С юта Мгалу хорошо было видно, как дружно работают гребцы обоих ярусов, как с каждым взмахом весел сокращается расстояние между биремой и «Посланцем небес». Разделив команду «Забияки» на три части, капитан Толеро велел распределить их по отрядам, размещенным на баке, юте и близ мачты – около абордажного мостика, после чего, казалось, думать о них забыл, и это как нельзя больше устраивало северянина. Ступив на палубу «Нортона», он был готов к тому, что всех их посадят под замок или прикуют к веслам, и лишь к концу первых суток пребывания на судне понял, что здесь нет помещений для заключенных, а необученные гребцы принесут во время боя больше вреда, чем пользы. И дело, разумеется, не в том, что низкий тесный трюм забит припасами – не существует места, которое при желании нельзя превратить в тюрьму, – просто Толеро умеет заставить людей и обстоятельства работать на себя. Понимая, что там, где есть заключенные, должны быть и стражники, и прочие вещи, которым не место на военном корабле, и памятуя, что у дувианцев нет оснований любить грабителей с «Посланца небес», он, собрав после тщательного допроса команду «Забияки», объявил, что считает всех спасенных с тонущего судна своими гостями, а не пленниками. Затем капитан предложил зачислить желающих в команду «Нортона», а остальных обещал высадить в первом же порту, чем полностью устранил причины для недовольства, превратив пиратов в своих союзников, из чего Эмрик сделал вывод, что если мастер Толеро хотя бы вполовину так хорошо разбирается в морском деле, как в людях, то песенка «Посланца небес» спета. Появление на горизонте парусов преследуемого судна подтвердило блестящие способности капитана «Нортона», а сообщение Батигар о том, что беглецов ему удалось отыскать, заручившись поддержкой ведьмы, сумевшей уловить сигналы живого компаса, заставило друзей проникнуться к Толеро еще большим уважением и почувствовать себя до некоторой степени отомщенными.

В отличие от Заруга, принцесса не только не питала ненависти к старым знакомцам, но, напротив, выказывала к ним явное расположение, ставшее особенно заметным после того, как Толеро приставил к Мисаурэни стражу и приказал ей не отходить ни на шаг. Будучи не то пленницей, не то заложницей и гостьей, Батигар тем не менее пользовалась благорасположением капитана и, разлучившись с Мисаурэнью, тотчас взяла под свою опеку Лив, бывшую помощницу капитана «Забияки», и Китиару, девочку из таверны, судьба которых особенно тревожила северянина.

Обдумав положение, в котором они очутились, Мгал в разговоре с Эмриком и Гилем признался, что все сложилось не так уж плохо. Неожиданно для себя он вдруг почувствовал удивительную легкость и свободу, впервые осознав, каким тяжким бременем лежала на нем ответственность за кристалл Калиместиара. Подобно тому, как неведомая сила заставляет стрелку компаса указывать на север, кристалл, завладев всеми его помыслами, тянул и звал на юг, к сокровищнице Маронды. Кристалл понуждал его идти, когда ноги требовали покоя, приказывал хитрить и осторожничать, когда хотелось быть доверчивым и простодушным. Он делал Мгала умней, предусмотрительней и зорче, чем тот был на самом деле, заставлял избегать неоправданного риска и бояться смерти, но теперь с этим было покончено. В меру своего понимания и возможностей он исполнил завещание Менгера и был наконец свободен.

