Теплые денечки бабьего лета пронеслись мгновенно. Дождь и ветер посрывали с деревьев остатки листвы. В Москве было холодно и слякотно. Снова начали убивать банкиров, депутатов и журналистов. На этом фоне как-то бледнели и представлялись смехотворными мелкие обывательские горести. Работы у Маши Семеновой, ведущей популярной программы криминальных новостей, снова было по горло.
      С утра Эдик проинформировал ее, что вечером у него на фирме состоится вечеринка по случаю переселения в новый, только что оборудованный офис. Маша никогда в жизни не ходила на подобные мероприятия и понимала, что, сообщив ей об этом, Эдик даже не надеялся, что она придет. Однако на этот раз Маша решила, что нужно пойти — исключительно ради него, Эдика. Видимо, ее пробрали-таки душещипательные апелляции свекра к их общим ветхозаветным предкам, и она купилась на медоточивую пропаганду кротости, женской мудрости и миротворческих усилий.
      День пролетел в обычной редакционной лихорадке. Осталось доработать сопроводительный текст к недавно отснятому материалу о московских трущобах. Маша сидела в кресле с листками сценария, а Артем сидел на столе и нетерпеливо качал ногой. У него были свои серьезные причины торопиться. У него с женой была сегодня не то тринадцатая, не то четырнадцатая годовщина супружеской жизни. Он всячески подгонял Машу, чтобы та поскорее сдавала материал.
      Однако Маша все медлила. Тема, которой был посвящен материал, требовала особого подхода. С тех пор, как Маша трудилась на ниве криминальных новостей, она повидала всякое и успела притерпеться к столичным ужасам. Однако ее по-прежнему ранили известия о драматических происшествиях среди людей, которых в официальных отчетах называли «населением за чертой прожиточного минимума», и она старалась, чтобы эта информация не затерялась среди сообщений о громких преступлениях.
      Таким был и сюжет, подготовленный для очередной программы. Еще несколько дней назад вместе с группой Маша выезжала снимать одно из аварийных рабочих общежитий, где бедствовали люди. Картина была весьма заурядная: протекающая крыша, обсыпающаяся штукатурка, просевшие ванны, закопченные кухни, заплесневелые стены и трещины, в которых шныряли крысиные выводки. Жильцы, как водится, безрезультатно обивали бюрократические пороги. Пикантность ситуации заключалась в том, что люди были озабочены даже не тем, что не могут добиться переселения в более пригодное жилье, а тем, что вот-вот лишатся того, что имеют. До них дошли слухи, что чиновники запродали аварийный дом какому-то частному лицу и частное лицо не то собиралось произвести насильственное выселение, не то было намерено дождаться, когда дом окончательно рухнет, чтобы на его месте устроить гаражи. Причем под стенами дома уже начали рыть траншею для их фундамента… Обо всем этом Маша беседовала с жильцами, среди которых была мать-одиночка с тремя малолетними детьми, старик-паралитик и женщина, умиравшая от туберкулеза. И, что очень существенно, ей удалось вычислить «частное лицо», которое стало собственником аварийного дома, а также чиновника, за взятку это дело оформившего.
      — Я хочу с тобой посоветоваться, Артемушка, — сказала Маша, протягивая ему листки.
      — О чем тут советоваться? Не Бог весть какая новость. У нас эфир забит куда более важными сообщениями. Сделай коротенький язвительно-обличительный комментарий секунд на тридцать-сорок и запускай в работу.
      — Именно так я и хотела поступить. Но полчаса назад мне позвонили жильцы и сообщили, что в доме провалились сразу три этажа.
      — Да что ты! — воскликнул Артем. — Есть жертвы?
      — Жертв нет, но пострадали мать с тремя детьми и женщина, умирающая от туберкулеза.
      — Слава Богу, — вздохнул он и взглянул на часы. — Ах черт! Давай заканчивать. Мне жена не простит, если в такой день я опоздаю!..
      — Артемушка, ты даже не дослушал, — сказала Маша.
      — Что такое? — недовольно сказал он.
      — Жильцы говорят, что траншею около дома тем не менее собираются рыть дальше. Даже подогнали еще один экскаватор.
      — Понял. Что еще?
      — Я тут же позвонила чиновнику.
      — И тебе удалось с ним поговорить?
      — Представь себе, да. Он заявил, что по его документам в доме никто не проживает и новый владелец вправе его даже взорвать, если пожелает.
      — Сукин сын!.. Что же ты предлагаешь?
      — Я записала этот телефонный разговор.
      — Прекрасно. Завтра начнем готовить сюжет заново.
      — Нет, Артемушка, это нужно сделать сегодня Нам нужно немедленно выехать на место и заснять происходящее. Тогда у нас будет материал для следующей программы. Я хочу затеять что-то вроде специального журналистского расследования.
      — Маша, милая, ты хочешь, чтобы я развелся с женой?
      — Я хочу, чтобы мы немедленно выехали туда, — твердо ответила Маша, выдержав его взгляд. — Это не займет много времени.
      Артем Назаров вздохнул и стал звонить жене. Чтобы не присутствовать при его объяснениях с супругой, Маша поднялась и деликатно вышла из комнаты. А через несколько минут вышел и Артем.
      — Если она со мной разведется, — с убитым видом пошутил он, — тебе придется кормить меня борщом.
      — Я буду кормить тебя рыбным заливным, — усмехнулась Маша. — Поехали!

* * *

      Маша настояла на своем, и они не только смотались на место и отсняли все, что требовалось, но еще успели вернуться в студию и смонтировать материал. После работы вместе вышли на улицу.
      — Довольна? — вздохнул Артем. — Куда ты теперь?
      — Готовить тебе заливное.
      — Я серьезно. Могу подвезти, — сказал он и похлопал по крыше своей «девятки».
      — Лучше поспеши к жене. Думаю, что после полутора десятка лет супружества мне не нужно объяснять тебе, как ее ублажить и добиться прощения?
      — Еще бы, — кивнул Артем. — Это я могу тебе в этом смысле кое-что посоветовать, ведь ты, кажется, все еще не бросила Эдика?
      Увидев, что Маша нахмурилась, он поспешно извинился:
      — Прости. Но, признаюсь, я даже рад, что ты рассталась со своим милиционером.
      — А он мне нравился, — вздохнула Маша.
      — Но он тебе не пара, — уверенно сказал Артем.
      Маша уже давно не скрывала от него свой роман с Борисом Петровым. Как и то, что они расстались.
      — А Эдик мне пара?
      — Эдика я не видел… — сказал Артем. — Но, честно говоря, я консерватор. Я за то, чтобы жены не изменяли мужьям. Это весьма неприятственная процедура. Я вообще против разводов и всего такого.
      — Ты тоже считаешь, что женщина должна быть кроткой и мудрой? — поинтересовалась Маша, вспомнив разговор со свекром.
      — При прочих равных условиях, — улыбнулся Артем. — Так я подвезу тебя?
      — Ладно, — обреченно вздохнула Маша. — Поехали…
      Придется быть кроткой и мудрой. Раз даже Артем считает эти качества важными. Придется ехать на вечеринку в новый офис Эдика, чтобы постараться быть Саррой и Руфью в одном лице.
      Она покосилась на заднее сиденье, где любовно перевязанная алой шелковой ленточкой лежала огромная коробка с подарком, который Артем приготовил жене, а также большой букет желтых роз — для тех же целей, который он успел купить, возвращаясь со съемки.
      — Счастливая женщина — твоя жена, — с завистью проговорила Маша. — Очень счастливая…
      — А она утверждает, что ты счастливая женщина, — самодовольно усмехнулся Артем, трогая машину с места. — Потому что ты можешь проводить со мной гораздо больше времени, чем она, моя жена.
