353. Что еще важно вам, читателям на месте судей, отметить и запомнить. Если в США и Великобритании репрессии проводились без разбора — раз дедушка японец, значит, в лагерь до конца войны, — то в СССР ни один человек не попадал ни в лагерь, ни к стенке без тщательной оценки его личной опасности для общества. Никого не сажали и не расстреливали только лишь потому, что он поляк, что он офицер и что он немец. Из обращения Хрущева в ЦК ВКП(б) вы видели, что даже уголовников намечали к репрессированию не всех, а только тех, о ком НКВД имело данные, что они не раскаялись. По крайней мере и ЦК ВКП(б), и нарком НКВД Н. Ежов в своих приказах требовал тщательного рассмотрения степени опасности каждого подозреваемого в принадлежности к «пятой колонне». По приказу Ежова № 00447 от 30 июля 1937 г. подлежали репрессиям бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание, скрывшиеся от репрессий или бежавшие из мест заключения и возобновившие свою преступную деятельность. Члены антисоветских партий (эсеры, грузмеки, мусаватисты, иттихадисты и дашнаки), бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты, бандоспособники, переправщики, реэмигранты, скрывшиеся от репрессий, бежавшие из мест заключения и продолжающие вести активную антисоветскую деятельность. Изобличенные следственными и проверенными агентурными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых в то время казачье-белогвардейских повстанческих организаций, фашистских, террористических и шпионско-диверси-онных контрреволюционных формирований. Наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, которые содержались тогда в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях и продолжали вести там активную антисоветскую подрывную работу. Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады), ведущие преступную деятельность и связанные с преступной средой [39].
Четвертый раздел приказа гласил: "1. На каждого арестованного или группу арестованных заводится следственное дело. В процессе следствия должны быть выявлены все преступные связи арестованного.
2. По окончании следствия дело направляется на рассмотрение тройки.
К делу приобщаются: ордер на арест, протокол обыска, материалы, изъятые при обыске, личные документы, анкета арестованного, агентурно-учетный материал, протокол допроса и краткое обвинительное заключение" [40].
Остальные приказы по смыслу повторяли приказ № 00447, тем не менее и в них требовалось вести тщательную следственную работу и тщательно рассматривать дела на тройках, либо на Особом совещании при НКВД, либо на комиссиях, состоящих из главы областного или республиканского НКВД и прокурора области или республики.
354. Скажем, выполняя приказ Ежова № 00485 от 11 августа 1937 г. о ликвидации польской шпионско-диверсионной сети, работники НКВД арестовали будущего маршала СССР, а тогда комдива, К. К. Рокоссовского, поляка по национальности. В этом приказе предписывалось: «Одновременно с развертыванием операции по арестам начать следственную работу… Для ведения следствия выделить специальную группу работников» [41]. Следователи этой специальной группы больше двух лет вели следствие, пытаясь подтвердить полученные ранее оговоры, но никаких доказательств причастности Рокоссовского к «пятой колонне» не нашли и он был без суда освобожден, восстановлен в звании и должности с компенсацией за время нахождения в тюрьме всех видов полагавшегося ему денежного и вещевого довольствия.
Вот это надо отметить — Москва при репрессиях всегда требовала тщательного рассмотрения индивидуальной вины и никогда не давала огульных приказов. На местах и следователи, и судьи, чтобы отличиться или с враждебными намерениями, могли подойти к делу формально или умышленно репрессировать невиновных. Таких следователей и судей было достаточно, и их потом расстреляли вместе с их начальником — наркомом НКВД Н. Ежовым, но правительство СССР формальный подход к судьбам людей запрещало, поэтому никаких подобных документов от него не могло исходить. Я прошу вас отметить это потому, что в дальнейшем, при рассмотрении фальшивок, состряпанных бригадой Геббельса, нам это поможет.
