- Кажется, их позиция уже не отличается яростной непримиримостью.
      Волк кивнул.
      - АО чем ты говорила с господином Зориным? - осторожно поинтересовался он.
      - Просто он хотел, чтобы я не беспокоилась о программе и насчет командировок. Время терпит.
      Волк отодвинул тарелку, поблагодарил и, взяв Машу за руку, обеспокоено сказал:
      - Любимая, я хочу, чтобы ты была теперь очень осторожна.
      - Ты о чем?
      Она сделала вид, что не понимает. Тогда он нежно коснулся её щеки.
      - Ты будешь рожать во второй раз. Я уверен, что все будет отлично. Но я хочу, чтобы ты как следует поберегла себя, пока не родишь.
      - Я буду себя беречь...
      - И воздержишься от командировок?
      Как ни странно, подобная постановка вопроса застала Машу врасплох. Даже Рита никогда не пыталась навязывать ей своего мнения в отношении работы. Маша изначально привыкла решать все сама. Ей нелегко это далось, и отступать от этого она не собиралась. Тем более, что у неё самой ещё не было определенного мнения. Однако она понимала, какого ответа ждет от неё Волк.
      Маша молчала.
      - Я люблю тебя и не хочу, чтобы что-то случилось, - мягко прибавил он и как ни в чем не бывало возобновил прежнюю тему.
      - Мы продолжаем настаивать на полном и безоговорочном разоружении бандформирований, - сказал он.
      Она не выдержала и улыбнулась: такой бесхитростной и очевидной была его тактика. Она, Маша, была как-никак беременна, и её зависимость от него росла не по дням, а по часам.
      Он тоже улыбнулся и поцеловал её в плечо.
      - Добровольно они не сдадут оружия. Это ясно, - сказал он.
      - Если ты уже позавтракал, то почему бы тебе не заняться со мной любовью? - прошептала она.
      - Но мы могли бы начать политические переговоры, - продолжал он, словно не замечая того, что её глаза туманились от желания.
      Маша и сама была неплохим экспертом в кавказском вопросе и могла бы, пожалуй, представлять в этих переговорах любую из сторон и добиться большего толка. Ультиматумы - не тот путь, которому она желала бы следовать.
      - Ты не ответил на мой вопрос, - проговорила она, покраснев.
      Он поцеловал ей одну, потом другую руку. Потом посмотрел прямо в глаза.
      - Я обязательно на него отвечу, - сказал он. - Только сначала пообещай, что будешь беречь себя и распрощаешься с командировками.
      - Я должна сама это решить, - прошептала она. - Поэтому я не могу тебе обещать.
      Волк наклонился к ней, и она почувствовала через материю шелковой сорочки, как он коснулся губами сначала одной её груди, потом другой.
      - Постарайся как-то с этим смириться, - попросил он и, помолчав, добавил:
      - Даю тебе слово, ты об этом не пожалеешь.
      - Послушайте, полковник, - сказала Маша, протянув руку и погладив его по бедру, - даю вам слово, что вы тоже не пожалеете.
      - Так в чем же дело? - спросил он.
      - Ответь мне сначала на один вопрос. Я могу спросить? - томно прошептала Маша.
      - О чем угодно, - щедро кивнул он.
      - Если бы я попросила тебя поберечь себя, ты бы что мне ответил?
      - Если бы я вынашивал нашего ребенка, - не задумываясь, сказал он, то, безусловно, ответил бы согласием.
      - Теперь я понимаю, почему именно тебя послали готовить эти переговоры, - вздохнула Маша.
      Он подхватил её на руки и понес в спальню.
      - Ты мне, однако, не ответила, - шепнул он.
      - Я люблю тебя, - сказала она, позволив опустить себя на постель.
      А политические дискуссии в постели - признак дурного тона, не так ли?
      Он был нежен, как никогда. Но ещё более он был осторожен. Он двигался так плавно, словно они лежали не на прохладных простынях, а плыли в легкой воде.
      - Ты так осторожен, как будто действительно сам вынашиваешь нашего ребенка...
      - Просто я тебя люблю и не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
      - И я тебя люблю, - повторила Маша. - И я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось...
      Он продолжал целовать её, пока она не сказала:
      - Требуй от меня, чего хочешь. Я на все согласна. Если хочешь, я никогда не буду ездить ни в какие командировки. Если хочешь, я вообще никогда не выйду из дома... Если хочешь, я всю жизнь проведу с тобой в постели...
      - Хочу, - ответил он.
      - Ты знаешь, что говоришь и что делаешь. Я должна была понять это с самого начала и не вести себя, как дура. Конечно, для меня нет и не может быть ничего важнее, чем ты и наш ребенок.
      Маша увидела, как у него заблестели глаза, но он не сказал ни слова.
      Потом Волк вслух размышлял о будущем.
      - Иногда мне бывает страшно за нас, - признался он. - Иногда мне кажется, что все вокруг окончательно сошли с ума.
      - Плохие новости? - шепнула Маша.
      - Похоже на то, что война переходит в новое качество.
      - Но почему? Ведь появилась надежда на перемирие, а практически вся территория находится под контролем федеральных войск. За исключением, конечно, горных районов... Ты хочешь сказать, что нужно опасаться террористических актов и, даже несмотря на перемирие, война будет продолжаться по сценарию Ближнего Востока, Ирландии? Подавление открытого и широкомасштабного вооруженного сопротивления ничего не дало? Впереди волна терроризма?
      - Боюсь, что так. Разница лишь в том, что проблемы намеленного Ближнего Востока с его почти внутрисемейным конфликтом и цивилизованной Ирландии с её мещанскими ультра - просто легкий пассионарный насморк по сравнению с пассионарной чумой на Кавказе... Есть информация, что оппозиция уже приняла решение о переходе к террору.
      - И ты снова отправишься туда! - воскликнула Маша. - Представляешь, что я буду чувствовать?
      - Конечно, ты будешь волноваться, - вздохнул он. - Но ты, по крайней мере, знаешь, что я отлично разбираюсь в своей работе и у меня абсолютный нюх!
      - Но ты только что сам говорил о том, что все вокруг сошли с ума. Им не будет никакого дела до того, что ты отлично знаешь свою работу и что у тебя абсолютный нюх!
      Он долго смотрел на нее, а потом грустно сказал:
      - Зачем я полюбил такую проницательную женщину? Я не смогу тебя успокоить даже ценой лжи. Ты слишком много знаешь обо мне и о ситуации Ты все видела своими глазами. И ты мне не поверишь, если я в очередной раз буду убеждать тебя, что мне совершенно ничего не угрожает..
      - Конечно, не поверю, - вздрогнув, прошептала Маша. - Мне страшно, Волк!
      * * *
      Уже около двух недель полковник провел в Москве. У него был напряженный график работы, однако вопреки тревожным ожиданиям обстановка на Кавказе улучшалась, и решительные военные мероприятия, казалось, вынудили оппозицию искать компромисс. Велись предварительные трехсторонние переговоры. Военные остановились в районе предгорья и ждали, что их вот-вот сменят подразделения внутренних войск.
      В квартире на Патриарших царила настоящая семейная идиллия, и Маша проникалась уверенностью, что в скором времени полковник сможет перебраться в Москву насовсем.
      Дела требовали его присутствия в столице, и, когда он сообщал ей о том, что его отъезд откладывается, ей хотелось пойти и помолиться вместе с бабулей перед иконкой Николы Угодника.
      Не было для Маши большего удовольствия, как, дождавшись, когда Волк вернется после работы домой, накормить его, а потом свернуться калачиком у него под боком и мирно дремать, пока он вел бесконечные телефонные консультации, касающиеся зарождавшегося переговорного процесса. У неё уже появился ранний токсикоз, и приступы тошноты досаждали ей по утрам и даже вечерами. Тогда она спешила в ванную, а Волк, отрываясь от важного разговора с помощником министра обороны или ещё с кем, кричал ей, чтобы она не запирала дверь на случай, если понадобится его помощь.
      Несмотря на дурноту, Машу изрядно веселило то, что известия о её беременности дошли, пожалуй, до самого Совета Безопасности. Ополаскивая лицо холодной водой, она слышала через раскрытую дверь ванной, как полковник объяснял кому-то необходимость выделения военных и политических вопросов в отдельные блоки.
      - Ну, как ты? - зажимая ладонью трубку, спрашивал он, когда Маша выходила из ванной и снова устраивалась около него.
      - Это по твоей милости меня тошнит, - ворчала она.
      - Что верно, то верно, - соглашался он и обеспокоено вздыхал. - Ты ужасно бледная.
      - Ничего, как-нибудь справлюсь, - говорила она.
      Он кивал и возвращался к разговору по телефону, а немного погодя снова обращался к ней.
      - Ты знаешь, я нисколько не раскаиваюсь в том, что сделал с тобой.
      - Еще бы! Ведь ты об этом только и мечтал, - улыбалась она.
      Он наклонялся и целовал её в губы.
      В такие моменты на Машу нисходила неведомая ранее благодать. Ей было даже странно, что ещё недавно она моталась по каким-то опасным командировкам да ещё всячески отстаивала перед Волком право на независимость. Теперь, когда они соединили свои судьбы, зависимость от любимого человека воспринималась как подтверждение их любви и придавала уверенности в нерушимости счастья. Она и сама не заметила, в какой момент его желания стали её желаниями.
      - Я тоже ни в чем не раскаиваюсь, - говорила она. - Я мечтаю родить тебе ребенка... Надеюсь, наступит день, когда война закончится и тебе не нужно будет никуда уезжать. Тебя переведут в Москву, ты сядешь за министерский стол и с девяти до пяти будешь поставлять эксклюзивную информацию для моей новой программы.
      - А после пяти?
      - Смотреть меня по телевизору и нянчить наших детей.
      - Я не против, - усмехался он. - При одном условии.
      - При каком?
      - Ночью мы не будем смотреть телевизор.
      - Само собой! - шептала она.
      Немного придя в себя после смерти мамы, Маша приступила к работе над новым телевизионным проектом. Работа ладилась как никогда, и Артем Назаров прочил ей громадный успех. Она ни в коем случае не остыла к телевидению. Просто в её жизни появилось нечто гораздо более существенное.
      Ее философия была проста: что бы ни случилось в этом мире, она должна родить - и точка...
      XLVII
      Когда господин Зорин собрал коллег на совещание и поинтересовался, как идет работа над новым проектом и как вообще обстоят дела, Рита взглянула на него поверх своих усеченных очков и с усмешкой ответила:
      - Вообще-то все идет прекрасно. А у Маши есть для вас небольшая новость.
      - Что такое? - рассеянно спросил господин Зорин. Рита подмигнула Маше.
      - Дело в том, что я беременна, - сказала Маша.
      - Ты - беременна? - покраснев, спросил Артем.
      - И как это ты ухитрилась? - удивился господин Зорин. - Надеюсь, мы тут ни при чем?
      - Абсолютно, - заверила Маша.
      - Так-так... - продолжал бормотать Артем. - Что же это значит?..
      - Это значит, что к весне один из вас ещё успеет заслужить честь стать крестным отцом ребенка, - сказала Рита.
      - Нет, но как это ты ухитрилась, Маша?! - оторопело вскричал господин Зорин, словно до него теперь дошел смысл её сообщения.
      - Должна вас заверить, господин Зорин, - проговорила Маша, морща нос, чтобы не рассмеяться, - что это не такое уж сложное дело. Но, боюсь, с моей стороны будет верхом неприличия, если я начну посвящать уважаемую публику в практические подробности этого мероприятия.
      - Я не это имел в виду... - смешался господин Зорин.
      - Что же касается остального, смею вас заверить, я в состоянии заниматься всем, чем занималась раньше. Разве что за исключением командировок по горячим точкам. Да и то в течение каких-нибудь нескольких месяцев... Тем более, что главное теперь для нас - новое шоу.
      После оптимистических заверений Маши господин Зорин быстро пришел в себя и даже раскрыл ей свои объятия.
      - Ну тогда - поздравляю! Это и в самом деле небольшая, но приятная новость.
      Зато покрасневший Артемушка готов был вот-вот расплакаться.
      - Надеюсь, ты тоже рад? - одернула его Рита.
      - Ну конечно! - поспешно воскликнул он. - Поздравляю тебя, Маша.
      - Спасибо, Артемушка, - откликнулась она.
      - Но он хотя бы пообещал на тебе жениться? - собравшись с духом, поинтересовался Артем. - Или назревает новая драма?
      - Какая ещё драма? - насторожился господин Зорин. - Этого нам только не хватало. Ты выходишь замуж, Маша, или нет? Нам не безразлична твоя судьба. Ты же нам не чужая.
      - Не беспокойтесь вы так! - улыбнулась Маша, чувствуя, что как бы там ни было телевидение действительно было и остается для неё "домом родным". Скоро он разведется, и мы сразу поженимся.
      - Вот и чудненько! - сказал господин Зорин, поблескивая своими стальными глазками. - Будем с нетерпением ждать этого знаменательного события. Правда, Артемушка?
      - Естественно, - кисло ответил тот.
      - А теперь, - продолжал господин Зорин, - почему бы нам не вернуться к нашим баранам, то бишь к новому шоу?... Непреодолимых проблем, насколько я понял, у нас нет. Единственное, нам немного придется отложить премьеру нашего шоу, пока Маша... пока она...
      - Пока она снова не будет в форме, - с усмешкой договорила за него Рита. - До тех пор мы воздержимся от того, чтобы гонять её по командировкам.
      - Хоть бы заранее предупредила! - проворчал Артем, который все ещё никак не мог прийти в себя.
      - С каких это пор она обязана ставить тебя в известность о своей интимной жизни? - лукаво поинтересовалась Рита.
      - А отец ребенка... - не унимался Артем. - Он будет жить с тобой? А, Маша?
      - Это законный вопрос, - поддержал господин Зорин.
      - Конечно, мы будем жить вместе, - уверенно ответила Маша, сделав вид, что не замечает саркастического взгляда Риты.
      - Ты, наконец, удовлетворен? - осведомился господин Зорин у Артема.
      - Мне-то что, - вздохнул тот. - Я могу лишь порадоваться за нее.
      - Мы все за неё радуемся, - усмехнулся господин Зорин.
      XLVIII
      Между тем дела потребовали присутствия полковника на Кавказе. Он улетел, и Маша, оставшись одна с дряхлой бабулей, почувствовала, как вдруг ужасно опустела без него квартира на Патриарших, к которой она уже не могла относиться иначе как к их общему дому.
      Последние дни, работая с Артемом Назаровым над концепцией будущего шоу, Маша почти не следила за новостями. Обстановка на Кавказе, казалось, была под контролем, и единичные обстрелы блок-постов не меняли общей картины.
      Но вот однажды, когда Маша и Рита сидели с Артемом в его кабинете, внезапно вбежали Петюня и Гоша. Петюня махал руками, призывая их немедленно отправиться в отдел новостей, а Гоша лишь возбужденно повторял:
      - Я же говорил! Я же говорил!..
      В отделе они включили все мониторы. Петюня подхватил один из факсов и, почесываясь, сообщил:
      - Идет экстренная информация с Кавказа!
      - Эй, кто-нибудь! - крикнул Артем техникам, когда на мониторах появилась картинка. - Включите звук!
      В помещении сразу установилась полная тишина. Специальный корреспондент передавал из Грозного. Маша обмерла при первом взгляде на него. За его спиной виднелись дымящиеся руины. Не нужно было быть большим специалистом, чтобы понять, что здесь недавно прогремели взрывы. Корреспондент держал микрофон перед самыми губами и раздельно выговаривал слова, однако прошло несколько секунд, прежде чем Маша смогла вникнуть в смысл его слов.
      - Я нахожусь на одном из блок-постов почти в самом центре города, говорил он. - На рассвете он был обстрелян боевиками из гранатометов и автоматов и практически полностью уничтожен. Количество убитых среди военнослужащих уточняется, однако известно, что оно значительно. Прежде чем соседние блок-посты успели отреагировать на случившееся, боевики успели рассеяться и скрыться. Все говорит о том, что это была хорошо спланированная акция... Есть сведения, что нападения на военнослужащих произошли также и в других районах Чечни. В пригороде Грозного был обстрелян автобус с рабочими. Также имеются жертвы...
      Рита бросила быстрый взгляд на Машу.
      - Что происходит? Разве нас не убеждали, что ситуация под контролем?
      - Какой, к черту, контроль! - воскликнул Артем. - Разве там можно что-то контролировать?
      * * *
      Все продолжали неотрывно следить за мониторами.
      - Появились дополнительные сведения, - сказал корреспондент, которому передали листок бумаги. - Число погибших в автобусе - не менее двадцати человек. Несколько военнослужащих, которые находились в этом автобусе, исчезли. Вероятно, убиты или захвачены в плен.
      - Но ведь шли консультации о начале переговоров! - воскликнула Рита, сжав Маше руку.
      - Наверное, забыли проконсультироваться с самими боевиками, проворчал Артем.
      Через полчаса Маша, Рита и Артем сидели в кабинете у господина Зорина.
      - Что это? - задумчиво проговорил господин Зорин, ни к кому конкретно не обращаясь. - Эскалация конфликта или заключительный аккорд? Мы должны знать обо всем, что может пролить свет на развитие ситуации...
      - У нас там собственный корреспондент, - сказал Артем.
      - Боюсь, что теперь, - вздохнул господин Зорин и многозначительно посмотрел на Машу, - мы будем узнавать обо всем последними.
      - У меня есть надежные источники в службе безопасности, - сказала Рита и, видя, что Маша беспокойно заерзала и была готова вот-вот раскрыть рот, поспешно добавила:
      - Если бы Маша и оказалась сейчас там, вряд ли мы узнали больше того, что уже узнали.
      - Ну конечно, - вяло кивнул господин Зорин, - мы могли бы послать её туда, когда все закончится. Я думаю, что теперь военные утроят бдительность.
      - Может быть, больше вообще ничего не произойдет, - сказала Рита.
      - Запускай этот материал в эфир, - сказал Артему господин Зорин, - а потом, если в этом будет необходимость, мы сделаем специальный репортаж...
      На самом деле Рита зря волновалась. Маша заерзала совсем по другой причине. Она была погружена в свои мысли. Она поражалась тому, с какой легкостью человек способен внушить себе то, что кажется ему желанным. Несмотря на то, что она отлично знала обстановку на Кавказе, ей так хотелось верить, что война действительно затухает. У неё в голове не укладывалось, что конфликт готов разгореться с новой силой. Волк сетовал на то, что её будет трудно обмануть - так хорошо она разбиралась в происходящем. Однако она обманулась сама, когда почти месяц они жили, словно обыкновенные супруги, в квартире на Патриарших и она прислушивалась к его бесконечным телефонным разговорам о грядущих мирных переговорах и возможностях реального перемирия. Именно эти телефонные разговоры и сбили её с толку, и она уверовала в то, во что ей хотелось бы верить - в то, что Волк отправляется туда, когда подготовлена надежная почва для мирных переговоров. Переговоры начнутся, успешно закончатся, и закончится кавказский сюжет. Полковника сделают генералом и переведут в Москву... Именно об этом в своей предсмертной записке писала ей мама. А ведь говорят, что человеку на пороге гибели дается чудесная способность прозревать будущее. Неужели это не так?
      В то же время Маше припомнилось случайное признание Волка в том, что он страшится разрастающегося в мире безумия. То, что происходит на Кавказе, иначе как безумием назвать нельзя.
      Самопогруженность Маши прервал зазвонивший на столе господина Зорина телефон.
      - Поступила новая информация. На этот раз по каналам Ай-Би-Эн, сказал господин Зорин. - Совершено нападение на российский бэтээр. В бэтээре находилось восемь военнослужащих. Двое из них найдены убитыми. Шестеро других похищены. Бэтээр сожжен... Я же говорил, - добавил он скучающим тоном, - теперь мы будем получать информацию лишь из вторых рук.
      Неожиданно взорвалась Рита.
      - Я сказала вам, что Маша никуда не поедет! - яростно вскричала она. Даже если у вас вообще не будет никакой информации!
      - Господи, Рита, - холодно усмехнулся господин Зорин, - ты что, взбесилась? Разве я сказал, что она должна куда-то ехать?
      - Я сказала, что она не поедет! - снова крикнула Рита.
      - Успокойся, Рита, - спокойно сказала Маша, - ты же знаешь, что я должна ехать.
      На несколько секунд в кабинете установилась тишина. Было даже слышно, как в приемной в аквариуме пускают пузыри золотые рыбки. Потом все одновременно бросились убеждать Машу, что ей вовсе не обязательно ехать. Однако сама Маша ничего не видела и не слышала.
      То есть она и видела, и слышала, но только не окружающих.
      Она видела пыльную листву вдоль дорог в пригороде Грозного. У обочины чернели остовы сожженных машин. Над полями, воинственно накренясь, неслись боевые вертолеты. Крупнокалиберные пулеметы наугад чесали по далеким холмам.
      Как ни странно, решение Маши поддержал Артем. Когда он видел в её глазах этот профессиональный блеск, он понимал, что спорить бессмысленно. Единственное, что ему оставалось, это попытаться её подстраховать.
      - Мы поедем вместе, - сказал он.
      - Ага, - криво усмехнулся господин Зорин. - Мы все туда отправимся. И ты, и Рита, и я. А ещё мы возьмем туда наших спонсоров. Раз уж они отгрузили нам энное количество лимонов на новое шоу, которое не выйдет ни к весне, ни к лету - по той простой причине, что им просто некому будет заниматься, поскольку все мы убежим на фронт, должны же они, наши спонсоры, получить какую-то компенсацию хотя бы в виде бездны впечатлений?
      Господина Зорина можно было обвинять в чем угодно - в отсутствии души, сердца, нервов. Но только не в отсутствии профессионализма. Когда речь шла о деле, общечеловеческая суета его трогала меньше всего.
      Выслушав его мизантропический пассаж, спорщики сникли.
      - Не будь такой дурой, - только и смогла шепнуть Маше подруга.
      Маша взглянула на господина Зорина.
      - Если бы, скажем, речь зашла о командировке, - как бы между прочим поинтересовался тот, - когда бы ты могла выехать?
      На этот раз она бежала на Кавказ не от одиночества и безысходной тоски. На этот раз она спешила к любимому.
      - Да когда угодно, - сказала она. - Завтра, сегодня, сейчас.
      - Я думаю, что Рита поможет тебе своими связями в службе безопасности добраться к месту назначения кратчайшим путем. Не так ли, Рита?
      Маша умоляюще посмотрела на подругу, и та молча кивнула.
      Немного позже, когда они сидели в квартире на Патриарших и пили чай, Рита спросила:
      - Ты уверена, что он будет рад твоему приезду?
      - Одобрит он это вряд ли, но то, что будет рад, уверена!
      - По крайней мере, в мирных переговорах у него появится личный интерес, - проворчала Рита.
      XLIX
      Маша вылетела на Кавказ, так и не дождавшись звонка Волка. Она надеялась, что, пока она будет в дороге, ему успеют передать и он встретит её в аэропорту.
      Уже в самолете у неё появились дурные предчувствия. Ее попутчиком оказался мрачный штабист, у которого она во время своих прошлых командировок несколько раз безуспешно пыталась выудить самую невинную информацию.
      Заметив, что она упорно бросает в его сторону кроткие взгляды, он вынужден был поздороваться.
      - Что, - проворчал он, - опять на приключения потянуло?
      - А разве что-то случилось? - немедленно поинтересовалась Маша.
      Штабист неопределенно пожал плечами.
      - Хотите банан? - дружески спросила она, протягивая ему гроздь своих любимых диетических плодов.
      Слегка оторопев, он машинально отломил один банан и принялся сосредоточенно его ошкуривать. Маша, со своей стороны, не проявляла никакой навязчивости.
      - Ас чего это вы взяли, что что-то случилось? - не выдержав, проговорил он.
      - Я же журналистка. У меня нюх на происшествия. К тому же мне уже кое-что известно, - многозначительно сказала она. - Так что можете быть со мной откровенны. У вас на лице написано, что вам есть что мне сказать.
      - Благодарю вас, - сказал он, имея в виду банан.
      - Уверяю вас, мир не перевернется и вас не разжалуют, если вы мне об этом расскажете! - не отставала Маша.
      Он нахмурился.
      - Большой беды не будет, - продолжала она. - Я ведь интересуюсь этим не из простого любопытства!
      - Я ничего не могу вам сказать, - твердо ответил штабист. - И не обязан.
      - Конечно, не обязаны, - смиренно кивнула Маша.
      Однако выражение его лица внушило ей большое беспокойство.
      - Если уж на то пошло, то мы и сами ещё ничего точно не знаем.
      Она ощутила легкую тошноту.
      - Это так серьезно? - спросила она, даже не имея малейшего представления, о чем спрашивает.
      - Больше действительно ничего не могу вам сказать. Пожалуйста, не спрашивайте.
      В этот момент самолет провалился в воздушную яму, а когда вышел из нее, Маше пришлось прибегнуть к гигиеническому пакету. Потом она вышла, чтобы ополоснуть лицо, а когда вернулась на свое место штабист на соседнем кресле сидел с закрытыми глазами и делал вид, что спит.
      Затем обнаружился и дополнительный повод для беспокойства. Последние полчаса полета их сопровождали сразу три истребителя, это указывало на то, что были приняты особые меры безопасности.
      Наконец самолет произвел посадку на военном аэродроме, и, подхватив спортивную сумку, Маша двинулась к выходу.
      Она с облегчением вдохнула свежего воздуха, окинула взглядом знакомый ландшафт и легко сбежала по лесенке на бетонную полосу.
      Опытным взглядом она заприметила, что и в самом аэропорту поприбавилось охраны.
      Ей не терпелось поскорее увидеть своего полковника и разузнать, насколько существенно осложнилась обстановка.
      Но Волка нигде не было видно.
      Она уже полезла в сумку за документами, чтобы в числе немногочисленных штатских лиц пройти соответствующую проверку. Однако в следующую секунду заметила, что к самолету подъезжает открытый "газик", в котором находились администратор Татьяна и майор Василий, а за рулем сидел мальчик-водитель, обычно возивший Волка.
      Когда они подъехали ближе и Маша разглядела лицо Татьяны, её заплаканные глаза и увидела, как виновато отворачивается от неё майор, ей захотелось немедленно забраться обратно в самолет и улететь на край света только бы ни о чем не знать.
      Чувство жесточайшей несправедливости обожгло Машу. Ее мама не смогла пережить, когда отец собрал чемодан и ушел к другой женщине. Так неужто у неё хватит сил пережить...
      Слезы потекли сами собой.
      - Мы пытались до тебя дозвониться, - воскликнула Татьяна, обняв Машу.
      Мальчик-водитель робко взял у неё из рук сумку и понес в машину.
      - Что бы вы мне ни сказали, все равно я вам не поверю! - яростно крикнула Маша.
      Однако она позволила Татьяне и Василию взять её под руки и усадить в машину.
      Едва они выехали за пределы аэродрома, майор велел водителю остановиться у блок-поста, чтобы дождаться идущую следом воинскую колонну и присоединиться к ней.
      Придорожная листва была покрыта серой пылью. Над полем, воинственно накренившись, пролетели боевые вертолеты. Крупнокалиберный пулемет принялся наугад прочесывать длинными очередями далекие холмы. Потом воцарилась тишина.
      - Полковник и я находились в одной отдаленной части, - начал майор. Среди бела дня в часть пришло сообщение, что в нескольких километрах подорвался на мине и сожжен какой-то автомобиль...
      Он хотел взять Машу за руку, но та его оттолкнула. Еще недавно, в самолете, она так упорно допрашивала штабиста, а теперь не хотела ничего слышать.
      - Я отсыпался после бессонной ночи в палатке, - виновато продолжал майор, - а полковник как раз находился в отъезде. Всего часом раньше он отправился в соседний поселок, чтобы переговорить со старейшинами. Меня разбудили и рассказали о полученной радиограмме. Судя по всему, это была машина полковника...
      Майор все-таки взял её за руку и крепко её сжал.
      - Вы его отпустили одного? - прошептала Маша.
      - Я же сказал, что в это время я был в палатке, - в отчаянии проговорил майор. - Он уехал, даже не взяв с собой водителя! - Он похлопал по плечу молодого солдата, сидевшего за рулем. - Это был мирный, очень мирный поселок! Накануне они добровольно сдали гору оружия. У полковника там были кунаки, а с местным муллой они вместе составляли обращение к полевым командирам...
      - Его что, убили? - резко спросила Маша.
      Майор отпустил её руку и потер ладонями свои виски.
      - Он не знает, Маша, - ответила за него Татьяна. - По дороге на автомобиль напали. Когда Василий примчался туда, в кювете лежал лишь сожженный автомобиль, а полковник исчез.
      - Мы ринулись в поселок, надеясь перехватить боевиков, - сказал майор, сделав Татьяне знак, что будет говорить сам. - Но нам навстречу уже выдвинулась группа из местных ополченцев, которые, оказывается, тоже лишь недавно узнали о случившемся.
      Татьяна гладила Машу по волосам, а та, наморщив лоб, пыталась осмыслить не слишком сложную ситуацию: либо Волка убили, либо захватили в плен.
      По крайней мере, теперь Маше было ясно, почему он не звонил ей и не пришел встречать на аэродром.
      На майора Василия было жалко смотреть. Маша не выдержала и погладила его по небритой щеке.
      - Маша, - торопливо заговорил он, - когда мы осмотрели место происшествия, то выяснили, что мина сработала на доли секунды раньше, чем следовало. На это указывала и воронка на дороге и характер повреждений автомобиля...
      - Какая разница?
      - Это говорит о том, что при взрыве его могло выбросить из машины. Возможно, он только ранен и взят в плен...
      - Я знаю, что с ним могли сделать, если ему не посчастливилось умереть сразу! - воскликнула Маша.
      - Скорее всего они знали, на кого нападали, и если бы просто хотели его убить, то позаботились бы о том, чтобы мы побыстрее об этом узнали, сказал майор.
      - Есть какие-нибудь предположения, кто бы это мог сделать?
      - Мы пробуем это узнать, но пока нет никаких сведений. Те полевые командиры, с которыми полковнику удалось вступить в контакт, готовя почву для переговоров, отрицают свою причастность к нападению.
      - А как велика была сама возможность переговоров? Предполагался ли обмен пленными? Что происходит теперь? После недавних террористических актов военные готовы продолжать подготовку переговоров?
      - Милая Маша, - грустно улыбнулся майор Василий, - если бы я сам знал ответы на ваши вопросы...