Глава 4

Медвежий бульон не был самым вкусным блюдом, который Ро пробовал за свою жизнь. Но он, казалось, действительно успокоил боль в желудке. И так как Ро больше не думал, что его отравили, можно было считать, что ему повезло. Кукурузный хлеб оказался весьма вкусным, и Ро обнаружил, что ест даже с большим аппетитом, чем ожидал.

— Так расскажи нам о своей родне, — прервал его мысли Анри Бест.

— Что рассказать?

— Откуда они, чем занимаются. Вот это.

— А, — Ро понимающе кивнул. Очевидно, интерес жителей гор не так уж сильно отличается от любопытства обитателей роскошных особняков на восточном побережье. Всю свою жизнь он был Д. Монро Фарли, который существовал в своем замкнутом ученом мирке и вовсе не обладал сонмом родственников. Это было его клеймом на лбу или камнем на шее — можно было называть как заблагорассудится.

Самые ранние воспоминания всегда были связаны для Ро с ощущением одиночества. Даже когда родители были живы, его отсылали в разные школы. Мать не отличалась крепким здоровьем, а отец, честолюбивый бизнесмен, не любил, когда ребенок путался под ногами. И когда он действительно остался один на белом свете, Ро почти привык к такому положению вещей. Родственники матери в Филадельфии выразили желание взять его к себе. Но Ро стремился жить самостоятельно и независимо ни от кого.

В данный момент он был молод, здоров и не имел никаких привязанностей. И абсолютно не видел причин менять что-либо в ближайшем будущем. Музыка и история стали его семьей, ради которой стоило жить. Вполне достойная жизнь для одинокого мужчины.

Но даже здесь, на вершине, Бог только знает какой, горы, обедая с седобородым горцем, его чудаковатым сыном и босоногой дочерью, предки Ро заслуживали уважительного отношения.

— Мои родные — англичане по происхождению — из штатов Пенсильвания и Нью-Йорк, — произнес он беспристрастным тоном. — Фарли жили там еще до Гражданской войны. Мой отец имел собственную юридическую фирму на Уолл-Стрит в городе Нью-Йорк, — сказал он. — Он, как и мой дедушка, был выпускником Гарвардского университета.

— Юристом? — спросил Анри.

— Да, юристы из Гарварда, из поколения в поколение.

Одного этого факта обычно хватало, чтобы произвести впечатление на самую искушенную светскую матрону.

Ро тепло улыбнулся, полагая, что хозяин дома безропотно проникся к нему уважением. Но когда он взглянул на Анри, то увидел, что старик задумчиво нахмурился, а живые голубые глаза, затемненные густыми, тронутыми сединой бровями, обращены в сторону Мегги.

Ро нервно откашлялся.

— Семья моей мамы и все родственники с ее стороны из Филадельфии. Они, конечно, истинные янки, голубая кровь…

— Янки?

— Да, конечно.

— Анри покачал головой.

— Тебе лучше не упоминать об этом, парень, — прошептал он. — Народ здесь все еще довольно чувствительно относится к исходу войны.

Ро вытаращил глаза. Он подумал, что Анри шутит. Но тот казался абсолютно серьезным.

— Я ничего не таю против кого бы то ни было, — продолжал Анри с мрачной серьезностью. — Никого нельзя винить за грехи родителей, которые произвели его на свет. Но у здешних людей довольно своеобразное мнение насчет юристов и янки.

Еще раз покачав головой, старый горец встретился взглядом с дочерью, как бы заключая соглашение.

Ро почувствовал себя уязвленным замечанием.

— Я, вообще-то, ищу не друзей, — ответил он.

— Послушай-ка, если ты стремишься уговорить людей петь и играть для тебя, тебе лучше подружиться с ними! Иначе никто ничего не сделает.

