-- Тогда по случаю избавления ты должен пожертвовать семь лепешек или же бутылку коньяку!
      На другой день в Каабе во время полуденного намаза мулла Нариман, совершив суджуд {Кульминационный момент ритуальной молитвы, когда молящийся, распростертый ниц, касается земли носом} , не мог подняться. Тебе известно, что полуденный намаз состоит из десяти элементом. А состояние нашего муллы Наримана ты сам мог видеть в Шереметьеве... Поскольку я головой отвечаю за здоровье каждого хаджи, я был вынужден нарушить благолепие молитвы, взвалить на себя почтенного старика и оттащить его в сторонку. Как только кончился намаз, столпы шариата окружили нас тесным кольцом и принялись поносить меня. Мулла Нариман сидел, бессильно прислонившись к колонне, не в состоянии произнести ни слова. Твой покорный слуга, мешая таджикские, узбекские, русские и арабские слова, пытался объяснить, что, дескать, я доктор, а этот почтенный старец, хоть и из непорочного рода ходжей, но сердце у него слабое, он болен, и прочее и прочее. Но все было безрезультатно. Окружавшие продолжали ругаться, а один старый араб с куцей бороденкой, угрожающе размахивал тяжелым чугунным кувшином, иногда как бы нечаянно касаясь моего плеча. А истинного ходжу он даже пнул ногой. К счастью, откуда-то появился один из моих земляков, навещавший нас в доме Сайфи Ишана, и, вмешавшись, объяснил в чем дело нашим разгневанным братьям по вере...
      Поддерживая заболевшего муллу Наримана, я отвел его домой, вспоминая по дороге твои рассказы о весенних горных потоках. Помнишь, ты рассказывал, что, когда был маленьким, на твой кишлак каждую весну обрушивался горный поток и смывал на своем пути сады и огороды. Как и ты в свое время, я будто видел деревянные колыбели, медные самовары и доски от разрушенных домов, которые неслись в грязной пене бурлящего потока...
      --Тогда ты должен пожертвовать еще семь лепешек. Таков обычай, мой хаджи, не мне тебя учить.
      АЛЬ-МАДИНАТ-УЛЬ-МУНАВВАРА ИЛИ ЛУЧЕЗАРНАЯ МЕДИНА
      В этом сорокатысячном городке, наверное, больше мечетей, чем во всех городах мира вместе взятых. Кажется, что здесь больше минаретов и купалов мечетей, чем дымоходов.
      Один из слуг Ахмада Султана Самаркандского, встретив нас у остановки автобуса, погрузил наш скарб на арбу, в которую был впряжен ишак, и сам зашагал впереди. Мы будем жить в доме его хозяина. Еще в благословенной Мекке Ахмад Султан Самаркандский, зайдя к Сайфи Ишану, договорился с Кори-ака о здешнем нашем местожительстве.
      Ахмад Султан оказался сыном одного из богатейших духовных лиц Самарканда, знаменитого ишана Султан-хана, накануне революции отдавшего богу душу.
      Неглупый и предусмотрительный сынок, почуяв куда и откуда дует ветер, "добровольно" отдал новой власти стада скота, недвижимую собственность и самое громоздкое из имущества -- около двадцати тысяч десятин пахотных земель своего папаши, расположенных по дороге к Пенджикенту, а сам вскоре пустился наутек. После двухгодичных скитаний, кажется, в Азербайджане, он, наконец, перешел границу и через Иран и Турцию добрался до Аравии.
      У себя на родине я иногда встречал людей, о которых говорили, что они "сбежали из-под виселицы". Выражение это воспринималось метафорически. Теперь я видел человека, который действительно бежал из-под виселицы.
      Ахмад Султан был низенький, но плотно сбитый и довольно подвижный словоохотливый человек лет семидесяти. В те дни он разместил восемьсот паломников из Ирана и Афганистана в своих домах, обеспечив их пищей, ночлегом и транспортом. День и ночь его зычный голос доносился то с улицы, то с внутреннего или наружного двора. Ахмад Султан не давал передышки своим четырем женам, трем сыновьям и многочисленным слугам, поминутно выкрикивая всякие распоряжения и не позволяя ни минуты посидеть на месте.
