Она с мольбой смотрела на пузатого профессора, как на последнюю надежду, ожидая чуда.
      - Скажите, а какие последствия...
      Она, замирев, ожидала ответа на свой вопрос.
      Профессор завернул такую речь, сплошь усыпанную научными выражениями, что ни Тамара Александровна, ни тем более Колька ни черта не поняли. Вернее, Колька-то этого дядьку хорошо понял: жив остался и дураком не сделался - вот что того сильно удивило.
      Чуда, которого мать ожидала от посещения ученых мужей, не произошло. Головные боли, головокружения, быстрая утомляемость... Колька слишком хорошо знал, что это такое. Тошнота, как и обещали врачи, вскоре исчезла. А вот головные боли не проходили. И бессонница.
      Он не знал, что его мучает больше: дурацкие страшные сны, от которых просыпался весь в поту, или полудремотное состояние, когда явь перемешивалась с нереальными событиями. Он безумно уставал после таких ночей и утром не мог встать с постели, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой.
      Мать опять возила его по медицинским светилам. После обследований, ответов на дурацкие, как казалось Кольке, вопросы, после утомительных бесед в полутемных кабинетах с высоченными потолками его выпроваживали вон. Тамара Александровна беседовала с врачами наедине. Колька послушно сидел в коридоре и рассматривал массивные, плотно закрытые двери, обитые дерматином.
      Однажды дверь оказалась приоткрытой.
      Хозяин кабинета, невысокий седой профессор с синими хитрющими глазами Кольке даже понравился. Во время обследования он несколько раз подмигивал парню: дескать, не дрейфь, все будет в порядке. Он не был таким занудливым и строгим, как все предыдущие лысые дядьки.
      - Вы абсолютно правы, никаких ассоциаций, ни-ка-ких! - резкий профессорский голос был хорошо слышен в коридоре. - Что - головные боли? Я сам всю жизнь от этого страдаю. Поседел раньше времени. Обезболивающее принимать в исключительных случаях. Организм должен справиться сам, не навредите ему. - Он вздохнул. - К сожалению, головные боли могут остаться. Сейчас больше всего вам следует беспокоиться о другом: чтобы полученная травма не отразилась серьезно... - Седой ученый медлил, осторожно подбирая слова: - На дальнейшей жизни сына.
      Тамара Александровна горестно всхлипнула.
      - Удары по голове всегда чреваты непредсказуемыми последствиями. Проведенные обследования позволяют утверждать, что мальчик - нормален, уже сейчас он способен вынести посильные физические и умственные нагрузки. По-силь-ные! Не подстегивайте время, не провоцируйте...
      Видно, профессор отошел вглубь своего обширного кабинета, и следующих слов Колька не разобрал.
      - Воспоминания вернутся, провал будет потихоньку зарастать. Представьте глубокий овраг, который со временем...
      Опять послышалось неясное бормотание.
      - Какие-то обрывки воспоминаний могут всплыть много позже. Иногда память восстанавливается через день, через час, через несколько недель. Некоторые события стираются навсегда. Порой человек может помнить что-то выборочно.
      Колька слушал, вытянув шею, стараясь не пропустить ни слова.
      - ...подсознание порой выкидывает с человеком коварные штуки... выпал из времени...
      Это было последнее, что запомнил мальчик, утопая в потертом кожаном кресле.
      Видно, Тамару Александровну обнадежила консультация с медицинским светилом. Она повеселела.
      Жизнь постепенно входила в нормальное русло. Лишь одна тема была запретной в их маленькой семье: про поиски клада и Пимена.
      Колька, жалевший мать, которая души в нем не чаяла и жила только им, никогда не заговаривал об этом.
      Славик Доронькин, с которым он раньше иногда встречался в Москве, переехал в другой район. Его мать, вертлявая тетя Лида, к которой Колька всегда относился с опаской, до того она напоминала противную бабку Варьку, наконец смогла устроить свою личную жизнь и выйти замуж.
      - За какого-то придурка, - сказал озлобленный Славик, когда они увиделись перед отъездом. - Молодится мамаша. Такую парфюмерию развела, смех один. Одно красит, другое подмазывает, тьфу, домой зайти нельзя, такая вонища. Меня вон в обновки вырядила, чтобы, значит, соответствовал. - Он смачно сплюнул, и тоскливо посмотрел на приятеля. - Съезжаться с ним решила.
      Доронькин, сколько его знал Колька, постоянно ходил с непришитыми пуговицами и продранными локтями. Короткие штаны с небрежно пришитыми заплатами держались на тощей фигуре лишь чудом. Его матери дела до парня было мало.
      - В таком затрапезе выпускать ребенка - срам один, - подсмеивались в Ежовке. - Мамаша небось опять в очередной раз судьбу свою устраивает, хахаля приваживает. Выпроводила ребенка на летние каникулы, стыдно сказать в чем, и гуляет себе. Варьке тоже не до внука, пока это она сплетни в округе соберет да обойдет всех... А парень, бедолага, так и шляется целыми днями не жрамши.
      На этот раз Доронькин был обряжен во все новое и чувствовал себя прескверно. Но больше всего он был озабочен предстоящими изменениями и говорил, в основном, только об этом.
      - А по голове тебя Мишка-Шатун шарахнул, больше некому, - напоследок уверенно сказал он. - Ясное дело.
      В Ежовке Колька больше не был. Саму деревню снесли, переселив жителей в центральную усадьбу Родоманово. Бабушка Маня вскоре умерла, на похороны мать ездила одна.
      Седой профессор оказался прав. Он был практически здоров, иначе разве сумел бы закончить Московский инженерно-физический институт (МИФИ) с отличием? В этом вузе дураков не держат. Поздно женился, вскоре развелся, семейная жизнь сложилась неудачно. Жена Людмила, собирая вещички после развода, сказала с обидой:
      - Эти два года, что мы просуществовали рядом, у меня не было мужа, зато у твоей мамы всегда был отличный сын. Тебе никто не нужен.
      Николай даже не обиделся на слова бывшей жены. Наверное, она права, ему действительно никто не нужен.
      Пока мать была жива, кое-как держался на плаву. После её смерти образовалась пустота, заполнить которую было нечем.
      К сожалению, и другой прогноз профессора подтвердился. Головные боли продолжали мучить Николая. И здесь врачи были бессильны помочь. При жизни матери он нередко глушил боль спиртным, а после её смерти совсем, как сказали бы в Ежовке, с катушек сорвался. После пьянок с трудом приходил в себя. Было стыдно, казалось, все знают о его недуге и косятся на него. Впрочем до этого Николаю было мало дела. Постепенно скатывался по наклонной плоскости, понимая, что добром это кончиться не может. С отвращением рассматривал себя в зеркало. Удивительно, но выглядел он все ещё прилично. Только вот как долго это протянется при такой жизни?.. Порода, видно, у него по матери хорошая, здоровая, крестьянская. На усталом сером лице появлялась ядовитая усмешка: значит, не скоро себя угробит, помучиться придется.
      Никто не виноват, что он выпал из жизни. Таких, как он, много. Кому нужен его диплом, способности, как раньше говорили, молодого ученого? Идеи, замыслы, перспективы... Господи, слова-то какие ещё помнит! Надо было не комплексовать по поводу своих способностей, а идти торговать сотовыми телефонами. Перестраиваться, ловчить, интриговать.
      Интриговать и подстраиваться он не мог, поэтому и не защитился в свое время и поэтому сидит до сих пор в НИИ, получая нищенскую зарплату старшего научного сотрудника. Бывшая жена Людмила назвала его неудачником. К сожалению, она права.
      Когда Николай так думал, в его глазах появлялось безразличие, страшное безразличие ко всему на свете.
      Последнее время его стали мучить сны. Это были странные сновидения. Иногда, проснувшись в темноте, он и сам не мог разобраться: добрые они или злые. Чаще всего снилось детство. И - несуществующая ныне деревня Ежовка.
      Странно, теперь, после того, как мать умерла, он все чаще и чаще вспоминал про бабушкину деревню. Прошлое приходило каждую ночь. "Подсознание порой выкидывает с человеком коварные штуки..." Именно эта профессорская фраза намертво врезалась в память. Николай словно брел в тумане, продираясь сквозь сон. Он хотел получить ответ на свои вопросы, но спросить было не у кого.
      Единственным человеком, с которым можно было поговорить на эту тему, был Славик Доронькин, но... Вот как раз с ним-то Николаю меньше всего хотелось обсуждать эти вопросы.
      Странная штука жизнь. С Доронькиным, которого он не видел с самого детства, судьба свела его самым неожиданным образом. Они встретились за карточным столом три года назад. Однокурсник Николая Вадим Ладынин привел его в гости к Доронькину. Друзья детства едва узнали друг друга, до того оба изменились. Славик, как и Николай, любил перекинуться в картишки.
      Тамара Александровна, узнав об этой встрече, расстроилась и даже чего-то испугалась.
      А вот Людочке, когда Першин представил Славика супруге, - тогда он был ещё не разведен, - друг детства мужа понравился.
      - Не то, что ты, - укорила она Николая. - Умеет деньги зарабатывать. Квартиру себе купил.
      Нынешний Доронькин резко отличался от Доронькина-пацана. Того, хилого, небрежно одетого, с выпученными, как у лягушки глазами, можно было назвать настоящим заморышем. Этот же смахивал на современного бизнесмена: маленький, толстенький, под фирменной рубашкой круглилось брюшко, лысина во всю макушку, одет дорого, но крикливо. Красовавшаяся на безымянном пальце массивная золотая печатка с вкрапленным в неё изумрудом говорила о достатке. Словом, выглядел Доронькин настоящим фраером и с чувством собственного превосходства поглядывал на окружающих.
      Правда, если внимательно присмотреться, то небрежность в одежде, свойственная с юных лет, сказывалась и теперь. Брюки, выполненные из добротной ткани гармошкой набегали на туфли и несколько смазывали общее впечатление, а пиджак знаменитой фирмы выглядел непроглаженным и сидел на нем как-то криво, точно достался с чужого плеча. Впрочем, это не имело никакого значения. Невооруженным глазом было видно, что Доронькин не просто держится на плаву, но попал в струю, нашел дело, которое дает ему возможность зарабатывать неплохие деньги. Поэтому он чувствует себя в жизни настоящим хозяином.
      Першин опять повертел в руках золотую монетку.
      - Вот Славик удивится, если ему показать николаевскую десятку, - вслух сказал Николай и рассмеялся. - У него глаза на лоб вылезут!
      Но такое мальчишеское настроение длилось одну минуту. Он тут же посерьезнел.
      Значит, тогда, в детстве, ему удалось отыскать захоронку Пимена. Видно, часть монет он успел сунуть в карман. Потом последовал удар, от которого потерял сознание. Славик сказал, что Мишка-Шатун его по голове шарахнул, больше некому. Причастен ли к этому придурковатый пастух или кто-то другой на этот вопрос сейчас ответить невозможно. Да и так ли это важно, кто стукнул его по голове? Главное, что Николай обнаружил припрятанные червонцы. Пока все укладывалось в выстроенную им логическую схему.
      А вот дальше... Дальше начинались сплошные предположения. Мать, пока он лежал без сознания, обнаружила у него эти монеты и спрятала их от греха подальше. Она скрыла ото всех, что его поиски увенчались успехом. Почему? Да потому что была очень суеверным человеком и как огня боялась семейства Пимена. Может, она и не считала самого Пимена колдуном, но была уверена, что там дело нечисто. Николай помнил, как она рассердилась на него, когда узнала, что он тайком бегает на заброшенную усадьбу. Мать была уверена, что Кольке эти червонцы кроме неприятностей ничего не принесут. Она желала сыну счастья и слышать не хотела ни о каких кладах.
      Ее парализовало перед смерью, она не могла говорить, но Николай помнит, как мать мучилась, пытаясь что-то объяснить ему.
      Только сейчас Николай подумал о том, как много сил она потратила на то, чтобы поставить его на ноги. И денег. Эта простая мысль сама собой пришла в голову. Откуда вдруг появились деньги на консультации у всех этих медицинских светил, важных профессоров, восседающих в просторных кабинетах?!
      На глазах Першина выступили слезы. Ну, конечно! Почему никогда не задумывался об этом раньше? Она брала червонцы из тайничка и поедом ела себя за то, что пользовалась этими деньгами.
      Он до боли стиснул ладони.
      - Бедная мама! С ее-то характером...
      Ничего не жалела для сына, даже через собственное "я" переступила, чтобы ему помочь. А сама... Николай на похороны еле-еле наскреб денег. Господи, ну и жизнь!
      Он долго сидел, понурившись. По всему выходило, что клад Пимена существует, вернее, он существовал тогда, в 65-м году, когда Кольке было восемь лет, только вот сохранился ли он до сих пор...
      Сейчас в нем боролись два человека. Один, робкий, боязливый, суеверный, шептал ему, что надо плюнуть на это дело, плюнуть и растереть. И думать об этот забыть. "Окаянные те деньги, окаянные, никому добра не принесут, покуражится только чертяка и..." - он будто слышал сейчас голоса деревенских старух. "Клад добудешь, да домой не будешь".
      Второй человек, циничный, насмешливый, называл его неудачником и высмеивал незадачливого кладоискателя.
      Николай встал, завернул монеты в темную фланельку, положил их в ту же самую маленькую коробку, которую засунул на прежнее место. Подумав, вытащил один червонец.
      - Это судьба, - произнес он вслух, лихорадочно вышагивая по комнате. Он попытается отыскать остальные монеты. Иначе просто сойдет с ума. С удивлением почувствовал, что, едва так подумал, мгновенно унялось начавшееся сердцебиение и на душе стало спокойнее.
      Николай спрятал одну монетку в кошелек и вспомнил, что сегодня пятница и вечером их компания собирается у Славика Доронькина, чтобы расписать очередную "пульку".
      Глава 4
      Игру начали с небольшим запозданием. Костя Шигин по прозвищу Костыль немного задержался.
      - Ну ты у нас, блин, самый деловой, - недовольно буркнул Славик, открывая дверь партнеру и даже не пытаясь скрыть раздражение. - Занятой вдребезги.
      - В метро сбой, в туннеле минут на двадцать застряли, на кольцевой всех высадили. Пришлось на перекладных добираться, - оправдывался Костыль, вытирая выступивший на лбу пот.
      - Опять, что ль, кого-то подорвали? - лениво спросил Доронькин.
      - А хрен его знает! - пожал плечами Шигин. Его лицо с отечными мешками под глазами выглядело нездоровым.
      "Морда - мятый плюш", - говорил в таких случаях Славик. Ясное дело, перебрал вчера парень, крепко перебрал. Впрочем, Доронькину на это было наплевать. Его полная фигура с вывалившимся из брюк животом выражала полное презрение к Шигину и ко всему тому, что не имело отношения к его собственной персоне.
      - Все собрались, одного тебя ждем.
      За стол сели в начале седьмого вечера.
      - Чистая скатерть да жена - главные враги преферанса, - начал балагурить Славик, к которому вернулось хорошее настроение, испорченное непредвиденной задержкой Костыля.
      Партнеров было четверо.
      Хозяин квартиры, Доронькин, был средним игроком. За карточным столом он, нагловатый и циничный в жизни, был излишне осторожен, не делал резких движений и старался подстраховать себя от риска . Выигрыш или проигрыш зависел от того, в каком настроении пребывал. Он никогда не садился за стол с незнакомым игроком. Чаще всего "пульку" расписывали у него.
      Славик жил один. Полгода назад развелся со своей "благоверной", как любил иногда изящно выразиться, и с тех пор жил один. Этот странный брак просуществовал недолго. Знакомые подозревали, что он вообще был фиктивным. Доронькин на этот счет помалкивал. В квартире во все времена наблюдалось полное отсутствие жены. Различные дамочки здесь иногда появлялись, но надолго ни одна не задержалась.
      Недавно в результате многочисленных обменов ему удалось, наконец, заполучить квартиру в престижном районе города в добротном доме сталинской постройки. Какую изворотливость пришлось проявить, сколько сил было ухлопано на это!
      Результатом Славик был доволен. Еще бы: большая квадратная комната с кладовкой, просторная кухня-столовая, прихожая, в которой могли одновременно раздеваться несколько человек, - это ли не предмет мечтаний для одинокого мужчины! А главное, до центра - рукой подать, три станции, и метро рядом. Когда ему намекали на обзаведение новой спутницей жизни, он махал руками: "Только через мой труп!" К сорока трем годам у него сложились повадки закоренелого холостяка. Игра в преферанс была него хорошей разрядкой. Кого-то рыбная ловля прельстила, кого - охота, а для Доронькина перекинуться в картишки - самое разлюбезное занятие.
      Костя Шигин в преферанс играл неровно. Все зависело от того, какое количество спиртного удавалось "принять на грудь" накануне. Обычно довольно вялый в начале игры к середине, подкрепившись изрядной дозой спиртного, заметно оживлялся.
      Когда шла карта, никогда не упускал своих возможностей. В азарте мог рискнуть не раздумывая. Он не держал всю игру в голове, но удивительный нюх, которым обладал, помогал делать правильные ходы. Изредка Шигин выигрывал, но довольно часто был в небольшом проигрыше. Излишнее потребление горячительных напитков, когда частично терял контроль над собой, снижало его шансы.
      Косте ещё сорока не исполнилось, - из всех собравшихся сегодня за столом он был самым молодым, - а на макушке уже обозначилась обширная плешь. И если Доронькину при его плотной фигуре лысина придавала солидности, то Костя и без того непрезентабельного вида выглядел и вовсе неважно. Невысокого роста, худой, излишне суетливый, он не производил серьезного впечатления.
      Временно Шигин проживал не то у третьей, не то у четвертой по счету сожительницы. Мужик он был не злой, веселый, и женщины жалели его. Когда водились деньжата, правда, такое случалось довольно редко, он, не скупясь, тратил их на даму сердца, которая временно пригрела незадачливого мужичка.
      К Шигину намертво прилипла кличка Костыль. Он не обижался. Жаргонное выражение костыль, изредка употребляемое в преферансе, означало маленькую карту при тузе (или марьяже: короле с дамой), которая как бы служила подпоркой. Чаще её именно так и называли: подпорка или прикрытие.
      Костя Шигин выполнял точно такую же роль при Доронькине, который держал его возле себя в роли шестерки и давал заработать на кусок хлеба, иногда даже с маслом. Славику при его хлопотном, не вполне законном, а порой и небезопасном бизнесе нужен был именно такой человек на подхвате. "Прислуга за все", шустрый, неприметный, сообразительный, сколько заплатишь, тем и доволен - в профсоюз с жалобой не обратится, в милицию тем более не побежит.
      Как ни странно, щуплый Костыль обладал хорошим голосом. Иногда он исполнял под гитару песни Высоцкого. Изрядно выпив после очередной "пульки", он негромко выводил:
      На стол колоду, господа,
      Крапленая колода!
      Он подменил её тогда,
      Когда, барон, вы пили воду!
      Третьим партнером был Першин. Он играл лучше Славика и Кости Шигина, но уступал Ладынину. Вадим как-то сказал Николаю, что тот совершенно не умеет владеть своим лицом. "В твои карты даже заглядывать не надо, на физиономии все написано". Першин знал об этом, но ничего не мог с собой поделать. Когда игра шла вяло, ещё мог контролировать себя, но в азарте забывал о том, что по его гримасам можно читать, как в открытой книге. Получалось, что он сам невольно подсказывал партнеру следующий ход.
      Вадим Ладынин, бывший однокурсник Николая, был самым сильным игроком из всей компании. Он не осторожничал, как Славик, при благоприятном раскладе был способен рискнуть, как Костыль, а главное, Вадим без напряжения мог всю игру держать в голове. Казалось, он знает, у кого какая карта на руках.
      Ошибался Ладынин редко. Преферанс, как известно, игра счета, и выигрывает тот, кто лучше всех считает. Умный хладнокровный Вадим умел прекрасно анализировать и просчитывать ситуацию. А кроме то он отлично знал слабости своих партнеров.
      Девицы и дамы всех возрастов засматривались на Ладынина, и для этого были все основания. Высокий, с мужественным лицом и спортивной фигурой, - раньше активно занимался спортом и даже имел разряд по плаванию, - Вадим, если хотел, умел быть обаятельным и неотразимым. Несмотря на это, в сорок три года продолжал оставаться холостяком. Ни одну из липнувших к нему девушек он так и не осчастливил. Вероятно, был слишком рассудителен и эгоистичен для того, чтобы обзаводиться семьей и о ком-то думать и заботиться. "До сорока лет жены нет и не будет," - любил пошутить Ладынин. Он жил один в крошечной однокомнатной квартирке, оставленной ему родителями, на станции Лось.
      Его личная жизнь оставалась тайной под семью печатями даже для тех, кто знал его неплохо. Николай помнил, что в научно-исследовательском институте одно время упорно ходили слухи, что Вадим имел короткую связь с симпатичной молоденькой лаборанточкой, Ириной Донцовой. Вроде она даже родила от него. Так это или нет, Першин не спрашивал. Лаборанточка давным-давно уволилась, и Ладынин никогда ни единым словом не заикался про эту историю.
      Кандидатскую Вадим успешно защитил ещё в застойные времена и числился в том же ВНИИ, что и Першин. Ладынин прекрасно понимал, что заниматься наукой неперспективно, однако из института почему-то не уходил, медлил.
      Последнее время он все больше и больше интересовался политикой. По стране непрерывно шли выборы. Один из знакомых, бизнесмен с темным прошлым, обещал нешуточную поддержку, если Ладынин займет нужную позицию. Безупречная репутация молодого ученого могла сослужить неплохую службу.
      Вадим просчитывал, анализировал, словом, соображал. Не ошибиться бы, к кому приткнуться, лихорадочно думал он. А может, действительно, попробовать? Кому как не ему, умному, находчивому, в меру нахальному, обаятельному и смелому, заниматься государственными делами?!
      Николай, Славик, Костыль и Вадим собиралась за карточным столом не первый раз. Знали они друг друга давно, исключение составлял лишь Шигин, которого недавно привел Доронькин.
      Игра здесь шла скорее на интерес. Выиграть или проиграть при тех маленьких ставках, которые делались, можно было рублей 200 - 300, максимум - 500. Обычно это был классический преферанс, или сочинский, как его ещё называли, который как раз и предполагал участие четырех человек.
      Небольшие ставки всех устраивали. Где ещё можно было вот так сыграть по маленькой, пощекотать нервишки, пообщаться, водочки выпить под нехитрую закуску, основу которой составляла закупленная в магазине нарезка? Недорогое нехлопотное удовольствие для одиноких мужиков.
      Для необщительного, трудно сходящегося с людьми Першина встречи за карточным столом стали настоящей отдушиной. Он понимал, что это ещё один способ отгородиться от реальной жизни. А что ещё оставалось делать?
      Пустая квартира, которая постепенно превращалась в холостую берлогу, бесперспективная работа в институте, - все было тоскливо и безрадостно. Иногда случались небольшие подработки, которые позволяли как-то выживать. Что ещё у него было, кроме этого?
      Николай тем временем чертил на чистом листе бумаги "пулю".
      - Кстати, - оторвался он от своего занятия, - я недавно узнал, что старое название "горы" - "курочка".
      - Вот сейчас мы эту "курочку", которая по яичку несет, и распишем, отозвался Вадим.
      Доронькин, устроившись поудобнее в низком кресле, картинно поплевал на короткие пальцы и взял колоду.
      - Давно не брал я в руки фишек.
      - Целую неделю, - засмеялся Костыль.
      - Разрешаете? - соблюдая ритуал, спросил Славик и облизал полные губы. Старшая сдает.
      Он перетасовал карты и обернулся к Вадиму, сидящему справа:
      - Сними "шляпу".
      Тот сдвинул несколько карт.
      Доронькин сдал каждому по одной.
      - Дама, - бросил на стол Николай даму пик.
      - Валет, - Славик открыл валет червей.
      - Девятка, - сказал Костыль.
      У Вадима оказалась семерка треф.
      Расселись по старшинству. Вадим и Костыль поменялись местами.
      Николай, у которого была самая старшая карта, стал тасовать колоду.
      - Мужики, может, выпьем по первой, чтобы руки не дрожали, - предложил Костыль.
      - У кого они дрожат-то? - остановил его Доронькин и почему-то вздохнул.
      Славик, несмотря на улыбочки и обычные прикольчики, нервничал. Его что-то беспокоило, но он скрывал свое состояние, пытаясь держаться раскованно и непринужденно. Если бы Николай был меньше занят своими мыслями, он непременно обратил бы внимание на настроение приятеля.
      Предложение Шигина не поддержали.
      - После распасовки хряпнем, - сказал Доронькин.
      По неписаным законам хозяин квартиры, у которого собирались расписать "пульку", заранее запасался выпивкой и закусками. Партнеры потом скидывались на общий стол, чтобы никто не был в пролете.
      Когда закончились два круга распасовок, оказалось, что Вадим набрал меньше всех, Николай и Славик - одинаково, а Костыль проиграл.
      - Ну, Костяныч, заказывай музыку и пойдем водку пить, - подал голос Вадим.
      - Значит, так, - предложил Костыль. - Вист по копейке, в пулю сто, наверх по триста, мизер кабальный и выбивается девятерной. Время окончания... - Он вопросительно обвел глазами партнеров: - Как обычно, одиннадцать часов вечера.
      Все согласились.
      Славик посмотрел на часы и предложил:
      - Ну, теперь можно и водочкой разговеться. Господа, прошу всех на кухню.
      - На стол играем? - остановил его Костыль.
      - А как же, как всегда, - дружно поддержали его. - Проигравший сбегает за выпивкой.
      Когда все ушли на кухню, в комнату вернулся Славик.
      - Я сейчас, мужики, один момент, Костик, ты наливай пока да нарезку вскрой, - крикнул он.
      После этого Доронькин плотно закрыл дверь и набрал номер телефона. Говорил он вполголоса и недолго. Положив трубку, покосился на прикрытую дверь.
      - Порядок, - одними губами прошептал он и, прерывисто вздохнув, направился на кухню.
      Напряженное выражение исчезло с лица, только в глазах осталась тревога.
      - Все переговоры ведешь, деньгу колотишь, - подковырнул его Вадим, когда Славик появился на кухне.
      - Да какое там, - отмахнулся Славик и потянулся к своей рюмке. - Хорошо! крякнул он и с чувством исполненного долга набулькал себе воды из пластмассовой бутылки.
      - Вредно водку запивать, - остановил его Вадим.
      - А-а, отмахнулся Славик, - жить тоже вредно.
      Николай на этот раз выпил совсем немного, на что обратил внимание Костыль.
      - За тобой кто угонится, ты у нас известный пенальтист! - Славик торопливо жевал бутерброд с ветчиной.
      - Эт-то точно, - засмеялся Костя. - Такой гол в свои ворота я наверняка не пропущу. - Он залпом выпил ещё одну рюмку и с сожалением посмотрел на пустую тару.
      Как правило, после распасовок они больше одного поллитра не выпивали.
      - Пошли, мужики, время!
      Хозяйственный Доронькин уже ставил недопитую бутылку пепси в холодильник.
      - Чтобы холодненькая была.
      Началась игра. Велась она честно, поэтому все определял расклад.
      В этот вечер Славик почему-то играл хуже своих возможностей. Он сидел как на иголках и время от времени незаметно посматривал на телефон.
      - ...Раз, - начал Вадим.
      Славик спасовал.
      Костыль помедлил и тоже присоединился к нему:
      - Я пас.
      - Два, - не раздумывая начал торговаться Николай.
      Когда Вадим дошел до шести червей, Першин тоже уступил ему. Ладынин заказал семерную.
      Игра пошла своим ходом.
      Часов в восемь вечера проигрывающий Костыль взмолился:
      - Мужики, пойдем ещё выпьем, может, потом повезет.
      - Плачь больше, - карта, она слезу любит, - съехидничал Славик, но предложение Кости поддержал. - Действительно, пора ещё пропустить по одной.
      Ладынин выигравал, а потому был настроен благодушно.
      - Помнишь, песенку преферансиста, - спросил он на кухне, обращаясь к Николаю, - которую мы пели в институте студентами?
      - Нет.
      - Ну как же, сессия на носу, а мы ночи напролет в общаге в картишки режемся. Предмет сдавать приходишь, а глаза красные. Говоришь, над книгами ослеп.
      - Какая песня-то? - заинтересовавшись, спросил Костыль.
      - "Наша мама - дама треф..." - начал Вадим.
      - А, знаю, - оживился Костыль.
      Он потянулся к гитаре.
      Наша мама - дама треф,
      Папа - туз пиковый.
      День и ночь мы пилим преф
      По копейке новой.
      Костыль, верно схватив нехитрый мотивчик, и с упоением наигрывал на гитаре.
      - Веселое было времечко, - Вадим отстукивал мелодию на столе. - А вот эту знаешь? "А жить ещё две недели..."
      - Спрашиваешь, - обиделся Костя. - Как говорится, мы все учились по-немногу.
      Он стал напевать:
      А жить ещё две недели,
      Работы - на десять лет,
      Но я докажу на деле,
      На что способен аскет!
      - Слушай, а ты что заканчивал? - не удержался от вопроса Вадим.
      Веселая улыбка сползла с лица Шигина.
      - Да... - начал он, - не закончил я высшее учебное заведение. Так получилось. Ну и хрен с ним! - Он грубо выругался, не закусывая, опрокинул рюмку водки и сморщился то ли от водки, то ли от неприятных воспоминаний..
      Исчезнувший на короткое время Славик снова возник на кухне:
      - Ладно, заканчивайте со студенческим фольклером, карты заждались.
      Он придержал Вадима за руку.
      - Кончай ты с этими расспросами. Костяныча с четвертого курса института выперли с волчьим билетом, статью на него повесили, понял? А ты пристал, как прокурор, душу травишь, где да что. Он и так пьет сверх меры. Сломали парня.
      - Извини, старик, - искренне огорчился Ладынин, - не в курсе.
      Игра продолжалась.
      По-прежнему впереди был Вадим. Николай потихоньку к нему подтягивался. Славик немного проигрывал.
      - Вот тебе и бубны - люди умны, - приговаривал он, отмечая на "елочке" сыгранные партии.
      Славик, обычно игравший спокойно, нервничал и делал непростительные промахи. Сидя на сдаче, он часто выходил курить на кухню, унося с собой телефон.
      Костылю в этот вечер явно не везло.
      - А ещё говорят, первому кону не верь, первому выигрышу не радуйся кривился он. - Вот тебе хрен! Уж как сначала не повезет, так на родной сестре триппер схватишь.
      Он тоже много курил. Несколько раз поразмяться выходил из-за стола и Вадим.