Т.ГРЕКО ОРГАНИЧЕСКИЕ И МИНЕРАЛЬНЫЕ УДОБРЕНИЯ
      Так как дело было в воскресенье, фабрика казалась пустой, однако я толкнул дверь и она открылась. Из подвала доносился шум, поэтому я спустился по лестнице и очутился в довольно-таки зловонной лаборатории.
      Грек был там. Вытаращив глаза, длинный, тощий, он метался по лаборатории и, казалось, ловил бабочек.
      Я кашлянул, но он меня не услышал. Он продолжал бегать, задыхаясь и что-то бормоча себе под нос, и размахивал в воздухе чем-то вроде электрического тостера на палке. Я присмотрелся. Нет, это был не тостер, но что это было, я понять не мог. Сбоку у этого приспособления имелся счетчик, и его стрелка бешено металась по шкале.
      Что именно ловил Грек, я не рассмотрел.
      Собственно говоря, я рассмотрел одно: ловить ему было нечего.
      Попробуйте представить себе эту картину: Грек носится взад и вперед, не спуская правого глаза со стрелки счетчика, а левым сверля пустоту. Он все время натыкается на различные предметы, а потом вдруг останавливается и обводит взглядом стоящие на лабораторных столах приборы, а то щелкнет выключателем или повернет рукоятку и снова срывается с места.
      Продолжалось это минут десять, и, по правде сказать, я уже начал жалеть, что не потратил деньги Толстяка Детвэйлера на что-нибудь более полезное. Грек, очевидно, свихнулся, другого быть не могло. Но раз уж я был здесь, то решил подождать, что будет дальше.
      И действительно, через несколько минут Грек, по-видимому, изловил то, за чем гонялся, — во всяком случае, он остановился, тяжело дыша.
      — Эй, Грек! — сказал я.
      Он, вздрогнув, обернулся.
      — А! — сказал он. — Старина Вирджи! — и привалился к столу, переводя дух.
      — Чертенята! — выговорил он, отдуваясь. — Они, видно, думали, что на этот раз ускользнули. Но я с ними справился.
      — Да, конечно, — сказал я. — Еще бы! Можно я войду?
      Он пожал плечами. Не обращая на меня внимания, положил тостер на палке, щелкнул какими-то выключателями и выпрямился. Свистящий звук постепенно затих, мерцавшие лампочки потухли. Другие продолжали гореть, но Грек, по-видимому, считал, что может кончить это свое занятие, в чем бы оно ни заключалось.
      Потом подошел ко мне, и мы пожали друг другу руки. Я сказал одобрительно:
      — А симпатичная у тебя лаборатория, Грек. Не знаю, что это у тебя за оборудование, но оно очень доро… доброкачественное, хотел я сказать.
      Он хмыкнул.
      — Так и есть. И то и другое. Дорогое и доброкачественное.
      Я засмеялся.
      — Послушай, — сказал я, — ты вчера здорово накачался. Знаешь, что ты сказал мне о том, чем ты здесь занимаешься?
      Он быстро взглянул на меня.
      — Что?
      — Ты сказал, что занимаешься трансмутацией, — и я засмеялся еще громче.
      Он смерил меня задумчивым взглядом, и мне было показалось… ну не знаю, что мне показалось, но мне стало не по себе. У него там было полно всяких непонятных штуковин, и его рука потянулась к одной из них.
      Но потом он сказал:
      — Старина Вирджи!
      — Вот-вот, — подтвердил я поспешно.
      — Я должен извиниться перед тобой, — продолжал он.
      — Да за что же?
      Грек кивнул.
      — Я ведь забыл, — признался он смущенно. — Я только сейчас вспомнил, что это я с тобой бывал откровенен на последнем курсе. Единственный поверенный моих секретов. И ты сохранял мою тайну все это время.
      Я кашлянул.
      — Брось! — сказал я великодушно. — Пустяки какие!
      Он одобрительно кивнул.
      — Да, это похоже на тебя, — сказал он, отдаваясь воспоминаниям. — Десять лет, а? И ты ни словом не проговорился, верно?
      — Ни словом, — заверил я его, и это было чистой правдой. Я действительно ни словом не проговорился. Даже самому себе. Дело в том, что я не имел ни малейшего понятия, о чем он говорил. Я сохранил его тайну? Я даже не помнил, что это была за тайна! И теперь чуть с ума не сходил от злости.
      — Я был уверен в тебе, — сказал Грек, вдруг оттаивая. — Я знал, что могу тебе доверять. Наверное, так — иначе я бы ничего не сказал тебе, правда?
      Я скромно улыбнулся. И продолжал изо всех сил напрягать свою дурацкую память.
      Потом он сказал:
      — Ладно, Вирджи. Ты имеешь право на вознаграждение за то, что умел молчать. Вот что: так уж и быть, я скажу тебе, над чем я работаю.
      И сразу у меня напряглась шея. Что он сказал? "Так уж и быть…"? Я сам часто пускал эту фразу в ход.
      — Для начала, — сказал Грек, внимательно всматриваясь в меня, — тебя, может быть, интересует, чем я занимался, когда ты вошел?
      — Конечно, — ответил я.
      Он немного поколебался.
      — Некоторые… ну, частицы, нужные для моих исследований, постоянно стремятся к освобождению. Я могу держать их под определенным контролем лишь при помощи электростатических сил, генерируемых вот здесь, — и он взмахнул штукой, похожей на тостер на палке. — Назначение же их… Вот, посмотри!
      Эль Греко начал возиться с мерцающими стеклянными приборами на одном из столов, а я наблюдал за ним, признаюсь, с некоторой долей подозрения.
      — Что ты там делаешь, Грек? — спросил я довольно грубо.
      Он оглянулся на меня. Тут я с удивлением обнаружил, что подозрение было обоюдным; он хмурился и медлил в нерешительности. Наконец он тряхнул головой.
      — Нет! — сказал он. — На минуту я… Но ведь я могу доверять тебе? Могу? Тебе, который хранил мою тайну десять долгих лет!
      — Еще бы, — сказал я.
      — Ну, ладно.
      Он перелил воду из мензурки в трубку, изогнутую подковой и открытую с обоих концов.
      — Смотри сюда, — сказал он. — Ты еще помнишь хоть что-нибудь из курса физики, который нам читали в колледже?
      — Да уж так получилось, что мне было некогда освежать…
      — Тем лучше, тем лучше, — сказал он. — Значит, ты не сумеешь ничего украсть.
      У меня даже дух захватило:
      — Слушай-ка!..
      — Не обижайся, Вирджи, — сказал он настойчиво. — Но ведь это — миллиард долларов. Впрочем, ерунда. Когда дойдет до дела, то знай ты даже столько, сколько все наши дураки профессора вместе взятые, это все равно не помогло бы тебе ничего украсть.
      Он потряс головой, рассеянно улыбнулся и снова занялся своими мерцающими приборами. Сказать по правде, я весь кипел. С меня довольно! У него не было ни малейших оснований ставить мою честность под сомнение. Я и не помышлял использовать положение в ущерб ему, но раз так, то…
      Он сам напрашивался на это! Буквально напрашивался.
      Грек отрывисто постучал по изогнутой трубке стеклянной палочкой-мешалкой, требуя моего внимания.
      — Я смотрю, — сказал я самым дружеским тоном, потому что благодаря ему я уже твердо знал, что буду делать.
      — Прекрасно, — сказал он. — Итак, знаешь ли ты, чем я занимаюсь на этой фабрике?
      — Ну… производишь удобрения… Так написано на вывеске.
      — Ха! Ну нет! — сказал он. — Это просто ширма. Я разделяю оптические изомеры — вот что я делаю.
      — И очень хорошо! — горячо поддакнул я. — Рад это слышать, Грек.
      — Заткнись! — неожиданно прикрикнул он. — Ты же не имеешь ни малейшего представления о том, что такое оптический изомер, и сам это знаешь. Но попробуй немножко подумать. Это не физика, это — органическая химия. Есть такие соединения, которые существуют в двух видах, на первый взгляд идентичных во всех отношениях, кроме того, что одно представляет собой зеркальное отражение другого. Как перчатки на правую и левую руку: каждая из них есть другая, вывернутая наизнанку. Ты все понял?
