывая душу в каждую иллюстрацию. И по второму тому мы работаем вместе.
Начало работы над вторым томом книги совпало с церемонией открытия нового здания нашего Всероссийского центра глазной и пластической хирургии. До этого мы ютились в такой тесноте, что какой-либо министр, лежащий в коридоре или наличие палат «унисекс» казались нормальным явлением.
Дизайнерская группа (Аня, Ольга, Юля)
А знаменитая Тамара Горбачева, у которой я впервые в мире произвел трансплантацию глаза и которая пролежала в единственной двухместной палате около года, получила прозвище «интердевочка», поскольку мы, от безысходности, подселяли к ней то одного, то другого иностранного больного, независимо от пола.
Здание, построенное по инициативе президента Башкирии Муртазы Рахимова, получилось очень красивым. Один из наших арабских больных, похожий на Бен-Ладена, побывав в новом здании центра, сказал, что оно больше похоже на президент-отель, чем на больницу. Я тоже, в последние месяцы превратившись во вполне приличного прораба и научившись ругаться со строителями матом, с восхищением глядел на произведение уфимских зодчих.
Церемония открытия, на которую приехали заместитель Председателя Правительства России Валентина Матвиенко, заместитель министра здравоохранения России Татьяна Стуколова и целый ряд других высокопоставленных лиц, получилась очень торжественной. А в конце, когда вся делегация выходила на улицу, духовой оркестр заиграл вальс «… в городском саду играет духовой оркестр…». Профессор Сагит Муслимов, хорошо танцующий вальс, подбежал и пригласил на танец Валентину Матвиенко. Они хорошо смотрелись. Вслед за ними вся площадь перед центром, заполненная людьми, начала кружиться в вальсе. Я пригласил на танец Татьяну Стуколову и, хоть и очень старался, по-моему, оттоптал ей ноги. Далее, по ходу продолжавшегося празднества я везде встречал Сагита Муслимова, рассказывающего о своем нервном напряжении во время танца с самой Валентиной Матвиенко.
Церемония открытия нового здания Всероссийского центра глазной и пластической хирургии
Впоследствии я тихонько ушел из банкетного зала, поднялся в свой новый шикарный кабинет, прошел в дальнюю комнату и разжег там камин, испачкав свой выходной белый пиджак. Я сидел и смотрел на огонь, механически отвечая на вопросы собирающихся к огню людей — операционной сестры Светы, завхоза Олега, директора Юрия Ильича Кийко, дизайнера Юли и других. А глубинные основные мысли как бы затянулись в огонь и колыхались там вместе с пламенем. Внешне я был счастлив, но то глубинное, что затянулось в огонь, грустило, сильно грустило. Оно, мое глубинное внутреннее "Я", было недовольно. Оно не злилось, нет, оно тихим шепотом подсказывало мне, что шикарное здание, шикарный кабинет и вообще имидж известного состоявшегося человека — не мое, не родное. Оно, мое внутреннее "Я", чувствовало себя уютно и хорошо не среди дорогой мебели, а там, в огне костра, подобие которого я сделал у себя в кабинете в виде камина.
Сагит Муслимов и Валентина Матвиенко в танце
Подошел мой друг Юрий Иванович Васильев и тоже подсел к огню. Продолжая механически отвечать на вопросы и механически поднимая рюмку с водкой, я стал копаться в самом себе и вдруг явно ощутил звенящее одиночество. Парадокс! Ведь много искренних друзей! Но это чувство одиночества шло изнутри, из подсознания, из моего внутреннего "Я".
Я совсем близко придвинулся к огню, поджаривая свой выходной пиджак и как бы стараясь войти в контакт со своими внутренними ощущениями. Постепенно я понял, что доселе мне в той или иной степени удавалось жить в балансе со своим внутренним "Я". Я все время прислушивался к интуиции, которая, как известно, идет от Бога. Жизнь колотила меня по полной программе, не давая возможности впустить в душу грех праздности или грех зазнайства. А сейчас возникли все условия для того, чтобы два этих вездесущих греха могли незаметно прокрасться в душу; ведь наступило время пожинать лавры.
Я отодвинулся от огня. Мне стало страшно от близости омерзительного понятия «пожинать лавры». Потом я снова посмотрел на огонь и ощутил в нем что-то близкое и дорогое. Я понял, что я сделал очень правильно, построив в кабинете камин.
Огонь маленького камина будет сжигать тлетворные мысли беспутного приземленного бытия. Я буду часто смотреть на огонь, очень часто. А в кабинете моем будет пахнуть костром.
Юрий Иванович Васильев у камина
Я прекрасно осознавал, что люди будут стараться проводить со мной время в этом шикарном кабинете с камином, будут просить, чтобы я им рассказывал про далекие путешествия, и будут обижаться, когда я буду намекать на то, что мне пора работать. Они, люди, будут как бы ненароком подталкивать меня к краю пропасти, туда, где находится праздность. А поскольку я буду сопротивляться, желая выкроить больше времени для работы, люди будут думать, что я зазнался. И от этого мне станет еще грустнее, а чувство одиночества так и останется обостренным. А возможно, я буду грустить всю оставшуюся жизнь.
Понимая все это, я, конечно же, с особым усердием буду создавать себе всевозможные трудности, отправляясь в сложные походы, в любое свободное время и в любую погоду ночуя в палатке, организуя все новые и новые экспедиции, раззадоривая людей на новые исследования. Я понимаю, что делать надо так, чтобы не допустить «пожинания лавров». А также я понимаю, что надо оставаться, как говорит мой друг Венер Гафаров, дитем Природы, не уставая любоваться рассветом или закатом, ощущая удовольствие от моросящего дождя и относясь с уважением к прыгающей лягушке.
Люди, мне кажется, плохо понимают, что такое любовь. Они больше всего любят деньги и лишь немного любят других людей. Именно наблюдая это, и не имея сил бороться с этим, мне становится грустно. Ведь грусть есть неразделенная любовь, а вернее любовь, которая в силу определенных обстоятельств не может быть реализованной. Может быть, в великой и загадочной Шамбале нет грусти, может быть там любовь всегда реализована, хотя, наверное, многоликие люди Шамбалы грустят о нас, из другого измерения поглядывая на наши лоснящиеся лица.
Я и в самом деле сейчас могу кое-что сказать о Шамбале, ведь мы и в самом деле побывали в ее невидимых объятиях. Сейчас, дорогой читатель, Вы перелистнете следующую пару страниц и сразу окунетесь в 1999 год, когда в Непале и Тибете начали разворачиваться события, которые привели нас к Городу Богов — надземной части легендарной Шамбалы.
Хотя в первом томе этой книги я уже представлял участников экспедиции, позвольте мне, дорогой читатель, сделать это еще раз — для напоминания.
Равиль Шамилевич Мирхайдаров — мотор экспедиции, человек, способный день и ночь работать, причем, работать толково. Главная его особенность — выслушать, десять раз подумать и только потом сказать.
Сергей Анатольевич Селиверстов — душа экспедиции, романтик, человек, который никогда не боится высказать любую, даже самую сказочную мысль. Главная его особенность — с ним всегда легко.
Рафаэль Гаязович Юсупов — критик экспедиции, эрудит, человек, который всегда возвращает к реалиям бытия. Главная его особенность — невероятное сочетание романтического восприятия жизни с закостенелостью маститого ученого.
Когда я начал писать второй том книги, мне казалось, что я смогу вместить описание всех экспедиционных приключений в один том. Но я не рассчитал. Я писал, писал, писал… и вдруг понял, что книга не будет удовлетворять главному женскому требованию — чтобы умещалась в женской сумочке. Я даже попросил у нескольких женщин их сумочки, уговорив исследовать их, и нашел, что в них женщины носят столько барахла, что для книги и в самом деле остается мало места. От предложения носить книгу в полиэтиленовом пакете женщины категорически отказывались, считая это признаком дурного тона, поскольку мятый пакет редко гармонирует со стилем одежды.
Поэтому я был вынужден разделить второй том книги на два тома — второй и третий, в связи с чем «бывший» третий том «Матрица жизни на Земле» стал четвертым томом, который я вскоре начну писать (дай-то бог, чтобы и он тоже не разделился на два тома!). И вся эта неразбериха, нервировавшая меня, произошла из-за ограниченного объема женских сумочек, да и непонятной неприязни женщин к полиэтиленовым пакетам.
В связи с этим, я прошу у Вас, дорогой читатель, прощения за то, что в первом томе книги («Трагическое послание древних») я слишком самоуверенно написал, что вся книга «В поисках Города Богов» будет состоять из трех томов, — в тот момент я, видимо, не задумывался над объемом женских сумочек. Но я обещаю Вам, дорогой читатель, что в последующие переиздания первого тома книги «В поисках Города Богов» будут внесены коррективы по томам, а все свои писательские порывы в будущем я буду соизмерять с нюансами женской психологии.
Этот второй том книги я назвал «Золотые пластины Харати». Почему я так назвал? Да потому, что с этой загадки начинается главная загадка Шамбалы. Почитайте, дорогой читатель, этот том. Надеюсь, Вам будет интересно. Да и вымысла здесь никакого нет. А третий том книги я назвал «В объятиях Шамбалы».
А еще я прошу у Вас, дорогой читатель, прощения за то, что иногда у меня по ходу книги будут проскакивать грустные нотки. Это, конечно же, неоправданно, так как экспедиция закончилась успехом. Но такое уж у меня душевное состояние. Зато все будет искренне.
Глава 1
Непальские ступы созданы по замыслу Шамбалы
Мой друг Сергей Анатольевич Селиверстов деловито прохаживался в трусах между распакованными рюкзаками, подсчитывая и анализируя экспедиционные продукты и снаряжение. Шел август 1999 года. В столице Непала Катманду, куда прибыла наша экспедиция, был разгар лета. В дешевой гостинице, где мы остановились, не было кондиционера.
— Жарко очень, — проговорил Селиверстов, смахивая пот со лба.
Жарко очень!
— Да уж, — ответил Рафаэль Юсупов. —
Кстати, вся экспедиционная аппаратура, включая переносные компьютеры, после перелета в хорошем состоянии. Но влажно очень, как бы контакты не окислились. За солнечную батарею больше всего боюсь.
— А я вот о колбасе больше думаю, — как бы разговаривая сам с собой, сказал Селиверстов. — Протухнуть может в этом климате.
Из России, ведь, везли. Жалко будет. Мух еще, как назло, много.
— Может, Сергей Анатольевич, колбасу оливковым маслом протереть; оно здесь продается, — отозвался Равиль Мирхайдаров.
— Ну что, пора идти к послу. Возьмем такси, — скомандовал я.
— Сейчас, только колбасу упакую.
Почему Непал является доброй страной?
Посол России в Непале Иванов Владимир Васильевич встретил нас в обширном холле посольства вместе с дипломатом Нугаевым Шамилем Алимхановичем. Изложив цели экспедиции, мы попросили посла позвонить в посольство Китая, чтобы облегчить получение китайских виз. После этого разговор плавно перешел на тему о жизни и обычаях непальцев.
Выяснилось, что в Непале живет около 5000 человек, окончивших вузы в России (СССР). В основном Россия торгует с Непалом оружием. В Непале распространены коммунистические идеи, поэтому в свое время СССР имел большое влияние на эту страну. Сейчас это влияние снизилось.
Посол Иванов особо подчеркнул, что он человек глубоко материализованный и неверующий. После этого он поднял указательный палец, сделал паузу и почти шепотом рассказал историю о том, как своими глазами видел над непальской ступой ровный освещенный круг в небе вечером.
— В Бога я не верю, нет, а… в чудеса верю. Чудес этих в Непале полным полно, — добавил он.
— А еще какие чудеса Вы видели?
— В Непале, — глаза Владимира Васильевича загадочно блеснули, — нельзя никого убивать, даже крысу, даже муху. Вот я однажды в своем бассейне увидел крысу и убил ее. Тут же, почти немедленно, у меня вспухла щека.
— Щека? — переспросил Селиверстов. — Да.
— А еще, — в глазах его появилась ирония, — один известный писатель (не буду называть его имени) в своей книге осмеял этот обычай непальцев, назвав его допотопным примитивом. Как только эта книга вышла в свет, писатель на своей даче в Подмосковье провалился в туалет и чуть не утонул в дерьме.
— Ужасно как, — соболезнуя, произнес Селиверстов.
Страна эта как бы заколдована…
— Страна эта, не смейтесь, пожалуйста, как бы заколдована, — глаза посла устремились куда-то вдаль, — здесь разрешено творить только доброе, все злые деяния пресекаются чудесным образом.
— Почему так? — спросил Селиверстов.
— Непальцы и тибетцы (а тибетцев здесь очень много) говорят, что причина этого кроется в непальских ступах, которые построены по какому-то очень древнему плану. Говорят, что ступы усиливают добрые мысли людей и уничтожают злые мысли.
— А что это за древний план?
— Я не знаю.
— Выходя из посольства, мы спросили у охранника, где можно поймать такси. Он объяснил, что лучшим ориентиром будет помойка, запах которой мы почувствуем метров за сто. Шагая в указанном направлении, я вспомнил свои частые забавы на эту тему с детьми. Как-то я заметил, что у детей 6-7 лет просыпается страстное желание верить в чудеса; они смотрят на тебя широко раскрытыми глазами и верят во все, какие бы небылицы ты им ни рассказывал. Например, детям можно говорить, что ты, дядя, питаешься на помойке, куда добрые люди выносят еду, чтобы ее кушали бедные люди. Однажды я долго врал 7-летней дочери знаменитой актрисы Башкирии Тансулпан Бабичевой на эту тему. Через несколько дней Тансулпан позвонила мне и, смеясь, сказала:
— Ты что наделал, Эрнст! Моя дочь, оказывается, постоянно носит еду на помойку. Вчера полторта туда утащила.
В те времена я даже сочинил стихотворение про помойку, мимо которой все время ходил на работу. Я и сейчас помню два четверостишья из этого стихотворения:
Вкусный запах помойки
Почуял однажды я,
Ботинки мои в набойках
Несут к помойке меня.
