- Пока! - заорал Василий. - Вы сначала докажите, а потом обвиняйте, а то, понимаешь...
      - Да на ферме он сегодня был вместе со мной, - громко заголосила Валентина.
      - Получается, к кому человек приехал, тот его и прибил, так, что ли? Ну, работнички...
      - Ты, Василий, не блажи, - солидно сказал Сыч, - отвечай, если спрашивают.
      - Да видал я это все... - начал заводиться Васька и вдруг умолк. - Скажи мне, пожалуйста, господин Сычев, чего ты в такую рань в Ежовку поперся, а? Обычно раньше двенадцати глаза с похмелья не продираешь, а тут нате вам...
      Сыч при этих словах едва в глотку Ваське Доронькину не вцепился. Вот, гад, при старшем его закладывает, ну, он ему, гниде, покажет, только начальство уедет!
      Их насилу разняли.
      - Вы все-таки при исполнении находитесь, - внушал Леньке чиновник в штатском. - Ведите себя достойно. Здесь не базар.
      Славик, сообразив, что от крика мало толку, молча выложил свои документы на стол и объяснил, что приехал сегодня в Родоманово забрать приятеля.
      - Мы так договорились. Думал, поживу на природе денька два, и уедем вместе.
      - Вот сразу видать культурного человека, - удовлетворился объяснениями Доронькина чиновник и, укоризненно покачав головой на братца Василия, представился:
      - Следователь городской прокуратуры Степанов.
      Когда Доронькин узнал подробности, при которых погиб Константин, он удивился.
      - Ума не приложу, - твердил, качая головой. - Кому парень помешал? Никого здесь не знает.
      С запоздалой благодарностью Доронькин вспомнил дотошного гаишника на Можайском шоссе, который задержал его на час. Как бы там ни было, а алиби у него есть.
      - Понаехали тут, - ворчал Сычев. - Разбирались бы в своих столицах, так нет, тесно им там стало.
      - А при чем здесь понаехали? - спросил дотошный следователь.
      - Ну, как же, - оживился Сыч. - В Степаники к бабке Матрене Николай Першин приехал и тоже, между прочим, в столице проживает.
      - Он и сейчас там? - спросил Степанов.
      - Вроде, - буркнул Ленька.
      - Вы тоже его знаете? - обратился Степанов к Доронькину.
      Славик на мгновенье замялся.
      - Да, - выдавил, наконец, он.
      Встречаться с Колькой не входило в его планы.
      Когда милицейский "газик" укатил, родственники остались одни.
      - Да, браток, добавил ты нам с Валентиной головной боли.
      Славик молча вышел из комнаты и вернулся с тяжелой сумкой.
      - Коньячок, - он выставил бутылки на стол.
      - Коньячок - это хорошо, - скривился Васька, но уж больно этот следопыт в душу лезет. Лично мне бояться нечего, я здесь ни сном, ни духом. Только чудно все получается. Убили ведь парня-то... За что?
      - Как он вел себя все это время?
      - Никак, - пожал плечами Васька. - Вчера весь день где-то пропадал. Явился к вечеру, усталый и веселый.
      - Вроде выпивши был, - добавила Валентина.
      - За день до этого мне на ферме помогал комбикорм разгружать.
      - Спрашивал про что-нибудь?
      - Да нет. Глупость всякую: что в той стороне находится, что в этой.
      - А про что именно? - насторожился Славик.
      - Ну, например, интересовался, где деревня Ежовка находилась. Любопытный мужик.
      - Любопытный, - вздохнул Славик.
      Он лучше других знал, что Шигин не был любопытным мужиком. Такие дела с ним проворачивал, и никогда Костыль не лез поперек батьки в пекло, не пытался проявить инициативу. И ещё про одну особенность покойника знал Доронькин. Костя никогда не станет пить в одиночку. Выходит, не один пил.
      - Следователь сказал, что на опознание трупа нас пригласит , - хмуро добавил Васька.
      - Ох, не говори этого, - съежилась Валентина.
