— А у меня распухла кисть. Я вообще не смогу вести, — сказала Симона.
Пит перевел на вторую скорость. Стараясь не застонать, он повернул руль. От пульсирующей боли рука отказывалась подчиняться. “Рено” с трудом проскочил мимо канавы и выехал на грунтовую, покрытую гравием дорогу, пробивая фарами тьму.
— Простите меня, Симона.
— За что?
— За то, что втянул вас в эту историю.
— Сама напросилась. Вы сказали, что Джен убили, а я решила, что это все ваши фантазии. Думала, что шутите.
— Ничего себе шуточки. Какие уж тут фантазии. Я-то превосходно знал, на какой риск иду. Так разозлился, что едва соображал, что делаю. Вот вас и втянул… Не стоило просить вас о помощи.
— Теперь уже все равно. Я здесь. Выбор с моей стороны сделан. Давайте скажем так: оба мы лопухнулись. Так, кажется, у вас говорят?
— Послушайте, я могу теперь попробовать действовать в одиночку, оставить вас в этом городке. Но стоит вам показаться дома… Я боюсь. Может быть, он будет идти за вами.
Симона ничего не ответила, но Пит услышал, как она втянула воздух в легкие.
— Понимаете? Вполне возможно, что мы связаны не на один вечер. Этот может решить, что вы по уши завязли в этом деле. И подумает, что вы представляете собой опасность его существованию. Так что же — разделимся, или решим действовать вместе и впредь? — Хьюстон ждал, но ответа не последовало.
Он, не отрываясь, наблюдал за дорогой, несущейся в свете фар. Внезапно перед ним возникли какие-то дома, кафе, станция техобслуживания, бензоколонка. Фонарей было мало. Людей не было видно. Одинокая машина ютилась на одной улице. Прежде, чем Пит сообразил, “рено” промчался сквозь городок, и вновь перед ними раскинулась темная сельская местность. Он сделал разворот, морщась от страшной боли и двинул обратно.
— Вы так и не ответили, Симона.
— Я в ярости.
— Я же просил прощения.
— Да не на вас. Я зла, напугана, и мне не нравится, когда меня стращают. В Штатах этим страшно любил заниматься мой муженек. Ему так хотелось держать меня в руках. В своих, разумеется. А когда я от него сбежала, он принялся меня преследовать. Терроризировать. Дважды пытался меня прикончить.
— Господи.
— Приехала я обратно во Францию. И тут пообещала сама себе. Что никогда больше не буду жить в страхе. Никогда не стану думать о том, что кто-то прячется в кустах. Никогда никому не позволю покушаться на мою свободу. Никому не позволю подкрадываться, чтобы пугать меня. Так что с этого момента это и моя схватка. Я хочу остановить этого подонка.
19
Если судить по вывеске, то это был отель, но домик больше походил на пансионат в Штатах. Потрясающе старый дом, находящийся в квартале от основного перекрестка. В этом месте было абсолютно темно. Пит припарковал автомобиль возле каких-то довольно густых кустов дальше по дорожке. Сопровождаемые фырчанием мотора, они с Симоной пошли по улице.
Дом был темен и тих. Хьюстон постучал. Никакого ответа.
Хьюстон постучал еще разок. Его трясло от усталости, вызванной шоковым состоянием. Симона отошла подальше в тень, когда мимо проехала какая-то машина.
Третий раз и, наконец, появился свет. По вестибюлю прошла тень. Старая женщина в мешковатом халате и ночном колпаке появилась в небольшом окошке. Она слегка приоткрыла дверь и с подозрением уставилась на парочку.
Симона очень много говорила, по мнению Хьюстона, пока снимала комнату. Старушка была раздражена тем, что ее разбудили посреди ночи, а узнав к тому же, что Хьюстон и Симона — люди разных национальностей, вообще забеспокоилась, ее волновал вопрос, женаты ли они.
Хьюстон, подтверждая это, кивнул.
“Если же они не муж и жена, — проговорила старая перечница, — то она даст им раздельные номера”.
Пит все понял. Старую не интересовал вопрос греха. Просто сдай она две комнаты, денег будет вдвое больше.
Они не могли рисковать, ночуя в раздельных номерах. Наконец, Симона решила проблему, предложив за одноместный номер двойную цену, и старуха удовлетворенно кивнула.
Они втащили свои сумки. Вошли. Хьюстон заплатил. Женщина махнула рукой наверх, где виднелась какая-то дверь. Симона и Пит устало поднялись по лестнице.
— Она занимается не тем делом, что ей предназначено судьбой, — сказал Хьюстон. — Ей бы машины продавать.
— Сказала, что завтрак подают в шесть.
— Это означает лишь то, что она уверена, что мы его обязательно проспим, так что нет нужды его готовить. Беру назад свои слова. Ей следовало стать политиком.
Они вошли в номер. Комнатка оказалась чистой и опрятной, но маленькой. Медная кровать и провисший посередине матрас. Хьюстон поставил сумки на пол и потрогал его. Симона заперла дверь.
— Надеюсь, что вы не смущены, — проговорил Пит. — Другого выхода у нас не было. Придется жить в одной комнате.
— Я видела раньше спящих мужчин. Теперь самое главное, на мой взгляд, — кто расположится на кровати, а кто на стуле?
— Может, монету кинем?
— Думаю, что попользуюсь своим исключительным правом женщины и предложу вас кресло.
— Этого-то я и боялся. — Хьюстон осмотрел комнату. — Ванной, как видно, нет.
— Двойная цена, и вы еще надеялись на ванну? Мечтатель.
Хьюстон отворил дверь и выглянул в коридор.
— Так, пусто. Ну, раз уж мне все равно суждено спать в кресле…
— То и в туалет вы отправитесь первым. Этого-то я и боялась.
Они усмехнулись друг другу. А затем им вспомнились обстоятельства, приведшие их сюда, и лица Пита и Симоны моментально погрустнели.
— Я ненадолго, — сказал Хьюстон.
Схватив свою сумку, он вышел из номера. Возвратясь в пижаме и халате, он увидел, что Симона тоже переоделась и была уже в халате. Пока ее не было, Пит разыскал в ящике комода одеяло и пристроился в кресле. Но что-то не давало ему покоя. Какая-то важная деталь, которую, как ему казалось, он упустил.
Симона вернулась. Поставила свою сумку. Но вместо того, чтобы лечь, она уселась на краешке постели. И внимательно посмотрела на Хьюстона.
— Беллэй был прав.
— В чем?
— Правды вы не сказали.
— Ошибаетесь.
— Вовсе нет. — Лицо ее напряглось. — Меня с самого начала мучили подозрения. Уж слишком вам хотелось отыскать Сен-Лорана и отблагодарить его.
— Он ухаживал за могилой отца. Я ему обязан. Что тут такого странного…
— Ни за чем он не ухаживал.
— Что?
— Он же исчез в сорок четвертом. Не мог он сдержать обещание, данное вашей матери. Ничем вы ему не обязаны.
Пит почувствовал, как вспыхнуло его лицо.
— Но я решила не обращать внимания на неувязки, — продолжила женщина. — Подумала, что, видимо, у вас есть причина не раскрывать истинного мотива. Я думала, что это не моя забота. Вы мне понравились. Мне было любопытно. И решила продолжить притворство.
— Симона, я не хотел…
— Дайте же докончить. Затем умерла ваша жена, и я сочувствовала вашему горю. В отличие от многих моих сограждан, я симпатизирую американцам. Итак, я отринула сомнения. Стала помогать вам и дальше. Но теперь и меня хотят убить. Я вас за это не виню. Как я уже говорила, я свой выбор сделала и даже если сделала это бессознательно, вслепую, все равно выбор этот — мой, я за себя отвечаю. Но раз уж я вовлечена в это дело, пожалуйста, будьте со мной откровенны. Всю дорогу сюда я ждала объяснений, но вы не доверились мне, не удостоили меня правдой. Больше ждать я не в состоянии. Какого черта здесь происходит?
Пит внимательно смотрел на нее. Он нервничал не только из-за подстерегающей их опасности, но и из-за какого-то иного страха, — неуловимого, тайного, угрожавшего душевному миру и спокойствию, даже ясности сознания. Угроза походила на жестокое и опасное животное, подстерегающее их в ночи. Пит старался его не замечать, притворяясь, будто его вовсе не существует, что его подозрения не имеют под собой никакой реальной основы.
Но вот теперь настало время взглянуть правде в глаза. Тварь ощерилась из темноты.
— У меня есть, — произнес Пит, — немного бренди. — Он откинул одеяло, которым укрывался, нагнулся и взял в руки сумку. Открыл и вытащил из нее бутылку. Осмотрелся, но стаканов не увидел.
— Придется, как видно, из горла. — Открутив крышечку, он приложил бутылку к губам. Затем, заморгав, передал ее Симоне.
Она удивила его, взяв бутыль. Взглянула на этикетку, подняла бутылку ко рту и сделала мощный глоток. Хьюстон наблюдал за тем, как заходило адамово яблоко, когда Симона проглотила напиток. Затем она поставила бутылку между ними на пол.
— Правду, — потребовала она. — Вы все время тянете. Пит изучал лицо женщины, говорить ему не очень-то хотелось. А затем, словно внезапно порвалась нервная струна, тянущая его назад, он сказал:
— Все дело в отце. Я не могу найти его могилу. — Слова повисли в воздухе.
Пит порылся в карманах пиджака, отыскал пачку сигарет, закурил.
Симона была совершенно сбита с толка.
— Но при чем же здесь…
— Мать мне всегда говорила, что он похоронен на военном кладбище возле вашего городка. — Несмотря на тесноту в груди, Пит заставил себя продолжить. — Так как я все равно приехал во Францию, то решил почтить его память. Но — черт возьми! — оказалось, нет ни малейшего намека на запись, что он был здесь похоронен. Я ничего не понимал. Затем я припомнил, что матери писал некий Пьер де Сен-Лоран, что он ухаживает за могилой отца. Я подумал, что поговорив с Сен-Лораном, я узнаю, где находится могила.
Женщина совершенно ничего не понимала.
— И это?.. То есть вы верите в то, что ваша жена, сторож здания, вы и я пострадали только из-за того, что кто-то пытается вам помешать найти могилу отца?
— Нет. Таким образом это звучит полным идиотизмом.
— Тогда в чем же дело? Хьюстон глубоко затянулся.
— Все не так просто. Всякий раз, когда меня посещает эта мысль, я ее стараюсь отмести. То есть я хочу сказать, что она настолько безумна, что если обнаружится, что это правда, то…
— Питер. — Ее глаза умоляюще смотрели на него. — Большего безумия, чем то, что уже произошло, быть не может. Расскажите, — попросила Симона. — Доверьтесь мне.
Хьюстон кивнул.
— Попробуйте понять. Я никогда не знал отца. Он был убит примерно в то самое время, когда я родился. Мать его восхваляла на все лады. Какой он был умный, красивый, как нас любил. Высок, силен, отлично разбирался в автомобилях и пел, как оперная звезда. Для нас он был святым. Но все то время, пока я подрастал, я видел отцов своих друзей и по-черному им завидовал. Я знал, что эти люди не так круты, как мой отец, но они были живыми, и я всем сердцем жаждал, чтобы один из них был моим. Я спрашивал мать, не собирается ли она снова выйти замуж. Она говорила: “Никогда не отыскать человека, который мог бы сравниться с твоим отцом”. И так и не вышла. До смерти оставалась одинокой вдовой.
Он выдохнул клуб дыма. Симона подняла с пола бутылку и выпила. Лоб ее хмурился.
— Дети очень изобретательны, — продолжил Хьюстон. — Можно называть это фантазиями, ребяческой подозрительностью, основанной на неуверенности. А, может быть, следует назвать это надежной. — Он покачал головой. — Но мне начал сниться сон. Я его выдумал. Я его анализировал. Придумывал много-много различных — не знаю, как бы это получше обозвать — сценариев, что ли? А что, если отец вовсе не умирал? Вдруг он просто потерял память и вообще не знает о том, что у него есть жена и сын? Или такой, например. Может быть, его жутко изувечили или он покрыт кошмарными ранами, и он не хочет возвращаться домой, чтобы не показать своего уродство — шрамы там, всякие, знаете… Или того хуже, ну, это — поганейшая из возможностей: предположим, что с ним, наоборот, все в порядке, но он просто не хочет возвращаться домой? Значит, он нас оставил, повернулся ко мне спиной, пустив мое детство на самотек.
Внезапно Хьюстон почувствовал, как к глазам подступили слезы. В горле запершило. Он схватился за тлеющий уголек сигареты, словно хотел уничтожить печаль, надеясь, что боль в сожженных пальцах отвлечет его от переживаний прошлого.
— Питер, — проговорила Симона нежно. Она встала и подошла к нему. Положила руки ему на плечи.
Его трясло, но он вдыхал в себя запах ее духов. Не в силах взглянуть на женщину.
— Я же говорил, — произнес он, крепко зажмуриваясь, — что дети очень изобретательны. Ее руки крепче сжали его плечи.
— Так вы думаете, что ваш отец все еще жив? — От недоверия ее голос звенел, как новая струна. Но в нем звучало еще кое-что: невообразимый ужас.
— В свое время мальчик убрал свои детские фантазии в коробку вместе со старыми игрушками. Он наконец-то вырос. И вот теперь я узнаю, что отец не похоронен на том месте, которое указала мать, что Пьер де Сен-Лоран исчез, и черт побери! — мне до смерти хочется узнать, что здесь происходит! Если то, что мать рассказывала о могиле — правда, то что же ложь?! Сколько всего, что я принимал на веру, окажется вымыслом? Единственный человек, который в силах открыть правду — это Сен-Лоран, но некто так обеспокоен тем, чтобы мы его не отыскали, что уже дважды на меня покушались. Убили жену, и…
Голос Хьюстона сорвался. Симона притянула его к себе: он уткнулся лицом в ее живот и почувствовал, как она держит его, успокаивая.
Оба застыли, когда раздался стук в дверь.
Повернулись к двери. Удар погромче.
Симона прошла к дверям. Вытирая слезы, Хьюстон наблюдал за тем, как она распахивает створку. И напрягся.
Услышал голос старухи.
Симона что-то ответила. Затем снова голос старухи. И шаркающие шаги по лестнице.
Симона закрыла дверь.
— Говорит, что не даем ей спать.
Пит кивнул.
— Все понятно. Если со мной будет продолжаться истерика, то к завтрашнему дню меня можно будет спокойно выбрасывать в мусорное ведро.
Женщина, внимательно смотря на него, подошла ближе. Наклонилась и поцеловала в щеку.
— Мы найдем Пьера де Сен-Лорана, — сказала она. — Так или иначе, но ответы на все вопросы получим.
Сон наступил быстрее, чем он ожидал. Когда Симона выключила свет, Пит услышал ее шаги. Затем звук скидываемого халата и хруст простыней, когда она забиралась между ними.
Он поплыл и во сне снова очутился на Рю Габриэль 113. Он выходил с Симоной их офиса. А сторож наоборот входил. Пит снова услышал телефонный звонок. Взрывом его швырнуло вниз по лестнице. Он почувствовал, как навалилась на него сверху Симона. Он поднял ее. Но тут же заметил, как странно повернута ее шея и под каким неестественным углом торчит вниз подбородок. А во лбу торчит кусок заостренного дерева с кулак величиной. Она была мертва. Боже, Боже, он ее убил! Сначала Джен, затем Симону! Не единожды, но дважды! И он закричал, когда мертвые глаза француженки уставились на него. Он кричал и кричал. А затем в панике рванулся…
— Питер!
Он бился в руках, которые старались его удержать.
— Питер! Все в норме! Тебе приснился кошмар!
Он заморгал, дрожа, и уставился на пытавшуюся удержать его в кресле Симону.
— Не единожды, но дважды, — пробормотал Пит.
— Все в порядке. Просто сны.
— Раз, затем другой…
Кожа пошла пупырышками. Хьюстон зашарил в поисках выключателя и во внезапно вспыхнувшем свете повернулся к женщине.
— Дважды, — сообщил он ей, задыхаясь.
— Верно, я все знаю. Сначала автокатастрофа, затем бомба. А дальше?
— Я не это имел в виду. — Ясность ударила, как взрывная волна. Потому что наконец-то он вспомнил ту деталь, что не давала ему покоя. — Дважды. Дважды уже все случалось. Кладбище. В прошлом месяце приходил человек, который тоже искал могилу отца. И сержант не смог ее отыскать. А еще в прошлом году. Сержант сказал, что и тогда произошло то же самое.
Хьюстон увидел, как расширились ее зрачки.
— Боже мой! — прошептала она. — Так значит есть еще пропавшие могилы?
20
Пит перевел рычаг на вторую скорость. “Рено” с натугой понесся вверх по склону холма и перевалил через гребень. Хьюстон вывел на третью.
— Где это?
Она задохнулась.
— Ты что, никогда не видела?
— И не хотела бы. Господи, так сколько же сыновей там полегло?
— Десять тысяч.
— Да, — выдохнула Симона — Потери.
Он снизил скорость возле металлических ворот, и въехал на автостоянку. Взвизгнули тормоза, когда он резко остановился перед табличкой: Памятник Американским Бойцам.
Они пошли быстрым шагом к широкому приземистому зданию. Хьюстон толкнул дверь, придержал створку для Симоны и повернулся. В центре комнаты, как обычно, — диорамы, за ними дальше, за конторкой — стройный высокий клерк.
Он походил на робота, автоматически включившегося при звуке приближающихся шагов. Он вытянулся во фрунт.
— Слушаю вас, сэр. Мистер… Хьюстон? Как поживаете?
— Управляющего.
— Сэр, он занят в своем кабинете.
— Приведите.
— Если появилась дополнительная информация, можете выдать ее мне.
— Я же сказал: давайте сюда Эндрюса.
Клерк, похоже, страшно обиделся. Пожав плечами, он повернулся к двери управляющего.
Стучать не пришлись. Она сама отворилась.
Расправив плечи и опуская рукава, из кабинета вышел Эндрюс. Мускулы распирали хрустящие рукава его чистейшей сорочки.
— Прошу меня извинить, мистер Хьюстон, — они обменялись рукопожатиями, — но я ничего нового не узнал.
— Зато узнал я, — сказал Пит.
Эндрюс внимательно посмотрел на американца. А затем изумленно уставился на Симону.
— Моя жена… — Хьюстон сглотнул. — Мертва. Это женщина мне помогает. Эндрюс застыл.
— Мертва? Но ведь…
— Об этом я разговаривать не желаю. — Голос Хьюстона был резок и груб, с надломом. — Это слишком большая боль. Каким-то образом, сам того не желая, я на что-то наткнулся. Во что-то влез. Послушайте, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов.
— Пожалуйста. Давайте любые.
— Когда мы с женой были у вас, вы сказали, что ошибки имели место.
— Верно. Военные не безгрешны.
— И привели два примера.
— Я не…
— В прошлом году кто-то приезжал, чтобы отыскать могилу отца, и не нашел.
— Точно.
— То же самое случилось в прошлом месяце. Так вот, мне необходимы фамилии этих людей.
— Но зачем они вам? — Лоб управляющего покрылся глубокими морщинами. Он наклонился вперед. — Вы предполагаете…
— Пожалуйста. Мне нужны их фамилии.
— …что здесь есть какая-то связь? Что если мы отыщем одну могилу, то найдем и остальные?
— Не знаю. Это только предположения. Но не могу избавиться от ощущения, что что-то здесь нечисто. Совпадение? Что ж, возможно. Но мне…
— Секундочку.
Хьюстон смотрел, как управляющий вернулся в свой кабинет. На одно жесточайшее мгновение ему так ясно вспомнилось первое посещение кладбища, что Питу показалось, поверни он сейчас голову в сторону, и в поле зрения покажется Джен.
Но на него смотрела Симона. Скорбь набухала, болью толкая в сердце.
— Джеффри Хэтчинсон. — Вернулся Эндрюс, держа в руках листок бумаги. — Второго имени найти не удалось. В прошлом месяце этот Хэтчинсон оставил свой адрес и телефон на тот случай, если мне удастся-таки найти могилу.
Хьюстон вытащил бумажник.
— Я могу вам заплатить за звонок по телефону, или постараюсь поговорить по общественному.
— Что? Не…
— Если он был здесь в прошлом месяце, значит, уже вернулся домой. Мне необходимо с ним поговорить.
— Но зачем? Он ведь рассказал мне все, что знал.
— Мне кажется, что кое-что он все-таки запамятовал.
Эндрюс хмурился.
— Значит, вы настолько уверены, что здесь что-то не в порядке, что есть какая-то связь?..
— Есть только один способ это проверить. Эндрюс какое-то время раздумывал.
— Разговор через океан. В Штатах еще ночь.
— Тогда, значит, он спит. Вероятнее всего, он дома.
Эндрюс не отрывал взгляда от Хьюстона.
— Вот, что я вам скажу. Заключим договор. Если все ваши предположения окажутся полным бредом, то вы заплатите Военному Министерству за сделанный телефонный звонок. Если окажетесь правы, сохраните деньги.
— Деньги меня не волнуют. Мне просто очень нужно с ним поговорить.
Эндрюс кивнул.
— В мой офис, пожалуйста.
И снова Хьюстон вспомнил свой первый приход сюда. Он вошел в кабинет управляющего вслед за Дженис. На сей раз он шел за Симоной, и за время между этими двумя посещениями в его жизни перевернулось все. Пит почувствовал злость и горечь.
В кабинете все так же гудели лампы дневного света. Эндрюс снял со стены трубку; указал на жесткие металлические стулья.
— Это займет некоторое время.
Но Хьюстон остановил его.
— Подождите.
Рука Эндрюса хотела набрать номер.
— В чем дело?
— Прежде чем вы начнете… Дайте взглянуть на эту бумагу. — Хьюстон взял со стола бумагу и карандаш, что-то написал. Затем сложил листок и положил его на стол.
— Это что еще за новости? — спросил управляющий.
— Мне бы хотелось кое-что доказать вам.
Эндрюс не понимал. Его глаза буравили лицо Хьюстона.
Где-то в глубине полыхали сомнения. Он начал тыкать пальцами в цифры на панели.
— Хотелось бы, чтобы все это можно было бы объяснить.
Он проговорил что-то в трубку.
Хьюстона восхитил его беглый французский.
— Если линии не перегружены, — объяснил Эндрюс Питу и принялся барабанить пальцем по стене. И снова проговорил по-французски: — Уи? А, мерси. — Хьюстону: — Нам везет.
Пит ждал.
— Да? Мистер Хэтчинсон? — проговорил Эндрюс. — Я понимаю, что для звонка время не совсем подходящее, но… Управляющий Эндрюс, сэр. С военного кладбища к северу от Сен-Лорана, Франция… Да, да, именно. Нет, сэр, никаких новостей у меня пока нет, но… я прекрасно все понимаю, сэр… Прошу прощения за то, что разбудил… Пожалуйста, секундочку. Здесь у меня стоит один человек, который очень хочет с вами побеседовать.
Несмотря на расстояние Хьюстон услышал рычание, доносящееся из трубки. Вздрогнув, Эндрюс передал трубку Питу.
— Не хотел бы я быть на вашем месте.
Пит взял трубку. Голос на том конце провода замолк. Он слышал потрескивание на трансатлантической линии. Смутный перехлест голосов из другого разговора. И отчетливо проговорил:
— Мистер Хэтчинсон, меня зовут Питер Хьюстон. Вы меня не знаете, так что не пытайтесь вспомнить, где мы могли встречаться.
— Черт, да вы соображаете, сколько сейчас времени?! — раздался сиплый голос.
— Да, я думаю, около пяти.
— Без пятнадцати! Вы разбудили мою жену и детей! Мне плевать на то, есть ли у вас новости! Сержант, кстати, сказал, что их нет. Какого черта?! У вас что, ребята, это новая хохма — звонить за океан, будить людей и смотреть, что из этого получается?! Блин, да что же это в конце концов!..
— Прошу прощения за причиненные неудобства. Но мне необходимо задать вам один вопрос. Ответ может ничего сам по себе не значить, но он поможет отыскать могилу вашего отца. Мне было необходимо немедленно связаться с вами.
— Кто вы, черт побери, такой? Армейский чин?
— Нет. Сейчас я не могу вам этого сказать. Пожалуйста, позвольте задать вам вопрос.
— Давайте же! Все, что угодно, только чтобы еще поспать! Я на двух работах…
— Мистер Хэтчинсон, ваша мать никогда не получала писем от француза? В сорок четвертом? В котором француз пишет о том, что благодарен людям, освободившим его страну. И собирается ухаживать за могилой вашего отца?
— Это и есть ваш вопрос? Да кто же помнит эту дремучую старину?
“Я, — подумал Пит. — Видимо, отец мне был позарез нужен”.
— Так, значит, не помните?
— Разумеется, нет. Я был тогда пацаном!
Возбуждение, железным кольцом сжавшее горло Хьюстона, начало спадать.
— А вот теперь, черт бы вас подрал, вы еще и мать разбудили! — с новыми силами проорал Хэтчинсон. — Во, сюда идет! Да вы весь чертов дом на уши поставили!
— Мистер Хэтчинсон, пожалуйста, спросите у нее, — снова сердце заколотилось, как ненормальное.
— Чего еще спросить?
— О французе.
— Да ради… Эй, подождите-ка! секундочку!
Хьюстон услышал дробный стук трубки, словно ее клали на что-то твердое. Затем послышался вопль младенца и бурчание отдаленного разговора.
Внезапно Хэтчинсон снова появился на линии.
— Было такое письмо. Ну, вы удовлетворены?
— Мне необходимо узнать имя француза, который его писал.
— Да ради…
— Пожалуйста, раз ваша мать все равно рядом. Это займет всего секунду. Спросите.
И снова приглушенный, смазанный разговор. А потом больше не раздавалось воплей младенца. И голоса стихли. Хьюстон слышал в трубке лишь потрескивание.
— Мне кажется, он ушел и оставил меня с носом, — сказал Хьюстон Эндрюсу и Симоне. — Выравнивает счет, мстит за то, что я его поднял с постели.
Хьюстон взглянул на часы. Прошла минута.
— Зарывается. Повешу трубку и наберу номер снова.
Но, когда он собирался было повесить трубку, в ней раздался голос Хэтчинсона.
— Пьер де Сен-Лоран. Мать сберегла все письма. Ну, теперь, надеюсь, все?
— Вы просто себе не представляете, мистер Хэтчинсон, насколько вы меня обрадовали. Большое вам спасибо. — Хьюстон едва не расхохотался от радости. — Сейчас я передам трубку снова управляющему Эндрюсу. Повторите, пожалуйста, ему все, что вы мне сказали.
— Какая-то чушь.
— Всего минуту. — Рука Хьюстона тряслась от возбуждения. — Возьмите, — сказал он Эндрюсу. Симона встревоженно наклонилась к нему.
— Представляешь? — спросил Пит. Эндрюс уже говорил в трубку:
— Мистер Хэтчинсон? Да, назовите, пожалуйста, это имя. — Он нахмурился, словно на другом конце провода несли какую-то тарабарщину. — Да, благодарю, — произнес он и гневно зыркнул на Хьюстона. — Я не уверен, что это важно. Если же это поможет, то можете быть совершенно спокойны: я с вами свяжусь.
Эндрюс повесил трубку и взглянул на Пита.
— Допустим, что я сегодня туго соображаю или накануне переел снотворного и только что проснулся. Или что я глуп с рождения. Видя ваше возбужденное состояние, можно решить, что вы что-то обнаружили. Если это и так, то я этого не заметил. Имя, которое назвал мне Хэтчинсон, для меня пустой звук и ничего не значит.
— Какое имя?
— Сен-Лоран. Пьер де Сен-Лоран.
— Хорошо. — У Хьюстона был ликующий, взвинченный голос. — Разверните теперь листок бумаги.
— Я все время… — Но он осекся, так и не поведав своим слушателям, что именно он все время делал.
Взял листок.
Хьюстон услышал, как тяжело выдохнула воздух Симона. И повернулся, чтобы увидеть совершенно пораженного Эндрюса, который в недоумении смотрел то на Пита, то на бумагу, на которой крупно было выведено: Пьер де Сен-Лоран.
— Но каким образом… Как вам удалось узнать?..
— Надеюсь, время у вас найдется, — сказал Питер.
— Для чего?
— Для того, чтобы послушать чертовски занимательную историю.
21
Это заняло час времени. Клерк приносил кофе, наполнял чашки, вытряхивал переполненные окурками пепельницы. Голос Хьюстона становился все тише, Симона дополняла его рассказ деталями. Пит смотрел в глаза управляющему, чтобы понять его отношение к этой истории. Вначале глаза отказывались во что бы то ни было верить. Вскоре в них замелькало любопытство… Заинтригованность быстро сменилась изумлением, затем шоком, а затем, наконец, пониманием скрытого пока смысла. Эндрюс казался потрясенным.
— Если вы окажетесь правы… — Он выглядел так, словно тот упорядоченный мир, в котором он до сих пор жил, не вынесет подобного безумия. — Да нет, этого не может быть. Невозможно. Боже, да как же такое пришло вам в голову?
— Как? Да вот так, — спокойно отозвался Пит. — Нужно проверить ваши записи.
— То, что вы хотите найти, в записях нет. Этого там не может быть.
— Телетайп у вас имеется?
Эндрюс кивнул.
— Вместе с рацией, в комнате связи.
— Так вот, то, что мы ищем, может быть в чьих-то записях.
Эндрюс положил обе руки на стол. Хьюстон наклонился к нему и увидел, как побелело у того лицо. Эндрюс решительно поджал губы. Затем отодвинулся на стуле и резко встал.
— Давайте попробуем.
Они вышли из кабинета, прошли мимо стойки и в дальнем конце огромной комнаты увидели массивную дверь, на которой по-английски и по-французски было написано “НЕ ВХОДИТЬ”.
Эндрюс толкнул ее и пропустил своих попутчиков вперед. Они оказались в совершенно белом коридоре с горящими под потолком лампами дневного света… Одна дверь — туалет. Вторая — оборудование для ремонта. Следующая — комната связи. Они вошли.
Хьюстон увидел рацию, телетайп и несколько громоздких штуковин, назначения которых он себе не представлял. У рации сидел давнишний клерк.
— Я почти закончил.
— А зачем на кладбище такое оборудование? — спросил Хьюстон.
— Все это барахло нам присылают для того, чтобы мы готовились к Третьей Мировой. Оно здесь нужно, как рыбе зонтик.
— Наконец, оно вам понадобится для нужного дела. Несмотря на настроение, Эндрюс ухмыльнулся.
— Надеюсь, что не забыл, как тут все это… Но Хьюстон отлично чуял страх, с которым Эндрюс садился за телетайп.
Управляющий отпечатал несколько слов, ряд букв, и телетайп откликнулся набором кода.
— Эта машина соединена с нашим основным европейским офисом, — объяснил Эндрюс. — Сейчас второй оператор ответил, что получил мое сообщение и слушает.
Эндрюс еще что-то напечатал.
— Запрашиваю разрешение на ввод информации в Штаты.
Телетайп отпечатал: “Ваше разрешение введено. Причина”.
И знак вопроса.
— Давайте придумаем что-нибудь получше.
Пока Хьюстон нервно соображал какую-нибудь причину для подобного запроса, Эндрюс отстукал еще несколько фраз:
“Неполные данные по кладбищенским спискам. Прошу информацию для установления местонахождения могилы пропавшего солдата”.
— Это заставит их почесать в затылках. Если сами не поймут, то отправят мяч кому-нибудь другому.
Пауза. Телетайп застрекотал: “Причина принята. Укажите, к кому относится ваш запрос”.