«Еще не поздно переломить это гибельное развитие, – почти в отчаянии призывал автор. – Еще не поздно предпринять политические акции, которые способствовали бы изоляции экстремистов в глазах народа, которому они якобы служат. Масхадов не раз заявлял, что официальный Грозный не имеет ничего общего с намерениями и действиями боевиков. Совсем недавно он стучался в двери Кремля, предлагая встречу на высшем уровне, ему обещали. Но с тех пор три премьера сменились в России, а воз и ныне там, вернее, еще дальше от того места, куда бы надо ему двигаться. Почему бы теперь наконец не дать ему возможность доказать свои слова делом и, если они совпадают, не предложить план совместных действий? И взяться, засучив рукава, отбросив в сторону предубеждения и пристрастия, за обеспечение безопасности народов, населяющих просторы бывшего Советского Союза?»
      Увы, эти и другие подобные призывы остались неуслышанными. Гораздо ближе сердцу кремлевских правителей оказался традиционный тупой кровавый военный вариант. Осуществить его оказалось тем легче, что к этому времени и население, подготовленное соответствующей пропагандой (каждый день по телевизору показывают зверства «отморозков»-боевиков), стало к нему склоняться. А тут и взрывы домов в Москве и Волгодонске произошли, и вторжение Басаева в Дагестан подоспело (хорошо бы разобраться, кто был истинным инициатором всего этого)…
      Так что чеченская война, остановленная с такими муками, с таким неимоверным трудом, возобновилась. Возобновилась совершенно закономерным образом…
      И все-таки обещание Ельцина было выполнено
      Как бы то ни было, Ельцин выполнил свое предвыборное обещание – прекратил кровавый конфликт на Северном Кавказе. Я думаю, в мировой истории не так уж много найдется подобных примеров – чтобы избирательная кампания приводила К СТОЛЬ ВЕСОМЫМ, К СТОЛЬ ЗНАЧИТЕЛЬНЫМ РЕАЛЬНЫМ РЕЗУЛЬТАТАМ. Мы ведь знаем: в большинстве случаев все ограничивается пустыми посулами. А в истории российской этот случай, конечно, вообще уникальный. Никогда ничего подобного в нашем отечестве не было ни прежде (начать с того, что и самих-то настоящих выборов не происходило!), ни после – до сегодняшнего момента. Как уже говорилось, преемник Ельцина, напротив, взлетел, так сказать, в электоральную высь исключительно благодаря милитаристским настроениям, умело вскипяченным в российском обществе.
      Конечно, если подходить к делу формально, вторая чеченская война тоже началась ПРИ ЕЛЬЦИНЕ. Однако в тот момент его президентство было уже чисто номинальным. Во всех отношениях он уже представлял собой «пулю на излете». Реально в стране уже правили бал совсем другие люди…
      Почему он победил
      «Россия тогда получила какое-то послание из космоса»
      Если оглянуться, охватить взглядом всю ту выборную эпопею в целом, что же стало решающим фактором, приведшим к победе Ельцина? Энергичные меры по выдаче зарплаты, по решению других социальных проблем (или хотя бы популистские обещания их решить – таковых невыполненных обещаний тоже было немало)? Энергичные, во многом реальные, шаги по установлению мира в Чечне (как мы видели, они не уместились в рамках предвыборной кампании, выдвинулись за ее пределы)? Мощная антикоммунистическая пропаганда?
      Знаете, – говорит мне Анатолий Чубайс, – у меня ответ, быть может, несколько странный: главным оказался… Ельцин. Ельцин Борис Николаевич. Личность абсолютно фантастическая, абсолютно историческая, абсолютно российская и русская во всех проявлениях этого слова.
      Но лично Ельцин многих отталкивал – этими своими плясками, явно болезненным видом, одутловатым малоподвижным лицом, заторможенной речью…
      Как показала практика, отталкивал он все же гораздо меньшее число людей, чем притягивал. И обладать такой широтой поддержки в то время в принципе вряд ли мог кто-либо другой. Я считаю, что это тот случай, когда Россия получила какое-то космическое послание, развернувшее ее историческую судьбу именно благодаря одной персоне, одному конкретному человеку. Без него такой разворот был бы невозможен.
      – Все-таки весьма распространено мнение – и лично я его разделяю, – что люди проголосовали не ЗА Ельцина, а ПРОТИВ Зюганова, ПРОТИВ возвращения коммунистов.
      – Нет, я считаю, тут правильно сказать не «не», а «и». То есть люди проголосовали и за Ельцина, и против Зюганова, то есть против коммунизма. Но для этого и нужен был человек-символ, человек, который через себя – через свое сердце и через свою судьбу – на глазах у всей страны пропустил этот раскол, этот перелом – от коммунизма к его отторжению. Такое невозможно придумать или сымитировать, потому что это – правда. По случайному и загадочному стечению обстоятельств на обложке первой книги Ельцина – фотография демонстрации, где моя племянница держит плакат «Ельцин – это правда!». И в этом вся суть!
      Тут, может быть, к месту будет привести мнение бывших помощников президента – авторов книги «Эпоха Ельцина» – касательно этого же предмета.
      «…Анализ показал, – пишут они, – что зависимости между экономическими обстоятельствами жизни людей в разных регионах и результатами голосования не было… Практически не дала «прироста» голосов программа погашения задолженности, под которую привлекали огромные займы, что позднее создало большие проблемы для бюджета. Возможно, она способствовала созданию ощущения, что «президент старался», но такого же эффекта можно было добиться меньшими затратами. Однако эта программа была полезна уже тем, что миллионы людей получили зарплату и пенсии…
      В политическом отношении выборы свелись к соревнованию двух доминирующих в обществе настроений: усталости от Ельцина и страха перед реваншем коммунистов. Страх победил…»
      – Как вы считаете, – спрашиваю я Чубайса, – кто персонально из ельцинского штаба (кроме лично вас) внес наиболее существенный вклад в его победу?
      – Сложный вопрос… Игорь Малашенко. Он сделал очень много, сработал крайне полезно, обеспечивая телевизионную поддержку кампании. Сережа Зверев – тоже очень много сделал. Березовский. Что бы о нем ни говорили, это политический креативщик такого фантастического класса, которому нет равных в стране, это точно. По способности создавать реализуемые идеи Березовский просто на голову выше всех известных мне политиков, не говоря уж о политтехнологах.
      Лично у меня нет сомнений: ключевую роль в работе ельцинского избирательного штаба, приведшей его кандидата к победе на выборах, сыграла аналитическая группа и ее руководитель Анатолий Чубайс.
      Хотя свою лепту в достижение победы внесли и многие другие. Сергей Филатов, Георгий Сатаров (впрочем, он входил в аналитическую группу), Виктор Илюшин… Кстати, именно ему, а не Чубайсу бывшие помощники президента отдают здесь пальму первенства… Читаем в книге «Эпоха Ельцина»:
      «В.В. Илюшин, который, по старой аппаратной выучке, не любил «красоваться на публике», сумел объединить и организовать в единый кулак разнородные структуры и несхожих людей: интеллектуалов из аналитической группы, чиновников из Исполкома, деятелей культуры из группы доверенных лиц, общественников из ОДОППов. Предвыборный штаб хуже сотни коммунальных кухонь, и первый помощник Президента больше других сделал для его нормального функционирования. Мы специально пишем об этом, поскольку у той победы потом объявилось очень много родителей».
      Логика, однако, подсказывает, что такая оценка роли первого помощника президента – выдвижение его на первое место среди людей, обеспечивших победу, – не вполне убедительна. В конце концов, он «присматривал» за избирательной кампанией Ельцина с самого начала, хотя формально и не руководил ею. И при этом, как мы знаем, работа шла ни шатко ни валко. Была напрасно потеряна уйма времени… Резко активизировалась эта работа лишь с приходом Чубайса и его команды.
      Ладно. Как сказал поэт, «сочтемся славою».
      Кстати, ожидать от бывших помощников президента объективной оценки роли Чубайса не приходится, наверное, еще и потому, что отношения между ним и помощниками тоже подчас складывались непросто. А став вскоре после выборов главой Администрации президента, он просто ликвидировал Службу помощников.
      Вы не раз, – говорю Чубайсу, – утверждали, что вся избирательная кампания была для нас войной на два фронта. Один фронт – это Зюганов, а другой – Коржаков с Сосковцом. А третьего фронта не было? Я имею в виду ваши отношения с помощниками президента.
      – Нет. Это другая история, – отвечает Чубайс. – Там не было войны. У них была лишь особая позиция по ряду вопросов. Но выраженная довольно слабо и без всякого силового или политического ресурса.
      Что ж, ответ, достойный «тертого» политика.
      Сегодня, годы спустя, усиленно распространяется версия (и многие ей верят), что выборы были подтасованы в пользу Ельцина (кстати, ни во время самих выборов, ни непосредственно после них разговоров об этом, как мы видели, почти не было). Спрашиваю Чубайса, что он думает по этому поводу? Ответ довольно неожиданный:
      – Если говорить таким рабочим – бытовым и политтехнологическим языком… я убежден, что это вранье. Ну хотя бы потому, что, если бы существовал такой «проект», я бы точно что-нибудь про это знал. Не могло такого быть, чтобы я ну ничего, вообще ни одного слова об этом не знал. Кроме того, подведение итогов голосования происходило в регионах. В каждом из них главное лицо – губернатор. А губернаторы, как известно, были в большей степени на стороне Зюганова, а не Ельцина. Пытаться же подтасовать результаты на более высокой стадии – на стадии сложения результатов, поступивших из субъектов Федерации, – это уже совсем дело запредельное… Главное же состоит в том, что никакая подтасовка нам была не нужна: мы видели ежесуточные рейтинги и прекрасно понимали, что мы идем к победе. Мы это понимали ясно.
      И еще вопрос к Чубайсу: как он считает, смирился бы Ельцин со своим поражением на выборах, отдал бы власть?
      Этого я не знаю, но я вам могу сказать такую вещь. У нас ведь тоже были контакты с коммунистами, причем довольно специфические. И я из них вынес для себя одну простую истину – что есть один аргумент, который вот в этих разговорах тет-а-тет действует на них совершенно убийственно. Который уничтожает коммунистов просто напрочь. Вот что-то с ним обсуждаешь, а потом говоришь ему: «Слушай, Иван Петрович (или Петр Сидорович), ну что ты всерьез думаешь, что мы тебе власть отдадим? Ты всерьез думаешь, что ты вот победил на выборах, и Ельцин уйдет из Кремля?» Это был убийственный аргумент. Потому что они все внутренне в самом деле были убеждены, что власть не отдают. Так не бывает. Выборы там, не выборы – это все для телевизора. А власть не отдают. И Ельцин никогда не отдаст. Они жили в этой логике. И когда этот аргумент приводился, это их совершенно деморализовало и убивало: оказывается, их противнику эта логика тоже известна, он тоже считает такой образ мыслей – и действий – единственно правильным. Хотя большинство из нас, разумеется, не разделяло подобную точку зрения. Как говорится, просто брали их «на пушку». Вообще, если говорить серьезно, было ведь совершенно понятно, что Зюганов боится победы. И не хочет ее. Ну, уж по крайней мере, боится, это точно. И мы этим обстоятельством пользовались в предвыборной психологической войне.
      Конец эпохи коммунизма
      Победа Ельцина на выборах 1996 года, разумеется, не означала, что победила демократия. Она означала одно – что в очередной раз предотвращен коммунистический реванш, предотвращена реставрация коммунистического режима (которая была вполне реальна).
      «Победа Бориса Ельцина на президентских выборах изменила политическую ситуацию и подвела черту под историей коммунизма в России» – так оценил случившееся Егор Гайдар, выступая после завершения выборов на заседании Политсовета «Демвыбора России».
      Другие шли в своих оценках еще дальше. Так, по словам украинского вице-премьера Александра Емеца, победный для Ельцина итог состоявшихся выборов стал «существенным шагом к окончанию эпохи коммунизма в Европе».
      Впрочем, сам по себе сокрушительный удар, нанесенный по приверженцам коммунизма, без сомнения, открывал новые возможности для демократического развития России. Об этом, в частности, говорил на своей пресс-конференции 5 июля 1996 года Анатолий Чубайс:
      – Выбор, сделанный россиянами, доказал: все утверждения о том, будто «Россия не созрела для демократии, не готова войти в семейство цивилизованных народов, не готова к рынку, – просто болтовня, которая должна быть забыта… Голосование 3 июля – не отдельный исторический случай, а продолжение тенденции выбора россиянами между двумя целями: вперед – к демократии или назад – к коммунизму… Россия доказала миру свое право на звание демократической страны, российский народ доказал свое право на достойное место в семье цивилизованных народов, а российская рыночная экономика – на свое неизбежное эффективное развитие… Россияне опровергли утверждения аналитиков о том, что новая «красная волна» неизбежна в Восточной Европе и особенно в России «с учетом тяжелейших ошибок российских реформаторов». После выборов уже можно говорить о необратимости российской демократии, частной собственности в России и рыночных реформ… Повернуть назад ни через год, ни через десять, ни через сто лет в моей стране не сможет никто!»