Мотивы расстрела пленных польских офицеров
355. В предыдущем разделе тема репрессий «пятой колонны» была поднята специально, чтобы получить исходные данные для рассмотрения мотивов расстрела польских офицеров. В конце 80-х и в начале 90-х годов прошлого века бригада Геббельса причину якобы расстрела органами НКВД пленных поляков объявила именно эту — репрессии. Причем причина называлась именно так — «репрессии», а не «репрессии пятой колонны». Ныне покойный, а тогда очень видный передовик бригады Геббельса Ю. Зоря писал: «Факт уничтожения органами НКВД польских граждан является одним из элементов политики репрессий, проводившейся в предвоенные годы в Советском Союзе не только против ее граждан, но и граждан других стран» [42]. Причем, что касается лично его, Зори, то он мог тогда в написанное им искренне верить.
356. Дело в том, что в 1953 г. группой партийных заговорщиков был, вероятнее всего, отравлен, а затем (что уже безусловно) убит неоказанием медицинской помощи И.В. Сталин, а после этого генералы Москаленко и Батицкий заманили в засаду и убили Л.П. Берию, который явно продвигался вперед в расследовании убийства Сталина. Я понимаю, что те читатели данной книги, которые не знакомы с моей предыдущей работой «Убийство Сталина и Берия», сильно озадачены, поскольку уверены, что Сталин умер своей смертью, а Берию не убили, а расстреляли по приговору суда. В данном случае это не важно: если вы не можете это сообщение воспринять, то и не надо — в данном случае важно не это, а то, что сотни высших партийных и государственных работников об этих убийствах догадывались (в случае со Сталиным) или определенно знали (в случае с Берией), но предпочли молчать и поддерживать заговорщиков. Мотивом такого поведения было несогласие с тем, что настоянием Сталина в конце 1952 г. на XVIII съезде ВКП(б) партия изменила Устав и, занявшись только пропагандой и воспитанием кадров, должны была отойти от государственной власти в СССР, оставив ее Советам, как это и определено было Конституцией СССР. Партноменклатура в этом вопросе со Сталиным согласиться не могла, но чтобы эта идея Сталина не была воспринята народом самостоятельно, хрущевские партийные органы начали тотальное очернение Сталина. В плане его очернения чистка страны от «пятой колонны» была представлена как репрессии сами по себе, народу внушали мысль, что Сталин и Берия от скуки занялись уничтожением своего невинного народа.
357. Ведь посмотрите, что происходит. После репрессий «пятой колонны» в 1937-1938 гг. прошло более 60 лет, а подлинные документы с суммарными цифрами репрессированной «пятой колонны» до сих пор не опубликованы, если не уничтожены. Я выше сделал оценку по опубликованным отрывочным данным о репрессиях. Взял число репрессированных по Смоленской области, абсолютно точные числа ее жителей и жителей СССР и рассчитал, что общее количество арестованных было не более 1 млн., а расстрелянных — в пределах 240 тыс. Затем я проверяю этот свой счет: беру долю репрессированных по Москве и Московской области и абсолютно точную цифру расстрелянных здесь в 1937-1938 гг. Снова получаю число расстрелянных по СССР — теперь уже около 210 тысяч, но 210 и 240 тысяч — это числа не просто одного порядка, а прекрасно сходящиеся при таком ориентировочным счете. Это и есть истинное число расстрелянных в СССР членов пятой колонны (а в их числе и невиновных или маловиновных) в 1937-1938 гг.
А теперь дам слово С.Г. Кара-Мурзе: "Один из политических активистов перестройки Рой Медведев тоже писал в 1988 г.: «В 1937-1938 гг., по моим подсчетам, было репрессировано от 5 до 7 миллионов человек… Большинство арестованных в 1937-1938 гг. оказалось в исправительно-трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну». На деле численность заключенных в лагерях, «покрывших страну густой сетью» (всего было 52 лагеря), за 1937 г. увеличилась на 175 486 человек, в том числе осужденных по 58 статье — на 80 598 человек. В 1938 г. число заключенных в лагеря подскочило на 319 тыс. — из чих осужденных за контрреволюционные преступления — на 169 108. При этом Рой Медведев публиковал свои измышления в массовой прессе уже тогда, когда он мог получить надежные и проверенные исследователями данные. И это был человек, приближенный к М.С. Горбачеву, Народный депутат СССР.
