Мы остановились на том, что Мерецков, Рычагов и Смушкевич, руководствуясь какими-то важными для них обстоятельствами, сделали все, чтобы инспекция ВВС на Совещание не попала. Почему? Ответ один – в инспекции ВВС созрели какие-то идеи, против которых выступали указанные выше лица. И эти лица – начальник Генштаба КА, его помощник и командующий (начальник Главного управления) ВВС КА, – очень не хотели, чтобы инспекция эти свои идеи доложила наркому, маршалам и всем присутствующим на Совещании.

Думаю, что выступить на Совещании должен был генерал-инспектор Ф. Я. Фалалеев, все же ему уже был 41 год – мужчина. А Т. Т. Хрюкину было едва 30…

Но Фалалеева услали (совершенно невероятно, чтобы он во время такого интересного мероприятия, единственного в истории РККА, да еще в канун Нового года сам придумал себе командировку), а Хрюкина Смушкевич с собой на Совещание не взял, как генерал-инспектор артиллерии М. А. Парсегов взял с собой своего зама Л. А. Говорова.

Хрюкин явился на Совещание самовольно и неожиданно. Упросил президиум или Тимошенко дать ему слово. О том, что это было неожиданное решение того, кто вел Совещание, свидетельствует тот факт, что Хрюкин в обсуждении доклада Рычагова выступил после своего прямого, на тот момент, начальника – Смушкевича. В армии так не принято. Значит решение о выступлении Хрюкина принималось в последний момент и в президиуме не успели поменять порядок выступавших.

Выступил Т. Т. Хрюкин сбивчиво, но сказал что хотел – без радиосвязи в воздухе и на земле никакого взаимодействия ВВС и наземных войск не будет. И сказал, что те, кому этим полагается заниматься, этим не занимаются: «Связь необходима, а как таковая она у нас даже по штату отсутствует» (выделено мною – Ю.М.). Т. е. дело даже не в том, что радиостанций нет или они несовершенны, а в том, что ими и не собираются оснащать ни землю, ни воздух.

Должен ли был эти слова воспринять с удовлетворением тот, к кому они были обращены, – начальник Генштаба К. А. Мерецков? Почему он, а не, скажем, Тимошенко? – спросите вы. И Тимошенко тоже, но за связь в нашей армии персональную ответственность несли и несут начальники штабов, и за связь в РККА персональную ответственность тогда нес К. А. Мерецков.

Кстати, Совещание началось его длинным докладом, в котором он подверг критике всех и вся, кроме наркома обороны (этого хвалил), проанализировал на опыте прошедших войн и походов действия всех родов войск. Кроме войск связи. О связи в РККА у него в докладе нет ни слова.

Такой курьезный пример. Он ругает «кузницу» генеральских кадров – Академию им. Фрунзе за то, что она мало уделяет часов освоению техники родов войск:

Спросить бы, о каком «вождении» и «взаимодействии» Мерецков говорит, если вождение и взаимодействие невозможно без связи, а в Академии им. Фрунзе на изучение связи не отведено ни единого учебного часа?? И дело даже не в изучении радиостанций, пеленгаторов и их работы. Ведь еще есть огромные вопросы скрытности и секретности связи – шифрования, кодирования. У немцев уже в дивизии была автоматическая шифровальная машинка «Энигма», они очень оригинально и надежно кодировали топографические карты и всю войну смеялись, когда перехватывали наши «кодированные» сообщения, в которых раз и навсегда: солдат – это «карандаш», снаряд – «огурец» и т. д. «У меня осталось 30 карандашей, пришлите мне машину огурцов» – для какого дурака был такой код? Кстати, из-за совершеннейшей недоработки вопросов скрытности радиосвязи наши генералы и боялись ее.

Между прочим, маршал Тимошенко ситуацию с преподаванием связи в Академии им. Фрунзе оценил и, когда выступил начальник академии генерал Хозин, чтобы оправдаться в критике Мерецкова, и пожаловаться, в числе других вопросов, на то, что «мы располагаем таким батальоном связи, который имеет на сегодня по штату 320 человек, 100 километров кабеля, пять станций 5АК, 4 станции 6ПК, из них уже три списаны, как устаревшие… нам надо помочь», то Тимошенко отреагировал: «То, что вы имеете, у вас не занято, куда давать больше?»

Давайте рассмотрим несколько цифр, чтобы понять, о чем именно молчал в своем докладе начальник Генерального штаба РККА К. А. Мерецков.

«Военно-исторический журнал» в № 4 за 1989 г. дал статью В. А. Семидетко «Истоки поражения в Белоруссии», где есть такие слова о состоянии средств связи в Белорусском ОВО на 22 июня 1941 г.: «Табельными средствами связи войска округа были обеспечены следующим образом: радиостанциями (армейскими и аэродромными – на 26—27, корпусными и дивизионными – на 7, полковыми – на 41, батальонными – на 58, ротными – на 70 проц.); аппаратами (телеграфными – на 56, телефонными – до 50 проц.); кабелем (телеграфным – на 20, телефонным – на 42 проц.)».

Ротные и батальонные радиостанции могут относиться только к танковым дивизиям, где они были предусмотрены. В стрелковых войсках о них и понятия не имели. В энциклопедии «Великая Отечественная война 1941—1945 гг.» в статье «Радиосвязь» гордо пишется: «Если в начале войны стрелковая дивизия имела только 22 радиостанции, то к концу войны – 130».

Эта энциклопедия очень некритична, поэтому с уверенностью можно сказать, что 22 радиостанции в дивизии – это максимум. И приведенные в ВИЖ 7 % следует умножить на 22, чтобы оценить, сколько же из этих 22 штатных радиостанций действительно было в дивизиях.

А что у немцев? У них к 22 июня 1941 г. только в пехотных и артиллерийском полках, противотанковом и разведывательном батальонах обычной пехотной дивизии число радиостанций следует оценить не менее, чем 70 штук. Разных видов. (Для более точного подсчета у меня нет данных). Но это радиостанции для связи с ротами и взводами. А штаб дивизии осуществлял связь с полками и батальонами с помощью батальона связи.

Генерал Хозин назвал нам штатную оснащенность элитного батальона связи при самой элитной академии – 9 радиостанций двух видов. (Тактико-технические характеристики этих радиостанций я найти не смог).

А что было в простом батальоне связи простой пехотной дивизии немцев?

Он состоял из телефонной роты, радиороты и легкого парка связи. Численность его была в полтора раза больше, чем в Академии у Хозина, – 487 человек.

Телефонная рота имела 1 коммутатор на 60 абонентов и 22 – на 20. Имела устройства для пропуска по одному проводу разговора двух пар абонентов и т. д., и т. п.

Радиорота имела: три 100-Вт станции с радиусом действия телефоном – 70 км, ключом – 200 км; две 30-Вт с радиусом 50/150 км; восемь 5-Вт с радиусом 30/90 км; четыре переносные 5-Вт с радиусом 10/25 и четыре переносные 3-Вт с радиусом 4/17 км. (Последние вместе с батареями весили 11 кг). Кроме этого, рота имела взвод радиоразведки из трех радиоотделений и отделения наблюдателей. Этот взвод прослушивал все разговоры наших радиостанций, пеленговал их и вызывал на них артогонь или бомбежку.

Наши войска и не умели пользоваться радиостанциями, и имели их всего ничего, а тут только включишь радиостанцию, а немцы уже стреляют по штабу. В результате уже 23 июля 1941 года Сталин дал приказ «Об улучшении работы связи в РККА», в котором приказал использовать радиосвязь, так как без нее (что и должно было быть) управление войсками невозможно.

Немецкие связисты шифруют радиосообщение с помощью шифровальной машинки «Энигма»

В немецкой радиороте не только радист, но и каждый солдат умел пользоваться шифровальной машинкой «Энигма», работать на любой радиостанции, передавать и принимать не менее 100 знаков в минуту ключом без ошибок.

А у РККА даже в лучшей военной академии на изучение связи не отводилось ни часа. Разрыв в уровне связи между нами и немцами был, как между небом и землей, а начальник Генштаба РККА за полгода до войны в докладе о состоянии боевой подготовки Армии не упоминает о связи, даже задачи не ставит об ее улучшении! Случайно? Или враг?

Тут ведь такое дело. У огромного дорогостоящего автомобиля можно выбить из рулевого управления копеечную шпонку, он перестанет управляться и станет никому не нужной грудой металла.

Так и в РККА, все предвоенные годы из огромной военной машины старательно выбивалась шпонка, без которой эта машина в бою не управляется. Эта шпонка – радиосвязь.

Наверх доносилось – радиосвязь есть! Вон в стрелковой дивизии по штату целых 22 радиостанции! А сколько их на самом деле? А сколько их надо? А кто ими умеет пользоваться? А разработаны ли шифры и коды, а могут ли командиры их использовать? И т. д. и т. п. Такая вот велась незаметная работа, в итоге которой – миллионы неоправданно погибших.

Но вернемся к Т. Т. Хрюкину. Как видим, и Жуков, и генерал-полковник Решетников уверяют читателя, что Сталин за умное слово сразу же расстрелял Рычагова. Правда, по одной версии Рычагов произнес это слово в январе 1941 г., по другой – в апреле, а на самом деле арестован он был уже после начала войны – 24 июня. Но это для таких историков не важно. Важно, что как только умное слово сказал, так Сталин сразу…

Вопрос: а что Рычагов делал со своими подчиненными за умное слово? Как отблагодарил Хрюкина за то, что тот убийственно точно определил, что будет с ВВС КА после начала настоящей войны?

Т. Т. Хрюкин

Тимофей Тимофеевич Хрюкин родился в 1910 г. В 1932 г. кончил летную школу, летчик-бомбардировщик. Воевал в Испании и Китае. В Китае совершил то, что до сих пор в СССР и России никто не повторил. Руководимая им группа из 12 бомбардировщиков утопила японский авианосец. Китайцы наградили его высшим военным орденом, в СССР он стал Героем Советского Союза. В 1939 г. кончает курсы Академии Генерального штаба и вступает в третью свою войну (с Финляндией) уже в генеральской должности командующего ВВС 14-й армии. Теперь он уже не просто боевой летчик, но и боевой генерал. Его вызывают на службу в Москву, и вот здесь он говорит Мерецкову и Рычагову очень умное слово. И что дальше?

А дальше его отправляют из Москвы на должность командующего ВВС 12-й армии, т. е. на ту же должность, с которой он прибыл в Москву. (Зачем тогда его переводили в Москву?) И войну он встретил с этой армией.

Могут сказать – а может он был плохой генерал? По его участию в войне так не скажешь. Уже в августе 1941 г. его назначают командующим ВВС Карельского фронта, а в июне 1942 года, когда наш Юго-Западный фронт уже потерпел тяжелейшее поражение под Харьковом и начал отступать на восток, его переводят командующим ВВС этого фронта вместо упомянутого выше Астахова, ушедшего командовать гражданской авиацией, здесь же он из ВВС Юго-Западного фронта формирует 8-ю воздушную армию. Командуя ею, защищает Сталинград, участвует в окружении там немцев, отбивает удар 4-й танковой армии Гота, шедшей на соединение с 6-й армией Паулюса, наступает на Ростов, освобождает Крым и топит немцев, пытающихся уплыть из Севастополя. Здесь победа! Он немедленно сдает 8-ю воздушную армию генералу Жданову, а сам вылетает в Белоруссию, где начинается операция, в ходе которой была разгромлена группа армий Центр. Здесь он принимает у М. М. Громова 1-ю воздушную армию. С ней участвует в Белорусской операции и доходит до Восточной Пруссии. Получает кучу орденов и вторую Звезду Героя. Гибнет рано – в 1953 г. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Чем этот генерал не устроил Мерецкова, Рычагова и Смушкевича в 1940 г.?

Вот и задайте себе вопросы.

Почему в стране, лидер которой заставляет всех принимать меры, чтобы ВВС страны были обеспечены радиооборудованием, превосходящим радиооборудование армий других стран, ситуация доходит до того, что к началу войны связь этих ВВС и этой армии находится на зачаточном уровне? На уровне, при котором гражданский воздушный флот по радиооборудованию намного превосходит военно-воздушный… Что, все это случайно?

Почему до войны отбор командных кадров в ВВС был таким, что подобранные до войны генералы практически не проявили себя в войне? Тоже случайно?

Почему начальник Генштаба и командующий ВВС до войны принимали специальные меры, чтобы вопросы низкого уровня радиосвязи в РККА даже не обсуждались? И это случайно?

Или все же существовала в РККА организация, упорно проводившая линию на поражение в войне?

До войны в Германии работал «под крышей» корреспондент «Правды» наш разведчик А. Климов, а его информатор был близок к полковнику Линднеру из аппарата Геринга. Линднер в доверительном разговоре сообщил информатору, что арест Тухачевского и других генералов «потряс германские военные круги», но это не очень страшно, поскольку (выделено мною – Ю.М.) «у Германии еще остались в Красной Армии весьма влиятельные друзья, которые будут и впредь работать в том же направлении».

Ю. И. Мухин

Глава 3

ФАЛЬСИФИКАЦИЯ ИСТОРИИ

В последние годы значительно возросло число публикаций с различными «версиями» и намеренным искажением исторических фактов, относящихся к состоянию нашей авиации накануне войны.

В предвоенные годы Правительством и Коммунистической партией были предприняты всевозможные меры по укреплению обороноспособности страны. Накануне войны, в результате героического труда, советские люди создали экономическую и научно-техническую базу для будущей Победы.

В 1931 году в речи на Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности «О задачах хозяйственников» И. В. Сталин ставил задачу: «Мы отстали от капиталистических стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут. Вот что диктуют нам наши обязательства перед рабочими и крестьянами СССР».

К сожалению, сделать все необходимое за такой короткий исторический срок (10 лет) для отражения фашистской агрессии в июне 1941 г. страна не смогла.

К примеру, мы не смогли обеспечить нашу военную авиацию необходимым количеством и качеством боевых самолетов. Как известно, основным боевым средством авиации является самолет. А у нас накануне войны самолетов с необходимыми боевыми качествами (нового типа) было очень мало и, к тому же, они находились еще в стадии доработок и испытаний. В боевом строю советской авиации в подавляющем большинстве были устаревшие самолеты старого типа.

Напомним, что Постановлением ЦК КПСС от 13 августа 1987 года предусматривалось создание нового 10-ти томного труда «Великая Отечественная война Советского народа». В подготовке 1-го и 2-го томов принимал деятельное участие Д. Волкогонов. В результате рецензирования (конец 1990 г. – начало 1991 г.) рукопись к изданию не была рекомендована, так как в ней четко прослеживалось желание авторов преувеличить наши возможности в обороне страны, искажались исторические факты, связанные с проводимыми мероприятиями Правительства и Партии по созданию новых средств вооруженной борьбы, дискредитация нашей армии и т. д.

Но после 1991 г., этот Волкогонов, сумевший изменить всему чему мог – партии, званиям солдата и ученого, – стал советником президента РФ и с высоты этой должности предопределил направленность содержания 2-го (1994 г.) и 3-го (1995 г.) томов «Военной энциклопедии», в результате чего это издание трудно считать историческим из-за явной фальсификации политического иуды.

К большому сожалению, то же можно сказать и о «дополненном» 10-м издании «Воспоминаний и размышлений» Г. К. Жукова, вышедших в 3-х томах в 1990 г. «Дополнения» сделаны после смерти автора и они таковы, что вызывают сомнения – мог ли их написать сам Георгий Константинович?

Нам бы хотелось немного остановиться на некоторых авиационных моментах этих произведений, для чего возьму за основу документальные архивные данные.

Сначала на таком моменте.

На стр. 351 1-го тома «Воспоминаний…» в «дополнении» написано: «С лета 1940 г., особенно после войны с Финляндией, партия и правительство уделяли большое внимание вооруженным силам и обороне страны, но экономические возможности страны не позволили в короткий предвоенный год полностью обеспечить проводимые организационные мероприятия по вооруженным силам… Законно возникает вопрос: а нельзя ли было начать проведение этих мероприятий значительно раньше? Конечно, можно и нужно, но сталинское руководство ошибочно считало, что времени у нас еще хватит…» (Здесь и далее выделено мною – В.А.)

А в «дополнении» на стр. 315 2-го тома кроме того говориться: «Частично принятые меры по устранению выявленных недостатков в обороне страны в 1940-м и в начале 1941-го года были несколько запоздалые. Особенно это относится к развертыванию военной промышленности для массового производства боевой техники новейших образцов… В результате в предвоенные года войска не получили необходимой военной техники… давать ее войскам не тогда, когда «заговорили пушки», а задолго до войны».

А может быть действительно можно было построить самолеты, равноценные немецким, «задолго до войны»?

1937 г. – это «задолго до войны». В декабре этого года начальник ВВС РККА А. Д. Локтионов подписал советским авиаконструкторам и промышленности план опытного строительства самолетов на 1938 г.,[11] в котором предусматривалось разработка новых самолетов разных классов и назначения со сроками предъявления на госиспытания с августа по декабрь 1938 года. В их числе должны были быть: истребители маневренный и скоростной с моторами воздушного охлаждения; скоростной истребитель с мотор-пушкой жидкостного охлаждения; дальний разведчик, он же многоместный истребитель; скоростной ближний бомбардировщик; штурмовик, он же ближний бомбардировщик; артиллерийский корректировщик и войсковой разведчик. Бомбардировщики: дальний, тяжелый и стратосферный; транспортнодесантный и др.

Ни один из запланированных самолетов в серийное производство не пошел. А ведь летно-тактические данные, которые Локтионов задавал авиаконструкторам для проектирования на 1938 г., заметно превосходили те, которые задавались им на опытные самолеты в последствии в планах на 1939 г. и даже на самолеты, которые проходили испытания в 1940—1941 гг.

Ведь для того, чтобы запустить в серию современный самолет одного желания мало, даже если это желание маршала Жукова.

Самолеты строят не только авиазаводы, а вся промышленность страны. Чтобы создать современный самолет нужно развить и металлургию, и химию, и станкостроение, и радиотехнику. Мало построить соответствующие заводы, нужны квалифицированные кадры как рабочих, так и конструкторов с технологами. А кадры за день не создашь, нужны десятилетия для того, чтобы кадры набрали необходимый профессиональный опыт. А ведь все это в то время только создавалось.

Да и в конструировании самолета от генерального конструктора зависит очень много, но не все. Нужны еще сотни и тысячи конструкторов, которые тщательно продумают каждую деталь, каждый винтик самолета, поскольку и от этого зависит очень многое.

Скажем такой случай. Когда мы в 1940 г. испытывали немецкие боевые самолеты, которые наше Правительство закупило у немцев за взятые у них же кредиты, то обратили внимание, что немцы резиной тщательно герметизируют каждый лючок, каждый проем. Сначала нам это казалось бессмысленным и только потом мы догадались, что перетоки воздуха внутри самолета забирают мощность у двигателя, снижают скорость самолета.

А у нас над этим никто не думал потому, что просто некому было по тем временам думать, – по воспоминаниям авиаконструктора А. С. Яковлева, только на фирме «Мессершмитт» конструкторов работало больше, чем во всех КБ СССР.

Но герметизация самолетов это все же мелочь. Тяжелейшим и определяющим было, как уже написано, положение с авиационными моторами. Отставание моторостроения было бичом нашей авиации и мы приведем еще несколько фактов.

Выполняя план Локтионова, выдающийся авиаконструктор Н. Н. Поликарпов создал скоростной истребитель И-180 с мотором М-88 и передал его на заводские испытания 1 декабря 1938 года, а 15 декабря в первом испытательном полете на этом самолете разбился при заходе на посадку выдающийся советский летчик Валерий Чкалов.

Н. Н. Поликарпов

Как потом подтвердили официальные испытания мотора М-88 на станке в мае 1939 г., «отсутствует приемистость с малого газа при различном тепловом его состоянии»[12]

То есть, при быстром перемещении рычага управления мотором с малого газа (малых оборотов) на увеличение оборотов (при даче газа) независимо от температурного режима, мотор М-88 останавливался.

Такое явление, как нам представляется, и произошло на моторе самолета И-180, когда понадобилось увеличить обороты для уточнения места приземления, мотор заглох – произошла катастрофа.

Только лишь в январе 1940 г. мотор М-88 был принят на вооружение Советских ВВС и запущен в крупное серийное производство.[13] (Притом – еще недостаточно доведенным).