ПЕТЯ (радостно, "не веря собственным глазам"). Дядя Ваня! (Раскрывает объятия.)
      Захедринский также. Они бросаются друг к другу, обнимаются, хлопают друг друга по спине.
      Петя отступает от Захедринского и смотрит на него так, словно не может наглядеться.
      Ну как вы, откуда...
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. С северов.
      ПЕТЯ. А мы-то уж думали...
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я тоже думал.
      ПЕТЯ. Но зато живой?!
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Похоже на то.
      ПЕТЯ. Здоровый?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. С этим хуже.
      ПЕТЯ. Вот мама-то обрадуется!
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (указывая на тех, что стоят на стремянке). Твои тараканы?
      ПЕТЯ. А-а, нормальные подонки.
      Захедринский оборачивается к стоящим на стремянке, сгибает правую руку в локте, а ладонью левой руки ударяет по правому бицепсу. Двое на стремянке делают вид, что ничего не заметили.
      Пойдемте, дядя Ваня, встречу положено обмыть.
      Идут налево, к столику. Петя отставляет табурет от шезлонга, теперь он будет служить не как подножие, а как место для сидения. Захедринский вытягивается на шезлонге. Петя берет со столика бутылку кока-колы и замечает, что двое на стремянке продолжают на них смотреть.
      Вон отсюда!
      Двое быстро спускаются со стремянки, становятся рядом и по-военному отдают честь Пете. Затем складывают стремянку и бегом выносят ее налево. Петя садится на табурет и передает бутылку кока-колы Захедринскому.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что это?
      ПЕТЯ. А вы, дядя, попробуйте.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (пьет из бутылки). А что, ничего... Только зачем подкрашено? (Отдает бутылку Пете.)
      ПЕТЯ. Пятьдесят на пятьдесят. (Пьет из бутылки.)
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. А разве чистый спирт нельзя?
      ПЕТЯ. Теперь уже нет. Европа. (Пьет из бутылки.)
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Понятно. Дешевле получается.
      ПЕТЯ. Для меня цена роли не играет.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. А в Европе цена - главное.
      ПЕТЯ. Сейчас я вам кое-что покажу. (Ставит бутылку на столик и достает из кармана несколько стодолларовых банкнот, держит их веером; берет со стола зажигалку и поджигает деньги.)
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивает с шезлонга). Петя!
      ПЕТЯ. Для меня баксы - вот, смотрите!
      Оба смотрят на горящие деньги. Петя с гордостью, Захедринский с ужасом.
      Пауза.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Пусть бы хоть рубли, а то ведь доллары!?
      ПЕТЯ. Рубли лучше горят, только копоти больше.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но... И не жалко тебе?
      ПЕТЯ. У меня этого добра хватает.
      Когда Петя уже не в состоянии держать в руке горящие банкноты, он кладет их в пепельницу. Деньги горят в пепельнице как факел.
      Пауза.
      ПЕТЯ (разгребает догорающий пепел). Вот и все.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (садится на шезлонг, все еще под впечатлением от валютного костра). Ну и ну, кто бы мог подумать, что ты, Петя, простой, советский ребенок...
      ПЕТЯ. Я, дядя, уже не ребенок.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Верно. Как летит время. Но советский.
      ПЕТЯ. И уже не советский.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Все так говорят, да что-то не верится.
      С правой стороны у края набережной появляется Генерал сверхъестественных размеров в форме Советской армии, без головы. Парадный мундир, на груди ряды орденов. На шее выше воротника кровавая кайма, там, где отрезана голова. На согнутой, правой руке парадная генеральская фуражка. Ступает деревянным шагом, не сгибая колен. Медленно и размеренно перемещается налево по краю набережной.
      Петя и Захедринский не видят его, как если бы его не было. Генерал существует только для зрителей. В течение всего прохода Генерала сопровождает специальный осветительный прибор.
      Доносятся хлопки. Сначала одиночные, потом короткими сериями.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. А это что?
      ПЕТЯ. Что?
      Пауза.
      Захедринский слушает. Хлопки, две короткие серии.
      А-а, это. Друг друга по морде бьют.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Кто кого?
      ПЕТЯ. Одни других.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Зачем же по морде?
      ПЕТЯ. А теперь свобода.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так, значит, и я мог бы... тоже мог бы теперь кого-нибудь?...
      ПЕТЯ. Конечно, могли бы, правда, у вас, дядя Ваня, силенок уже маловато.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, ты прав, упустил я время.
      Петя вынимает золотые, карманные часы, открывает крышку, смотрит время.
      Торопишься куда-нибудь?
      ПЕТЯ. Время еще есть. (Убирает часы.) А хотелось бы с вами...
      Слева входят Двое и останавливаются в некотором отдалении от Пети, не смея приблизиться.
      ПЕТЯ. Ну, что там?
      Первый приближается к Пете, наклоняется к нему и что-то шепчет на ухо.
      Петя встает.
      Не сердитесь, дядя, у меня кое-какие дела в офисе.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Иди, сынок, а я тут пока подремлю.
      Петя выходит направо, Двое за ним.
      Захедринский устраивается на шезлонге, закрывает глаза.
      С левой стороны входят Лили и Вольф. Лили идет со стороны авансцены, справа от Вольфа. Она ведет Вольфа под руку. Доходят до левой скамьи и садятся лицом к зрителям. Лили - слева от Вольфа. Смотрят перед собой.
      Захедринский открывает глаза, поднимает голову, подобно человеку, который задремал и теперь не может понять, где находится. Замечает Лили и Вольфа. Смотрит на них некоторое время. Узнает.
      Встает и подходит к ним.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лилиана Карловна! Вот так встреча! (К Вольфу, любезно, но с меньшим энтузиазмом.) Рудольф Рудольфович...
      ЛИЛИ. Уже?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мы же не виделись лет пятьдесят!
      ЛИЛИ. Уже пора?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Еще бы не пора, Лилиана Карловна, ведь пятьдесят лет прошло, а то и больше!
      ЛИЛИ (к Вольфу). Руди, уже пора.
      Вольф смотрит перед собой.
      (Тряся его за руку.) Руди!
      Вольф смотрит перед собой.
      (К Захедринскому.) Мой муж плохо слышит.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не беда.
      Лили берет Вольфа под руку, помогает ему встать. Тот безвольно подчиняется. Лили ведет Вольфа к церковной арке.
      Куда вы, Лилиана Карловна...
      ЛИЛИ (останавливливаясь вместе с Вольфом). Mais... Vous etez du bateau[11]...
      Пауза.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лилиана Карловна, вы, должно быть, не узнаете меня.
      ЛИЛИ (к Вольфу). Allons[12]... (Ведет Вольфа к церковной арке.)
      Захедринский преграждает им путь. Лили и Вольф останавливаются. Захедринский берет Лили за руку.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Давайте попробуем разобраться.
      Ведет Лили вместе с Вольфом, которого та поддерживает под руку, обратно к скамье. Все трое садятся, лицом к зрителям. Лили в середине, Захедринский слева от нее.
      Ведь вы Лилиана Карловна Вольф, урожденная Светлова.
      ЛИЛИ. Это моя внучка.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Артистка, не так ли?
      ЛИЛИ. В прошлом, да, артистка.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Все правильно. А это ваш муж, Рудольф Рудольфович Вольф.
      ЛИЛИ. Остерман.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Инженер-железнодорожник.
      ЛИЛИ. Граф Остерман.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. По происхождению немец. Ведь так?
      ЛИЛИ. Он родился в Вестфалии, но потом поступил на царскую службу.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вот именно. И создавал всероссийскую транспортную систему.
      ЛИЛИ. Он был министром Петра Великого.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какого Петра?
      ЛИЛИ. Великого.
      Пауза.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (отворачивается от Лили и смотрит перед собой). Нет, что-то тут не так.
      Между тем Генерал уже достиг левой кулисы - по пути появившись в проеме церковной арки - и исчез слева. Если не исчез, то должен вскоре исчезнуть. Это зависит от ширины сцены и темпа его прохода. Высоко на небе, слева от края набережной, появляется голова Священника сверхъестественных размеров. На ней высокий цилиндрический головной убор православного духовного лица. Длинные волосы, борода. Снизу на шее, там где голова отрезана, кровавая кайма. Голова движется вправо, профилем к зрителям, очень медленно и равномерно. Так же, как Генерала, голову сопровождает специальный осветительный прибор.
      Захедринский, Лили и Вольф - все трое сидят, глядя перед собой.
      (Повернувшись к Лили.) А меня вы помните?
      ЛИЛИ (повернувшись к Захедринскому). Oui, mon capitaine[13].
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). Я никогда не служил в армии.
      ЛИЛИ. Когда вы нас заберете?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (повернувшись к Лили). Куда?
      ЛИЛИ. В Константинополь.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). Час от часу не легче.
      ЛИЛИ. Вы не можете оставить нас здесь.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Почему же нет?
      ЛИЛИ. И вы это говорите?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но если мы не знакомы...
      ЛИЛИ. Моего мужа зовут...
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Знаю, граф Остерман. Но я с ним не знаком.
      ЛИЛИ. Вы не верите мне?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я знаком только с Лилианой Карловной.
      ЛИЛИ. За нас может поручиться генерал Врангель.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (повернувшись к Лили). Но ведь он умер!
      ЛИЛИ. Месье! Генерал Врангель - наш лучший друг.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но это невозможно!
      ЛИЛИ. Месье! Я понимаю, что вы как француз не обязаны подчиняться российским военным авторитетам. Но как офицер вы должны верить слову русского генерала.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Офицер! Француз!
      ЛИЛИ. И, наверное, джентльмен, смею полагать.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но я же русский!
      ЛИЛИ. Месье, надеюсь, честь французского морского офицера не позволит вам оставить двух старых, беззащитных людей на растерзание убийцам.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Каким еще убийцам!
      ЛИЛИ. И вы не понимаете? Неужели не желаете понять? Разве только... Нет, это невозможно.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (снова глядя перед собой). А что, если все возможно...
      ЛИЛИ. Разве возможно, чтобы офицер, француз и джентльмен оказался большевиком?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (про себя). Да, все возможно.
      ЛИЛИ (встает). Месье!
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая со скамьи). Нет, нет! Вы меня превратно поняли, конечно же, вы правы, это поистине невозможно! Я пошутил, то была всего лишь шутка, несколько плоская, готов признать, но ведь служба на море огрубляет нас. К тому же, мы, французы, готовы все отдать за bon mot[14]. Даже, если это не слишком bon. Прошу меня извинить, мадам, разумеется, честь офицера не позволит мне... (Галантно целует руку Лили.)
      ЛИЛИ. Значит, я могу на вас рассчитывать?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Посмотрю, что удастся для вас сделать. Но пока что... Вы мне позволите вас покинуть.
      С правой стороны слышится автоматная очередь.
      Битва призывает меня! (Быстро отходит направо.)
      Лили садится на прежнее место рядом с Вольфом.
      Оба смотрят перед собой, не двигаясь.
      С правой стороны входит Петя, за ним Двое. В руках у Пети АК-47 (автомат Калашникова).
      ПЕТЯ. Порядок! (Отдает автомат Первому.)
      Первый почтительно принимает автомат, подобно дворецкому, принимающему зонт из рук хозяина-аристократа. Петя вытягивается на шезлонге и пьет "коктейль" из бутылки. Первый и Второй выходят налево.
      Захедринский садится на табурет.
      (Между глотками из бутылки.) Ну, дядя, что слышно?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вот побеседовал с господами... (Показывает на Лили и Вольфа.) Ты их знаешь?
      Петя оборачивается и смотрит на сидящих неподвижно Лили и Вольфа.
      Короткая пауза.
      ПЕТЯ (снова принимаясь за "коктейль"). Нет.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Говорили, что живут здесь уже давно.
      ПЕТЯ. Может, и давно.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. И ты не знаешь, кто они такие?
      ПЕТЯ. Тут всякие болтаются.
      Пауза.
      Между тем голова Священника проплыла через диск луны, потом над куполами церкви и, продолжая движение, исчезла справа. Если голова еще видна, то вскоре должна исчезнуть.
      С левой стороны по краю набережной входит Оборотень сверхъестественных размеров, с головой волка и телом мужчины. Одет во фрак с белой манишкой и бабочкой. Перед собой везет детскую коляску старинной модели на высоких, велосипедных колесах, черную, с опущенным тентом. Из коляски высовывается голова гуся на длинной шее, клювом обращенная к Оборотню.
      Так же, как Генерала и голову Священника, его сопровождает специальный осветительный прибор.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя...
      ПЕТЯ. Да.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Это правда, что сюда должен прибыть какой-то корабль?
      Петя замирает с бутылкой, поднесенной ко рту.
      Пауза.
      ПЕТЯ (ставит бутылку на столик). А вам, дядя, откуда это известно?
      Захедринский движением подбородка показывает на Лили и Вольфа, неподвижно сидящих на скамье. Петя оборачивается к Лили и Вольфу, смотрит на них.
      Пауза.
      (Приняв прежнюю позу.) Правда.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что за корабль?
      Пауза.
      ПЕТЯ. Ладно. Но строго между нами.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не беспокойся. Мы ведь не чужие.
      ПЕТЯ. Из Америки.
      Захедринский тихо свистит, подразумевая: "Высоко залетел".
      Вы слышали о святой Апалагии?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. С житиями святых у меня слабовато.
      ПЕТЯ. Никакая она не святая, просто выдумала для себя такой псевдоним.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но зачем, если не святая?
      ПЕТЯ. Сейчас это модно, для рекламы. Она артистка.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Верно, шлюха какая-нибудь.
      ПЕТЯ. Конечно, шлюха, но теперь шлюхи стали артистками. Не так, как в ваше время.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что поделаешь, Петя, за вами не поспеть.
      ПЕТЯ. Ну и она приезжает к нам, а я как раз ее ожидаю.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивая). К нам?!
      ПЕТЯ. К нам. Что это вы, дядя Ваня?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (радостно, почти с недоверием). В Россию?!
      ПЕТЯ. В Россию. Да что вас так удивляет?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так это же означает, что у нас хорошая жизнь настала!
      ПЕТЯ. У нас? Да вы в своем уме, дядя Ваня?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Петя! Ты сам не понимаешь, что говоришь! Наконец-то, после долгих столетий!
      ПЕТЯ. Да не волнуйтесь вы так, не то инфаркт может случится.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так я же от радости, Петя, от радости. Дождалась светлой зари наша отчизна, я же, как-никак, патриот!
      ПЕТЯ. Какой еще зари, что вы плетете.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я, Петя, сидел на Севере с одним экономистом. Валим мы с ним лес, под конвоем, само собой, а он мне все толкует: "Иван Николаевич, говорит, - знаете, когда у нас будет все хорошо?" "Когда же?" - спрашиваю. "Когда поедут к нам проститутки из-за границы. В экономике - это самый верный показатель. Что там разные Марксы или Фридмэны - все это мусор. А вот как заграничные проститутки на Россию полетят, это будет означать, что экономика встала на ноги. Они лучше всех знают, где хорошо. Это я вам говорю". Образованный был человек.
      Пауза.
      И ты не радуешься?
      ПЕТЯ. Она приезжает не по импорту.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Однако, приезжает!
      ПЕТЯ. Она за нашими путанами едет. На экспорт.
      Пауза.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я-то, дурень, радовался.
      ПЕТИ. У нее в Америке большой бордель, а там проститутки всегда были в дефиците. Ну вот, мы их от нас и экспортируем в Америку.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Кто экспортирует?
      ПЕТЯ. Мы с ней, совместное предприятие.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да, не знал я, знатная у тебя фирма.
      ПЕТЯ. Работаю монопольно. Гриша взял на себя икру, Миша - нефть, а я половой бизнес.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Лихо!
      С левой стороны входит Анастасия Петровна с узлом. Подходит к Пете, кладет узел на землю. Развязывает узел и достает самовар.
      ПЕТЯ (к Анастасии). Я же сказал - нет.
      Анастасия подходит с самоваром к Захедринскому.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вы, случаем, не Анастасия Петровна?
      АНАСТАСИЯ. Я и есть.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. А меня не узнаете?
      АНАСТАСИЯ (присматривается к Захедринскому). Что-то, вроде...
      Пауза.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, узнаете?
      АНАСТАСИЯ. Муж мой, Батюшков.
      Пауза.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не обижайтесь, Анастасия Петровна, но... вы еще живы?
      АНАСТАСИЯ. Да кто его знает...
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. А я... жив? Как вам кажется?
      АНАСТАСИЯ. Откуда мне знать...
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да я и сам уже не знаю. Думал, что вы мне скажете.
      АНАСТАСИЯ. Я человек неученый.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но все же, вы-то как думаете?
      Пауза.
      АНАСТАСИЯ. Вернее всего ущипнуть себя. Будет больно, значит, пока что живы.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мне и так больно, можно не щипать.
      АНАСТАСИЯ. А что у вас болит?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Душа.
      АНАСТАСИЯ. А-а, если душа, тогда тоже неизвестно.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что ж, оставайтесь с Богом, бабуся.
      АНАСТАСИЯ (показывая самовар). Не купите?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не могу, ведь я, возможно, уже не живу.
      АНАСТАСИЯ. А, тогда лучше не надо. (Прячет самовар в узел, завязывает его, идет к правой скамье, садится лицом к зрителям.)
      ПЕТЯ (достает карманные часы, смотрит время). Скоро должна уже прибыть.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Мне начинает казаться, что тут ее все ждут.
      Пауза.
      Петя, а как называется ее корабль?
      ПЕТЯ. "Левиафан". (Убирает часы в карман.) Лишь бы погода не испортилась. (Берет со столика бинокль, встает с шезлонга, идет к церковной арке и через бинокль смотрит на море.)
      С правой стороны входят Матрена Васильевна и Александр Иванович Чельцовы. Они в том же возрасте, что в I акте, обоим около сорока пяти лет. Чельцова одета в белый жакет с очень широкими, квадратными плечами, белую, обтягивающую мини-юбку и белые пластиковые туфли на высоком каблуке. Прическа "афро". В руке пластиковая белая сумка. На Чельцове рубаха с короткими рукавами, желтого цвета, расписанная красными пальмами и зелеными бабочками. Волосы длинные, зачесанные назад и схваченные в виде "конского хвоста". Бермуды и кроссовки. Белые, теннисные носки. Чельцова идет впереди, Чельцов следует за ней, несет два чемодана. Они останавливаются. Чельцова подходит к Захедринскому.
      ЧЕЛЬЦОВА. Здесь выезжают в Америку?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нет.
      Чельцов ставит чемоданы на землю.
      ЧЕЛЬЦОВА (к Чельцову). Здесь.
      Чельцов берет чемоданы. Чельцова идет к шезлонгу и с удобством устраивается на нем.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Если я говорю, что не здесь...
      Чельцова берет бутылку кока-колы и делает глоток.
      ...то, наверное, знаю, что говорю.
      Чельцов ставит чемоданы на землю. Чельцова, ошеломленная содержимым бутылки - она рассчитывала на коку-колу - нюхает горлышко бутылки.
      Я вам, кажется, ясно сказал.
      Чельцова делает несколько больших глотков из бутылки.
      Мне, что, повторить?
      ЧЕЛЬЦОВА (ставит бутылку на столик перед собой). Александр!
      Чельцов поднимает чемоданы. Захедринский берет бутылку и демонстративно отставляет ее на самый край столика, как можно дальше от Чельцовой.
      Иди сюда.
      Чельцов приближается к Чельцовой и Захедринскому. Стоит с чемоданами в руках.
      Садись.
      Чельцов осматривается в поисках места, где он мог бы сесть.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ (встает с табурета). Так я вам в последний раз...
      ЧЕЛЬЦОВА (тоном приказа). Александр! (Указывает на табурет.)
      Чельцов опускает чемоданы на землю и садится на краешек табурета.
      Захедринский стоит.
      Чельцова дотягивается до бутылки и делает глоток.
      Пауза.
      Захедринский отворачивается и отходит на авансцену направо. Стоит на авансцене спиной к Чельцовым.
      Чельцова ставит бутылку на столик.
      Пауза.
      Чельцов тянется к бутылке. Чельцова ударяет его по руке. Тот отдергивает руку. Чельцова достает из сумки моток шерсти и начинает вязать на спицах.
      Пауза.
      Чельцов поднимается с табурета.
      ЧЕЛЬЦОВА. Куда?
      ЧЕЛЬЦОВ. Сейчас вернусь.
      ЧЕЛЬЦОВА. Только не отходи далеко.
      ЧЕЛЬЦОВ (подходит к Захедринскому, шепотом). Иван Николаевич...
      ЗЕХЕДРИНСКИЙ (обернувшись). Это вы, Александр Иванович?
      ЧЕЛЬЦОВ (оглянувшись на Чельцову). Да, я, только говорите тише.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Я не узнал вас в таком виде.
      ЧЕЛЬЦОВ. У нас перемены, большие перемены. Мы вот в Америку собрались.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. В Америку? А зачем?
      ЧЕЛЬЦОВ. Как - зачем? В Америку - и зачем!?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, вы - это еше можно понять, когда-то купцом были. А Матрена Васильевна?
      ЧЕЛЬЦОВ. Хо-хо, она-то в первую очередь!
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да что ей в Америке делать?
      ЧЕЛЬЦОВ. Профессором будет.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Как профессором?
      ЧЕЛЬЦОВ. В университете.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. И каким же профессором?
      ЧЕЛЬЦОВ. По искусству или по литературе, это еще будет зависеть...
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. От чего зависеть?
      ЧЕЛЬЦОВ. От того, где больше станут платить. Она теперь знаменитость, во всех университетах нарасхват.
      ЧЕЛЬЦОВА. Александр!
      ЧЕЛЬЦОВ. Сейчас, Матреша.
      ЧЕЛЬЦОВА. О чем это вы там, в сторонке...
      ЧЕЛЬЦОВ. Мы тут - насчет методики преподавания.
      ЧЕЛЬЦОВА. Только недолго.
      ЧЕЛЬЦОВ. Я уже иду, Матреша.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну, хорошо, это она. Но вы-то что, в таком случае...
      ЧЕЛЬЦОВ. А я буду ее ассистентом.
      Петя перестает наблюдать в бинокль за морем и идет к шезлонгу.
      ЧЕЛЬЦОВА (встает). Александр, сколько можно тебя ждать?
      ЧЕЛЬЦОВ. Мне надо идти.
      Чельцова делает несколько шагов в сторону мужа и Захедринского.
      ЧЕЛЬЦОВ. До свиданья, Иван Николаевич.
      Петя кладет бинокль на столик и за спиной Чельцовой садится на шезлонг.
      Чельцов возвращается к жене. Та оборачивается и видит, что на шезлонге сидит Петя.
      ЧЕЛЬЦОВА. Александр! Он занял мое место!
      Чельцов приближается к Пете. Останавливается перед ним. Петя отворачивает левую полу своего сверкающего пиджака и показывает Чельцову подвешенный на подкладке пистолет "Магнум 357, Смит и Вессон".
      Пауза.
      Чельцов отворачивается от Пети и поднимает чемоданы. С чемоданами в руках идет к правой скамье.
      ЧЕЛЬЦОВА. Александр!
      ЧЕЛЬЦОВ. В другой раз.
      Чельцова идет за мужем. Анастасия отодвигается к правому концу скамьи, освобождая для них место.
      Чельцовы садятся на скамью, лицом к зрителям.
      Захедринский подходит к Пете и садится на табурет.
      ПЕТЯ. Дело дерьмо.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Что случилось?
      ПЕТЯ. Туман опускается.
      С левой стороны входят Двое. Первый несет флаг США без древка, Второй стремянку. Он ставит стремянку справа от церковной арки, Первый поднимается на стремянку и вешает флаг правым, верхним углом на гвоздь. Спускается со стремянки. Второй переставляет стремянку к левой стороне арки. Первый поднимается на стремянку. Второй подает ему левый верхний угол флага, Первый зацепляет его на гвозде. Флаг США теперь висит поперек церкви над аркой. Первый спускается со стремянки. Первый и Второй складывают стремянку и выносят ее налево.
      С правой стороны - издалека и постепенно приближаясь - слышится звук гармошки и "Песня о крейсере Варяге", которую поют два мужских голоса.
      Наверх вы, товарищи, все по местам!
      Последний парад наступает.
      Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
      Пощады никто не желает.
      Все вымпелы вьются и цепи гремят,
      Наверх якоря поднимают.
      Готовятся к бою! Орудия в ряд
      На солнце зловеще сверкают.
      Свистит и гремит, и грохочет кругом,
      Гром пушек, шипенье снарядов.
      И стал наш бесстрашный и гордый "Варяг"
      Подобьем кромешного ада.
      С правой стороны, распевая и немного покачиваясь, входят два матроса Черноморского флота 1905 года. Оба в бескозырках и тельняшках. Один из них играет на гармошке, другой обнимает его за шею.
      1-й МАТРОС (тот, что без гармошки). Где тут "Потемкин"?
      ПЕТЯ. А вам он на что?
      1-й МАТРОС. Мы с "Потемкина"!
      ПЕТЯ. Здесь его нет. Проходите, проходите.
      1-й МАТРОС. Как же - нет! А нам Эйзенштейн говорил...
      ПЕТЯ. Да что вы привязались с вашими евреями. Вы - черноморцы или жидовские холуи?
      1-й МАТРОС. Мы?! (К матросу с гармошкой.) Будем бить.
      ПЕТЯ. Не знаю, что он вам говорил. А я говорю, нет здесь никакого "Потемкина". Здесь бордель.
      1-й МАТРОС (к 2-му, радостно). Федя! Остаемся!
      Идут к правой скамье.
      Бабуся, подвиньтесь-ка.
      Анастасия отодвигается влево, освобождая для них место на скамье.
      Матросы садятся на скамью рядом с Анастасией Петровной, лицом к зрителям.
      На скамье теперь сидят, слева направо: Чельцова, Чельцов, Анастасия Петровна, 1-й Матрос и 2-й Матрос.
      Между тем Оборотень с коляской и гусем исчез справа. С левой стороны появляется молоденькая Екатерина Великая в короне и коронационном наряде. Актриса должна быть нормального, но лучше, если выше среднего, роста. При этом коронационный наряд, моделью которого может послужить портрет Екатерины в Санкт-Петербургском "Эрмитаже", значительно увеличивает габариты актрисы. Такой эффект желателен и может быть усилен высокой обувью. Огромный шлейф коронационного наряда также может создать весьма желательный эффект, в особенности, когда фигура Екатерины будет видна в профиль. Актриса должна играть эту роль в маске, прежде всего, чтобы обеспечить неподвижность лица и величественность персонажа.
      В том же темпе, что Генерал, голова Священника и Оборотень, Екатерина идет направо по краю набережной. Как и других призраков, ее сопровождает специальный осветительный прибор.
      ПЕТЯ. Что же вы теперь собираетесь делать, дядя Ваня?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Пока не решил. Вернусь в тайгу, скорее всего.
      ПЕТЯ. В тайгу? Да вы только-только выбрались оттуда!
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Зато теперь вернусь как свободный человек. Здесь мне, Петя, делать нечего. Все поменялось, и все мне не по душе.
      ПЕТЯ. Тайги больше нет.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Как же это возможно, - нет тайги. Что ты несешь, сынок?
      ПЕТЯ. Всю тайгу Коля вырубил.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какой такой Коля?
      ПЕТЯ. Коля - мой дружок. Вырубил и экспортировал к японцам.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не может быть! Всю тайгу? Раньше смогли только вишневый сад вырубить, а теперь всю тайгу... Ну и ну...
      Пауза.
      Екатерина Великая появляется (правым профилем) в проеме церковной арки.
      Федя играет на гармошке мелодию песни "Бублики".
      Екатерина Великая останавливается и поворачивается фронтально к зрителям. Идет вперед. Останавливается в арке.
      Короткая пауза, во время которой Федя убыстряет темп "Бубликов".
      Одним движением обеих рук Екатерина Великая распахивает коронационный наряд, под которым она совершенно нагая. Только самое стратегическое место прикрыто большим цветком подсолнуха.
      Остается в неподвижности несколько секунд.
      Закрывает коронационный наряд.
      Поворачивается кругом, идет вперед, то есть возвращается к краю набережной. Сворачивает направо.
      Продолжает движение направо вдоль края набережной. Все ее движения и перемены позиции строго рассчитаны. Она двигается подобно автомату, с мертвенно неподвижным лицом-маской.
      Федя приглушает громкость "Бубликов".
      Чельцов встает со скамьи, кладет один из чемоданов плашмя на землю, открывает его и достает бутерброд (сандвич) с ветчиной, завернутый в бумагу. Садится обратно на скамью, разворачивает бутерброд, бумагу кладет на колени и начинает есть. Чемодан остается открытым.
      ПЕТЯ. А может, вам в Америку поехать? Для вас, дядя Ваня, я бы все устроил.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Как путана?
      ПЕТЯ. Ну, это не обязательно.
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Стар я уже. Да, впрочем, и проституткой достаточно побыл. Пора и отдохнуть.
      Федя подбирает и затем тихо играет мелодию песни "Не слышно шума городского".
      1-й Матрос поднимает с земли газету, оставленную Захедринским.
      Екатерина Великая продолжает шествие к правой кулисе.
      С левой стороны входят Двое. У каждого букет красных роз. Они занимают места по обеим сторонам арки. Первый слева, Второй справа. Стоят неподвижно, подобно часовым, каждый держит перед собой букет роз.
      1-й МАТРОС (читающий газету). Федя! Поляки Киев взяли!
      2-й МАТРОС. Киев все равно уже не наш.
      Екатерина Великая выходит направо.
      Издалека доносится троекратный сигнал корабельной сирены.
      ПЕТЯ (вставая с шезлонга). Едет! (Достает из кармана расческу и причесывается.)
      Захедринский встает.
      Петя убирает расческу в карман и берет со столика бинокль. Смотрит через бинокль на море.
      Чельцова встает и поворачивается к арке.
      Чельцов перестает есть бутерброд, снова заворачивает его в бумагу, кладет сверток в открытый чемодан. Закрывает крышку чемодана.
      Чельцова останавливается и ждет мужа.
      Лили встает и помогает встать Вольфу. Ведет его к арке церкви.
      Чельцову никак не удается закрыть чемодан. Сидя на корточках, он возится с чемоданными замками.
      ЧЕЛЬЦОВА. Александр!
      Чельцов открывает чемодан, достает из него сверток с бутербродом, разворачивает его, бумагу кладет в чемодан, а бутерброд берет в зубы.
      Лили и Вольф проходят через арку между Двумя, неподвижно стоящими с букетами в руках, и доходят до края набережной.
      Чельцов справляется с чемоданом, который теперь легко закрывается. Берет оба чемодана.
      Чельцова отворачивается от него, идет к арке, Чельцов с чемоданами идет следом за женой.
      Лили и Вольф сходят по ступенькам (не видимым для зрителей) вниз. Постепенно спускаясь, они целиком исчезают.
      Чельцова проходит через арку и спускается с набережной.
      Чельцов с двумя чемоданами в руках и бутербродом в зубах идет за ней.
      Чельцова исчезает.
      Чельцов исчезает.
      Лили и Вольф, Чельцова и Чельцов исчезли.
      Матросы, сморенные алкоголем, прекратили всякую активность. 1-й Матрос перестал читать газету, она выпала у него из рук и соскользнула на землю. 2-й Матрос перестал играть на гармошке. Опершись друг на друга, они сидят на скамье и дремлют.
      Петя подходит к арке и смотрит через бинокль на море.
      Анастасия Петровна встает со скамьи и с узлом на спине подходит к Захедринскому.
      АНАСТАСИЯ. А тут чего дают?
      ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ничего, бабуся.
      АНАСТАСИЯ. Раньше, когда ничего не было, так все давали, а теперь вот все есть, а ничего не дают.