Более того, член Комитета партийного контроля при ЦК КПСС и Комиссии по расследованию убийства С.М. Кирова и политических судебных процессов 30-х годов О. Г. Шатуновская писала в массовой прессе («Аргументы и факты») в 1990 г.: «С 1 января 1935 г. по 22 июня 1941 г. было арестовано 19 млн. 840 тыс. „врагов народа“. Из них 7 млн. было расстреляно. Большинство остальных погибло в лагерях». Таким образом, деятель КПСС весьма высокого ранга сознательно преувеличивает масштаб репрессий более чем в десять раз — в то время как истинные данные были уже достаточно широко известны даже в обществе, а уж она была обязана их знать по своему партийному положению члена Комиссии, которая этим вопросом занималась. По ее словам, 7 млн. было расстреляно, а большинство из остальных 13 млн. «врагов народа» погибло в лагерях, между тем как доподлинно известно, что с 1 января 1934 г. по 31 декабря 1947 г. в исправителъно-трудовых лагерях ГУЛАГа умерло 963 766 заключенных, из коих большинство были не «врагами народа», а уголовниками. И основное число смертей приходилось на годы войны" [43].
В данном случае нам важны не числа репрессированных, а кто именно внушал народу клевету — это не шпионы, не диссиденты, а партийные чиновники КПСС высочайшего ранга, «лица, приближенные к Горбачеву». И как же мог рядовой геббельсовец Ю. Зоря им не верить?
358. Но на сегодня мотив «репрессий» бригада Геббельса уже не использует, по той причине, что она сама доказала его несостоятельность, бездумно опубликовав море документов, опровергающих ее же первоначальную версию. Дело в том, что репрессии против «пятой колонны» в сталинском СССР не прекращались никогда: не прекращались они и после 1938 г., и после того, как при Берии из следственных изоляторов, лагерей и из ссылки только в 1939 г. вернулись на свободу 837 тыс. человек [44], и после того, как были расстреляны или осуждены те следователи и судьи, которые фабриковали дела и приговаривали невиновных к лагерям и расстрелам в 1937-1938 гг.
Поэтому как только в плен к СССР попали польские офицеры, следователи НКВД немедленно начали среди поляков поиск тех, кто имел особые заслуги перед СССР и коммунистическим движением: кто вооружал и посылал с территории Польши банды для разбоя в советских Украине и Белоруссии, кто убивал украинцев и белорусов в самой Польше, кто убивал в Польше коммунистов. Вы должны помнить, что министр иностранных дел Польши Ю. Бек 6 января 1939 г. рапортовал министру иностранных дел Германии И. Риббентропу, что Польша «делает все, чтобы сотрудничать» с Германией «против Коминтерна в области полицейских мер», но, наверное, не совсем представляете себе, что это означало на практике. В биографии Пилсудского об этом упоминается:
"Коммунисты наиболее часто подвергались репрессиям… Уже по дороге в Брест, — писал историк и социалистический деятель Адам Прухник, — конвой не скупился на угрозы и вульгарные клички для арестованных. По отношению к Либерману конвой не остановился на угрозах, а перешел к делам. Автомобиль, которым его везли, был остановлен за Седльцами. Либерману приказали выйти и ударами прикладов загнали в лес. Сопровождавший комиссар полиции дважды ударил его в подбородок и повалил на землю; на его голову, которую обвернули плащом, уселся один из конвоиров, с лежащего сняли одежду и с оскорблениями и криками: «Ты смеешь оскорблять Чеховича*, ты смеешь поднимать голос против пана Маршала** — его избили до потери сознания, нанеся более двадцати кровавых ран. Либерман потерял сознание, и в таком состоянии конвой затащил его в автомобиль и привез в Брест» [45].
А надо сказать, что Уголовный кодекс тогдашнего СССР очень неодобрительно смотрел на подобные «полицейские меры» вообще, но особенно — когда предметом полицейских забав оказывались коммунисты. В нем была такая статья:
"584. Оказание каким бы то ни было способом помощи той части международной буржуазии, которая, не признавая равноправия коммунистической системы, приходящей на смену капиталистической системе, стремится к ее свержению, а равно находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям в осуществлении враждебной против Союза ССР деятельности влечет за собой -
лишение свободы на срок не ниже трех лет с конфискацией всего или части имущества, с повышением, при особо отягчающих обстоятельствах, вплоть до высшей меры социальной защиты — расстрела или объявления врагом трудящихся с лишением гражданства союзной республики и, тем самым, гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда с конфискацией имущества" [46].