      — Ты все шутишь! А я — серьезно. Если бы мне найти мужчину с характером твоей жены!

      Мысль о том, что необходимо поприсутствовать на вечеринке по случаю переезда Эдиковой фирмы в новый офис, нагоняла на Машу ужасную тоску. Но деваться было некуда.
      Артем Назаров высадил ее у небольшого капитально отремонтированного особнячка в Замоскворечье и, сделав ручкой, отчалил к любимой жене, а ее оставил наедине с призраками ветхозаветных супружниц, с которых ей следовало брать пример кротости и мудрости.
      Сделав над собой усилие, Маша вошла в особняк. Охранник почтительно ей кивнул, хотя, кажется, раньше она его не видела. Стало быть, и сюда дошла популярность Маши Семеновой. А может, просто охрана была на уровне и соответствующая информация прорабатывалась заочно. Так или иначе, Маша решила держаться абсолютно раскованно.
      Холл был отделан розоватым мрамором и зеркалами. Мраморные ступени вели в смежное помещение, где располагалась приемная. Повсюду красовались связки разноцветных шаров, а над лестницей был укреплен плакатик с патетичным «Добро пожаловать!». Совсем как в старые добрые времена.
      Маша обогнула отделанный никелем стол и, наугад войдя в распахнутые дубовые двери, оказалась в небольшом банкетном зале.
      Публика была рассеяна по всему особняку небольшими кучками, но больше всего народу собралось около длинного стола, на котором было сервировано все, что полагается в подобных случаях — икорка, рыбка, водочка, словом, все, что нужно для жизни. На гремевшую из динамиков музыку никто не обращал внимания.
      Маша задержалась при входе в зал, чтобы, не углубляясь в толпу, выискать какое-нибудь знакомое лицо. Как мало она была знакома с жизнью Эдика. Здесь не нашлось буквально ни одного человека, которого бы Маша знала раньше. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, поскольку за все время их супружества она заходила в старый офис мужа всего один раз. Да и то на минуту.
      Вдруг внимание Маши привлекла молодая женщина с черными сильно вьющимися волосами, расчесанными на прямой пробор, густыми бровями и тонкими, едва напомаженными губами.
      Мгновение спустя Маша поняла причину того, почему эта особа заставила остановить на себе взгляд. Это объяснялось чрезвычайно просто. Она стояла рядом с Эдиком, почти повиснув на нем, и с таким искренним обожанием смотрела ему в рот, жадно ловя каждое его слово, что Маша невольно смутилась. Потом Машу осенило: да это же будущая ее восприемница!
      Тогда она рассмотрела особу подробнее. Пока что она не испытывала ничего, кроме здорового любопытства.
      Особа была высокая, гибкая, словно змея, и такая же тонкая. Тонкие ноги с неожиданно толстоватыми икрами и так же неожиданно сужающимися лодыжками. Всего одежды на ней было — одна бежевая туника — вроде перелинки. В одной руке между средним и указательным пальцами с длинными ногтями, покрытыми ярко-зеленым лаком, — тонкая коричневая сигаретка. Другая рука у Эдика на плече. Была у нее грудь или нет, Маша не разобрала, но лифчика определенно не было. На длинной тонкой шее свободно болталась нитка изрядного жемчуга, показавшегося Маше подозрительно знакомым.
      Кто-то взял ее за руку. Это была Серафима Наумовна.
      — Вы здесь, Маша? — зло прошипела она. — Что вы здесь делаете?
      — Как вам сказать… — молвила Маша и запнулась.
      Если бы в этот момент она не разозлилась, то, пожалуй, не стала бы кривить душой и попросту ответила, что желает находиться при своем муже, чтобы не подвергать его лишним искушениям. Возможно, такой искренний ответ раз и навсегда отбил бы у Серафимы Наумовны желание шипеть на супругу своего начальника.
      Однако она была уязвлена и этого не сказала, а потому должна была бесстрастно наблюдать, как ее супруг, хотя и не слишком обожаемый, переходит в руки другой женщины. Ощущение было такое, что ее грабят среди бела дня. А когда у вас среди бела дня отнимают вещь, хотя бы вам совершенно и не нужную, это, безусловно действует на нервы… Словом, если бы в более приличной обстановке у Маши поинтересовались, нельзя ли увести у нее мужа, она бы с радостью дала утвердительный ответ. Но теперь она просто оказалась к этому не готова.
      — Эдик сам сказал мне об этой вечеринке, — смиренно ответила Маша.
      Она ненавидела мужа за то, что из-за него угодила в такое дурацкое положение, а себя — за то, что приходилось лицемерить.
      — А это — моя дочь Раиса, — с гордостью сказала Серафима Наумовна, делая жест в сторону змеевидной брюнетки в тунике, чья зелено-когтистая лапка сначала лежала у Эдика на плече, а теперь поглаживала его по щеке.
      — А-а… — хрипло начала Маша, чувствуя себя так, словно ее взяли за горло и довольно энергично душат. — Так у вас есть дочь?
      — Почему бы вам с ней не познакомиться? — предложила Серафима Наумовна. — Раз уж пришли.
      — Действительно, — сказала Маша.
      Ее взгляд все еще был прикован к этой сладкой парочке, а сама она находилась как бы в окаменении. Серафиме Наумовне даже пришлось слегка подтолкнуть ее в бок, чтобы она начала движение в предложенном направлении.
      Приблизившись к Эдику, Маша осторожно хлопнула мужа по спине. Она чувствовала себя здесь чужой и лишней. Эдик напрягся уже в тот момент, когда увидел, как круглые черные глаза Раисы сузились и стали яростно в кого-то ввинчиваться. Он все понял и, сбросив со своего плеча ее руку, повернулся к Маше в совершенном ужасе и смятении.
      — Наконец-то! — воскликнул он.
      Более глупого и лицемерного восклицания Маша в жизни не слышала. В нем прозвучал исконный страх перед папашей-миротворцем, который очень не любил скандалы и наживал капиталы не для того, чтобы его позорили его родные дети. Маша не смогла сдержать улыбки.
      Раиса между тем с головы до ног окинула ее ненавидящим взглядом, словно прикидывая, с какой стороны удобнее воткнуть в нее нож. В лице этой телевизионной сучки она видела для себя единственное препятствие, чтобы занять то положение, которого, по ее мнению, она безусловно заслуживала. Уж она-то не станет цепляться за свою девичью фамилию Цетренбаум. Она будет называться просто Раисой Светловой и въедет в дом на Пятницкой улице с видом на золотые купола, ощущая к супругу всецелое и безоговорочное почтение и, конечно, немедленно займется с ним делом воспроизводства и продолжения славного рода. Если уже этим не занялась.
      Сказать по правде, Маша и сама понимала, что негоже ей разливать желчь из-за такой безделицы. К тому же эта самая Раиса, возможно, по-своему любила Эдика, а стало быть, в ее действиях не было ничего подлого и вероломного.
      Эдик переминался с ноги на ногу и краснел. Когда Маша протянула руку и поправила ему галстук, он покраснел так густо, словно ему прилюдно застегнули ширинку. «Не нужно так волноваться, Эдик, — подумала Маша. — Раиса не откажется от тебя только потому, что жена притронулась к твоему галстуку. Она притрагивалась и к более интимным местам. Слишком сильно было желание Раисы обладать таким шикарным мужчиной, как он, Эдик. Она, бедная, еще не знала что любимое его занятие по вечерам — это измерение температуры. Впрочем, при наличии любви — или хотя бы влюбленности — и эти игры в кайф. Уж она-то, Раиса, не пойдет брать интервью у сумасшедшего с гранатой и двумя канистрами бензина, а если заведет любовника, то конечно не милиционера».
      — Вот, познакомься, — молвил Эдик, ни к кому конкретно из двух женщин не обращаясь, поскольку слегка потерял ориентировку в пространстве.
      Кого и с кем он собирался знакомить?
      Как ни странно, первой сориентировалась Раиса.
      — А я вас знаю, — процедила она, изобразив тонкими губами то, что должно было сойти за улыбку. — Вы — Маша Семенова.
      — Это моя ж-жена, — наконец обрел дар речи Эдик, — а это… наш новый бухгалтер.
      Очень мило. Стало быть, она уже успела протянуть свою зелено-когтистую лапку аж к самой Эдиковой мошне. Что касается Маши, то ей позволялось дотягиваться лишь до ее уменьшительной формы.
      — Ты забыл сказать, что меня зовут Раиса, — свирепо заметила Эдику дочка его секретарши.
      Господи, подумала Маша, если женщины с такой силой способны ненавидеть друг друга, то что остается мужчинам? Откуда на этой земле взяться миру и спокойствию?
      — Эдик, — попросила она, чувствуя легкую тошноту, — будь другом, принеси мне чего-нибудь выпить.
      — О чем разговор, — с готовностью ответил он. — Что ты хочешь?
      — Все что угодно, только чтоб без мышьяка.
      — Очень смешно, — хмыкнул он и тут же ретировался.
      — Какая приятная неожиданность, — сказала Раиса, оставшись с Машей наедине. — Вы, звезды, так высокомерны, что ваше появление среди нас, простых смертных, настоящий сюрприз. Никак не ожидала, что увижу вас здесь.
      — Честно говоря, я тоже, — призналась Маша.
      — Я представляла вас совершенно иначе. То есть я хотела сказать, что по телевизору вы совсем другая…
      — Да уж, — кивнула Маша, — у нас, у звезд, тоже иногда превратное представление о наших зрителях. По большому счету для тех и для других лучше вообще не видеть друг друга живьем.
      — Пожалуй, вы правы, — милостиво согласилась Раиса.
      — Каждый должен знать свое место, — снова кивнула Маша.
      Соперница скрипнула зубами, но не нашлась, что ответить. Инициатива была упущена. Но только временно.
      — Ну конечно, у вас, у звезд, так подвешен язык, — сказала она. — Вам без этого нельзя.
      — Ну-ну, не скромничайте. Вам тоже без этого не обойтись. Вы, я вижу, девушка самостоятельная… Так, вы говорите, с мужем работаете?
      «Обрабатываете его» — это, наверное, прозвучало бы точнее. А еще более точно — «обслуживаете».
      «И что это я нападаю на нее? — снова одернула себя Маша. — Если бы я серьезно занялась бухгалтерией, а не тележурналистикой, Эдик бы на меня молился. Семейный бизнес — разве это не его заветная мечта?»
      — Я счастлива работать в его фирме, — заявила Раиса. — В настоящее время Эдик поручил мне составить смету по переоборудованию своей квартиры.
      — По переоборудованию своей… — повторила Маша. — Какой такой квартиры?
      — Ну как же, квартиры на Пятницкой. Я думала, вы в курсе, — усмехнулась Раиса.
      Вот, оно самое! Она уже планирует, как будет обставлено их будущее гнездышко. Уж она-то позаботится, чтобы сантехника и прочее было самого высшего качества и по самой низкой цене. Она уже калькулирует, подсчитывает каждый его цент и пфенниг. И выкладывает ему итоговую (к оплате) сумму в момент оргазма. Дельно!..
      — Надеюсь, вы опытный бухгалтер, — вздохнула Маша.
      — Можете не беспокоиться, — вызывающе бросила Раиса.
      И после этого от Маши требуют кротости и мудрости?! Неужели кротость и мудрость в том, чтобы проглатывать собственную желчь, вместо того чтобы излить ее на соперницу?
      Она взглянула исподлобья на Раису, которая как ни в чем не бывало покуривала и даже торжествующе поигрывала наследственными жемчугами.
      — Теперь я вижу, что не о чем беспокоиться, — сказала она со своей фирменной телевизионной улыбкой. — Я рада, что Эдик нашел человека, который на совесть все продумает и просчитает… Вплоть до нашей детской.
      — Что-что? — раскрыла рот Раиса, и Маша с наслаждением наблюдала, как та зеленеет и становится практически одного цвета со своими ногтями.
      — Эдик всегда привык решать все сам, — продолжала Маша. — Хотя мне казалось, что разумнее было бы подождать, пока родится ребенок, а уж потом заняться оборудованием детской…
      Тонкие губы Раисы задергались, словно старались выплюнуть подходящее слово.
      Между тем Маша всем своим видом показывала, как благосклонно ждет вопроса, который так мучил соперницу. Ответ на этот вопрос должен был рассеять или подтвердить подозрения, которые сводили Раису с ума. Наконец она решилась.
      — А разве у вас с Эдиком, — почти жалобно пролепетала Раиса, — должен быть… ребенок?
      Какая она все-таки наивная и беззащитная, эта Раиса. Несмотря на свои зеленые когти и толстые икры. Маше даже сделалось ее жаль. Однако она не собиралась так просто даровать ей благостную весть. Вернее, отсутствие последней. Она многозначительно молчала.
      — Я права, да? — прошептала Раиса, маясь от смертельной тоски.
      Одним-единственным словом Маша могла бы уничтожить все ее надежды, обратить ее мечты, как, впрочем, и ее саму, в пепел и прах. Она могла довести ее молчанием до судорог… А могла отнестись к ней с пониманием — убраться с ее пути и позволить жить с ее мужем.
      — Нет, я еще не беременна, — застенчиво проговорила Маша. — Но Эдик, кажется, уже отчаялся иметь ребенка… Мы подумываем об искусственном оплодотворении.
      Строго говоря, это была не такая уж и неправда. Это было нечто вроде вызова: кто из двух самочек сможет раньше угодить отчаянному желанию Эдика сделаться отцом.
      Позеленелость Раисы сменилась мертвенной бледностью.
      — А я думала, что это вы не хотите иметь детей… — проговорила она.
      — С чего вы взяли? — сердечно поинтересовалась Маша.
      — Я хочу сказать, — запинаясь ответила Раиса, — что вы увлечены работой на телевидении. Мне кажется, такие люди, как вы, очень загружены и все такое…
      Маша дружески взяла ее под руку.
      — Конечно, вы в чем-то правы, Раиса. Только все гораздо сложнее… Позвольте задать вам интимный вопрос?
      Раиса отшатнулась и, вытаращив глаза, зашлась кашлем. Не обращая внимания на ее легкий припадок, Маша энергично продолжала:
      — Вы замужем?
      — Нет, — ответила Раиса, давясь кашлем, — еще нет.
      — Но ведь у вас есть мужчина?
      Наконец Раисе удалось справиться с кашлем и взять себя в руки.
      — Да, — кивнула она, — у меня есть мужчина.
      — И давно вы с ним встречаетесь? — поинтересовалась Маша так задушевно, словно беседовала с собственной сестрой.
      — Это мое личное дело, — проворчала Раиса.
      Маша была вынуждена отступить.
      — Простите, и не думала вмешиваться в вашу личную жизнь.
      — Я никому этого не позволяю, — высокомерно заявила Раиса.
      — Это правильно, — кивнула Маша. — А что Эдик, — между прочим спросила она, — он с вами уже обо всем договорился?
      — Что вы имеете в виду?
      — Смету по переоборудованию квартиры, конечно. Когда она должна быть готова?
      — Чем быстрее, тем лучше.
      — Для кого лучше?
      — Для дела, — холодно ответила Раиса.
      Больше у Маши вопросов не имелось. Наконец появился Эдик с двумя бокалами розового шампанского.
      — Ты вернулся, дорогой, — улыбнулась Маша. — Ты что, ходил звонить папе и маме?
      Эдик поморщился и стал рассматривать свои алмазные запонки.
      — Эдуард, — повышая голос, начала Раиса, — внесите ясность. Ваша жена намекала на то, что вы все еще стараетесь заиметь ребенка. Это правда?
      Эдик бросил запонки и дико озирался по сторонам, словно искал, кто бы мог вызволить его из этой ужасной ситуации.
      — Я вовсе не намекала, Эдик, — словно оправдываясь, вмешалась Маша. — Я просто сказала, что ты все еще не потерял надежды меня оплодотворить…
      Раиса дернулась, как будто у нее в руке был не бокал с шампанским, а оголенный электрический провод, и розовое шампанское выплеснулось прямо на ее коротенький бежевый подол. Кто бы мог подумать, что она до такой степени нервная особа?
      — Раиса, — воскликнул Эдик, бросаясь к ней с салфеткой, — вот, возьми!
      Но она оттолкнула его и куда-то стремглав помчалась. Должно быть, чистить перышки.
      — А она премиленькая, — заметила Маша, оставшись с мужем вдвоем.
      — Кто? — спросил Эдик, притворяясь идиотом.
      — Твой новый бухгалтер Раиса. Они немного помолчали.
      — Откуда она взялась?
      — Она дочь Серафимы Наумовны, и, когда та болела воспалением легких, она ее замещала. Это было около двух месяцев назад. Она как раз только что приехала из Питера. Кажется, недавно развелась или что-то в этом роде.
      «Развелась или что-то в этом роде». Маша не сомневалась, что он успел получить достаточные сведения не только о ее биографии, но также и об анатомии.
      — Она похожа на свою маму.
      — Нет! — живо возразил Эдик. — Она гораздо симпатичнее.
      В сущности, об этом даже не стоило говорить. Конечно, Эдик заслуживал гораздо большего. Маша чувствовала себя никудышной женой, а Раиса, без сомнения, удовлетворит всем его запросам.
      — Не беспокойся, Эдик, — нежно сказала Маша. — Я тебя ни в чем не подозреваю. Я и не думаю тебя упрекать.
      — Ты о чем? — снова поморщился он.
      — О ней, о Раисе, — сказала она сердечно.
      — Еще бы ты меня упрекала! — яростно зашептал он. — Это я вне себя от злости! Ты Бог знает что болтаешь людям.
      — Ты о чем?
      — О том, что я тебя пытаюсь оплодотворить!
      — А разве нет? Разве ты постоянно не твердил об этом? Разве не для этого ты утром и вечером лез ко мне с термометром?
      — Тс-с-с!.. — зашипел Эдик. — Замолчи!
      Он, кажется, совершенно тронулся рассудком. Спутался с первой встречной, которая пообещала ему ребенка. Вместо того чтобы попытаться завоевать собственную жену.
      — Почему это я должна молчать? Разве я вру?
      — Мало ли что было! Теперь-то я вижу, что ошибался. Ты была права, вряд ли у нас с тобой что-нибудь получится. Кроме того, — продолжал он, используя подходящий момент для объяснения, — я несчастлив с тобой.
      — Ты думаешь, что все дело во мне?
      — Не во мне же!
      Таким решительным Маша, пожалуй, его никогда не видела.
      — А как же твой папа?
      — Вот что я тебе скажу, — захлебываясь проговорил Эдик, схватив ее за руку. — Если ты согласна забеременеть, я все готов для этого сделать. Ты должна мне поклясться, что…
      Она прекрасно знала, что ему нужно. Он хотел, чтобы она превратилась в штамповочную машину, которая бы продуцировала на свет божий маленьких Эдиков.
      — Поговорим об этом потом, — предложила Маша.
      — Почему потом?
      — Потому что сначала мне нужно решить кое-какие творческие вопросы. Мне предстоит серьезный разговор. Я должна заехать к Рите Макаровой и обсудить один важный проект. Я как раз собиралась отправиться к ней и зашла сюда только потому, что ты просил… И еще я хотела посоветоваться с тобой относительно моей работы. Это касается…
      Но теперь Эдик сделал нетерпеливое движение.
      — Сейчас мне не до этого, — проворчал он. — Лучше поезжай и постарайся решить свои творческие вопросы!
      — Значит, ты не возражаешь, если я сейчас уйду? К тому же я чувствую себя здесь не очень уютно…
      — Да-да, — почти обрадовано подхватил он, — пойдем, я тебя провожу! — И поспешно повел Машу к выходу.
      В холле они наткнулись на Раису. На ее юбке красовалось огромное влажное пятно. Маша протянула ей руку.
      — До свидания, Раиса. Очень рада была с вами познакомиться.
      Та проигнорировала протянутую руку и передернула плечами.
      — Думаю, что рано или поздно вы бы все равно обо всем узнали, — выпалила она.
      — Нельзя ли без сцен! — взмолился Эдик.
      — Нет! Я хочу, чтобы она знала, — закричала Раиса, — если у кого и будет от тебя ребенок, то только у меня!
      Маша вопросительно взглянула на Эдика.
      — Чепуха какая-то, — процедил он сквозь зубы и, наклонившись к Раисе, что-то горячо зашептал.
      — Ну да, так я тебе и поверила! — взвизгнула она и ткнула ему пальцем в живот, а он машинально схватил ее за палец — да так, что она вскрикнула.
      — Я всегда держу свое слово, — услышала Маша его шепот. — Все, что от тебя требуется, это немного подождать, а остальное предоставь мне!
      Маша вопросительно взглянула на Раису.
      — Иди к черту! — огрызнулась та на Эдика. — После того, как она всем рассказывает о твоих отцовских усилиях…
      Маша перевела вопросительный взгляд на Эдика.
      — Но она все-таки пока что моя жена! — воскликнул он.
      — Ты что, ее защищаешь?!
      — Никого я не защищаю, — зашипел он. — Что ты вообще от меня хочешь?
      — Чтобы ты сказал ей…
      — Раиса, — грозно замычал Эдик, — заткнись!
      Она же неожиданно и бурно расплакалась.
      — Господи, — снова взмолился Эдик, — говорю тебе, перестань!
      — Я не могу, — всхлипнула она. — Я тебя люблю! Я тебя люблю!
      Она могла бы повторить это и в третий раз. Маша понимала, что должен был чувствовать в этот момент Эдик, которому она, Маша, никогда не говорила ничего подобного, и у него не было практически никаких шансов этого дождаться. Против такого признания Эдик не мог устоять. Кроме его собственной мамы, никто и никогда не говорил, что он, такой-сякой, любим. И в глубине души он, вероятно, уже смирился с тем, что так оно и останется. Теперь он это услышал, и в искренности всхлипываний Раисы невозможно было усомниться. Это было настоящее причащение святых тайн — самое меньшее. Даже у Маши навернулись на глаза слезы при виде этой влюбленной и страдающей молодой женщины.
      — Эдик, — сказала Маша, — так я пошла?
      Муж и Раиса недоуменно воззрились на нее, словно не подозревали о ее присутствии.
      — Ты еще здесь? — неприязненно фыркнул Эдик. — Тебе нужны деньги на такси?
      Проявление такой внезапной щедрости добило Машу окончательно.
      — Спасибо тебе, Эдик. У меня есть деньги, — сказала она и попятилась к двери.
      Однако он догнал ее и, воровато оглядываясь на жалобно всхлипывающую Раису, поспешно заговорил: