Маронко вышел из-за своего стола, встал у окна напротив сына. Итак, финал блестящего плана оказался трагическим. Сашка отступил от детально проработанной ранее программы, и бывшая его сожительница нанесла подлый удар. Результат, что называется, на лице.
      О плачевных результатах он узнал еще вчера. Но, в отличие от Сашки, в руках себя держать умел, поэтому сохранил необходимое хладнокровие. Самого страшного на данный момент не случилось, и, пока не случится, необходимо надеяться и жить ради будущего. Все подробности ему сообщал Миша, поскольку погруженный в хандру Сашка на внешние раздражители реагировать отказывался.
      Свету оперировали всю ночь. К рассвету перевезли в реанимационный бокс и положили под аппарат искусственной вентиляции легких, так называемый ИВЛ, потому что самостоятельно дышать она не могла. Собственно, и жизнь в ней еле теплилась. Клиническая смерть, тяжелые травмы внутренних органов, разорванные сосуды и прочие прелести. Врача, кстати, Сашка ей искал сам. Нашел чудодея, уговорил бросить все дела и ехать в больницу. Трудно сказать, сколько он ему заплатил, но сколько бы ни было - врач этих денег явно стоил. Маронко пожелал поговорить с ним лично, и выслушал, что прогноз, в общем-то, неутешительный. Да, шанс есть. Но слабый. Если к десяти утра не помрет, может, и выживет. Но здоровье не восстановится точно. Инвалидность, щадящий режим и так далее. В тот момент Маронко мог бы и убить Сашку, окажись тот поблизости. Наверное, даже смерть Светы перенес бы легче, чем осознание того, что каждый день будет видеть искалеченную девушку, видеть и думать, что в ее увечье есть и его собственная вина.
      К Сашкиному счастью, дома его в тот момент не оказалось. Упившись до мутного состояния, на несколько секунд очнулся от хандры и позвонил в больницу. От услужливой медсестры узнал, что у Светки зарегистрирована клиническая смерть и врачи сейчас как раз пытаются вытащить ее из-за барьера. Ждать результата Сашка не стал, схватил ключи от машины и поехал искать неприятностей с летальным исходом для себя - оружие Миша отобрал у него загодя. Неприятностей не нашел, поскольку собственная команда, приученная всюду следовать за боссом на некотором расстоянии - на всякий случай - вовремя усекла его настроение. Вызвали Мишу и Яковлева, те загнали его на тот участок Варшавского шоссе, который проложен сквозь холм и выглядит как туннель без крыши. Там прижали к обочине, вытащили из машины, приволокли домой и напоили так, чтобы двигаться не мог. Маронко попросил передать, чтобы тот зашел к нему в офис часов в десять утра. Желательно на своих ногах и более-менее трезвый.
      Интересно, чего он ждет от приглашения в отцовский кабинет для конфиденциального разговора? Плечи опущены, ссутулился. Глаза наверняка безжизненные. Ничего он не ждет, просто тупо подчинился. Единственное, чему он сейчас действительно был бы рад, так это наказанию, которое позволило бы ему хоть в какой-то мере избавиться от чувства вины. Обойдется. Пусть сам себя грызет, это будет куда худшей карой.
      - Довыстебывался?
      Молчит. Правильно, сказать-то нечего.
      - Понравилось?
      А в ответ - тишина... Даже глаз не поднимает. Значит, совсем хреново, потому что это не рисовка.
      - Ну и как дальше жить будем?
      - Никак, - совершенно безразличным тоном бросил Сашка.
      - Тогда почему ты до сих пор еще жив?
      С коротким вздохом Сашка встал и пошел к двери.
      - Куда? - резко спросил Маронко.
      - Стреляться, - равнодушно сообщил тот.
      - Ты уйдешь тогда, когда я тебе разрешу! - не выдержал Маронко. - Что, нашел самый легкий выход, да? Пуля в лоб - и никаких проблем. Пышные похороны, роскошный гроб, стадо шлюх слезы льет в три ручья. Так, да? Об этом мечтаешь? Красивый финал красивой жизни? Ты подохнешь, а последствия твоего идиотизма кто будет расхлебывать? Я? Или Миша? Сам скажи, на кого грязную работу свалить намерен? Гончар на грани объявления войны, уже через Хирурга и его ставленников коалицию собирает, в Питере Солдат перекрыл кислород не только Арсению, но и всем людям, которые замечены в хороших отношениях со мной. На UMF повисли твои долги - кредит у Логинова не я и не Миша брали. Меня достали звонки из Америки посреди ночи с требованиями уточнить детали договора о купле-продаже кинокомпании. Мне ей заниматься, хочешь сказать? В твоей собственной команде чистку уже четыре года назад надо было провести. Ты набрал всякой швали, не кто-то. Мише в наследство стукачей оставляешь? И кто добивался расконсервации? Чья была идея? Полагаешь, людям так уж плохо жилось без криминала? Кто хотел воровать все у Слона и Белого работали. А остальных, дорогой, раздраконил ты. Что, понял, что не потянешь? Наделал глупостей - и в сторону? Мол, вы как хотите, а мне жить надоело? Ни одного законченного дела, зато головной боли столько, что всей Организации год разгребать придется. А все потому, что один-единственный паршивый помойный щенок возомнил себя Цезарем.
      Удар попал в цель. У Сашки заиграли желваки на скулах, но смолчал.
      - Так что эту кашу, дружок, расхлебывать будешь сам. И учти, что геройски погибнуть во время какой-нибудь дурацкой разборки не получится. Не героем ты будешь, а последним чморем. Я тебе это обещаю.
      Прошелся по кабинету, остановился у стола, оперся обеими руками о столешницу и язвительным тоном стал рассказывать:
      - Лежат под пальмой Балу и Багира, смотрят вверх. Багира видит кокос и спрашивает: "Балу, ты можешь залезть на пальму и достать орех?" Балу признает, что не может. "И я не могу, - вздыхает Багира. - А Маугли достанет". "Да, - соглашается Балу. - Маугли кого хочешь достанет", - он отошел, сунул руки в карманы. - Понял, к чему я рассказал этот анекдот, Маугли, или требуются пояснения?
      Сашка прикрыл глаза, вскочил, метнулся к выходу.
      - На место! - рявкнул Маронко. - Ты, дорогой мой, достал меня так, как не могли все Гончары с ФСБ, вместе взятые! Так что хватит выстебываться и строить из себя обиженного. Ты паскудный щенок, которого я сделал человеком, понял? И хоть ты вырос, так и не научился не гадить в доме. Насрал - терпи, когда тебя носом в собственное дерьмо тычут. Кто мне девчонку изувечил? Смотри в глаза, мерзавец! Ты, скотина, в позу встаешь, а она в лучшем случае инвалидом останется! Сам остался жив и невредим, а ей всю жизнь перечеркнул! - сорвавшись окончательно, перегнулся через стол, схватил Сашку за волосы, рывком заставил поднять голову. - Кому сказал: в глаза смотри! Молчишь, недоносок? Нечего сказать? Зато мне есть, чем тебя обрадовать, - пообещал с угрозой. - Так вот, благодаря твоей нежной заботе Света на данный момент практически осталась без трех ребер. Ей вырезали часть левого легкого, но не исключено, что придется удалять его полностью. Одну операцию она перенесла, предстоит еще две как минимум. Не говоря уже о том, что она может умереть в любой момент. Но даже если выживет - до конца жизни она останется калекой. И чем ты возместишь ей этот ущерб? Чем ты загладишь то, что лишил ее возможности жить нормально, а не на таблетках? Хочешь сказать, пенсию платить будешь? Да нужны ей твои гроши, хоть ты все отдай! Ты отнял у нее жизнь, понимаешь? Вместо того, чтобы радоваться молодости, вместо того, чтобы создать нормальную семью, растить детей, она вынуждена будет ограничиться участью полутрупа! Любая простуда, любой грипп добьет ее, завершив то, что ты так удачно начал! Что, и после этого будешь утверждать, что она во всем виновата, отвергнув тебя? А ты, мол, всегда любил ее, молиться на нее готов был?
      Отошел, потянулся к графину с минералкой. Руки тряслись, уронил хрустальную пробку, разбив ее. Торопливыми глотками осушил стакан; за спиной послышался щелчок зажигалки, по кабинету потянулся тонкий сигаретный дымок. Резко обернулся - Сашка закурил, глядя прямо перед собой. На скулах горели красные пятна, пальцы дрожали от сдерживаемой злости. Но голос звучал удивительно ровно.
      - Представь себе, именно так. Да, любил. И сейчас люблю. Да, виновата она сама. Могла бы и правду мне сказать. Да, я повелся. А интересно, как бы ты себя чувствовал на моем месте?
      - Я? - недобро спросил Маронко. - А я, дорогой, слушал бы себя, а не очередную шлюху. Я бы в первую очередь оглянулся на себя - а не мог ли я сам дать повод для ссоры? И на твоем месте я бы точно не надеялся на мирный, задушевный разговор, если при встрече рядом со мной другая девушка. В том, что произошло, виноват только ты. Не судьба, не стечение обстоятельств. Ты сам. Ты засветил свою личность - из-за этого она оказалась вынуждена сочинять Эйфелю гешефты с чеченцами. Ты допустил конфликт между ней и Викой, а ведь точно знал, что последняя имеет дурацкую привычку сживать соперниц со свету. Далее, ты сделал все, чтобы примириться через ее унижение. Дорогой, я крайне удивлен, что она в ответ не подставила тебя по всем направлениям. Могла бы. И я бы ее понял. Ты оставил ее совершенно без прикрытия, а потом рванул выручать именно тогда, когда тебя об этом не просили. Оказал ей еще одну медвежью услугу. А интересно, что бы ты делал, если б я не имел влияния на Эйфеля? Итак, ты до последнего поступал строго по сценарию, написанному другими людьми. Причем в большинстве случаев даже оправдаться тем, что люди эти умнее тебя, ты не мог. Вика, сама Света, ее ближайшие друзья. Ну, один твой разведчик. В то же время, людей, к мнению которых действительно стоило прислушаться, ты игнорировал. Так действовал бы и дальше на манер марионетки! Нет, вот когда от тебя потребовалось всего лишь точно выполнить уже мой приказ, ты вдруг решил заняться самодеятельностью. Я тебе что приказал не допускать встречу или разбор между Гончаром и Эйфелем? По-моему, я совершенно четко объяснил, в чем заключается твоя задача: подстраховать и не пытаться пристрелить его. Ты по-русски разучился понимать? Так мог бы сказать, я бы тебе по-английски объяснил. Или по-немецки. Ну и что, хочешь сказать, что в случившемся виновата судьба? Стечение обстоятельств?
      - Нет. Сочетание моих собственных ошибок, - Сашка устало потер лоб. Отец, хватит меня отчитывать. Я сам все это прекрасно понимаю. Чего ты от меня хочешь?
      - Представь себе, уже ничего.
      - В таком случае, я заканчиваю все открытые проекты, чтобы на мне висяков не оставалось, а там смотри сам. Могу передать дела Мишке. Если Светка умрет, похоронишь меня вместе с ней. Можно живьем, мне все равно.
      - Выбрал вид красивой смерти? Романтично, согласен.
      - Ага, - ехидно отозвался тот. - Офигительно красиво - от удушья корчиться в гробу полчаса. А романтика - лучше не придумаешь. Если бы мне хотелось порисоваться, поверь, я бы придумал нечто куда более впечатляющее. Вырезал бы вообще весь криминалитет в Москве, отдал бы все деньги, что за мной числятся, на строительство шикарных детских домов и церквей, а сам застрелился бы на Светкиной могиле. Вот это - красиво. Как в кино, - он помолчал. - Я знаю, что виноват. Знаю, в чем. Ну и нечего разбирать меня на запчасти, копаться в моей психике. Любой приговор заранее признаю справедливым, твое дело - сказать, как именно я отвечу за ошибки. Что касается психики - поверь, я свое уже получил и продолжаю получать.
      - Да не знаю я, что с тобой делать.
      Сашка удивился, но ничего сказать не успел. Зазвонил телефон. Маронко поднял трубку - Светкин врач. Глянул на часы - одиннадцать. Выслушал, поблагодарил. Посмотрел на Сашку. Тот усек, откуда звонок, и превратился в один сплошной знак вопроса. Большой такой, двухметровый вопросительный знак. Маронко не отказал себе в удовольствии помучить парня. Не глядя в его сторону, переложил на столе какие-то папки, смахнул несуществующие пылинки. И вообще сделал вид, что в кабинете один.
      Сашка, оживший и не похожий на то привидение, что ввалилось в кабинет с утра, некоторое время следил за ним преданными собачьими глазами. Убедившись, что немой вопрос остался без внимания, зажал в зубах сигарету и решительно потащил к себе телефон за провод.
      - А встать лень?
      Сашка тут же поднялся, с грохотом отодвинув стул, улегся животом на стол и таким образом дотянулся-таки до телефона.
      - Стол обойти никак нельзя? Или на ногах боишься не устоять? Угомонись, все в порядке. Жива. И даже есть шансы, что через пару дней придет в себя.
      - Точно?
      - Там врач список лекарств и еще кое-чего приготовил, на твой факс сбросит. Так что до вечера доставишь, - Маронко уселся на свое место. - Что ж с тобой делать-то? И просто так не оставишь, и стрелять жалко. Ну что ты так на меня уставился? Ну жалко, да, что ж здесь такого? Столько сил и нервов в тебя угрохал, да и привык уже. Физиономию тебе подправить? Люди не поймут, если кого-нибудь попрошу. А сам староват стал для мордобоя.
      - Да ладно - староват. Анна, небось, на твой возраст не жалуется.
      - Что говорит не столько о моем отличном здоровье, сколько о полном его отсутствии. То, что ты принимаешь за вторую или третью молодость наркотики, которые я применяю в качестве обезболивающего. Есть у них такой побочный эффект.
      - Извини, отец, - Сашка смутился, осознав свою бестактность.
      - Ничего. Лучше сам скажи, что с тобой делать?
      - Что хочешь.
      - Выпороть бы тебя. Привязать к скамье, собрать всю твою команду, пригласить Гончара и его союзников, Хромого - и высечь нещадно.
      - Высеки.
      - Давно бы так сделал, если бы не имел стопроцентной уверенности, что ты из этого извлечешь выгоду. Ты ведь ухитришься перевернуть все так, что и позора никакого не будет.
      - Естественно. А ты бы на моем месте оставил как есть? Кстати, Яковлев уверяет, что лучшее для меня наказание - это Светка. Думает, если я на ней женюсь, то максимум через пару лет повешусь. Я ему не стал говорить, но такой результат возможен только в том случае, если эти два года мы будем жить, как брат с сестрой. Что невозможно в принципе.
      - Интересное предложение. Только я думаю иначе его интерпретировать.
      - Мишка не пойдет на это, - быстро сказал Сашка. - Он не дурак. Если он на ней женится, я же... Отец, - его глаза опять излучали собачью преданность. - Слушай, я сам знаю, чего я стою и какой я "подарок". Мне на самом деле не нужно ее приданое. И даже если она после всей этой истории ходить не сможет, на руках носить буду.
      Маронко усмехнулся. Господи, до чего же забавно выглядит влюбленная молодежь! Неужели он и сам таким бывал лет сорок назад?
      - Посмотрим. Откуда я знаю, может, она видеть тебя не захочет? Избегала же встреч раньше.
      - Дай мне один раз поговорить с ней наедине.
      - Ты скажи, зачем Эйфелю физиономию подправил?
      - Не помню. Может, и просто так. Зло на ком-то сорвать надо было, вот и вломил ему. Так как насчет Светки?
      - Я же ответил - не знаю. Посмотрю на твое поведение.
      - В отношении чего?
      - В отношении всего. Как ты с делами дальше справляться будешь. Я же должен думать о ее благосостоянии, правильно? Хочу убедиться, что ты не доведешь ее до нищеты.
      - Ну, это ты загнул! Хорошо, пусть я все лето лепил ошибку на промах, но уж в чем-чем, а в деньгах не потерял ни цента. Вот это ты мне не шей.
      - Шьют, дорогой, дело, а не недостатки. Гончар пятнадцатого сентября едет в Питер для переговоров с Солдатом. То, что речь пойдет о создании враждебной мне коалиции, яснее белого дня. Что ты намерен предпринять?
      - А что? У меня в "бизнес-плане" стоит офигительный разбор с Солдатом числа шестого или седьмого. Пусть Гончар хоть что там намечает. Кстати, с кем это он намерен воевать против нас? Эйфель и Стефан откололись.
      - Да, но в военном отношении они вдвоем малочисленнее, чем команда Хирурга, а в ней людей больше, чем у Хромого. Так что по людям мы проигрываем здорово.
      - Ага. Я с половиной команды без проблем бью Гончара со всем союзом, и мы проигрываем?
      - Не забывай - не союз, а часть группировки и в удачно выбранный момент. Во время сбора командование осложняется, и ты нанес удар внезапно. Во время войны, когда тебя будут ждать, такой номер не пройдет.
      - Ладно. Буду лупить поодиночке. Кстати, как Хромой отреагировал?
      - Он еще не знает. Что мы с бывшими союзниками Гончара станем делать?
      - Для начала, если Гончар решит рискнуть своей репутацией и женой, отказавшись платить выкуп, Эйфеля и Стефана в живых я оставлю. Предложу внести свою долю отдельно. Они выразили такое желание, так что проблем не возникнет.
      - И дальше?
      - Честно говоря, я бы не хотел, чтобы они входили в союз со мной на равных. Лучше в моем подчинении. Иначе слишком много споров на советах будет. И Хромому какой простор для интриг!
      - Я тоже так думаю. Но убеждать их в правильности такого решения придется тебе. Это твой проект, я к нему имел интерес постольку-поскольку.
      - Но результатами воспользуешься, не так ли?
      - Почему бы и нет? Ладно, с Солдатом и этими друзьями все ясно. Кинокомпанию ты покупаешь...
      - Как раз пятнадцатого, когда Гончар намерен вести свои переговоры.
      - Денег хватает?
      - С учетом сегодняшнего выкупа должно выйти впритирку. В резерве еще "общак" Солдата.
      Маронко постучал пальцами по столешнице. С делами-то порядок, тут беспокоиться не о чем. В данный момент куда сильнее его волновали проблемы личного характера. И мимолетное уточнение деловых планов на самом деле было необходимо для размышления, а не для текущего контроля. А может, оставить их в покое? Маронко устало потер виски. Как вы мне надоели, ребята, сил моих нет... Как спокойно жилось, когда вы были маленькими. Что бы вам не оставаться вечно двадцатилетними, обязательно вам потребовалось повзрослеть... Э, нет, Сашка в двадцать лет откалывал номера ничуть не слабее нынешних. Есть подозрение, что он всегда таким был. Со Светкой тоже хлопот хватало, только подзабылись те проблемы... С Мишей беспокойства нет никакого. Но это, пожалуй, даже хуже. Соколов относится к числу тех страшных людей, которые все беды носят и пережигают в себе. Молча, тихо, не обременяя окружающих всплесками эмоций. А между тем, он далеко не бесстрастен. Даже наоборот. Только никто этого не видит. Такие люди взрываются один раз в жизни. Но последствия исправить обычно уже невозможно. Ох, детки, детки... Вся Москва считает, что самая большая неприятность в жизни Ученого - это Гончар. А у того единственная беда шустрые детки Ученого. Ан нет. У них проблемы общие.
      Вот одна из этих проблем торчит за столом, смотрит преданными глазами. Нет, не притворяется, предан на самом деле. Иначе давно бы откололся. Но только надо срочно что-то делать с этой преданностью, чтоб и сохранить ее, и вреда для окружающей среды никакого не было.
      - Так, - Маронко погладил подбородок. - До того момента, как Свету выпишут - я надеюсь, что выпишут ее домой, а не на кладбище - вы с Мишей переезжаете на "Дачу". Оба. Пора подновить ваши хорошие манеры, они порядком испортились. Мне уже стыдно за вас становится. Без присмотра оставлять вас слишком опасно. Для окружающих. И придется мне заняться твоим моральным обликом. Персонально, так сказать. Ты, друг мой, распустился окончательно. Свобода тебе лишь во вред. Если твердо намерен жениться, изволь разойтись со своими пассиями. Не сделаешь сам - с ними поговорю я. И вся Москва узнает, что Цезаря, как маленького мальчика, папа за руку от женщин легкого поведения уводит. Мне, по хорошему, твои подружки не мешают, но коль от них такой вред, то лучше избегать случайных и временных связей.
      - Из постоянных на данный момент у меня осталась только Лиля Логинова. Временным даже объяснять ничего не стану, просто перестану звонить.
      - Лилия. А Вика?
      Сашка скрестил указательный и средний пальцы левой руки давно устоявшимся жестом, означавшим вынесение смертного приговора.
      - Когда?
      - Уже.
      Маронко кивнул.
      - Тогда на данный момент все. Иди, получи факс из больницы, потом езжай домой и проспись - перегаром за километр шибает.
      Сашка поднялся, пошел к выходу из кабинета. Другой человек - пьяный, но депрессии уже нет. В дверях остановился, повернулся, нерешительно почесал в затылке.
      - Знаешь, пожалуй, я приеду к тебе сегодня. После встречи с Гончаром. У тебя как-то безопаснее все это хранить...
      - Так ты что, налом берешь?! Все двадцать пять?
      - Ну да. Он не успел бы за сутки на счет перевести, по Москве деньги суток трое идут.
      - Только ко мне. И позвони перед тем, как отправишься на встречу - я Василия на удаленное сопровождение поставлю.
      Сашка кивнул и вышел.
      Шах и мат.
      Обстановка накалилась до состояния атмосферного свечения. Всего лишь сутки удалось держать Организацию в неведении относительно налета на ставку измайловского блока. А затем группировка загудела, как потревоженный осиный рой. Маронко осадили требованиями объяснить, что конкретно произошло, но он уходил от ответов. Ему требовалось время, чтобы успеть пригладить результаты нанесенного Цезарем удара. Поэтому говорил, что на все вопросы ответит на совещании. И назначил его на четвертое сентября.
      Три дня отсрочки. Организация, фактически, вышла из-под контроля. Никто не знал, чего ждать - то ли воюем, то ли уже отвоевались. И на общем фоне неразберихи, как грязная пена на сточной воде, всплыл Хромой. О, тут он развернулся в полную силу! Из него неплохой проповедник получился бы. Он достал всех бригадиров, всех более-менее значимых людей мрачными предсказаниями грядущего краха. Это выглядело бы смешно, если б за ним не стояла самая сильная бригада Организации... И вопли его возвещали не крах, а подготавливаемый переворот. Хромой знал, что другого такого шанса не будет. И Маронко понимал, что четвертого сентября придется принимать бой.
      Однако до кровопролития дело доводить совсем не хотелось. Как и терять Хромого. Не сейчас, он пока еще нужен. Возможно, через полгода от него можно будет избавиться, но четвертого его необходимо задавить морально и вынудить продолжать сотрудничество. Маронко принял некоторые меры, но больше надеялся на то, что сумеет решить спор словесно.
      Это совещание, впервые за последние четыре года, он решил провести не дома, а в офисе. В обстановке производственного совещания. И дело не в том, что он собирался произвести какое-то особое впечатление. Одна из мер безопасности. Никто не знает, как отреагирует Хромой на некоторые сенсационные - для него - новости. Эта крысиная морда способна и за ствол схватиться. В уединении "Дачи" вероятность таких радикальных мер возрастает, тогда как в многолюдном офисе он вряд ли рискнет устроить пальбу.
      Смерти Маронко не боялся. Вернее, его не пугал этот миг перехода в мир иной, не вызывал возмущения тот постулат, что люди смертны. Но умирать сейчас нельзя. Слишком много осталось незавершенных дел. Если он позволит себя убить, вместе с ним отправятся на тот свет все дорогие ему люди.
      Хотя он сообщил, что ждет всех в своем кабинете к одиннадцати, люди начали собираться заранее. Самым первым явился Миша.
      - Ты что-то рано, - заметил Маронко.
      - На всякий случай, - лаконично отозвался тот.
      Взял газету, устроился в уголке слева и чуть позади отца. Погрузился в чтение, сделав вид, что светские новости на данный момент занимают его куда больше, чем все неувязки внутри Организации.
      Минут через пять зашел Белый. Открыл дверь, заглянул. Заметил Соколова, несколько смутился. Видимо, хотел сказать что-то один на один по поручению Хромого - если бы наоборот, только обрадовался бы Мише. Молча отодвинул стул у длинного стола для конференций, плюхнулся, извлек из кармана блокнот и принялся старательно его изучать.
      Почти следом за ним нарисовался Андрей ВДВ. В длинном широком плаще. Этот коротко поздоровался, секунду постоял, внимательно оглядывая кабинет. Каждый раз при взгляде на него у Маронко создавалось впечатление, что тот не осматривает что-то, а обнюхивает. Подхватив рукой стул, ВДВ с достоинством удалился в самый дальний угол, оказавшись позади Миши и почти за спиной Маронко. Между прочим, с этого места он спокойно мог контролировать как дверь, так и поведение находящихся в кабинете людей. Белому, видимо, тоже пришла в голову эта мысль.
      - Ты бы выбрал другое место. Для того, чтобы тебя видеть, надо головой вертеть, - раздраженно сказал он.
      - А ты не смотри на меня, - посоветовал ВДВ.
      - Для совещаний специально стол поставили, чтоб по углам не расползаться.
      - Мы не рыцари короля Артура, чтобы вокруг стола рассиживать.
      Погрызться не успели - подошли Слон и Вахо. Последний, в соответствием с условием расширенного состава, привел своего советника и двух бригадиров. Вахо с советником втиснулись между Белым и Маронко. Бригадиры отправились по углам, незаметно перемигнувшись с ВДВ. Надо полагать, они получили такие же инструкции, как и Цезаревский вояка. А Слон выбрал место с таким расчетом, чтобы Хромой никак не мог разместиться в опасной близости от Маронко. Интересно все же, Саша координировал свои действия с их, или они принимали решение независимо?
      Яковлев, появившись, сразу направился в единственный свободный угол. Раздеваться, как и ВДВ, не стал. Скорее всего, они прячут под одеждой оружие. Все-таки в выборе места они руководствовались не случайным капризом - явно занимают выгодные с точки зрения силового конфликта посты. Образовали самое настоящее кольцо. Маронко несколько расслабился. Вероятность кровавого финала этого совещания свелась к нулю - четыре вооруженных человека способны полностью контролировать ситуацию.
      Хромой вошел, высоко подняв голову и храня суровость на лице. Понятно, собрался обличать лидера. Решил воспользоваться моментом, чтобы спихнуть Ученого. Обвинит его в беспределе или безволии - своего сына удержать в узде не способен - и потребует смены руководства. Разумеется, иных кандидатур, кроме собственной, он не принимает во внимание.
      Секундой позже в кабинет ввалился помощник Хромого, Володя Шалаев, с тремя людьми. А этих сюда не приглашали. Понятно. Хромой замышляет не столько суд, сколько ликвидацию соперников - Ученого и Цезаря в первую очередь - для чего и привел с собой палачей. Ведь не сам же он станет стрелять. Если смотреть с этой точки зрения, то предосторожности Цезаря, Слона и Вахо вовсе не казались смешными и чрезмерными. ВДВ скользнул по Шалаеву безразличным взглядом, однако тут же кивнул бригадиру Вахо. Тот понял, слегка повернулся, уставившись Шалаеву в спину тяжелым взглядом сторожевой собаки. Точно, действуют по предварительной договоренности.
      Хромой поколебался, выбирая место. Пока он раздумывал, Слон выдвинул стул рядом с собой, приглашающе качнул головой. Хромой решил, что место соответствует выбранной им роли. Обличитель должен стоять напротив обвиняемого, чтобы видеть его бегающие от страха глаза. Дождавшись, пока Хромой устроится, Слон якобы невзначай положил на стол левую руку, чуть ли не касаясь соседа. Оружие ему ни к чему - одной ленивой оплеухи, нанесенной такой лапой, вполне хватит, чтобы надолго вывести противника из строя. Если не убить. Тем более, когда жертва отличается худосочностью.
      Обведя победоносным и слегка презрительным взглядом присутствующих, Хромой бодро заявил:
      - Все вроде бы собрались? Толя, где твой помощник? Впрочем, мы можем начать и без него. Думаю, всем ясно, что на повестке дня только одна тема. Ученый допустил ряд серьезных просчетов, в результате которых Организация оказалась на грани краха. Пора ставить вопрос о смене лидера. В качестве аргументов могу привести...
      - Заткнись, - лениво перебил его немногословный Соколов.
      На секунду Хромой застыл с раскрытым ртом. Он рассчитывал захватить инициативу, огорошить всех первой речью, быстро изложить свои выводы, не дав остальным рта раскрыть. Но все испортила одна-единственная реплика.
      - Ты не главный, - заметил Вахо. - Не тебе и начинать. И собрались не все. Цезаря нет.
      - Достаточно Финиста и ВДВ, - парировал Белый. - Цезарь вряд ли явится после того, что он натворил. Скажите спасибо, что хоть своего советника с бригадиром удосужился прислать.
      Маронко молчал. Пока ему было интересно послушать других. Свое слово он сказать всегда успеет. Хромой, вперив в него гневный взгляд, вновь открыл рот, но успел издать лишь нечленораздельный звук: дверь за его спиной отворилась, пропуская неизвестного ему человека. Немолодого, щуплого, в больших очках с толстыми линзами. Обменявшись с Маронко приветственными кивками, он прошел в угол к Соколову.
      - Добрый день всем... Миша, мы как размещаемся? По групповой, так сказать, принадлежности?
      - Да как тебе нравится. Вообще-то, лучше держись поближе.
      Арсений кивнул, усевшись рядом с ним. Маронко вопросительно посмотрел на сына: не мешало бы представить нового человека. Тот отрицательно покачал головой. Не время.
      - Ну и что все это означает? - возмутился Хромой.
      - То, что на часах без трех одиннадцать, - невозмутимо отозвался Слон. - Собрались еще далеко не все. Помолчи пока, чтобы нам потом не пересказывать твои пылкие речи опоздавшим. Такой анекдот, знаешь ли, лучше услышать из первоисточника.
      Хромой одарил его ненавидящим взглядом.
      - Кто-то забыл о вложенных в мой проект двух миллионах, - прошипел он. - И этот кто-то рискует их потерять, позволяя себе высказывания в таком тоне.
      - Да подавись ими, - разрешил Слон. - Они тебе все равно большой прибыли не дадут. Я больше заработаю, отказавшись от участия в твоих фирмах.
      - Я не опоздал? - послышался голос от двери.
      - Не очень, - сказал Белый, показывая свободное место своему помощнику.
      Хромой слишком поторопился, теперь это стало ясно. С каждой секундой в этой суете он терял шансы добиться каких-то желательных для себя результатов. Фактически, потерпел поражение, даже не успев объявить войну. Люди сгруппировались в кучки. Арсений, Соколов и ВДВ о чем-то шептались между собой. Слон отправил Вахо записку. Белый вполголоса выяснял у своего помощника подробности выполнения какого-то задания. Один Шалаев, как идиот, сидел с каменной физиономией, всячески демонстрируя послушание боссу.
      Без двух одиннадцать распахнулась дверь, в кабинет быстрым шагом ворвался Цезарь. В расстегнутом плаще, с мокрыми от моросящего дождя распущенными волосами. Положил перед Маронко папку, спросил: