- Хорошо. Я доложу, - сказала секретарша.
      21
      Елена поджидала Конькова в палисаднике, и по тому, как смотрела на него тревожным и взыскующим взглядом, он понял: все уже знает.
      - Ну что, отстранили? Чего молчишь? - И губы поджаты, вытянуты в ниточку.
      Он присел на лавочку под окном и сказал примирительно:
      - Садись! В ногах правды нет.
      Она присела на краешек лавки и затараторила:
      - Я как чуяла... С четвертого урока сбежала. Мне завуч шепнул: Савельев, говорит, чернее тучи. Ваш законник в печенке у него сидит. Стоит ли ссориться, говорит, хорошим людям из-за какого-то заезжего гастролера? Я и помотала к тебе. Думаю, упрошу: надо помириться. Ты же упрямый, как осел. Торкнулась к тебе в кабинет - дверь заперта. Я к дежурному, к Реброву: Володь, говорю, где мой? А его, говорит, того... отстранили. Дак что, в самом деле?
      - В самом деле, - ответил, не глядя на Елену.
      - У начальника-то был?
      - Был.
      - И что он?
      - Да что... Не лезь, говорит, на рожон.
      - А я тебе что говорила? - подхватила Елена, всплеснув руками. - Да ведь ты уперся как бык. Все тебе надо правду доказать. Кому доказывать, начальнику, прокурору? А то они глупее тебя? Они что, не знают эту правду? Не знают, как лес добывали, как порядок нарушали? Да они сами этот порядок устанавливали. Пускай сами в этом и разбираются. Твое-то какое собачье дело? Ты же следователь. Вот и гоняйся за преступниками. А этих людей не трогай. Они тебе неподвластны.
      - Не трогай, неподвластны... - Коньков покрутил головой и грустно усмехнулся. - Ну, чего ты-расшумелась, голова - два уха! Мое дело установить - отчего так получается, что человек по натуре честный против своей воли становится нарушителем. В чем причина, когда добросовестные люди оказываются виноватыми? Понимаешь? Истинную причину вины вскрыть надо. Вот моя задача! Вскрыть причины, дабы изменить условия, от которых и дело страдает, и люди оказываются без вины виноватыми. А причина эта в бесхозяйственности, в безответственности, да еще в лицемерии. Запутали всякую отчетность. Знают, но делают вид, будто они ни при чем.
      - Зато тебе больше всех надо, - с какой-то злой обидой сказала Елена.
      - Да пойми ты, если я этого не сделаю, не скажу, мне будет стыдно людям в глаза смотреть.
      - Смотри-ка, застыдился, бедный. За людей переживает... Вон, у людей и дома свои, и автомашины. А ты все на казенной квартире живешь. За сорок лет один мотоцикл нажил.
      - Мотоцикл-то с коляской! Все ж таки у тебя есть свой выезд. Правее меня сидишь, как начальник. - Он ткнул ее шутливо в бок и захохотал.
      - Да ну тебя! - Она приняла эту шутку, озорно блеснули ее темные быстрые глаза. И радость вспыхнула в них за мужицкую стойкость крутой и неуступчивой натуры своего благоверного, и помимо воли растянулись губы ее в игривой улыбке, но только на одно мгновение... Затем ее небольшое, по-детски округлое личико затуманилось и озабоченно опали книзу уголки губ. - Доездились! Что ж, опять в ассенизаторы пойдешь? В мусорщики?
      - А что мусор? По двести восемьдесят рублей в месяц заколачивал! Мотоцикл купил.
      - Эх, Леня!.. Ни самолюбия у тебя, ни гордости.
      - По-твоему, самолюбие в том, чтобы идти на сделку с совестью?
      - Да иди ты со своей совестью!.. Носишься с ней как с писаной торбой. Чего теперь делать будем?
      - Живы будем - не помрем. Найду работенку. У нас безработицы не бывает.
      - Поесть собрать?
      - Нет. Молочка, пожалуй, выпью. Пойду в сарай, постругаю да дров поколю... А ты сиди дома, от телефона ни шагу.
      - А что тебе телефон?
      - Звонить будут, от "самого". Я ему все бумаги отнес и написал кое-что.
      - Думаешь, примет? - усмехнулась недоверчиво.
      - Примет, - уверенно сказал Коньков. - Он человек неглупый, поймет: не в его интересах выносить сор из избы. А я ведь на районном пороге не остановлюсь. Он меня знает.
      До самой темноты провозился Коньков в своем сарайчике: то дрова колол, то протирал мотоцикл, то гнал стружку - новые доски шлифовал для кухонной перегородки, и все думал, как он войдет к секретарю, как поведет свою речь, издалека, по-умному, обложит Савельева, как медведя в берлоге; и такие доводы приходили на ум, и все так складно получалось, что он совсем успокоился и не заметил, как вечер подошел.
      Елена пришла к нему в глубоких сумерках; он сидел на чурбаке, понуро свесив голову.
      - Ты хоть бы свет включил. Темно.
      - А? - отозвался тревожно. - Звонка не было?
      - Нет. Ужинать пора.
      - Хорошо. Я сейчас приду. - А сам ни с места.
      Елена прижалась к нему грудью, запустила пальцы в мягкие волнистые волосы.
      - Переживаешь! - потеребила губами кончики его ушей. - Наверное, не примет тебя.
      - Ничего... завтра в ночь поеду в область.
      - Эх ты, Аника-воин! Пойдем, хоть накормлю тебя. Не то отощаешь. Гляди - штаны спадут. - Она озорно оттянула резинку его лыжных брюк. - Еще опозоришься перед начальством.
      - Хорошо, Ленок. Ступай! Я сейчас приду.
      Она поднялась на заднее крыльцо, растворила дверь и вдруг крикнула с порога:
      - Ле-оня! Телефон звонит!
      Он бросился, как тигр из засады, одним махом заскочил на верхнюю ступеньку крыльца, опередил ее на пороге и первым схватил трубку.
      - Ты чем занимаешься? - панибратски звучал в трубке знакомый басок первого секретаря.
      - То есть как? В каком смысле? - насторожился Коньков.
      - А в самом прямом. Ты свободен?
      - Так точно!
      - Тогда давай ко мне. Мы тебя ждем тут.
      - Я - в один момент. Через десять минут буду.
      - Смотри за порог не зацепись, - насмешливо заметил секретарь. - Ждем! - И положил трубку.
      - Ну, что я тебе говорил? Крой тебя горой! - ликовал Коньков, потрясая поднятой рукой. - Нам нет преград на суше и на море...
      - Рано веселишься... Смотри не прослезись. Как возьмут тебя в оборот...
      - Меня?! Да я их за можай загоню.
      - Ну да... Заяц трепаться не любил. Поешь сперва, не то натощак-то голос сядет, - сказала, глядя, как он, не успев толком подпоясаться, уже китель натягивал.
      - Ты что, не слыхала? Я же сказал: через десять минут буду у них.
      - Господи! Не смеши хоть людей. Ты что ж, и побежишь, как пионер, через весь город?
      - А мотоцикл на что?
      - В райком, на мотоцикле?
      - Только так.
      - Дуракам закон не писан. Смешно.
      - Смеяться будем потом.
      22
      В кабинете первого секретаря за столом уже сидели Стародубов и Савельев. Сам Всеволод Николаевич, поскрипывая протезом левой ноги, тяжелой развалистой походкой вышел из-за стола навстречу Конькову.
      Это был сумрачный брюнет могучего сложения с густой седеющей щеткой коротко стриженных волос, в черном дорогом костюме и в белоснежной рубашке с откладным воротом.
      - А вот и виновник торжества! Прошу к столу! - приглашал он Конькова, бережно ведя под локоток. - Ну, капитан, здорово разрисовал ты наши порядки по части лесозаготовок. Всем досталось, а мне больше всех. Всеволод Николаевич сел на свое место и хитро подмигнул Конькову. - Только вот какая оказия: твой оппонент, прокурор Савельев, говорит, что спорить не о чем. Дело, которое он отобрал у тебя, освещается не с той стороны. Юридическое начало перепутал с хозяйственным.
      - Давайте разберемся, - кто что перепутал? - Коньков вынул из кармана коробку спичек, погремел ею, поочередно глядя на каждого собеседника. Вот вам коробка спичек. Чтобы спичка зажглась, ее нужно провести с нажимом по коробке. Тогда вспыхнет огонь. - Он вынул спичку, зажег ее и приподнял кверху. - От этого огня может сгореть и дом, и целый поселок. Причина зла - вот она - спичка. Ведь можно и так на вопрос ответить. А как же руки, которые пустили ее в дело? Они что же, значит, ни при чем?
      - Да что ты нам здесь побасенки рассказываешь? - не выдержал Савельев, перебивая его.
      - А то и рассказываю, что этими руками были мы с вами, - живо обернулся к нему Коньков и с выдержкой поглядел на него, потом на Стародубова. - Что скажешь, как он его заготавливает? Какими методами? С луны вам приходил этот лес? Вы его только по колхозам распределяли. А вы, товарищ прокурор, тоже не знали, каким образом добывают лес?
      - Ты не путай божий дар с яичницей, - зло сказал Савельев. - Одно дело - промысел, а другое метод, которым он осуществляется.
      - Ну, конечно, методы были скрыты за семью замками. Волшебник Чубатов проводил сеанс черной магии. Алле-хоп! - и бумажные ведомости превращались в кубометры чистого леса.
      - Я прокурор. И какое мне дело, в конце концов, до заготовки леса?
      - Как? Ты же присутствуешь на заседаниях исполкома? - вскинул удивленно голову Всеволод Николаевич и, обернувшись к председателю, спросил: Никита Александрович, разве вы на исполкоме не решали вопрос о заготовках леса?
      - Решали, - слегка конфузясь, ответил Стародубов.
      - И что же, Савельева не приглашали на исполком?
      - Был Савельев на исполкоме, - помедлив, ответил Стародубов.
      - Ну, как же так, Владимир Федотыч? - с недоумением спросил Всеволод Николаевич, разводя руками и выпячивая нижнюю губу.
      Чуть пригнув голову, Савельев с расстановкой сказал:
      - Повторяю: я прокурор и моя обязанность следить за выполнением закона.
      - Да, это ваша обязанность, - прихлопнул ладонью об стол Всеволод Николаевич. - Но никто нас с вами не отстранял и от другой обязанности: наведения порядка в районном хозяйстве... Я так думаю, товарищи, что вопрос о лесозаготовках надо поставить на бюро. И там хорошенько разобраться, кому давать пышки, а кому шишки. Твое мнение, Никита Александрович?
      - Будем собирать бюро, - Стародубов шумно вздохнул и добавил: - Дело Чубатова - не частный вопрос.
      - Вот именно, не частный вопрос! - Всеволод Николаевич поднял палец кверху. - Следователь прав, Савельев!
      - Так что ж, прикажете дело прекращать? - спросил тот как бы с обидой и вызовом.
      - Я не областной прокурор... - Всеволод Николаевич подался грудью на стол и пристально поглядел на Савельева.
      Тот слегка смутился и сказал извинительно:
      - Да не в том дело...
      - Вот именно, - как бы согласился с ним, не требуя иных пояснений, первый секретарь. - Я не хочу исполнять чужие функции, но вижу: дело Чубатова в надежных руках, и отстранять Конькова не советую. - Последние слова произнес с нажимом.
      - В самом деле, Владимир Федотович, тут что-то от недоразумения или от амбиций. Такие стычки бывают. Надо снисходить как-то, сообразуясь... Стародубов запутался в словах, но смотрел на Савельева с затаенной надеждой.
      - Да я не против, в общем-то... - Савельев поглядел себе на руки, похрустел пальцами. - Пусть работает... Но чтобы принципы не нарушались.
      - Это само собой! - подхватил Коньков, вставая. - Разрешите идти?
      - Идите и работайте. - Всеволод Николаевич встал и пожал ему руку.
      - Премного благодарен!
      Коньков по-военному повернулся, щелкнул каблуками и вышел вон.
      1975