Свободен! Он может жить и умереть, оглядываться по сторонам или рубить с плеча – как ему заблагорассудится. Однако, когда Мгал вздумал поделиться переполнявшим его чувством с друзьями, Гиль, взглянув на него невидящими, устремленными в глубь себя глазами, сказал, что, похоже, им еще предстоит встретиться с кристаллом, а Эмрик начал говорить что-то о Дороге дорог, но тут крик одного из наблюдателей возвестил о появлении на горизонте «Посланца небес»…

Мгал покосился на друзей, потом на стоявших чуть поодаль девушек и подумал, что на этот раз, скорее всего, Эмрик с Гилем ошибаются: им не доведется более увидеть ключ от сокровищницы Маронды. Магистра едва ли удастся запугать, а Толеро, если он правильно понял Батигар – а та в свою очередь верно поняла мастера Белого Братства, – не так уж стремился завладеть кристаллом. Его вполне устроило бы, если бы тот покоился на дне морском – у Белых Братьев и без сокровищ Маронды дела шли неплохо. Быть может, именно сознание того, что кристалл вот-вот будет погребен в волнах Жемчужного моря, и успокаивало Мгала, придавало уверенности, что долг Менгеру выплачен им до конца. То, на что не мог решиться он сам, должно было произойти в силу стечения обстоятельств и положить конец всем сомнениям и колебаниям.

– Глядите, Толеро, кажется, не намерен вступать в переговоры! – обеспокоенно произнес Гиль, указывая на суетившихся вокруг катапульт людей.

– Прежде чем объявить свои требования, он решил попугать Магистра, – предположил Эмрик, однако бревно, со свистом устремившееся к «Посланцу небес», опровергло его слова. Подняв фонтан брызг, оно с грохотом рухнуло в воду всего в двух десятках локтей от судна, и подобная точность могла означать только одно: стреляли на поражение.

– Однако! – пробормотал Эмрик, когда второе бревно вспенило воду у борта «Посланца небес». – Клянусь Усатой змеей, мастер Толеро не собирается тратить время на болтовню!

– Они отвечают! – крикнул кто-то из команды «Норгона», и в воздухе пронесся горшок с горючей жидкостью. За ним еще один и еще один – баллиста Черного Мага не могла метать бревна и каменные глыбы, но скорострельностью во много раз превосходила катапульты биремы.

– Гасите огонь на катастроме! Намочите паруса! Готовьте абордажный мостик, идем на сближение!

«Толеро решил таранить „Посланца“», – понял северянин и, глядя, как ловко уворачивается от обстрела судно Магистра, пришел к выводу, что недооценил беглецов – они еще попортят мастеру Толеро немало крови.

О том же подумала и Лив, пристально наблюдавшая за маневрами «Посланца небес». Хорошо разбираясь, в отличие от Мгала, в морских делах, она чувствовала, что, кем бы ни был капитан преследуемого корабля, он ведет какую-то хитрую игру. Когда он вошел в Мертвую Реку, она решила, что разгадала дерзкий замысел, и восхитилась его отвагой. Фальяр когда-то рассказывал ей, что встречал морехода, занесенного к Глеговой отмели и все же сумевшего избежать гибели и спастись из проклятого места. Хотя преграда из множества островков и рассеивает Мертвую Реку, какая-то ветвь течения за столетия пробила себе дорогу, промыла узкий извилистый канал, разделивший Глегову отмель на две неравные части. Это-то ответвление течения, подхватив потрепанный штормом баркас, протащило его мимо кишащих глегами островков и лагун и вынесло полумертвого от ужаса рыбака в открытое море.

Если капитан «Посланца небес» знал о канале и решил воспользоваться им, то дело было лишь за тем, чтобы успеть добраться до Глеговой отмели прежде, чем ветер стихнет, или по крайней мере до того, как якоря биремы, используемые Белыми Братьями вместо абордажных крюков, вонзятся в борта преследуемого судна. Замедлить ход «Норгона» можно было, преградив ему путь сетями, снабженными грузилами, крючьями и поплавками, но вместо того, чтобы воспользоваться течением и применить этот или какой-либо другой, более изощренный прием, «Посланец небес», дождавшись рассвета, покинул воды Мертвой Реки и двинулся на восток. На что рассчитывал его капитан, было совершенно непонятно, и все же Лив не оставляло ощущение, что не зря он всю ночь вел свой корабль к Глеговой отмели. Да и сейчас, несмотря на зигзаги и крутые повороты, общее направление он выдерживал с завидным постоянством, хотя расстояние между ним и «Норгоном» уменьшалось с каждым мигом, и если даже ему удалось бы избежать удара тараном, то от абордажного боя его теперь никакие боги не уберегли бы.