      Мы заняли три маленькие комнатенки с отдельными выходами на внешний двор. В остальных кельях первого этажа и в помещениях второго жили паломники из Афганистана и Ирана. Не дав перевести дух после пятисоткилометрового переезда, нас повели в мечеть пророка, где находилось место его вечного упокоения.
      На улицах -- паломники трех континентов. Шум и гвалт, давка и толчея, крики и суматоха не хуже, чем в благословенной Мекке.
      Мечеть пророка оказалась довольно большой и в ней, а также на прилегающих площадках, молились одновременно свыше трех тысяч верующих. Здание было построено из жженого кирпича по лучшим образцам архитектурного искусства Востока. Пол мечети и его суфы из чистого мрамора устланы дорогими коврами. Нас проводили в юго-восточный придел мечети. Здесь расположена усыпальница пророка, внешние стены и двери которой выложены изразцами, раскрашенными во все цвета радуги. Теперь нашим муршидом { Ведущий, руководитель, гид} был Ахмад Султан. Обратившись лицом к первой двери усыпальницы и воздев руки к потолку, он
      громким голосом возвестил:
      -- Ассалам вас-салат { Привет тебе и хвала} , о чистый свет! Все повторили за ним:
      -- Ассалам вас-салат, о чистый свет!
      -- Ассалам вас-салат, о любимец Аллаха!
      -- Ассалам вас-салат, о великий провидец!
      -- Ассалам вас-салат, о раис всех ученых мужей!
      И так далее и тому подобное.
      Затем Ахмад Султан прочитал молитву и все произнесли "аминь". Паломники, пришедшие чуть раньше нас, продвинулись к следующей двери, а мы заняли их места. Напротив каждой двери повторялось "Ассалам вас-салат", молитвы, благословение и "аминь".
      Найдя для нас место возле святой суфы, на которой в свое время совершал молитвы вестник Аллаха со своими сподвижниками, одним движением усов решая судьбы племен, принявших или раздумывающих, как бы не принять мусульманство, муршид удалился к святому месту с другими группами пилигримов, чтобы совершить обряд причащения. В ожидании вечерней молитвы наши кори, бормоча под нос молитвы, погрузились в самосозерцание. Ваш покорный слуга разглядывал богатое убранство мечети.
      В одной книге, между прочим, говорилось, что христианская вера за свою двухтысячелетнюю историю принесла человечеству и кое-какую пользу, а именно -- вдохновила Рафаэля, Джорджоне, Микельанджело и прочих великих мастеров эпохи Ренессанса, так же, как и Андрея Рублева и многих других, на создание немеркнущих произведений искусства на религиозные темы. Посетив огромную мечеть хазрата Аббаса в Таифе, мечеть Каабы и эту мечеть пророка, я пришел к мысли, что искусство, вдохновленное религией, в свою очередь, принесло религии еще большую пользу. Если тот, кто хоть капельку верит преданиям о воскресении хазрата Исы (Иисуса), кто верит в обетованную землю хазрата Мусы (Моисея) и преданиям о том, что творец создал всю вселенную за шесть дней, побывает в величественных соборах Парижа, Москвы, Рима, Киева или Лондона и посмотрит шедевры изобразительного искусства, тот еще больше укрепится в своих религиозных убеждениях.
      Верящий в то, что хазрат Али, лев Аллаха, одним взмахом сабли отрубал голову сразу двумстам неверным, еще больше укрепится в своей вере при виде внушительности этих гигантских мечетей.
      Раньше таджикские и узбекские певцы распевали мелодию муноджот на стихи, посвященные богу и его вестнику, а также мукам, которые ждут смертных на том свете. В волшебных мелодиях муноджот, как и в произведениях Иоганна Себастьяна Баха, было столько глубокого и эмоционального содержания, что переворачивало душу; если бы их услышал человек с поколебленной верой, то он криком закричал бы: "О, прости, Аллах!" -- и бросился бы к подножию кафедры проповедника.
      Спросите любого, кто не может слышать эти рассказы без снисходительной улыбки, был ли он в знаменитых мечетях или церквах? И что он там почувствовал? Если он человек правдивый, он ответит, что это здорово, что это впечатляюще, что он пришел в умиление. Да, удивительно тонкое архитектурное искусство, с которым создавались крупные мечети и церкви, таинственные мелодии церковной музыки и песнопений, торжественное чтение святых книг, проникающий в душу голос проповедника, тяжелый, степенный ритм религиозных ритуалов -- ведь все это плоды искусства, все это плоды разума тех самых земных чудотворцев - людей, которые, не подозревая о своих безграничных способностях и силах, поклонялись чему-то неизвестному, неведомому...
      Возня и женские голоса нарушили дрему правоверных. Выйдя из состояния самосозерцания, пилигримы обернулись к высокой, украшенной орнаментами кафедре проповедника, где затеяли возню две женщины в чадрах, незаметно проникшие в мечеть и почти достигшие усыпальницы пророка. Обе, очевидно, имели намерение оплакать и ублажить дух пророка и совершить здесь вечернюю молитву. Однако бдительные служки мечети вовремя открыли опасный заговор и принялись изгонять нахалок. Женщины сопротивлялись, что-то доказывали, говорили о милосердии и
      жалости, но четверо молодцов, конечно, одержали победу над двумя представительницами слабого пола.
      Необыкновенными качествами обладал все же наш почтенный пророк. У него было не больше, но и не меньше двадцати двух жен, и до конца дней своих наш хазрат довольствовался как их услугами, так и услугами бесчисленных рабынь. В своде законов и правил, которые пророк повелел соблюдать всем, он не счел уместным поставить женщину выше обыкновенного домашнего скота. Сам хазрат тоже, конечно, родился от матери, но тем не менее, в священном Коране наказал записать золотыми буквами, что "женщина происходит от низшего существа и не имеет цены в глазах Аллаха".
      Или мы, последователи мудрости хазрата, ошибаемся? Может быть, и обиды и огорчения, которые достались нашему многострадальному пророку от женского пола, были нисколько не меньше полученных наслаждений и радостей? В самом деле, если внимательно прочитать прославленный Коран и познакомиться со священными пре-даниями, то увидишь, что жены пророка и даже его невесты доставляли хазрату немало хлопот и беспокойства.
      Как-то раз пророк в пыщных одеждах жениха направлялся в один из своих многочисленных покоев, довольно почесывая бороду. В то время борода хазрата имела уже не цвет маша {Сорт гороха темного цвета} с рисом, как говорится у
      таджиков, а цвет риса с небольшой добавкой маша. Итак, направляясь в свои покои, хазрат предвкушал, какими нежными ласками встретит его новая невеста, дочь одного из приближенных.
      Он вошел в покои невесты и увидел перед собой красавицу. Но ни поклонов, ни приветствий с ее стороны. Пленительные очи невесты источали не свет преданности и любви, а пламя ненависти и презрения. Девушка была далеко не покорным созданьицем, как того ожидал высокочтимый жених, а рычащей львицей.
      -- Явился все-таки? А ну убирайся побыстрее, чтобы я не видела твою пакостную рожу! -- были первые слова, которые услышал хазрат от своей
      нареченной.
      Наш пророк, привыкший за последние годы к бесконечным победам, обомлел.
      -- Тебе не приходилось видеть свою седую бороду? Ты уже забыл, сколько лет назад ты стал дедушкой? -- так же грозно вопрошала непокорная.-- О небо, до каких пор будешь ты терпеть эти мерзости и подлости?!
      Хазрат поспешно вышел из покоев и с рассеянным видом направился к своим сподвижникам, которые сидели вот здесь, на этой самой святой суфе.
      -- Наш высокочтимый, горячо любимый хазрат чем-то обеспокоен? --осторожно высказался один из сподвижников.-- Или невеста не приглянулась?
      -- Нет, невеста недурна, -- ответствовал хазрат, усаживаясь на свое почетное место.-- Она весьма приветливо встретила нас и клятвенно заверила в глубокой любви и уважении. Но архангел Джабраил принес нам с неба повеление всемогущего Аллаха. Владыка изрек, чтобы его вестник не разделял ложа с этой девушкой, хотя она несомненно достойна его и происходит из благородного дома. Повеление творца обязательно даже для его любимца.
      -- Воистину повеление Аллаха обязательно для всех.
      -- Аллах велик, Аллах велик! -- раздались возгласы.
      -- Наш дорогой Абу-Бекр,-- обратился пророк к своему приближенному, который после его смерти стал первым халифом мусульманского мира, --выполните наше желание, верните эту девушку в дом ее отца.
      Как говорится, можно запереть городские ворота, но закрыть рот сплетникам значительно труднее. Спустя несколько дней происшествие в опочивальне пророка стало известно всей лучезарной Медине, и люди наградили девушку кличкой Непокорная Невеста, под которой она и вошла в святые предания, дошедшие до наших дней.
      Да, такие казусы в дражайшей для правоверных жизни нашего пророка приключались не раз. Разве случай с матушкой Айшой не похож на эту историю? Матушка Айша, дочь Абу-Бекра, то есть одного из четырех вернейших друзей пророка, и законная жена самого вестника бога, представьте себе, втрескалась в молодого раба по имени Сафван, своего ровесника. Любовь матушки Айши и Сафвана сперва была скрыта от людских глаз, но однажды влюбленные отстали от каравана верблюдов в пустыне к югу от лучезарной Медины и исчезли на целые сутки. Множество воинов было послало на поиски. История эта не избежала людских уст. Ноги не на шутку рассерженного пророка не будет больше в покоях Айши! Все думали, что любимец Аллаха выгонит матушку Айшу, а хазрат Абу-Бекр будет ходить с низко опущенной головой. Черта с два. Матушка Айша была хороша собой. Через две недели после разразившегося скандала люди увидели, как на рассвете пророк вышел из ее покоев. Зто известие быстро распространилось по всему городу. В тот день любимец Аллаха, заметив во время полуденной беседы вопросительные взгляды и выражение недовольства на лицах сподвижников и учеников, изволил объяснить:
      -- Вчера к нам пожаловал предводитель ангелов. Всемогущий Аллах передал нам через архангела Джаб-раила: "Мы простили проступок Айши и больше нет надобности, чтобы наш посланец продолжал избегать ее".
      Услышав разъяснения пророка, все стали издавать радостные возгласы:
      -- Нескончаемая хвала великому Аллаху!
      -- Слава всемилостивому владыке!
      -- Воистину повеления творца священны! Пророк разъяснил этот случай двенадцатью аятами,
      повелев ввести их в прославленный Коран, чтобы заткнуть рты недоброжелательным сплетникам и сослужить службу последующим поколениям в том смысле, чтобы впредь мужья строго-настрого наказывали своим женам закрывать лицо от всех посторонних мужчин. Чадра, паранджа, парда, чапонча, чачван и другие тому подобные штуки появились именно по повелению этих аятов и сперва успокоили нашего пророка, а затем и других мужчин тем, что пресекли ухаживания разных сафванов и возможность возникновения у женщин-мусульманок всяких там чувств, именуемых любовью.
      Совершив молитву возле усыпальницы пророка, мы вернулись в дом Ахмада Султана. Хаджи Ибрагим Ход-жентский и Хаджи Исмаил Казанский пришли навестить нас. Хаджи Исмаил, тощий, чернявый, пожилой человек с козлиной бородкой, одет, как все арабы, и кожа под воздействием горячего солнца и жарких ветров Аравии у него темная, как у арабов. Хаджи Исмаил служит инспектором в управлении колодцами лучезарной Медины. Он выспрашивал наших татар и башкир о Татарии, о Казани, о том, как живут там его соотечественники.