По этой статье виновными были и преступники из СССР, и преступники вне его. Вот этих преступников НКВД среди пленных постоянно искал, а найдя, из среды пленных изымал, помещал в следственный изолятор, вел следствие, а затем суд и после него — лагеря или кладбище.
359. И нынешняя трудолюбивая бригада Геббельса опубликовала сотни документов, подтверждающих, что «политика репрессий» против преступников из Польши велась только так — индивидуально и через суд. Скажем, в бывшей столице Украинской ССР — в Харькове — велись следственные дела на борцов с Коминтерном и СССР среди попавших в плен к Красной Армии. Наиболее усердных борцов расстреляли и похоронили частью на еврейском кладбище Харькова, а частью на специальном. В Харькове таких было около 300 человек [47]. Тем же самым занимались Управления народного комиссариата внутренних дел и суды в Смоленске и Калинине, возле которого был специализированный лагерь польских полицейских и разведчиков. Так что, если долго копать на кладбищах Харькова, Смоленска и Калинина, то какие-нибудь пуговицы от польских мундиров можно найти, но это для бригады Геббельса не то: расстрела осужденных судом преступников СССР никогда и не скрывал. Бригаде Геббельса нужно свалить на СССР расстрел десятка тысяч тех польских офицеров, которых расстреляли немцы и к которым Уголовный кодекс СССР не имел особых претензий. А вот для их расстрела мотив «репрессий» сегодня уже не подходит именно потому, что то, как действительно производились репрессии, стало известно, а расстреливать поляков другим способом (массовым, без определения конкретной вины и в нарушение закона) СССР просто не стал бы.
К примеру, есть у польских геббельсовцев такой любимый свидетель — поручик Свяневич. Его в составе этапа военнопленных в конце апреля 1940 г. привезли на станцию Гнездово возле Смоленска, откуда военнопленные на автобусах направлялись в новый лагерь, а по геббельсовской фальшивке — прямо ко рвам, у которых их всех расстреляли. И этого Свяне-вича сталинские репрессии догнали как раз в Гнездово — его арестовали по подозрению в шпионаже и отправили в Москву для следствия. Там следователи больше года не могли найти достаточно доказательств, чтобы этого Свяневича отдать под суд и расстрелять, в результате в 1941 г. после заключения союзного договора между СССР и правительством Польши в эмиграции поручика Свяневича амнистировали и освободили [48]. И получается у геббельсовцев глупость, очевидная даже им самим: преступника, подлежащего расстрелу за шпионаж, почему-то больше года кормили и не расстреливали, а тех, кого ни в.чем не обвиняли, вдруг взяли и расстреляли?
360. Поэтому как ни приятно было бригаде Геббельса жевать соплю «массовых репрессий», но нужно было искать какой-то другой мотив, а это невозможно. Поэтому академическая часть бригады Геббельса, прикинувшись дурачками, мотив расстрела поляков не рассматривает совершенно. А прокурорской части геббельсовцев хуже — пять лет учебы на юрфаке обязывают знать, что преступлений без мотива не бывает. И их эксперты в качестве мотива выдают такой шедевр.
«Рассмотрение причин и мотивов репрессирования показывает, что решался вопрос о лицах, большинство которых согласно международному праву должно было быть после окончания вооруженных действий распущено по домам. Однако сталинское руководство задержало в лагерях и тюрьмах значительную часть польского офицерского корпуса и административно-управленческого аппарата со всех территорий „ликвидированного“ Польского государства и было связано договоренностью с германскими властями о противодействии польскому освободительному движению (см. секретный дополнительный протокол к советско-германскому договору от 28 сентября 1939 г.). Освобождение этого контингента никак не входило в планы НКВД и сталинского руководства прежде всего из-за его противостояния сталинской политике в отношении Польши» [49].
Надо думать, что над этим текстом «эксперты» тужились очень долго, но вылезло что-то такое, что может устроить только шляхтича, и не только по степени косноязычия.
361. По какому такому «международному праву» военнопленные автоматически «распускаются по домам»? Война в США против талибов давно закончилась, что же это американцы держат пленных талибов, а не распускают их по домам согласно «международному праву»?
Потом, если война закончилась в сентябре 1939 г., то почему румыны не «распустили по домам» Рыдз-Смиглы, Бека и прочую польскую правительственную и генеральскую шушеру?
Затем, о конце какой войны говорят «эксперты», если правительство Польши в эмиграции не только продолжало делать вид, что воюет с Германией, но и объявило войну СССР?
Упомянутый «секретный протокол» к договору от 28 сентября 1939 г. вполне может быть фальшивкой геббельсовцев, но и он гласит:
"Нижеподписавшиеся Уполномоченные при заключении советско-германского договора о границе и дружбе констатировали свое согласие в следующем:
Обе стороны не допустят на своих территориях никакой польской агитации, которая действует на территорию другой страны. Они ликвидируют зародыши подобной агитации на своих территориях и будут информировать друг друга о целесообразных для этого мероприятиях" [50].
Тут, как вы видите, нет ни слова не только о расстреле пленных, но и о противодействии «польскому освободительному движению», как об этом нагло уверяют нас геббельсовские «эксперты».
Речь идет только о противодействии недружественной агитации. Ничего большего стороны на себя не брали. И для Германии, и для СССР речь шла только об одной польской агитации — о присоединении западных областей Украины и Белоруссии к Польше, вопреки ясно выраженной воле подавляющего числа населения. Таким образом, обязательства по этому протоколу налагались только на Германию, поскольку польской агитации внутри СССР технически быть не могло — это уже была бы антисоветская агитация. Получается, что геббельсовские эксперты уверяют нас, что СССР расстрелял польских военнопленных потому, что боялся их польской агитации в лагерях военнопленных. Шедевр кретинизма, конечно, но для поляков сойдет. Они же ведь не зададут себе вопрос, а зачем этих пленных надо было расстреливать, если проще было передать их немцам, добавив их к тем 42492, которых немцам передали? [51]
362. Единственно, в чем безусловно можно согласиться с геббельсовскими «экспертами», так это в том, что польские военнопленные офицеры в своей массе противостояли «сталинской политике в отношении Польши». Это точно, и это мы уже видели в первой части книги. Но и это не все.
В 1940 г., в котором, по уверениям геббельсовцев, Сталин дал команду расстрелять польских офицеров, он на самом деле дал другую команду — начать работу по формированию Войска Польского из военнопленных поляков. И уже 2 ноября 1940 г., проведя длительную агитацию среди пленных, Берия докладывал Сталину:
«Во исполнение Ваших указаний о военнопленных поляках и чехах нами проделано следующее…», — и далее он сообщал, какая работа проведена, сколько выявлено добровольцев, предлагал штаб польской дивизии разместить «в одном из совхозов на юго-востоке страны», и т.д. и т.п. [52]
Это и была «сталинская политика в отношении Польши» — воссоздание суверенной Польши, для чего ее, естественно, требовалось отвоевать у немцев. Но трусливая польская шляхта боялась немцев как огня, всю Вторую мировую войну от них пряталась и этим действительно противостояла «сталинской политике».
363. Итак, сам Геббельс мотивом расстрела польских офицеров объявил месть евреев за европейский антисемитизм. Не Бог весть какой мотив, но хоть что-то мало-мальски разумное. Сегодняшний состав бригады Геббельса этим мотивом, естественно, воспользоваться не может. Взяв на вооружение, как им казалось, универсальный мотив «сталинских репрессий», геббельсовцы через несколько лет с этим мотивом совершенно обкакались, поскольку сами доказали, что репрессировались поляки индивидуально, строго по процессуальным законам и не всегда приговаривались к расстрелу. На сегодня в качестве мотива у них остался такой бред, что академическая часть геббельсовцев даже стесняется о нем упоминать.
364. И, наконец, естественен вопрос: а были ли у немцев мотивы убить польских офицеров? Бригада Геббельса об этом дружно и упорно молчит, как будто это вопрос о непорочном зачатии, который даже выслушивать грешно. Но поскольку я не последыш Геббельса, то мне этот вопрос интересен.