      Если бы победили они
      На той же пресс-конференции Чубайс сказал, что не сомневается – если бы победил Зюганов, уже «в ночь на 4 июля начались бы обыски и аресты». По его словам, он и его коллеги, работавшие на победу Ельцина в Москве и других городах, готовились к этому – им было известно о «соответствующих списках», подготовленных коммунистами.
      Чубайса спросили: а не готовят ли теперь победители какие-то аналогичные меры по отношению к проигравшим? Анатолий Борисович категорически отверг такую возможность: «Сейчас было бы нелепо ставить вопрос о каких-то арестах и политических преследованиях побежденных».
      (Незадолго перед выходом этой книги я спросил Чубайса, что бы он стал делать в случае победы коммунистов, если бы все-таки остался на свободе?
      – Я для себя этот вопрос достаточно детально продумал, – был ответ. – Я бы отправил семью за рубеж, а сам занялся бы организацией оппозиционного политического движения. Движения сопротивления.)
      На пресс-конференции Чубайс выдвинул несколько требований к Зюганову, выполнение которых позволило бы коммунистическому вождю надеяться на политическое выживание после проигрыша. Во-первых, Зюганов должен «публично отказаться от тех идей, которые грубо противоречат российской Конституции» – в первую очередь, попирают «священный принцип частной собственности». Во-вторых, он должен «наложить запрет на любую форму пропаганды национальной и социальной ненависти и вражды». В том числе «вражды между бедными и богатыми». Чубайс предложил Зюганову «публично отречься от людей, которые проповедуют эти идеи», – таких, как Анпилов, Макашов, Терехов, Тюлькин. Наконец, в-третьих, Зюганов должен отказаться от самого названия своей партии, от эпитета «коммунистическая»: ведь главное в идеологии коммунистов – как раз уничтожение частной собственности. «Этой идеологии в России не место!»
      Как мы знаем, ни одно из этих требований Зюганов не выполнил. Да и вряд ли сам Чубайс всерьез надеялся на это. При всем при том уже один тот факт, что Зюганов признал результаты выборов, – это, как сказал Анатолий Борисович, «гигантский шаг на пути создания «оппозиции с человеческим лицом».
      Торжество и ликование по случаю поражения коммунистов
      8 июля 1996 года, через пять дней после второго тура выборов, около Театра эстрады в Москве состоялась уличная акция под названием «Праздник народного согласия. Торжество и ликование по случаю поражения КПРФ на президентских выборах». Торжествующих и ликующих было немного – человек десять. Среди них – лидер Демсоюза неугомонная Валерия Новодворская, ее неизменный спутник депутат Госдумы Константин Боровой. Однако, думаю, по всей России чувства, близкие к торжеству и ликованию, в тот момент испытывали миллионы. Хотя и опечаленных, надо признать, было не намного меньше.
      Торжествующие и ликующие отслужили короткую панихиду над символическим гробом коммунизма, после чего сбросили его в Москву-реку.
      Заключение
      Во время Великой либеральной революции, занявшей последнее пятнадцатилетие минувшего века, было, пожалуй, три момента, когда эта революция могла быть свернута и придушена. И всякий раз избежать худшего развития событий – возвращения России к коммунистическим временам – удавалось, можно сказать, благодаря чуду.
      Первый такой критически опасный момент – август 1991 года, утро 19-го числа. Правительственная дача Архангельское, где находится Ельцин, блокирована группой «Альфа». По словам тогдашнего ее командира генерал-майора Виктора Карпухина, у него приказ арестовать Ельцина и доставить на одну из специально оборудованных точек в подмосковном Завидове, где с ним, естественно, могут сделать все что угодно. Как говорится, «при попытке к бегству». Вряд ли кому-нибудь надо объяснять, что без Ельцина победа гэкачепистам обеспечена.
      «…Мне был известен каждый шаг Ельцина, – вспоминал Карпухин, – арестовать его мы могли в любую минуту и сделали бы это без лишнего шума… И на дороге к шоссе, и под мостом, где это было бы особенно удобно, и на автостраде в Москву. Мои ребята так натренированы, что никто ничего не заметил бы, случайные свидетели просто подумали бы, что какая-то из машин сломалась, а пассажиров пересадили в другую».
      Однако командир «Альфы» не выполнил приказ.
      Вот такая вот тоненькая ниточка, готовая в любую секунду оборваться. Не оборвалась. Разве не чудо?
      Второй критический момент – октябрь 1993 года. Вечер 3-го числа. Армия колеблется, чью сторону занять – президента или мятежников. Колонна боевиков под командой Макашова собирается в Останкино на захват телецентра. Сделать это легче легкого: штатная охрана телевидения – кучка милиционеров, готовых к тому же перейти на сторону Верховного Совета. Дальнейшие события предвидеть нетрудно: после захвата телецентра на всю Россию разносятся пафосные слова «президента» Руцкого – обращение к стране и к армии: «преступник» Ельцин низложен, отныне законный президент – он, Руцкой, и все Вооруженные Силы, все органы власти обязаны подчиняться только ему, Верховному Совету и Съезду, и никому больше. Все, дело сделано. Контрреволюционный переворот состоялся.
      И снова чудо: по какой-то причине Макашов замешкался возле Белого дома. Всего лишь на пятнадцать минут раньше его в Останкине появляется отряд спецназа внутренних войск «Витязь» – единственное вооруженное подразделение, верное правительству, находящееся в ту пору в Москве. Бойцы занимают оборону в обоих зданиях телецентра. Попытка штурма малого здания – АСК-3, – где сконцентрирована передающая аппаратура, терпит провал. Видя, что чаша военного успеха склоняется в сторону президента, на его сторону переходит и армейское начальство.
      Третий критический момент Великой либеральной революции – президентские выборы 1996 года и кульминация их – 3 июля, второй тур. Мало кто верил, что больной, разбитый бесконечными инфарктами человек, имеющий практически нулевой рейтинг, способен одержать победу на этих выборах. Казалось, на этот раз победа коммунистам обеспечена. Такое мнение все более крепло не только внутри страны, но и за ее пределами. Достаточно вспомнить Давос: Зюганов там принят как стопроцентный будущий президент.
      И опять, в который раз, происходит чудо: неслыханная концентрация воли, иссякающих физических сил самого Ельцина, концентрация сил и воли его команды – той ее части, что сделала ставку именно на выборы, а не на силовой способ сохранения Ельцина у власти, – останавливает победный марш коммунистов.
      Провидение словно бы специально вознамерилось не допустить коммунистической реставрации на российских просторах. Все, хватит, баста! Довольно семидесятилетнего большевистского владычества, унизительного народного рабства!
      Итак, угроза реванша вроде бы миновала. Казалось бы, воспользуйтесь этим благоволением небес, устройте на своей земле нормальную жизнь. Но нет, словно бы какая-то неведомая Черная сила мешает нам это сделать. Снова по ее зловещей воле погружаемся в беспросветный мрак, в кромешную тьму…
      Понятное дело: те недавние политические катаклизмы – когда стране удавалось пройти по самому-самому краю пропасти – сегодня уже мало кого волнуют. Не дали коммунистам вернуться? Ну и что? Как писал поэт, «вместо цепей крепостных люди придумали много иных». Вместо бюрократии коммунистической в стране безраздельно властвует пришедшая ей на смену новая бюрократия, которая ничем не лучше своей предшественницы. А скорее даже хуже ее. Если на прежнюю была хоть какая-то управа (в случае чего – «Партбилет на стол!»), на эту вообще никакой управы нет. Несопоставимы с прежними размеры взяток, несоизмеримы масштабы коррупции. За что, как говорится, боролись?
      Все же, думается, боролись не зря. Вполне ведь ясно: коммунистический режим – исторический атавизм. Его давно пора было выбросить на свалку. Здесь мы сильно припозднились. Замешкались.
      Да, мы снова барахтаемся в застойном болоте, пусть не коммунистическом, ином, но как-никак у нас все же было Великое либеральное пятнадцатилетие. Мы ощутили на губах вкус свободы, вкус демократии, узнали, что значит жить при рынке. Теперь нелегко нас заставить этот вкус позабыть, до конца отречься от созданного в годы реформ.
      Что касается продажной правящей бюрократии – да, это действительно самая тяжелая, самая неподъемная проблема. Вообще-то одной из главных реформ в ходе Великой либеральной революции должно было стать стреноживание, обуздание бюрократического аппарата, подчинение его воле общества, наконец, возможно, решительная его замена. Но, во-первых, никто такую задачу всерьез не ставил, во-вторых, не очень-то и понятно, как к ней подступиться.
      Михаил Ходорковский в одном из своих тюремных писем ссылается на опыт своей компании ЮКОС, которую он и его коллеги за несколько лет из «позднесоветской» развалюхи превратили в крупнейшую российскую корпорацию, мирового гиганта с капитализацией в 40 миллиардов долларов. «Во всех областях, – пишет он, – мы выбирали: а) лучших; б) там, где это возможно, – молодых (до 35 лет)».
      Вот, однако, вопрос: можно ли таким же образом организовать отбор управленческих кадров (этой самой бюрократии, высшего ее слоя) в масштабах всей России? Если мы посмотрим на нее тоже как на некую корпорацию, некое предприятие, то, во-первых, это предприятие чересчур огромное, то есть по определению малоуправляемое, а во-вторых – «государственное». Думаю, Михаилу Борисовичу лучше, чем кому-либо другому, известна разница между частным и государственным учреждением: если в первом по преимуществу действительно происходит положительный искусственный и естественный отбор (зеленый свет, как в ЮКОСе в былые времена, дается самым умным, образованным, порядочным, энергичным), в последнем сплошь и рядом – отрицательный (карьерный рост, как правило, быстрее идет у всякого рода подхалимов, угодников, исполнительных бездарей, деятелей, склонных к мздоимству и просто воровству). Причем разница эта мало зависит от субъективных качеств руководителей. В большей степени – от самой природы частного и государственного.
      Так что повторить опыт ЮКОСа (или других успешных компаний) по быстрой замене правящей бюрократии в масштабах всей страны вряд ли удастся, даже если бы для этого «наверху» был хотя бы какой-то минимум политической воли. Призывы «Делай с нами! Делай, как мы! Делай лучше нас!» тут мало что дадут. Пока что проблемы – в том числе и самые острые – придется решать с той бюрократией, какая имеется в наличии. Несколько перефразируя знаменитое, часто повторяемое изречение товарища Сталина насчет писателей, можно сказать: «У меня для тебя других чиновников нет» (хотя где-то, в каких-то российских закоулках, они, невостребованные, наверное, есть, и в достаточном количестве, – тут Ходорковский, по-видимому, прав).
      Кстати, товарищ Сталин и его младший собрат товарищ Мао явили миру еще один, отличающийся от «юкосовского», способ быстрой замены бюрократической верхушки: Сталин – во время расстрельных чисток 30-х годов, а Мао – в 60-е в процессе хунвэйбиновской «культурной революции» с ее знаменитым лозунгом «Огонь по штабам!». Уж этот-то способ точно пригоден для корпорации под названием «Полусоциалистическое полукапиталистическое полуфеодальное государство», каковую представляет собой нынешняя Россия. Упаси нас, однако, Боже, от повторения подобных экспериментов!
      А вообще в российской истории я что-то не припомню случаев быстрой (и бескровной) смены правящих, управленческих «элит», причем таких, чтобы новая «элита» была лучше прежней. Какие-то намеки на такую смену были во время все той же горбачевско-ельцинской Великой либеральной революции, но – только намеки. Наметившаяся тогда смена правящей бюрократии не была развита и закреплена, хотя, повторяю, она-то как раз могла бы стать одной из главных реформ тех лет. И вот в итоге мы имеем то, что имеем…
      Но бесконечно так продолжаться, конечно, не может. Современный мир живет в условиях жесткой конкуренции. Эта конкуренция сразу же в полной мере дает о себе знать, как только падают цены на нефть и другое сырье. Продажная бездарная бюрократия не в состоянии обеспечить стране достойное место в мире, предохранить ее от множества угрожающих ей несчастий и бед. Так что рано или поздно и эта бюрократия – вслед за коммунистической – должна будет уйти.
      Август 2004-го – февраль 2006 года
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

13.10.2008