- Интересно вы смотрите на чужой карман, - сказал Акулинов.
      - А как смотрят на наш карман? Залезли да вынули. Сколько хотели...
      - Я вам советую обратить внимание на такой факт - из-за какой-то двери вы можете потерять здоровье, - с укором поглядел Акулинов на них. - И не надо писать жалобы выше своей головы.
      На что Павел Семенович с достоинством ответил:
      - Я знаю только одно - любой произвол, малейшее нарушение социалистической законности у нас недопустимы. Никому не позволено нарушать закон.
      - Между прочим, ставлю вас в известность, - ответил Акулинов, горисполком может вынести решение о переноске двери вашей квартиры и без приглашения вас на заседание...
      Павел Семенович опять встал, опираясь руками о стол:
      - Эхо что, закон такой? Или в ответе так написано?
      - Успокойтесь, пожалуйста. Это мое личное мнение.
      - Мнений может быть много, а закон один. Я деньги на поезда тратил, время, здоровье... не ради какого-то мнения, а чтобы закон найти!.. распалялся Павел Семенович, стуча кулаком по столу.
      Мария Ивановна встала и тоже закричала:
      - Павел, успокойся! Слышишь? Добром говорю!
      Павел Семенович даже и не поглядел на нее:
      - Хорошо! Если вы считаете, что горисполком за моей спиной может вынести решение и взломать двери в моей квартире, напишите мне это на вашем бланке. И чтоб с личной росписью!
      - Закон такой письменно подтвердить не могу, но от слов своих не отказываюсь, - ответил Акулинов, тоже весь красный, словно ошпаренный.
      - Да видал я ваши слова в гробу, в белых тапочках...
      - Замолчи ты наконец, чертова фистулька! - крикнула еще громче Мария Ивановна и от нервности тоже покрылась пятнами.
      Тут вошел в кабинет незнакомый товарищ и, увидев, как покрасневшая Мария Ивановна, размахивая руками, грозилась на стол, где сидел такой же красный Акулинов, сказал строго:
      - Вы, гражданочка, не рисуйтесь своими картинками истерик. Здесь вам не базар, а официальное учреждение. Нас ничем не удивишь. Много я их видывал...
      - Не надо, гражданин, так грубить пожилому человеку. У нее голова седая, нервы больные, повышенное кровяное давление, - распекал вошедшего Павел Семенович. - Она оперирована по поводу разрыва сетчатки глаза.
      - А вы чего стоите не на своем месте? - набросился на него вошедший. Развалился тут на столе начальника. Выйди сейчас же оттуда! И сядь где положено... Вон там! - указал на стул у порога.
      - Иван, ты что, опупел, что ли? - сказал ему Акулинов. - Он же инвалид.
      - Ну и что? Посади его на шею. Он еще и ножки свесит.
      - Может, мне штаны задрать? Показать, что одна нога короче? Я опираюсь на стол по стечению несчастных обстоятельств...
      В это время загремели стулья, и Мария Ивановна навзничь повалилась на пол.
      - Воды! - крикнул Павел Семенович.
      - Воды скорее. Воды! - закричал и Акулинов, выбегая из-за стола. Иван, пойди вон!
      - Ну да, у них нервы, понимаешь, а у нас веревки, канаты... - ворчал Иван, уходя. - Посидел бы на моем месте. Небось запел бы другим голосом...
      Вбежала Леся с графином воды.
      Павел Семенович стал лить воду Марии Ивановне на виски и на грудь. Она сперва глубоко вздохнула, словно спросонья, и Павел Семенович, боясь, как бы она не заругалась в забытьи, опередил ее:
      - Маша, а вот товарищ Акулинов сейчас нам прочтет все решение. Ты вставай потихоньку, вставай!..
      Мария Ивановна открыла глаза, с удивлением поглядела на Лесю, на графин с водой и все поняла. Прикрыв одной рукой расстегнутый ворот, другую подала Павлу Семеновичу:
      - Ну-ка, помоги мне!
      Павел Семенович приподнял ее, и она встала.
      В кабинете Акулинова не было, а на его месте сидел знакомый им секретарь исполкома Лаптев и любезно приглашал к столу:
      - Мария Ивановна, Павел Семенович, давайте сюда, к столу поближе...
      В руках у него была все та же папка. Он раскрыл ее и сказал:
      - Товарищ Акулинов не в курсе. Надо было ко мне зайти. Дело в том, что по вашей жалобе принято решение пленума исполкома, - он поднял бумагу. Вот, пожалуйста, выписка из постановления пленума. Хотите, я вам зачту ее? Так, так, значит, по поводу разбора жалобы, - бормотал он, поводя глазами. - Вот здесь, смотрите! Пленум решил: "Первое: отметить, что т.Полубояринов правильно обратился с заявлением об улучшении жилищных условий. Так, второе: отметить, что домоуправ т.Фунтикова неправильно, самолично сделала ремонт, не спросив соседей, чем нарушила закон и принцип народной демократии. Третье: работники домоуправления и иные лица в отношении перестановки дверей действовали в исполнение решения горисполкома, то есть правильно. Уголовно наказуемого деяния нет. Так. Пленум постановил. Первое: осудить неправильное действие работников домоуправления, которые не обеспечили охрану квартиры Полубояринова. Второе: принять к сведению заявление горисполкома, что Фунтикова и Ломов наказаны. Третье: принять к сведению заявление прокурора Пыляева, что участковый уполномоченный Парфенов наказан. Четвертое: редактору газеты "Красный Рожнов" Федулееву извиниться перед Полубояриновыми в приемлемой форме. И пятое: поставить вопрос перед облисполкомом о привлечении т.Павлинова, когда он приедет с учебы". Вот так... Тут моя подпись. По подлинному верно: Лаптев. Пожалуйста, - он подал Полубояриновым выписку.
      - А как же насчет пропажи? - спросила Мария Ивановна. - Кто за нее заплатит?
      - Есть и на этот счет решение... - Лаптев достал из папки еще бумагу. Вот постановление областного прокурора: вычесть из зарплаты Павлинова в течение одного года триста восемьдесят девять рублей в пользу гражданина Полубояринова Павла Семеновича. Решение окончательное, обжалованию не подлежит.
      - Что ж, выходит, он деньгами отделался? - недовольно спросила Мария Ивановна.
      - Товарищи, насчет привлечения в дисциплинарном порядке вы не беспокойтесь. Как только вернется, так получит что следует.
      - А как же насчет опровержения в печати? - спросил Павел Семенович. Извинения редакции то есть.
      - Есть и на этот счет бумага. Вот, пожалуйста.
      Лаптев положил на стол еще один листок, и Павел Семенович с Марией Ивановной прочли:
      "Тов. Полубояринов!
      Как выяснилось, редакция газеты "Красный Рожнов" была введена в заблуждение, публикуя материал по поводу Ваших жалоб. Автор корреспонденции односторонне подошел к этому вопросу, не придал значения тому, что в райисполкоме к рассмотрению Ваших жалоб проявлялось невнимательное отношение.
      В связи с этим к автору корреспонденции Сморчкову приняты соответствующие меры. Редакция приносит Вам извинения за ошибочно опубликованный материал. Что же касается публикации в газете опровержения, на котором Вы настаиваете, то оно будет расцениваться нами как новый материал на решенную тему. Мы считаем такую публикацию нецелесообразной, так как в данном случае пришлось бы снова публично возвращаться ко всей неприглядной истории Вашей тяжбы с соседями.
      С уважением, редактор Федулеев".
      ЭПИЛОГ
      Прошлым летом я побывал в Рожнове. Заходил к Павлу Семеновичу. Он постарел, сгорбился - ходит с палочкой. "Москвич" его стоит под окном и зимой и летом, накрытый брезентом. Павел Семенович никуда уже не ездит незачем: сам он теперь на пенсии, а Мария Ивановна с весны уехала к сыну нянчить внучат.
      На месте гаража стоит открытый с боков навес, под ним поленница дров и аккуратный штабель из торфяных брикетов.
      - Видал, торф с Пупкова болота, - сказал мне Павел Семенович. - Сколько я писал про это! Торф у нас под боком, берите, не ленитесь... Не послушались. А теперь вот сами дошли до сознания.
      И мост через Прокошу, к радости Павла Семеновича, наконец-то строят. Даже дорогу асфальтированную ведут к Рожнову, а щебень возят из Касимовского карьера кружным путем, на баржах: сначала по Оке, потом Прокошей до Сухого переката, там сгружают на берег - дальше на машинах пятнадцать километров по лугам... если сухо. А в дожди на луга и не сунешься - дороги разбиты. Павел Семенович и тут не выдержал, написал проект: "Насчет использования каменного карьера на Лысой горе под г.Рожновом". И отослал его в обком. Проект вернулся в Рожновский райком с резолюцией: "Разобраться на месте".
      - Первый секретарь вызвал меня. Молодой человек, обходительный, рассказывал Павел Семенович. - Я ему: щебенку за полтораста верст возим, а возле дороги под Рожновом целая каменная гора. Весь Рожнов из нее построен. Ставь дробилку и молоти. Тут щебня на дорогу-то хватит аж до глухой Сибири.
      - А он что?
      - Согласен, говорит, Павел Семенович. Но учтите такую, говорит, позицию - дорога-то республиканского значения, карьер местный. На него плана нет. А у нас самих ни денег, ни оборудования. Да ведь и не больно возьмут они нашу щебенку: у них по смете проходит касимовская.
      Про историю с дверью у Павла Семеновича заведено целое дело: все жалобы и ответы на них, фотографии, акты - все аккуратно подшито и пронумеровано; хранятся почтовые квитанции, железнодорожные билеты, автобусные и даже квитанции телефонных разговоров, связанных с разбором жалоб. На каждом ответе на жалобу рукой Павла Семеновича и красными чернилами либо размашисто начертана резолюция - "согласен", либо бисерным почерком нанизано возражение. Например, на ответе Федулеева Павел Семенович написал: "Возражаю. Добиться публичного опровержения, и притом в газете".
      Последнюю жалобу он написал в соседнюю область, где теперь работает Павлинов. "Какое наказание получил Павлинов за проявление волюнтаризма, т.е. хулиганства, в г.Рожнове?"
      На эту жалобу ответа пока нет.
      1970