- Вот он, гад, - процедил сквозь зубы политрук и, закусив нижнюю губу, стал снимать карабин. - Поди, не успел еще выгрузиться, а уж тут как тут, стервятник...
      В голове колонны раздалась протяжная команда Кучмия, командира первого полка:
      - Винтовки к бо-ою-ю! Частым огне-ем!
      Воздух взорвала пальба из сотен винтовок. Кони, испуганные стрельбой, сломали строй, заплясали под всадниками.
      Разведчик круто взмыл кверху, сделал широкий разворот и лег на курс в сторону Львова.
      Политрук Шимряев проводил самолет долгим взглядом и возобновил беседу.
      - Так слушай дальше, братва, - начал политрук, сдвинув на затылок черную кудлатую папаху. - Давайте поглядим теперь, как ведут себя сегодня империалисты. Как известно, вчера еще все они грызлись между собой за рынки сбыта, а сегодня подружились вдруг, вроде как никогда и не ссорились. Почему же такое?
      Да потому, что вчера они были полновластными хозяевами всей земли и никто не мешал ихнему разбою. А сегодня не то! Наш народ вырвал Россию, из хищной стаи империалистов, и страна стала советской, независимой и неподвластной больше воле капиталистов!..
      Политрука с жаром перебил Месарош:
      - И Венгрия заодно с Россией! Была советской и будет советской!
      - И народ Австрии тоже против буржуазии! - воскликнул из глубины взводный колонны Карл Пахар. - Нельзя допускайт, чтобы австрийский трудящийся стонал под пята паразита!
      Немногословный Стефан Терлецкий оживился вдруг и сцепил над головой кисти рук:
      - Польша тоже со всеми! Все в один Интернационал!
      Политрук откинулся в седле и сказал:
      - Вот это самое и бесит буржуев! От этого самого они и скрежещут зубами и лезут к нам с войной, чтобы восстановить старые порядки! Только слабо толстобрюхим одолеть теперь нашу молодую горячую силу! Еще удар-другой, и конец интервентам! А тогда... тогда...
      Политрук не договорил. Глотнув пыли, взбитой порывом ветра, он раскрыл рот, раздул ноздри и оглушительно чихнул.
      - Будь здоров, политрук! - помахал ему рукой взводный Сорочан. Чихаешь в самую пору! Говорят, до Львова остались считанные версты!
      - Смех смехом, друзья, - мотнул головой политрук, - а пылью мы здорово прокалились. Пора пообчиститься!
      - Во Львове почистимся, - заметил взводный Яблочко. - А сейчас недосуг. Первым делом надо нахальной шляхте до конца мозги прочистить, чтоб не следила под нашим порогом, чтоб не хрюкала!
      Кавалеристы одобрили замечание взводного:
      - Правильно сказано, командир. Не до шику сейчас. Доконаем пана, тогда и почистимся!
      Политрука поддержал вахмистр Митрюк. Он тронул коня, картинно подбоченился и напустился на бойцов взвода Яблочко:
      - Чепуху городите, разбойники. Красный кавалерист должен блестеть как иголочка! Чтоб брюки были в складочку, как у Котовского, чтоб каждый был красив, как командир полка Нягу. Иначе на улицу Львова не пущу! Фигу получит у меня тот, кто придет за увольнительной, как лопух!
      Кавалеристы переглянулись, сделав вид, что огорчены предупреждением вахмистра.
      - Ну и строгий ты у нас, Федя, - заступился за своих бойцов взводный Яблочко. - Куда злее того вахмистра, который не один раз сажал меня в карцер на действительной царской службе.
      - А по-другому нельзя, голубок ты мой, - ответил шутливо Митрюк. Львов не Тараща. В этом городе на красных кавалеристов, поди, будет глядеть вся Европа! Стало быть, кому-кому, а котовцам надо быть на большой с присыпкой, как я понимаю!
      - Правильно, вахмистр, - кивнул головой эскадронный Девятое, поглядев на Митрюка одобрительно. - Всадник-растрепай в эскадроне хорошего вахмистра хуже бельма на глазу!
      Польщенный похвалой эскадронного командира, Митрюк выпятил грудь, пустил коня рысцой по обочине дороги.
      Когда шум и гам поутихли, из первых рядов взвода Яблочко к политруку обратился боец Охрименко:
      - Значит, вызволим Галичину, товарищ политрук, и замиримся со шляхтой? Так, что ли?
      - Почему со шляхтой? - удивился политрук. - Мириться будем с хозяевами Польши, с рабочими, стало быть, с крестьянами.
      Остап Охрименко все время внимательно слушал политрука. А потом решительно, как бы давая клятву, громко сказал:
      - Пиши и меня в партию, политрук! Пиши большими буквами, чтоб на всю жизнь вместе с нею, с партией!
      Политрук придержал коня, поравнялся с Охрименко и молча протянул ему большую крепкую шахтерскую руку. В рядах эскадрона послышались возгласы одобрения. Десятки рук потянулись к Охрименко с поздравлениями. Больше всех обрадовался вахмистр Митрюк:
      - Значит, одолел азы политграмоты?! Молодец, Остап! А я, бостан [Пустая голова (молд.)], ни в какую. Пока разберусь в тех буковках да вылеплю слово, так иной раз аж взопрею даже!
      - Не беда, вахмистр, - рассмеялся Охрименко. - Важно знать буквы, а политграмоту одолеем вместе!
      Я тоже не дюже грамотный. В школу ходил только две зимы. На третью, видишь ли, у батьки на обувку денег не хватило!
      Иштван Месарош дал повод коню и подъехал к Шимряеву ближе. Политрук почувствовал на себе взгляд Месароша и оглянулся.
      - Видишь, Иштван, как множатся ряды нашей партии?! А это значит, что ты скоро увидишь свою Венгрию, обнимешь жену, родителей.
      Десятки мадьяр с интересом наблюдали за разгово-.
      ром политрука с их командиром.
      - Ох и хорошо было б, политрук, если бы мы добрались до Венгрии. То-то была б радость победы! Весь эскадрон напоил бы токайским!
      - Выпьем, Иштван, за этим дело не станет, - ответил политрук, оглянулся и подмигнул мадьярам. - Дай только довести дело до желанного конца. Будет победа, будет вино, будет и пиво!
      Настроение политрука передалось всему эскадрону.
      Запыленные и обветренные, бойцы весело и долго еще обсуждали каждое слово своего политрука, не скупясь на хлесткие эпитеты в адрес Хорти и Пилсудского и всех тех, кто противился миру на земле и дружбе людей, и от всей души желали своим соратникам-мадьярам скорой встречи с домашними.
      2
      В один из решительных дней наступления на Львов, когда в город с часу на час должны были ворваться конные дивизии Буденного, котовцы узнали вдруг, что наступление Красной Армии на Варшаву остановлено. Прошел слух, что войска белополяков, оттянутые было за Вислу, получили от держав Антанты поддержку оружием, снаряжением, техникой и повели наступление на восток. А на другой день стало известно, что Конная армия Буденного прекратила бои на окраинах Львова и двинулась в сторону Владимир-Волынска на помощь Западному фронту.
      С уходом буденновцев соотношение сил под Львовом резко изменилось. Группа войск Якира оказалась перед противником, располагающим двукратным превосходством в пехоте и коннице. Польские генералы Желиговский, Галлер и Карницкий обрадовались сложившейся ситуации и навалились на войска Якира всеми силами.
      Котовцы вступили в полосу новых сражений, самых напряженных за всю польскую кампанию. Однако, как ни куражились вражеские силы, добиться успеха им не удавалось. Пехота Якира по-прежнему продвигалась с упорными боями на Львов. Котовцы быстро перемещались с фланга на фланг своих пехотных бригад, поддерживая их полки во всех трудных положениях.
      В один из таких горячих дней котовцы, прикрывая стык двух пехотных дивизий Якира, сделали поздним вечером привал у края дороги, на опушке лиственной рощи.
      Бойцы эскадрона Девятова расположились в глубине рощи и кормили лошадей.
      - Не поймешь, что творится, - ворчал вахмистр Митрюк, переседлывая коня. - Ежели паны на Западном перешли в наступление, так буденновцам сам думнезэу [Бог (молд.)] велел нажимать на Львов. Лучшей помощи Западному фронту даже драк [Черт (молд.)] не придумал бы!
      - Не всякое слово в строку пишется, - заметил взводный Яблочко. Прямой или косой расчет, а буденновцев здесь уже нет. Факт! Теперь будем нажимать на Львов своими силами. - Помолчав, задумчиво добавил: - Толкуют, что получен приказ завтра же двигать на Львов. Ясно, как дважды два, что трудновато будет без буденновцев.
      Эскадронный Девятов разделял мнение своего вахмистра, но дипломатично молчал, ожидая, что скажут другие.
      Политрук Шимряев, копаясь в переметных оумах, тоже внимательно прислушивался к разговору. Управившись, он вышел из темноты, подошел к спорщикам и сказал наставительным тоном:
      - Не нашего ума это дело, товарищи. Приказ начдива наступать на Львов закон! И нечего нам с вами гадать да прикидывать. Не в числе бойцов наша сила, а в революционной ярости. Это понимать надо!
      - Что верно, то верно, - пробасил среди фуражных повозок помощник взводного Сторчаков. - Только с буденновцами нам было бы сподручнее. Бить одним кулаком хорошо, а двумя лучше!
      Эскадронный Девятов осадил Сторчакова.
      - Будет тебе кулаки считать, Федор, - сказал эскадронный. - Помоги-ка лучше фуражиру раздать зерно по взводам.
      - Это можно, - согласился Сторчаков. - Это нам как щенка подковать! И, взобравшись на повозку, стал помогать сгружать мешки на землю.
      Небо было затянуто тучами. Зажигать костры запрещалось. Эскадронный кашевар сварил пшенный суп еще на марше и теперь вполголоса зазывал бойцов подкрепиться.
      Фуражир Жариков организовал раздачу овса неподалеку от походной кухни.
      - Налетай, ребята, - простуженно хрипел фуражир. - Разбирай овес и рассовывай по саквам [Мешок для овса и продуктов, приторачивающийся к задней луке седла.]. Завтра выдачи не будет!
      На призыв фуражира откликнулся взводный пулеметчик Андрей Белый:
      - А что случилось, Потапыч? Неужто опять колесо подводит?!
      - Подводит, а что? - огрызнулся фуражир. - Тебе налегке, поди, и лихо не беда! Знай воюй себе! А у меня овса еще тридцать мешков. Что прикажешь делать с ним, ежели колесо пошло восьмеркой?!
      - А ты сдай лишний овес генералу Карницкому, - пошутил Белый. - Ему труднее будет улепетывать, а нам полегче станет настигать его!
      В кустах кто-то кашлянул и сочувственно зашамкал нарочито старческим голосом:
      - Не грыжет попа телега, грыжет жадне колешо...
      И тотчас из-за ближнего куста послышался бойкий говорок Ивана Ксенофонтова, отделенного командира из взвода Яблочко:
      - С Карницким сейчас шутки плохи. У него ни много ни мало, а полторы тысячи сабель! Если только доберется до нашего овса, так возьмет его вместе с фуражиром!
      - Так мы ему и дали, - хмыкнул Белый и угрожающе перебросил с плеча на плечо свой "шош" - ручной пулемет. - Вот приедет на днях Котовский, он сразу задаст этому Карницкому и овса и жару!
      Шутка Белого рассмешила бойцов, а имя Котовского вызвало оживление.
      - Только бы скорее приезжал комбриг, - затараторил Остап Охрименко. - Я ему в первый же день целый улей меду приволоку.
      - А я груш натрясу! - подхватил чех Изахар Спачил. - Целый мешок. Пусть кушает на здоровье!
      Фуражир перебил кавалеристов:
      - Чего тянете время? Скоро рассвет, а вы зубоскалите. А ну разбирай овес, дьяволы!
      Бойцы словно по команде притихли и один за другим стали проворно принимать овес для своих взводов.
      Пришла очередь получать зерно полуэскадрону мадьяр, но приемщики Месароша не появлялись.
      - Эй, Иштван, друг ситный, - сказал в потемки Жариков. - Давай людей за овсом, не задерживай!
      Месарош в сопровождении Сабо и Ковача медленно подошел к повозке Жарикова и бросил к его ногам мешки, свернутые рулоном.
      - Насыпай, - сказал безучастным голосом Месарош. - По взводам сами разделим.
      Жариков заметил удрученное настроение мадьяр.
      - Что невеселы, братаны? - спросил Жариков, наполняя подставленный мешок. - Чего нахохлились? Давай веселее!
      За мадьяр ответил Юлиан Степанюк. Он забежал в расположение третьего эскадрона на минуту-другую, чтобы разрешить свои сомнения, вызванные уходом буденновцев из-под Львова.
      - А чего им радоваться?! - с досадой в голосе сказал Степанюк. - Я целый год рвался до дому, а побыть пришлось не больше часу. Не успел обнять матку, приголубить сестричек, как польские уланы тут как тут.
      Если б не добрый конь, сидеть бы сейчас мне в польском лагере. А нашим приятелям, - кивнул на мадьяр, - дорога до дому дальняя! Только на днях мы вместе тешили душу, что возьмем Львов, двинем за Карпаты, и вдруг осечка! От они и закручинились.
      - Понятно, - сочувственно почесал за ухом фуражир, потом помог Ковачу взвалить мешок с зерном на спину и дружелюбно похлопал его по плечу. Шагай, камрады, только, чур, не горевать! Рано ли, поздно ли, а до Венгрии мы доберемся. Нет такого закона, чтоб лишать человека родины!
      Месарош поглядел на фуражира и сказал глухим голосом:
      - Закона такого нет, но есть Хорти. Эта кровавая собака никогда не пустит нас добром на родину! И выходит, фуражир, что без боя, без драки не видать нам Венгрии...
      Жариков не ответил, только шумно вздохнул, устало опустился на мешок с зерном и принялся свертывать цигарку.
      ...На дороге появились бойцы из боевого охранения.
      Ульрих вскочил с попоны, разостланной под деревом, и поспешил всадникам навстречу. Он внимательно выслушал донесение гонцов о появлении противника и приказал вызвать командиров пулеметных эскадронов.
      Командиры Слива и Эберлинг ждать себя не заставили и пришли одновременно.
      - Наглеют паны! - зло сказал Ульрих. - Надо встретить огоньком, да чтоб с треском, с грохотом!
      Отпустив командиров, комбриг приказал поднимать эскадроны.
      Вскоре ночную тишину прошила пулеметная очередь.
      А немного погодя вся окрестность загрохотала, заохала, словно над нею разразился ураган. Это бойцы Сливы и Эберлинга хлестнули свинцом со всех тачанок по авангарду польской конницы.
      Котовцы стали проворно выезжать на дорогу и строиться. Жариков быстро погрузил с ездовым остаток овса на повозку и вместе с каптенармусом Карпом Цопу погнал эскадронный обоз к ближнему лесу.
      Повозка Жарикова заскрипела в потемках. Вахмистр Митрюк долго прислушивался к этой музыке, потом покрутил головой и с нескрываемой досадой процедил сквозь зубы:
      - Стареет фуражир. Пора ему, байбаку, на печку.
      Еще вчера наказывал, чтобы размочил каруцу [Повозку (молд.)] в болоте, так разве он послушал, хаймана [Бродяга (молд.)]? А теперь возьми его за рупь двадцать!..
      Хромающая повозка фуражира, удаляясь по дороге к лесу, будто и впрямь приговаривала: "Рупь двадцать...
      Рупь двадцать..."
      Конница противника, обстрелянная ураганным огнем пулеметных эскадронов, остановилась и отошла в сторону своей пехоты. Это были уланы генерала Карницкого, с которыми котовцы не раз уже скрещивали сабли.
      От захваченного дозора улан котовцы узнали, что Карницкий был намерен обойти бригаду с тыла и уничтожить в ночном бою. Весть эта была встречена в эскадроне Девятова взрывом хохота.
      Котовцы выдвинули в сторону противника свой пеший дивизион, а сами тронулись вдоль линии фронта на помощь пехотным полкам соседней дивизии.
      3
      Стояли последние дни августа, но было еще полетнему тепло. Котовцы вели бои с переменным успехом на берегах Буга, в районе Буска, Красне.
      В один из таких летних дней в бригаду вернулся Котовский. Встреча с комбригом произошла на марше.
      При въезде в небольшое село в хвосте бригадной колонны неожиданно послышался бойкий окрик:
      - Держись влево! Гей, не убейсь!
      Это покрикивал пулеметчик Николай Дубчак. Он гнал краем дороги пулеметную тачанку, в которой сидел Котовский.
      Ездовой тачанки пристроился у ног комбрига и держал обеими руками его дорожный баул и еще какие-то свертки.
      - Братва, комбриг едет! - закричал помощник батарейного командира Яков Продан. - Истинный бог, Котовский.
      Весть о приезде комбрига мгновенно пронеслась по рядам колонны, и вся масса всадников круто повернулась в седлах. Дубчак, словно заправский лихач, держал вожжи на вытянутых руках и с важным видом гнал тройку серых в яблоках во весь дух.
      Ульрих поднял руку, и колонна остановилась.
      Кто-то восторженно гаркнул:
      - Ура Котовскому! Жить ему сто лет, нашему комбригу!!
      Торжественный, исторгнутый из глубины души возглас подхватили сотни людей.
      - В самую пору, Григорий Иванович! - радостно вскричал взводный Василаки и, выехав из строя, поскакал следом за тачанкой.
      Примеру Василаки последовали старейшие соратники Котовского, которые сражались рядом с ним еще в восемнадцатом и девятнадцатом годах. Это были Скутельников и Слива, Митрюк и Руснак, Сербу и Воронянский, Зибреев и Сорочан и многие другие его земляки-бессарабцы.
      Стихийно возникший эскорт последовал за тачанкой до середины колонны. Там вся кавалькада остановилась.
      Котовский поднялся с сиденья и встал во весь рост. Заметно утомленный, запорошенный пылью, он приветливо помахал рукой Ульриху, командиру первого полка Кучмию, улыбнулся командиру второго полка Криворучко.
      На улице собралась большая толпа галичан. Мужики, бабы, молодежь и ребятишки обступили тачанку со всех сторон и с восхищением глядели на богатырскую фигуру Котовского.
      - Сразу видно, что большой генерал приехал до войска, - прошептал в толпе иссушенный годами белобородый галичанин.
      Рядом другой старик, попыхивая фарфоровой трубкой, с затаенной надеждой промолвил:
      - Может, еще не допустят панов обратно? Не может того быть, чтоб на шею нам снова сели клятые вороги...
      Спрыгнув с коня, Ульрих подбежал к Котовскому, они крепко обнялись.
      - А ты все такой же, Миша, - сказал Котовский, отпуская Ульриха, статный, сильный...
      Ульрих смущенно улыбался, жадно всматривался в знакомые черты лица Котовского и от волнения не находил слов для выражения охвативших его чувств.
      Комполка Кучмий объявил привал и дал команду спешиться.
      Кавалеристы поставили лошадей вдоль оград, а сами собрались на дворах, у колодцев, в тени деревьев и наперебой стали обсуждать долгожданное возвращение Котовского. Командиры прислушивались к словам своих бойцов и радовались вместе с ними. А радоваться было чему. Ведь теперь всех их поведет в бой сам Котовский.
      Взводный Яблочко отпил у колодца добрую кварту студеной, кристально чистой воды, вытер тыльной стороной ладони губы и задвигал щетками рыжеватых усов:
      - Ох и здорово, братва, что приехал комбриг! Кому как, а мне рядом с Котовским сам черт не брат! Как завижу в голове колонны его красную фуражку, так в пору с самим дьяволом схватиться на саблях!
      - А без Котовского слабо, значит? - съехидничал Митрюк, раскуривая самокрутку.
      - Почему слабо? - хмыкнул Яблочко. - Котовцы всегда выкамаривают подходяще! Только с Котозским лучше!
      - Вот теперь и покажешь самому Пилсудскому, где раки зимуют! - хлопнул по плечу Яблочко эскадронный Девятое.
      - А что? И покажу! - озорно подмигнул Яблочко. - Дай только правильный адрес!
      - Вот этого не знаю, - мотнул головой Девятое. - Спроси у Воронянского. Он у нас самый главный разведчик.
      Кавалеристы рассмеялись.
      - Силен наш взводный, - рассудительно сказал Сторчаков, скручивая козью ножку. - С таким командиром и в пекло сунуться не страшно!
      Сторчакова поддержал Ксенофонтов:
      - Веселый командир, ничего не скажешь. С ним и в ненастье тепло.
      С мнением младших командиров согласился Митрюк.
      Выпятив нижнюю губу и солидно крякнув, вахмистр промолвил наставительно:
      - Максим Трофимович парень что надо. Завалящих командиров Котовский не держит!
      Ульрих и командиры уселись вокруг Котовского на куче бревен, сложенных у ворот небольшого двора. Пока хозяйка хаты гремела мисками и деревянными ложками, собирая на стол, Ульрих рассказывал Котовскому о боевых буднях бригады, о переменах в личном составе, происшедших за время его отсутствия.
      Котовский теребил в руках небольшой прутик душистого ясеня, очищая его от коры, и внимательно слушал.
      А когда речь зашла о сражениях под Кременцом и Божьей Горой, то стал перебивать своего заместителя, уточняя детали боевых эпизодов.
      - Так, так, - покачивал головой Ко.товский. - Выходит, трудно доставалась Галиция.
      - Нелегко, Григорий Иванович, - отвечал Ульрих. - Такой баталии, как под Божьей Горой, например, никогда не бывало.
      - Неужто под Дубно сам Якир водил свою пехоту на штурм форта Тараканов? - допытывался Котовский.
      - Да, водил, - утверждал Ульрих. - Об этом говорит вся дивизия. И под Божьей Горой тоже хаживал в самое пекло...
      К командирам подошел хозяин хаты. Он почтительно поклонился Котовскому и пригласил его вместе с командирами к столу.
      - Прошу всех красно, дорогие гости, отведать нашего хлеба-соли, сказал хозяин.
      - Дякую красно, - ответил Котовский.
      Увлеченный рассказом Ульриха, он не заметил, как поодаль, у тынов и вблизи на траве, уже давно стояли и сидели десятки его соратников.
      - Здравствуйте, товарищи! - сказал Котовский и помахал рукой. - Вот и свиделись наконец!..
      Слова его растворились в приветственных возгласах:
      - Здравствуйте, товарищ комбриг!
      - С приездом, Григорий Иванович!
      - Как здоровье, как себя чувствуете?
      В шуме и гаме послышался голос силача бригады красноармейца Руснака:
      - А что там, на Днестре, товарищ комбриг? Какие вести из Бессарабии?
      - На Днестре тишина, - ответил Котовский. - А в Бессарабии пока что по-старому: нищета да голод, штыки, тюрьмы. - И, поглядев с хитринкой на Руснака, спросил: - А у тебя что, приетен, руки чешутся или еще что?
      - Чешутся, Григорий Иванович, - расплылся в улыбке Руснак. - Иной раз так заберет за сердце, что никакого сладу нет с ними, с кулаками!
      - Кулаками Бессарабии не поможешь! - сказал Котовский. - Побереги силу, гайдук, для настоящего боя!
      Среди бойцов и командиров Котовский заметил Месароша.
      - Здравствуй, Месарош, - сказал Котовский, протянув ему руку. - Как живы-здоровы твои гусары, как воюете?
      Месарош шагнул вперед, щелкнул шпорами и энергично потряс комбригу руку.
      - Живем мало-помалу и воюем, конечно, - сказал Месарош с достоинством, подняв глаза на Котовского. - Только не совсем хорошо получается...
      Комбриг внимательно поглядел на Месароша, на обступивших его бойцов, командиров и понял их настроение. Ему ясно стало, что все они встревожены и озадачены сложившейся обстановкой под Львовом.
      - Терпение, друзья, - сказал комбриг после недолгого раздумья. - Пути революции тернисты, но цели ее справедливы и благородны, а поэтому непобедимы!
      Наша партия, наш народ снова накапливают силы, и разговор с шляхетской Польшей на этот раз будет более серьезный, если только она не образумится!
      И Котовский кратко объяснил товарищам, чем вызвано изменение обстановки на фронтах, рассказал о том, как в тылу страны рабочий класс напрягает все свои силы, чтобы помочь Красной Армии нанести новый удар по шляхте.
      ...После простого крестьянского обеда командиры, поблагодарив хозяев за хлеб-соль, оставили душную хату, вышли за Котовским на улицу и снова расположились на бревнах.
      Ульрих повел разговор о боевых действиях бригады за последние дни. Злым демоном котовцев оказался генерал Карницкий. Упомянув имя генерала, Ульрих выпрямился и раздраженно сказал:
      - Этому дутому индюку что? У него многократное превосходство в силах! Жми, значит, дави, не ленись только! Благо нет перед ним буденновцев, только мы да Осадчий! За последние дни, куда ни глянь, повсюду маячат уланы. Генерал, видимо, решил воздействовать на психику! А как-то на днях до того обнаглел, что проник к нам в тылы и пытался навязать ночной бой...
      Котовский не перебивал Ульриха. Он знал о Карницком все, что требовалось знать о своем противнике.
      - Так говорите, наседает Карницкий? В драку лезет, щипаный фазан?
      - Хорохорится, - усмехнулся Криворучко. - Видагь, все еще лютует за крепко намятую холку под Кременщж!
      - Выслуживается перед шляхтой, - заметил военком первого полка Владимир Чистяков. - А ведь вьь ходец из русских генералов! Когда-то командовал первым конным Заамурским полком, учился в Петербургской военной академии.
      - Русский, значит, - перебил военкома кто-то из командиров, - а продался Пилсудскому?! Плевый, стало быть, генерал!
      Эскадронный Скутельников скривил губы в презрительной усмешке:
      - Все они продажные, эти помещики с красными лампасами. С самим чертом готовы покумиться, только б было с кем рубить корни нашей Советской власти!
      - Ну зачем все, - возразил начштаббриг. - Возьмем генерала Брусилова. Честно принял Советскую власть, преотлично служит в нашем Реввоенсовете, немало потрудился над планом разгрома белополяков.
      - Так то Брусилов, - с жаром сказал эскадронный Девятов. - Таких, как он, патриотов раз-два и обчелся.
      Честь и хвала этому русскому человеку, хотя он и генерал!
      Котовский встал с бревна, размял затекшие ноги, снова сел.
      - Генерал Карницкий не оригинален, - сказал Котовский, глядя на небо, расцвеченное багрянцем заката. - Воюет по шаблону, как учили в академии. А времена нынче не те. Придется генералу переучиваться.
      И вообще, какой бы военачальник ни был, если он держится устава, как слепой стены, такому в наше время удачи не видать...
      За околицей послышался топот конских копыт. И тотчас в глубине улицы показались кавалеристы, скакавшие во весь опор. Старший из них на ходу соскочил с коня и доложил Котовскому, что к селу приближается крупный отряд неприятельской конницы.
      Котовский прошелся вдоль бревен, остановился и поглядел на Ульриха.
      - Не будем горячиться, - сказал комбриг задумчиво. - Давай отойдем малость, а там посмотрим. Схватиться с Карницким всегда успеем.
      И приказал штаб-горнисту играть сбор эскадронов.
      4
      Не успел Котовский вступить в командование бригадой, как был назначен командиром ударной группы для наступления на Львов в районе Буек - Козлов - Куткорж.
      Выполняя приказ командования, кавбригада Котовского во взаимодействии с пехотой одной из бригад Якира стремительно форсировала Буг и под Куткоржем лихим налетом разгромила наголову наступающую пехоту противника, захватила в плен свыше трехсот человек, три орудия и десять пулеметов.
      Здесь, в сражении за местечко и станцию Красне, ударную группу Котовского поддерживали два бронепоезда. Проследить за своевременным выходом бронепоездов на исходные позиции Котовский поручил сотруднику особого отдела Николаю Гажалову.
      Когда Гажалов приехал в штаб, чтобы доложить о готовности бронепоездов, Котовский делал в сарае при свете лампы гимнастику.
      - Как бронепоезда? - спросил Котовский, вопросительно поглядев на особиста.
      - Сделано, как приказано, - щелкнул шпорами Гажалов. - Вы же сами строго-настрого наказывали, чтоб ни звука, ни шороха.
      - Успех операции будет зависеть здесь от внезапности и быстроты действия бронепоездов, - сказал Котовский. - Глядите не промажьте.
      - Не промажем, Григорий Иванович, - заверил Гажалов. - Настроение у людей на обоих бронепоездах боевое, приподнятое.
      Удар из двадцати четырех орудий двух крепостей на колесах оказался ошеломляющим. После первых же залпов пехота противника бежала из Красне, бросая под ударами котовцев оружие, обозы, сотнями сдаваясь в плен.
      Спустя несколько дней под Русиловом котовды снова нанесли удар по вражеской пехоте, вывели из строя до двухсот солдат и офицеров, взяли в плен четыреста пятьдесят человек и много оружия. А на исходе следующего дня, после жарких схваток с противником в районе Козлова, разведка донесла Котовскому о появлении на фланге бригады большого отряда конницы Карницкого. Возложив оборону боевого участка на командира пехотной бригады, Котовский, не медля ни минуты, повел свои полки в направлении, указанном разведкой.
      К полуночи бригада миновала заболоченную низину, оставив позади неширокую земляную гать, и поднялась на отлогую возвышенность, окаймленную лиственными перелесками. Здесь комбриг приказал сделать привал, а сам в сопровождении Ульриха, адъютанта и ординарцев поехал к болоту.
      Узкая, разбитая обозами гать, проложенная через болото, привлекла к себе внимание Котовского сразу же, как только эскадроны стали переправляться на поляну. Конь под комбригом ступил тогда на изрытую насыпь неохотно, пошел вперед с большой осторожностью.
      Котовский тут же вызвал начальника разведки Воронянского, приказал ему тщательно обследовать болото и дожидаться его возвращения.
      Теперь, не доезжая до гати, Котовский с Ульрихом остановили лошадей и стали ждать, когда появится начальник разведки. Но вокруг было тихо и безлюдно.
      Сквозь перистые облака тускло светила луна, и местность вокруг просматривалась с трудом.
      Воронянский появился неожиданно. Он тихо подъехал откуда-то из кустов и тотчас стал докладывать:
      - Выход на поляну со стороны противника и обратно возможен только через гать, товарищ комбриг. Справа от гати, - показал рукой, - непроходимое болото, а дальше крутой подъем, поросший хвойным лесом. Слева широкий топкий ручей и густой ольшаник...
      - Ну а пройти можно? - перебил Котовский.
      - Гиблое место, товарищ комбриг, - заверил Воронянский. - Пробовали дно и шестами и лошадьми.
      Чуть было коня не угробили. Влип по брюхо тут же, у самого берега.
      - Отлично, - указал Котовский. - Значит, если Карницкий сунется, перейдет гать и вытянет колонну на вершину поляны, тогда...
      - Тогда гроб ему с музыкой, товарищ комбриг, - рассек воздух ребром ладони Воронянский. - Кроме как на гать, бежать с поляны некуда!
      Котовский усмехнулся, повернул голову в сторону Ульриха и, слегка заикаясь, сказал:
      - Вот здесь и стукнем Карницкого, если сунется. Поглядим тогда, чья выучка лучше: наша, революционная, или ихняя, академическая. - И, развернув Орлика, пустил его рысью в сторону расположения эскадронов.
      ...Не успели котовцы покормить лошадей, как вдали, где-то за гатью раскатисто застучал пулемет, потом другой, третий, и снова стало тихо.
      - Это он, Карницкий, - насторожился Ульрих. - Никак не угомонится, чертов перец!