24

Питтман надеялся перехватить у Брайана немного деньжат, но теперь об этом не могло быть и речи. У него в кармане оставалась долларовая бумажка и две монеты, десятицентовая и пятицентовая. Он направился к станции сабвея, чтобы снова вернуться в Манхэттен, не очень представляя себе, как это сделает, поскольку денег на жетон не хватало. Все больше и больше давали себя знать голод и усталость. Не покидало ощущение, что он потерпел фиаско.

Машины, стоявшие рядом с похоронной конторой, вновь вызвали гнетущую боль расставания с Джереми: закрытый гроб, фотография, одноклассники сына, пришедшие проститься, Берт (теперь и Берт мертв), ссоры с женой, сейчас уже бывшей («Это ты во всем виноват, — твердила она. — Следовало раньше обратиться к врачу»).

После погребения все собрались в похоронной конторе на поминки с сэндвичами и соболезнованиями. Питтман был настолько подавлен, что не мог слова вымолвить, хотя бы поблагодарить за сочувствие. Он машинально взял предложенный сэндвич, но чуть не подавился этим ломтем ржаного хлеба с тонким, как папиросная бумага, кусочком индейки. Еще тогда на него накатила депрессия, серая, как туман.

Вот и сейчас этот туман словно придавил его своей тяжестью. И только страх заставлял двигаться, адреналин в крови толкал вперед. Силы иссякли, уступив место летаргии и отчаянию. Питтман не знал, способен ли на дальнейшие действия.

" — Может быть, обратиться в полицию? Пусть разберутся во всем.

— А что, если кто-нибудь преодолеет полицейские заслоны и прикончит тебя?

— Не все ли равно? Я слишком измучен, чтобы думать о таких пустяках.

— Не обманывай себя!

— Это правда! Смерть для меня — избавление!

— Нет. Ты не должен сдаваться, — прозвучал голос Джереми.

— Но что я могу сделать? У меня даже нет денег, чтобы добраться до Манхэттена.

— Да брось ты, пап. Всю жизнь ты бегал. А теперь не в силах совсем немного пройти?"

25

Путешествие заняло три часа. Ступни нестерпимо болели, мышцы ныли, несмотря на то, что Питтман сменил туфли на кроссовки, предусмотрительно положенные в спортивную сумку. Ослабевший и голодный, он наконец добрался до Манхэттена, до Гранд-стрит в Нижнем Ист-Сайде и принялся искать номер дома, указанный в компьютерном досье О'Рейли.

Питтман все время озирался по сторонам, опасаясь преследования. Ведь Глэдис Ботулфсон могла передумать, если Брайан сильно ее разозлил, и снова набрать 911, чтобы проучить супруга. А Брайан мог рассказать о досье О'Рейли. Но с какой стати он станет это делать? Судя по всему, он не терпит свою супругу и рад досадить ей.

Но не только это беспокоило Питтмана. Что, если О'Рейли сообщил властям устаревший или просто неправильный адрес? Что, если не удастся найти знаменитого взломщика?

Опасения стали вполне реальными, когда Питтман нашел нужный дом и обнаружил, что перед ним не жилое здание, а ресторан с неоновой вывеской в витрине: «У ПЭДДИ».

Вот дерьмо! Что же теперь делать?

Не оставаться же на улице. И Питтман вошел в ресторан, стараясь ничем не выдать своего волнения.

Он даже не заметил ирландский декор заведения — зеленые скатерти, трилистники на меню и большую карту Ирландии на стене, сосредоточив все внимание на дюжине посетителей, толпившихся в основном у стойки бара.

Несколько человек оторвались от выпивки и глянули в его сторону. Питтман направился к кассовому аппарату, где стоял верзила бармен. Фартук на нем был тоже зеленым.

— Что будем пить?

— Я ищу друга. Шона О'Рейли.

Бармен принялся протирать полотенцем стойку.

— Мне сказали, что он остановился по этому адресу, — пояснил Питтман, — а здесь, оказывается, ресторан. Не знаю...

— Как?..

— Что как?

— Как вы узнали этот адрес?

— Мне сообщил его контролер, он у нас общий с О'Рейли. Я тоже досрочно освобожден.

Бармен продолжал тщательно протирать стойку.

— Мы познакомились с Шоном, еще когда он исполнял свой гражданский долг и по заданию департамента полиции объяснял в телевизионной передаче, как уберечь свое жилище от взломщиков.

— Ну и что? Зачем он вам нужен?

— Старая дружба. Мне надо ему кое о чем рассказать. — Питтман потянул за цепочку и вытащил из кармана нож. — Вот об этом.

Бармен с посветлевшим лицом смотрел на отмычки.

— О... значит, и у вас есть такая штука? — Улыбаясь, он вынул из кармана связку ключей, среди которых болтался нож, и продемонстрировал Питтману. — Шон дарит их только друзьям. Вы не ошиблись. Он живет здесь. В комнате наверху. По вечерам помогает мне.

— Думаете, он сейчас дома?

— Думаю, да. Никак не проспится после вчерашнего.

В ресторан ввалилось с полдюжины посетителей.

— Работенки у нас сегодня — только держись. — Бармен налил в стакан томатного сока, добавил острый соус «Табаско» и вылил туда сырое яйцо. — Захватите-ка это с собой. Пусть выпьет. Ему полегчает. Лестница в той стороне зала. Второй этаж, последняя комната по коридору.

26

В коридоре на втором этаже все запахи заглушал запах капусты. На стук в дверь никто не ответил. Питтман постучал вторично и услышал стон, постучал в третий раз, стон стал громче. Тогда он толкнул дверь, она оказалась не запертой. В просторной комнате жалюзи на окнах были опущены, свет погашен, а Шон О'Рейли растянулся на полу.

— Свет... Свет... — стонал Шон.

Питтман решил, что свет, падавший из коридора, раздражает О'Рейли, и поспешно захлопнул дверь. Но в полной темноте Шон продолжал подвывать:

— Свет... Свет...

— Нет здесь никакого света, — произнес Питтман.

— Я ослеп. Ничего не вижу. Свет... Свет...

— Зажечь электричество?

— Ослеп... совсем ослеп...

Питтман пошарил по стене, нашел выключатель. Голая лампа под потолком загорелась желтым светом. О'Рейли заметался, прикрыл ладонями глаза, не переставая стонать:

— Слепну... Вы хотите меня ослепить.

«Бог мой!» — ужаснулся Питтман.

Он присел рядом с Шоном, отнял ладонь от его лица и увидел, что левый глаз у него воспален.

— Вот возьмите. Выпейте.

— Что это?

— Бармен прислал.

Шон судорожно схватил стакан, сделал несколько глотков и издал какой-то странный звук — словно захлебнулся.

— Что это, Иисус, Мария и Иосиф? Что за бурда? Тут ни капли спиртного!

— Садитесь. Выпейте еще.

Как ни сопротивлялся О'Рейли, Питтман все же заставил его опустошить стакан.

Шон скорчился, прижавшись спиной к кровати, и завыл. Он был все таким же, как и во время их последней встречи, ни на фунт не прибавил в весе и по своему сложению очень напоминал жокея. Однако пьянство его состарило, виски стали седыми, а лицо избороздили морщины.

— Кто вы такой?

— Друг.

— Не припоминаю.

— Вам просто надо поесть.

— Все равно вывернет наизнанку.

Питтман поднял телефонную трубку и сказал:

— Неважно, закажите что-нибудь.

27

Сэндвич с куском отличного мяса и маринованным укропом, который принес бармен, оказался на редкость вкусным. Питтману хотелось съесть его не торопясь, чтобы продлить удовольствие, но, измученный голодом, он с жадностью набросился на еду. Ведь во рту у него не было ни крошки с тех пор, как утром он выпил апельсиновый сок и съел булочку. Питтман глотал огромные куски, не прожевывая, и быстро опустевшая тарелка привела его в уныние.

Лежа на постели, Шон с ужасом следил за Питтманом.

— Боюсь, сейчас меня стошнит, — сказал он и скрылся в туалете.

Когда взломщик вернулся, Питтман уже прикончил сэндвич, принесенный барменом для О'Рейли.

Шон сел на кровати и уставился на Питтмана:

— Нет, не припомню.

— Я прошел у вас скоростные курсы взлома замков.

— Совершенно не помню...

— Вы еще сказали, что я прирожденный взломщик.

— Забыл... Впрочем... постойте. Вы тогда были репортером?

Питтман кивнул.

— И я дал вам...

Питтман продемонстрировал нож.

— Точно. Теперь вспомнил.

— С тех пор я значительно вырос, — сказал Питтман.

— О чем вы?

Питтман запустил руку в спортивную сумку, извлек купленную по дороге в ресторан газету и швырнул Шону.

— Статья с веселеньким заголовком: «Склонный к самоубийству составитель некрологов — маньяк-убийца». Они пишут «предполагаемый», но уверены, что самый настоящий.

О'Рейли читал и все больше мрачнел, поглядывая на Питтмана.

Наконец он отложил газету.

— Похоже, вы были сильно заняты в последнее время?

— Конечно. Убивал направо и налево. Вряд ли кто-нибудь способен натворить больше.

— Ну, а мне чего от вас ждать?

— Как видите, я пока не причинил вам вреда.

— Вы хотите сказать, что в газете все врут?

Питтман покачал головой.

— Но почему вы явились именно ко мне?

— Потому что доверяю вам.

— И что вам от меня нужно?

Зазвонил телефон.

— Хэлло? — Он внимательно слушал, потом бросил трубку. — Итак, сейчас здесь будет полиция, — сказал он, явно встревоженный. — Господи, наверняка пронюхали о стиральных машинах.

Питтман, разумеется, ничего не понял.

О'Рейли бросился к окну, поднял жалюзи, дернул кверху раму и выскользнул на пожарную лестницу.

Питтман услышал в коридоре тяжелый топот и бросился запирать дверь, по которой тут же забарабанили кулаками.

Он подхватил сумку и рванулся к окну. Сильно ударившись плечом о раму, выругался, выскочил на пожарную лестницу и начал спускаться по металлическим перекладинам, как он полагал, вслед за О'Рейли. Но, глянув вниз, вместо Шона увидел двух орущих полицейских, которые, задрав головы, тыкали в него пальцами.

Вдруг прямо над головой Питтман услышал шум. Изогнулся и, заметив Шона, ползущего в направлении крыши, последовал за ним.

— Стой! — донесся снизу крик полицейского.

Питтман продолжал взбираться.

— Стой! — орал полицейский.

Питтман начал карабкаться еще быстрее.

— Стой!!!

«Сейчас начнут стрелять», — подумал Питтман, но не остановился. Добравшись до верха, он перевалился через решетку ограждения и оглядел крышу в поисках Шона. Все крыши в этом квартале соединялись между собой, и Шон мчался мимо вентиляционных труб и слуховых окон к дверям на самой отдаленной крыше. Его короткие ноги мелькали словно спицы колеса.

— Шон, подожди!

Питтман поспешил следом. Позади на перекладинах пожарной лестницы уже слышались тяжелые шаги.

Шон достиг двери и выругался, обнаружив, что она заперта.

Питтман подбежал к О'Рейли в тот момент, когда тот навалился на дверь плечом и опять выругался.

— Хреново! Я оставил нож в комнате, вместе с ключами.

— Вот. — Задыхаясь, Питтман протянул Шону нож.

Шон улыбнулся, узнав свой подарок, бросил взгляд в сторону полицейских, которые только что выбрались на крышу, и вмиг открыл отмычкой замок.

Полицейские буквально рычали от злости, но Шон и Питтман уже скользнули в дверь, которую Шон, как только они оказались на лестничной клетке, так же быстро запер.

— Стиральные машины. Они пронюхали про стиральные машины, — бурчал себе под нос Шон. — Интересно, какой гад настучал им?

По двери забарабанили кулаки.

Шон скатывался по ступеням, Питтман за ним.

— Кто настучал о стиральных машинах? — продолжал бубнить Шон.

«А может, они явились за мной?» — думал Питтман.

28

— Не оглядывайтесь. Идите спокойно.

Они свернули за угол.

— Пока полный порядок.

Шон остановил такси.

— Только не дергайтесь, не гоните водителя, а то что-нибудь заподозрит, — предупредил Шон и небрежно бросил, когда они влезли в машину:

— Нижний Бродвей, — после чего замурлыкал песенку.

29

— Возвращаю ваш нож.

— Спасибо. Извините, что не заплатил свою долю за такси. Я пустой.

— Вы спасли меня от тюрьмы. Этого на всю жизнь хватит.

Они находились на чердаке какого-то склада на Нижнем Бродвее. Чердак, со сдвинутой к центру мебелью, очень напоминал пещеру. Мебели было не много, но вся высшего класса.

Итальянский кожаный диван, кофейный столик и светильник из бронзы, а также ковер восточной ручной работы. Едва заметные в неярком свете лампы, громоздились многочисленные ящики.

Шон развалился на диване, потягивая «Будвайзер» из банки, которую достал из холодильника.

— Что это за место? — поинтересовался Питтман.

— Мое маленькое убежище. Но вы так и не сказали, что вам от меня надо?

— Помощи.

— Какого рода?

— Мне раньше не приходилось скрываться.

— Иными словами, вам нужен совет.

— Ночь я провел в парке. Уже два дня не мылся. Выпрашиваю еду. Теперь я понимаю, почему нетрудно поймать беглого преступника. Он просто измотан.

— Как я понял, у вас хватило ума не обращаться за помощью к родственникам или друзьям.

— Что касается родственников, то у меня никого нет, кроме бывшей жены, а за друзьями наверняка установлена слежка.

— И вы решили прийти ко мне.

— Не сразу, а лишь когда вспомнил о людях, у которых брал в свое время интервью. Во-первых, у этих людей есть необходимый мне опыт, а во-вторых, полиции и в голову не придет искать меня у них.

Шон одобрительно кивнул.

— Но я не знаю, что вам посоветовать. Здесь есть туалет и душ. И переночевать можно. Я-то здесь точно останусь. Чтобы копы не достали. Ну, что еще...

— Наверняка вы что-нибудь придумаете.

— Да, у вас есть прекрасный выход!

— Выход?

— Ну да! Прикиньтесь сумасшедшим!

— Что?!

— К примеру, вся эта фигня насчет самоубийства. Ведь ничего такого нет, уверен!

Питтман промолчал.

— Или я ошибся? — с изумлением спросил О'Рейли.

Питтман продолжал молчать, сосредоточенно глядя на банку кока-колы, которую держал в руке.

— Вы потеряли сына и рехнулись, — сказал Шон.

— Да, именно так.

— Когда мне было двадцать пять, погибла моя сестра на год моложе меня. В автомобильной аварии.

— И?

— Я чуть было не упился до смерти, уж очень ее любил.

— В таком случае вы должны меня понять.

— Да. Но сейчас у вас все другое. Не так ли?

— Не понимаю!

— Ну, когда человек голоден, напуган, измотан...

— Да, я чувствую себя эгоистом. У меня был замечательный сын. И вот я здесь дрожу за свою шкуру.

— Это ваше дело, и я ничего не могу посоветовать. Но знаю, что ваш сын сказал бы: «Спасай свою задницу, отец». Так и действуйте.

30

Душ был примитивен — сетка над пластмассовой кабинкой со сливным отверстием в бетонном полу. О мыле, шампуне или полотенце не было и речи. Питтман порадовался, что у него достало прозорливости сунуть туалетные принадлежности в спортивную сумку. Он нашел два стальных стула и подтащил к входу в кабинку. На один повесил пиджак, на другой — брюки. У кабинки не было дверей, и когда Питтман вытирался грязной рубашкой, то с удовлетворением отметил, что пар из кабинки, как он и предполагал, несколько разгладил мятые пиджак и брюки.

Питтман натянул чистое белье и носки, решив, однако, сохранить нетронутой последнюю свежую рубашку. Надев хлопчатобумажную черную куртку от тренировочного костюма, он вернулся в прибежище Шона среди ящиков.

В шкафчике, который раньше был закрыт, оказался телевизор — Шон смотрел новости Си-Эн-Эн.

— Вы у них вроде звезды.

— Еще бы. Скоро появится телесериал со мной в главной роли.

— Итак, — протянул Шон, открывая еще одну банку пива, — из газеты и новостей я понял, что они думают. А вы что скажете?

И Питтман принялся рассказывать. Второй раз за день.

Шон внимательно слушал, время от времени задавая вопросы. И когда Питтман кончил, сложил руки перед собой и, соединив кончики пальцев, произнес:

— Поздравляю.

— С чем?

— Я ворую с двенадцати лет, полжизни провел за решеткой. Трижды ложился на дно, скрываясь от мафии. Имел четырех жен, двух — одновременно. Но в таком дерьме, как вы, не сидел. И все это за два дня?

— Да.

— Достойно «Книги рекордов Гиннеса».

— Видимо, я обратился не по адресу, но хоть развеселил вас немного.

— Вы лучше мне скажите, кто подослал убийцу в ваш дом?

— Понятия не имею.

— Но надо же кому-то представить дело так, что именно вы убили Миллгейта?

— Ничего не могу сказать...

— Проклятье! Не пора ли появиться хоть какой-нибудь самой захудалой идее, приятель? Насколько я понимаю, с того самого момента, как вы совершили в собственной квартире убийство...

— Это случайность.

— Уверен, вашему врагу это на руку. А вам приходится скрываться.

— Выбора нет.

— Зачем вы пошли к специалисту по компьютерам? Для чего разыскали меня? Чтобы я посоветовал вам, как дальше скрываться? Ну, это уж извините.

— А что тут плохого?

— Во-первых, вы не нуждаетесь в моем совете. Вы чертовски здорово сами с этим справляетесь. Во-вторых, если и дальше будете прятаться, наделаете глупостей. Тут-то они вас и заграбастают.

— Но альтернативы не существует.

— Разве? Смените тактику. Станьте охотником, а не жертвой, как сейчас. Видит Бог, у вас есть за кем поохотиться.

— Поохотиться? Вам легко рассуждать.

— Так я и знал, что мой совет вам не придется по вкусу. И я понял из вашего рассказа: вы все время бежите, прячетесь со дня смерти вашего сына.

Уловив в словах О'Рейли намек на трусость, Питтман готов был вытряхнуть из него потроха.

— Задело за живое? — спросил Шон.

Питтман набрал в грудь побольше воздуха, стараясь взять себя в руки.

— Мой совет вам, видно, не по нутру, — продолжал О'Рейли. — Но другого дать не могу. Поверьте, я специалист в этом деле, потому что всю жизнь только и делаю, что бегаю. Но не берите пример с меня, действуйте по-другому.

Питтман внимательно посмотрел на Шона, и его губы тронула улыбка.

— Что здесь смешного? — спросил Шон.

— Вы советуете мне прекратить бег? Но вот уже двадцать лет я бегу не останавливаясь, сам не зная куда.

— К финишной черте, приятель. И если вы все еще не оставили мысли убить себя, сделайте это с гордо поднятой головой. Можете прикончить себя, дело ваше. Но не дайте этим выродкам решать за вас.

Питтман почувствовал, как к лицу прилила кровь. Но не потому, что он сердился на Шона. «Выродки», как сказал взломщик, вызвали его гнев.

Некоторое время он не в силах был ни говорить, ни двигаться, будто в ступоре. Затем покосился на Шона.

— Смерть сына... — начал он и осекся, не зная, стоит ли говорить об этом.

О'Рейли с явным любопытством ждал продолжения.

— Смерть сына повергла меня в такую ярость, что и описать невозможно. Я ненавидел врачей, ненавидел больницу. Хотя не по их вине погиб Джереми. Они не допустили ни единой ошибки. Но ненависть моя искала выхода. Я должен был найти виновного. В противном случае следовало признать, что Джереми пал жертвой космических сил, природной случайности, что так уж ему написано на роду. И именно эта мысль сводила с ума. Наконец, я смирился с тем, что врачей не в чем винить, и ополчился на Господа Бога. Поносил его, оскорблял, ненавидел. Но потом пришел к выводу, что и это бессмысленно. Бог не мог отплатить мне той же монетой. Да и я ничего не мог сделать ему. В общем, ярость моя оказалась бесполезной. Я не в силах был вернуть Джереми. И тогда решил свести счеты с жизнью.

Тут Шон погрустнел.

— Гнев. — Питтман стиснул зубы так, что под кожей вздулись желваки. — Миллгейт пытался мне что-то сказать. Назвал имя. «Данкан». Я запомнил. Повторил его несколько раз. Затем он сказал что-то о снеге. Потом произнес: «Гроллье». Не имею понятия, что это значит, но спросить не успел. Едва справился с кислородной трубкой у его носа и кинулся бежать. Но убийца, которого я прикончил у себя дома, похоже, все понимал. Миллгейт, видимо, сказал что-то важное. — Питтман в волнении поднялся и продолжил: — Советуешь, не бегать от них, а наоборот — за ними? Стать охотником? Ладно, на сей раз отыщу виновного.

Часть третья