      Славик, сидя в компании родственников, думал о том, что Шигин наверняка кому-то помешал, если его убили. Нелепая смерть не умещалась в голове. С кем-то выпивал, потом убили... Теперь милиция и прокуратура будут с трупом разбираться.
      А если все не случайно? Доронькин даже похолодел от этой мысли. Шигина убили, потому что сумел что-то разузнать про захоронку Пимена. Сыч сказал, что Першин сейчас в Степаниках находится, вот он и... От этого предположения пришлось сразу отказаться. Колька убить не может. Он - слабак.
      Славику стало душно. Он встал и расстегнул ворот рубашки. Никогда не задумывался всерьез над этим вопросом: может ли сам кого-то убить? Нет, тут же ответил он. Переступить закон способен: обмануть, кинуть, украсть в конце-концов, но на кровавую уголовщину не пойдет никогда. Першин... А почему именно Першин? Четверо их за столом сидело, когда Колька про монеты спросил. Вадим Ладынин - мужик умный, на ходу все схватывает. Знал он или нет про царские червонцы?
      Доронькин нервно заходил по комнате. Ладно, насчет Ладынина потом посоображает. Но что-то не нравится ему такой расклад. Один из игроков голову сложил. На хрена нужна такая партия?..
      Неприятности начались, как только задумал заняться поисками клада. Он, конечно, человек не суеверный и в глупость всякую не верит, но не захочешь задумаешься. С золотишком лопухнулся, бандюки наехали, дай Бог, ноги унести. Позарился на икону - в ментовку за чужие дела тягать стали.
      А смерть Костыля?.. Он задрожал всем телом, когда подумал, что сам мог оказаться на его месте. Темная история. Ни в какие ворота не лезет.
      С поисками клада придется погодить. Ну его к черту, своя шкура дороже. Эх, Костя, Костя... Пропал парень ни за грош. Сколько бы дел они с ним провернули!
      Вдруг ещё одна мыслишка мелькнула в голове. Подлая, гадкая и... спасительная. Там, в Москве, заинтересовались филиалом музея военной истории. Вполне возможно, что серьезно рыть начнут. И тут, господа, вот вам фиг! Кто директором значится? Костыль, которого уже в живых нет. Нет человека, нет вопроса. Доронькин бы и сам наверняка вывернулся, но сейчас все одно к одному получается. Грех не обыграть такую возможность. Чем он может сейчас помочь Шигину? Да ничем. А так решит собственную проблему.
      Беспокоила Славика встреча с Колькой Першиным. Тот наверняка про Николая Угодника спросит. Может, и кражу иконы на Шигина спихнуть? Нет, не получится... Он раздумывал. А может попробовать...
      Глава 23
      Ночью Николай плохо спал: вздрагивал, просыпался, спасался от кого-то. Снились Ежовка, бабушка Маня, желтые тяжелые монеты, которые больно стучали по голове. Дом Пимена то разваливался на глазах, то, как живой, надвигался темной громадиной.
      Опять эти сновидения... Он проснулся весь разбитый, не в силах пошевельнуть ни рукой, ни ногой.
      Вера, увидев его ранним утром, ужаснулась.
      - Тебе впору врача вызывать, а не на Выселки идти.
      Николай вяло заспорил.
      - Договорились же...
      - Иди, поспи еще, два-три часа ничего не решают.
      Он походил по двору, тело ныло так, как будто его кто-то здорово побил. Ладно, два часа, действительно, ничего не решают, согласился он и опять рухнул в постель.
      Уснул мгновенно. На этот раз сновидения не мучили его, как ночью. Проснулся уже совсем другим человеком: отдохнувшим, свежим и полным сил.
      Едва привел себя в порядок, на улице засигналила машина.
      Выглянув в окно, он удивился, увидев, что у ворот дома остановился милицейский "газик".
      - Кого это принесло? - изумилась бабка Матрена и вышла навстречу нежданным гостям.
      - ...Насчет вашего постояльца поговорить надо, - услышал Николай громкий мужской голос в коридоре.
      - Заходи, милок, заходи, они тут вместе с Верой, завтракать собираются. Бабка Матрена гостеприимно распахнула дверь в избу и предложила: - Хочешь, и тебе молочка налью.
      Следователь прокуратуры Степанов, а это был именно он, увидев Веру и Николая, замер на пороге.
      - Здравствуйте, Вера Владимировна, - удивленно проговорил он и уставился на Першина.
      Вера тоже оторопела, но быстро пришла в себя.
      - Располагайтесь, Александр Игорьевич, не стесняйтесь, - пригласила она. Это мой знакомый, Першин Николай, из Москвы в гости приехал. Как я поняла, у вас к нему вопросы?
      - Да, - важно сказал Степанов. - Дело серьезное. Сегодня утром в районе прежней деревни Ежовки человека убили. Предположительно, что сегодня, поправился следователь. - Некоего Константина Шигина, он тоже из столицы приехал.
      - Что?! - в один голос воскликнули Николай и Вера и переглянулись.
      - Ох, Господи! - заголосила бабка Вера. - Кого убили-то, кого? - не поняла она.
      - Вы его знали? - Степанов в упор смотрел на Першина.
      - Да, - кивнул Николай. Он приятель Славика Доронькина, у которого здесь двоюродный брат живет.
      - А как вы объясняете?.. - начал следователь.
      - Никак, - перебил его Николай. - К смерти Шигина я не имею никакого отношения.
      - Вы знали, что он здесь находится?
      Николай помедлил.
      - Догадывался. Когда ехал в поезде, показалось, что Костыль мимо прошел.
      - Какой Костыль?
      - Извините, оговорился. Костя Шигин - партнер по карточной игре. Мы его между собой Костылем зовем.
      - А что он здесь делал, в Родоманове?
      - Это у Славика надо спрашивать. Я его сюда не приглашал.
      Пока Першин говорил, Степанов внимательно наблюдал за ним.
      - Вы здесь с ним не виделись?
      - Я же сказал, что нет.
      - Есть сведения, что он встречался с каким-то нездешним мужчиной.
      - Когда?
      - Ну, неважно, - ушел от ответа следователь и резко сказал: - Здесь я спрашиваю.
      Николай пожал плечами.
      - Пожалуйста.
      Манера Першина разговаривать выводила следователя из себя. Если бы не присутствие Веры Владимировны, которая была классной руководительницей его дочери Наденьки, он бы этому городскому пижону показал.
      - Хорошо, - Степанов сделал губы трубочкой, что делало его вытянутое лицо вовсе непривлекательным. - Тогда я задам вам прямой вопрос. Чем вы занимались, начиная... - Он задумался на секунду: - Начиная со вчерашнего вечера.
      - Все время находился здесь, - просто ответил Николай.
      - И это может кто-то подтвердить? - быстро спросил следователь.
      - При мне он был, - встряла в разговор бабка Матрена. - Весь день то за водой ходил, то яблоки собирал. Яблок-то эвон сколько навалило.
      - А вечером?
      - Вечером я приехала, - Вера взглянула на Степанова. - Мы вместе на пруд за утками ходили.
      - Ночью я спал, такая, знаете ли, вредная привычка, - безмятежным голосом сказал Першин.
      - Необходимо письменно закрепить ваши показания, - официально произнес следователь. - Придется проехать с нами. Вам, Вера Владимировна, тоже.
      Вера пожала плечами и пошла переодеваться.
      Степанов стоял на крыльце и злился. Похоже, придется искать другого подозреваемого, а так все хорошо складывалось... Убитый - москвич, этот гусь тоже из столицы. Ясное дело, прикатили сюда отношения выяснять. Правда, Доронькин тоже утром появился...
      Так, так, следователь барабанил пальцами по перилам, его взгляд упал на яблоню, усыпанную плодами. Действительно, урожай у бабки великолепный, а у его тещи ни хрена в этом году не уродилось, тля цветки пожрала. Теща только строит из себя знающего садовода, как же, Тимирязевскую сельскохозяйственную академию закончила. Опрыскала все какой-то дрянью, последние завязи, те, что тля сожрать не успела, отвалились. Учит всех жить, а на деле неграмотная бабка лучше ученой дамы во всем разбирается.
      Степанов вздохнул. С этим Доронькиным тоже ещё разбираться предстоит. Время смерти Шигина пока точно не выяснено, экспертиза нужна. А при желании этот вежливый автомобилист вполне мог оставить в укромном местечке машину, встретиться с Шигиным на Выселках, и... Правда, он утверждает, что гаишник его на Можайском шоссе засек. Ну, это ещё проверить надо, сказать что хочешь можно.
      На крыльце появилась Вера в нарядном платье.
      - Вера Владимировна, скажите пожалуйста, - Стапанов замялся, - кем вам приходится Першин.
      - Это имеет какое-то отношение к происшедшему?
      - Да нет, я так спросил.
      - Николай - сын подруги покойной матери и мой хороший знакомый.
      - Жених, - уточнил внезапно появившийся Николай.
      Вера покраснела, но смолчала.
      - Яблочком вот вас хочу своим угостить. - Бабка Матрена, пыхтя, тащила корзину яблок. - Штрихель его, что ль, называют. Вкусные!
      - Да не надо, - стал отказываться Степанов.
      - Берите, а то бабушка обидится, что не уважили человека. Вон их сколько, целый сад. Дочку угостите.
      - Какой там, угостите, - вздохнул следователь. - Домой-то я только к ночи приеду.
      Второй сюрприз поджидал Степанова, когда они подошли к машине.
      На деревенской улице собралась толпа.
      Верховодили всеми Петровна и бабка Дарья, которая пришла к ней в гости.
      - Слава те, Господи, - говорила бабка Дарья. - Начальство само к нам пожаловало.
      - Что случилось? - остановился Степанов.
      - А то и случилось, что жизни никакой от этого паразита нет, - загалдели старухи.
      Колька заметил среди них Мишку Шатуна с палочкой, который стоял немного в стороне и с интересом наблюдал за происходящим.
      - Ленька Лоскут потворствует ворюгам. То у одного из огорода все повыметут, то у другого, а он хоть бы почесался. Деньги-то, небось, от государства получает, рожу наел.
      - У меня нонче урожай лука сняли. В город ездила жаловаться, так разве найдешь на него, окаянного, управу? - громче всех кричала звонким пронзительным голосом бабка Дарья.
      - Какой Лоскут? - спросил следователь прокуратуры, обалдевший от криков. Кто это? - обернулся он к Вере.
      - Прозвище местного участкового, - скрывая улыбку, ответила она.
      Степанову, впервые заехавшему в это забытое Богом место, выложили все: про украденные перцы, про уведенного и пропитого на месте барашка, про снятую с грядок клубнику, которую "поди-ка ты, вырости"и про многое другое.
      - Забор у Ведеркиных кто вырезал и братьям Панкратовым снес? - голосила бабка Дарья. - Дел ни на кого не заводит. Все - иди, да иди... Сам - первый заворуй в поселке.
      - Надо, бабы, заявление писать. Главное, чтобы бумага была, - несколько раз повторила Петровна.
      - Самогонку с утра до ночи хлещет...
      При слове "самогон" мужское население оживилось, но, в целом, старух поддержало.
      - Менять пора участкового, а то и прихватить за темные делишки, совсем совесть потерял.
      Степанов пообещал разобраться и предложение с заявлением поддержал. Всю дорогу до Родоманова он сидел в машине красный, как рак.
      - Доконали меня ваши старухи, - пожаловался он и поморщился: - Если подтвердится все, о чем они говорили, то... - Следователь покачал головой. Скверно!
      Когда Николай, подписав свои показания, вышел из общественного пункта милиции, который находился в одноэтажном облупленном флигельке, рядом с новым зданием поселковой администрации, он наткнулся на Доронькина.
      - Славик?
      Доронькин изобразил на лице удивление и приветливую улыбку:
      - О-о, какие люди, а я и не знал, - начал было он, но Николай прервал его.
      - Отойдем, поговорить надо.
      Они сели на давно не крашенную лавку, стоявшую неподалеку от флигеля.
      - Тебе Шигин говорил про икону? - без предисловия начал Першин.
      - Какую икону?
      - Не дури.
      - Не понимаю, о чем речь, - нагло прищурился Славик и положил ногу на ногу.
      - Номер не пройдет, - спокойно сказал Колька.
      - Какой номер?
      - Еще раз повторяю, не дури и не хами. Ты думаешь, чем больше хамишь, тем больше с тобой считаются.
      - Какая икона? - повысил голос Доронькин и оглянулся.
      - Николая Угодника, которую по твоей наводке выкрала Ленка Мартынова.
      - Ну, знаешь ли, не вешай на меня всех собак. С Мартыновой сам разбирайся. - Славик хотел произнести эти слова спокойно, но его лицо перекосило от злобы.
      - Вижу, ты меня понял, тем лучше.
      - Не видал я в глаза никакой иконы! - заорал Доронькин.
      Першин вздохнул и поднялся.
      - В общем так, приятель, не вернешь Угодника, несу заявление в милицию.
      - Испугал! - хмыкнул Славик, пытаясь переломить ситуацию. - Иди хоть в прокуратуру.
      - Прокуратура смертью Шигина занимается.
      - Вот именно! Меня здесь не было, не знаю, что вы не поделили. - Его бегающие глаза говорили о том, что он пытается найти выход из сложившегося положения.
      - Я тоже не знаю, потому что с Костей в Родоманове не встречался. И не я его сюда засылал.
      - Кто тебе поверит?
      - Поверили, - Колька кивнул на ветхий флигелек. - И, как видишь, отпустили с миром. Так где икона? Ты меня хорошо знаешь, я не шучу.
      Доронькин судорожно соображал, как быть. Тюфяк-то Першин тюфяк, но если разозлится... Тогда уже с ним не договоришься. Он упрямый, как китаец.
      - Не знаю, - буркнул он.
      - То есть как? - не понял Николай.
      - Правда, не знаю. - Доронькин прерывисто вздохнул. - Мой грех, я эту сучку к тебе заслал, пока мы в преф дулись, а она исчезла. Ни Ленки, ни иконы. Чем хочешь могу поклясться. Не брал!
      К скамейке направлялась вышедшая из флигелька Вера.
      - В общем, так: возвращаешь Николая Угодника, и я забываю про твое участие в краже.
      - Ну не могу я эту стерву найти, пойми!
      - Постарайся, ты мужик с головой, время ещё есть...
      Доронькина перекосило от этих слов. Першин, как ни в чем не бывало, взял Веру под руку и повел прочь.
      - Да, ещё один вопрос, - обернулся Колька. - Зачем вы с Костылем план у меня выкрали?
      - Какой план? - искренне удивился Славик. - Не брал я никакого плана.
      - Да ладно тебе... - махнул рукой Николай. - Теперь-то зачем юлить?
      Они с Верой отошли по приличное расстояние, а Доронькин продолжал сидеть на лавке и бормотать:
      - Про какой план он говорил?
      Очень хотелось броситься за Першиным, догнать его и спросить, что тот имел в виду? Нехорошее подозрение, как змея, медленно заползало в душу: неужели Костыль обманул его, решил скрыть козыря... Ох, и поганое же дело! Каждый норовит крапленую колоду подсунуть, фальшивыми картами сыграть.
      Яснее ясного, Ленку Мартынову надо из-под земли достать. Першин не пошутил насчет ментовки, а прищучат за икону, такого нароют - мама родная! - небо с овчинку покажется. Главное, найти эту сучонку, если даже она скинула икону, наведет на неё Кольку, пусть сам разбирается.
      Словно в насмешку вспомнилась сейчас его любимая поговорка, что свою взятку он всегда возьмет. Как же, держи карман... Не потащили бы вместе с этой взяткой к следователю. Крепко, крепко его подперли...
      Глава 24
      - Коля, о какой иконе шла речь? - спросила Вера, услышав конец разговора.
      - Доронькин выкрал у меня Николая Угодника.
      - Как, - изумилась Вера, - и ты никуда не заявил?
      - А что толку, думаешь, найдут? Славик - делец, он понимает один разговор: ты - мне, я - тебе. Припугнул его, не вернет, обращусь в милицию.
      Вера расстроилась.
      - Это очень ценная икона, намоленная, помнишь, и моя мама про то же говорила.
      - Знаю, - вздохнул Колька. - Я просто обязан отыскать её. В память о матери и бабушке. - Он сжал кулаки. - Представляешь, давно клянчил: продай да продай, я отказался наотрез, так он что устроил... И главное, чужими руками, гнида!
      Пройдя поселковую улицу до конца, они вышли на дорожку, которая вела к Степаникам.
      Вдруг Вера остановилась и взглянула на него.
      - Скажи пожалуйста, а почему ляпнул следователю, что ты... - она замялась, - мой жених?
      - Фу, как выражаешься, а ещё учитель русского языка и литературы. - Если это шутка, то очень глупая, - не приняла его тона Вера.
      Она кусала губы, чтобы не заплакать.
      - Это не шутка, - тихо сказал Колька и взял её за руку.
      - Ты... - она вырвала руку. - Ты не имеешь права издеваться надо мной!
      - Ну зачем так, кто издевается?
      - А как это называется: заявить такое в присутствии родителя моей ученицы. Да теперь про меня неизвестно что будут болтать. Как про Катьку Доронькину.
      - Послушай, - он посмотрел ей прямо в глаза. - Я не пошутил. Я действительно хочу, чтобы ты стала моей женой.
      Вера широко распахнула глаза. Сейчас вместо серых они казались зелеными. Ветер немного растрепал её волосы и сделал похожей на взъерошенную птицу. Яркое платье, которое надела впервые, хорошо подчеркивало статную фигурку. Сейчас она не напоминала строгую, знающую ответ на любой вопрос, учительницу, а, скорее, выглядела старшеклассницей, пугливой и недоверчивой.
      - Нет, - она покачала головой, - ты это сейчас придумал.
      - Вера, послушай, - начал он и умолк, с трудом пытаясь найти нужные слова. - После того, как ты ночью подобрала меня на Выселках и притащила в Степаники, я... Словом, во мне все перевернулось. Почувствовал, что не лишний человек на свете, за меня волнуются, переживают. Сразу хотел объясниться с тобой, да не решился. А тут этот следователь влез со своими вопросами... Конечно, глупо получилось, признаю. С детства такой дурак, попадет шлея под хвост, что думаю, то и говорю. - Он поморщился. - Ни разу за всю жизнь не встречал человека, который понимал бы меня лучше, чем ты. Да нет, не то... - заторопился Николай. - Просто представил, что вдруг завтра ты исчезнешь, растворишься, и стало очень плохо и одиноко. Никому и никогда не говорил таких слов. Женился... Черт его знает, зачем?.. Один мой знакомый сказал: женюсь, чтобы не околеть одному в пустой квартире. Развелся легко, без сожалений и обид. Женщины меня не слишком интересовали, считал, что все это не для меня. На второй день знакомства скучно становилось. Думал: чем всю жизнь вот так с ней, лучше одному в пустой квартире подохнуть. - Он грустно улыбнулся. - Наверное, опять что-то не то сказал. - Я вообще не любитель душу выплескивать. Пусто без тебя будет, понимаешь? Я не хочу этого.
      Вера молчала. Ее глаза, устремленные вдаль, казалось, застыли на одной точке.
      - Конечно, завидного во мне мало: неудачник, даже кандидатскую диссертацию не защитил, к тому же иногда пью. Денег всю жизнь не много зарабатывал, а теперь и вовсе, как говорят, не вписался. К сорока трем годам люди уже чего-то добиваются, а я...
      Она продолжала молчать. Он махнул рукой и, не оглядываясь, зашагал по дорожке.
      - Коля, подожди!
      Он обернулся.
      - Ты... все это серьезно? - в глазах Веры стояли слезы. - Я никогда никого не обманывал.
      И Веру прорвало. Она даже не пыталась, как обычно, контролировать себя.
      - В кого все девчонки в детстве влюблялись? Конечно, в Кольку Першина. Катька Доронькина, видная, красивая, глаз с тебя не сводила. А я маленькая, невзрачная, как замухрышка. Она и сейчас готова...
      - Глупая, - Николай попытался обнять её. - Не нужна мне никакая Катька.
      - Нет, подожди, - отстранилась Вера. - Я всегда понимала, что ты не для меня: глазищи голубые, огромные, ресницы... У девчонок таких не было. А ещё смелый, умный. Потом мы с мамой приезжали в Москву, я уже была взрослая женщина, но по-прежнему смотрела на тебя как... В общем, это не важно. Такая робость нападала, когда с тобой оставалась, что слова лишнего сказать не могла. Ругала себя, дуру, и ничего не могла поделать.
      Она вдруг замолчала и взглянула на него.
      - Послушай, а может, это тебе показалось? Не обижайся, но... Помнишь, как в песне поется: вот и встретились два одиночества... Сейчас я нужна, а что будет потом? Закончится история с кладом Пимена, и ты знать меня не захочешь.
      - Не стыдно?
      Вера упрямо тряхнула головой.
      - Лучше сказать все сейчас. У меня характер сложился... - Она беспомощно улыбнулась: - Нелегкий. Катька Доронькина говорит, что разведенкам да ещё в такой дыре, как наша, нос от мужика воротить не следует. Я не молода, не...
      - Помолчи немного, а? - взмолился он. - Я ведь всего-навсего обычный человек, нервный, говорят даже, излишне впечатлительный. К тому же не далее, как сегодня утром, меня пытались обвинить в убийстве и требовали предъявить алиби.
      Долго они ещё сидели на старом бревне и говорили, говорили...
      - Так нелепо жизнь прошла. Сначала работа интересовала по-настоящему, казалось, занимаюсь интересным и нужным делом. Понимал, что живу, как страус, зарывший голову в песок. У меня такой характер, увлекаюсь чем-то и не замечаю всего остального. Потом, когда началась эта свистопляска и все рухнуло, растерялся. Заниматься наукой стало неперспективно. Да что наука? Вся страна развалилась. Думал, что способен на многое, а в результате... Влачу жалкое существование. Такое ощущение, что жизнь проходит мимо, стороной, а мне лень шевельнуть пальцем, чтобы что-то изменить.
      Николай тряхнул головой и улыбнулся. По этой улыбке Вера узнала прежнего Кольку: беспечного, смелого и обаятельного.
      - Как бы ни повернулось дело с поиском клада, я Пимену уже должен быть благодарен.
      - За что? - удивилась Вера.
      - Сюда приехал, встряхнулся от спячки. Увидел, что существует другая жизнь, где живые люди со своими заботами: ты, бабка Матрена, Малыш.
      - Руки иногда опускаются от таких забот, - тихо сказала Вера. - И очень хотется завыть от безысходности.
      - Все равно, - упрямо нагнул голову Колька. - Вы - другие. Только сейчас понял, протяни я вот так ещё немного, и все, конец. Людей вокруг замечать перестал. Нет их. Есть только партнеры по игре в преферанс.
      При этих словах Вера хотела что-то сказать, но промолчала.
      - Когда обнаружил монеты, спрятанные матерью, обалдел от радости. Не потому что золото нашел, которое само по себе немало стоит. Нет! Потому что наконец получил реальное подтверждение своим догадкам. У меня никогда не было много денег, привык обходиться малым, и ничего, живу. А с кладом Пимена... Он пожал плечами. - Как будет, так и будет. Но очень хотелось бы довести дело до конца. Понимаешь?
      - Да, - ответила она. - Я тоже привыкла добиваться результата, правда, чаще всего результат почему-то оказывался отрицательным.
      Когда появились у дома бабки Матрены, их встретил притихший Малыш.
      - Натворил что-нибудь? - по-своему поняла его поведение Вера.
      - Петуха соседского маленько поучил, - сказала бабка Матрена. - Так и погнал до края деревни.
      - Зачем?
      - Нашего защищал. - Матрена заговорщицки подмигнула и, понизив голос, добавила: - Так ему и надо, паразиту, а то взял моду...
      Вера притянула к себе собачью морду и, глядя псу в глаза, сказала:
      - Посажу на цепь. Хочешь на цепи сидеть?
      Пес преданно смотрел на хозяйку и на всякий случай виновато помахивал хвостом. Дескать, этой горластой нахальной сволочи ещё мало досталось.
      - Да откуда у нас цепь-то возьмется! - всплеснула руками бабка Матрена.
      - Ладно, - Вера потрепала лохматую голову. - Но чтобы вел себя пристойно. Понял?
      Прощенный Малыш тут же полез обниматься.
      - Мне иногда кажется, - усмехнувшись, сказал Николай, - что эта собака умнее нас.
      Пока Вера накрывала на стол, бабка Матрена выкладывала все новости.
      - Озлобился больно народ против Лоскута. Петровна приходила, чтобы ты заявление грамотно переписала. А тут ещё новая напасть: Гришка так и не объявился. Видели его наши сегодня, к лесу шел, да быстро шел, ходко. Они кричать стали: Гриша, Гриша, имя свое он хорошо разбирает, так куда, бежать кинулся. Беды бы какой не приключилось. - Бабка Матрена вздохнула. - А еще, говорят, убитого с незнакомым мужиком видали. Точно не наш. Народ волнуется, не знает, что и думать. Сроду у нас смертоубийства не было. Парня этого недалеко от Выселок нашли, а там все, что угодно, случиться может.
      - Бабушка, Коля вот интересуется, что с домом Пимена стало, а я и не знаю.
      - Разве не помнишь? - удивилась Матрена. - Сгорел он. Молния попала, он и загорелся. Страх-то какой! Среди ночи да такое пламя, отсюда видать было. Потом ветер поднялся. Потушить и не пробовали, какой там! Гришка сильно переживал, плакал, убивался... Дурачок, а тоже понятие имеет, что родное гнездо.
      Услышав про удар молнии, Николай помрачнел. Неясные картины стали возникать в памяти. Заныл правый висок, да так сильно, что он скривился от боли.
      - Плохо стало? - спросила бабка Матрена, заметив его искаженное лицо. Молочка парного сейчас от Петровны принесу.
      Вера подошла и положила руку на плечо:
      - Может, тебе все-таки сходить к врачу?
      - Ничего, уже проходит. Знаешь, даже боюсь про это говорить, но с тех пор, как на меня напали на Выселках, голова перестала болеть. Сейчас первый сильный приступ за все это время.
      - Ты постоянно терзаешь свою память, хочешь что-то припомнить и не можешь.
      - Да.
      - Коля, - лицо Веры болезненно сморщилось, - как ты думаешь, - она запнулась, - кто убил этого Шигина?
      - Гришка, - не раздумывая ни секунды, выпалил Николай.
      В это мгновение все завертелось у него перед глазами. Он вспомнил то, что казалось навсегда стертым из памяти.
      ...Они стояли ночью перед темным домом Пимена, Славик трусил. Колька оставил его возле палисадника. Кричала птица, скрипело дерево, со стороны Степаников надвигалась гроза. Было страшно и жутко. Все это помнил и раньше. А дальше - провал.
      "Воспоминания могут вернуться, - говорил седой профессор. - Провал в памяти, как глубокий овраг, будет потихоньку зарастать. Когда это произойдет и произойдет ли вообще, я не знаю. Подсознание порой выкидывает с человеком коварные штуки. У мальчика начисто стерлись некоторые события, предшествующие травме. Это мучит и угнетает его. Но не надо подстегивать время и проводить эксперименты".
      Николай не подстегивал время, все случилось, как и предполагал седой профессор, само собой. Четко и ясно перед ним предстали события тридцатипятилетней давности. Словно кто-то карты открыл.
      ...Он стоял перед домом Пимена, какой-то звук или непонятный шорох испугал его. Он шарахнулся к подоконнику. Вот тогда все и произошло. Старое дерево громко треснуло, и на Кольку вместе с трухой посыпались золотые монеты. Да, да, все так и было! Он светил фонариком и радовался своей удаче. Никто не поверил в россказни про клад, а он поверил. Несколько монет положил в карман, нагнулся, чтобы подобрать остальные и... Вот тут на него и обрушился страшный удар, от которого потерял сознание.