Мэтьюз был приговорен к уплате громадного штрафа в двадцать пять тысяч фунтов стерлингов и на некоторое время сошел со сцены. Но на этом его карьера не закончилась. В 1742 году он назначается посланником Англии в Турине и командующим флотом в Средиземном море, а еще через два года командует английским флотом в битве с объединенным франко-испанским флотом у Тулона. Подчиненные ему офицеры так ненавидели его, что в разгар битвы отказались выполнять его приказы. Противнику удалось ускользнуть. Два адмирала и пять капитанов, виновные в неповиновении, были уволены со службы. Заодно уволили в отставку и самого Мэтьюза.
Директора Ост-Индской компании надолго запомнили двухлетнее крейсерство Мэтьюза в Индийском океане и в течение двадцати лет отказывались от присылки в их воды военных эскадр. Лишь в 1744 году, после начала войны с Францией за владычество в Индии, они согласились на прибытие в Бомбей кораблей британского королевского флота.
Хотя Мэтьюз не выполнил своей задачи и на счету его эскадры нет ни одного потопленного или захваченного пиратского корабля, присутствие его фрегатов в Индийском океане стало одной из причин ослабления пиратства. Встреч с эскадрой пираты избегали. Пребывание Мэтьюза в океане совпало также с окончанием карьеры самых знаменитых пиратов двадцатых годов.
Большинство их отправилось обратно в Вест-Индию, а оттуда на север, к берегам Виргинии и Флориды. Английские и французские колонии в Северной Америке в это время быстро развивались, и множество кораблей с хлопком и рабами проходило в тех водах. И, как это бывало и раньше, вновь сработала система «сообщающихся сосудов». Пираты усилились у берегов Америки, следовательно, их стало меньше в Индийском океане.
Они не исчезли совсем, но с каждым годом их становилось все меньше, пока в начале сороковых годов Индийский океан не был заполнен английскими и французскими военными эскадрами. Война между европейскими державами, первая настоящая война в этом бассейне, практически положила конец пиратству.
Но еще до этого заглохли вновь, и на этот раз уже окончательно, мадагаскарские поселения. К середине двадцатых годов, как полагает французский исследователь мадагаскарского пиратства Дешан Жубер, в пиратских поселках оставалось не более двухсот человек. Примерно в это время бросил свой замок и уплыл в Индию, чтобы поступить на службу к маратхам, Плантен; покинули Мадагаскар и другие поселенцы. Посети Вудс Роджерс Мадагаскар в 1725 году, он бы решил, что за десять лет ничего не изменилось: те же одичавшие пираты, окруженные мальгашскими женами и детьми. Короткий и бурный период второго расцвета пронесся над островом, не оставив следов.
Когда корабли эскадры Мэтьюза, увозившего в Англию прекрасную Катрин, проходили мимо вновь пришедших в запустение пиратских поселков Мадагаскара, заканчивалась еще одна эпопея, связанная с мадагаскарским пиратством, — своеобразный эпилог описанных здесь событий.
Около 1712 года пиратам, тогда многочисленным и активным, пришла в голову мысль легализовать свою вольницу, встав под покровительство какой-нибудь европейской державы. Держава должна была быть достаточно сильной и воинственной и в то же время отдаленной, чтобы союз с ней пиратским интересам в Индийском океане не угрожал.
Посланец пиратского союза прибыл в Европу в 1713 году и вскоре пришел к выводу, что наилучшим покровителем может стать шведский король Карл XII — воинственный, авантюристичный и нуждавшийся в союзниках. Посланец пиратов обратился к королю через шведского посла в Ганновере, сообщив (и это было чистой правдой), что шведов среди пиратов мало и что на шведские корабли пираты не нападают (за неимением таковых в Индийском океане). Карла в то время в Швеции не было, и просьбу посланца пиратов рассмотрел шведский сенат, но никакого решения не принял.
Тем временем положение пиратов на Мадагаскаре ухудшилось: начинался новый и последний упадок их поселений. Не дождавшись ответа от шведов, они послали в Европу новое посольство, во главе которого поставили «адмирала» Каспара Моргана, однофамильца знаменитого разбойника.
На этот раз пиратскому посланцу удалось привлечь внимание Карла XII. «Адмирал» не скупился на обещания. Он предлагал устроить на Мадагаскаре фактории и передать королю громадные сокровища, якобы хранящиеся на острове.
Пираты для европейского государя были существами загадочными. Рассказы об их деяниях широко циркулировали в Европе, книги об их подвигах были нарасхват. Карл о пиратах был много наслышан, но, разумеется, реального представления о них не имел. А так как он отчаянно нуждался в деньгах и людях, то поверил даже в легенды о сокровищах.
В июне 1718 года Карл подписывает пиратам охранную грамоту, в которой Морган объявляется наместником шведской короны на Мадагаскаре. Спешно снаряжается экспедиция для организации фактории и геологических изысканий. Что касается сокровищ, то Карл обещает рассматривать их как заем и платить пиратам проценты. Морган, со своей стороны, обещает королю выделить тридцать кораблей.
И тут Карл XII погибает. Экспедиция отменяется.
Проходит несколько лет. Швеция все так же нуждается в деньгах и кораблях. Неудивительно, что договор Карла с пиратами вспоминают, и правительство Ульрики Элеоноры, занявшей шведский престол, решает возобновить отношения с пиратским островом.
В большой тайне начинается подготовка экспедиции на Мадагаскар, во главе которой становится генерал-адъютант Ульрих.
Но эскадра еще не успела выйти в море, как про изошла «утечка информации» и об экспедиции узнал Петр I.
Петр давно стремился найти пути в Индию. С этой целью он отправил через Среднюю Азию Бековича-Черкасского, но тот вместе со своим отрядом погиб в Хиве Ведя войну с Персией, Петр также имел в виду открыть путь к Индии. Он снарядил корабли Беринга, он внима тельно следил за английскими и французскими путеше ствиями в Индийский океан.
И вдруг в 1721 году при дворе Петра появился его старый знакомый, шаутбенахт (контр-адмирал) В иль стер, который воевал со шведами против датчан, с дат чанами против шведов, бывал в России еще в 1714 году — в общем, профессиональный наемник и опытный моряк.
Петр принял Вильстера на русскую службу в чине вице-адмирала, и тот рассказал царю все, что знал о связях шведов с мадагаскарскими пиратами и о подготовке второй экспедиции к Мадагаскару Петр внима тельно выслушал Вильстера, однако, казалось бы, ниче. го не предпринял.
Тем временем подготовка экспедиции Ульриха закончилась и его корабли, замаскированные под торговые суда, направились на юг и вскоре бросили якоря в испанском порту Кадис. Там шведская эскадра провела несколько месяцев, очевидно ожидая пиратского посланца. На борту кораблей начались ссоры между офицерами, Ульрих унять их не смог, и, так и не дождавшись пиратов, поспешил назад, в Швецию, где его отдали под суд за срыв экспедиции.
В то время как Ульрих ждал пиратов у Кадиса, в Лондоне появилось еще одно действующее лицо этой истории — швед Наркрос. О нем известно, что он поступил на русскую службу в одно время с Вильстером, но в отличие от последнего неожиданно ушел в отставку и через несколько месяцев уехал в Лондон. Русский посланник в Англии Долгорукий сообщил Петру о распространившихся в Лондоне слухах, будто Наркрос прибыл из России с тайной миссией найти флибустьеров, которые искали протекции шведского короля. Видимо, Наркрос действовал неосторожно, и в Англии стало известно об интересе Петра к Мадагаскару, что вряд ли доставило удовольствие англичанам и голландцам.
К 1723 году Петербурга достигают вести о неудаче экспедиции Ульриха. Какие-то не дошедшие до нас сведения поступают и от разведчиков в Лондоне Не исключено, что розысками следов мадагаскарских пиратов занимались помимо Наркроса и другие русские агенты.
Как только стало известно о провале экспедиции Ульриха, Петр вызывает в Петербург из Ревеля (Таллинна) Вильстера. Он приказывает ему подготовить «экстракт» — свод всех сведений о пиратах и их отношениях со шведским двором. 4 июня 1723 года Вильстер предст авл яет требуемый документ Вряд ли столько времени заняло написание докладной — вероятно, Вильстер тоже собирал дополнительные сведения. Подготовка к экспедиции, очевидно, уже началась, хотя и в глубокой тайне. Вильстер в записке сообщает имена рекомендованных им офицеров, и Петр на полях против иностранных фамилий помечает: «Офицеров перемешать с русскими, как говорено». Значит, об экспедиции уже говорилось.
И вновь наступает пауза, теперь на несколько месяцев. Вильстер возвращается в Ревель. Очевидно, экспедиция отложена.
Вдруг 3 ноября 1 723 года начальник Ре вельской эскадры Фан-Гофт получает приказ Петра срочно оснастить и вооружить для дальнего плавания два новых, только что построенных в Амстердаме фрегата: «Амстердам-Галей» и «Декронделивде».
Казалось бы, удобнее готовить экспедицию в Петербурге — на глазах царя. Но в ноябре Финский залив начинает замерзать, а загадочная срочность требует отправки эскадры незамедлительно. Поэтому, несмотря на плохую погоду, морозы и ветры, на Ревельском рейде начинается лихорадочная деятельность.
Приказ Петра отправлен в Ревель, а сведения о тайном путешествии уже мчатся в Европу Голландский посол в Петербурге доносит своему правительству, что Петр готовит корабли, которые «пойдут в Испанию, а по другим слухам, может быть, в Ост-Индию».
На корабли назначены правительственные комиссары — капитан-лейтенант Мясной и капитан-поручик Кошелев. Правда, о цели плавания не знают еще ни комиссары, ни командиры фрегатов. Лишь в Атлантическом океане Вильстср должен им о ней объявить.
Спешка такова, что Петр велит генерал-адмиралу Апраксину — одному из трех человек в государстве, посвященных в тайну, — изготовить фрегаты к плаванию за десять дней.
8 ноября начинается погрузка, 14 ноября Фан-Гофт сообщает в Адмиралтейств-коллегию, что фрегаты будут готовы через три-четыре дня. 2 декабря Апраксин приказывает погрузить на фрегаты порох и отправить их в незамерзающую бухту Рогервик, в сорока семи верстах от Ревеля, куда они и прибывают 15 декабря.
Петр хотел превратить Рогервик в главный порт России. Поэтому в те дни в бухте шло большое строительство, которым командовал полковник Маврин. Именно к нему на квартиру неожиданно явился прокурор Адмиралтейств-коллегий Козлов и привез жильца, имени которого не знал даже хозяин дома. Так адмирал Вильстер прибыл к эскадре.
Вильстер маялся у окошка квартиры, выходившей к морю, глядел, как суетятся матросы и мастеровые, готовя фрегаты, и читал инструкцию Петра. В ней говорилось о встрече с мадагаскарскими пиратами: «…объявите о себе владеющему королю, что имеете от нас к нему комиссию посольства, и верющую грамоту, при сем приложенную, ему отдайте… А потом всяким образом тщитесь, чтобы оного короля склонить к езде в Россию».
Была и вторая инструкция, касающаяся отношений с Великим Моголом и возможности заключить с индийцами торговый договор.
Наконец корабли готовы к плаванию, но лишь формально. В трюмы насыпали столько песка, что некуда было грузить припасы. Все было настолько неладно, что вышедший из «заточения» и осмотревший корабли Вильстер 22 декабря писал Петру: трудно поверить, «что морской человек оные отправлял». Вильстер понимал, что вряд ли фрегаты в таком состоянии уйдут далеко. Понимал это и Апраксин. Но перечить Петру, который торопил с отправлением так, словно от этого зависела судьба государства, никто не посмел.
В море корабли встретил шторм. «Амстердам-Галей» дал такую течь, что помпы еле успевали откачивать воду. После нескольких дней борьбы с непогодой фрегаты 8 января 1724 года в самом плачевном состоянии добрались до Ревеля.
Вильстер убедился, что фрегатам до Мадагаскара не дойти, и направил Петру донесение, в котором просил выделить другие суда. Экспедиция, подготовленная на месяц, сорвалась.
Пока суд да дело, решили килевать «Амстердам-Галей», чтобы найти и устранить течь. Из корабля выгру знля балласт, но капитан Лоренс так плохо провел эту операцию, что фрегат лег на борт и затонул. На нижних палубах погибло шестнадцать матросов.
Получив письмо Вильстера, Петр не отменяет экспедицию. Вильстер получает через Апраксина новый приказ: готовить к плаванию «Принца Евгения» или выбрать подходящий фрегат в Ревельском порту.
Суда были выбраны, но оказалось, что они не подшиты шерстью (в те времена полагали, что это — лучшая защита от моллюсков в теплых морях). На ревельских складах шерсти не оказалось, пришлось искать ее по соседним городам. Январь прошел в этих заботах.
С феврале пришел новый приказ Петра: отменить экспедицию «до другого благоприятного времени».
Вероятнее всего, Петр получил от своей разведки в Лондоне сведения о том, что пиратское царство на Мадагаскаре — блеф. Академик Тарле полагает, что переубедить Петра мог и генерал Ульрих — командир неудавшейся шведской экспедиции. Ульрих был шведом «эстляндской породы», к тому же он был очень сердит на шведское правительство. Возможно, Ульрих встречался в эти дни с Петром и рассказал ему о мадагаскарских пиратах. По крайней мере существует письмо родственника ревельского вице-губернатора, в котором тот сообщает Апраксину, что Ульрих хочет увидеться с Петром и рассказать ему все, что знает о шведской экспедиции.
Вскоре Петр умер. И хотя те же самые фрегаты, что должны были идти к Мадагаскару, в последующие годы выходили в море и доходили, с другими целями, до Испании, в Индийском океане русские мореплаватели появились лишь через полвека.
И это была не государственная экспедиция.
Два восстания
Камчатка лежала на краю России. Путь туда от Якутска занимал месяцы, а в некоторые времена года и вообще закрывался. Использовали ее в основном для того, чтобы ссылать людей, от которых надо было отделаться навсегда. По мере того как ширилось Российское государство, расширялась и география мест заточения. Лет за двести до описываемых событий краем земли были Соловецкие острова. Меньшикова уже ссылают в Березово. Середина XVIII века видит ссыльных по всей Сибири. Затем приходит очередь Камчатки.
В начале семидесятых годов XVIII века в Большерецком остроге — крепостце на Камчатке — набралось девяносто ссыльных на семьдесят человек гарнизона. Ссыльные там были разные. Старик Турчанинов был когда-то камер-лакеем Анны Иоанн овны и участвовал в заговоре 1742 года с целью возвращения на престол Иоанна Антоновича. У Турчанинова были вырваны ноздри и отрезан язык. Подпоручик Иоасаф Батурин, тоже немолодой уже человек, в 1749 году должен был со своей командой подавить бунт рабочих на фабрике Болотникова, а вместо этого решил с помощью солдат и мастеровых свергнуть Елизавету и возвести на престол ее племянника Петра. Был он за это разжалован в солдаты, но вновь дослужился до офицерского чина и вновь попытался добиться престола для Петра, опять же с помощью мастеровых. Он был уверен, что это пойдет народу на благо. Жизнь ему спасло лишь клятвенное обещание Елизаветы, данное в момент захвата ею власти, никого не казнить. Шестнадцать лет Батурин провел в тюрьме. Его «протеже» за это время уже законным порядком вступил на престол, но Батурина не освободил. Потом царствовать начала Екатерина II, и лишь в 1769 году Батурина выпустили из Шлиссельбургской крепости и отправили в Сибирь.
Были среди ссыльных и предтечи декабристов — Степанов и Панов. Первый был членом российского «парламента» — Комиссия об Уложении, созванной Екатериной, когда она пыталась убедить Европу в своих намерениях создать из России просвещенное государство. После того как Комиссию распустили за ненадобностью, Ипполит Степанов, принадлежавший к «левому крылу» оппозиции, был сослан в Сибирь.
В общем бараке — «обывательском доме» — жили несколько гвардейских офицеров — Хрущов, Панов, Гурьев, адмиралтейский лекарь Мейдер, пленный швед Винблан и, наконец, полковник Барской конфедерации Мориц Август Беневский. Этот тридцатилетный дворянин родом из Венгрии — небольшого роста, стройный, полный энергии — попал сначала в Казань, откуда бежал и добрался до Балтийского моря; затем он был сослан в Тобольск и — позднее — в Охотск. Объединяла этих людей, попавших на Камчатку за участие в заговорах и покушениях, а то и просто по злому навету, лишь полная безнадежность их положения. Все они пользовались в Большерецке относительной свободой передвижения и возможностью договариваться между собой и строить планы освобождения. Побег по суше был бессмыслен, зато оставалось море. Для того чтобы идея бегства через океан овладела ссыльными, нужно было, чтобы среди них появился человек, который сможет убедить их в реальности и даже неизбежности восстания. Беневский, прибывший в Большерецк вместе с Батуриным, Пановым и Степановым в сентябре 1770 года на небольшом галиоте «Святой Петр», имевший опыт по части побегов и не желающий влачить дни на краю земли, когда за морем лежат десятки стран, являлся таким человеком.
Ночью 27 апреля 1771 года ссыльные восстали. Коменданта, который пытался убить Беневского, ранил Панов. Работные набросились на него и добили. Повстанцы захватили склады, где хранились ясак и товары, а также галиот «Святой Петр». За товары расплачивались расписками Беневского, который именовал себя в них «пресветлсйшей республики Польской резидент и Ея императорского величества Римского камергер, военный советник и регементарь».
Восставшие написали большое «Объявление» — политическую программу. Там говорилось: «В России начальники единое только имеют право, делать людям несчастье, а помочь бедному человеку никакого уже права не имеют… Народ российский терпит единое тиранство…». Затем они выломали из прибрежного льда «Святого Петра» — небольшое судно длиной семнадцать и шириной шесть метров — и вышли в море.
Среди отправившихся в путь семидесяти человек были не только ссыльные, но и двадцать пять рабочих купца Холодилова вместе с приказчиком Чулошниковым, которые присоединились к восставшим, а также купцы, солдаты, матросы, промышленники и даже их жены. Приключения их описаны самим Беневским, выпустившим потом полную романтических измышлений книгу мемуаров, где он не столько описывал само восстание и путешествие на захваченном судне, сколько рисовал картину, должную показать современникам собственное величие. Но есть второй, более надежный источник «Записки канцеляриста Рюмина». Этот журнал, вести который Рюмину помогали Судейкин и штурман Бочаров, попал к русскому резиденту в Париже Хотинскому и был передан им в Иностранную коллегию, а после того как с ним ознакомилась императрица, сдан в архив и опубликован только в 1822 году.
Задача Беневского была нелегкой. Сам он стремился попасть в Европу, но намерения других путешественников не были столь определенными. На галиоте, буквально набитом людьми, уже через несколько дней начались разногласия. Беневский показывал своим спутникам зеленый конверт, уверяя, что в нем письмо цесаревича Павла австрийскому императору с просьбой руки его дочери. Письмо было рассчитано на тех, кто попал на Камчатку за участие в заговорах в пользу нелюбимого сына Екатерины или мог рассчитывать на его милости. В любом случае идти надо было на юг, вдоль Курил. Карт не было. У путешественников оказался лишь отчет об экспедиции в Тихом океане английского путешественника и пирата Эпсона, одного из немногих счастливцев, которому удалось захватить манильский галеон. С этой книги Хрущов рисовал кроки, а Чурин и Бочаров вели корабль.
В литературе принято считать Беневского личностью сомнительной, нечистой на руку и противопоставлять его «оппозиции», существовавшей на судне. Немалую роль в создании подобного мнения сыграла книга Беневского, в которой четко вырисовываются конкистадорские черты его характера. Вряд ли, однако, он был так плох, как его иногда изображают. Против этого свидетельствует и его жизнь на Камчатке, где он вместе с Хрущовым учил русских детей арифметике и французскому языку, а камчадалов — русскому языку; и тот факт, что большая группа вполне самостоятельных и зачастую выдающихся людей признала его главенство; и судьба юноши Вани Устюжинова, любимого ученика Беневского, который разделил в будущем все его странствия и приключения. В вину Беневскому ставится продажа им «Святого Петра» в Китае, о чем речь пойдет дальше. Но ведь на галиоте невозможно было продолжать плавание, Беневский же, зафрахтовав на вырученные деньги два французских корабля, доставил беглецов в Европу. Наконец, Беневский был одним из авторов программного «Объявления», послан ного в Петербург, именно он поднял восстание и убедил разношерстную команду уйти в холодное море на маленьком, пригодном лишь для прибрежных плаваний, кораблике, без карт и лоций. Это было выдающееся путешествие, и заслуга в том, что оно удалось, не только штурманов, но и командира — Беневского.
Трудности в пути увеличивались тем, что не все на борту «Святого Петра» примкнули к восставшим добровольно. В первую очередь это касалось команды судна. Штурманские ученики Измайлов и Зябликов и матрос Фаронов договорились обрубить якорный канат, как только ссыльные сойдут где-нибудь на берег, и увести захваченный корабль, то есть повторить дело, которое удалось почти за сто лет до того у Никобарских островов верным Ост-Индской компании английским морякам. Но Беневский узнал об этом замысле и высадил главных заговорщиков на необитаемом острове, оставив им запас ржаной муки. Через несколько месяцев их сняло с острова промысловое судно.
Во время сильного шторма, разыгравшегося, когда корабль шел вдоль Курил, в трюме сорвались грузы и «Святой Петр» чуть не опрокинулся. Наконец добрались до острова, на котором жили японцы. Они отвели корабль ссыльных в удобную бухту, привезли воды, пшена, но на берег не пустили, хотя русские, знавшие по слухам, что японцы допускают в свою страну голландцев, пытались убедить их, что «Святой Петр» — судно голландское и идет в Нагасаки.
Хлеб испекли на другом японском острове, где их встретили радушно и даже снабдили свежими овощами. У этого острова беглецы простояли почти месяц, отдыхая от тяжелого пути.
16 августа галиот встал на якорь в бухте у Тайваня.
На следующий день Панов и несколько промышленников с матросами поехали на берег за водой. Никаких неприятностей не ожидали, потому что бухту указали сами местные жители. Однако, пока набирали воду, на русских напали. Панова и двоих промышленников убили, несколько человек ранили стрелами. Беневский бу шевал: нападение казалось ему верхом вероломства. Он приказал обстрелять из пушки деревню и потопить проплывавшие мимо лодки. Весьма возможно, что нападение не было случайным. Известно, что португальцы и голландцы высаживались в тех местах, убивали местных жителей и увозили рабов.
Похоронив погибших на тайваньском берегу, отправились дальше и вскоре вновь попали в шторм. Через десять дней, когда шторм утих, никто не мог сказать, где находится корабль. Неожиданно появилась лодка, в которой был китаец. Он указал путь к берегу, и вскоре «Святой Петр» бросил якорь в бухте Макао. Половина пути была завершена. За лето неприспособленное к дальним плаваниям судно прошло от Камчатки до Южного Китая.
Было жарко. Над набережной португальского города покачивались пальмы, виднелись каменные особняки, купола соборов и стены монастырей. Фидалго в роскошных камзолах выходили к берегу поглядеть на корабль; купцы спешили к капитану узнать, нет ли на борту редких товаров. Беневский сидел у губернатора, разговаривая с ним по-латыни, говорил полуправду: судно, уверял он, венгерское, поэтому языка моряков понять нельзя. На корабле Беневский приказал, чтобы, молясь, не крестились — еще не исчезла опасность погони. Многие Беневским были недовольны. Кое-кто уже раскаивался в содеянном, некоторым хотелось домой, подальше от этих пальм и теплых ливней.
Повод к раздору возник уже на берегу, когда русские разместились в большом доме, предоставленном губернатором. Беневский сообщил, что продал «Святого Петра» вместе с такелажем и пушками. Соображения у него были разумные. Первое из них состояло в том, что дальше на галиоте не пойдешь: и так лишь чудом добрались до Китая. Второе соображение было следующим: беглецов ищут и, пока доберешься на «Святом Петре» до Европы, могут задержать англичане или голландцы. В ответ на это Степанов, ставший во главе недовольных, предложил Беневского с поста командира убрать; нельзя доверять человеку, который продал русский корабль. Вряд ли, однако, продажа галиота была действительной причиной вражды. Просто противоречия, которые копились за месяцы плавания, вышли наружу, когда отдалилась опасность погони.
Степанов пытался объяснить губернатору Макао, что корабль собственность русского правительства и, как таковая, не может быть продан. Вероятно, в те дни у Степанова уже созрела мысль, что еще не все потеряно и, защищая интересы российской короны, он сможет добиться прощения. Были среди беглецов и такие, как Чурин или Бочаров, которым «Святого Петра» было жалко как живую душу — он ведь честно потрудился и спас их. И вот теперь его продали. Раньше был свой корабль свой дом. Теперь они бездомные. Беневского подобные соображения не беспокоили. Сентиментальных чувств к галиоту он не питал. Португальскому губернатору нужен был корабль, и губернатор согласен был за него платить. Бе не вском у корабль был уже не нужен.
Натолкнувшись на сопротивление, Бе невский вступил в переписку с командой: сочинял прокламации и зачитывал их в общей комнате дома. В первой из них говорилось: «Если искренне любите меня и почитать будете, то вам клянусь богом, что моя искренность ежедневно доказана будет; если же, напротив, увижу, что ваши сердца затвердели и меня больше почитать не будете, то сами заключать можете, что от меня тоже ожидать надлежит». Прокламация и горячая речь Беневского оказали свое действие. С ним согласились и постановили по-прежнему считать его командиром. Только Степанов упорствовал, решив до конца охранять интересы императрицы. Беневский написал еще одну прокламацию, в которой заверял: «Я буду вам заступою и никакого оскорбления вам не будет, и ежели Бог нас в Европу принесет, то я вам обещаю, что вы довольны будете и со всем удовольствием, хотя во весь век ваш, содержаны, что, писавши рукой своей, подтверждаю».
Тогда Степанов нашел голландских агентов и через них послал жалобу китайскому императору. В ней он сообщал, что корабль захвачен обманом, что все люди на нем также обмануты, и требовал, чтобы Бе невский, как вор и преступник, был схвачен.
А пока шла эта борьба, команду одолевала лихорадка и дизентерия. Климат был непривычный и вредный для северян. Умерли Турчанинов и Зябликов. Умер и человек, которому ссыльные были во многом обязаны своим спасением, штурман Чурин. Беневский тем вре мснем договорился о плавании в Европу Денег, полу ченньгх за пушнину и галиот, было с избытком. На ки тайских джонках добрались до Кантона, где уже ждали зафрахтованные французские корабли. Степанов остал ся в Макао.
Путешествие в Европу было трудным, хотя и не сравнимым с мучен иям и на борту «Святого Петра» В Индийском океане экипаж понес еще одну потерю — умер неутомимый бунтарь Иоасаф Батурин. Мучила жа ра. Смола кипела в пазах. Лекарю Мейдеру было нема ло работы, правда, однообразной — всем страждущим он пускал кровь. 16 марта 1772 года корабли пришли на Иль-де-Франс (так назывался тогда остров Маврикий) и запаслись водой. Во французских владениях Беневскнй чуяствовал себя в безопасности; Франция в те годы была с Россией в плохих отношениях. Беневский ветре чался с французским губернатором, и тот рассказы вал ему о Мадагаскаре. О беседах можно только дога дываться. Но вряд ли губернатор обошел в своих рассказах пиратское прошлое острова, его богатства и удобное расположение на пути из Европы в Индию. Doневский впоследствии писал: «Губернатор Иль-де Франса своими рассказами о некоторых особенностях этого огромного и прекрасного острова вызвал у меня огромное желание ближе познакомиться с ним» А Бе невский был человеком дела и разговора с губернатором по забыл.
7 июля беглецы благополучно добрались до Франции и сошли на берег, где, как пишет Рюмин, «определена h;im была квартира и пища, и вина красного по бутылке а день».
Из семидесяти человек, отплывших с Камчатки, во Францию прибыло тридцать семь мужчин и три женщп НЫ. Большинство из тридцати недостающих умерли. Десять человек были оставлены в дороге: четверо на Курилах, Степанов — в Макао, а еще четверо на Иль ле-Франсе в госпитале.
В этом путешествии, которое началось с восстания на Камчатке, все было первым. Это был первый известный случай русского пиратства в Тихом океане (ибо в широком смысле слова действия ссыльных, захвативших корабль и ограбивших склады, были пиратскими), первый приход русского корабля в Макао, первое пересечение русскими экватора, первый переход русских через Индийский океан и т. д.
Беневский оставил спутников в порту, а сам отправился в Париж. Там он стал популярной фигурой во французских салонах — романтическим героем, вырвавшимся из страшной Сибири. Он предлагает французскому правительству завоевать Формозу (Тайвань), выгодно расположенную у берегов Китая. Однако Формоза не стояла в планах французской экспедиции, а вот интересы в Индийском океане у Франции были значительные. Беневскому предложили попытать счастья в Индийском океане, и он согласился возглавить экспедицию для покорения Мадагаскара.
Тем временем спутники Беневского начали беспокоиться, куда исчез их командир. Деньги кончались, и пора было решать, что делать дальше. Беневский прислал письмо из Парижа: «Ребята! Ваше письмо получил. До моего приезда ваша командировка отменена есть. После всякой мне свое намерение скажет. До моего приезда живите благополучно. Я есмь ваш приятель барон де-Беневский!».
Вскоре Беневский и в самом деле вернулся к спутникам. Он сдержал свои обещания, данные в прокламациях: довез их до Франции. Теперь, уладив собственную судьбу, он вернулся к ним с новыми идеями и планами. Он звал их завоевывать Мадагаскар.
Последнее собрание беглецов было коротким. Каждый принял решение еще до приезда Беневского, так что спорить было не о чем. Двенадцать человек, в том числе одна женщина, решили не расставаться с командиром. Среди них было семеро рабочих, приказчик Чулошников, два матроса — Потолов и Андреянов (последний с женой) — и верный ученик Беневского УстюЖИНОБ.