      А Хаджи Ибрагим сказал только, что рад нас видеть, и умолк. Я спросил, каким образом он очутился здесь. Старик ответил, что покинул родину в 1932 году, шесть лет жил в Афганистане. Вот уже больше двадцати лет, как он в лучезарной Медине. Мысль жениться вторично никогда не приходила ему в голову, его никогда не покидали воспоминания о покинутой семье и родных. Двадцать два года прослужил он в мануфактурной лавке, в торговом ряду лучезарной Медины, а три года назад ушел от всех дел и целиком посвятил себя молитвам.
      Устав с дороги, я рано уснул.
      Всю ночь снились какие-то дурацкие сны. Будто рядом с овощным колхозным ларьком напротив мединститута я открыл свою торговлю кока-колой и пепси-колой. Искандар работает у меня подручным, но, каков подлец, как только к лавке приближается кто-нибудь из знакомых сотрудников или врачей, он, улучив минуту, когда я отворачиваюсь, шепчет им на ухо: "Полюбуйтесь на вашего коллегу! До чего дошел наш паломник!" А я, желая привлечь в свое торговое заведение как можно больше покупателей, воплю на весь проспект Ленина:
      -- Ишриб барид! Кукола! Кукола! Маринда!..
      Утром второго дня, сев в автобус под водительством ишана Ахмада Султана, мы отправились почтить святые места лучезарной Медины. Сперва автобус остановился у низенького дувала, огораживавшего знаменитейшее кладбище этих краев -- Джаннатулбакия, что примерно означает место почивания тех, чье место в раю. Под глинобитным дувалом, укутавшись в чадры, сидело около сорока паломниц. Они ожидали, когда уйдут мужчины.
      Мы стали обходить могилы приближенных и потомков пророка. У могилы третьего халифа хазрата Усмана, а также дочери пророка матушки Фатимы, молитвы пилигримов были особенно усердны. Под воздействием окружающей обстановки и рассказов ишана Ахмада Султана, а также того, что повествовал Кори-ака, все мои спутники плакали навзрыд. Над могилой матушки Фатимы, матери имама Хусейна и имама Хасана, лили слезы паломники-иранцы. Они рвали на себе волосы, царапали в кровь лица, причитая, посыпая головы землей с могилы. Ваш покорный слуга в душе ругал себя за свою черствость -- даже возле святой могилы я не мог выдавить хоть бы одну слезинку.
      Задержавшись возле одной из могильных плит, Ко-ри-ака сказал;
      -- Здесь погребен драгоценный прах благородной женщины, светлая любовь к которой пророка Мухаммада, любимца Аллаха, была особенно ревностной.
      Кори-ака и здесь прочитал молитву, но не назвал имени женщины. По-видимому, имелась в виду Зейнаб. Обычно, когда речь заходит об этой особе, наши духовные отцы без большой охоты принимают участие в беседе, а между тем предания о Зейнаб весьма примечательны и поэтому занимают достойное место в священных писаниях.
      Дело в том, что однажды наш уважаемый пророк почему-то без предупреждения вошел в шатер своего приемного сына Зайда в тот момент, когда Зейнаб, его жена, купалась. При виде молодой красавицы, да еще обнаженной, хазрат на минуту забылся. Затем, с трудом собрав растерянные мысли воедино, он обратился к господу богу:
      -- Тысячу раз слава и хвала тебе, о, владыка, сотворивший существо такой красоты и привлекательности. Только ты один способен на подобное чудо...
      Прошло немного времени, и любимец Аллаха уговорил Зайда развестись с Зейнаб, и красавица вступила в святой брак с нашим пророком. { В одном предании говорится, что наш уважаемый пророк принудил Зайда совершить этот шаг. Хотя, по логике вещей, это предание весьма похоже на правду, но оно уж слишком далеко от мусульманской этики (Ф. М.)}
      Мы пошли к горе Оход, где находится братская могила семидесяти трех безвременно погибших за веру. В этой местности сто двадцать последователей пророка сражались против тысячи двухсот вероотступников. И хотя семьдесят три воина за веру сложили тут свои головы, но все-таки победа правоверных над превосходящим их ровно в десять раз войском была достигнута. Я вспомнил чудесный меч хазрата Али -- Зульфикар. Когда Зульфикар покоился в ножнах, он был длиной всего в два аршина, но стоило льву господа бога извлечь его из ножен и размахнуться над головами своих врагов, как он удлинялся до двухсот аршин и при каждом взмахе сносил с плеч головы двухсот гяуров, отправляя их души прямым путем на вечную прописку в ад. Вспомнил я также мудрого, говорящего иногда человеческим языком коня хазрата Али, бесстрашного Дульдуля, который в случае необходимости мог проскакать в один миг расстояние между Аш-Шамом и Ас-Сином, то есть от Средиземного до Китайского моря. Если, не приведи господь, мусульманскому войску приходилось плохо, то Дульдуль брал инициативу в свои руки (и ноги, конечно), камнем бросался в гущу неверных и в одну минуту наворачивал горы из мерзких трупов.
      Всюду по святым местам сидят менялы, которые обменивают риалы на серебряные монеты. Помимо менял, тут и там, бродят сотни нищих. Они перебегают от одной группы паломников к другой и, окружая их плотным кольцом, не дают прохода, требуя подаяния, мешают молиться до тех пор, пока не изымают у них все имеющиеся в наличии куруши. Мелкие монеты быстро перекочевывают затем из кармана нищих в медные чаши менял, а бумажные риалы переходят в собственность нищих. Уши паломников ни на секунду не отдыхают от возгласов: "Бакшиш! Хаджи, бакшиш!" В выгоде оказываются все: и менялы, и попрошайки, и даже паломники, карманы которых хоть и заметно облегчаются, но зато все тяжелее и весомее становятся их деяния во славу божию.
      Рядом с горой Оход торговали несколько бакалейных лавок. Махсум-Жевака уже возвращался оттуда, одной рукой прижимая к груди что-то похожее на тыкву, а другой отрезая ножом большие куски и отправляя себе в рот. То, что он ел, называется тарра и по вкусу напоминает наши огурцы.
      Увидев Жеваку, Исрафил отправился в торговый ряд и вернулся с американской жевательной резинкой. Через минуту добрая половина нашей группы жевала чуингам. Эта штука понравилась и мне. Когда жуешь, все мрачные мысли улетучиваются из головы и на душе становится легче. Правда, и у этого занятия есть свой недостаток -- лицо жующего лишается того облика, который отличает человека от жвачного животного.
      Над могилой Вахши-Меткого стрелка Кори-ака рассказал одно предание. Оказывается, Вахши и в самом деле был метким стрелком. Достаточно сказать, к
      примеру, что, находясь в лучезарной Медине, он мог без промаха поразить левый или правый глаз муравья, ползущего в горах Таифа. Одна женщина из неверных, сына которого прикончил полководец ислама Амир Хам-за, раздобрив подарками Вахши-Меткого стрелка, уговорила его убить Амира Хамзу, а печень его отдать ей на съедение. Вахши-Меткий стрелок так и сделал. Съев печень полководца ислама, убийцы ее сына, гяурка успокоила свое мстительное сердце.
      Глаза молодых кори, слушавших это предание, сверкали воинственным блеском, и они, словно боевые кони, топтались на месте. Окажись в эти минуты поблизости войско неверных, я убежден, что наша молодежь, несмотря на отсутствие Зульфикара или бесстрашного Дульдуля, ринулась бы в гущу сражения.
      В тот день мы посетили также места первых молений пророка -- пять маленьких мечетий, а затем поехали к мечети Кубо. Перед тем, как войти в нее, Кори-ака предупредил, что святость этой мечети весьма высока и ее можно поставить на второе место после Каабы Аллаха.
      Перед алтарем мечети была дважды сотворена молитва. Мулла Исрафил прочитал суру из Корана. Палом-ники еще не успели подняться с места, как к ним стремительно подскочил имам мечети и заявил, что мы должны дать ему бакшиш, иначе наш хаджж не будет утвержден Аллахом. Поскольку риалы кончились, Абдухалил-ака дал ему несколько долларов. Взамен мы удостоились пышного благословения.
      Потом подошел другой служитель мечети и сказал, что он мутавалли. Пришлось нам взамен благословения дать несколько долларов и ему.
      Мы уже спускались по лестнице мечети Кубо, когда еще один служитель преградил нам путь и потребовал поднести ему бакшиш в честь прославленного Корана. Его довод был из веских, и наш общий кошелек снова потерял в весе. К счастью, авангард нашей группы заметно ускорил шаги, иначе не было бы конца святым санам и священным поводам, которые могли бы дотла опустошить нашу казну.
      Но подлинный штурм нам предстояло испытать впереди. По меньшей мере шестьдесят подростков лет двенадцати-тринадцати отроду взяли нас в окружение, требуя своей доли. Когда у кого-нибудь кончались заранее приготовленные монеты и в ответ на просьбы о подаянии раздавалось "куруш мафи", то есть "куруш нет", они хватали паломника за рукава, за подолы и силком тащили к менялам.
      В этих краях мир капитала называют свободным миром, и в нем Саудовская Аравия занимает не последнее место. Она вторая по запасам нефти. Каждый год
      компания "Арамко" {Сокращенное название Аравийско-американской компании} выкачивает отсюда восемьдесят-девяносто миллионов тонн нефти и по нефтепроводам, протянувшимся на юго-восток от Аравийского полуострова до Средиземного моря, перебрасывает ее в порты Ливана, а оттуда вывозит на европейский рынок. Часть прибылей уходит в святую мошну короля, другая часть в карманы заокеанских дядей. Неспроста король Сауд в списке богатейших людей мира занимает после миллиардеров Соединенных Штатов Америки четвертое место. Однако, говорят, что его величеству приходится нелегко. Только чистокровных принцев крови насчитывается у него триста пятьдесят штук, и если у кого-нибудь число легковых автомобилей, упаси боже, окажется меньше десяти, они закатывают такие скандалы, что день делается черным для всех окружающих.
      Я вспомнил все это утром, увидев на одной из центральных улиц пустой деревянный барабан из-под кабеля. У нас их в лучшем случае используют на дрова, здесь же старый барабан установлен на перекрестке и над ним от солнца водружен тент. Барабан выполняет роль подмостков для полисмена-регулировщика. И сейчас при виде того, как вымогатели бакшиша штурмуют паломников, мной вновь овладели раздумья на экономические темы.
      Среди нищих встречались однорукие мужчины с развевающимися по воздуху пустыми рукавами. Они ли
      шились конечностей в наказание за воровство. Здесь достаточно украсть что-нибудь хоть на десять риалов, чтобы вору отрубили руку. Прославленный Коран, если память мне не изменяет, в сорок втором аяте пятой суры предписывает:
      "Вору и воровке отсекайте руки в воздаяние за то, что они приобрели, как устрашение от Аллаха".
      При повторном воровстве повторяется и воздаяние, то есть вору отсекают и другую руку. Никто не спросит несчастного, почему он украл, почему это случилось, как докатился он до этого? Закон крепок, как сталь, и меч правосудия востер.
      "На сколько ты украл фруктов?" -- "На десять с половиной риалов, мой господин".-- "Положь сюда руку, вот сюда на плаху. Вот так, молодец, правильно..."
      В прежнее время больше половины обездоленных, попавшихся на кражах и получивших за это такой урок воспитания, приказывали долго жить. Палач отрубал руку и уходил восвояси, дальше ему ни до чего не было дела. Наказанный отдавал богу душу от кровотечения или же погибал в неимоверных муках от заражения крови.
      Иное дело теперь. По совету американских братьев за исполнением приговора ныне наблюдает врач. По одну сторону плахи палач делает свое дело, а по другую -- врач оказывает медицинскую помощь. Это "гуманное" новшество впервые было введено во владениях "Арамко", где работает и живет большинство американских братьев, а уже оттуда перекочевало в другие города страны. Вполне возможно, что в один прекрасный день представитель Соединенных Штатов, выступая в Организации Объединенных Наций, либо с другой высокой трибуны, потребует, чтобы и это доброе начинание было вписано золотыми буквами в списки благодеяний, совершенных Америкой для народов Ближнего Востока. Возможно, такое и будет. Жизнь полна подобых казусов.