Если речь идет не о нас сегодняшних, словами Т. Шевченко, «славных прадедов великих правнуках поганых», а о русских в их истории, то русские были одним из самых, если не самым свободолюбивым народом Европы. Вот смотрите: и история России, и история Польши за последние несколько столетий полны различными восстаниями по самым различным поводам. Но в России эти восстания (от Пугачева до различных губернских и уездных) всегда были восстаниями крестьян. Русские дворяне (которых, кстати, было по отношению к остальному народу — 1%) способны были на дворцовый переворот, но они никогда не были инициаторами бунтов. В Польше наоборот — я не помню там народных бунтов, там всегда бунтовала шляхта (которой по отношению к остальному народу было 10%). Она убеждала народ взяться за оружие, а затем сбегала, оставляя народ разбираться с карателями.
Придурковатым писателям и поэтам, путающим свободу с личной вседозволенностью, это может быть непонятно, но реальным государственным деятелям рабская подчиненность шляхте сразу же бросается в глаза. Вспомните слова Кропоткина о том, как русский император элементарно выбил табуретку из-под взбунтовавшей Польшу шляхты, всего лишь справедливо наделив польских крестьян землей. И Гитлер, которому шляхта неожиданно отдала всю Польшу, естественно, не мог этого не видеть. Отсюда возникал естественный вывод: держать поляков в покорности можно, если удушить шляхту. (Кстати, по этой самой причине и с учетом того, что Польша была у главного и самого страшного врага СССР — Гитлера, Сталину нельзя было уничтожать шляхту — ее разрушительная для Польши роль была как нельзя кстати).
365. Повторю, бригада Геббельса глухо молчит на тему: а были ли у немцев мотивы убить поляков? Геббельсовцы всячески уверяют нас, что в Катынском деле они хотят узнать «правду», а правда всегда объективна. Вспомним, и Геббельс требовал от немецких журналистов, освещавших катынское дело, чтобы они в своих выступлениях упирали именно на этот аспект: «Это не пропагандистская битва, а фанатичная жажда правды… Вообще нам нужно чаще говорить о 17-18-летних прапорщиках, которые перед расстрелом еще просили разрешения послать домой письмо и т.д., так как это действует особенно потрясающе». А вот в исследовании немецких мотивов убийства у бригады Геббельса что-то не видно той «фанатичной жажды правды», что завещал им их учитель. Поэтому у нас есть основание самим прислушаться к тому, что в Рейхе говорили о Польше и поляках и что планировали.
На исходе польской кампании Гитлер дает указание Кейтелю: «Жестокость и суровость должны лежать в основе расовой борьбы для того, чтобы освободить нас от дальнейшей борьбы с Польшей». Чуть позже он заявил: «У поляков должен быть только один господин — немец. Не могут и не должны существовать два господина рядом, поэтому все представители польской интеллигенции должны быть уничтожены. Это звучит жестоко, но таков закон жизни» [53].
Но Гитлер не только говорил, а и действовал. По сведениям Д. Толанда: «К середине осени (1939 г. — Ю.М.) были ликвидированы три с половиной тысячи представителей польской интеллигенции, которых Гитлер считал „разносчиками польского национализма“. „Только таким путем, — утверждал он, — мы можем заполучить необходимую нам территорию. В конце концов, кто сейчас помнит об истреблении армян?“ Террор сопровождался безжалостным выселением более миллиона простых поляков с их земель и размещением там немцев из других частей Польши и Прибалтики. Это проходило зимой, и при переселении от холода погибло больше поляков, чем в результате казней» [54].
Ну и как же такой вопрос может обойтись без Геббельса? Он писал:
«Нам не нужны эти народы, нам нужны их земли… Суждение фюрера о поляках — уничтожающее. Скорее звери, чем люди, совершенно тупые и аморфные… На поляков действует только сила. В Польше у же начинается Азия. Культура этого народа ниже всякой критики. Только благородное сословие покрыто тонким слоем лака. Оно — душа сопротивления. Поэтому его надо у брать… Фюрер полностью разделяет мою точку зрения на еврейский и польский вопрос… Польская аристократия заслужила свою гибель… Вермахт. обращается с польскими офицерами слишком мягко… Поляки этого не понимают. Я приму меры» [55].
Вот вам и мотивы. Разве немцы их скрывали? Они налицо: Польши нет и никогда не будет, для этого нужно уничтожить интеллигенцию и, в ее числе, офицеров.
Поэтому когда немцам под Смоленском попали в руки лагеря с польскими военнопленными офицерами, да еще и числящимися за СССР, то им просто грех было упускать такой случай…
А то, что геббельсовцы мотива расстрела поляков немцами совершенно не рассматривают, является доказательством того, что дело не расследуется — оно фальсифицируется.
Разделение пленных на три категории
366. В «Катынском детективе» я обращал внимание на место преступления в Катыни как на почерк немцев, но со времени написания той книги бригада Геббельса накопала (в том числе и в полном смысле этого слова) много других данных, и место преступления как почерк преступника отодвинулось на второе место, в связи с чем о нем мы поговорим ниже. Но прежде чем говорить о почерке, необходимо обширное введение в курс дела.
367. Вспомним, что в сентябре-октябре 1939 г. в руки СССР сначала как интернированные, а с ноября 1939 г., после объявления правительством Польши в эмиграции войны СССР, как военнопленные попали до десятка тысяч офицеров армии бывшей Польши и чуть меньше жандармов, полицейских, разведчиков, тюремных работников и т.д. Весной 1940 г. они были разделены на три части.
Первая часть — преступники — была арестована, осуждена, часть осужденных, получивших сроки, отправлена в исправительно-трудовые лагеря, а приговоренные к расстрелу расстреляны в тюрьмах Смоленска, Харькова и Калинина и там же и похоронены. Судя по тем данным, что геббельсовцы невзначай сообщают, расстрелянных было от сотни до нескольких сот в каждой из означенных тюрем, а в сумме их было вряд ли больше чем 1000 человек. Об этом не пришлось бы гадать, если бы геббельсовцы не уничтожали в архивах России дела по этим преступникам, а опубликовали их.
Вторая часть, которая должна была обозначать польских военнопленных для немцев и общественности — около 400 офицеров (без поступивших впоследствии из Литвы и Латвии) — в конце концов оказалась в лагере военнопленных в Грязовце, откуда и поступила в 1941 г. на формирование армии Андерса. Тут надо понимать, что и немцы, и весь мир знал, что СССР должен был иметь военнопленных, вот он их и имел в Грязовце — они переписывались с родными, из Грязовца возвращались в Германию польские офицеры немецкой национальности и никто не мог упрекнуть СССР, что он совершил недружественный акт по отношению к Германии и отпустил этих поляков на свободу.
Самая большая часть армейских офицеров и жандармов с полицейскими попала в руки немцев вот каким путем. Я уже писал, что Польша от имени своего правительства в Лондоне объявила войну СССР и начала силами подчиненной себе Армии Крайовой боевые действия. Выпускать поляков на свободу в таких условиях было нельзя. Союзники против немцев войны почти не вели, и все склонялось к тому, что они и дальше будут ее затягивать, подкармливая польское эмигрантское правительство. Вставал вопрос, что с этими офицерами (возможными кадрами Войска Польского на случай, когда немцы нападут на СССР) делать? Выход был найден: решением специализированного судебного органа — Особого Совещания при НКВД СССР — подавляющая масса польских офицеров была признана социально опасной и направлена в исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа на сроки от 3 до 8 лет.
Тут может быть непонятно — какой смысл в переводе из одного лагеря в другой?
368. В лагерях военнопленных Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД они были военнопленными, а согласно женевским конвенциям офицеров вообще нельзя было заставлять работать, а унтер-офицеры могли использоваться как надсмотрщики за работой военнопленных солдат. Особое Совещание, признав их социально опасными, делало из них простых заключенных, которые от работы отказаться не могли. Но и не это главное, главное, что пребывание польских офицеров в лагерях получило какой-то осмысленный срок, а не бессрочность, как в ситуации, которую создало эмигрантское правительство Польши. Кроме этого, как осужденных, поляков легко было и амнистировать. Т.е., в случае международного скандала с немцами им можно было объяснить, что тот или иной офицер, обнаруженный немцами на свободе, на самом деле не выпущен из лагеря военнопленных, а является преступником, который отсидел свой срок наказания в Главном управлении лагерей (ГУЛАГе) НКВД и теперь на свободе по закону. СССР находил выход из положения, которое создали трусливые подонки польской правительственной шляхты.