— Верно! — сказал Джесси, громко хлопая ладонью по столу. — Это совершенно точно. — Он повернул улыбающееся лицо к Ро. — Ты — мой друг, местные жители полюбят тебя, потому что они любят меня. Ну и ну, сегодня удачный день для нас обоих! Я обрадовался, что нашел себе друга. Сейчас я тем более рад, что я — твой друг, потому что я тебе нужен.

— Джесси говорит, как будто обрел здравый смысл, — согласился Анри. — Ты будешь ходить с нами в церковь и на Литературные, и прочее. Ты — наш друг, и тебя примут радушно. Ты и не заметишь, как соберешь все горные песни.

Ро на мгновение задумался. Они правы: если он хочет продвинуться в своей работе, ему нужна эта семья. Он бросил тревожный взгляд в сторону Мегги. Ситуация осложнилась после фиаско с девушкой, но Ро надеялся, что сможет расположить ее к себе. Если Джесси и Анри — местные музыканты, ему надо быть с ними.

— Предположение просто замечательное, Анри, — сказал он. — Я сгораю от желания начать.

Анри хихикнул и подмигнул Ро, словно поддразнивая его.

— Ай, это самое малое, что мы можем сделать для парня, ухаживающего за Мегги.

— Он не ухаживает за мной, — выжала Мегги сквозь стиснутые зубы.

Анри захохотал во все горло.

Ро нервно потянул воротник рубашки. Шутка насчет ухаживания за Мегги становилась неприятной.

— Есть здесь где-нибудь поблизости меблированные комнаты?

— Зачем тебе меблированная комната? — спросил Анри.

— Мне надо где-то остановиться.

— Помилуйте, ты можешь жить здесь, — предложил Анри. — Будешь спать с Джесси на чердаке.

— О, я не хочу навязываться!

— На чердаке есть комната, — сообщил Бест. — Я сплю на этой кровати, там, в углу, а Мегги кладет себе тюфяк на пол. Ты никому не помешаешь. И, кроме того, нет никаких меблированных комнат. В местечке типа Свадебного Камня приходится жить у кого-то, в чьем-то доме, и мы приглашаем тебя поселиться у нас.

— Пожалуйста, оставайся! — умоляюще произнес Джесси. — Мы можем дружить целое лето! — Яркие голубые глаза юноши загорелись от возбуждения.

Взгляд Ро скользнул в сторону Мегги. Выражение ее лица было натянутым, а серо-голубые глаза казались такими холодными, что он почти наяву ощущал укол льдинок. Определенно, девушка далеко не в восторге от такого поворота событий.

— Я не хочу причинять неудобства, — смущенно произнес Ро.

— Ты можешь помогать кое в чем, чтобы отработать свое содержание, — объявил Анри. — Бог свидетель, нам нужна еще одна пара рук в этом хозяйстве.

— Я никогда не делал ничего подобного…

— Ты можешь научиться, не так ли? — спросил старик.

— Ну конечно, я мог бы, но, наверное… — Мегги посмотрела на него столь неприветливо, что он не смог закончить фразу. Ро снова вытащил толстый кошелек из кармана брюк.

— Я смогу заплатить. Анри фыркнул.

— Нам не нужны твои деньги, парень. Нам нужна твоя спина.

Ро нервно откашлялся.

— Не думаю, что я…

— Да не волнуйся ты! Мы начнем с того, что полегче, и не пройдет и половины лета, как эти руки городского парня станут крепкими и сильными. — Спокойная уверенность старого человека решила исход дела. Ро взглянул на юношу, называвшего его другом. Джесси расстроится, если он не останется. Анри, возможно, обидится. А они оба нужны ему.

Ро неохотно повернулся к оставшемуся члену семейства.

— Мисс Бест, я… — начал он.

— Ах, не обращай на Мегги внимания! — сказал Анри. — Она будет благодарна за помощь, и обещаю тебе — через какое-то время ты привыкнешь к ее стряпне. Она не каждый день травит нас! — Старик зашелся от смеха и хлопнул себя по ляжке.

Лицо Мегги побледнело, губы плотно сжались. Дело сделано: ее отец пригласил этого человека, и единственное, что оставалось — смириться с ситуацией.

— Тебе надо остаться именно здесь, — продолжал Анри. — Как еще вы двое собираетесь устраивать перепалки, если тебя не будет поблизости? Как насчет того, чтобы по новой подмазаться к ней?

Мегги считала, что точнее всего выразила эту мысль бабушка Пигготт: «Мужики, которые подмазываются, похожи на тощих свиней. Умная женщина не станет с ними связываться».

Собирая обеденные тарелки со стола и выбрасывая объедки в ведро, Мегги вспомнила эти слова. Итак, она ошиблась. Д. Монро Фарли совсем не принц, а какой-то специалист из Гарвардского университета. И сейчас он устанавливал в дальнем конце комнаты свой эдифон. Он был самым сладкоречивым мужчиной, которого она когда-либо встречала. Что же он получил от нее? Поцелуй раскрытых губ, ставший поводом для его откровенной насмешки плюс ужасную боль в желудке. Мегги решила избегать его. Она должна сделать это ради собственного благоразумия и сердечного спокойствия.

— Фонограф Эдисона, — объяснял Ро Джесси, как будто ее брат действительно понимал его, — одно из изобретений Томаса Эдисона. Ты знаешь Томаса Эдисона?

Лицо Джесси оставалось совершенно безразличным.

— Он не из этих мест, — заявил ее отец.

— Да, сэр… — согласился Ро. Он казался немного обескураженным.

Джесси сел на пол возле прибора. Он поднял длинную глиняную трубку, лежащую на блюдце для табака у очага и задумчиво постукивал ею.

— Не смей зажигать эту гадость в доме! — голос Мегги прозвучал резко и пронзительно даже для нее самой.

— Я просто держу ее, Мегги, — ответил брат. — Не ругайся, я еще ничего плохого не сделал!

Он и Анри удивленно смотрели на девушку. Обычно она была такой спокойной и покладистой…

— Женщины — они выходят из себя, когда у них в доме появляется джентльмен, — сказал Анри.

Мегги снова повернулась к столу с грязными тарелками, решив не обращать ни на кого внимания. Выходит из себя! Такое впечатление, что отец пытается извести ее насмешками.

— Мистер Эдисон нашел способ записывать звук на восковых цилиндрических валиках, — вновь начал Ро. Он протянул один, чтобы Джесси с отцом рассмотрели его.

— Похоже на кочерыжку от кукурузного початка, — сказал Анри. — Говоришь, он сделан из воска?

— Да, сэр, — ответил Фарли. — Это обычный воск, как в свечах или печатях. Но он может уловить все, что вы скажете или споете и сохранит до тех пор, пока снова не захотите услышать.

— Зачем снова слушать себя? — спросил Бест. У Ро не было ответа на подобный вопрос.

— Ну, для потомства… — наконец, сказал он. Мегги повернулась и взглянула на них. Брат и отец пристально уставились на Ро, ожидая объяснений. Вместо этого он начал устанавливать прибор.

— Я хочу показать вам, как он работает, — сказал он. — Едва только вы увидите, как точно этот новый прибор воспроизводит ваш собственный голос и игру, вы с восторгом согласитесь участвовать в записи.

— Да ведь мы уже говорили, что споем для тебя, — напомнил ему Анри. — И обещали представить остальным, чтобы люди на этой горе не считали тебя чужаком. Не знаю, зачем еще надо, чтобы мы с восторгом относились к этой машинке?

Ро лишь улыбнулся в ответ, затем бросил быстрый взгляд в сторону Мегги.

Она отчаянно покраснела. Провалиться ей и сгореть, прежде чем она еще раз проявит хоть каплю интереса к этому приятно пахнущему, хорошо одетому горожанину, его странному прибору или его дурацким песням! Она отвернулась. Сохранить звуки для потомства! Самая большая глупость, которую она только слышала. Каждая песня на этой горе известна каждой живой душе в здешних местах. Они поют их, когда счастливы, когда тоскуют и когда горюют. Они учат своих детей этим песням, а те научат своих.

Записывать их! Как будто люди могут забыть… Это все равно, что записывать, как мыть посуду или резать поросят. Все знают, как это делать и никто никогда не читал никаких указаний.

И все же прибор был любопытным, а Ро Фарли — самым красивым мужчиной из всех, когда-либо встреченных ею. Мегги никак не могла сосредоточиться на тазе с водой и грязных тарелках.

— Вот это звукоприемник, — сказал Ро, приспосабливая большую металлическую штуку наверху прибора.

Этот предмет напомнил Мегги трубу, только был черным и блестящим.

— Ты поешь или играешь в этот звукоприемник, и звук записывается на восковые цилиндры.

— Должно быть, довольно трудно залезать в этот рожок, чтобы петь, — Джесси казался совершенно сбитым с толку.

— Думаю, еще труднее играть там на скрипке, — со смехом добавил Анри.

— Прибор не совсем совершенен, — улыбнулся Ро, — но если вы наклонитесь пониже или поднесете скрипку как можно ближе, и будете петь и играть громко, прибор запишет звук.

Оба мужчины, казалось, заинтересовались, но до конца не поверили. Ро завел рукоятью фонограф.

— Давай, Джесси, скажи что-нибудь в звукоприемник!

Белокурый юноша колебался.

— Мне нечего сказать ему…

— Просто скажи, как тебя зовут — как ты говорил мне сегодня днем.

Лицо Джесси вытянулось от досады на красивого горожанина. Мегги очень хорошо знала это выражение: брат явно откажется. Но Джесси, скорчив недовольную гримасу, будто ему предстояло выпить лекарство, склонился к большой черной трубе.

— Мое имя Джесси Бест. Но люди зовут меня Простак Джесс, — сказал он.

— Замечательно! — Ро был просто в восторге. — А сейчас подождите минутку.

Вся семья Бестов наблюдала, как Ро ловко открутил острую жестянку, врезавшуюся в воск, и заменил ее более круглой изогнутой деталью.

— Это круглая штуковина не порежет воск, как тот, другой нож, — сказал Анри.

— Это не совсем нож, — ответил Ро. — Это называется «граммофонная игла». Она сделана из сапфира. Острый конец вычерчивает, когда мы записываем. Сейчас мы просто проиграем назад.

Ро снова завел прибор и мягко опустил округлый конец иглы на вращающийся восковый цилиндрический валик. На мгновение в комнате воцарилась полная тишина. Потом прибор выдал каркающий скрежещущий звук.

— Мое имя Джесси Бест. Но люди зовут меня Простак Джесс.

Потрясенная Мегги слабо вскрикнула и уронила влажное посудное полотенце себе на ноги.

Анри хлопнул себя по ляжке.

— Вот это да, я сражен!

Джесси вскочил и бросился прочь так быстро, что уронил стул на пол. Он недоверчиво указал на прибор.

— Эту машинку тоже зовут Джесси Бест? Вопрос прозвучал скептически.

— Нет, нет, — успокоил его Ро. — Прибор только воспроизводит то, что сказал ты.

— У тебя прямо какое-то хитроумное новоизобретенное приспособление, — с искренним восхищением сказал Анри.

— Но оно сказало: «Мое имя Джесси Бест»… — юноша все еще казался обескураженным и взволнованным.

— Оно сказало так, потому что именно это сказал ты, — мягко объяснил Ро. — Не его зовут Джесси Бест, а тебя.

Джесси успокоился, но не совсем:

— А как тогда его зовут?

— Это называется «эдифон».

— Эдифон? — Джесси никогда не слышал ничего подобного. Что это за имя?

— Ну, — задумчиво произнес Ро. — Это сложное наименование. Полагаю, название образовано из двух слов.

Джесси снова опустился на стул, но по-прежнему не спускал настороженного взгляда с эдифона.

— Понимаешь, этот прибор — фонограф, его изобрел мистер Эдисон. «Фоно» означает по-гречески «звук». Поэтому мы называем его эдифоном. Полагаю, это что-то типа уменьшительного имени. — Ро перехватил взгляд Мегги и улыбнулся. — Вот, например, твою сестру зовут Маргарет Мей, а вы зовете ее Мегги. Фонограф Эдисона называют «эдифоном».

— Довольно странное имя, — сказал Джесси.

— Довольно странный прибор, — вставил Анри. Ро кивнул.

— С помощью эдифона я могу наиболее точно воспроизводить подлинное звучание народных песен. Ведь исполнение — интонация, мелодика, настроение — это, наверное, самое главное в каждой песне. Простого записывания слов и музыки недостаточно. Мне хочется как можно точнее и ближе к оригиналу передать все особенности этих произведений.

— Вообще-то, звучит немного хрипловато, — сказал Анри.

— Но оно же слушает, папа, — вступил в разговор Джесси. — Оно слушает, что мы поем и говорим, я буду звать его Слушающий Ящик.

— Анри улыбнулся Ро и снова повернулся к сыну.

— Джесси, неси свою скрипку и сыграй какую-нибудь песню для этого Слушающего Ящика!

Юноша сомневался лишь мгновение. Потом извлек из-за шкафа прекрасную старую скрипку, покрытую красным лаком и отполированную до зеркального блеска.

Мегги заметила, как удивился Ро. Он явно не ожидал увидеть такой замечательный инструмент в столь скромном жилище. Скрипка Джесси была сделана великолепно — с небольшим грифом и изящными изгибами корпуса. Но что самое удивительное, инструмент обладал безупречным звучанием. Даже при громкой игре он сохранял чистоту — явление, уникальное в этих горах, такое же редкое, как и талант ее брата, игравшего на нем.

Джесси играл на скрипке почти всю свою жизнь. Инструмент принадлежал Анри, получившему его от отца. Юноша небрежно поднес скрипку к плечу и положил подбородок на деку. Он закрыл глаза. Мегги с гордостью смотрела на брата; запах сосновой смолы и канифоли заполнил комнату, распространяя спокойствие и наполняя девушку чувством тепла и надежности. В нем сочетались доброта и домашний уют, красота и любовь.

Взяв смычок из красного дерева, Джесси медленно опустил его на ми-струну. Тихий, душевный звук пронесся по комнате, пока он подкручивал колки, настраивая струну. У Джесси был безупречный музыкальный слух, и так как в этом состоял единственный дар, которым наделили его небеса, юноша не желал ничего другого. Продолжая настраивать другие струны, юноша подошел к странному, весьма непривлекательному на вид прибору с большой жестяной трубой наверху.

Джесси взглянул на Ро, потом на отца.

— Что вы хотите, чтобы я сыграл?

— Все, что угодно, — ответил Ро. Отец же немного подумал.

— Сыграй «Барбри Эллен», — предложил он. — Ты играешь ее очень хорошо.

Подойдя ближе к трубе-рупору, Джесси опустил смычок на струны и заиграл. Это был вариант известной Ро мелодичной «Недостойной Барбары Аллан», только в гораздо более высоком темпе.

Как только Анри начал петь, безмятежно наслаждавшийся музыкой Ро бросился к своей переносной конторке за ручкой и бумагой.

«В Скарлет-Таун, где довелось мне родиться, Жила одна прекрасная девица. Красотой всех парней взяла она в плен, И звали ее Барбри Эллен».

Мегги наблюдала, как пальцы Фарли буквально летали над бумагой, записывая слова песни, что пел ее отец. Она никогда не видела, чтобы человек так быстро водил пером. Фактически, она даже не подозревала, что такое возможно. Мегги умела писать. Но ее изящная размашистая каллиграфия отнимала у девушки уйму времени и усилий. Руки Ро двигались по бумаге с той же скоростью и уверенностью, с какой пальцы Джесси по грифу скрипки.