Он обслуживает только своего начальника, разрабатывает решения только на своем уровне, не готовит решений за его подчиненных. Такой аппарат обслуживает пять-семь подчиненных инстанций. Эту цифру автор видел в самых разных источниках, в том числе и в гражданских. Считается, что большим количеством прямых подчиненных трудно управлять, трудно их обслужить. В армии эта цифра традиционна. У командира редко бывает больше семи прямых подчиненных. Одно время в ходе Великой Отечественной войны пробовали ликвидировать корпусное звено управления в армиях. Обычно армия состояла из трех стрелковых корпусов и нескольких артиллерийских или танковых соединений. В стрелковый корпус входили три стрелковые дивизии и тоже несколько отдельных соединений или частей. В целом на штаб армии или штаб корпуса приходились те же пять-семь непосредственных подчиненных командиров соединений и т.д. Когда ликвидировали корпусное звено управления, на армейский штаб свалилось до 20 подчиненных, штабы перестали справляться с просчетом вариантов для разделения Дела между ними. Корпуса были созданы вновь. То есть выяснилось, что качественно подготовить приказ для 20 подчиненных невозможно, невозможно их обслужить. (Вспомним, что за невыполнение приказа в армии отвечает тот, кто его дал.)

Александр II предложил знаменитому хирургу Пирогову, который уже доживал свой век на пенсии, занять пост министра просвещения. Пирогов удивился: неужели в России уже не осталось людей, желающих стать министрами?

— Так-то оно так, — согласился царь. — Но все они хотят только руководить, никто из них не понимает, что руководитель — это слуга своих подчиненных.

А это действительно очень трудно понять людям бюрократической системы управления. Очень трудно, даже в армии. Например, в статье «Тыл вооруженных сил» энциклопедии «Великая Отечественная война» сказано, что ответственность за обеспечение войск была возложена на вышестоящие штабы только в ходе оборонительных и наступательных боев. Не будем кривить душой: скорее оборонительных, чем наступательных. Война — Дело, надавав военным теоретикам по морде сплошными поражениями, наконец сумела подсказать им, как надо управлять Делом: делократически, а не бюрократически. А ведь до войны им, наверное, казалось (как " нынешним парламентам СНГ), что главное, чтобы вышестоящий штаб дал хороший приказ (хороший закон), а уж подчиненный обязан как-то изловчиться, сам найти снаряды, то, другое, чтобы этот замечательный приказ (закон) выполнить.

Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев, который во время войны возглавлял Главное артиллерийское управление Красной Армии и отвечал за снабжение ее стрелковым, артиллерийским оружием и боеприпасами, вспоминал, что как только в ставке принималось решение о проведении наступления на участке какого-либо фронта, решение, о котором еще никто не знал, он начинал гнать на этот фронт эшелоны с боеприпасами. Был риск, что по этому признаку немецкая разведка раскроет замысел операции, но другого решения не существовало, иначе можно было не успеть обеспечить нижестоящий штаб всем необходимым. Война объяснила нашим маршалам, кто кому должен: начальник подчиненному или подчиненный начальнику.

Что показывают эти примеры? В функциях делократического аппарата не заложено «приседать» на уровень подчиненных и нагрузка такова, что нет возможности это сделать. Шеф отвечает за Дело, а у аппарата только о Деле шефа голова и болит.

Иное дело в бюрократической системе управления. Здесь начальник, не доверяя своим подчиненным (с полным основанием для этого), вынужден вникать в их Дела и принимать решения, которых ждут подчиненные. Для этого начальнику нужен аппарат, способный оценить обстановку у всех подчиненных и подготовить решения по ним. Уже только это показывает, что аппаратная камарилья должна быть необъятных размеров.

Вот, например, министерство черной металлургии СССР, руководившее работой 3 млн человек примерно на 2000 предприятий. Это министерство ничем не отличалось от нескольких десятков других отраслевых объединений. Как и все другие, Минчермет указывал, что делать персонально каждому предприятию, доходя чуть ли не до отдельного рабочего. Указывалось все: не только объем и сроки производства продукции, но и расход электроэнергии, сырья, материалов, оборудования, сроки ремонтов, устанавливалось наличие материалов на складах, денег на счете, какому рабочему сколько платить, какую спецодежду выдавать, какими напитками поить, сколько квартир строить, сколько мест в детских садах иметь, и прочее, прочее, прочее.

В армии тоже существуют нормы: без них не обойтись при планировании. И командиру для боя тоже планируют расход, скажем, трех боекомплектов. Но если он израсходует пять, но победит, его не станут наказывать за перерасход, а если израсходует один, то ему на следующий бой не снизят норму до одного боекомплекта. И никто не похвалит его за экономию, если он потерпит поражение.

А здесь же, все, что задано из Москвы, должно быть исполнено, все сразу! Невзирая ни на какие изменения Дела. Штат самого Минчермета был относительно невелик — около трех тысяч человек. Но это не весь штат. В ходе развития аппарата часть функций по подготовке решений министра и начальников главков была передана отраслевым институтам и общесоюзным ведомствам, таким, как Госкомтруд, Госкомцен, Госгортехнадзор, Госстандарт и прочим, так что этих людей тоже нужно сюда добавить. Но и это далеко не все. Подготавливая решения по отдельным предприятиям, нужно оценить на них обстановку. Следовательно, ее надо запросить у заводов. Не будут же московские клерки ездить по заводам. А для этого требуется, чтобы на каждом из 2000 предприятий сидели клерки специально для того, чтобы переписываться с московскими.

Но и это еще не все. Ленин как-то, хорошо не подумав, сказал, что социализм — это учет. Это не так. Бюрократизм — это учет. Суть его — неверие начальника в добросовестность подчиненного по отношению к Делу. При бюрократизме возникают целые контролирующие отрасли, паразитирующие на тех, кто делает Дело. (Если исходить из идеи контроля, то, казалось бы, контролировать должен тот, кто знает о Деле больше всех. Возможно когда-то так и было, когда не хватало инженеров и было целесообразно поручить одному знающему контролировать большое количество предприятий сразу, скажем, в области техники безопасности. Но со временем процент идиотов в контролирующих организациях превысил все мыслимые нормы. И так везде: от прокуратуры до санитарного контроля. Было точно известно, что если, к примеру, какой-то директор полностью развалил свое предприятие, то его обязательно назначат председателем комитета народного контроля города.) Сама по себе численность этих людей не так страшна, страшно то, что они творят безнаказанно. Разница между контролером и свиньей в том, что, по русской поговорке, свинья везде грязь найдет, а контролер ее обязан найти, а не найти, так придумать. Встречались интересные случаи «контролерского маразма». Скажем, главный инженер сам утверждает инструкцию, а потом из-за изменившихся обстоятельств дает команду поступить вопреки ей. Так его за нарушение им же утвержденной инструкции с удовольствием и наказывают.

Но вернемся к вопросу подготовки решений аппаратом. Раз аппарат большой, естественно, и решений должно быть много. Это так. Скажем первая половина 1942 года была, возможно, самой неудачной для Красной Армии: разгромные поражения под Харьковом, на Дону, немцы вышли к Волге и Грозному, самым восточным точкам своего похода «Дранг нах Остен». И, судя по номеру приказа «Ни шагу назад», Верховный главнокомандующий Красной Армией в этот период давал не более одного приказа в сутки, хотя под командой у него было только в войсках до 10 млн человек и они действовали в условиях непрерывно меняющейся обстановки.

В конце 80-х годов министр черной металлургии СССР, командуя в абсолютно мирной обстановке, давал до шести приказов в день. Завод Минчермета численностью в 5000 человек готовил и отправлял 20000 писем в год! Из этого числа какой-то процент составляли письма по Делу — покупателям и продавцам. Но их подавляющее большинство — это переписка с аппаратом Минчермета и государства во всех его проявлениях.

Чем занимаются люди в аппарате? Раньше в СССР среди них насчитывалось, может быть, сотня специалистов, работавших непосредственно из промышленности, на высоких заводских должностях, а остальные практически не представляли, чем занималась отрасль. Но им этого и не требовалось, впрочем и заводским специалистам это вскоре становилось без надобности, поскольку полезная работа по планированию развития отрасли уже практически была забита рутиной контроля за многочисленными показателями в ранее данных приказах.

Для того чтобы подготовить боевой приказ отрасли — план, никто не «ползал на брюхе по передовой», как маршал Жуков. При составлении плана итоги работы отрасли за прошедший период корректировались по всем многочисленным показателям: если запланированный показатель был достигнут, то его немного ужесточали, в противном случае оставляли прежним или немного уменьшали, но руководителя наказывали, особенно, если показатель был в «моде». Скажем, за невыполнение плана по числу бригад коммунистического труда в свое время и с работы могли снять, а потом мода прошла, но планирование оставалось. В 1975-1976 годах за отсутствие на заводе продукции со знаком качества можно было лишиться кресла директора, а в 80-х это интересовало только многочисленную толпу клерков, которые благодаря проведению этой кампании получили стол и оклад в аппарате.

Если перенести бюрократические приемы аппарата на армию, то образно можно было бы представить действия штабов так: если данная рота в прошедшем бою израсходовала 10000 патронов, то на следующий бой ей планировалось 9990; если она уничтожила 30 солдат противника, то в следующем бою ей планировалось уничтожить 31, и т.д.

Такова же механика работы аппарата и в других вопросах. Скажем, мероприятия по новой технике готовили заводы, посылали бумаги в министерство и оттуда получали их уже в виде приказа. Если какое-то требование возникало сверху, то клерки оформляли его в виде приказа шефа и спускали вниз. Доходило до анекдотов. Когда я работал начальником цеха, ко мне поступила груда бумаг. Сверху пришел приказ директора о том, что к такому-то числу нужно подготовить научно обоснованный расчет потребности цеха в смазочных маслах. При этом нужно было руководствоваться приказом главка, в котором заводу предлагалось провести научно обоснованный расчет, руководствуясь приказом министра (копия прилагалась). В приказе министра говорилось, что в связи с постановлением ЦК КПСС об экономии горючесмазочных материалов всем предприятиям необходимо сделать научно обоснованный расчет потребности в смазочных маслах. Далее прилагалась копия (шесть страниц) научного обоснования, за которое кто-то, наверное, стал доктором технических наук. Смысл его был таков: чтобы получить научно обоснованную потребность в маслах, нужно умножить число требующих смазки механизмов на норму расхода смазки по этому министерству. Дальше шли три страницы норм. Эта груда бумаг меня возмутила. Почему министру черной металлургии сразу не сказать: по нашему министерству норма расхода горючесмазочных материалов, к примеру, 305 грамм в год на механизм, умножайте эту норму на количество механизмов и сообщите итог в управление снабжения? Зачем было в десятках тысяч экземпляров множить все эти бумаги? Однако это было не самое смешное. Оказалось, что в научном обосновании есть нормы для всех отраслей промышленности Советского Союза, включая строительство ледоколов, но не было нормы для Минчермета! Дело даже не в том, что все эти бумаги без указания этой нормы оказались абсолютно ненужными. Пока они дошли до меня, подписи в своем согласии с ними на них поставили не менее пятидесяти должностных лиц: от министра до старшего инженера на нашем заводе. И никто их не читал!

Это наглядный пример не только отношения к своим обязанностям в бюрократической системе, но и, что главное, пример того, какого качества приказы приходится выполнять тем, кто находится у Дела. Снова вспомним, что сейчас все парламенты СНГ штампуют сотни законов и страшно этим гордятся. Прямо стахановцы. А спросить бы, понимает кто-нибудь из них, что в них записано, как это воздействует на их Дело.

Раньше в СССР законов было мало, требования к их качеству и к качеству аналогичных документов были очень высокими и тем не менее раз за разом выходил какой-нибудь бред. Тут ведь что важно понять. Задание на подготовку дается какому-либо клерку в аппарате, а он не знает (и не обязан знать) хотя бы принципиальные особенности работы всего ведомства. Он знает только свое дело. Он пишет приказ министра, по идее согласовывает его текст с заинтересованными отделами, но этот приказ — не их дело, и не всегда они к нему внимательны. Приказ подписывается с целью улучшить Дело, а вместо этого он либо вносит в управление Делом анархию, либо наносит Делу огромные убытки.

Вот пара примеров.

ЦК КПСС посетила неглупая мысль. Богатство страны люди определяют по наличию у них товаров народного потребления. От того, что у нас есть заводы, люди себя богаче не чувствуют. Но рабочий может строить либо завод, либо легковой автомобиль. Чем меньше у нас будет заводов, тем больше людей получат возможность строить автомобили и тем более богатыми будут себя ощущать наши люди.

Но вот завод, на котором восемь часов в сутки работают люди, производя, допустим, 100000 телевизоров в год. Если требуется еще 100000 телевизоров, то возможны два пути: построить еще один такой же завод либо на старом заводе работать по 16 часов в сутки, то есть в две смены. Очевидно, что второй путь гораздо выгоднее. И те клерки ЦК КПСС, кого это касается, готовят совместно с клерками правительства постановление о переходе промышленности на многосменную работу везде, где это возможно. Это вроде правильное постановление принимается ЦК КПСС. Но чуть позже другие клерки в ЦК КПСС обращают внимание, что воспитание детей ухудшается, так как многие матери работают в вечерние и ночные смены. И эти клерки готовят другое постановление, которое предписывает в течение трех лет вывести всех женщин из ночных и вечерних смен. Эти постановления должны выполняться везде, в том числе и на заводе, где работает много женщин. Что делать руководителям? Снова переходить на односменную работу или уволить всех женщин для «их блага»?

Другой пример. ЦК КПСС издает постановление о прекращении капитального ремонта оборудования. Смысл: не нужно постоянно ремонтировать морально устаревших инвалидов, если вместо них выгоднее поставить современные высокопроизводительные станки. Этим постановлением предусматривалось, что за капитальный ремонт чего-то надо платить штраф в бюджет. А другие клерки в ЦК КПСС пришли к выводу, что безумие столько металла тратить не на людей, а на станки, станки, станки. И было принято новое постановление: довести число капитально отремонтированной техники до 75 %. А нам, заводским работникам, что делать с этими «мудрыми» постановлениями? Ремонтировать или менять свое оборудование?

Я пишу «клерки ЦК», но на самом деле это не собственно штатные работники ЦК, а полки академиков и профессоров, которые консультировали ЦК в те годы.

Еще один пример. Чтобы заводы заказывали себе только нужное им оборудование и в нужном количестве, им было запрещено что-либо продавать с завода. Но ненужное все равно накапливается и без вины завода, поскольку оборудование нужно было заказывать за год, а за такое время многое изменялось, и к моменту поступления оно зачастую оказывалось ненужным. Поскольку продать нельзя, оно лежало на складах. Но ушлые академики обратили внимание правительства на то, что таким образом омертвляются, не работают деньги. В связи с этим правительство дает команду: не продавать новое оборудование тому, у кого на складе есть старое, то есть старое не нужно, но нельзя его продать, а новое купить. Что делать? Делали так. Все, что было на складах, «списывали в производство», по-русски говоря, уничтожали. Как-то в мой цех привезли два огромных, новеньких, еще в масле, воздушных компрессора, предназначенных для цеха, от строительства которого правительство недавно отказалось. Если бы в округе они были кому-то нужны, я бы договорился с охраной завода и отдал их бесплатно. Но двигатели компрессоров были рассчитаны на напряжение 10 киловольт, и ни один колхоз не рискнул их взять. Начальник участка моего цеха взмолился — компрессоры мешали ему работать. Я махнул рукой, рабочие разрезали их на куски и сдали в металлолом. По моим подсчетам, в том году в СССР было уничтожено нового оборудования, наверное, не менее, чем на четверть всего годового национального дохода.

Итак, вам поручат Дело, вы подчините себе всех, вам потребуется всем дать команды, и вы раздуете свой штаб до таких размеров, что отдельные люди, даже неглупые, превратятся в простых передатчиков бумаги и перестанут соображать (вместе с вами), что они делают. И бесполезно будет сокращать аппарат, не люди виноваты, что их много и они сидят на тупой работе, это вы так тупо построили свою работу.

Но это еще не все люди. Вам потребуются полки и армии придурков особого свойства — контролеров. Ведь когда при делократическом управлении вы указываете подчиненному только Дело и ничего больше, контролеру нечего контролировать. При бюрократическом управлении вы указываете, как делать Дело, и появляется работа у контролера — следить, так ли делает исполнитель, как вы ему приказали. Контролер становится нужным человеком, есть к чему приложить его маразм.

Приведу пример по этой теме. Мой предшественник по посту заместителя директора завода по коммерции осенью, в ходе подготовки к зиме, по распоряжению горисполкома продал котельным города 18 тонн огнеупорного кирпича. Завод между прочим в год использовал 20 тысяч тонн этого кирпича, на складах его постоянно находилось около 2 тысяч тонн, но материалы нам продавать было запрещено. Первый контролер (из Госснаба) установил, что это незаконная операция — продажа на сторону фондируемого материала, и оштрафовал завод на стоимость проданного кирпича и побежал радостно отчитываться начальству о своей полезности: спас государству незаконно заработанные заводом деньги. А тут и другой контролер — прокурор. Он возбудил в суде иск, чтобы взыскать с моего коллеги стоимость штрафа: по его «вине» завод оштрафовали. От такого идиотизма прокурора сначала даже городской суд опешил. Ведь этот замдиректора по сути спас от замерзания и суд ей, и самого прокурора. Суд иск прокурора не признал. Тогда прокурор внес протест в областной суд, который отменил решение городского суда и назначил новый суд. Иск был признан. Стоимость штрафа взыскали с коллеги, кстати, после третьего такого суда он уволился, а прокурор и судьи остались и радостно докладывали начальникам о свих успехах в борьбе с расхитителями социалистической собственности. Я же говорил, контролер в отличие от свиньи, если не найдет грязь, то выдумает.

И напрасно сетовать, что вот, дескать, у нас нет порядочных людей на ответственных постах судей и прокуроров. Но любой человек, попав в систему бюрократических отношений, либо вылетит из нее, либо станет подличать.

Мы не все сказали о бюрократическом аппарате, о действиях его членов и еще вернемся к нему, когда будем рассматривать собственно экономику. Но есть два крупнейших вопроса, связанных с существованием бюрократического аппарата управления, на которых нельзя не остановиться. Не аппарат виноват в этих проблемах, но именно в аппарате находится источник их существования.

Первый вопрос заключается в отходе от Дела, в потере ориентировки, в исчезновении у организации понимания, что такое Дело. Этот вопрос очень плохо понимают, поскольку все мы — дети бюрократического сознания. Человеку можно поручить только Дело, и ничего больше. Нельзя указывать способы достижения Дела. (Здесь уместно напомнить абсолютно точное изречение иезуита Игнатия Лойолы: «Цель оправдывает средствам.) В противном случае средство немедленно само по себе становится целью, и настоящей цели уже не достичь. Обычно критики Лойолы утверждают, что это изречение оправдывало пытки. Не это изречение привело к жестокостям, а то, что инквизиция вместе с основной целью — добиться правды от предполагаемого грешника — получила способ — пытку, и пытка (средство получения правды, по Лойоле) стала целью судов инквизиции. Но раз пытка стала „Делом“, то настоящее Дело — получение правды — было уничтожено. Грешники говорили не правду, а то, что хотел услышать суд инквизиции.

И так бывает всегда, когда пытаются оговорить средства достижения цели. Возьмем, к примеру, делократа — командира в бою. Его Дело заключается в том, чтобы взять у противника деревню. Оговорите ему любой способ, как взять деревню, допустим, с потерями не более 15 человек, и Дело отойдет на второй план. Удастся взять с такими потерями, возьмет, но как только потери достигнут 13-14 человек, он прекратит атаки, поскольку в этом случае он хоть какой-то из двух приказов исполнит. И тогда эти 13-14 человек погибнут бессмысленно и бесполезно, то есть преступно.

Бюрократический аппарат, всё больше и больше инициируя средства достижения цели, все больше усиливая контроль за исполнением этих средств и ужесточая наказания, оставляет исполнителям все меньше и меньше возможности выполнить само Дело. У экономики, у предприятий Делом является удовлетворение спроса покупателей. И все. Ничего другого указывать нельзя. Но аппарат, навязав экономике способ, как это Дело сделать (средства), довел ситуацию до того, что вся экономика прилагала огромные усилия фактически для того, чтобы Дела не делать, чтобы дать покупателю не то, что нужно, не в те сроки, вообще от него избавиться. В те времена был анекдот, точно описывавший ситуацию. Решили провести эксперимент и дать советскому директору поработать месяц директором на американском заводе, а американскому — на советском. Через месяц они, счастливые, встречаются. «Я набрал заказов для твоего завода на 5 лет», — хвастается американец. «А я от всех заказов отбился», — гордится советский директор.

Этот анекдот хорошо иллюстрирует и вторую особенность людей, работающих в контакте с аппаратом. При аппарате руководители атрофируются, они перестают понимать Дело, перестают понимать, зачем они нужны. На протяжении десятков лет их повседневная работа заключалась в передаче аппарату вопросов, поступающих к руководителю для решения и затем в утверждении этих решений своей подписью. При аппарате руководитель — самый малодумающий субъект, ему фактически надо знать грамоту, чтобы просмотреть бумагу с вопросом, отметить в ней ключевые слова, по которым определится исполнитель, и адресовать ее этому исполнителю. Как это ни парадоксально, но при аппарате руководителю нужно уметь только читать и расписываться, хотя бы так, как Ельцин, — медленно, высунув от старательности кончик языка.

В отличие от стран Запада в СССР была еще одна управленческая структура, в которой руководители физически не могли заниматься Делом — структура партийного управления. Ей бы, КПСС, заняться своим Делом, идеологией, а ей это Дело дополнили другим — ответственностью за все в областях и районах, то есть ответственностью за работу промышленных предприятий, сельского хозяйства, медучреждений и прочего. Нельзя сказать, что партийные функционеры уклонялись от этого, но как физически они могли управлять? Ведь управление — это разделение своего Дела между подчиненными, а между подчиненными обкомов Дело распределяли отраслевые министерства. В этом управлении обкомам не было места, вернее, оно было искусственным, без реальных прав в собственно Деле. Уже только поэтому система партийного управления превращалась в некий контрольный бюрократический аппарат, главной целью которого был отчет по модным показателям. Партийные и советские руководители вообще не имели практики в управлении. Даже в тех Делах, где они могли бы попрактиковаться, бюрократическая боязнь ответственности требовала от них устранения от Дела.

Такой пример. Наш город вырос за счет двух крупных и нескольких мелких предприятий. Все дома и учреждения в городе построили они, они же их и содержат. В связи с этим каждое предприятие имеет свой жилищно-коммунальный отдел (ЖКО) со штатом ремонтно-эксплутационных служб, то есть в городе одновременно дежурят 5-6 диспетчеров ЖКО, спят 5-6 дежурных бригад сантехников. Между ЖКО непрерывно идут войны: каждый из них пытается снять с себя ответственность за обслуживание спорных улиц, дворов и прочего. Естественно возникал вопрос: зачем в городе численностью не более десятой части численности одного района Москвы иметь столько организаций? Когда председателем горисполкома стал молодой еще функционер, он начал быстро решать этот вопрос — готовить документы по выделению всех ЖКО из состава предприятий и объединению их в единую городскую службу. Как только об этом узнали в горкоме, его тут же вызвали «на ковер» и задали несколько вопросов: «Ты что же это затеял? Сейчас, если в городе непорядок, что делают горком и горисполком? Звонят директорам предприятий и говорят, что они, сукины дети, не заботятся о гражданах города и их, мерзавцев, из партии поисключают. А если все ЖКО будут наши, кому мы будем звонить, кого пугать?»

Вообще-то, как работали секретари обкомов, очень хорошо описали журналисты в мемуарах Ельцина «Исповедь на заданную тему». Но они не описали механизма работы этих людей, не описали, что именно эти люди делают, не показали их «творческого» процесса.

С описанием в литературе того, как творят, как оценивают обстановку, как принимают решения, как мучаются при этом партийные и государственные деятели, у нас плохо, так и хочется сказать, что «по причине наличия отсутствия». Действительно, у В.Карпова вы можете прочитать отличные описания того, как генерал Петров оценивал возможные решения по эвакуации Одессы, а А. Бек рассказал, что думал генерал Панфилов, когда малыми войсками пытался удерживать широкий фронт наступления немцев. У А. Века вы также прочтете, как принимают решения конструкторы, министры. Довольно много литературы по творческому процессу директоров предприятий, инженеров, ученых. Во многих книгах советских писателей присутствуют и партийно-государственные деятели. Если писатель достаточно умный, то он показывает этих деятелей как болванов, которые способны только собрать совещание и принять на нем справедливое решение, подсказанное «массами». А если и писатель дурак, то тогда можно прочесть, что секретарь райкома, обходя колхоз, спрашивает у тракториста, который не может завести трактор: «В чем дело? — и по-отечески советует. — А ты продуй свечи». Тракторист продувает свечи, и трактор заводится. Между прочим, на тракторах стоят дизельные двигатели и свечей на них нет, но если секретарь райкома приказал, то тогда, конечно, можно найти на тракторе не только свечи, но и серебряный канделябр к ним.

Многие люди испытывают трепет при виде государственных учреждений: лимузины у входа, озабоченные чиновники, допоздна горит свет в окнах. «Ишь ты, — умиляется обыватель. — Мучаются, думают над проблемами нашей жизни!» Может, и мучаются, может, и думают, но только никак не над проблемами жизни народа. В этом нет необходимости. В чем заключалась мыслительная работа секретаря обкома, допустим, Ельцина, Горбачева и прочих? Утром к ним на стол ложились бумаги. Это были вопросы либо снизу, либо сверху. Тем не менее, подход ко всем один: взгляд на бумагу и определение, кому ее отправить (если референт еще не определил). После этого в левом верхнем углу (для этого он оставляется чистым) резолюция: «т. Иванову. Для ответа (Для решения. Для исполнения. Для контроля)». Вот и все. А, скажем, Иванов, второй секретарь обкома, ниже напишет «т. Петрову» а Петров, заведующий отделом, напишет «т. Сидорову», а Сидоров напишет письмо а академию наук с просьбой найти научное решение. А потом таким же путем бумага возвращается через тех же людей, Ельцин ее подписывает, не читая, и его многомудрая работа над этим вопросом заканчивается.

Второй тип работы — выступление. Здесь еще проще. Когда секретарь обкома идет на трибуну, ему дают текст того, что надо читать, и секретарь читает. Ельцин, кстати, читает хорошо, с выражением. Был такой анекдот: секретарь обкома ругает помощника за то, что приказал ему написать доклад на 30 минут, а читать его пришлось час, помощник просит прощения, что по ошибке дал секретарю доклад в двух экземплярах.

Третий тип работы — поехать в Москву, в ЦК и попросить там деньги на что-нибудь для области, скажем, для строительства крупного объекта. Возвращать эти деньги не требовалось, следовательно, главное — выпросить.

Еще один тип работы — обозначить себя радетелем народа, здесь уж вообще ума не требовалось.

Итак, к 90-м годам мы имели партийно-государственную элиту, которая в области умственных решений, связанных с порученным ей Делом, была способна только на три примитивнейшие операции: направить вопрос в аппарат и подписать подготовленное аппаратом решение; публично прочесть подготовленный аппаратом доклад; выпросить деньги у вышестоящей инстанции.

И эти люди в 1989 году совершили бюрократическую революцию. Они отобрали у народа власть себе лично. Отобрать-то отобрали, но дальше что? Ведь они физически не способны ни думать над Делом, ни управлять им! Во главе государств СНГ — «всадники без головы»! И, добавим, без совести и без чести.

Многие читатели скажут после этого определения, что автор совсем обнаглел. Но если у читателя есть голова, то пусть присмотрится к тому, чем и как занимаются нынешние руководители СНГ. Тем более, что творческий процесс работы, например, парламента, был одно время хорошо виден. Вот в парламент поступает запрос. Разве над ним мучаются, его обсуждают, перебирают решения? Нет, во всех парламентах регламент не дает обсуждать вопрос до выяснения истины. Вопрос направляется на рассмотрение в комиссию, в аппарат! И закон, то есть решение парламента, рождает аппарат. Думают ли парламентарии, когда принимают закон? Нет! То, что они делают, — это имитация кипучей деятельности. Программу «500 дней», написанную заумными академиками на 900 страницах, парламент России принял за один день! А «неработающие» законы?

Присмотритесь к деятельности президентов. Даже лучшие из них зачастую отменяют свои же указы, а это прямое подтверждение того, что они не читали, не думали над ними, когда подписывали. Кто из президентов СНГ способен рассказать о своей политике, о ее принципах в более или менее сложных вопросах без подготовленного аппаратом доклада? В этом смысле, конечно, отличается Ельцин: