Код любви

Лу, глядя на меня, заливается чистым, звонким смехом:

– Похоже, очень похоже! Как будто вас только что обратили.

Но смех резко обрывается под суровым взглядом Мориса. Ну зачем ты так! Весело же. Лу исчезает так же внезапно, как появилась. Возле импровизированной эстрады танцует Тори. – Пойдем поближе!

Тяну Мориса за рукав. Перед ним все расступаются. Вот, отсюда отлично видно! Девушка обернута в легкий шелк, не мешающий движениям. Гибкая фигурка грациозно извивается в немыслимом экзотическом танце. В свете факелов это зрелище потрясающе! Недалеко от нас замечаю Тикси. С какой любовью он на нее смотрит! Подталкиваю Мориса и показываю на здоровяка глазами:

– Как это понимать? Она – его дочь?

– Нет, жена. Подхватила отвисшую челюсть у самой земли. – Ты серьезно?

– Разумеется.

Танец завораживает, затягивает, едва удерживаюсь на месте и начинаю сама двигаться в такт музыке. Ну куда мне до нее! Морис уже смотрит на меня. Как приятно! Под его взглядом чувствую себя совсем легкой и невесомой. Это его гипноз или мой? Музыка захватила меня, закружила. Я люблю тебя! Я счастлива! Пусть это никогда не прекращается. Ну вот, а я только начала. На кого это он смотрит там, в толпе? Не разгляжу. Лицо снова напряглось.

– Я скоро вернусь, Гленда.

О чем они говорят с Тикси? Придвигаюсь поближе, усиленно делая вид, что интересуюсь силачом, поднимающим машину.

– Не спускай с Ким глаз, Орен. Слишком много соблазнов для нее. А лучше всего запри. И по дороге напомни карапузам, что закон одинаков для всех. Участь Клайфа и их не минует, если станут зарываться.

Тикси кивает и послушно отправляется выполнять поручение. Вопросов прибавляется, а ответов по-прежнему нет. Нарастающий шум перерастает в беспорядочный гул, возбуждение усиливается, праздник как будто достигает своего апогея. Атмосфера странным образом накаляется. А всему виной, кажется, местные жители. Только гости, ничего не замечая, продолжают веселиться.

– Еще немного терпения, – слышу голос Мориса у самого уха.

Даже вздрогнула. Как у него это получается? Он уже на балконе над баром. Поднял руку. Опустилась мертвая тишина. Слышу только биение своего сердца.

– Братья и сестры! Настал долгожданный час, которого вы все так ждали, – необычная речь. – Настоящий праздник вступает в свои права. Не забывайте, что вы гостеприимные хозяева.

Оглядываюсь вокруг. Толпа вдруг перемешалась и стала рассеиваться, разбившись на небольшие группы. А Морис уже в конце улицы. Провожает шерифа до машины. А рядом со мной трутся братья Гривз. Как их Морис назвал? Карапузы! Смех да и только!

– Конрад, не смей даже мечтать. Ее будет пить Мастер. Возьмем лучше вон ту парочку.

У меня сам собой подломился каблук. Такое впечатление, что весь город включился в мою игру. Голова идет кругом. Сильная, – ах! – чересчур сильная рука Мориса подхватила меня под локоть. Резко отдернулась.

– Мастеру нравится сосуд, из которого он будет пить? И когда же произойдет обращение? Смотрю на него упрямо, не мигая.

– Гленда, ты не слишком увлекаешься вином?

– Всего один стакан, но, похоже, нам еще несут.

Идет Лу. На подносе два бокала. Один большой, настоящий кубок. Второй такой же, но в два раза меньше. Дрожащими руками беру свой.

– За твою речь, Морис. Она была очень похожа на сигнал к началу вакханалии. Я выпью это красное как кровь вино за твою душу.

Отсалютовав, пью маленькими глотками, неотрывно следя поверх краев за тем, как, еще секунду назад невозмутимый, он жадно поглощает содержимое кубка.

Глаза заблестели, порозовели щеки. А какими яркими стали губы! Медленно слизнул последние капли.

Мысль еще не родилась до конца, а язык произносит:

– Ты сыт, Мастер вампиров?

Ночь потряс громкий, демонический смех. Бокал вывалился у меня из рук, разбившись о камни мостовой. Осколки мелкими брызгами разлетелись во все стороны. Позвоночник пронзили тысячи ледяных иголок. Я окаменела, не в силах пошевелить даже пальцем.

Склонился ко мне, улыбаясь одними губами, неестественно яркий блеск глаз ослепил, горячее дыхание обожгло лицо.

– Ты отлично вошла в роль, моя маленькая истребительница вампиров.

Это уже чересчур! Оттолкнув его, бросилась бежать по улице. Куда? В изнеможении, едва переводя дыхание, прислонилась к какому-то забору. Какой же ты быстрый, Морис! Опять передо мной его лицо, уже спокойное, немного растерянное. Возьми себя в руки, Гленда!

– Прости меня, я действительно слишком увлеклась. Здесь, в голове, уже готовая книга, но я, похоже, не рассчитала свои возможности и пере стала отличать реальность от вымысла, Я ехала, чтобы понять тебя. Ведь именно этого ты хочешь?

Обхватив руками талию, уронила голову ему на грудь.

– Не надо никакой книги. Это неудачная идея. После ее выхода в свет толпы безумцев устремятся в Дак-Сити в фанатичном стремлении восстановить справедливость, покончить с вампирами. Такое уже было в тысяча девятьсот двадцатом году, когда кучка разъяренных недоумков сожгла город дотла. Сгорели ни в чем не повинные жители, лишь немногим удалось спастись. Среди погибших были и мои родители.

Я опять вздрогнула.

– Твои родители? Но это произошло шестьдесят лет назад. А тебе не больше тридцати.

– Сегодня праздник, не будем говорить о грустном.

Напряжение все равно не отпускает. Уходишь от ответа, Морис?

– Гленда, но ты ведь не хочешь, чтобы трагедия повторилась?

– Ты прав, Бог с ней, с книгой. – Я медленно иду по улице, туда, где еще звучит музыка.

– Успокойся, звезда моя. Все не так страшно.

Я улыбнулась, но улыбка получилась вымученной.

– Пойдем ко мне. Обещаю, сделаю так, что ты забудешь обо всем.

– Тебе это не составит труда, Морис.

Обреченность, по-моему, в каждой ноте.

– Никакого колдовства, никакого гипноза. Только ты и я, как одно целое. Я хочу тебя.

Тот же дом, та же гостиная, та же спальня и его объятия, страстные, пылкие и влекущие. Только шепчу, задыхаясь:

– Ты будешь моей частью, а я – твоей.

И снова безумство любви, погружаюсь в неземное блаженство. Мо-рис!..

Волосы золотом разметались по плечам. Сижу, обхватив руками колени. Не глядя на лежащего рядом Мориса, тихо говорю:

– Я люблю тебя, Морис, но ты как мечта. Нереальная и неуловимая. Все это очень сложно. Мне никогда не понять тебя. Я завтра уеду. Но мне больно. Душа болит. Ты не даешь мне приблизиться к тебе, почувствовать тебя. Я знаю, что женщины для тебя ничего не значат, но я так надеялась, что стану той единственной, которая сумеет отогреть тебя. Пойми меня правильно. Ты искусный любовник, не представляла, что такое возможно. Но я готова отдать тебе свои чувства, а тебе ничего не надо. Ты недостижим для меня. Я буду помнить тебя вечно.

Вот чего я никак не ожидала: Морис подскочил в постели. Он взволнован?

– Прекрати говорить о вечности. Ты имеешь всего-навсего человеческую жизнь. А вечность уготована мне. Это я буду носить твой образ из века в век, терзая себя тоской и отчаянием. А ты вернешься домой, к сыну и людям. И в конце концов забудешь того, кто в глазах людей всего лишь нежить, мерзкий кровосос, недочеловек…

Обхватила его обеими руками за шею и заплакала горько и безутешно, как никогда в жизни, повторяя и повторяя сквозь рыдания:

– Нет, не может быть. Не верю. Не хочу. Люблю.

– Ты первая, кому я открылся. Теперь ты можешь убить меня. Я даже не стану сопротивляться, клянусь тебе.

– Я всего-навсего человек, Морис. Тот самый, которого ты так презираешь, потому что уверен, что сам – сверхчеловек. Ты прав, люди бывают и суетливы, и мелочны, они кажутся тебе смешными с их маленькими заботами и радостями. И такой короткой человеческой жизнью. Но тебе ничего не грозит, особенно от меня. Знаешь, а ведь я хотела родить от тебя ребенка.

Острейшая грусть заволокла его черные бездонные глаза.

– Невозможно. – Я ласково обняла его голову, нежно притянув к своей груди, пальцами за рылась в густые волосы. – Ты думаешь, я ничего не понимаю? Думаешь, не способен чувствовать, сопереживать? Если я родился таким, то это вовсе не значит, что я начисто лишен эмоций. А вот иллюзиям давно уже не подвержен, – осторожно высвободился из моих рук. – Я знаю свои возможности и довольствуюсь ими. Что толку строить воздушные замки на пустом месте? То, что происходит в этой груди и в этой голове, не узнает никто. Ни один смертный не сможет без страха жить рядом с вампиром. А мне подобным нелегко устоять против искушения. Мы всегда голодны, нам всегда мало. И сила воли есть не у каждого.

– Морис, что ты говоришь? Теперь мы поменялись ролями – я оказалась непонятой. Я бы давно сошла с ума, если бы мои близкие и друзья не понимали меня. Твоя сила оказалась твоей же слабостью. Ты презираешь людей за то, что ты другой. И тебя не любили таким, какой ты есть. Тебе нужно только понимание, а ведь это одна из составляющих любви друг к другу. Есть еще жалость, прощение, нежность, великодушие. Радость общения, самопожертвование. И еще многое-многое другое, свойственное людям. Ты не смеешь презирать людей за то, что сам не умеешь любить. Может быть, и в этом еще твоя боль. Вспомни, мой милый философ, – слезы опять потекли по щекам, – что ты тоже часть природы, еще не разгаданной, не понятой всеми, вспомни, что ты тоже можешь быть смертным. Не надо ненавидеть нас за наши ошибки. Это тебе занятие на вечность – понять людей.

Я тихо легла, закутавшись в одеяло, и прижала руку Мориса к своим губам. Вот оно, что так долго и тщательно скрывалось от моих глаз. Клыки – огромные, острые, кровожадные. Зрелище не для слабонервных. Но я уже не боюсь. Я уверена, ты не тронешь меня, Морис. Ты – поборник закона и блюститель порядка этого странного мира не живых и не мертвых.

– Что ты можешь знать об этом, женщина! Все твои догадки и подозрения основаны на мифологии. Ни один смертный не в состоянии осознать, что чувствует вампир. Да, мы хищники, нас нельзя приручить, но мирно сосуществовать с нами вполне возможно. Мы всегда жили среди вас. А вы даже не замечаете. С тех пор как я разобрался в себе, ни разу не было так, чтобы кто-то хоть что-нибудь заподозрил. Один необдуманный шаг, одно неосторожное слово, и может начаться война. Вампиры против обывателей с факелами или ван хельсингов с распятиями и колами. Но мы не хотим кровавого побоища. А потому создаем все новые и новые законы, защищающие людей от наших когтей и клыков. Люди гораздо чаще сами убивают друг друга, чем страдают от изголодавшихся вампиров. Да, возможно, мы презираем людей в общей их массе, но готовы на сильное, глубокое чувство, способное вывернуть наизнанку, истомить, иссушить. Если бы ты была безразлична мне, то никогда не узнала бы ничего из того, что услышала сейчас. Но ты сама желала докопаться до истины. Да разве легче тебе стало оттого, что раскрылось перед тобой? Завеса пала. Ты здесь, в моем доме, в одной постели с Мастером, любовница вампира. Одна из тысячи, но единственная из посвященных.

Я даже привстала на постели:

– Надеюсь, мой повелитель простит ничтожную рабыню, которая посмела любить его и самонадеянно поучать? Мне нелегко от твоих слов, Морис. Ты опять пытаешься подмять меня. Пусть я удостоилась твоего откровения, но все равно остаюсь одной из тысяч любовниц Мастера. Я даже твоего уважения не заслужила. Впрочем, закончим этот разговор, я понимаю тебя. Безусловно, не до конца. Это ведь не в человеческих силах? Теперь важно, чтобы ты понял меня. Надеюсь, на это тебе хватит вечности.

Морис соскользнул на пол и заметался по комнате, словно раненый зверь. Злобный оскал, по-прежнему искажавший его лицо, стал еще более агрессивным. Он взбешен. Так может быть разъярен только попавший в западню хищник. Что же с ним произошло, куда подевались холодная уверенность и безразличное спокойствие? Я сжалась еще больше, плотно завернувшись в покрывало, словно оно могло защитить меня от внезапного нападения.

– Прекрати попрекать меня вечностью! Если бы я хотел превратить тебя в свою рабыню, то давно бы уже сделал это. Ты стала бы послушной исполнительницей моих необузданных желаний и самых фантастических извращений. Но ты не нужна мне в образе безвольной куклы, бездушной игрушки, не способной самостоятельно мыслить и действовать. Я болен тобой, такой, какая ты есть, со всеми твоими страхами и амбициями. Я люблю в тебе человека, живого, дышащего, свободного, обычную и в то же время такую неординарную женщину. Ты притягиваешь меня к себе даже больше, чем я этого хочу. Впервые за многие десятилетия я полюбил. По-настоящему, пылко и страстно. Доверился тебе, как глупый мальчишка, хотя заранее знал, чем это все закончится. И что прикажешь теперь мне делать? Не упоминай больше о вечности как о проклятии. Ты – обыкновенный, смертный человек, и ты – мое проклятие. А сейчас, когда до рассвета есть еще немного времени, я хочу заняться с тобой любовью. Самой обыкновенной – ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ.

Один прыжок, и он уже рядом. Разрывает на мне покрывало, превращая его в жалкие лохмотья.

Я сдаюсь, уступаю! На – возьми! Но он не берет, он отдает себя. Всего, полностью. Без остатка.

Я проснулась, отошла от странного сна. Как обычно, лежу на животе, обхватив руками подушку. Уже утро. Рядом на постели Морис. Бледный, холодный. Безжизненные руки сложены на груди. Глаза закрыты. Ни дыхания, ни пульса. Мертвенная неподвижность. Какой ты сейчас беззащитный, весь в моей власти. Ласково провожу пальцами по волосам, легко прикасаюсь губами к губам. И шепчу:

– Спи, любовь моя. Надеюсь, тебе снятся хорошие сны?

Тебе ничто не грозит, король вампиров. Мой нежный и удивительный Мастер. Как мимолетно твое счастье, Гленда. Что ты можешь ему дать? Десять, ну, пятнадцать лет своей жизни. А потом? Вот что ты пытался мне сказать, Морис. Моя потеря будет легче, чем твоя. Нам просто не суждено быть вместе. Где здесь бумага? Слова сами вылетают из-под пера: «Я БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ ВСЮ ЖИЗНЬ. ГЛЕНДА».

4

Отличное приобретение, Гленда. Уже целую неделю не могу нарадоваться на свой новый дом в Лос-Анджелесе. И три месяца, как я уехала из Дак-Сити. Новая книга о любви и приключениях на тропическом острове была принята на «ура». А написана всего за два месяца. Вот это работоспособность! Да нет же, я погрузилась в работу, чтобы не думать о Морисе.

– Рей, ты уже позавтракал? Мы же собирались на пляж.

– Он уже допивает молоко, мисс О'Коннол, – слышу голос Лори.

Она помогает нам с Реем по хозяйству. Но еще не привыкла называть по имени. Какой огромный дом! Это после моей маленькой, но уютной квартиры в Нью-Йорке. Разросшийся сад отделяет его от дороги. Садовник рвется привести сад в порядок, но мне нравятся и солнечная поляна перед домом, и тенистые уголки, наполненные запахом цветущих растений. Сам дом одноэтажный, светлый. Другой стороной выходит прямо на широкую полосу берега океана. Короткие белые шорты и красный топик. Я отлично загорела за эту неделю. А Рей вообще похож на голубоглазого негритенка. Бежит ко мне через гостиную, громко топая ногами в своих любимых желтых с синими попугаями штанишках по колено. На верхней губе след от клубничного молока. И ручки липкие от чего-то сладкого. Подхватила его и целую, целую – не могу остановиться.

– А игрушки, мама!

– Я все собрала. И мячик тоже. Лори, мы будем к обеду!

Беру большую сумку с игрушками, ведерками, совочками, полотенцем и прочими, необходимыми для хорошего отдыха вещами. Выходим из гостиной на большое открытое крыльцо, а затем сразу на песок.

Морис, как ты живешь? Что у тебя интересного произошло в жизни? А ведь твоя жизнь достойна большого романа. У меня в памяти только короткие отрывки, вырванные из фраз. Сто пятьдесят девять лет… Вот это возраст! Ты ведь ухаживал за женщинами, когда они еще носили кринолины. О! Ты же южанин и джентльмен от рождения! Бродячая актерская труппа… Наверное, это было где-то в Европе? Какая-то баронесса… Интересно, что ты с ней сделал?

Расстилаю большой плед и высыпаю на него игрушки. Рей опять сдвинул козырек бейсболки набок.

– Какой мы сегодня будем замок строить? Готический? Тогда нужен мокрый песок. Возьми свое ведерко, только не заходи без меня далеко в воду!

Сколько же глупостей написано о вампирах! Но я убедилась, что они существуют и стремятся обезопасить себя своими законами от невежества людей. Философские трактаты, записи фанатичных монахов во времена мракобесии, гонений и отрицаний того, что неподвластно разуму. Я ведь и сама была напугана. А литература: Байрон, Гёте, Готье, Бодлер – все наполнено ужасом, а это двигатель непонимания. Надо просто избавиться от страха. Вот я уже не боюсь.

– Смотри, Рей, у нас получается нечто вроде собора Саграда, который стоит в испанском городе Барселона…. Конечно, мы потом съездим и посмотрим на оригинал…. Да, дорогой, проложи дорогу для машины вокруг.

Если лет через двадцать мы случайно столкнемся с тобой, Морис, я смогу узнать тебя, а ведь ты равнодушно пройдешь мимо. Мимо «одной из многих». Интересно, а были у тебя друзья среди людей? Друзья, которые старились и умирали, а ты оставался молодым. Наверное, их было не много. Но в любом случае ты терял больше, чем приобретал. А кто же тебя сделал вампиром?..

– Рей, пойдем купаться, я буду учить тебя плавать.

– Мама, ты как рыбка!

– А ты как большой океанский лайнер. Сильнее работай ногами. Смотри, какая от тебя волна!

Как мы отлично накупались! Растянулась на пледе. Хорошо!

– Мама, я буду строить дорогу в пустыне, для гонок!

– Конечно, строй, в пустыне маловато дорог.

А что с тобой, Гленда? Ты ведь тоже живешь, как в пустыне. Куда идти, не знаешь, а путей так много. Морис, ты признался мне в любви так страстно, отчаянно… Вот это было объяснение! Когда ты целовал меня, я чувствовала языком твои клыки. Ты был в ярости от бессилия что-либо изменить. Как ты сам себя назвал? Хищник? Нежить. Да нет же! Просто озлобленный от непонимания и предательства. Наверное, и от меня ждал подвоха, раскаиваясь в своей откровенности. Я виновата только в том, что полюбила тебя. А ты был прав, дорогой! Как бы мы могли жить вместе, если бы у меня просто не хватило сил? Ты ведь не обыкновенный человек… Вот, продолжаю называть тебя человеком. И ничего странного, я слышала, как бьется твое сердце. Ты умеешь чувствовать, любить. А ты, Гленда, струсила, убежала. Хвасталась, что можешь понять, а сама… Два месяца отбрасывала все мысли о Морисе, пыталась не думать о нем.

– Рей, как ты насчет футбола?

Как он восторженно кричит и смешно прыгает! Неуклюжий, как медвежонок!

– О нет, ты забил мне гол! Господи, сколько радости! – Осторожно, наступишь на машинку!

Ну вот, мячик уже забыт. У него свои, «взрослые» дела. Не буду мешать.

Как будто что-то заставило оглянуться. Не может быть! Вдоль самой кромки воды идет неспеша, прямо к нам. Белый свободный костюм из льняной ткани, руки в карманах, шляпа с широкими полями, как обычно – черные очки. Я выдохнула. Морис…

– Рей, не уходи никуда, я сейчас.

Я пошла навстречу, нет, побежала! Остановился. Мои руки взлетают на его шею сами собой.

– Морис, я только что думала о тебе. Я ждала, правда ждала.

Почувствовала, как его ладони легли мне на спину.

– Разве тебе можно на солнце? Пойдем туда, под зонтик. Я познакомлю тебя с Реем. Нет, домой! Почему ты молчишь? Ну, скажи хоть что-нибудь.

– Я говорю, просто ты не слышишь.

– Скажи, чтобы я слышала.

– Мне плохо без тебя.

Плохо!!! Я расплываюсь в счастливой улыбке и вижу, как дрогнули и его губы тоже.

– Морис…

Как же нестерпимо хочется сейчас скинуть твою шляпу, снять дурацкие очки, посмотреть в глаза и растрепать волосы. Но нельзя. Я же все понимаю, любимый.

– Ты подумала: «любимый», или я ослышался?

Вместо ответа целую в губы. Оттолкнул! За что? Я едва не шлепнулась на песок!

– Рей!

Набежавшая волна затягивает малыша за собой в глубину, вторая сейчас накроет его с головой. Но Морис уже рядом, подхватывает на руки, не давая мальчику захлебнуться. Как быстро он там оказался! Как это возможно? Такое не в человеческих силах. Бегу что есть мочи, быстрее не получается. Забираю Рея, крепко прижимая к себе и выхожу на берег. Целую, целую, не обращая внимания ни на изумленных зевак, ни на крик отчаяния где-то за спиной. Истошный вопль перерастает в ужасающий рык смертельно раненного зверя. Балантен, скорчившись, стоит на коленях, закрывая лицо руками, покрытыми страшными ожогами. На размышления нет времени. Солнце уничтожит его. Опускаю Рея на песок, подталкиваю в сторону дома.

– Скорее, милый, беги!

А сама хватаю плед – игрушки разлетаются в разные стороны – и накрываю им Мориса. Помогаю подняться и буквально тащу на себе. Он стонет и скрежещет зубами от боли. Еще несколько шагов, вот и крыльцо. Теперь подняться по ступеням. Почему же их так много? Как я раньше не замечала! У самого порога Морис обвис на моих руках.

– Я не могу войти, – процедил он сквозь зубы, – без твоего разрешения не могу.

Что это еще за церемонии? Сейчас обдумывать некогда.

– Лори, задерни шторы и убери Рея! Я разрешаю, разрешаю же!

Теперь еще немного усилий. Ногой захлопываю дверь, усаживаю Мориса на диван и сдергиваю с него плед. Боже милостивый! Лицо и руки покрыты безобразными волдырями, растрескавшиеся губы плотно сжаты, закрытые веки вздулись.

– Что мне делать, Морис, дорогой? Как тебе помочь?

Веки дрогнули. В затуманенных глазах боль. Черная. Пронизывающая. Затягивающая. Опустошающая.

– Кровь… – чуть слышно произносит он, и я проваливаюсь в небытие.

Снова способна слышать и видеть. Сколько я была без сознания? Морис облизывает губы, откидываясь на диванные подушки, а я, обессиленная, падаю рядом. Невероятно! Раны на его лице затягиваются прямо на глазах и вскоре исчезают окончательно. Или у меня галлюцинации? Кожа его снова стала гладкой и шелковистой. Даже щеки слегка порозовели. У меня кружится голова, все вокруг кажется призрачным, и окружающие предметы словно парят в воздухе. В тумане плавающий голос Мориса:

– У тебя есть красное вино?

– Посмотри в баре.

Ласково приподняв мою голову, он старательно вливает мне в рот сладковато-терпкую влагу. Блаженное тепло разливается по всему телу, я вновь начинаю обретать способность мыслить.

Балантен стоит передо мной, костюм испачкан и измят, все еще мокрый. Скажите же мне, что я в своем уме. Стук в дверь нарушил ход моих мыслей. Подождите, не так быстро! Я все еще не могу сосредоточиться полностью.

– Мисс О'Коннол, приехала «скорая». Можно войти?

Поднимаюсь с дивана с трудом. Ноги, как ватные. Подхожу к женщине лет сорока в форменной одежде:

– Извините, доктор, но уже все в порядке. Да, мы уверены. Помощь не требуется. Бледная? Я просто переволновалась. Спасибо. До свидания.

– Мисс Лора Донованн, – представляю, – мистер Морис Балантен.

Ее глаза круглые от удивления:

– Что с вами было?

– Всего-навсего аллергия на морскую воду и солнце, – Морис улыбнулся одними губами. – А вот Гленде необходимо отдохнуть. Она еще в шоке. Если вы сварите кофе, будем признательны.

Он настойчиво усаживает меня, даже не могу сопротивляться. Лора торопливо выходит из комнаты. Только я устроилась поудобнее рядом с Морисом, как в дверь просунулась серьезная мордочка Реймонда.

– Лори отругала меня, а я только хотел достать мячик.

– Познакомься, это мистер Балантен, он умеет делать много интересных вещей.

Например, оказывается рядом в нужную минуту.

Сын подошел и внимательно уставился на Мориса:

– А ты умеешь строить замки из песка?

Гм, гм! Интересно было бы посмотреть! Язык еле ворочается. Неожиданно для меня Реймонд забирается с ногами на диван, берет обеими ладошками Балантена за лицо и старательно целует. На лице Мориса остается липкий след. Засмеялась, как через вату.

– Солнышко мое, ты похож на ходячую конфету с клубничной начинкой. Иди, вымой ручки.

Головокружение не проходит. Вот и кофе.

– Лора, большая просьба, приведи в порядок одежду мистера Балантена. Пусть он пока наденет мой белый халат.

Перевожу взгляд на Мориса, стараясь сконцентрироваться в одной точке. Опять проваливаюсь. Падаю…

Просыпаюсь от острого чувства голода. Сейчас съем обед вместе с тарелкой. Что произошло? Лежу на кровати в своей спальне. Шторы опущены. В кресле удобно устроился Морис в моем длинном махровом халате. События утра на ускоренной пленке пронеслись в сознании. Холодный страх плотно обхватил горло. Нет, это я схватилась рукой за шею. Резко вскакиваю, включаю свет. Морис зажмурился. Зеркало отразило мое бледное, испуганное лицо, растрепавшиеся волосы. Внимательно осматриваю шею. Все чисто.

– Ты хорошо выспалась? – на лице чуть заметная насмешка.

– Я? Хорошо!!!

Полетел в сторону ни в чем не повинный пуфик.

– Так вот как ты это делаешь. Чертов гипноз! Тебе нужна была моя кровь!

Что произошло? Продолжаю себя разглядывать. На запястье небольшая, едва заметная царапина. Ее точно не было.

– Где Реймонд, Лора?

– Няня читает твоему сыну книжку в саду.

Морис, как обычно, невозмутим. А я просто в ярости. Я была едой для вампира! Нет, не едой, лекарством. Он так сильно пострадал. Не заводись, Гленда.

– Ты не имел права так поступать со мной, это нечестно. За Рея я могла бы отдать жизнь, а не только кровь. Надо было только попросить. Неужели ты думаешь, что я отказала бы тебе в помощи? Не сделала бы все, чтобы облегчить твои страдания?

– Выключи свет. Сядь и выслушай меня, – его тон не приемлет возражений.

Послушно выключаю свет, но продолжаю стоять.

– Ты мне не доверяешь, а ведь однажды утром ты был в моих руках.

Раздраженно достаю из шкафа сарафан и демонстративно захлопываю за собой дверь ванной.

То, что творится у меня в мозгах, нельзя назвать даже полной мешаниной. Как он, интересно, собирается оправдываться? Или совсем никак? Яростно расчесываю волосы. Заплела короткую толстую косичку. Облачилась в сарафан, удлиненный, темно-красный, с глубоким вырезом. На него это не будет действовать, как красная тряпка на быка? В конце концов – это подло с его стороны. Похоже на воровство. Но ведь именно благодаря ему Рей даже не успел испугаться. Долой сомнения! Я буду тверда и непоколебима. Не позволю какому-то вампиру, пусть он хоть трижды Мастер, наводить порядки в своем доме. А то войти без приглашения он не может, зато незаконно питаться кровью, без моего согласия, – это пожалуйста! Интересно, он слышит, как я здесь безумствую? Вот чертовщина! Морис сидит все в той же позе, не моргая, совершенно неподвижно. Как привидение. Чего ты хочешь, Гленда, – живой мертвец.

– Нет, Глен, я мертвый не совсем, вернее, совсем не мертвый.

Его беззвучный смех мне совершенно не нравится.

– Так что ты мне хотел объяснить? Кстати, я могу быть полностью уверена, что ты ничего не сделал с Реймондом?

– Разумеется. Закон под страхом смертной казни запрещает использовать детей в качестве еды. Не совсем красиво звучит, зато правильно. И пить кровь без данного на то согласия предполагаемого донора, безусловно, не эстетично, но кто добровольно захочет накормить вампира? Волей-неволей приходится идти на хитрость. Согласен, мне не следовало с тобой так поступать, но вдаваться в объяснения я был не в состоянии. К тому же инстинкт самосохранения превыше всего.

– О каком инстинкте ты можешь говорить, если не задумываясь бросился спасать моего сына, заранее зная о последствиях! Всю мою злость и негодование как рукой сняло.

– Это совсем другое дело. Кое-что человеческое и мне не чуждо.

Наконец-то его лицо оживилось. Теперь он ничем не отличается от обычного мужчины, только очень красивого, и даже мой халат не портит впечатления. Морис вальяжно развалился, закинув нога на ногу. Высокие скулы четко выделяются на фоне бледной кожи. Глаза мерцают, как горячие угли. Бесцеремонно разглядываю, только сейчас замечая, что кончики клыков торчат между губ. Зрелище не для слабонервных. Очень хочется потрогать. Отвожу взгляд, уставившись в затейливый рисунок на обоях. Морис имеет на меня такое влияние, как никто и никогда. Наверное, я могу, но до странности не хочу ему сопротивляться.

Пауза, пожалуй, слишком затянулась. Учусь думать шепотом.

– Я ужасно голодна. Не составишь мне компанию?

Все чаще и чаще начинаю слышать его смех. Не такой уж он сноб, как показалось мне с первого взгляда. Ну и что веселится?

– Ты начинаешь пользоваться вампирской терминологией.

Не поняла!

– Обычная форма вежливости. Только и всего.

– Ужасно голоден – любимое выражение вампира. Это как сигнал к трапезе.

Я даже растерялась.

– А как выражаться тогда человеку? Мы переглянулись и весело рассмеялись. Пойду посмотрю, что там в кухне. Все, конечно, готово. Когда захожу в столовую, Морис, уже одетый, стоит у окна, выходящего в сад, и смотрит, как Реймонд, открыв рот, сидит на траве и внимательно слушает, что ему читает Лора.

– Стол уже накрыт, – хитро прищурившись, смотрю на него. – Разрешаю тебе сесть со мной. Я правильно соблюдаю вампирский этикет?

Ну как же приятно видеть живую улыбку на его губах!

– Если говорить об этикете, то в первую очередь следовало бы предложить мне бокал свежей крови.

– Да ты и так из меня всю выпил!

– Ну, не всю, предположим. Чуть больше, чем следовало, но всего-навсего триста двадцать граммов.

У него что, мерный стаканчик внутри? Вот и подумаешь теперь, прежде чем кого-нибудь приглашать в дом.

– А если бы ты был с приятелем или, того хуже, с целой компанией?