      — Конечно, — сказал я.
      Он задумчиво посмотрел на меня, потом пожал плечами.
      — Ну, неважно. Так вот, их называют d- и l-изомерами; от латинского dextro и leva, правый и левый. И хотя они идентичны во всем, кроме того, что являются зеркальными отражениями друг друга, иногда оказывается, что один изомер гораздо более ценен, чем другой.
      — Это мне понятно, — сказал я.
      — Я так и предполагал. Изомеры эти можно разделить, но это дорогой процесс. А вот мой способ дешев. Мой способ быстр и прост. Я использую демонов.
      — Послушай, Грек! Это уж чересчур.
      Он сказал скучным голосом:
      — Не разговаривай, Вирджи. Просто слушай. Меньше устанешь. Но имей в виду, что то, о чем я сказал, это лишь самое пустяковое применение моего открытия. Так же просто я мог бы использовать его для отделения урана-235 от урана-238. Собственно говоря, я уже… — Он оборвал фразу, наклонил голову набок, искоса взглянул на меня и дал задний ход.
      — Ну, это неважно. Тебе известно, что такое демон Максвелла?
      — Нет.
      — Молодец, Вирджи! Молодец! — одобрительно сказал он. — Я знал, что стоит мне только подождать, и я вытяну из тебя правду. ("Опять двусмысленное замечание", — подумал я.) — Но ты, разумеется, знаешь второй закон термодинамики?
      — Разумеется!
      — Я ждал от тебя именно такого ответа, — сказал он невозмутимо. — В таком случае тебе известно, что если ты, например, положишь кубик льда в стакан с теплой водой, то лед растает, вода охладится и в стакане не окажется льда, но зато температура воды понизится. Правильно? И это необратимый процесс. То есть ты не можешь взять стакан холодной воды и — раз, два, три! — получить отдельно теплую воду и лед. Верно?
      — Естественно, — сказал я. — Боже ты мой! Я хочу сказать, что это глупо.
      — Очень глупо, — согласился он. — Итак, ты это знаешь? Ну, так смотри.
      Он не сказал "раз, два, три!", но подкрутил что-то в одном из своих приборов.
      Раздался слабый свист, что-то забулькало, затрещало, как трещат крупные искры, пробегая между раздвинутыми электродами в каком-нибудь фильме ужасов.
      От воды пошел легкий пар.
      Но только у одного конца трубки! С этого конца шел пар, а в другом конце был… был…
      Там был лед! Сначала тонкая корочка, потом она стала толще, а у другого открытого конца изогнутой трубки вода неистово забурлила. Лед на одном конце — пар на другом!
      Глупо?
      Но я же видел это своими глазами!
      Впрочем, в тот момент я не знал, что ничего другого не увижу.
      Случилось же это потому, что в эту минуту в лабораторию, пыхтя, спустился Толстяк Детвэйлер.
      — А, Грек, — прохрипел он с порога. — А, Вирджи! Я хотел поговорить с тобой до своего отъезда.
      Он вошел в комнату и, отдуваясь, развалился в кресле: утомленный бегемот, изнывающий с похмелья.
      — О чем же ты хочешь поговорить со мной? — спросил Грек.
      — С тобой? — Толстяк обвел взглядом лабораторию со снисходительной и брезгливой усмешкой, точно взрослый, который глядит, как чумазые ребятишки лепят пирожки из грязи.
      — Да не с тобой, Грек. Я хотел поговорить с Вирджи. Насчет перспектив твоей территории. Я поразмыслил о твоих словах. Не знаю, известно ли тебе, что мой отец скончался прошлой зимой и оставил мне… ну, некоторые обязательства. И мне пришло в голову, что ты, возможно, захочешь, чтобы я вложил в дело кой-какой…
      Я не дал ему докончить. Я вытащил его оттуда так стремительно, что мы даже не успели попрощаться с Греком. И все эти штучки с демонами, горячей и холодной водой и так далее выскочили у меня из головы, словно ничего этого и не было. Старина Толстяк! Откуда же мне было знать, что его папаша оставил ему такой лакомый кусочек, как тридцать тысяч долларов наличными?

