- Облако на Луне! Договорились - ничего не скажешь! Когда мы обсуждали потом в кают-компании это происшествие,
      Харитон даже ушел. А на другой день он попросил не заносить это в дневник. Он не верил с самого начала.
      - Я видел его таким второй раз,- ответил Кирилл, смотря на американца. Уилки отвел глаза.
      - С меня хватит,- сказал Кирилл,- завтра мы соберемся все вместе, и вам придется сказать мне все.
      - Ты прав,- сказал Уилки, облегченно вздохнув,- мы должны обсудить это все сообща и с тобой вместе. А сейчас, прости, мне надо работать.
      - Работай. Я уйду.
      В эту очень короткую и страшную ночь я даже не пытался лечь. Все равно не уснуть. Я бродил один по обсерватории - все давно спали, даже астрономы, и - в какой раз - пытался разобраться в том, что же произошло.
      ...Мы работали рядом, Харитон и я, изредка переговариваясь. По инструкции категорически запрещалось выходить в одиночку: мало ли что может случиться.
      Почти весь состав обсерватории отбыл на Землю, потому я и помогал Харитону. В глубоких трещинах, куда не проникал солнечный свет, сотрудники нашей обсерватории обнаружили огромные скопления серы, брома, селена, сурьмы, мышьяка, ртути, свинца, цинка, соединений хлора.
      На первых этапах освоения Луны эти продукты вулканизма имели особенное значение, как источник минерального сырья. Поэтому можно понять нетерпение Харитона. Приятный или неприятный он человек, но он прежде всего исследователь Луны, крупнейший селенолог мира. А в тот раз давно обработанная трещина преподнесла сюрприз: истечение газов.
      Харитон спускался со своими пробирками в расселину.
      Я страховал его. У свинцово-серой стены залива Радуги невиданное нагромождение самых причудливых скал и воронок кратеров. Мы работали часа четыре. Потом я помог Харитону уложить в специальный мешок его пробы.
      Прежде чем направиться домой - давно было пора обедать,- мы немного постояли, отдыхая.
      Северная часть дуги залива Радуги оканчивается мысом Лапласа, высота которого две тысячи семьсот метров. Прекрасный наблюдательный пункт! На этом горном массиве находится кратер Бианчини. Я там был однажды, вскоре после прибытия на Луну. Когда с края этого кратера смотришь на юг, взору открывается необъятный, тревожащий душу угрюмый простор. На расстоянии сотни километров - кратеры Леверрье и Геликон, Море Холода - затопленная лавой низина, протяженностью не менее двух с половиной тысяч километров. Огибая весь северный околополярный район Луны, Море Холода соединяется на востоке с Озерами Снов и Смерти. Там нет направленных хребтов, лишь хаотические нагромождения острых вершин, бездонных трещин, зловещих темных ущелий, куда никогда не проникает солнце,- воистину царство мрака и смерти. Там еще не ступала нога исследователя.
      И вот тогда мне вдруг показалось, что к кратеру Бианчини движется светящееся пятно, постепенно переходящее в яркое фиолетово-красное сияние. Пока я в него всматривался, оно исчезло. Поэтому я ничего не сказал о нем Харитону. Не хотелось получить новую порцию язвительных насмешек.
      Харитон уже пошел, осторожно ступая среди глыб, камней, обломков метеоритов, темнеющих на красновато-бурой почве. Я несколько раз оглянулся, но светящегося пятна уже не было.
      Пробираться среди острых камней было довольно трудно, и я немного отстал - шагов на десять.
      - Не отставай, Кирилл,- сказал Харитон, не оглядываясь,- нас уже ждут к обеду.
      Это последнее, что я слышал от него в тот час.
      ...Я почему-то сидел, а Харитона уже не было. Я позвал его - нет ответа. Я встал и огляделся-вокруг никого нет. Почему-то я понял, что прошло сколько-то времени. Я стоял неподалеку от обсерватории, хотя до нее было еще километра два хода.
      Я совершенно не помнил, как я прошел эти два километра. Я огляделся снова, ища Харитона. С минуту-другую стоял в недоумении, не зная, искать ли его или позвать на поиски товарищей. От нахлынувшей слабости я пошатнулся, кружилась голова, поташнивало и лихорадило. От голода, что ли, с недоумением подумал я. Что-то было не так. Я опять оглянулся. Солнце! Солнца уже не было, только на зубчатых вершинах скал еще полыхали ослепительно белые отсветы. Залив Радуги уже затоплял мрак.
      Солнце заходило, а до его захода оставалось еще около ста часов! Несмотря на антитермические слои скафандра, мне было холодно. Холод и мрак догоняли меня. Я включил фонарик на шлеме и бросился бежать. В этот час я совсем не ощущал той легкости, которую обычно испытываешь на Луне. Ноги мои отяжелели, меня охватил страх. Но я уже находился на дорожках обсерватории. Ослепительно горел на фоне мрака стальной купол башни - там в вышине еще был день. Под защитой скалистой громады светились уютно и ласково панорамные окна кают-компании. У окна кто-то стоял, кажется, Яша. Меня увидели. Какая суматоха поднялась при моем возвращении... как будто они меня не ждали, не искали.
      Шлюзовую камеру можно открыть снаружи нажатием кнопки. В полном изнеможении я нажал кнопку и стоял, пошатываясь, пока створы герметической двери раздвинутся; я ввалился в шлюзовую камеру.
      Когда я уже поднимался по лестнице в обсерваторию, я услышал отчаянный крик Уилки: "Не впускайте его!"
      Что он, с ума сошел?
      Я, как был в скафандре, вошел в кают-компанию.
      - Помогите снять...- попросил я. Напрягая последние силы, чтобы не упасть, я стоял в тяжелом скафандре посреди кают-компании, а мои друзья и коллеги, бледнея, в ужасе смотрели на меня. Почему?
      Первая бросилась ко мне Вика. Она плакала и смеялась, руки ее так дрожали, что она не могла ничего сделать. Яша подошел и помог мне снять скафандр. Все было странным и необъяснимым - и то, почему я очутился один, и то, что перескочило солнце, и то, что меня не ждали (как это только могло быть?!), и этот явный страх, и вопль американца: "Не впускайте его!"
      Мне было очень плохо, все же прежде чем лечь, я заставил себя поесть, считая, что мне плохо от голода.
      Я сидел за столом и жадно ел. Робот Вакула принес мне горячего бульона (только робот и встретил меня как всегда) и жареного кролика. Я ел, а мои товарищи стояли и, потрясенные, смотрели, как я ел.
      - Вакула, отведи меня в мою комнату,- сказал я, поужинав, обидевшись на всех, даже на Вику.
      Я оперся на железную руку, медленно дошел до своей кабины и лег. Уснул я сразу.
      Утром проспал, был еще очень слаб, но все же оделся и пошел в ординаторскую. Только одна Вика пришла на ежедневный утренний осмотр. В обед я сделал им замечание. Тогда они стали приходить как всегда... Впрочем, они и раньше не очень-то любили эти утренние врачебные манипуляции.
      Но почему они отдалились от меня? Почему они были такие растерянные и подавленные?
      Я - врач-космонавт, и в мою обязанность входит не только оказание медицинской помощи в случае болезни, но главным образом (народ на Луне здоровый) изучение функционального состояния центральной нервной системы и работоспособности каждого в условиях уменьшенной силы тяжести. Программа медико-биологических обследований очень обширна: электрокардиограммы, сейсмокардиограммы (колебания грудной клетки), электрические потенциалы, возникающие при движении глаз, биотоки головного мозга, частота пульса и дыхания, анализы проб крови и выдыхаемого воздуха и многое другое.
      Какие поразительные сдвиги я обнаружил при первом же посещении членов экипажа после моего возвращения. Сдвиги даже в морфологической картине крови, в водно-солевом обмене. Приди они в таком состоянии на комиссию, ни одного из них не допустил бы на Луну. Для меня, как врача, несомненно: они все до одного пережили нервный криз. Потрясение. Завтра я потребую от них правды. Но я уже не верил, что получу эту правду сполна. К тому же я не мог больше ждать. Терзания мои достигли предела.
      И вот, когда, снедаемый нетерпением, я метался по обсерватории, я натолкнулся на Вакулу.
      Роботу не требуется сон. Было бы электричество, чтоб зарядиться. Днем он готовил пищу, мыл посуду, иногда помогал и в работе, а ночью убирал помещения обсерватории.
      В полчетвертого ночи (по земному времени) я увидел его в оранжерее. Вакула рыхлил землю у помидоров. Плоды уже начинали краснеть, скоро созреют.
      - До-брой но-чи,- сказал Вакула,- по-че-му вы не спи-те?
      Я стоял и как завороженный смотрел на робота. Его сконструировали на Земле специально для Лунной обсерватории. Одним из его создателей, был мой друг Яков Шалый, кибернетик. Уже здесь, на Луне, он "доводил" робота. Конструкторы отнюдь не задавались целью сделать робота красавцем или хоть похожим на человека. Он был внешне похож на увеличенную до двух метров детскую игрушку.
      Я запер дверь, чтобы нам не помешали. Сердце лихорадочно билось.
      - Вакула, оставь помидоры и поговори со мной,- приказал я. Робот выпрямился.
      - Да-вай по-го-во-рим. Я перевел дыхание.
      - Вакула, ты помнишь, что произошло десятого сентября?
      - Пом-ню.
      - Когда Харитон возвратился к обеду один...
      - Лю-ди не обе-да-ли. Они на-де-ли ска-фанд-ры и по-шли ис-кать Ки-рил-ла.
      - Долго ли искали?
      - Трид-цать ча-сов. По-ка наш-ли.
      - Нашли? Где?
      - У вхо-да на ба-зу. Ки-рил-ла у-бил ос-ко-лок ме-тео-рита. Головокружение прошло. Я глубоко вздохнул. Губы пересохли, язык тоже.
      - Вакула, что ты говоришь?
      - Ки-рил-ла у-бил ос-ко-лок ме-тео-ри-та.
      - Вот как? Где же его тело?
      - Те-ло по-хо-ро-ни-ли во-з-ле радио-те-леско-па.
      - Вакула, кто я?..
      - Ки-рилл Андре-евич Мальшет.
      - Но ведь он похоронен.
      - Да.
      - Как же это возможно?
      - Не знаю, мо-жет быть, его по-чи-ни-ли?
      Я хохотал до слез. Это была самая настоящая истерика. После этого мне оставалось лишь прописать себе бром, что я и сделал.
      Я пошел в лабораторию и до самого завтрака делал себе анализы. Все было в норме, если не считать повышенного нервного возбуждения.
      Теперь мне было понятно поведение товарищей. Как ни странно, я успокоился. Суеверным я отнюдь не был.
      4
      ЭТОГО НЕ БЫЛО, ПОТОМУ ЧТО НЕ МОГЛО БЫТЬ
      Не дошла к вам
      Лет так за сто
      Весть, что прав был
      Галилеи,
      Но
      Плечами вы пожали.
      Мол, отрекся
      Галилей.
      Отмечать
      Вы продолжали
      Птоломея
      Юбилей
      Леонид Мартынов
      Утром я потребовал серьезного и обстоятельного обсуждения того, что произошло со мной. Вика, Яша и Уилки меня поддержали. Харитон хмуро согласился.
      - В двенадцать у меня в кабинете,- сказал он. Когда все направились по своим лабораториям, он позвал меня.
      - Кирилл, зайди ко мне. Необходимо поговорить.
      - О чем?
      - Разговор конфиденциальный.
      - В двенадцать часов и поговорим.
      Харитон посмотрел вслед уходящим сотрудникам. Мы только что позавтракали. В коридоре слышались мерные шаги Вакулы, он шел убирать со стола.
      - Нам нужно поговорить до двенадцати,- сердито прошептал Харитон.
      - Если о том, что со мной случилось, то лишь со всеми вместе.
      - Но там будет этот Уилки.
      - Ну и что?
      - Ты хочешь, чтоб это попало в газеты? Он ведь там у себя не будет молчать!
      - Улки крупный ученый, а не трепач. И кстати, встреча с инакопланетной цивилизацией касается всего человечества. Я сам дам объяснение в газеты.
      Харитон сжал кулаки. Широкое лицо его побагровело, под скулами заходили желваки.
      - Ты хочешь, чтоб в зарубежных газетах появилось подробное описание того, как русский космонавт спятил, не выдержав встречи с космосом? Тебе это будет приятно?
      - До двенадцати,- коротко бросил я и вышел, подавив гнев. В двенадцать мы, все пятеро, собрались в кабинете начальника обсерватории. Я молча положил на стол пачку анализов.
      - Что это? - сухо спросил Харитон.
      - Это анализы - моя кровь и прочее. Прошу приобщить к протоколу.
      Я сел поудобнее в кресло. Вика, стоя у иллюминатора, смотрела на меня. Яша и Уилки сидели на диване и тоже смотрели на меня.
      - Ты... знаешь? - спросил Харитон.
      - Да. Хотя желал бы кое-каких подробностей.
      - Кто тебе сказал?
      - Вакула.
      У Харитона опять заходили желваки. Он чертыхнулся.
      - Он же обладает памятью! - пробормотал Харитон. Вика села возле меня.
      - Только, пожалуйста, не жалейте меня! - обратился я к товарищам.- Как видите,- я показал на анализы,- я вполне здоров и крепок. Почему вы мне сразу не сказали? Боялись за мою психику?
      - Да, Кирилл,- подтвердила Вика.
      - Слабонервным в космосе делать нечего. А сейчас я попрошу каждого рассказать все, что он знает по этому странному делу.
      - Давайте вспомним все с самого начала,- волнуясь, предложила Вика.
      - Нам необходимо принять решение,- сурово сказал Харитон. Он сидел за своим массивным столом, словно обыкновенный директор в обыкновенном кабинете на Земле. За ним в широком панорамном окне холодно мерцали в свете Земли острые лунные пики и кратеры. О, как не вписывался Харитон в этот лунный ландшафт!
      - Расскажи, Кирилл, еще раз,- мягко попросил Яша.
      Он сын капитана дальнего плавания Фомы Шалого и сам похож на моряка. Высокий, широкоплечий, смуглое лицо с чуть выдающейся вперед челюстью, яркие серые глаза, черные жесткие волосы, резко очерченный рот. Мужественный, добрый, отзывчивый, но очень скрытный. Он кибернетик по призванию. Выдающийся кибернетик.
      Уилки Уолт с жгучим любопытством смотрел на меня. Обычно мысли его неотрывны от работы. Сыграет партию в шахматы и уже рвется к своим приборам.
      Я сидел в очень мягком демилоновом кресле с широкими подлокотниками, оно меня раздражало, и я пересел на стул. Не теряя времени, я коротко пересказал им еще раз: о фиолетовом шаре, как я очутился один возле входа на территорию базы... Но на этот раз я рассказал и то, что сам до этого считал лишь сновидением...
      Смутное ощущение страха и бессилия. Невозможность шевельнуться, как будто я был парализован. Странные существа, склонившиеся надо мною. Похожие на людей. Но с огромными фасетчатыми глазами и прозрачными крыльями...
      - Ты все это видел во сне,- небрежно бросил Харитон.
      - Может быть,- согласился я,- но как ты объяснишь то, что меня разнесло на куски при первом моем возвращении в обсерваторию. След метеорита я видел... воронка еще там.
      - А кто видел, как тебя "разнесло" на куски? - грубовато спросил Харитон.
      - Ты видел и Вика,- напомнил Яша.
      - Я ничего не видел. А Вике показалось.- Он смотрел перед собой, избегая встречаться с кем-либо взглядом.
      - Но...- Вика пристально посмотрела на селенолога.
      - Мы же видели, Харитон. Я и ты! Кирилл шел к обсерватории... Я закричала от радости, ты бросился навстречу ему. Когда вдруг падение метеорита... Ослепительная вспышка. Взрыв. Мы даже были несколько контужены... Впрочем, больше не падением метеорита, а тем, что на наших глазах погиб Кирилл...
      - Мы ничего не видели,- твердо возразил Харитон.
      - Вы говорили другое,- вмешался Уилки.- Когда вы вернулись в обсерваторию, поддерживая мисс Викторию - ей было плохо,- Якоб бросился к вам с вопросом, что с ней... И вы сказали Якобу, что случилась беда,- погиб Кирилл. Мы не ложились спать всю ночь. То сидели все вместе в кают-компании... мисс Виктория плакала... то выходили - одни мужчины - и пытались разыскать останки Кирилла.
      - Вот именно, но никаких "останков" не было,- буркнул Харитон.
      - Прямое попадание метеорита,- упрямо возразил американец,- мы почти и не надеялись найти останки нашего доктора. Поэтому и "похороны" были скорее символическими.
      - На похоронах как раз настоял Харитон,- мрачно заметил Яша.
      - Так вот, товарищи,- твердо заявил Харитон,- я ничего такого не видел. Я поверил Вике, которая утверждала, что видела идущего Кирилла, и даже закричала с радости.
      Единственное, что наблюдал я, это - падение метеорита и вспышку. Откуда я мог знать, что Вике гибель Кирилла просто-напросто померещилась? Это, как вы теперь видите, и не мог быть он, так как он явился живой и невредимый через четверо суток после предполагаемой гибели.
      - Как ты объясняешь, что хватило кислорода? - спросил я в упор.
      - Да, кислорода было на двадцать шесть часов, а Кирилл дышал им, выходит, девяносто восемь,- добавил Яша.
      - Не знаю,- мрачно произнес Харитон,- этого я сам не могу понять. Но не могу же я поверить...
      - Почему? - тихо спросила Вика.
      - Этого не может быть.
      Наступило молчание, такое глубокое, что слышно было дыхание каждого из нас.
      - Как это объясните вы? - обратился ко мне Уилки. Я промолчал, собираясь с мыслями. За меня ответил Яша:
      - Столь долго ожидаемая встреча с иной цивилизацией. Опять наступило долгое молчание. Харитон первым нарушил его.
      - Кажется, твой дядя писатель-фантаст? А мой отец был просто хозяйственник... Неудавшийся ученый. Мать - лесовод.
      Вика сделала резкое движение.
      - Но Кирилл, хоть и смутно, помнит какие-то существа... или ты ему не веришь?
      - При чем здесь не верю! Нарушение психики.
      - Может, ты собираешься доказывать, что Кирилл сумасшедший?
      Вика не сводила с Харитона взгляда. Он отвел глаза.
      - Не обязательно сумасшедший. Кирилл мог бы объяснить вам, как врач-космонавт, что иллюзии сами по себе еще не являются признаком психического заболевания. Иллюзии возникают и у здоровых людей, особенно когда что-то мешает отчетливому восприятию зрительных и слуховых образов.
      Разве у некоторых космонавтов при испытаниях на нервно-психическую устойчивость в сурдокамере не появлялось странное и непонятное ощущение присутствия кого-то вот здесь, рядом или сзади за креслом. И даже явные галлюцинации. Когда человек один, когда он утомлен, рассеян, у него бывает состояние ожидания или страха.
      Кирилл отстал от меня и заблудился среди кратеров. Человек не машина, не робот, он может утомиться, испугаться, затосковать.
      - Даже электронное устройство может устать,- задумчиво сказала Вика.
      - Да. Огромное нервное напряжение, когда собственные ощущения вызывают сомнения. Чувства, возникающие при встрече с новыми явлениями, могут оказаться ошибочными. Эмоции отражают мир своеобразно. Наступает сужение сознания. Человек измучен и выбился из сил - мозг получает искаженную информацию.
      Кирилл на Луне второй срок. Тяжелая работа в условиях уменьшенной гравитации. Вокруг мгновенно убивающий вакуум, смертельное дыхание излучений. Оторванность от Земли, сенсорный голод, тишина и одиночество... Малейшее упущение обернется трагедией. А отсутствие магнитного поля? Ведь мы до сих пор не знаем, не сказывается ли его отсутствие на физиологических и психических функциях человека. Кирилл как раз всем этим и занимается, как врач-космонавт. По существу, мы еще не знаем, готов ли человек к длительному общению с космосом - его тело, его мозг, его психика. Но это дело нашей жизни - изучать космос, дело, которое мы любим и без которого не можем жить. И вот теперь представьте, что скажут там, на Земле. Нас же всех отправят в санаторий... в лучшем случае. А кто будет упорствовать - и в психиатрическую лечебницу. И конечно, нас спишут на Землю и никогда больше - слышите, никогда! - не пустят в космос. Даже на орбитальную станцию! А мы же космонавты!!! Ты сам, Кирилл, мечтал о Марсе. Вика и Уилки... астрономы. Где еще они получат такие идеальные условия для наблюдений? Яша - кибернетик, специалист по космической аппаратуре.- А я - селенолог. Моя специальность Луна! И на Луну меня больше не пустят... Только заикнись мы о зеленых человечках с фасеточными глазами.
      Неужели это все не ясно тебе, Кирилл? - Харитон вытянул носовой платок и вытер вспотевший лоб и короткую шею, хотя в обсерватории было холодновато, как всегда в лунные ночи. Он с надеждой смотрел на меня.
      - Я - ученый,- сказал я просто,- кислороду было на двадцать шесть часов, а я дышал им девяносто восемь. Я видел фиолетовый шар. Я отсутствовал четыре дня. Где я был? Я должен понять, что это все значит.
      - Не было никакого фиолетового шара,- устало возразил Харитон. Уилки положил перед ним радиограмму с американской базы, ту, что он показывал мне ночью. Харитон прочел и пожал плечами. Лицо его омрачилось.
      Яша взял радиограмму и, прочтя, передал Вике.
      - Что ты теперь скажешь? - спросил я. Харитон зло усмехнулся.
      - Начитались фантастики, им уже лет сто "летающие блюдца" мерещатся.
      Харитон решительно поднялся из-за стола, давая понять, что обсуждение закончено.
      - Что касается Кирилла... я, как начальник экспедиции, считаю, что по состоянию здоровья он должен быть отозван на Землю. Сегодня же я отошлю рапорт.
      - Это нечестно, Харитон! - гневно воскликнула Вика.
      - Сотрудники обсерватории передадут свое объяснение,- сказал Яша и направился к двери, не взглянув на Харитона.
      - Завтра у всех выходной день! - крикнул вдогонку Харитон.- По случаю Дня Всепланетного Объединения будет разговор с родственниками.
      Мы вышли вслед за Яшей. Молча... Итак, на первой инстанции бой был проигран.
      Вечером мы собрались в библиотеке - все, кроме Харитона, который сердился на нас,- и составили свою докладную в космический центр.
      Яша тут же пошел и передал ее на Землю.
      Покончив с делом, мы долго сидели и разговаривали, как-то особенно сблизившись, когда единодушно "сожгли корабли".
      Уилки сказал:
      - Кирилл, я не могу понять одного... если Вика видела, что ты погиб от метеорита... прости!
      - Я спокоен.
      - Так вот, тогда это погиб твой двойник? Кто он был?
      - Не знаю. Луну необходимо обследовать очень тщательно. И в самом срочном порядке. Ту сторону Луны. Ведь если там укрываются эти существа... то у них тоже должна быть какая-нибудь "база". Укрытие.
      - Я говорил с нашими ребятами,- сказал Уилки. - Они как раз собираются это сделать. Пожалуй, я сам недели на две прерву свою работу здесь и вместе с пилотами займусь поисками.
      - Вы думаете...- начала Вика и нерешительно умолкла. Но астроном ее понял.
      - Фиолетовый шар - это реальность установленная, поскольку его видели с двух баз. Я считаю, что это инопланетные существа, которые предпочитают до поры до времени наблюдать, слушать. Но они еще покажутся... всем Харитонам мира.
      Уилки задумчиво взглянул на меня.
      - Мне, друзья, не дает покоя мысль о двойнике Кирилла. Мисс Виктория, вы хорошо его разглядели тогда?
      - Конечно хорошо! Он тоже увидел нас и поднял руку в знак приветствия. Я даже успела заметить, что Кирилл шел устало, как будто силы его были на исходе. Я закричала от радости и бросилась навстречу ему, но Харитон перегнал меня. Он отчетливо его видел... а теперь лжет! И вдруг метеор! Я никогда не забуду этого ужаса.- Вика побледнела при одном воспоминании.
      - Кирилл - здесь, Вика! - напомнил ей Яша. Я взглянул на друга. Меня поразила непонятная интонация, с которой он это сказал. Как будто ему было больно.
      - Значит, погиб Кирилл,- уточнил Уилки,- либо его двойник? И здесь с нами сидит либо Кирилл, либо его двойник.
      - Это - Кирилл,- сказал Яша уверенно,- теперь я уже знаю, что Кирилл.
      - Кирилл! - как эхо, повторила Вика. Они оба, хотя и радовались моему возвращению, довольно долго сомневались.
      - Дело в том,- продолжал серьезно американец,- что я однажды видел своего двойника... То есть он не был мною, астрофизиком Уилки Уолтом, он был Уилки Саути, артистом и мимом, но он как две капли воды похож на меня - или я на него.
      - И тоже - Уилки? Удивительно! - прошептала Вика.
      - Расскажи,- заинтересовался я.
      - Расскажу... - обещал Уилки,- но сначала... что было странным. Если бы просто два Уилки. Ведь я тоже артист. Самой большой радостью для меня со школьных лет были любительские спектакли, концерты. Самодеятельность, по-вашему. И я не раз выступал на университетских вечерах как мим. Выступал, будучи студентом, бакалавром наук, выступал и когда стал доктором наук, профессором. И поверьте, с большим успехом.
      Декан факультета не раз шутил, что если я разлюблю астрономию, то у меня есть запасная профессия.
      А Уилки Саути... он был мим. Этим он зарабатывал свой хлеб насущный. Но всю свою жизнь он до страсти увлекался астрономией.
      - Расскажите с самого начала все подряд,- прервала его Вика.
      - Я расскажу, но... может быть, сначала показать вам, к а
      к и м я увидел своего двойника?
      - У вас есть фотографии? - спросил Яша.
      - Нет. Я просто исполню несколько сценок... если вы расположены смотреть?
      Мы заверили, что расположены.
      - Тогда я минут на десять скроюсь в своей кабине,- сказал Уилки, поднимаясь,- а вы идите в кают-компанию.
      Несколько огорошенные, мы перешли в кают-компанию. Там сидел Харитон и читал - в углу, возле светильника. Сегодня никому не работалось.
      208
      Яша нажал кнопку, и большой стол опустился вниз, после чего пол медленно сомкнулся. Мы заняли места в креслах. Харитон с удивлением взглянул на нас. Вика сочла необходимым пояснить:
      - Канун праздника... Уилки покажет свое мастерство мима. Он, оказывается, не только поет!
      Харитон угрюмо промолчал. Кажется, он раскаивался, что отослал рапорт. Как практический человек, он понимал, что отозван буду не я один. Отныне вряд ли кому разрешат оставаться на Луне на второй срок. Яша невольно вздохнул. До чего же не праздничное было у всех настроение.
      Вошел Уилки в черном шелковом трико и гриме клоуна: мрачное набеленное лицо. В руках он держал несколько пластинок. Яша поспешил включить электрофон.
      - Это Стравинский... "Петрушка",- пояснил Уилки.- Готовился выступить перед вами на праздник, но захотелось сегодня. Кстати, несколько поднимем настроение. Итак: "Петрушка" в исполнении клоуна и мима Уилки...
      Едва Уилки начал свой номер, как мы невольно переглянулись: какой талантливый мим пропадал в этом астрономе.
      Ну, музыку Стравинского все знают, но если бы видели этого Петрушку!
      Кукла, игрушка, которой управляют руки кукольника. Нет своей воли, нет свободы движения. Короткие сценки для ярмарок, быстро сменяющие одна другую,- наивные, смешные, примитивные. И вот сквозь незамысловатую игру начинает просвечивать нечто совсем иное - свое -свои чувства, свои ощущения, не зависящие от кукольника, возникающие вопреки ему. Если это кукла, то почему в ней столько человеческих страстей... как она вырывается из рук кукольника. Но ведь это же человек, превращенный в куклу!
