ЧТО ЖЕ С НИМ СТАЛО?

– Ну и бабушка! – сказал Боря дома, разглядывая картинки в книге «Маугли» и марки. – Никогда бы не подумал!

– А я и раньше это знал.

– Ты все знаешь раньше других! – Боря провел ладонью по его круглой, теплой голове.

Брат улыбнулся.

– Смотри только, если она позвонит, чтоб все сделал… Понял? Чтоб все! А встретишь на улице – сам спроси, надо ли что… Обещаешь?

– Будь спокоен.

И тогда Боря спросил:

– Слушай, а почему Александра Александровна сказала.., ну, сказала, что я стал какой-то другой?.. Ну, ты помнишь это слово?..

– Удивительный?

– Ну да. – Боря поморщился от неловкости. – Что она имела в виду?

А кто ее знает! – Костик пожал плечами, но глаза его старательно скрывали улыбку.

Тогда Боря незаметно, чтоб Костик не догадался, пошел в ванную и, не зажигая света, встал у зеркала над полочкой, на которой стояли разные баночки, тюбики с мамиными кремами и пастами, а из стаканчиков торчали четыре зубные щетки – всего их семейства. И увидел в зеркале себя. Не изменился: лицо по-прежнему худое и глаза по-прежнему серые, но не такие лихорадочные, и губы стали спокойные… А все остальное как было!

Скоро пришла с работы мама. С узлом в руках. Ей открыл Костик. Он все время крутился возле и смотрел, как Боря примеряет пальто, перешитое из отцовского. Мама отошла от Бори, глянула на него, и глаза ее вдруг вспыхнули.

– Боря, что с тобой?

– А что? – Боря даже испугался немножко. – Что-нибудь не так, да?

– Нет, нет-нет, все так…

«Что ж это такое? – напряженно думал Боря. – Не только Александра Александровна, но и мама что-то увидела во мне… Но что? Что? Почему они не говорят, что с ним стало?»

Боря позволял себя в новом пальто вертеть в любые стороны, а сам украдкой поглядывал на маму, на ее лицо, на тоненькие морщинки у рта и носа. А вчера они были у нее? Не замечал. А под глазами у нее усталая синева. Да и сами глаза вроде бы помутнели от усталости.

«Мам, иди отдыхай», – хотел сказать Боря, но не сказал: почему-то было очень стыдно сказать это – ведь никогда не говорил. И разве дело только в отдыхе? Он не знал, что делать. Он вышел на кухню и увидел ведро, полное мусора. Он схватил его и побежал на лестничную площадку к мусоропроводу. И услышал сзади мамин голос: «Ну что ты, Боря, я сама», – и ему стало еще хуже, ведь это была такая мелочь. А что же не мелочь? Что настоящее?

И Боря спросил:

– Может, купить надо чего?

– Все есть, – ответила мама, – и хлеб, и масло… Вот, правда, картошки маловато. Но ничего, авось до завтра хватит. Да и тяжелая она…

– Давай я сбегаю, – сказал Боря. – Хоть десять кило…

– Ну да! Не донесешь… Лучше отдыхай… Ты уроки сделал?

– А я ему помогу, – тут же вмешался Костик.

– Без тебя справлюсь.

– Ну возьми и меня, Борь, мне скучно без тебя, – захныкал Костик, и пришлось отправиться в магазин вместе с братом.

Боря приволок целых двенадцать килограммов картошки, и мама заохала, увидев, как глубоко врезались в его пальцы ручки авоськи, оставив белые следы.

– Жив еще? – Мама пристально посмотрела на него.

– Тоже скажешь! – немножко даже обиделся Боря. – За кого ты меня принимаешь? Что еще сделать?

– Ничего больше не надо, Боря… Что это с тобой?

– А что?

– Да я так… Ничего… Ну иди к себе, поиграй с Костей.

Уходить не хотелось, но Боря ушел: ничего стоящего ведь не сделал, а надо бы что-то сделать. Но что и как? Вон какое у мамы замученное лицо; это не только потому, что у нее много дел… Боря ушел, и на сердце у него стало немного легче – совсем немножко! Но голова была ясная, спокойная. Однако не прошло и получаса, как опять в сердце пробилась и застряла какая-то тревога.

Боря уже догадывался, в чем дело. Но так не хотелось, так боязно было звонить в ее дверь – это ведь не к Геннадию и не к Александре Александровне… А надо было… Иначе не будет ему радости и веселья…

Надо!

И на следующий день, в воскресенье, Боря сказал брату:

– Может, к Наташке сходить?

