Ефим Иванович Морозов
      РАССКАЗЫ О КОТОВЦАХ
      Анонс
      Книга рассказов о легендарном комбриге Котовском и бойцах его бригады, об их самоотверженной борьбе за дело партии. Автор рассказов - Морозов Е.И. в составе Отдельной кавалерийской бригады Котовского участвовал во всех походах котовцев против петлюровцев, белогвардейцев, банд на Украине.
      СОДЕРЖАНИЕ
      На марше
      Бой на рассвете
      За Божьей Горой
      На просторах Галиции
      Побратимы
      Две встречи
      Разгром на Збруче
      Рабочий день комкора
      Клинок Сорочана
      Об авторе
      НА МАРШЕ
      1
      Стоял жаркий июль грозного, незабываемого лета двадцатого года. Фронт белополяков от Припяти и до Днестра откатывался под натиском Красной Армии и распадался на отдельные очаги сопротивления. Конная армия Буденного еще в начале июня прорвала внезапным ударом оборону противника под Сквирой и Самгородком и неудержимой лавиной неслась на запад. Конармейцьг в считанные дни освободили тогда один за другим Бердичев, Житомир, Новоград-Волынск, затем устремились на Ровно, сметая на своем пути все препятствия.
      Кавбригада Котовского бок о бок с буденновцами упорно теснила вражеские части на юго-запад, врываясь в каждый новый населенный пункт почти на плечах противника.
      Только на короткий миг белополякам удалось задержаться на выгодных, труднодоступных берегах Случи. Однако энтузиазм красных кавалеристов смел и это препятствие, и вскоре отважные эскадроны котовцев стремительным ударом заняли Изяслав.
      Отсюда котовцы сделали резкий бросок на юг и помогли войскам Красной Армии разгромить староконстантиновскую группировку белополяков, поддерживаемую петлюровскими частями. Там, обойдя Антонины, котовцы ударили в тыл противнику и наголову разбили в Мезенцах одну из пехотных бригад петлюровцев.
      А на другой день под Кульчинами котовцы настигли остатки петлюровской бригады, взяли в плен и разоружили. Штаб с конной сотней прикрытия и небольшим обозом бежал в суматохе по неглубокой балке.
      - Ох, утекут они, товарищ комбриг! - досадовал командир второго полка Криворучко, тревожно поглядывая на Котовского. - Дозвольте мне завернуть их!
      - Побереги лошадей, командир, - ответил Котовский, глядя в бинокль вслед убегающим. - Все равно далеко не уйдут. Или угодят в руки Примакова [В. М. Примаков - начальник кавалерийской дивизии червонных казаков, действовавшей левее кавбригады Котовского.], или снова выйдут на нашу дорогу.
      Из Кульчин котовцы повернули на запад, освободили Теофиполь и Ямполь, а на заре, по холодку, двинулись следом за противником по дороге на Кременец.
      Краем дороги плыли зреющие поля, рощи и сенокосные берега прохладных речушек. Позади в облаках горячей пыли скрипел и стонал огромный обоз бригады - с овсом, снарядами и черствыми ковригами хлеба.
      Над походной колонной из конца в конец стоял неумолчный гомон: о чем только не толковали между собой бойцы и командиры! Рассказывали о том, что пишут из дому и что отписано родне, повествовали, кто и как отличился в ночной разведке, кому какое досталось оружие или седло во вчерашних конных атаках, но больше всего толковали о конях, добрая треть которых уже вышла из строя, а пополнения не было. Особенно разгорелись страсти в третьем эскадроне первого полка, во взводе Максима Котельникова по прозвищу Яблочко. Здесь красноармеец Тудор Христоня после недолгого спора о том, как лучше добыть коня, подъехал к вахмистру Митрюку вплотную и, сбив фуражку на затылок, промолвил:
      - Я говорю хлопцам, что каждый котовец, ежели он только красный кэлэраш [Кавалерист (молд.).], а не хоц де кай [Конокрад (молд.).], должен достать себе коня ночью в разведке или в засаде.
      Правильно я толкую, вахмистр?
      - Почему ночью? - воззрился Митрюк на Христоню. - Настоящий гайдук должен добыть себе коня в бою, а не в засаде.
      Мнение вахмистра горячо поддержал взводный Сорочан:
      - Это верно, приетен [Друг (молд.)]. Конь, добытый в засаде, не делает чести гайдуку.
      После небольшой паузы Христоня оживился вдруг, поглядел с презрением на прижатые уши своей норовистой лошаденки, доставшейся ему после рослого коня, убитого под Мезенцами, и с жаром воскликнул:
      - Никудышный я буду котовец, ежели только не добуду себе настоящего скакуна! Не могу я больше ездить на этой брыкливой козе! - И в доказательство своей правоты он энергично дал шпоры черной горбоносой киргизке.
      То ли Христоня переборщил, то ли коняга не ожидала такой "щедрой ласки" от своего хозяина, как вдруг свершилось такое, от чего бригада во все глаза уставилась на Христоню.
      Неказистая с виду "киргизка", получив шпоры, взбрыкнула, словно ее ужалил тарантул, вырвалась из строя, бросилась в сторону с дороги и, низко опустив голову, во весь дух понеслась по прямой через скошенный луг, намертво закусив удила. Христоня уперся ногами в стремена, со всей силой натянул поводья, силясь осадить лошаденку, да не тут-то было! Промчалась его коняга саженей с тридцать и со всего маха врезалась в обшарпанный стожок сена. Верхушка стожка взлетела в воздух, словно в него пальнули из пушки, а нервная скакунья осела на задние ноги и ошалело замотала головой. Христоня на глазах изумленной колонны перемахнул через стожок кверху шпорами и словно куль с мукой шлепнулся в канаву с водой.
      - Во-во, гада какая! - взревел Христоня, вылезая из канавы и призывая в свидетели эскадрон. - Вы только поглядите, братаны, как она, стерва, надо мной измывается!
      Вода стекала с одежды Христони ручьями, и был он уморительно смешон в эту минуту, этот развеселый молдаванин.
      Бойцы неистово хохотали, глядя на Христоню, на его кургузую лошаденку, по-собачьи сидевшую на задних ногах. Вместе со всеми смеялся Котовский.
      - Чистый цирк! - покачивался в седле Котовский, хватаясь за бока. Ей-же-ей - комедия! Ну и Христоня! Уморил до смерти!
      Котовский вытер глаза платком и громко спросил:
      - С чего это она у тебя, Тудор? Какая муха ее укусила?
      - До смерти шпор боится, товарищ комбриг! - прокричал Христоня в ответ и стал отстегивать седло.
      - А ты сними их, свои шпоры, - посоветовал Котовский. - Раз конь боится щекотки - управляйся нагайкой, по-казачьи! - Приглядевшись к огромным шпорам Христони, усмехнулся: - Разве у тебя шпоры? Вилы, а не шпоры! Такими острогами можно быка укокошить!
      Христоня затянул подпруги, вскочил в седло и, отставив ноги от боков лошади, осторожно потрусил к голове колонны. Подъехав ближе, он придержал коня и поглядел на комбрига такими глазами, словно его совет снять шпоры прозвучал как кощунство:
      - Какой же я буду котовец, товарищ комбриг, без этих самых джур-джур, без шпор, значит? Нет уж, без шпор да без хорошего коня котовец не котовец! Завтра же добуду себе настоящего скакуна. Чтоб был как фок [Огонь (молд.)], как пуля!
      - Если только польского, в честном бою, тогда будешь котовец! - громко одобрил комбриг и дал команду головному эскадрону трогать дальше.
      Христоня, сопровождаемый смехом и шутками, мокрый и прилизанный, тронул виновницу потешного случая и поехал по обочине дороги к своему эскадрону.
      Солнце уже стояло высоко и сильно припекало.
      Бригада проделала немалый путь, и надо было кормить лошадей. Котовский поглядел на часы и, подняв руку, остановил колонну неподалеку от молодого осинника.
      - Заводи лошадей в рощу! - дал команду Котовский и направил Орлика к неширокому проточному ручью.
      Конные и пулеметные эскадроны, батарея и обоз спешились и устремились в осинник, наполнив рощу характерным шумом кавалерийского лагеря.
      Котовский слез с коня, бросил поводья на руки коновода и пошел к ручью. За ним следом пошли начштаббриг Юцевич, замкомбриг Ульрих, командир второго полка Криворучко и небольшая группа штабистов.
      Остановившись, Котовский поглядел вокруг, сделал руками несколько гимнастических движений и, прищурившись на отблески солнца, сверкавшие на поверхности ручья, улыбнулся:
      - Место для бивака подходяще: и роща и ручей как по заказу!
      - Место преотличное! - согласился начальник штаба, вынимая бинокль из футляра. - Только жить да радоваться.
      Котовский поманил пальцем своего адъютанта и приказал вызвать ветеринарного фельдшера из дежурного эскадрона.
      Ветеринар Симаков оказался поблизости. Услышав слова Котовского, обращенные к адъютанту, он быстро вышел из рощи и подошел к комбригу.
      - Я здесь, товарищ комбриг! - сказал Симаков, застегивая кожаную куртку.
      - Сделай-ка, фельдшер, пробу воды да не медли.
      Времени для отдыха в обрез.
      - А проба готова, товарищ комбриг, - стукнул каблуками Симаков и, покрутив щепотью пальцев посеребренные годами усы, вытянул руки по швам.
      - Когда же успел? - удивился Котовский. - Не загибаешь ли, старина?
      Симаков смутился слегка, кашлянул в кулак и солидно ответил:
      - Зачем загибать, товарищ комбриг. Пробу взял, как только услышал вашу команду о привале. Вода хорошая. Лучшей для водопоя здесь, пожалуй, не отыщешь.
      - Добро, - пробасил Котовский. - А теперь ступай и организуй водопой. Только не так, как в Любаре!
      Поить лошадей на берегу, и только из брезентовых ведер, чтоб не мутить воду, не баламутить.
      - Слушаюсь! - снова стукнул каблуками Симаков и, круто повернувшись, побежал в рощу.
      На гребне отлогой возвышенности показался парный дозор из команды разведчиков. Кавалеристы ехали шагом, и это означало, что впереди противника нет, что можно будет спокойно покормить лошадей и отдохнуть.
      Котовский выслушал доклад разведчиков и отпустил их. Сам пошел к командирам и штабистам, которые неподалеку, с небольшой высотки, уже просматривали в бинокли обширную равнину, уходившую далеко в сторону Вишневца.
      Комбриг снял на ходу алую фуражку, подставив гладко выбритую голову под палящие лучи солнца, и глубоко, с наслаждением вдохнул полной грудью знойный воздух, насыщенный запахами полевых цветов и нескошенных трав. Южный ветерок слегка покачивал набухшие колосья ржи, пшеницы и терялся в зарослях вызревающего подсолнуха. Где-то высоко в лазоревом небе звенели невидимые жаворонки. Котовский шел твердым шагом, зорко посматривая вокруг, и, казалось, дивился необычайной тишине, царившей в этот день на полях Волыни.
      - Что так пристально глядите? - спросил Котовский, приближая-сь к командирам. - Что-нибудь подозрительное?
      - Вроде як ничего, - ответил Криворучко, опуская бинокль. - Там зараз должен двигать на Вишневец Виталий Примак со своими казаками. Ежели по времени, - он поглядел на наручные часы, - так ему пора уже буты на уровни з намы.
      - Почему на уровне с нами? - усмехнулся комбриг, поднимая к глазам бинокль. - Разве у Примакова лошади на бензине ходят? На той же травке-муравке да на трех котелках овса, как и наши.
      Криворучко запрокинул слегка голову и веселя поглядел на Котовского:
      - Насчет бензину дило наше швах, Григорий Иванович. Нэма бензину, хоть запалы всю Украину! У мэнэ е дви охвыцэрьски зажигалки, а бензину чорт мае!
      Другой раз чиркаешь-чиркаешь тою машинкою, а сам выглядаешь, у кого б сирнычка позычити!
      Командиры рассмеялись, продолжая глядеть в бинокли.
      Из рощи на опушку вышла группа командиров из эскадрона Девятова. Они уже управились с бивачными делами и, видимо, решили полюбоваться примечательной местностью.
      - Закружили нашу бригаду! - громко воскликнул с наигранной досадой взводный Яблочко. - Гоняемся за шляхтой, как борзые за волками, то влево, то вправо!
      - А чего удивительного? - оглянулся на своего взводного эскадронный Девятов. - Волчья стая, когда спасается, всегда вразброд идет!
      На слова эскадронного отозвался взводный Сорочан, черноусый широкоплечий детина.
      - Гоньба, она не страшна, - сказал Сорочан. - Были б только кони да люди!
      - Особливо кони, - заметил эскадронный политрук Шимряев. - А людей у нас в пешем дивизионе на два эскадрона хватит!
      Выкурив по цигарке, командиры напились из ручья, черпая воду ладонями, затем сполоснули руки, лица и неторопливо пошли в рощу.
      Котовский внимательно прислушивался к словам командиров, разговаривавших у ручья.
      - Ты слышал, на что сейчас досадовали командиры? - спросил комбриг начальника штаба. - Так как там, в штабе армии, с нашей заявкой на конский состав?
      - Нет лошадей в конском запасе, - ответил начальник штаба. - В штабе армии говорят, что кто-кто, а Котовский знает, где добывать лошадей. Намекают, - улыбнулся начштаббриг, - что вы, Григорий Иванович, имеете надежный блат у Пилсудского!
      - Шутки шутками, - ухмыльнулся Котовский, - а с лошадьми дело дрянь.
      - Конечно, дрянь, - согласился начальник штаба.
      Котовский не унимался:
      - Ну а если хорошенько покопаться в наших обозах? Неужели не наскребем два-три десятка лошадей, пусть даже нестроевых?
      - Откуда быть лошадям в наших обозах? - пожал плечами начальник штаба. Подумав, поглядел на комбрига вопрошающе: - Да разве наступающей бригаде нужны только кони? А обученные солдаты, строевые седла, подковы, ухнали [Ковочные гвозди], овес, медикаменты? От заботы об одних снарядах да патронах голова кругом идет!
      Котовский рассмеялся и душевно обнял начальника штаба за плечи:
      - Ладно, Костя, не будем пустословить. Ты только подбрось мне лошадей, а остальное, так и быть, я достану у Пилсудского. Антанта щедрой рукой снабжает этого шустрого политикана! Есть у него и оружие, и амуниция, и обмундирование. Хватит и на нашу долю.
      Ульрих опустил бинокль и усмехнулся:
      - Такого добра, как изношенное оружие да подмоченная амуниция, у Антанты на все державы хватит!
      А что касается лошадей, так Антанта немало дала польской шляхте хороших гунтеров, которых вдосталь нахапала у немцев по Версальскому договору. На таких лошадях в сокрушительные атаки ходить, а не драпать без оглядки, как это делает польская конница. - Поразмыслив о чем-то, добавил: - Так что, видать, Пилсудский воюет на последнем дыхании.
      Котовский пытливо поглядел на Ульриха и покачал головой:
      - Не говори гоп, командир, пока не перескочишь!
      Рано еще снимать со счетов войско Пилсудского. Шляхта хотя и отходит, а сопротивление ее нарастает.
      Начальник штаба спохватился вдруг:
      - Пойду свяжусь со штадивом. Действительно с лошадьми канитель получается!
      Комбриг отпустил командиров. Однако не успели они дойти до рощи, как услышали его команду:
      - Командиров полков ко мне!
      Ульрих и Криворучко вернулись. Замкомбрига Ульрих в эти дни командовал еще и первым полком вместо раненого Михаила Нягу.
      Котовский развернул карту и поглядел на Ульриха:
      - Сейчас же пошли эскадрон Скутельникова вот сюда! - Он указал место на карте. - Там пылит не то обоз, не то пехотная колонна. Наша пехота еще позади, стало быть, пусть проверит и действует по обстоятельствам.
      Криворучко пристально поглядел в бинокль:
      - Та цэ ж ти сами петлюровцы, що ушли из наших рук пид Кульчинами! Боны сами! Дозвольтэ мэни потолковать з ными, товарыш комбриг!
      Котовский, не ответив, обратился к Ульриху:
      - Выполняй, командир, не теряй время!
      Ульрих сделал карандашом пометку на своей карте и побежал в рощу. А через две-три минуты эскадрон Скутельникова и взвод пулеметных тачанок вынеслись из рощи, пересекли дорогу и скрылись в солнечном мареве.
      Криворучко тоскливо поглядел вслед уходившему эскадрону и насупился.
      - Да будет тебе, Николай Николаевич, - усмехнулся Котовский. - Полк Ульриха сегодня дежурный, ему и карты в руки!
      - И я в картах разбираюсь, - вздохнул Криворучко. - Ас петлюровцами я бы лучше добалакався, чем Скутельников. Он молдаванин и по-украински не очень-то кумекает.
      Котовский откинул голову и рассмеялся:
      - Не переживай, командир. Где Скутельников не доберет словами, так растолкует на саблях. На этот счет он у нас мастер...
      2
      В роще тем временем бойцы поочередно напоили у ручья лошадей, задали корм и расположились отдыхать на траве, в тени деревьев.
      Шумно и весело было только в эскадроне Девятова.
      Здесь совсем еще молодые бойцы осаждали Христоню со всех сторон, упрашивая рассказать им что-либо о боевом прошлом бригады, о ее бойцах и командирах.
      Христоня, недавний чабан аккерманских помещиков, в кавбригаду Котовского пришел с отрядом красных партизан, теснимых румынскими войсками из Бессарабии. Невысокий, широкоплечий, черный как цыган, Христоня всегда искрился избытком веселья, сыпал шутками-прибаутками.
      Но в эти минуты, после злополучного купанья в канаве, Христоня был не в духе и рассказывал неохотно, все больше о конях. Скрестив по-турецки ноги, он сидел в одних исподниках на разостланной шершавой попоне и с досадой поглядывал то на развешанные на ветвях мокрые галифе и гимнастерку, то косил смешливым глазом на свою конягу, которая беспечно мотала головой и с наслаждением жевала душистый овес, засыпанный в конскую торбу.
      - Кони, они разные бывают, - вздохнул Христоня после небольшой паузы. Орлик комбрига, например, умнее иного человека. Даже когда лакомится вишней, так непременно выплевывает косточки, не говоря уж о сливах или абрикосах.
      - Ничего не скажешь, деликатного воспитания животина, - перебил Христоню шустрый и бывалый паренек Андрей Белый. - Даром что конь, а башковитый - разбирается в фруктах.
      Молодые воины переглядывались, пожимали плечами: правду говорит Христоня или насмехается? Но "старики" делали вид, что рассказчик говорит правду, и ждали, что еще отчубучит их дружок, неистощимый на выдумку.
      - А чай вприкуску с блюдечка он не пьет, часом? - с ехидцей в голосе спросил чернобровый Недбайло и поглядел озорно на товарищей, что, мол, теперь ответит Христоня.
      Рассказчик серьезно ответил:
      - Чай вприкуску не пьет, конечно, а внакладку - пожалуйста, хоть ведро, хоть два! Опростает посудину и головой машет: благодарствую, мол, за угощение, дорогие хозяева!
      Взрыв хохота потряс рощу.
      Охрименко утер ладонью увлажненные от смеха глаза и подался к Христоне:
      - Интересно, Тудор, где это Орлик получил такое образование? Не кончал ли, случаем, гимназию?
      - Чудак-человек! - покосился Христоня на Охрименко. - Конь комбрига раньше ходил под генералом Бредовым. А царским генералам, как известно, кроме как резаться в карты да учить лошадей уму-разуму, больше и делать было нечего.
      Политрук Шимряев поглядел с усмешкой на озадаченные лица "птенцов" и серьезно заметил:
      - Генералы не такие простаки, как Христоня расписывает. Они умеют кровь пускать нашему брату. Не зря мы с ними деремся третий год и никак не доконаем! А что Орлик верно служит нашему комбригу, так только потому, что чувствует его твердую руку и душевную ласку.
      Порассказав еще кое-что из были и небыли, Христоня вскочил с попоны, снял с ветвей просохшую одежду и проворно оделся.
      Неожиданно появился эскадрон Скутельникова.
      Всадники показались с солнечной стороны на узкой проселочной дороге, петлявшей в буйных хлебах. Впереди эскадрона торопливо шагала толпа обезоруженных петлюровцев, скрипело десятка два повозок и пылил небольшой табун оседланных лошадей. Доносился насмешливый голос взводного Евдокима Ляхомского:
      "Шагай, шагай, Панове! Отвоевались! Будет вам жировать на украинских хлебах из рук Пилсудского!"
      Скутельников остановил пленных у края дороги, а сам поскакал к роще. Котовский и его штаб вышли из осинника и пошли эскадронному навстречу.
      Котовцы глядели на пленных кто безучастно, кто осуждающе.
      - И чего люди блукают по белому свету? - вздохнул Охрименко, разглядывая пленных.
      - Запутались в трех соснах, вот и блукают, - ответил Христоня.
      Политрук Шимряев косо поглядел на пленных и сказал неприязненно:
      - Рыскают как волки между Польшей и Украиной, а угодят в плен, так в слезы: "Несознательные мы, заблуждались!"
      Взводный Ляхомский, саженного роста молодец, завидев Котовского, подал команду:
      - А ну стройся в одну шеренгу, панове!
      Свыше сотни пленных быстро построились в один ряд и замерли. Позади шеренги вытянулся обоз, загруженный штабным хозяйством, офицерскими пожитками и провиантом.
      Котовский в сопровождении командиров деловито шагал через поляну, отделявшую рощу от дороги, и поглядывал издали на пленных. В красных галифе и светло-серой гимнастерке, плотно облегающей крутые плечи, Котовский шел с высоко поднятой головой и был величествен, как истый полководец.
      Котовский осмотрел трофейных лошадей, приказал отвести их в сторону и подошел к пленным.
      - Откуда родом? - спросил Котовский пленного с солдатской выправкой.
      - Из Луцкого уезда.
      - Почему связался с прохвостами?
      - Мобилизован призывной комиссией.
      - Когда?
      - В январе девятнадцатого.
      - Много ли земли в хозяйстве?
      - Где уж там много, - вздохнул пленный. - Две десятины всего-навсего на пятеро душ.
      - Что дальше думаешь делать?
      - С радостью пойду в Красную Армию, ежели возьмете!
      - Всерьез или до первого случая?
      - По гроб жизни, ежели возьмете, - оживился пленный и пожал плечами. Сам не знаю, чего ради таскался за брехуном Петлюрой!
      - Надо обдумывать свои поступки, - обнадеживающе поглядел Котовский на пленного и пошел дальше вдоль шеренги.
      Допросив еще нескольких человек, комбриг, остановился перед рослым юношей, пощупал мышцы рук, пристально поглядел в глаза:
      - А ты откуда?
      - Из Липовца, - ответил юноша..
      - Кто родители?
      - Батько путевой обходчик, а мать померла.
      - Год рождения?
      - Тысяча девятисотый.
      - Мобилизован?
      - Служил добровольцем в Красной Армии у батька Боженко, в дивизии Щорса. В августе девятнадцатого года, под Коростенем, попал в плен. Завезли меня в Польшу, в Ланьцут, а там морили голодом, пока не согласился служить... вот у этих. - И юноша кивнул головой на петлюровского сотника с дерными франтоватыми усиками, в серой черкеске и высокой кубанке.
      - Грамотный?
      - Кончил пятиклассное городское.
      Котовский поглядел на эскадронного Скутельникова:
      - Вот тебе писарь, командир, и, видать, неплохой будет рубака. Так что не бузи мне больше, что писать у тебя рапортички некому.
      Скутельников широко улыбнулся:
      - Я с ним уже договорился. Ждал только, что скажете вы, товарищ комбриг.
      - Утверждаю, - сказал Котовский и поглядел на парня серьезными глазами. - Только чтоб в плен мне больше ни-ни. Гляди, хлопец!.. А коня своего бери.
      Приглянувшийся комбригу молодец оторопело поглядел на него, хотел было произнести слова благодарности, но от волнения только захлопал пушистыми ресницами и побежал к табуну лошадей, где его ожидал конь, возвращенный ему комбригом.
      Закончив обход пленных, комбриг отошел в сторону и громко воскликнул:
      - Кто решил смыть с себя позорную кличку петлюровца и честно постоять за рабоче-крестьянское дело - три шага вперед!
      Десятки солдат и несколько офицеров шагнули вперед и застыли на месте, вытянув руки по швам.
      - Эскадронный, - обратился Котовский к Девятову, - распорядись отвести и сдать доброхотов в пеший дивизион. А остальных переписать и отправить в штаб дивизии!
      И комбриг направился в рощу. Там он быстро расписал трофейных лошадей по эскадронам и присел в тени дерева на разостланную бурку, намереваясь перекусить немного и отдохнуть.
      Но не пришлось комбригу ни поесть, ни отдохнуть.
      Распределение трофейных лошадей подняло на ноги все эскадроны. Не так-то легко было распределить какихнибудь два-три десятка захваченных лошадей, когда их требовалось .уже сотни полторы, а то и две. Захваченный конь нередко становился яблоком раздора. Не раз для решения спора по справедливости приходилось обращаться к самому Котовскому. Комбриг, если только был свободен, не отказывал в арбитраже. И тогда "дележ" коней превращался в своеобразный вид соревнования. Поглядеть на оказию сбегались десятки бойцов.
      Особенно радовались в такие минуты молдаване, которые знали толк в конях и любили их до самозабвения.
      Комбриг решал спор просто: сажал всадника на неоседланного коня и неожиданно стегал животное хлыстом. Конь бросался в сторону, а всадник под оглушительный хохот валился на землю. Если удерживался - лошадь доставалась джигиту.
      Уладив с распределением лошадей, комбриг вернулся на свою стоянку, доел на скорую руку недоеденное и приказал штаб-горнисту трубить сбор к выступлению.
      В считанные минуты кавалеристы вывели лошадей из рощи на дорогу, построились и двинулись дальше по жаркому и пыльному тракту на Катенбург.
      Солнце перевалило за полдень. Знойный воздух, напоенный медовым ароматом цветущей гречихи, томил кавалеристов, и они уртало покачивались в седлах. Кони тоже изнемогали от жары и с ленцой переступали копытами. Из конца в конец колонны без умолку скрипела седельная кожа, глухо позвякивали стремена, оружие.
      По-прежнему было шумно в эскадроне Девятова.
      Здесь, во взводе Яблочко, "желторотые" то и дело тормошили "стариков", требуя порассказать им что-либо о самом Котовском.
      Больше всех егозил и приставал к "старикам" Остап Охрименко:
      - Расскажите, хлопцы, что-нибудь про комбрига.
      Говорят, ,что он до того сильный, что может быка с ног свалить.
      На слова Охрименко откликнулся Иван Ксенофонтов:
      - Слышать про такое не доводилось, а вот как Котовский свалил кулаком коня, так подобный факт я собственными глазами видел.
      - Неужто кулаком? - удивился Охрименко. - И за что же это он так осерчал на животную?
      - За норов и злобу, - ответил Ксенофонтов. - А досталась та лошадь нашим штабистам из-под лютого махновца. Собака, а не конь!
      - Кусался, что ли, или кидал задом? - допытывался Охрименко.
      - Если бы так, - с напускной досадой вздохнул Ксенофонтов, - а то ведь что делал, разбойник! Както раз на штабной коновязи ухватил он нашего бригадного штаб-трубача за зад, мотнул головой и швырнул парнишку через тын аж в подсолнухи!
      - Эка важность какая! - рассмеялся Охрименко. - Бывают бешеные кони.
      - Легко сказать: "Эка важность какая!", - хмыкнул Ксенофонтов. - А каково было трубачу, когда в этот момент на крыльцо штаба вышел комбриг и приказал трубить тревогу, а штаны горниста у коня в зубах остались?
      Оглушительный хохот взорвался над взводом. Эскадронный Девятов резко оглянулся, хотел было погрозить взводу кулаком, но, глядя на смеющихся бойцов, тоже засмеялся и махнул рукой.
      - Так какого ж все-таки коня и за что именно свалил с ног Котовский? спросил Иван Недбайло.
      - Ох и недотепа ты, парень, - досадно развел руками рассказчик. - Вот этого самого коня, который швырнул трубача через тын, Котовский и огрел кулаком по темечку!
      - Ну и что конь? - не унимался Недбайло.
      - А что конь, - пожал плечами Ксенофонтов. - Получил затрещину и попятился, повалил тын и тоже угодил в подсолнухи!
      И снова засмеялись бойцы, и снова град кудреватых словечек посыпался в адрес рассказчика.
      Взрывы хохота в эскадроне Девятова привлекли внимание военкома первого полка Владимира Чистякова. Комиссар остановил коня на обочине дороги, а когда поравнялся с веселым и шумливым эскадроном, подъехал к Девятову.
      - Отчего так весело, если не секрет? - кивнул Чистяков на взвод Яблочко, пыливший позади своего командира.
      - Да тут молодежь всю дорогу осаждает служилую братву вопросами, ответил Девятов, обнажая в улыбке ровные крепкие зубы. - Все допытывается, чем знаменит наш полк, какие имеет боевые заслуги.
      Чистяков поравнялся со взводом Яблочко и поглядел на молодых бойцов с одобрением:
      - Это хорошо, когда боец интересуется историей своей части.
      - Очень интересуемся, товарищ комиссар, - расплылся в улыбке Остап Охрименко. - Рассказали бы нам обо всем по правде, а то вот эти, - кивнул глазами на Христоню и его дружков, - разыгрывают нас.
      Пока доберешься до сути дела, так насмеешься до одури.
      - Смех - хорошо, смех - здоровье, - улыбнулся комиссар, догадываясь о проделках Христони. - А вот когда и где возник наш полк и как он сражался на красных фронтах против многочисленной контры, так об этом я расскажу с удовольствием.
      Молодые бойцы глядели на Чистякова во все глаза.
      Комиссар подумал о чем-то, ласково потрепал коня по шее и начал:
      - В девятнадцатом году первый полк представлял собой конный дивизион, состоявший в основном из бессарабцев, и входил в состав второй бригады нашей Краснознаменной стрелковой дивизии. Бригадой этой командовал тогда товарищ Котовский, а во главе конного дивизиона стоял бессарабский партизан Михаил Нягу. В дни, когда Красная Армия стала решительно теснить орды деникинцев к Черному морю, нашей дивизии потребовалась конница преследования. Двенадцатого января этого года начдив Якир приказал конные дивизионы своих пехотных бригад переформировать в два кавалерийских полка. Конный дивизион Михаила Нягу был развернут в первый полк, а другие дивизионы стали основой второго полка, которым тогда командовал товарищ Макаренко. Таким образом, наша пехотная дивизия стала Иметь свою кавалерию, а командиром кавалерийской бригады был назначен товарищ Котовский.
      - Вот как дело было, - крякнул Иван Недбайло и скосил осуждающе глаза на Христоню. - А вы нам про Орлика да про ведро чаю внакладку...
      Бойцы зашикали на Недбайло и снова навострили уши. А комиссар продолжал:
      - Весть о формировании кавалерии Котовского быстро распространилась по южным районам Правобережной Украины. Со всех сторон группами и в одиночку потянулись к нам добровольцы. Первое боевое крещение наш полк принял в боях за Вознесенск. Отсюда, с подходов к реке Южный Буг, кавалерия Котовского начала буквально творить чудеса! До сих пор не возьму в толк, как только мы управились в те студеные январские дни с ордой золотопогонников, рвавшейся на правый берег Южного Буга?! Целыми днями наши полки кружились по колено в снегу в конных атаках, громя и деморализуя противника. Не сумев прорваться на западный берег Южного Буга, противник бросился сперва на Новый Буг, затем повернул на Одессу, чтобы улизнуть к Николаеву, но Котовский разгадал замысел белых генералов и из района Щербаны и Дымовки двинул свою кавалерию на перехват противника. Второго февраля мы обошли деникинцев и стремительным ударом заняли город и станцию Березовку, вызвав в стане врага смятение и панику...