Окинув взглядом толпу сгрудившихся у борта воинов, Лив отыскала северянина и пожалела, что ей не позволили вооружиться и принять участие в схватке.

Право же, она предпочла бы рубиться плечом к плечу с Мгалом, чем наблюдать за боем издали вместе с Китиарой и Батигар. А вот и Мисаурэнь к ним присоединилась – вся женская команда была в сборе.

Отпустив Мисаурэнь на корму, Толеро проследил за тем, как матросы тушат вспыхнувшие тут и там деревянные части судна, и дунул в свисток. Из дюжины выпущенных по «Посланцу небес» бревен ни одно не нанесло ему ощутимого ущерба, в то время как горшки с горючей жидкостью уже причинили «Нортону» немало вреда и сильно нервировали команду.

Услышав сигнал, гребцы сделали дружный рывок, другой, полоска воды, разделявшая корабли, становилась уже, уже… Если бы удалось достать этого вертлявого типа тараном, все кончилось бы в считанные мгновения… Нет, успел развернуться! Яскер свистит – весла левого борта втянуты внутрь. Молодец, вовремя. Толчок, шорох, трущихся бортов – эти на «Посланце» тоже успели убрать весла…

– Кидайте якоря и мостик! Абордажный отряд – вперед.

Палуба «Посланца небес», оказавшаяся локтей на пять ниже фальшборта «Норгона», стремительно пошла назад – корабли двигались навстречу друг другу, и теперь стало ясно, что бирема набрала слишком большую скорость – проскочит, ох проскочит мимо! Скользнул один брошенный – чтобы намертво сцепить корабли – якорь, второй, с грохотом упал абордажный мостик, сметая приготовившихся отразить атаку матросов, заскрежетали по палубе металлические зубья. Растяпы, бросая мостик, не учли высоту, и вместо того чтобы вонзиться в палубные доски, торчавшие из него отточенные штыри лишь процарапали в них глубокие рваные борозды.

– Прыгайте, дети вишу! Прыгайте вниз, глегово отродье! – донесся до Толеро отчаянный рев Яскера, метавшегося по катастроме, и тут же десятка два воинов, потрясая оружием, спрыгнули с юта на палубу «Посланца небес».

– Весла на воду! Разворот! – взревел Яскер, забыв про свисток. Ударил барабан, задавая гребцам ритм, Толеро одобрительно кивнул, вслушиваясь в четкие команды. – Разом! Нава-лись! Право руля! Поднять мостик! Якоря к броску!

Теперь-то у этого вертуна юркости поубавится, подумал капитан, глядя, как лихо рубятся его воины, оказавшиеся на палубе «Посланца небес», и с удивлением ощутил толчок, едва не сбивший его с ног. «Нортон» содрогнулся, будто с разбега налетел на риф, правый борт вздыбился, вопящие меченосцы посыпались с катастромы на гребцов левого борта.

Лишь мгновение понадобилось Мисаурэни, чтобы осознать цель действий, казавшихся ей бессмысленными, истерическими метаниями смертельно испуганного человека. Еще мгновение потребовалось, чтобы оценить обстановку. Капитан Толеро, распознавший в ней ведьму, был незаурядной личностью, но при всех своих талантах спасти бирему не мог. Спасение было лишь на корабле Мага.

– Эй, вы! – крикнула Мисаурэнь во весь голос, схватив Батигар за руку и увлекая ее к борту. – На судно напал глег, вызванный Магистром! Шлюпки на воду, если вам дорога жизнь!

– Риф! Мель! Глег! Боги! Спасайся кто может! Бей трусов! Шлюпки на воду! – Крики и пронзительные трели свистков, треск и скрежет заглушили слова ведьмы, и все же Лив расслышала их, а когда миниатюрная девица, перевалившись через фальшборт, бросилась в волны, увлекая за собой ничего не понимающую Батигар, она догадалась и о том, как ведьма надумала спастись из этой гибельной заварухи.