– Идея! – закричал Костик. – Она так будет рада!

Боря слегка насторожился:

– Это почему же?

– Потому! – выпалил Костик. – Ты ведь давно у нее не был…

– А ты откуда знаешь?

– Хочешь, пойдем вместе?

– Нет, ты скажи, откуда ты знаешь, что я давно у нее не был?

– Да ничего я не знаю… Просто так сказал…

– А-а-а, – немного успокоился Боря, но решил ни в коем случае не брать с собой брата: не к старушке ведь идет и делать ему там нечего.

Но как пойти к ней? Что сказать? Как объяснить все? Может, на улице случайно встретится. Там все проще…

– Пойду прогуляюсь, – сказал Боря.

– А мне можно?

– Иди.

В самом деле, пусть идет, на улице он не помешает.

Они вышли. Было свежо, солнечно и не очень шумно. Костик шел рядом с ним и не мешал думать. А внутри по-прежнему что-то жгло и жгло Борю, и ему казалось, что в жизни его все не так, что он черствый, жестокий и никчемный человек. Чего-то основного, большого и главного он не сделал и даже не знал, что это и как это можно сделать…

Наташка все не попадалась. «Ну и не надо! – подумал Боря, шагая к дому. – Если она не встречается мне, то я сам пойду к ней… Да-да, пойду!»

«ЭТО Я, БОРЯ…»

Дома Боря стал разыскивать во всех углах и на полках Наташкины книжки – набралась целая стопка, – бутылочку с чернилами для авторучки, которую вот уже месяц не возвращал, и чернил за это время уменьшилось ровно наполовину; сунул в карман ее складной ножичек с синей перламутровой ручкой, рогатого чертика на резинке и решительно пошел к двери.

– Ты куда? – догнал его голос Костика.

– Скоро вернусь.

– А я? Возьми и меня… Ну возьми!

– И не проси.

– Ну, Борь… Как шел к Гене и к бабушке, так я был нужен…

– Не могу.

Боря вышел из квартиры и пошел к Наташкиной двери. В одной руке он держал ее книжки, другой потянулся к кнопке звонка и услышал, что Костик вышел из квартиры и стал возле лифта.

– Борь… Всегда ведь брал… Возьми!

– Уйди!

– Кто там? – громко спросила Наташка.

Боря открыл рот, но что-то внутри заело, и он какое-то мгновение стоял с разинутым ртом и не мог произнести ни звука. Потом произнес:

– Это я, Боря…

Дверь открылась, и он ступил через порог. Глаза его встретились с ее глазищами, удивленными и немигающими. И в них блеснула радость:

– Борь, ты?

Как будто сама не видела – или не верила? – что это он. Или, черт побери, он все еще не похож на себя?

На кого же он тогда похож?

– А кто же? – спросил он. – Кто, если не я?

– Но ты.., ты такой красивый! Ты…

– Откуда ты взяла? – сказал Боря. – Какой был, такой и есть!

– Нет, совсем не такой… Ты и раньше был.., но сейчас но сравнить… Я так и знала! Посмотри! – И она протянула ему круглое зеркальце, и Боря не узнал себя: это был он – и совсем не он! И глаза, и нос, и губы – все прежнее и все другое! Встреть он себя па улице – не сказал бы, что это он, Боря Крутиков: в глазах – блеск, спокойствие, сила, на губах – улыбка, и никакой суеты в лице!

– Выдумываешь ты все, – сказал Боря.

– Нет, Боря, правда… Я ведь всегда знала, что ты такой… Другой, чем кажешься, что Глебу далеко до тебя и что у вас с ним все было случайно и не по-настоящему…

– Ты о чем?

– Сам понимаешь… Ты что так нагрузился?

Боря шел к столу, а она за ним.

Тихо шла, бесшумно. Удивленно.

Никого, кроме нее, в квартире не было.

Он положил на стол книги и стал выгружать карманы.

– Что это за ножик? – спросила Наташка.

– Уже забыла? Не сердись на меня… Он.., ну завалялся… И за чернила…

В ее глазищах вдруг появилась грусть.

– А зачем ты все сразу? Ну зачем?

Боря промолчал.

– Книжки-то хоть прочел?

Боря хотел соврать, но не смог. Он напрягся и, весь краснея, выдавил:

– Не все… Ты прости, что кой-какие потрепались…

– Какие пустяки! – воскликнула Наташка. – Они такие и были!

– Как-нибудь вместе починим… Заклеим… Хорошо?

– Хорошо… – Из ее глаз сразу исчезла грусть.

– И знаешь, что я хотел тебе еще сказать? – проговорил Боря и вдруг запнулся.

– Что? – Наташка очень заинтересованно посмотрела на него, а Боря не знал, с чего начать, с какого слова, – совсем как начинающий шахматист не знает, с какой фигуры лучше пойти. И еще больше запинался и краснел. И Наташка не торопила его, не подгоняла, а терпеливо ждала.

– А то, – вдруг прорвало Борю, – ты не думай… Я.., я… Я умею дружить, я не такой… И никому в обиду не дам… И…

– Ну конечно, – обрадовалась Наташка, и не скрывала этого, и тоже вся залилась краской. – Я всегда это знала…

И тут, конечно, Боре надо было немедленно что-то сказать, как-то условиться и уже начать дружить По-новому, по-настоящему, а не так, как раньше, но Боря опять не знал – как, с чего начать.

– Приходи к нам когда-нибудь, – выпалил он и понял, что говорит чушь: почему «когда-нибудь»? Надо точно сказать когда, и вообще пусть приходит, когда хочет…

– И ты приходи, – тут же вставила Наташка. Что это она? Ведь он уже пришел к ней… И вдруг он понял, что надо скорей уходить. Обо всем этом надо поговорить в другой раз и лучше всего на улице…

– Ну, я пошел, – сказал он. – Уже? – прямо-таки вырвалось из нее. – Я очень спешу сейчас.

Боря пошел – не пошел, а почти побежал к двери, распахнул ее, и она с размаху ударилась в кого-то.

ЛИЛОВАЯ ВСПЫШКА

–Костик? – вскрикнул Боря, – Ты что здесь делаешь? Зашиб тебя?

И, увидев, что Костик сморщился от боли, обнял его.

– Ну прости, братишка, я нечаянно…

Боря стал гладить его плечо, спину, и внезапно его рука наткнулась на что-то твердое – узкое, граненое и такое знакомое на ощупь – на груди брата. И почувствовал сильную дрожь: это было… Это было не что-то… Это был приборчик, его приборчик!

Боря захлопнул Наташкину дверь, запустил под рубаху брата руку и вытащил теплый от его тела приборчик. И сразу все понял: так вот почему Костик неотступно следовал за ним! Вот почему он стоял сейчас за дверью! Небось нажал какую-то новую кнопку, которая так изменила его, Борю…

Схватив Костика за руку, он повел его в их квартиру.

– Значит, это ты его стащил?

– Я… – Брови Костика дрогнули. – Я не мог иначе… Ты мне сам приказал…

– Я? Я приказал тебе?

– Да – Ты… – упрямо твердил брат.

Боря посадил его на кровать, а сам сел на табуретку.

– Как я мог приказать тебе?

По лицу брата вдруг побежали слезы:

– А там была нажата такая кнопка…

– Какая?

– С цифрой «восемь»…

– А что это за кнопка? Откуда ты это знаешь? – Боря стал ошалело вертеть в руках приборчик – тяжеленький, с двумя рядами кнопок и пронзительным Хитрым глазом, который был направлен в сторону. – Ты откуда знаешь все? Откуда? Сам дошел или кто-нибудь…

Борю трясло. Он положил приборчик на ладонь.

– А что это за рычажок внизу? – спросил он и сдвинул его.

– Включение.

– А что значит эта кнопка? – Боря нажал кнопку с цифрой 12», и раздался легкий щелчок.

– Не нужно, – попросил Костик, но Боря уже не слушал его.

– А эта? – Он нажал кнопку с цифрой 10», и опять приборчик слабо щелкнул. – А эта? – Он опустил указательный палец на кнопку с черным крестиком, расположенную под циферблатом.

– Не смей! – закричал Костик, изменившись в лице. – Эту не смей!

Но Боря уже нажал. И оба они зажмурились от лиловой вспышки, сильной и резкой, как молния. Костик закрыл рукой глаза, Боря тоже долго не мог открыть свои. Он держал приборчик на ладони и внезапно почувствовал, что тяжесть его пропала. Он стал легкий, как пустая мыльница.

Боря разжал веки.

– Все, – сказал Костик, – все. – Он больше не плакал.

– Что «все»?

– Пережег.., уничтожил… Это было величайшее изобретение!

Боря глянул на приборчик, и холод подрал его по коже: Хитрый глаз перестал быть черным. Перестал быть живым, глубоким, язвительным, загадочным. Он стал плоским, бесстрастным, пепельно-серым, точно в самом деле подернулся пеплом…

– А ты откуда знаешь, что он был величайшим изобретением? – закричал Боря. – Кто тебе сказал это? Он?

– Он, – ответил Костик.

– Так вот зачем ходил ты к Геннадию, а потом конвоировал везде меня!.. Сделал своим подопытным кроликом? Сделал, да?

– Ты не кролик, – сказал Костик. – Ведь я выключил приборчик. После того, как мы ушли от Александры Александровны.

Боря обалдело смотрел на него.

– А зачем таскался везде со мной?

– Наблюдал, – признался брат.

– И под дверью торчал, чтоб подслушать?

Глаза Костика стали наполняться слезами:

– Не обижайся на меня… – Костик моргнул, и слезинки скатились по его щекам.

– Ладно, прощаю… Но скажи: почему приборчик был с тобой? Боялся, что пропадет?

Костик кивнул.

– Как же ты у меня все-таки стащил его?

– А кнопка с цифрой «восемь»?

Боря ничего не понимал, и его опять стало трясти.

– А что это за кнопка?

– А ты прочитай.

– Где?

– А вот здесь есть «Инструкция». Отодвинь дощечку и прочитай. – Костик показал на боковую стенку приборчика.

Боря, оглушенный случившимся, неуклюже вертел в руках приборчик и плохо понимал брата. Костик взял из его рук приборчик, привычно, точно делал это не один раз, нажал большим пальцем его стенку, тонкая щечка приборчика поехала вперед, и Костик извлек изнутри аккуратно сложенный листок прозрачной бумаги. Развернул.

– Читай.

Боря поднес листок к глазам и стал читать:

ИНСТРУКЦИЯ

По эксплуатации ЭМЧ-1 – экспериментального микрогенератора чувств.

Кнопки на пульте управления генератора обозначают:

1 – Страх

2 – Жадность

3 – Глупость

4 – Лень

5 – Ненависть

6 – Радость

7 – Мужество

8 – Благородство

9 – Доброта

10 – Ум

11 – Юмор

12 – Трудолюбие

Х – уничтожение ЭМЧ-1.

Буквы на циферблате обозначают продолжительность действия генератора: О – нерабочее положение, Ч – час, Д – день, М – месяц, Г – год, Н – навсегда. Рычаг под циферблатом – включение и выключение микрогенератора.

Работа с ЭМЧ-1 требует крайней осторожности и добросовестности, нажимать кнопки с недостойными целями строжайше запрещено.

– Слушай, – спросил Боря, обмирая, – неужели все это правда?

– Да, – сказал Костик.

«А я… Я нажимал кнопки с недостойными целями? – неожиданно подумал Боря. – Кажется, нет… Но ведь я хотел с помощью приборчика получить лодку и лайнер, хотел использовать в собственных целях его мощь, которой нельзя сопротивляться, и при этом иногда страдал не только Глеб, а и хорошие люди. Но и на Глеба, наверно, нельзя было наставлять его, а если и можно было, то очень осторожно, во всех тонкостях зная устройство приборчика, понимая его действие… Нет, если уж говорить напрямую, цели мои были не очень достойны, и, наверно, поэтому приборчик и погиб…»

– Слушай, Костик, – спросил Боря, – значит, кнопка с цифрой «восемь» – Благородство?

– Да. А что?

– А то, что эта кнопка была нажата на генераторе и Хитрый глаз направлен на тебя в тот последний вечер…

– Так вот потому-то я взял его! – сказал Костик. – Ну не мог я не взять его, не мог! Ведь всю ночь приборчик приказывал мне: «Возьми, возьми меня, ведь я работаю впустую».

– Значит, ты стащил приборчик из благородства?

– Выходит. – Костик уткнул глаза в одеяло.

– А как ты об этом догадался?

– Гена как-то учуял и велел мне понаблюдать за тобой, ну, а потом, когда я взял приборчик, он исследовал его у себя, нашел «Инструкцию», испытал, нарисовал какую-то схему…

– И велел тебе подействовать на меня Хитрым глазом?

– Ну не велел… Сказал, что было бы очень хорошо, очень важно…

– И какую же кнопку он нажал?

– Кнопку с цифрой «девять».

– Доброту?

– Да.

– И от этой кнопки я стал такой, что все обратили на меня внимание?

Костик кивнул:

– Геннадий сказал, что люди, делающие добро, даже внешне становятся красивыми…

Боря молчал. Подавленно. Убито. Он не мог даже вообразить, что было в его руках! Какая вещь! И как не правильно вел он себя… Эх, если б он раньше узнал про эту «Инструкцию»… Теперь ведь так все ясно: и почему при нажатии кнопки с цифрой «1» все его так боялись и вставали дыбом волосы, – от Страха; и почему при нажатии кнопки с цифрой «2» все вокруг стали такими мелочными и скупыми и непрерывно проверяли свои карманы, – от Жадности; и почему толпой длинноухих бежали ребята на пруд и даже Гена позабыл, как правильно пустить подводную лодку, – от Глупости (кнопка «З»), И только из чувства Ненависти, которое приборчик внушил окружающим (кнопка «5»), лез в драку Костик и едва не ударил его отец… А кнопка «6» – это ведь Радость! Радость, когда люди, не чувствуя под собой ног, отрывались от земли…

Как теперь все понятно! А кнопки с цифрами «7» и «8» – это же Мужество и Благородство! Выходит, он мог навечно сделать благородным даже Попку-дурака – Глеба, а Стасика – мужественным, Андрея – более мягким и терпимым… И всем-всем другим мог дать то, чего им не хватало, – а всем чего-то не хватало! Навсегда дать, стоило только стрелку на циферблате поставить на букву «Н»…

Мог, а не дал!

И все потому, что вне себя от волнения нажал он эту кнопку с крестиком и погубил приборчик – странный, удивительный, волшебный!

Чего только не было с Борей в эти дни! Как колотилось его сердце от страха и восторга! Сколько неожиданных мыслей приходило на ум, сколько чувств распирало его! Прошли, навсегда прошли эти семь дней, и каких семь дней!

Семь дней чудес!

Что ж теперь делать? Может, Гена исправит приборчик?

Нет… Перегорел его живой, его мудрый и опасный Хитрый глаз, и ничего теперь не сделаешь… Ничего!

Конец теперь всем его надеждам… Конец! Конец!

КОНЕЦ? НЕТ, НАЧАЛО!

Боря вскочил, закричал и хотел уже стукнуть Костика – почему не предупредил его про «Инструкцию» ! Но даже руки вскинуть не сумел – не поднималась; хотел поддать ему коленцем – нога и с места не сдвинулась. И в сердце его вдруг растаяла, исчезла, точно и не было ее, вся досада. Вся обида и боль.

«Ох и трудно будет теперь жить! – подумал Боря. – И не обмани никого, и не ударь, и жалей всех, и помогай, будь всегда добрым, отважным, справедливым…»

И все это оттого, что приборчик подействовал на него, оттого, что он так много нового понял за эти дни…

Может, скоро пройдет его действие?

Однако минул час, и два, и пять, а ничего не изменилось.

Но хуже ему от этого не стало. Где там хуже! Ему было легко и радостно.

Уже вечером позвонил телефон, и Боря бросился в коридор.

– Да, я вас слушаю.

В трубке, где-то совсем близко, задышал низкий голос Александры Александровны:

– Это я, Боря…

– Да-да. Как вы себя чувствуете? Надо что-нибудь сделать?

– Спасибо, Борис, ничего… Как твои дела?

– Мои? – Боря даже на миг растерялся. – Как всегда… Обыкновенно… Спасибо… А что?

– Да я просто так… Просто так.

Боря не на шутку встревожился: стала бы она звонить просто так!

– А с сердцем ничего? – спросил он. – Не жмет, как вчера?

– Нет, Борис, все в порядке, – бодро ответила Трубка, но голос в ней был такой грустный, такой надтреснутый, что Боря не знал, как и быть, что делать. Наверно, ей сейчас было очень грустно, очень одиноко – все еще нет письма или что-то другое, – а на свете не должно быть людей – ни одного человека! – которому было бы грустно, или одиноко, или очень больно, которого прошибал бы страх, который хотел бы унизить, побить или обмануть другого, у которого не хватило бы мужества драться за справедливость, за честь и за правду…

– Александра Александровна, – сказал Боря, – можно прийти к вам сейчас?

И Боря, забыв обо всем, ринулся к ней. И уже у лифта, нажав кнопку вызова – она вспыхнула красным светом, – покосился па Наташкину дверь, и сердце его внезапно сдавилось от счастья. Да, погиб Хитрый глаз, сгорел, испепелился жаль его, очень жаль, но ведь не напрасно нашел он его… Впереди так много прекрасного: и дружба с Наташкой, и работа с Геной, и споры с Андреем, и встречи с Александрой Александровной, и улыбки отца, и блеск маминых глаз, и острые дальние звезды в небе, и чистый весенний ветер, и огромный шумный город, полный людей…