2

      Ну, затем начались деловые неудачи. В результате мне пришлось пропустить несколько последующих встреч. Но зато у меня было достаточно времени для размышлений и занятий в часы, свободные от работы на ферме и в мастерской, где мы штамповали для штата автомобильные номера.
      Когда я вышел, я принялся разыскивать Эль Греко.
      Я потратил на это полгода и зря. Эль Греко куда-то переехал вместе со своей лабораторией и не оставил адреса.
      Но я хотел найти его. Так хотел, что дышать было трудно — ведь теперь я отчасти понимал, о чем он тогда говорил. И я продолжал поиски.
      Но я его не нашел. Он нашел меня.
      В один прекрасный день он вошел в убогий номер гостиницы, где я тогда жил, и я едва узнал его, таким преуспевающим и цветущим он выглядел.
      — Да ты выглядишь просто великолепно, Грек! — сказал я с энтузиазмом тем большим, что это было правдой. Годы не прибавили ему ни фунта веса, ни морщинки — скорее наоборот.
      — Ты и сам неплохо выглядишь, — сказал он и пристально посмотрел на меня. — Особенно для человека, не так давно вышедшего из тюрьмы.
      — А! — я закашлялся. — Ты знаешь об этом?
      — Я слышал, что Толстяк Детвэйлер подал на тебя в суд.
      — Ах так, — я встал и начал освобождать сиденье стула от всякого наваленного на него хлама. — Ну что же… очень приятно… Как ты разыскал меня?
      — С помощью сыскного бюро. За деньги можно купить сколько угодно услуг. А денег у меня сколько угодно.
      — А! — я снова кашлянул.
      Грек, кивая головой, задумчиво смотрел на меня. Во всем этом одно было безусловно хорошо: хоть он и прослышал про мою размолвку с Толстяком, а все-таки постарался меня отыскать. Следовательно, ему было что-то нужно от меня, а не наоборот.
      Он вдруг сказал:
      — Вирджи, ты свалял большого дурака!
      — Свалял, — честно признался я. — И еще какого! Ты даже представления не имеешь, какого. Но теперь я поумнел. Грек, дружище, то, что ты говорил мне про этих демонов, меня заинтересовало. В тюрьме у меня было много времени для чтения. Ты увидишь, что я уже не такой невежда, каким был, когда мы разговаривали прошлый раз.
      Он язвительно засмеялся.
      — Смешно! После четырех лет колледжа ты сохранил все свое первозданное невежество, но пребывание за решеткой сделало из тебя образованного человека.
      — И переродило меня.
      Он мягко заметил:
      — Но, надеюсь, не до конца?
      — Преступление — вещь невыгодная, разве что оно совершается в рамках закона. Это главное, чему я научился.
      — Даже и тогда оно невыгодно, — сказал он мрачно. — Деньги, конечно, приносит. Но что проку в деньгах?
      Что можно ответить на такие слова? Я сказал, осторожно зондируя почву:
      — Я так и понял, что ты разбогател. Если ты мог с помощью своих демонов отделить уран-235 от урана-238, значит, ты мог бы с их помощью отделять золото от морской воды. Да и вообще ты мог их использовать просто черт знает для чего.
      — Черт знает для чего, — согласился он. — Вирджи, ты мог бы мне помочь. Я вижу, ты занимался Максвеллом.
      — Верно.
      Это была сущая правда. Тюремная библиотека дала мне массу полезного — в частности, я узнал все, что можно было узнать о Клерке Максвелле, одном из величайших физиков мира, о его крошках-демонах. В свое время я тщательно прорепетировал все это для встречи с Эль Греко.
      — Допустим, — начал я, — у вас имеется маленькая камера внутри трубы, по которой течет газ или жидкость… Так говорил Максвелл. Допустим, что в камере имеется маленькая дверка, позволяющая молекулам входить или выходить. Вы ставите у дверки демона — так Макси сам их назвал. Демон видит, что приближается горячая молекула, и открывает дверку. Видит холодную — закрывает. Мало-помалу все горячие молекулы оказываются по одну сторону дверки, а все холодные молекулы, то есть те, что движутся медленно, — по другую. Пар с одной стороны, лед — с другой, вот к чему это сводится в конечном счете.
      — Ты видел это собственными глазами, — напомнил мне Теобальд Греко.
      — Не отрицаю, — ответил я. — Не отрицаю и того, что ничего тогда не понял. Но теперь понимаю.
      Я много чего понимал теперь. Если можно разделять изотопы, значит, можно разделять и элементы. Пускай-ка ваш демон открывает дверку для платины и закрывает для свинца. Да ведь он в мгновение ока может сделать вас богачом!
      Что он и сделал с Греко.
      — Вот первый взнос, — сказал Греко, вытащил что-то из кармана и вручил мне. Это был металлический брусок, похожий на шоколадный батончик, какие выкидывают автоматы за цент, — если вы еще не забыли дней детства. Брусок сверкал, брусок сиял. А цвет его был красновато-желтым.
      — Что это? — спросил я.
      — Золото, — сказал он. — Оставь его себе, Вирджи. Оно извлечено из морской воды, как ты и говорил. Считай это авансом в счет твоего жалованья.
      Я взвесил брусок в руке. Попробовал на зуб. Я сказал:
      — Кстати, о жалованье…
      — Любое, какое тебе угодно, — скучным голосом ответил он. — Миллион долларов в год? Почему бы и нет?
      — Почему бы и нет? — повторил я за ним, несколько ошарашенный.
      Ну а потом я просто сидел и слушал, а говорил он. Что же еще мне оставалось делать? Даже не могу сказать, что я его слушал; во всяком случае, слушал не с полным вниманием, потому что мысль о миллионе долларов в год то и дело застилала от меня смысл его слов. Но общее представление получил. Возможности были неограниченные. Теперь я это хорошо понимал.
      Золото из морской воды? Да, конечно. Но еще энергия, свободная энергия, бери — не хочу. Энергия молекул воздуха, например. Холодильники охлаждались бы, котлы давали бы пар, дома обогревались, домны плавили металл — и все это без топлива! Самолеты могли бы летать без капли бензина в баках! Все, что угодно.
      Миллион долларов в год…
      И это только начало.
      Я очнулся.
      — Что?
      Грек смотрел на меня. Он повторил терпеливо:
      — Меня разыскивает полиция.
      — Тебя? — изумился я.
      — Ты слышал, что было в Гранд-Рапидс?
      Я прикинул.
      — Постой, постой. Пожар. Большой пожар. Так это был ты?
      — Не я. Мои демоны. Демоны Максвелла, или демоны Греко, как их следовало бы назвать. Максвелл говорил о них; я их использую — когда они не эксплуатируют меня. В тот раз они спалили полгорода.
      — Теперь вспоминаю, — сказал я.
      Газеты были полны этим.
      — Они тогда вырвались на свободу, — мрачно сказал Грек. — Но это еще не худшее. Тебе придется отрабатывать свой миллион в год, Вирджи.
      — Как так — вырвались!
      Грек пожал плечами:
      — Система контроля не совершенна. Иногда демоны ускользают. Я ничего не могу с этим поделать.
      — Ну а как же ты их контролируешь?
      Он вздохнул.
      — Собственно говоря, это даже трудно назвать системой контроля, — ответил он. — Только максимум того, что я могу сделать, чтобы помешать им вырваться.
      — Но ведь ты сказал, что иногда разделяешь металлы, а иногда получаешь энергию. Если ты говоришь, что не можешь управлять ими, то откуда же демоны знают, чего ты от них хочешь?
      — А как ты объяснишь яблоне, что на ней должны вырасти яблоки того, а не иного сорта?
      Я уставился на него.
      — Но чего тут объяснять, Грек? Я хочу сказать, что на каждой яблоне растут яблоки одного какого-то сорта.
      — Точно так же и с демонами! Ты, кажется, действительно поумнел? Это — как выведение собачьих пород: берешь потомство какой-то одной дворняжки, а через несколько поколений можешь получить эрделя, таксу или шпица. Как именно? С помощью отбора. Колонии моих демонов растут, они расщепляются; новые разновидности приспосабливаются к новым условиям. Эволюционный процесс. Я только помогаю ему — и все.
      Задумавшись, он взял из моих рук золотой брусок.
      Вдруг он с силой швырнул его в стену.
      — Золото! — неистово выкрикнул он. — Но кому оно нужно? Помощь мне нужна — помощь! Вирджи, если я смогу купить твою помощь за золото, ты его получишь. Но я в полном отчаянии! И ты придешь в отчаянье, если впереди тебя будет ждать лишь гнусная, унизительная смерть от малолетства и…
      Я перебил его:
      — Что это?
      Где-то поблизости хрипло и тоскливо заревела сирена.
      Грек оборвал фразу на полуслове и замер, как затравленный зверь.
      — Мой номер! — прошептал он. — Все мое оборудование… на следующем этаже!
      Я попятился с некоторой тревогой. Он производил не слишком приятное впечатление: тощий, длинный, с дикими глазами. Его худоба меня вполне устраивала — будь он сложен пропорционально своему росту, вот тогда бы я действительно встревожился, увидев его вытаращенные испуганные глаза и услышав всю эту бессвязную нелепицу. Впрочем, у меня не было времени тревожиться. По коридорам загромыхали шаги. В отдалении перекликались голоса.
      Снова взвыла сирена.
      — Пожарный сигнал! — крикнул Грек. — Гостиница горит!
      Он вылетел из моей комнаты в коридор.
      Я бросился за ним. Пахло паленым — не горящими сухими листьями или бумагой, нет. Это был запах горящих химикалий, запах горящей кожи, запах пожара в курятнике. В нем было много разных оттенков — порохового дыма, жженых перьев, удушливого смрада горящего масла, бодрящего аромата пылающих поленьев. В первое мгновение я было подумал, что это типичный запах горящей гостиницы, но ошибся.
      — Демоны! — завопил Грек, и спешивший мимо коридорный задержался, чтобы окинуть нас подозрительным взглядом. Грек кинулся к лестнице и затем — вверх по ступенькам.
      Я последовал за ним.
      Да, горел номер Грека — в этом можно было не сомневаться, так как он упорно пытался проникнуть туда. Но не мог. Из двери вырывались клубы черного дыма и оранжевое пламя. От ведра воды, которое притащил дежурный администратор, толку не было никакого.
      Я отошел подальше. Но Грек с бледным, искаженным лицом нырнул в дым.
      Я остановился у лестницы. Пламя заставило Грека отступить, однако он предпринял еще одну попытку. Но огонь вновь отогнал его, и на этот раз окончательно.
      Шатаясь, он заковылял ко мне.
      — Идем! Ничего сделать нельзя!
      Он повернулся и невидяще уставился на коридорных и горничных, которые передавали по цепочке ведра с водой.
      — Эй, вы! Что вы, по-вашему, делаете? Это же…
      Он умолк и облизнул губы.
      — Это горит бензин, — соврал он. — А еще у меня в багаже — динамит. Скорее выводите всех из гостиницы, слышите?
      Как я уже сказал, это было ложью. Но гостиница тут же опустела. А затем…
      Что ж, это вполне мог бы быть и бензин, и динамит. Багрово полыхнуло, глухо и раскатисто ухнуло, и вся крыша четырехэтажного здания взлетела на воздух.
      Я схватил Грека за локоть.
      — Лучше уйдем отсюда, — сказал я.
      Он тупо посмотрел на меня. Готов поклясться, что он меня не узнал. В глазах его было страдание.
      — Поздно! — прохрипел он. — Поздно! Они опять на свободе!

3

      Вот так я стал работать у Теобальда Греко, в его лаборатории в Южной Калифорнии, где мы кое-как восстановили погибшую аппаратуру.
      В одно прекрасное утро я проснулся и обнаружил, что мои волосы побелели.
      — Грек! — завопил я.
      На мой крик бегом явилась Минни. Кажется, я еще не упоминал Минни. Она была воплощением представлений Грека об идеальном лаборанте — глупая старуха, никому в целом мире не нужная и, по-видимому, совсем одинокая. Она вошла, уставилась на меня и залилась кудахтающим смехом, от которого мертвые проснулись бы.
      — Мистер Хэмпстед! — дребезжала она. — Ну и вид же у вас!
      — Где Греко? — крикнул я и оттолкнул ее с дороги.
      В пижаме и купальном халате я кинулся вниз по лестнице в комнату, которая когда-то была кухней, а теперь стала лабораторией Греко.
      — Смотри! — завопил я. — Что ты на это скажешь?
      Он повернулся и посмотрел на меня.
      Несколько секунд спустя он покачал головой.
      — Этого я и боялся, — пробормотал он. — Люди в детстве часто бывают белобрысыми, верно? Вот ты и стал опять белобрысым.
      — О чем ты, Грек? У меня же волосы теперь совсем седые!
      — Не седые, — уныло поправил он меня. — Они у тебя льняные. К ним возвратилась молодость. За одну ночь — так иногда бывает. Я предостерегал тебя, Вирджи. Я говорил тебе, что есть опасность. Теперь ты знаешь. Дело в том…
      Он запнулся, взглянул на меня, потом отвел глаза.
      — Дело в том, — продолжал он, — что ты молодеешь, как и я. Если мы не найдем какого-нибудь выхода, ты тоже умрешь от помолодения.
      Я уставился на него.
      — Ты говорил это и раньше — о себе. Я думал, ты просто оговорился. Но ты действительно хочешь сказать, что…
      — Сядь, — приказал он. — Вирджи, я ведь сказал тебе тогда, что ты помолодел. Это не просто так казалось. Это все — демоны, и не только ты и я — но и многие другие. Сначала — Гранд-Рапидс. Затем — когда сгорела гостиница. В зоне воздействия оказалось множество людей, а у тебя шансов было больше, чем у остальных. Думаю, для тебя это началось еще в тот день, когда ты зашел ко мне на фабрику, а я ловил ускользнувших демонов. Пожалуй, я тогда изловил не всех.
      — Ты хочешь сказать, что я…
      Он кивнул.
      — Некоторые демоны вызывают омоложение. И в тебе сидит колония таких демонов.
      Я судорожно сглотнул и сел.
      — Ты хочешь сказать, что я буду становиться все моложе и моложе, пока в конце концов не превращусь в младенца? А тогда… что же тогда, Грек, а?
      Он пожал плечами.
      — Откуда я знаю? Спроси у меня лет через десять. Посмотри на меня, Вирджи! — вдруг громко выкрикнул он. — Сколько лет ты мне дашь по виду? Восемнадцать? Двадцать?
      Это была сущая правда. Он выглядел не старше. Смотря на него изо дня в день, я не замечал перемены. Тем более что я помнил его с той поры, как мы учились, и думал о нем как о молодом. Но ведь ему самое меньшее сорок лет, а выглядел он совсем зеленым мальчишкой.
      Он сказал:
      — Я ношу в себе демонов уже шесть лет. Судя по всему, они разборчивы и населяют не весь организм, а только некоторые его органы: сердце, легкие, печень. Может быть, кости. И некоторые железы — оттого-то я и чувствую себя физически таким бодрым. Но не мозг — во всяком случае, пока. К счастью.
      — К счастью? Но это же ошибка, Грек! Если бы твой мозг тоже становился моложе…
      — Дурак! Если бы это было так, я забыл бы все, что узнал, точно магнитофонную ленту пустили бы в обратном направлении. Вот та опасность, Вирджи, грозная опасность, которая нависла надо мной. Вот почему мне нужна была помощь! Ведь если однажды я все забуду — это конец. Не только для меня — для всех. Потому что никто больше в целом свете не знает, как ими управлять. Никто, кроме меня… и тебя, если мне удастся тебя выучить.
      — Так, значит, они на свободе? — я задумчиво ощупал свои волосы. Что ж, это не было неожиданностью. — Их много?
      Он пожал плечами.
      — Не знаю. Когда в Австралии выпустили первую партию кроликов, разве можно было сказать, сколько их будет поколений через двадцать?
      Я присвистнул. Минни просунула голову в дверь и хихикнула. Я отмахнулся от нее.
      — Вот ей бы твои демоны пригодились, — заметил я. — Иногда я думаю, что она держится слишком молодо для женщины, которой стукнуло не меньше шестидесяти.
      Греко захохотал сумасшедшим смехом.
      — Минни? Она работает у меня год. Когда я ее нанимал, ей было восемьдесят пять!
      — Не могу поверить!
      — Тогда начинай тренироваться.
      Это было трудно, очень трудно. Но я поверил. И теперь речь шла уже не о миллионе долларов в год.
      Теперь меня подгоняла мысль, что мне придется кончить свои дни беззубым пищащим младенцем — а то и похуже! Чтобы предотвратить это, я готов был заставлять свои мозги работать до изнурения.
      Первым делом надо было учиться — выучить все о так называемых "странных частицах". Вы о них когда-нибудь слыхали? Это не мой термин — так их называют физики. Позитроны. Нейтрино. Пи-мезоны и мю-мезоны, плюс и минус, лямбда-частицы, К-мезоны — положительные и отрицательные, антипротоны, антинейтрино, сигма-частицы — положительные, отрицательные, нейтральные, ну и еще…
      Ладно. Хватит и этого. Однако физика порядочно продвинулась с тех пор, когда я прогуливал лекции в Огле-могле. И появилось много нового, что нужно было постичь.
      Дело в том, что некоторые из этих "странных частиц" оказались куда более странными, чем думало большинство физиков. Некоторые из них в определенных комбинациях и были «демонами» Греко.
      Мы покупали животных — мышей, кроликов, морских свинок, даже собак. Мы заражали молодые особи теми демонами, которые сидели в нас самих. Это было просто, до ужаса просто: нам нужно было всего лишь несколько раз потрогать их. А затем мы наблюдали, что получается.
      Они умирали. Умирали от помолодения.
      Тот или иной жизненно важный орган регрессировал до эмбрионального состояния, и зверьки умирали — той же смертью, какой должны были умереть мы с Греко, если не найдем противоядия. Такой же смертью, какая грозила всему миру. Было ли это лучше, чем возвращение в эмбриональное состояние, а потом и в безжизненную зародышевую клетку? Этого я не мог решить. Все равно — умирать; когда эмбриональному сердцу или печени приходится обслуживать взрослый организм, результат может быть только один — смерть.
      Но и после смерти демоны продолжали действовать. Собака, которую мы кормили останками морских свинок, последовала за ними в небытие за какие-то несколько недель.
      Интересным случаем была Минни.
      Энергия, с которой она исполняла свои обязанности, возрастала день от дня, и провалиться мне на месте, если однажды за спиной Греко я не поймал на себе ее взгляд, отдававший Мэрилин Монро.
      — Может быть, мы ее уволим? — спросил я у Эль Греко, рассказав ему об этом.
      — За что?
      — Она мешает работе!
      — Эта работа и так ни черта не стоит, — сказал он угрюмо. — У нас ничего не получается, Вирджи. Если бы еще процесс развивался равномерно, в предсказуемом темпе. Но посмотри на нее. Она набирает скорость! Она сбросила пять лет за последние две недели.
      — Ну, ей это не повредит, — сказал я сердито.
      Он пожал плечами.
      — В зависимости от того — где. Ее нос? Он стал маленьким, как у пятнадцатилетней девочки. Волосы на лице? Они почти исчезли. Кожа? Ну, я полагаю, слишком молодой кожи не существует, не говоря, конечно, об оболочке зародыша, но… Погоди-ка!
      Он уставился в открытую дверь.
      Там стояла Минни и хихикала.
      — Пойдите сюда! — скомандовал он громовым голосом. — Пойдите сюда, слышите! Вирджи, смотри на ее нос!
      Я посмотрел.
      — Брр! — сказал я про себя.
      — Да нет же! — закричал Греко. — Вирджи, разве ты не видишь ее носа?
      — Что за чушь. Конечно, я его видел. Длинный, крючковатый.
      И тут я действительно увидел.