      Уилки был прекрасен - худое, удивительно выразительное тело в черном трико с круглым белым воротником рассказывало, жаловалось, протестовало. Рот расплылся в нарисованной улыбке, темные брови застыли в трагическом изломе. Он сразу и плакал, и смеялся, и бунтовал.
      Полное слияние души и тела!
      Трепещущий, беззащитный человек восстал против своего мучителя. Уилки застыл, перегнувшись пополам,- рассерженный кукольник сломал игрушку.
      Мы все вскочили, очарованные, восторгались, перебивая друг друга. Даже суховатый Харитон поднялся и высказал несколько одобрительных слов. Вакула спокойно стоял у двери, он вошел еще раньше и тоже смотрел Петрушку. Интересно, бывает ли роботу скучно? Вакуле нравится быть вместе с нами.
      Улыбающийся, довольный Уилки попросил нас сесть и исполнил еще несколько номеров. В заключение, хотя он и устал, Уилки еще раз, по нашим просьбам, повторил "Петрушку".
      - Вы же большой артист! - воскликнула покоренная его искусством Вика.
      - Это мое хобби,- пояснил астроном, пожав плечами. После "Петрушки" не хотелось уже смотреть ничего. Уилки принес бутылку шампанского, и мы ее распили. Уилки уже не пошел переодеваться - так и сидел в черном трико с белым воротником. Только причесал взлохмаченные волосы и стер с лица белила.
      - Как раз "Петрушку" я заимствовал,- признался он,- от своего двойника.
      - Мы ждали истории,- напомнил я.
      - Да. Я должен вам ее рассказать. Не уходите, Харитон.
      - Я не ухожу. Что это еще за "двойник"? - нахмурился Харитон.
      - Если бы я знал! - Уилки вздохнул. Лицо его омрачилось.- Жизнь моя очень благополучна,- начал он как-то даже удивленно.- Я всегда имел возможность заниматься только тем, к чему лежит моя душа. Родители мои люди богатые. Отец - судовладелец в штате Мэн, мать - дочь банкира. Я рос единственным ребенком. И мне ни в чем не отказывали. Влечение к науке проявилось у меня очень рано. Мне было десять лет, когда мне подарили телескоп, которому позавидовала вся школа, начиная с директора. Ребята любили приходить ко мне, наблюдать небо. Я давал объяснения в пределах популярной литературы по астрономии. Два раза я пожелал перешагнуть через класс, мне тотчас наняли репетиторов. В Калифорнийском университете, где я был младше всех, меня очень любили. Должно быть, потому, что по натуре я общителен, любопытен к жизни. Увлекаюсь яхтами и лыжами. Пишу маслом и акварелью. Как-то получил первый приз за карнавальный костюм. На студенческих вечерах выступал как клоун и мим, а иногда с песенками, которые сам же сочинял.
      Но я всегда умел организовать свое время, как это у вас по-русски говорится: делу время - потехе час. Коллеги говорят обо мне: одаренный американский мальчишка, который никогда не станет взрослым. Может, это и так, но в тридцать четыре года я уже профессор, астрофизик.
      У меня замечательная жена, хорошие дети, верные друзья. И, насколько мне известно, нет врагов. Никогда я не жаловался на здоровье, не испытывал финансовых затруднений.
      Я - счастливчик! Даже когда я захотел поработать на Луне...
      - И то вам удалось,- вставила Вика, усмехнувшись.
      - Да. Мне и это удалось. И все же однажды в жизни мое душевное равновесие было нарушено... И кажется, навсегда.
      Уилки замолчал. Мы в ожидании смотрели на него.
      - Простите, я пойду переоденусь,- вдруг поднялся он.
      - Но вы доскажете? - нетерпеливо спросил я.
      - Да, конечно.- Астрофизик ушел.
      - Он красив, правда? - заметила Вика. Мы охотно согласились, что он красив и вообще славный человек.
      - И большой ученый,- добавила Вика.- Его работы имеют мировое значение. Он открыл несколько планет - у летящей звезды Бернарде, кроме того, Уолт выдающийся специалист по фотографической астрономии.