– Фип, Бемс, Номбер! Ко мне! – заорала она, но голос ее затерялся в истошных криках, стонах и проклятиях. Нос переваливавшегося с боку на бок корабля взмыл вверх, послышался чудовищный скрип, хруст, грохот, и толпившиеся на корме люди, ломая фальшборт, покатились в море. Какой-то меченосец, падая, сбил девушку с ног, чей-то башмак припечатал ее ладонь к палубе, рядом задушенно пискнула Китиара. Чувствуя, что судно наклоняется все больше и она неудержимо сползает в волны, Лив успела ухватить визжавшую Китиару за блузку и, набрав полную грудь воздуха, погрузилась в воду.

Глядя, как один за другим исчезают в волнах матросы «Норгона», как вскидывается и бьется агонизирующий корабль, который как будто подталкивает носом кто-то невидимый, не давая уйти под воду, Чаг стиснула зубы, сжалась в комок, надеясь хоть так удержать рвущийся из глубин ее существа крик.

Она не воспринимала всерьез обещание Лагашира призвать на помощь защитника из морских глубин – ей казалось, что, говоря о глеге, любимый хочет ее утешить и ободрить и сам не верит своим словам. Он не слишком старался убедить ее в том, что сумеет натравить обитавшее в море чудище на бирему, и это как будто подтверждало неверие принцессы, однако теперь уже не могло быть никаких сомнений в том, что Магистр сдержал обещание. Лишь на миг мелькнуло перед глазами Чаг тупое рыло глега, с похожим на бревно костяным наростом. Лишь на мгновение показалось среди вспененных волн аспидно-черное, блестевшее, как полированный металл, тело, но и этого было довольно, чтобы сердце принцессы бешено заколотилось, к горлу подступил комок, и она судорожно вцепилась в замершего подобно статуе Лагашира, бормотавшего себе под нос какие-то диковинные слова.

Между тем вопли, доносившиеся с тонущего корабля, становились все отчаяннее.

– Шлюпки! Глег! Тонем! Спасите! – орали обезумевшие от ужаса люди, они поняли, кто виновник катастрофы, однако знание это не только не помогло им, а, казалось, окончательно лишило сил и воли к борьбе.

Впрочем, достаточно было одного взгляда, чтобы понять: ни о какой борьбе не может быть и речи, даже шансов спастись у оставшихся на биреме почти не осталось. Огромное судно, осев на правый борт, быстро погружалось носом в волны. Большая часть меченосцев уже барахталась в воде, группа сохранивших присутствие духа гребцов пыталась под руководством командиров спустить шлюпки, кто-то, окаменев, молился, а остальные бесцельно метались между лавками гребцов верхнего яруса и высоко поднявшейся кормой, оглашая воздух проклятиями и стенаниями.

– Лагашир, все кончено, вели глегу убираться! – клацая зубами, выдавила Чаг, тщетно стараясь заставить себя отвести взгляд от обреченного корабля. Маг не ответил, а корма «Норгона» на три локтя подпрыгнула над волнами.

«Словно норовистая кобыла взбрыкнула», – подумала принцесса и крепче уцепилась за руку Магистра.

– Довольно, – сказала она, – позволь им спастись, они не могут причинить нам вреда.

Ответа не последовало, и, заглянув в глаза Лагашира, Чаг отшатнулась, сообразив, что Маг не слышит ее. Сознание его слилось с сознанием глега, сейчас сам он был глегом-сокрушителем, и говорить ему что-либо было бесполезно…

– Принцесса, один из этих, с «Норгона», сказал, что на борту биремы была ваша сестра.

– Сестра? – Слова матроса не сразу дошли до Чаг. – Бред! Кто это сказал?

– Бородатый такой, с алебардой, который раньше на «Забияке» командовал.

– Что ты несешь?! Мгал?

– Так вот откуда Белые Братья проведали о живом компасе и кристалле! Говорил я, что надо было их утопить! – воскликнул незаметно подошедший Гельфар.

– Капитан, я не могу дозваться Лагашира… – начала девушка, но тот нетерпеливо прервал ее:

– Принцесса, надо заключить мир с этими рубаками из абордажной команды. Их катапульта подранила-таки «Посланца», и если мы немедленно не заведем пластырь под пробоину, то скоро сами пойдем ко дну.

– Лагашир! О боги, он не слышит меня! Клянусь Небесным Отцом, я что-то плохо соображаю… Где Мгал? Что он говорил о Батигар? Каким образом она оказалась на биреме? Веди меня к нему, – обратилась она к матросу и, заметив нетерпеливый жест Гельфара, поморщилась: – А вы делайте, что считаете нужным! Вы капитан, и вам виднее, как поступать, чтобы не пойти на корм рыбам!

Оставив Магистра, мертвой хваткой вцепившегося в леера, все трое устремились туда, где только что слышался звон оружия и гневные крики, и обнаружили, что бой стих. Сгрудившись, воины с «Норгона» оцепенело наблюдали за агонией биремы. Матросы «Посланца небес», сбившись в кучу в семи-восьми шагах от недавних противников, тоже во все глаза пялились на гибнущее судно.

– Ого! Похоже, тут и без нас уже перемирие! – изумленно пробормотал Гельфар и во весь голос крикнул: – Эй, ребята, довольно глазеть по сторонам! У нас в трюме пробоина! Ежели ее не залатаем – придется до берега вплавь добираться, а путь тут неблизкий.

Голос капитана вывел матросов из оцепенения, противники их, очнувшись, тоже схватились за оружие. Казалось, еще мгновение – и бой разгорится с новой силой.

– Прекратить! Оружие в ножны! Не время нынче сводить счеты! Клянусь Шимберлалом, если «норгонцы» помогут нам и не будут затевать свар, пусть плывут с нами до первого порта и там идут на все четыре стороны!

– А что, дело! Добро! Делить нам нечего! – зашумели недавние противники, потрясенные видом погибавшей биремы, и кто-то из «норгонцев» отчетливо произнес: – Мы поможем, если ты велишь спустить шлюпку и подобрать наших товарищей. Того и гляди, их глег жрать примется.

– Четверо в шлюпку, остальные за мной! – скомандовал Гельфар, а Чаг, встретившись глазами с Мгалом, громко спросила:

– Ты видел Батигар на «Норгоне»?

– Да, принцесса. Заруг схватил ее, когда она прибыла в Сагру, чтобы разыскать тебя. Кажется, я видел ее в воде, она плыла сюда, ведь мы сказали ей…

Речь северянина прервал оглушительный вой, вырвавшийся разом из полусотни глоток оставшихся на биреме людей, и в наступившей вслед за ним тишине все услышали, как Гиль срывающимся голосом произнес:

– Да поможет нам Самаат и все добрые духи его! Глег прикончил корабль и принялся за команду!

Последовавшие было за Гельфаром мореходы прильнули к борту, силясь разглядеть, что происходит в море, и Чаг, уловив из речи северянина одно – где-то там, среди барахтающихся «норгонцев», должна быть Батигар, – присоединилась к матросам.

Бирема продолжала погружаться. Две переполненные людьми шлюпки плясали на волнах, те же, для кого места в них не нашлось, цепляясь за ванты, карабкались на высящуюся еще над водой мачту, но большая часть команды «Норгона», оказавшись в море, устремилась к «Посланцу небес», сообразив, что найти спасение они могут только на корабле Мага. Поднявшийся ветер – предвестник грядущего шторма – взволновал море; длинные, увенчанные пенными гребнями волны нескончаемой чередой покатились на северо-восток, но они, конечно, не могли помешать искусным пловцам покрыть расстояние между судами – всего в две сотни локтей. Надежда уже забрезжила в душах несчастных, когда в полусотне локтей от биремы мелькнуло черное, лаково поблескивавшее тело глега. Затем из волн показалась похожая на базальтовую глыбу голова, увенчанная костяным наростом. Сверкнули холодным светом неподвижные, словно отлитые из стекла глазищи, глыба раскололась, обнажив слюнявую, алую пещеру пасти, усеянную желтыми клыками, и тело ближайшего меченосца целиком скрылось в ней с какой-то противоестественной быстротой, будто тот по собственной воле юркнул в распахнутые врата смерти.

Это-то первое явление глега и исторгло из глоток людей дружный вопль. Не успел он смолкнуть, как голова чудовища вновь вынырнула из волн. Почуявший неладное юноша, за спиной которого возникла пасть глега, оглянулся и, не издав ни звука, ушел под воду. Гребцы одной из шлюпок налегли на весла, надеясь спастись от глега в открытом море; другая, двигавшаяся к «Посланцу небес», замерла, безвольно покачиваясь на волнах, и в этот момент Чаг ощутила, как кто-то грубо схватил ее за плечо.

– Останови Магистра, принцесса! – решительно обратился к ней узколицый воин, в котором она сразу же признала Эмрика. – Останови его, иначе, клянусь Усатой змеей, твои собственные люди выкинут сумасшедшего мага за борт, а мы им поможем!

– Я пыталась, но он не слышит меня! Он вошел в транс и не видит, что делается вокруг!

– Тем хуже для него. Раз ему так понравилось быть глегом – в море ему самое место. Пусть отправится туда и утихомирит своего зубастого дружка, – сурово сказал Мгал, и по выражению лиц окруживших ее людей принцесса поняла, что северянин выражает мнение как своих соратников, так и команды «Посланца небес».

– При чем тут Магистр! Около шлюза дырища – человек пройдет! Мы и без помощи глега вот-вот тонуть начнем! – яростно завопил Гельфар. – Вы понимаете: то-нуть!

– Ладно, бери всех своих и ступай на бак. Бемс, где тут наши, пойдем поможем дыру залатать. Мгал и Гиль разберутся с Магистром, а остальные пусть помогут выбраться тем, кто сумеет доплыть до корабля. Шлюпку спускать незачем – ее эта тварь в миг перевернет, – распорядился Эмрик, видя, что моряки готовы сцепиться между собой по любому поводу и одно неловкое слово может привести к бессмысленной и беспощадной резне.

– Кто не желает идти на дно – за мной! – скомандовал Гельфар, увлекая за собой основную массу матросов.

– Где Магистр? Веди! – легонько подтолкнул принцессу Гиль. – Попробуем образумить его, еще немного – и Барвач примется за эту посудину, а тогда уж нам всем конец. Но даже если этого не случится, ведь там, – он махнул рукой в сторону биремы, – там гибнут люди. Люди, которых жрет глег!

Чернокожий юноша не мог найти нужных слов, но Чаг поняла и повела его к Лагаширу, потому что испытывала те же самые чувства. Естественно – когда воины гибнут в сражении. Понятна, хотя и противна смерть осужденных от рук палача, но невозможно без содрогания видеть, как беззащитных людей пожирает какая-то безмозглая тварь.

Глег глотал, рвал и крушил, кровавое пиршество было в разгаре, когда что-то, придя извне, ощупало его мозг холодными чуткими пальцами. Он все еще упивался ужасом, который внушал этим мелким мягкотелым тварям, но ярость начала уходить, радость притупляться, вкус крови уже не пьянил, а отрезвлял. Он изо всех сил пытался удержать восхитительное чувство мощи, силы и безнаказанности, однако к торжеству сокрушителя все явственнее примешивались скорбь и боль.

Ужас, боль и обреченность этих беззащитных, несуразных мягкотелых почему-то стали неприятны ему. Какая-то часть его продолжала великое пиршество, и она – эта часть – по-прежнему буйствовала и наслаждалась своей мощью, ибо испокон веку существовала именно для того, чтобы взламывать эти плавучие скорлупы и пожирать обитающую в них мягкотелую мелкоту. И сам он хотел быть, как раньше, единым с этой своей великолепной, всесокрушающей, переполненной жизненными силами частью – и не мог. Потому что эту отделившуюся от него часть звали глегом, и глег был разрушителем, пожирателем трепещущей плоти, убийцей, а он… Кем же был он?

Пришедший извне голос нашептывал, что он человек, хотя этого не могло быть. Он не мог быть человеком, если сам только что пожирал людей! Но он дышал воздухом, стоял на палубе и, значит… Да нет же! Он глег. Глег-сокрушитель. Он глег и хочет оставаться им – могучим, ужасным, победительным… О, эти проклятые холодные пальцы! Они копошатся у него в мозгу, как черви, хозяйничают, как в рабочем столе. Они заставляют, они вынуждают его снова стать человеком! Но будь они прокляты Тьмой Созидающей, Тьмой Всемогущей, он глег! Он… «О, Чаг, кажется, я умираю… Зачем… Зачем ты позволила этому чернокожему рыться в моих мозгах?..»

Рассветное небо было серым от низких облаков, которые неподвижно висели над неласковым, отливающим сталью морем. Бушевавший более суток шторм, исчерпав силы, сменился полным штилем, но «Посланец небес», к немалому удивлению Батигар, продолжал продвигаться вперед. Девушка потрясла головой, прогоняя остатки сна, и, перешагивая через спящих вповалку матросов, отправилась на бак, где стояли Лив с Мисаурэнью и Эмрик.

– Хорошо ли спалось, принцесса? Мало того что балдахина над головой нет, а вместо перин палубные доски, так еще и страшилище это взамен верной служанки! – приветствовала подругу Мисаурэнь, протягивая руку, чтобы погладить сидевшего на плече девушки певуна. Нетопырь нервно переступил когтистыми лапами, простуженно чихнул и издал скрипучую трель, жалуясь на тяжкую, бесприютную жизнь.

Батигар поморщилась: оставшиеся на ней лохмотья не спасали от острых когтей певуна, и она чувствовала – еще немного, и плечи ее превратятся в сплошную кровоточащую рану.

– Чапа уже дважды за последнее время подвергал мою жизнь смертельной опасности. Сначала едва не утопил: он не любит воду и, когда мы удирали с «Нортона», взгромоздился мне на голову, сочтя ее самым сухим и надежным пристанищем. А потом втаскивавший меня на «Посланца небес» матрос чуть не спихнул нас за борт, приняв за какое-то глегово отродье.

– Его вполне можно понять, я имею в виду матроса. – Эмрик протянул принцессе холщовый мешочек с галетами. – Угощайся и предложи Чапе, придется ему некоторое время обойтись без фруктов.

– Неужели на судне нет хотя бы сушеных фруктов? Уж этого-то добра здесь должно быть много – самый дешевый и хорошо сохраняющийся продукт. Но больше всего мы хотим пить, правда, Чапа?

Певун жалобно пискнул и отвернулся от предложенной галеты.

– Пресная вода в бочонке около мачты.

– Отлично, а где капитан? Уж, верно, он поделится с нами фруктами, если они у него есть. Или он еще спит? А кок?.. – Батигар осеклась, недоумевающе вглядываясь в хмурые, озабоченные лица. – Ну что вы насупились, будто отведали жаркого из трупоедки? От глега спаслись, шторм пережили, жить будем – это уже немало!

– Сколько-то еще поживем… – неопределенно отозвалась Мисаурэнь, глядя мимо подруги на угрюмое, серо-стальное море.

– Принцесса, теперь я капитан на этом судне, а куда пропал кок – никто не знает. Так что, если желаешь угостить свою зверюшку фруктами, принимайся за розыски сама, – сумрачно посоветовала Лив. – Хотя вряд ли тебе стоит беспокоиться о своем питомце. Похоже, скоро нам всем не о чем станет беспокоиться.