Аэропорт Ла-Гуардиа

Сурового вида человек на заднем сиденье такси напряженно наклонился вперед, стараясь не упустить из виду такси за десять машин перед ним. Это был среднего возраста, среднего роста и веса мужчина с темными волосами и ничем не примечательным лицом, таким обыкновенным, что вряд ли его можно было бы запомнить. И одежда его тоже ничем не выделялась: стандартного покроя, умеренной цены и неопределенного цвета костюм, белая рубашка из хлопка с полиэстером и неброский галстук в полоску. Его кейс не отличался от тысяч таких же.

— К какой авиалинии? — спросил водитель такси.

Пассажир замялся, наблюдая за автомобилем впереди.

— Эй, приятель, я спросил, к какой авиалинии.

— Минутку, сейчас проверю билет.

— Не кажется ли тебе, что это надо было сделать немножко пораньше?

Впереди такси, интересующее пассажира, свернуло по развязке с оживленной дороги и пронеслось мимо заставленной машинами стоянки. Появился указатель: «Трамп шаттл», «Дельта», «Северо-Западные линии», «Пан Америкэн шаттл».

— Правый поворот, — сказал пассажир.

— Долго же ты ждал. К какой авиалинии?

— Я еще проверяю по билету.

— Слушай, приятель, если опоздаешь на самолет, с меня взятки гладки.

Пассажир, не сводивший глаз с такси, увидел, что машина объехала автостоянку, миновала залы вылетов «Пан Америкэн», «Дельты» и «Северо-Западных линий» и подкатила к большому новому зданию, на котором огромными красными буквами значилось: «Трамп шаттл».

— Остановите здесь, — сказал пассажир.

— Ну наконец-то!

К тому времени, когда водитель остановил машину за каким-то лимузином у входа в терминал, пассажир уже снял показания счетчика, добавил плату за проезд по мосту и двадцать процентов чаевых, сунул деньги водителю и, схватив кейс, выскочил из машины.

— Эй, приятель, тебе счет нужен?

Но пассажир уже исчез. По дороге к автоматически открывающимся дверям аэровокзала он бросил незаметный взгляд в сторону и с удовлетворением отметил, что женщина, которую он преследовал в такси, вышла из машины, расплатившись с водителем, и теперь несет свой небольшой чемодан к соседним дверям.

Они вошли в аэровокзал одновременно и двинулись по залу параллельно друг другу, разделенные толпой прибывающих пассажиров. Темноволосый, неприметной наружности человек постоял рядом с группой похожих на него, ординарного вида бизнесменов и, притворившись, будто просматривает свой билет, стал наблюдать за женщиной, которая торопливо направилась к очереди у стойки. Очередь продвигалась быстро — «Трамп» гарантировал быстрое обслуживание. Тем не менее поведение женщины выдавало ее нетерпение. Когда подошла ее очередь, она поспешно предъявила кредитную карточку, подписала чек и, схватив пластиковую папку, в которой, очевидно, находился билет, бросилась мимо стойки в ту сторону, куда указала ей красивая служащая компании.

Отлично, подумал Хамелеон и, лавируя в толпе, последовал за женщиной. Когда он подошел к пункту контроля, она уже миновала его. Согласно правилам, человек, не имеющий билета, не допускался в эту зону. Однако это препятствие было легко преодолимо. Хамелеон всегда носил с собой фальшивый билет, и, как свидетельствовал его богатый опыт, мало кто из персонала службы безопасности удосуживался проверять его.

Он поставил кейс на ленту конвейера, ведущую к рентгеновскому аппарату. Охранник в форме дал ему знак пройти через металлодетектор. У Хамелеона уже вошло в привычку на работе не иметь при себе ничего металлического — ни мелочи, ни даже пряжки на поясе для брюк. Часы у него были пластиковые. Металлодетектор не зазвенел, когда он прошел через него и подхватил свой кейс с ленты на другой стороне рентгеновского аппарата. В кейсе, естественно, не было ничего, что могло бы привлечь внимание. Только невинные, скучные документы. Ни в коем случае никакого оружия. В конце концов, в его компетенцию входила лишь слежка. У Хамелеона не было необходимости в оружии. Хотя в очень редких случаях, когда чрезвычайные обстоятельства вынуждали его защищать свою жизнь, его средний рост и средний вес оказывались обманчивыми, а владение приемами боевых искусств — весьма впечатляющим.

Он двинулся побыстрее, даже зашагал по движущейся ленте эскалатора — еще один из многих и многих вечно куда-то спешащих бизнесменов, который боится опоздать на самолет.

В просторном зале на втором этаже преследуемая им женщина пошла еще быстрее. Опять никаких проблем. Ведь ему надо лишь не выпустить ее из виду. Мужчина взглянул на часы. Без пяти шесть. Вытянув шею, он наблюдал, как женщина отдала стюардессе посадочный талон и быстро исчезла в дверях тоннеля, ведущего к самолету. Хамелеон подождал, пока закрылись двери тоннеля, затем перешел к окну и посмотрел, как отъехал от посадочной платформы самолет. Но он все еще не был удовлетворен. Опыт научил его, что надо дождаться, когда самолет взлетит.

Через пять минут Хамелеон отдал должное «Трампу». Как и говорилось в рекламе, самолет улетел вовремя. Повернувшись, мужчина зашагал к стойке рядом с дверью для вылетающих пассажиров. На табло за стойкой он прочел пункт назначения.

— Простите, — спросил он служащего, — когда прилетает самолет этого рейса? — И, услышав ответ, с улыбкой поблагодарил. Ему оставалось сделать только одно. Он подошел к шеренге телефонных автоматов и вставил в щель одного из них кредитную карточку, чтобы позвонить в другой город.

— Питер, это Роберт.

Оба имени были вымышленными на случай, если бы этот телефон прослушивался или кто-то в соседней кабине мог бы подслушать разговор. Никогда нельзя рисковать.

— Извини, что заставил тебя ждать, но у нашего друга были небольшие неприятности со связью. Я знаю, ты очень хотел с ней повидаться. Она летит самолетом компании «Трамп», который прибывает в Вашингтонский национальный аэропорт в 7.07. Ты можешь?… Так я и думал. Питер, ты настоящий друг. Уверен, что она будет рада видеть тебя.

Выполнив свою работу, Хамелеон повесил трубку. Сжимая в руках кейс, он направился к выходу из аэропорта. Но ведь если как следует подумать, его работа еще не сделана. Отнюдь нет. Она никогда не кончается. Никогда. Он вовсе не сетует на это. Его работа исключительно важна. Она занимает огромное место в его жизни. Да нет, она безраздельно владеет его душой и телом.

Во— первых, как только он вернется в Манхэттен, немедленно распорядится, чтобы подключились к телефону женщины. До сегодняшнего дня это казалось необязательным. До того, как она побывала в квартире на Восточной 87-й улице, когда стало ясно, что она по-прежнему озабочена смертью друга. Если бы ее телефон подключили раньше, вчера например, когда она была в морге, Хамелеону сразу бы стало известно, что она собирается лететь в Вашингтон, и его задача выследить ее была бы намного легче. Подобной оплошности он больше не допустит. Ее путешествие в Вашингтон может не иметь ничего общего со смертью человека по имени Джозеф Мартин, но Хамелеону нельзя полагаться на «может -не может». Ему нужно знать все, что знает она.

Затем он расспросил членов своей группы относительно того, удалось ли им выследить человека, пытавшегося перехватить фотографии, которые женщина отдала проявить в фотолаборатории рядом со своим домом. Хамелеон был один из трех клиентов, вошедших в магазин, когда тот человек спорил со служащим. Так что Хамелеон смог хорошо разглядеть человека, бросившегося стремглав из магазина, достаточно хорошо, чтобы дать всем членам группы подробное описание. В особенности Хамелеона заинтересовало — необычайно заинтересовало — то обстоятельство, что у человека были серые глаза.

И, наконец, в ожидании, когда его люди в Вашингтоне сообщат ему о дате возвращения женщины в Манхэттен, Хамелеон займется наблюдением за кое-кем еще. Детектив, лейтенант Крейг, проявляет необычную заинтересованность в этом деле. В конце концов, расследованием теперь должен заниматься вовсе не отдел розыска пропавших. Вероятно, истинный интерес лейтенанта — эта женщина. Хамелеон не знал. Пока не знал. Но узнает. Скоро. Узнает о детективе все. Потому что такой дотошный человек, как лейтенант Крейг, способен докопаться до вещей, которые могут оказаться очень, очень полезными.

В самолете Тэсс изо всех сил старалась не обращать внимания на гул двигателей и сконцентрироваться на том, что ей предстоит сделать в первую очередь. Она всегда чувствовала себя неуютно после взлета и теперь потирала лоб и открывала и закрывала рот, чтобы избавиться от боли в ушах и лобных пазухах. Несмотря на все ее усилия как-то отвлечься, фотографии в сумке не давали ей покоя. Тэсс хотелось выглядеть спокойной и уверенной. Не привлекать внимания. Быть хладнокровной. Она все еще не могла опомниться оттого, что кто-то пытался украсть снимки. Пассажир в соседнем кресле читал газету, на передней полосе которой говорилось, что трети всех североатлантических рыб угрожает исчезновение. В колонке рядом отмечалось, что выживает лишь каждое пятое посаженное дерево. Остальные четыре погибают от кислотных дождей, засухи или промышленных выбросов.

От этой невеселой информации ей стало совсем тошно, и только тогда, расстроенная больше прежнего, она решилась открыть сумку. Вынув пакет с фотографиями, Тэсс начала их рассматривать. Названия книг на полках Джозефа сразу же привлекли ее внимание. В этот момент надпись на табло, предупреждающая о том, что необходимо пристегнуть ремни, погасла, и Тэсс прошла к телефонам, укрепленным на переборке перед кабиной летчиков: Используя кредитную карточку, она позвонила в Нью-Йорк, в свой любимый магазин на Стрэнд, в нижней части Бродвея.

— Лестер? Как дела?… Я! Как ты догадался? Неужели так хорошо?… Ну, немножко шумит. Я на самолете в Вашингтон… Нет, просто по семейным делам. Слушай, можешь сделать мне одолжение? Полагаю, кредит ты мне еще не закрыл? Лучше и не думай, я ведь каждый месяц оставляю в твоей лавке целое состояние. Так что слушай внимательно, ясно? У меня целый список. Ты готов?

— Всегда, моя радость. Как только ты…

— Лестер, ты дашь мне слово сказать?

— Я же просто стараюсь быть любезным, моя дорогая. Читай названия.

— "Утешение философией", «Избранные диалоги Платона», «Тысячелетие», «Элеонора Аквитанская», «Искусство куртуазной любви», что-то на испанском под названием «Кольцо вокруг шеи голубки».

— Никогда не слыхал о такой, дорогая.

— Ну, у меня еще куча. — Тэсс продиктовала до конца.

— Авторов нет, моя дорогая?

— Я едва разбираю названия, не говоря уж…

— Похоже, у тебя неприятности.

— Неприятности? Ты ничего подобного и вообразить себе не сможешь. Лучше достань мне эти книги как можно быстрее.

— Понял, моя радость. Поищу в нашем книгохранилище, а ты ведь знаешь, там у нас есть почти все.

— Вышли их… — Тэсс чуть не назвала свой адрес в Сохо, но, вдруг вспомнив инцидент в фотомастерской, предусмотрительно продиктовала адрес журнала «Матерь Земля», неподалеку от книжного магазина на Бродвее. С тяжелым сердцем она повесила трубку, села на свое место, не обращая внимания на любопытные взгляды пассажира с газетой, и закрыла глаза. Не просто закрыла, а сжала веки до боли, с ужасом представив посадку в Вашингтонском национальном аэропорту и неизбежную встречу с матерью. И не только с матерью. Но и с тем, кто предал ее отца. С этим сукиным сыном, с этим подонком и убийцей, проклятым Брайаном Гамильтоном!

Александрия, штат Вирджиния

Хотя солнце только-только начало клониться к закату, все окна на первом этаже особняка в колониальном стиле ярко горели, все фонари и прожекторы снаружи были включены. Когда такси въехало в высокие распахнутые металлические ворота, Тэсс пробежалась взглядом по окаймлявшему забор кустарнику, просторному, поднимающемуся к дому газону, увидела бесчисленные изысканные цветники, величественные могучие дубы {с одного из них она в пятилетнем возрасте упала и сломала руку; с грустной нежностью Тэсс вспомнила, как бросился к ней отец), фонтан, в котором любила плескаться (ну и сорванцом же я была, подумала она, через силу улыбаясь). Улыбка тут же слетела с ее лица, как только, подъехав по длинной изогнутой подъездной дорожке к дому, она заметила серебристый «роллс-ройс», стоявший у белых каменных ступеней, ведущих мимо колонн к огромным двустворчатым дверям парадного входа.

У «роллса» были государственные номера. Шофер (телохранитель?) стоял, рядом с машиной и настороженно косился на такси, держа руки свободными.

Несомненно, Брайан Гамильтон здесь.

Тэсс заплатила водителю и вышла из такси. Проходя мимо шофера-телохранителя, она нарочно уставилась на него во все глаза, давая ему возможность хорошенько разглядеть себя. Брайан, по-видимому, заранее описал ее внешность, потому что шофер кивнул, сделал шаг назад и больше не обращал на нее внимания. Он не сводил глаз с задних огней такси, которое, описав полукруг по подъездной аллее, выехало на усаженную деревьями улицу и исчезло из вида. Да, определенно телохранитель, подумала Тэсс.

Она донесла свой чемодан вверх по лестнице до дверец и там немного постояла, прежде чем нажать кнопку звонка. Через десять секунд дверь открыл дворецкий в ливрее.

Тэсс так давно не была в этом доме, что не узнала его.

— Я приехала повидаться с матерью.

— Я знаю, мисс Дрейк. Меня зовут Джонатан. — И, улыбнувшись, церемонно добавил: — Добро пожаловать. Вас ждут. Позвольте мне донести ваш чемодан, пожалуйста.

Когда Тэсс вошла, он закрыл дверь и повел ее через большой, с высоким потолком и мраморными полами холл, где гулко разносился звук их шагов, к гостиной справа. По дороге Тэсс заметила, что к коллекции картин, развешанных по стенам, добавился новый Матисс. Раздвигающаяся дубовая дверь гостиной была закрыта. Когда дворецкий бесшумно отодвинул ее, Тэсс при виде матери, поднявшейся ей навстречу с французской кушетки времен Регентства слева от камина, постаралась придать своему лицу безмятежное выражение.

— Тереза, дорогая, как я рада тебя видеть.

Мать всегда неодобрительно относилась к тому, что отец называл ее Тэсс. Стройная, высокая, в свои почти шестьдесят лет мать выглядела лет на десять моложе благодаря многочисленным подтяжкам кожи на лице, отчего тем не менее ее аристократическое лицо приобрело страдальческое выражение.

Как и всегда, по вечерам, она была одета словно на прием, на сей раз в дорогое шуршащее шелковое платье цвета янтаря. Ее туалет дополняло изрядное количество драгоценностей: бриллиантовое колье и к нему такие же серьги, рубиновая брошь, сапфировое кольцо на одной руке, а на другой — сверкающие, удивительные по красоте обручальное и свадебное кольца (несмотря на смерть мужа шесть лет назад, она так и не сняла их), изумрудный браслет на одном запястье и золотые швейцарские часы «пьяже» — на другом.

— Я действительно счастлива тебя видеть. — Как и многие другие выпускницы элитарной школы Рэдклифф той целомудренной старой поры, когда женский колледж еще не соединили (Господи, куда же катится мир?) столь непростительно глупо с мужскими в Гарварде, она ходила так, словно к спине у нее привязана доска, и говорила хрипловатым, напоминающим Лорен Баколл (которая не ходила в Рэдклифф) голосом. — Ты так давно не приезжала. Ты же знаешь, как я по тебе скучаю. Ты совсем отбилась от дома. — С этими словами мать подошла к Тэсс и, как полагается, модным жестом, изображавшим поцелуй, едва коснулась поочередно ее щек своими.

— Да, мама, и я рада тебя видеть. — Тэсс удалось изобразить улыбку.

— Джонатан отнесет чемодан в твою комнату. Входи. Садись. Ты, должно быть, ужасно устала от такого путешествия.

— Мама, из Нью-Йорка только час лета.

— О? Действительно? Да, я полагаю, это так. Тогда почему я не вижу тебя чаще?

Тэсс подошла к креслу той же эпохи, что и кушетка, стоявшему напротив.

— У меня полно работы. Нет времени постирать, не говоря уж…

— Постирать? — Мать вскинула голову. — Ты сама стираешь? Я все время забываю. Ты ведь хочешь быть независимой.

— Это так, мама. — Тэсс, ерзая на кресле, обитом тканью с вычурным рисунком, обежала комнату глазами и, к своему беспокойству, не обнаружила в ней Брайана Гамильтона. — Независимой.

— А что твоя работа? Как идут дела в вашем маленьком журнальчике?

— Он не маленький, мама. И я думаю, он делает полезное дело.

— Ну конечно, мы все к этому стремимся. — Мать Тэсс поудобнее устроилась на кушетке. — Он ведь занимается проблемами окружающей среды. Что-то о загрязнении.

Тэсс кивнула.

— И эти проблемы становятся все серьезнее.

— Ну, в моем возрасте… я вряд ли доживу… Ладно, оставим это. Главное — что ты счастлива.

— Да, мама. — Несмотря на все смятение, вызванное смертью Джозефа и появлением человека, который по описанию походил на него и который пытался украсть фотографии, сделанные ею в спальне Джозефа, Тэсс удалось улыбнуться без всякого притворства. Она повторила, подражая матери: — Я действительно счастлива.

— Ну, — мать оправила платье, — в таком случае, — она поправила колье, — по-моему, это главное, — произнесла она, по-видимому не очень убежденная в этом.

Тэсс стало не по себе, когда мать принялась изучать ее кроссовки, джинсы и пуловер с короткими рукавами.

— Я знаю, мама. Тебе хотелось бы, чтобы я одевалась как…

— …леди. Сейчас ты выглядишь, словно явилась со спортивных соревнований. По крайней мере, ты могла бы надеть бюстгальтер.

— Мне так удобнее, мама. Особенно когда так влажно.

— Влажно? Вот именно. Твой пуловер такой мокрый, что видны твои… Я никогда не прощу себе, что позволила тебе учиться в Джорджтаунском университете, а не отправила в одно из приличных заведений.

— Это не ты позволила, а папа, — вспылила Тэсс.

Мать покачала головой.

— Это извечная тема. Мы обсуждали ее слишком часто. Извини, что затронула ее снова. Поскольку мы так редко видимся, давай не будем ссориться.

— Именно этого я больше всего и хочу, мама.

— Вот и прекрасно. Решено — мы не будем ссориться. — Мать Тэсс снова оправила платье. — Я знаю, ты говорила, что не будешь обедать, но я взяла на себя смелость и приказала Эдне приготовить паштет. Я помню, что тебе он всегда очень нравился.

— Да, очень, — солгала Тэсс.

— И, конечно, чай. По-моему, хороший чай всем пойдет на пользу.

Когда мать подняла маленький серебряный колокольчик и изящным жестом позвонила, Тэсс снова огляделась.

— Кстати обо всех. Я просила Брайана Гамильтона быть здесь. — Тэсс неодобрительно посмотрела на мать. — Кажется, у дома стоит его «роллс-ройс», но я не…

Двери гостиной раздвинулись. Тэсс резко обернулась. Вошла служанка в форме, включая наколку. Она несла серебряный поднос с тостами и паштетом, который поставила на антикварный столик ценой в тридцать тысяч долларов. Вслед за ней в комнате появился мужчина в смокинге. Он держал в руках другой серебряный поднос, на котором стояли чашки и японский чайник двухсотлетней давности.

— Прошу прощения, что так долго разговаривал по телефону, Мелинда. Я подумал, что могу быть полезным и помочь Эдне. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Возражаю? Конечно, нет. Я уверена, что Эдна отдаст должное твоей любезности, к тому же ни один мой гость не может сделать что-то не так.

Мужчина поставил поднос на стол рядом с первым и с улыбкой повернулся к Тэсс. Ему было за шестьдесят, но он сохранил отличную выправку, был худощав, подтянут, с густыми, темными, великолепно подстриженными волосами и красивым лицом с резкими чертами, которое прекрасно выходило на фотографиях. В подписях под газетными снимками обычно упоминалось о его бесчисленных заслугах во Вьетнаме и головокружительной карьере лихого генерала морской пехоты. От улыбки морщинок вокруг его глаз прибавилось, и они стали резче. Голос вошедшего был хрипловатым, но с мягкими интонациями телевизионного комментатора.

— Как поживаешь, Тэсс? — Он протянул ухоженную мускулистую руку.

Тэсс неохотно приняла ее. Рукопожатие его было крепким.

— Не слишком хорошо, Брайан. В данное время у меня проблема.

— Так я и понял по телефону. — Брайан повернулся к служанке, затем, подняв брови, взглянул в сторону матери Тэсс. — Но прежде чем мы начнем ее обсуждать…

Мать Тэсс поняла намек.

— Спасибо, Эдна. Мы сами нальем чай.

— Как скажете, мэм.

Сделав реверанс, Эдна вышла и задвинула за собой дверь.

— Ну вот, — сказала мать Тэсс. — Теперь я уверена, ты не будешь возражать против роли хозяина, Брайан.

— Конечно. — Он взял чайник.

— Нет, постойте, — остановила его Тэсс. — Я правда не хочу…

Они непонимающе посмотрели на нее.

— …есть или пить. Я перехватила претцель [8] в аэропорту.

— Претцель? — с ужасом переспросила мать Тэсс.

— Мне хотелось бы перейти к делу, — сказала Тэсс. — И поскольку ты, Брайан, в смокинге, я полагаю, что ты либо сбежал с приема в честь советского посла, либо опаздываешь туда. Я также полагаю, что тебе надо либо вернуться туда, либо успеть к началу, поэтому не буду задерживать тебя больше, чем нужно. Поверь, я не хочу зря тратить твое время. — Она старалась, чтобы в ее словах не прозвучало сарказма.

— Тэсс, ну разве это возможно, чтобы ты зря потратила мое время. — Брайан поставил чайник, обошел вокруг стола и встал лицом к ней. — Я сказал тебе по телефону, что в память о прежних временах и о твоем отце… я готов сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе.

— Совершенно верно. В память о моем отце.

— Мы были друзьями, — проговорил Брайан.

— Но это не помешало тебе послать его в Бейрут.

— Ну вот что, — прервала ее мать, — если этот разговор и дальше будет продолжаться в таком тоне, я не собираюсь сидеть здесь и…

— Это неплохая идея, мама: почему бы тебе не оставить нас? У нас с Брайаном есть тема для разговора.

— Нет, Мелинда, не вздумай уходить. Пора поставить все точки над "i", — сказал Брайан. — Ради всех нас. — Он сел рядом с матерью Тэсс и взял ее за руку.

Неожиданно у Тэсс впервые появилось подозрение, что у них может быть роман. Лучший друг ее отца, человек, пославший своего лучшего друга на смерть, мог ли он спать с женой этого своего лучшего друга? При мысли о них в постели Тэсс затошнило так, что она пожалела о съеденном по дороге из аэропорта претцеле.

— Ладно, давайте разберемся втроем, — согласилась Тэсс. — Меня это устраивает. Если я получу то, чего хочу…

— Твой отец был преданным идее дипломатом, — сказал Брайан. — Он поехал в Бейрут, где творилось черт знает что, полагая, что его вмешательство сможет остановить войну между христианами, мусульманами и всеми этими разношерстными группировками. Он искренне верил, что может покончить с насилием.

— Ты, похоже, решил произнести речь, — сказала Тэсс.

Брайан пожал плечами.

— Профессиональная болезнь.

— Кстати, всю эту дребедень, которую ты только что выдал, причем в тех же самых выражениях, я, по-моему, читала в «Вашингтон пост» в день смерти отца.

— Возможно, — мрачно ответил Брайан. — К сожалению, поскольку мне без конца задают вопросы, я, случается, повторяюсь.

— Однако ты не сказал корреспонденту «Вашингтон пост», что отца послали в Бейрут вести переговоры о поставках оружия той стороне, которую хотели видеть победителями, — христианам. И ты также не сказал, что ваша служба безопасности так чертовски плохо работала, что мусульмане узнали о сделке и похитили моего отца, чтобы он не смог завершить переговоры.