– Ты что?
– Отстань.
Воображает, гонит! Боря из-за него столько мук терпит, а ему хоть бы хны…
«А что, если самому… – вдруг подумал Боря, – самому добыть этот лайнер? Нет, не получится… Но ведь он не пробовал! Надо же когда-нибудь решиться превозмочь себя!»
– Ты.., ты хотел бы иметь такой? – шепотом спросил он у Глеба.
– Стукну, – выдавил Глеб.
«Конечно, хотел бы!» – подумал Боря и отошел от Глеба: он и в самом деле мог запросто – и почище Андрея – двинуть кулаком в челюсть или в живот; он не разбирался – куда. Только Андрей дрался редко, и при всех, и взрывался, как бомба, а Глеб – спокойно, исподтишка. Этого не знали в классе, а Боря сам видел, как однажды Глеб колотил за что-то в подворотне своего дома одного мальчонку. Глеб и раньше, до случая с лодкой, ни с кем не дружил, а теперь и подавно. Ходил в школу и домой один и за партой сидел в полном одиночестве, и это не тяготило его. Ну ни капельки! И какой злющий. И, наверно, глаза у него всегда прищурены, чтоб получше скрыть злость: в открытых глазах она всем видна, а попробуй разгляди ее сквозь щелки!
Но Боря не должен его бояться.
– А хочешь, я получу его? – сказал Боря, и в голове его неожиданно созрел план того, что он должен сделать, когда добудет лайнер. Лайнера еще не было, а план уже был!
Глеб промолчал.
– Хочешь? – повторил Боря и увидел, как в узких щелках Глеба забился острый блеск.
– Ты? – Глеб презрительно смерил его глазами.
И тут Боря понял: он сделает то, что решил!
– Я, – сказал Боря, и его вдруг понесло. – Я получу лайнер, если ты мне отдашь за него.., знаешь что?
– Что? – надменно спросил Глеб. Но Борю это уже не смутило: он теперь знал, как с Глебом говорить и что от пего требовать.
– Подводную лодку! Отдашь или пет?
Глеб молчал и не смотрел на него. Он смотрел, как Вова быстро складывает парашютики и всовывает в крошечные ранцы за спиной человечков.
– Отдам, – сказал Глеб, не оборачиваясь.
– Точно?
– Да, – подтвердил Глеб, сдаваясь.
Да, да, он сдался. Он почти сдался ему!
Кто думал, что так получится? Прекрасно!
Боря где-то читал: бывают такие минуты, когда человек решает по-другому повернуть свою жизнь. Такая минута для пего настала! Он вдруг понял причину всех неудач и горестей: слишком мягкий, робкий, податливый у него характер.
Хватит быть сопляком! Хватит унижаться перед всеми! Они привыкли, что он робок и трусоват? Он будет другим. Главное – ничего не бояться. Надо обмануть? Обманывай. Надо хитрить? Хитри!
Хватит бояться! Хватит дрожать!
И они будут уважать его, остерегаться. Пальцем показывать будут: вон Боря прошел, Боря Крутиков… Ему все трын-трава!
Он будет таким. Будет. И не когда-нибудь, а сегодня.
Сейчас. С этой вот секунды.
Такова была его клятва.
Боря подошел к Вове. Тот уже поместил в лайнер всех человечков. Всех, кроме одного. Наташка с Митей и Витей продолжали искать его.
ВОВА ЦЫП-ЦЫП-ЦЫП
Боря присел возле Вовы и потрогал двигатели лайнера, они были еще теплые. «Будь хитрым, – приказал себе Боря, – хитрей тебя никого пет!» Когда Андрей отошел в сторонку, Боря быстро спросил:
– Хочешь, я дам тебе за него что-нибудь? – И чуть не сказал: «Цыпленок».
– Нет, – ответил Вова. – Он ведь не совсем мой…
– Брат еще сделает.
– Думаешь, это так легко?
– Ничего я не думаю, я предлагаю тебе…
Вдруг над ними появился Андрей.
– Что это он тебе предлагает? – спросил он у Вовы, и Боря незаметно толкнул его коленом, чтоб молчал.
– Да просто так, – сказал Вова.
Андрей пристально посмотрел на Борю. Лоб у Андрея был напряжен. Уж очень он воображал в этой летной кожаной куртке, хоть вся она была потерта и поломана в сгибах. А хитрости – ни на грош!
– Ну смотри… – сказал Андрей сквозь зубы.
«Проваливай отсюда и не распоряжайся, – подумал Боря и, сунув в карман руку, нащупал твердого человечка, запутавшегося в нитках-стропах. – Вот как про этого парашютиста ты ничего не знаешь, так и про все другое не узнаешь… Ясно? А самолет скоро будет мой…»
Вот бы сказать это вслух – глаза б у того на лоб выскочили! Но разве хитрые так поступают?
Все стали расходиться. Глеб придержал рукой Борю и сплюнул тугой струйкой:
– Хвастун! Он глянул на тебя, а ты и готов. Как кролик перед удавом.
– Тогда увидишь! – отрезал Боря. – На днях, а может даже сегодня, я приду к тебе за лодкой…
– Приходи, – сказал Глеб, – жду. С нетерпением!
И посмотрел на часы.
Боря догнал ребят и пошел рядом с Вовой. По дороге часть ребят отсеялась, но кое-кто еще тащился за ними. А Боря хотел остаться вдвоем. Это было совершенно необходимо – остаться вдвоем с Вовой. И для этого Боре пришлось поработать. За ними увязались было Митя с Витей – они закидывали Вову вопросами о лайнере, ну и, конечно, эта самая Наташка. С ними надо было немедленно и безжалостно разделаться, пока Вова не дошел до дому.
Боря резко повернулся к ним.
– А вы куда? – Он даже замахнулся на них, и Митя с Витей отпрянули в стороны.
Оставалась еще Наташка. Она бежала рядом, выставив вперед свой длинный нос; видно, у всех любопытных вырастают от любопытства такие вот носы.
– А ты? Не слыхала?
И Наташка ускакала от них на своих тонких, быстрых ногах.
Боря огляделся – никого вокруг. Все шло как надо.
Он полуобнял Вову, нагнулся к нему и тихо сказал:
– Могу дать тебе шариковую ручку с тремя цветами… Хочешь?
– Я не хочу его менять, – сказал Вова. – Его Гена делал больше месяца.
– И еще дам запасные стержни с разной пастой – красной, синей и зеленой.
– Не надо. – Вова крепко держал под мышкой коробку.
– А чего б ты хотел?
– Ничего.
– Могу дать в придачу футбольный мяч, будешь стукать, – сказал Боря и подумал: «А как же я сам обойдусь без мяча?»
Вова молчал.
– Ну, тогда еще танк, он ездит и стреляет – огонь из пушки.
– Из магазина? – спросил Вова.
«Откуда ж еще!» – чуть не крикнул Боря: он ведь не мог, как его Гена, сам делать машины… «Что ж ему предложить?» – в смятении перебирал в уме Боря, вспомнил про Глеба и вдруг придумал – замечательно придумал. И уже у самого дома сказал:
– Помнишь, ты недавно встретил возле дома меня с дядей Шурой, и он был с Клоуном…
– Это, тот черный доберман-пинчер? – сразу вскинулся Вова. – Ох и собачка!
– Так вот, у них есть щенки этой породы, одного они обещали папе…
Вова прямо-таки притих весь и остановился.
– Дам тебе и его в придачу.
Глаза Вовы изучали Борино лицо. Глаза у него были жалостливые, добрые, чуткие… Боре стало нехорошо, и он отвернулся. Но другого выхода у него не было.
– Не веришь? Я вижу, ты не веришь! – Боря оскорбленно вскинул голову. – Тогда идем к моей маме, она подтвердит.
Боря знал, что Вова никуда не пойдет.
– Не нужно, – сказал тот. – Только чтоб ты и вправду…
Вот до чего довел его Глеб своим обменом!
– Даю слово! И ты знаешь, какая это редкая порода? Такого щепка и за пятьдесят рублей не купишь, а я его в придачу…
– Ну я просто не знаю, – засомневался Вова и вздохнул.
– У тебя никого нет дома? – быстро спросил Боря.
– Мама, но она сейчас уходит… А что?
– А то, что я скоро забегу к тебе… Ладно?
– Зачем? – Вова поглядел па него испуганными глазами в белых, поросеночьих ресницах. – Лучше в другой раз, я ведь не хочу…
– Да ты не бойся! Я только на минутку, – ласково сказал Боря и побежал к своему подъезду.
И тут он увидел, что к этому же подъезду с тросточкой-зонтиком идет их соседка Александра Александровна – сухопарая, негнущаяся, как и ее тросточка-зонтик, старушка в древней черной соломенной шляпке и черном пальто.
Она всегда ходила с книжкой в руке, была неслыханно вежливой со всеми и неслыханно прямой, придирчивой, и временами от всего этого Боря невыносимо страдал.
Все ей не так! И дверью лифта нельзя слишком громко хлопнуть, и хохотать вечером у ее двери – как будто дом был ее собственностью, – и даже на балконе нельзя обильно поливать цветы – вода, видите ли, капает на ее балкон…
Но главная неприятность произошла совсем недавно. Боря заметил на скамье у подъезда кем-то забытую книгу с синим обрезом, полистал ее, но прочитать ничего не смог: она была на каком-то иностранном языке. Но зато бумага была великолепная – плотная, гладкая, белая. Боря не взял эту книгу, а только вырвал из середины двойной лист – какого голубя сделать можно! – а книгу оставил на скамье.
Прибежав домой, он тут же сделал голубя, пустил с балкона и бросился вниз, чтоб подобрать его. И увидел у подъезда Александру Александровну с голубем в одной руке и с книгой в другой.
Видно, книга была ее – спохватилась и вышла за ней, а голубь, как нарочно, спикировал к ее ногам…
– Твой? – спросила она.
Боря кивнул.
Язык у него отнялся. Откуда же знал он, что это была редкая, не переведенная у нас книга какого-то «бесподобного Анатоля Франса»! Ведь не по-русски же напечатана!
Ну и до мамы с отцом дошло… 0-о-ох!
Александра Александровна жила под ними, и Боря старался не ездить с ней в лифте.
Увидев ее, он прибавил шагу, почти побежал вперед, нырнул в подъезд, вскочил в кабину лифта и нажал кнопку своего шестого этажа. Он ехал вверх, и щеки его горели как в лихорадке. Ура! Здорово он придумал про собачку!
Боря на миг представил, как поразится Глеб, когда он принесет ему этот лайнер.
Боря выскочил из кабины и кинулся в квартиру. Уже в коридоре по ребячьим голосам понял, что к Костику опять нагрянули первоклассники. Боре это не очень нравилось: вечно у них толчея…
Он толкнул дверь. На полу ребята заводили ключом и пускали по жестяным рельсам разноцветные вагончики, и они резво, как мыши, бегали, проносились сквозь тоннели и стрелки, подлетали к вокзалу.
Боря сунул в карман трехцветную ручку с запасными стержнями, взял мяч, вылетел из квартиры и поехал вниз.
НЕ ПОДДАВАТЬСЯ ЖАЛОСТИ!
Сразу бежать к Вове он не решился: его мама наверняка была еще дома. Как при ней возьмешь лайнер?
Боря побежал к Вовиному подъезду, вспрыгнул на деревянную оградку – она закачалась, затрещала – и оперся о большой старый тополь, росший против Вовиных окон. Если забраться на толстый нижний сук, видно все, что делается в их квартире, расположенной в цокольном этаже.
Боря схватился за сук, но тут, как назло, появилась тетя Феня – дворничиха в белом фартуке, с метлой в руках.
– Хочешь доломать заборчик? – Она замахнулась метлой.
Боря всегда боялся ее, но сейчас, когда он дал клятву…
– Он крепкий еще! – крикнул он, – И я на минуту.
Боря вскарабкался на сук и посмотрел в окна Вовиной квартиры – к одному из них была пристроена кормушка для птиц. Он увидел, как снует по комнатам синяя косынка Вовиной мамы, как Вова кормит рыбок в большом аквариуме, стоящем на окне: зеленые водоросли, темный гротик и золотые искорки рыбок… Скорей бы его мама уходила!
Наконец ее мятущаяся косынка исчезла, и Вовина мама появилась в дверях подъезда с хозяйственной сумкой.
Боря слез с сука, поднял с земли мяч, подождал, пока Вовина мама исчезла за углом дома, еще подождал минут пять – вдруг вернется, вдруг забыла что-то дома? – и бросился в подъезд. Он ни разу не был у Вовы: звери и птицы мало волновали Борю, а к его брату, волшебнику, чьи руки творили такие чудеса, страшно было даже подойти, и Боря только издали смотрел на него с завистью и восхищением…
У Вовы, который открыл ему, в руке был пакетик с дафниями: он кормил рыбок. При виде Бори лицо его чуть насупилось.
– Ты зачем? – спросил он.
– Дай лист бумаги, – вежливо, подчеркнуто вежливо попросил Боря, потому что с этого дня он должен быть очень хитрым; вдобавок ко всему он широко улыбнулся, входя в комнату, хотя Вова не приглашал его войти.
И тотчас, только Боря вошел, в нос ударил острый запах зверья, водорослей, земли и птичьего помета. Под ноги ему, прихрамывая, с лаем покатился рыжий щенок, и Боря в панике вскочил на стул – еще укусит!
– Не бойся, Лай добрый. – Вова взял щенка на руки и стал поглаживать его густую дворняжью шерсть.
Потом в Борю стрельнул со шкафа рябым перышком воробей.
– Тот самый? – спросил Боря.
– Ага.
И Боря вспомнил, как во время урока Вова, сидевший у окна, внезапно, как ненормальный, сорвался с места, чтоб отобрать у мальчишек воробья, которого они мучили на улице. И отобрал, и принес – у воробья было перебито крыло. И Анна Дмитриевна, учительница арифметики, даже похвалила Вову.
Вдруг по полу, наискосок, сердито топая, что-то пробежало.
– Ой! – вскрикнул Боря.
– Ежика не видел? – засмеялся Вова.
Боря крутил головой и оглядывался. Из клеток, подвешенных у окна, попискивали какие-то птички, в аквариуме, как трассирующие пули, носились красные и голубые рыбки, а рядом с ним, в террариуме, медленно двигалась черепаха в панцире, похожем на футбольный мяч, сшитый из кусков…
– Да у тебя тут настоящий зверинец, – сказал Боря. – Ну и парень ты!
– Это еще не все. Хочешь, покажу…
– Я верю, не надо, – заторопился Боря. А где все мастерит Гена?
– Там у него свое КБ. – Вова кивнул куда-то через стенку и пояснил:
– Конструкторское бюро.
– Дай лист бумаги.
Боря извлек из внутреннего кармана куртки толстенную ручку, нажал рычажок и, не отводя руки от бумаги, мгновенно нарисовал черта с рожками – черт был красный. Затем рядом с ним появился точно такой же черт, только зеленый, а потом – синий.
– Не нравится? – Боря посмотрел ему в глаза.
– Но я ведь сказал… – опять начал Вова, но тут Боря бросил на пол тугой мяч, и он весело запрыгал по паркету.
– Знаешь, сколько он стоит? И покрышка из синтетики – не порвется, даже если на гвоздь…
– Да все равно… Не могу я, и все…
– Ну хорошо, я ведь не заставляю, – сказал Боря, – только покажи мне его еще раз. Я не успел как следует рассмотреть руль…
Вова достал с этажерки знакомую коробку. Боря вытащил из нее ангар и через прозрачную крышу увидел лайнер. Стоял он важно и тихо. Боря смотрел на него, а видел ту маленькую подводную чудо-лодку, которая таинственно уходит под воду, и никто, кроме ее командира, не знает, откуда и на какую высоту она выстрелит настоящей, только маленькой, баллистической ракетой…
– Ну чего ты так держишься за него? – спросил Боря. – Точно скряга, точно жадина… Подумаешь, ценность какая! Не думал я, что ты такой… – Боря спрятал ангар в коробку. – Хорошо, что с тобой поделаешь, завтра же принесу того щенка и еще ремешок с ошейником…
– Правда? – Вова заглянул ему в лицо, доверчиво тараща свои наивные, совершенно цыплячьи глаза.
– Правда. – Боря взял коробку о лайнером и пошел к выходу.
Вдруг Вова вцепился в его куртку:
– Постой, не уходи!
– Чего тебе? – быстро спросил Боря. – И не рви, пожалуйста, мою куртку!
– Я раздумал, – сквозь слезы сказал Вова. – Ты не принесешь, а лайнер не только мой…
– Уговор дороже денег! – ответил Боря. – На дохлого, можно сказать, попугая сменял лодку, а я даю тебе здорового, породистого добермана…
– Ты только обещаешь! Не хочу! – Вова еще крепче вцепился в него, но Боря силой отцепил его пальцы от куртки, ринулся к наружной двери и захлопнул ее.
– Отдай, отдай! – закричал Вова. – Я не хочу! – и колотил кулаками в дверь, которую с лестничной площадки держал Боря.
Вот как получилось… Что ж теперь делать? Отдать? Надо отдать – ведь плачет…
Нет, нельзя. Нельзя отдавать.
Нельзя поддаваться жалости…
Ни за что!
– У Глеба проси теперь лайнер! Понял?
Вова сразу притих и перестал давить на дверь. Боря отскочил от нее и бросился из подъезда.
ХИТРЫЙ ГЛАЗ
С коробкой в руке мчался Боря по тротуару.
Лайнер, которым час назад так восторгались все, у него! У него под мышкой! Да, да, у него! Все идет как надо. Долой жалость и страх. Вова, конечно, пожалуется Андрею и другим ребятам в классе. Ну я пусть! Пусть все окончательно отвернутся от него, и даже Наташка, пусть обзывают его, как хотят: ради подводной лодки все стерпит…
Думали, он робкий? Собственной тени боится?
А он вот какой, вот!..
Боря чувствовал под мышкой точную тяжесть лайнера. Он прекрасен, но может упасть, разбиться о землю, а лодка всегда будет с ним. Глеб этого не понимает, и надо поскорей получить ее, пока не спохватился…
Боря уже несся по Весенней улице, перепрыгивая через автобусики и пластмассовые ракеты на платформочках малышей, через крученый кожаный поводок, на котором старушка вела малюсенькую гладкую собачонку, через… «Опомнись, с ног собьешь!» – крикнул кто-то вслед ему, но Боря лишь прибавил скорость.
Ему так не терпелось поскорей прибежать к Глебу, что он с трудом переждал, пока пройдет поток машин на Черемуховом проспекте.
Не успел красный свет семафора смениться зеленым, как Боря ринулся по пешеходной дорожке меж белых ромбов и перелетел проспект.
До дома, где жил Глеб, оставалось совсем недалеко: глубокий скверик со скамьями и деревцами, а потом его улица. На скамейках сидели женщины с детьми, шуршали газетами пенсионеры, а один, отвалившись на спинку и раскрыв рот, сладко дремал.
Боря бежал дальше, глядя под ноги на мелкий ржавый песок аллейки. Скоро конец сквера. Крик, раздавшийся впереди, заставил его вскинуть голову. Впереди стояли Андрей со Стасиком, по сторонам у кустов Митя с Витей, Коля и еще… Кто был еще, рассматривать было некогда.
Боря затормозил и повернул назад. И еще крепче прижал коробку. Мысли его лихорадочно бились: откуда они? Ведь, похоже, они специально поджидают его здесь… Засада! Значит, узнали. Но от кого? От Вовы? Позвонил по телефону Андрею, и Андрей срочно созвал тех, кто живет поближе? Ведь Боря сам намекнул Вове, что побежит к Глебу, и Вова все понял…
Боря летел назад. Он начал выдыхаться. Ведь от самого дома бежал. Топот ног догонял его.
– Обходи по сторонам! – подал команду Андрей. – Он не уйдет от нас!.. – И потом уже крикнул ему, Боре:
– Стой! Все равно догоним! Стой, тебе говорят!..
Боря летел по аллее и прерывисто дышал. Ноги его подламывались. Вон и конец сквера, и Черемуховый проспект с автобусами и троллейбусами впереди…
– Стой, стой! – настигая Борю, кричал Андрей, и шахматы колотились в его кармане. Уже коснулся рукой куртки.
Вот-вот Борю схватят, отберут лайнер, и его победа окажется страшным поражением. И чего стоила его клятва, решение быть храбрым, хитрым, безжалостным… Он и пикнуть не успеет, как его отлупят…
Вдруг случилось что-то непонятное: Борю захлестнул новый страх, внезапный и острый. Голова налилась холодом, и он ощутил, как волосы его зашевелились, начали подниматься… Встали дыбом! Фуражка его взлетела вверх и упала. Боря оцепенел. Схватил фуражку и рванулся вперед. Ноги едва касались земли – так быстро летел он. Топот сзади прекратился. Только послышались испуганные голоса.
Внезапно страх пропал и холод в голове исчез.
Боря остановился. Оглянулся. По аллее – в противоположном направлении – стремительно убегали Андрей со Стасиком: плотный, крепкий Андрей и рядом эта коротышка. И Вова… Конечно, это он все подстроил! И на земле валялась чья-то кепка…
Что это они? Кого так испугались?
Даже смотреть странно.
Андрей, сам Андрей убегал, не чуя под собой ног!
– Эй, куда вы? – крикнул вслед им Боря.
С удовольствием крикнул. Он ведь не пугал Андрея, а тот задает лататы. Да еще как! И не только он улепетывает, Стасик с Митей и Витей и Вова тоже показывали ему свои проворные пятки.
Боря еще больше осмелел. Крикнул погромче. Они побежали еще быстрей. Они боятся его… Но отчего? Боря не удержался и ринулся в погоню. Однако через несколько шагов его снова сразил страх и на голове зашевелилась фуражка. Боря отпрыгнул назад, и страх отпустил его.
С ним творилось что-то невероятное. Точно по аллее кто-то провел невидимую черту, за которой начинался страх. Боря маленькими шажками двинулся вперед, достиг этой черты, и страх опять точно палкой стукнул его. И он отдернул ногу.
И ведь ничего такого не было вокруг, что бы могло внушить этот страх. Боря огляделся. И заметил на траве под кустами карманный фонарик.
Потерял кто-то?
Фонарик лежал боком, и его большое черное стекло было хорошо видно Боре.
Надо взять, будет в его хозяйстве вместо прожектора.
Забыв об Андрее с мальчишками, Боря бросился к фонарику и опять отскочил назад, за ту черту, где страха не было. Нет, в этом было что-то загадочное, противоестественное! Ведь никого же вокруг не было, кто бы смог напугать.
Фонарик могли взять другие, и Боря побежал к нему не по аллее, а в обход, кустами. Здесь страх ему не мешал, и Боря схватил с земли фонарик – он был гладкий и тяжеленький.
Боря стал разглядывать его: плоская пластмассовая коробочка темно-синего цвета. Узкая. На одной стороне толстое круглое стекло – черное и глубокое, как глаз, а под ним что-то вроде пульта управления – два ряда маленьких белых кнопок с черными цифрами; ниже вмонтирован блестящий циферблат с буквами: О, Ч, Д, М, Г, В и находилась короткая стрелка, уткнувшаяся своим острием в букву О (впрочем, она могла означать и ноль).
Под циферблатиком белела еще одна крошечная кнопочка с крестиком, а еще ниже – какой-то рычажок.
Как же фонарик зажигается?
Боря нажал рычажок – света не было. Вернул в прежнее положение, и старик в шляпе, сидевший в отдалении на скамье, уронил на землю газету, шляпа его стала медленно приподниматься на голове, хотя он не касался ее руками. Что за чудо? Потом старик вскочил и огромными, совсем не стариковскими прыжками бросился по аллее. Женщина с коляской у другой скамьи тоже вскочила, платок на ее голове полез вверх, а ребенок в коляске заорал благим матом, и женщина поспешно покатила коляску к Черемуховому проспекту; коляска так сильно раскачивалась и скрипела, и ребенок в ней так орал, что Боря перепугался, отвел приборчик в сторону, и плач в коляске прекратился…
Что же это такое? Есть в этом фонарике лампочка?
Боря заглянул в стекло и никакой лампочки не заметил. Зато что-то неведомое пронзило его тело ледяным ужасом. Боря отдернул голову и чуть не уронил коробку с лайнером. И сбоку покосился на это стекло, черное и глубокое, как глаз. И вдруг этот глаз показался Боре не стеклянным, а совсем живым – таинственным, пристальным, зорким… И очень хитрым! Да, да – хитрым! Он смотрел, слегка прищурясь, выжидательно и не то улыбался ему, не то грозил… Да никакой это не фонарик! Это странный и непонятный приборчик, который каким-то образом влияет этим живым Хитрым глазом на все окружающее.
В небе, со стороны аэропорта, низко шел пассажирский реактивный самолет. Шел плавно и мягко, с мощным, уверенным и ровным свистом. Долго не думая, Боря поймал самолет Хитрым глазом.
Самолет клюнул носом, вильнул в одну сторону, потом в другую. Рев его захлебнулся, стал прерывистым. Боря весь похолодел и отвел Хитрый глаз – самолет выровнял курс, двигатели вошли в прежний, спокойный ритм, и он плавно пошел дальше.
Рука Бори, державшая приборчик, ослабела, и он выскользнул из пальцев.
Стоять не было сил.
Боря опустился на землю. Приборчик, придавив весенние травинки, лежал Хитрым глазом к земле. Боря боялся даже коснуться его. Он знал: надо скорее встать и уйти, убежать от него, пока не случилось чего-нибудь. Но ведь тогда… Тогда кто-то Другой найдет его и возьмет себе!
Боря сидел и не знал, что делать.
Потом протянул к приборчику руку, с величайшей осторожностью поднял и стал рассматривать, держа его так, чтоб никоим образом не попасть в поле зрения Хитрого глаза. У нижней кромки приборчика было четко оттиснуто: «ЭМЧ-1», одна из кнопок была слегка утоплена – кнопка с темной цифрой «1».
МАЛЕНЬКАЯ И ГРОЗНАЯ
Боря встал и пошел к дому Глеба. Липки и клены были обрызганы яркой мелкой листвой, и она блестела и липла к пальцам, как новая клеенка, а внизу под деревцами еще валялись коричневые чешуйки от почек. Однако аллея была пуста: ни души, и свежевыкрашенные В зеленый цвет чугунные скамейки были пусты.
И птицы не щебетали в кустах. Было очень тихо и одиноко.
Неужто Хитрый глаз всех разогнал?
Сквер кончился, за ним – дорога, дома и магазины. И вот там, впереди, через дорогу мелькнуло что-то черное.
Андрей! В своей неизменной куртке.
Заметив Борю, он промчался вдоль продовольственного магазина и спрятался за угол большого дома, того самого, в котором жил Глеб. Боря побежал за ним, держа приборчик Хитрым глазом вперед. Андрей выглядывал из-за угла. Боязливо выглядывал: краешек кепки едва-едва виден.
Внезапно кепка упала на тротуар, из-за угла высунулась рука, схватила ее и исчезла…
Боря перешел дорогу и услышал впереди, в тиши не узкой малолюдной улочки, куда выходили двери дома, торопливый стук ног и увидел, как Андрей, с кепкой в руке, прижав к бокам локти, изо всех сил удирает от него. Ну и времена наступили!
Он ведь ничего не делал – ни запугивал словами, ни грозил кулаками… Сами боятся!
И тут Боря вспомнил о маленьком парашютисте в кармане: не забыть бы посадить его в лайнер, в пустующее креслице…
Сколько раз бегал Боря к Глебу, звонил в дверь и ждал, когда ему откроют! Сколько раз замирало у него все внутри, когда он трогал сверкающий руль гоночной машины, черные ручки и разноцветные провода электроконструктора! Сейчас его волновало другое: удастся ли обмен? Не передумал ли Глеб?
Боря нажал кнопку звонка.
Никто не открывал. Боря опять позвонил, и снова за дверью тишина. Он припал ухом к скважине для ключа и уловил движение внутри квартиры: скрип дверей, чей-то шепот… Что они, не слышат?
Боря, переступая от нетерпения с ноги на ногу, опять надавил кнопку:
– Откройте!
– Вам кого? – пугливо спросил женский голое.
– Глеба… И не бойтесь, здесь не жулики! Это я, Боря Крутиков.
За дверью раздался быстрый шепот.
И вдруг все поняв, Боря отвел Хитрый глаз приборчика. Неужели он действует и через дверь?
Голоса стали погромче, посмелее. Послышались шаги. Лязгнул замок, дверь приоткрылась, но не целиком, а на цепочку, и в образовавшейся щели появилось большое бледное лицо матери Глеба.
– Это же я, – заспешил Боря, чтоб его впустили. – Не узнаете? Я ведь был у вас позавчера…
– Глеб, к тебе должен кто-то прийти? – спросила мать, часто моргая.
И Боря услышал из глубины квартиры слабый, полузнакомый голос:
– Вообще-то нет…
«Как же нет? – подумал Боря. – Он все еще не верит, что я могу выменять этот лайнер?»
– Глеб, это я… Открой!
Наконец Борю впустили в коридор, в тот самый коридор, где пылился детский гоночный велосипед, где висели совершенно новенькие, без единой царапинки клееные финские лыжи, которые так редко бывают в продаже и которые только раза два касались снега, и где сиротливо жался в уголке свернутый чешский экран в круглом футляре, – сколько раз затаенно проходил мимо всего этого Боря! Мать Глеба, высокая и толстая, с прищуренными, как и у сына, глазами, уже не вежливо, как всегда, а с недоверием и страхом смотрела на Борю, а из дверей комнаты выглядывал сам Глеб. Вдруг мать вскрикнула, и ее густые каштановые волосы стали медленно приподыматься вверх, а Глеб юркнул в комнату, захлопнув за собой дверь.
Боря случайно глянул на свою руку – Хитрый глаз в упор смотрел на мать Глеба – и тотчас направил приборчик вниз. И к матери вернулся голос:
– Что ж ты, Боречка, стоишь в коридоре? – Она заулыбалась, – Заходи в комнату, заходи…
И Боря вошел. Глеб стоял у телевизора и напряженно смотрел на Борю. С лица Глеба исчезло выражение бодрости и превосходства, а появилось что-то другое: полуучтивость, полуугодливость. И глаза чуть расширились. И теперь-то, теперь-то стало отчетливо видно, какие они холодные и злые.
Боря даже испугался на миг: еще не отдаст лодку… Вообще-то, говоря честно, Боря до сих пор не мог понять, почему Глеб решил, что лайнер лучше лодки… Ах, как захотелось ему иметь этот лайнер! Надо было действовать решительно и сразу оглушить Глеба.
– Вот тебе лайнер, – Боря протянул коробку, – неси лодку…
– Достал? Нет, ты правда достал? – Лицо Глеба прямо-таки лоснилось, блестело от восхищения…
Ведь притворяется же!
– А ты что думал?
Глеб бросился в другую комнату и проворно принес точно такую же синюю коробку, какая была в руках у Бори.
– Вот…
Боря протянул к ней руки, но Глеб почему-то не отдавал.
– Ты что? – спросил Боря. – Давай… Ну?
– А твоя.., с лайнером? Он там, да?
– А где ж еще? – обиделся Боря и решил не пересаживать парашютиста из кармана в лайнер – самому пригодится!
Боря присел на корточки и, положив приборчик рядом, стал открывать коробку. Вот его пальцы коснулись гладкого металлического корпуса, выкрашенного, как и все боевые подводные лодки, в темно-серый цвет, и от радости щеки его загорелись. Ведь сегодня, если разобраться, был самый счастливый день в его жизни: у него теперь эта лодка – таинственная, маленькая, грозная… Теперь она будет самой главной, будет флагманом его военно-морского флота!
– Сколько месяцев пропадала! Зачем держал?
– Она могла пригодиться мне. – Глаза Глеба стали быстро превращаться в щелки. – И пригодилась ведь.
«Не вышла ли она от долгого бездействия из строя?» – подумал Боря и так расстроился, что даже забыл попросить Глеба показать новую кинокамеру.