      Голодные и уставшие вернулись мы в свое пристанище в предвкушении вкусной и обильной мясной шурпы. И тут случилось такое, что надолго запечатлелось у меня в памяти. Нам, шестерым постояльцам третьей кельи, молодой слуга принес шесть мисок с шурпой, но забыл ложки. Трое паломников, мгновенно разломив лепешки, принялись макать их в шурпу и есть, держа миски в руках. Они дули на суп, чтобы он побыстрее остыл, но шурпа была как огонь и обжигала губы. Тогда они сердито поставили миски на дастархон, нетерпеливо поглядывая на дверь. Слуга, наконец, появился и, остановившись в дверях, швырнул несколько ложек. Три представителя духовенства поймали ложки на лету с такой ловкостью и проворством, что слуга рассмеялся от удовольствия.
      М-да, увидеть такой номер удается не каждому даже в цирке.
      Исрафил кивком показал в их сторону и улыбнулся мне. "Каков талант!" --будто говорил он. И вдруг насупился, лицо у него потемнело. Не притрагиваясь ни к лепешке, ни к шурпе, он некоторое время сидел молча, поглядывая на потолок и покашливая.
      -- Сделайте любезность, скажите мне,-- вымолвил Исрафил наконец, обращаясь сразу ко всем троим жонглерам,-- что за номер вы сейчас выкинули? Неужто вам не пришло в голову, что о нас могут подумать плохо?
      Фокусники слушали чрезвычайно корректную речь вице-главы с поникшими головами, но не переставали есть. Только мулла Тешабой на секунду оторвался от миски, недоуменно взглянул на Исрафила и тут же, как ни в чем не бывало, стал поглощать шурпу.
      Исрафил вышел из комнаты.
      До недавнего времени при виде того, как эти почтенные люди спорят, бранятся и, словно дети, выхватывав ют друг у друга еду, занимают место для сидения или ночлега, я бывал опечален до глубины души. Несколько раз я пытался вмешаться. Они вроде бы внимали моим словам, но через час-другой я видел, что Ахмад как был, так и оставался Ахмадом. Опять Махсум-Жевака или мулла Тешабой, захватив кувшин для воды, клали его на ночь себе под подушку, чтобы на рассвете прежде других совершить омовение. Опять кто-нибудь отнимал у своего соседа бутылку кока-колы, которую тот не успел даже пригубить... Но теперь я делаю вид, будто ничего этого не замечаю. Руководителем группы является Кори-ака, Исрафил -- вице-глава. Кроме того, каждый из этих мулл считается учителем этики в своих краях. Ну, да бог с ними. Мои соотечественники там, на родине. Хорошо, что среди мусульман распространена пословица: "Делай так, как говорит мулла, но не делай так, как делает он".
      Не желая отказываться в знак протеста от еды, я доел шурпу и отправился разыскивать Исрафила. Во дворе его не было. Я нашел его в чайхане рядом с домом ишана. Он сидел в самом дальнем углу, запивая чаем сухую лепешку. Я подсел к нему. Он велел чайханщику принести еще одну пиалу. Некоторое время мы молчали.
      -- Ты, кажется, говорил, что у тебя маленькие дети? -- спросил наконец Исрафил.
      -- Да. Старший учится в четвертом классе.
      -- А мой сын, иншалла, будет большим ученым. А может быть, он уже большой ученый, только не говорит... Нельзя, наверное...
      Исрафил задумался.
      По-видимому, он вспомнил что-то приятное, улыбнулся самому себе, разгладил усы и продолжал:
      -- Я знаю только, что они получают электрическую энергию из пламени очень высокой температуры и используют ее в этих самых... космических ракетах. Ты слышал что-нибудь подобное?
      -- Я слышал только, что, пропуская электрический г:|ток через пламя высокой температуры, можно привести в движение какой-то мотор, устроенный по совершенно новому принципу.