Помойки коснулся рукою,
Извлек из нее огурец
И, хоть и тошнило порою,
Я съел огурец, наконец…
Когда мы дошли до непальской помойки-ориентира, мы и в самом деле увидели около нее стоянку такси. В помойке копались несколько нищих. Они подняли на нас глаза, и я заметил их сытые, довольные и добрые лица.
В такси, напоминавшем ржавую консервную банку, я, продолжая думать о детях, вспомнил, что в 6-7-летнем возрасте они способны искренне верить в существование динозавров, которые водятся в местном парке. Обычно я «заливал», что бывают злые красные и добрые зеленые динозавры. Только к очень послушному и очень доброму мальчику (или девочке) может прилететь добрый зеленый динозавр, посадить его на свои крылья и унести в чудесную страну Шамбалу.
— А что такое Шамбала? — спрашивали дети.
— Это страна чудес, — отвечал я.
Такси хрюкнуло и сильно завибрировало. Водитель поддал газа. Клубы дыма от плохо сгорающего неэтилированного бензина окутали нас. Что-то заскрежетало и хрустнуло.
— По-моему, мы разваливаемся, — послышался тревожный голос Селиверстова.
— Хоть бы довезла нас эта консервная банка. Темно вокруг.
Такси все-таки довезло нас до гостиницы. Водитель, взяв деньги, добро улыбнулся, похлопал по бамперу своего «автомобиля» и ласково сказал:
— Бери олд кар, бат вери гуд (очень старая машина, но очень хорошая).
В холле гостиницы я обратил внимание на ящик, на котором было написано « Tip bоx». Английское слово «Tip» означает чаевые. Я, конечно же, как и все люди давал и даю чаевые в ресторане или кафе, но я делаю это как бы втихаря, исподлобья смачно поглядывая на официанта. А здесь предлагалось давать чаевые совершенно откровенно, опуская деньги в важно стоящий ящик. На дне ящика лежала сделанная на ксероксе фальшивая 100 — Долларовая бумажка.
— А почему Вы чаевые собираете в ящик, а не даете тихонько в карман? — спросил я одного из работников гостиницы.
— Вы знаете, сэр, — попал в замешательство этот работник, — люди ведь забывают давать чаевые. Вот мы и напоминаем.
— Ну и как?
— Да плохо кладут. Вот в ресторане, напоминать не надо, хорошо дают.
— А официанты с Вами делятся чаевыми?
— Да нет. Говорят, сами берите. Вот мы и стараемся.
— А чаевые, которые собираете в этом ящике, вы делите поровну среди работников гостиницы?
— Нет, директор гостиницы большую часть забирает себе. Он нищим отдает эти деньги.
… ?
— Понимаете, сэр, директор гостиницы ведь тоже будет нищим. — Как?
— Он очень богатый человек, у него много гостиниц.
— Ну и что?
— По непальскому поверью богатые люди в следующей жизни обязательно станут нищими. Директор наш это знает. Он понимает, что нищие люди тоже хотят кушать… рис.
— В вашей стране богатых людей любят?
— Любят, сильно любят.
— Почему? — недоуменно спросил я, зная, что богатеи редко где пользуются всенародной любовью.
— Народ их жалеет, ведь они будут нищими. А еще…. — работник гостиницы задумался.
— Что еще?
— Богатые люди отдают свои деньги на строительство религиозных храмов и непальских ступ. Они, богатые люди, знают, что если они отдадут деньги на это, то в следующей жизни они могут не стать нищими, а будут такими как мы — средним классом.
— Какая у вас зарплата?
— Шесть долларов, иногда восемь.
— В месяц?
— Да.
— Хватает?
— Ну, как сказан, … Зато я не нищий.
— А Вы лично на строительство религиозных храмов деньги жертвуете?
— Да, конечно.
— Но ведь Вам и так, наверное, не хватает…?
— Рис у нас дешевый.
— А мясо Вы едите? — не унимался я.
— Многие непальцы в квартире держат кур. Я тоже дома держу кур. Когда мы режем курицу, то едим мясо.
— Послушайте, в 1996 году, когда я впервые был в Катманду, на узкой улочке меня сверху облили каким-то зеленым вонючим дерьмом. Не было ли это…?
— Это был куриный помет, — работник гостиницы улыбнулся. — Непальцы растворяют куриный помет в воде и выливают из окна на улицу. Я тоже так делаю. А как же по — Другому?
— М… да… А петухи по утрам кукарекают?
— Не только утром, но и днем.
— Значит… и Вы отдаете деньги на строительство храмов, хотя живете по российским меркам весьма небогато, — смутился я.
— Не только я, но и многие нищие отдают свои деньги, если, конечно, они у них появляются.